***
Тишина была напряженной и давящей, а легкий звон металлической ложечки по стенкам чашки только сильнее заставлял мышцы напрячься. Люси боялась даже вдохнуть такой тяжелый воздух через свой полузаложенный нос, привлекая к себе внимание характерным шмыганием, хотя терпеть уже было почти невозможно — сопли вот-вот польются ручьями. Эрза и Леви смотрели куда угодно, только не на подругу: на стол, на руки, на дымящиеся от горячего напитка чашки, на часы. Иногда бегло скользили взглядом по розоволосому парню, делая вид, будто бы смотрят на что-то позади него. Нацу же будто и не чувствовал этой атмосферы неловкости и недосказанности. Он улыбался одними губами, облокотившись щекой о сжатый кулак, самозабвенно и с каким-то извращенным наслаждением помешивал свой чай, будто бы специально нарочито громко задевая стенки посуды, и с хитрым прищуром неотрывно следил за блондинкой с миной объевшегося сметаны кота. Люси еще раз обвела взглядом сидящих за столом, старательно избегая лукавых зеленых глаз, и вздохнула через рот. — Ну, — выдавила улыбку Хартфилия, когда подруга наконец-то соизволили удостоить ее своими сбитыми с толку взглядами, — как дела в универе? — Как всегда, — пожала плечами Скарлет, став вдруг собранной и расчетливой, будто бы она и не заливалась легким румянцем минуту назад при виде незнакомого парня в квартире одногруппницы. Не зря она староста группы. Эта ее прямая обязанность, работа — быть твердой, несгибаемой там, где прогибаются другие, выстоять против недовольства толпы, не поддаваться на жалобные взгляды прогуливающих сокурсников, твердо стоять на своем в деканате, послушно раздавать поручения и одним своим видом показывать всю свою решительность и непоколебимость. Она могла бесконечно краснеть при намеках на свою или чужую личную жизнь, могла терять дар речи при упоминании чьей-либо свадьбы — такой уж у девушки стеснительный характер в этой сфере — но стоит делу коснуться университета, как Эрза преображалась. Румянец с щек пропадал, карие глаза наполнялись искрами решительности и ответственности, спина сама собой выпрямлялась. Девушка будто бы надевала серебряный доспех, готовясь нести в этот мир свет и справедливость даже через реки крови. За ее характер учащиеся между собой так и прозвали ее — «Рыцарь Титания». Люси по-хорошему завидовала подруге. Такая собранная, когда захочет, и такая нежная и смущенная, когда позволяет своей стальной руке ослабить хватку. Такая разная и прекрасная с любой своей стороны. Эрза, даже не догадываясь, чем вызвана легкая трогательная улыбка светловолосой, продолжила: — Вакаба снова отчитал нас за плохо написанный тест, потом все же смилостивился и провел обычное занятие. На культурологии опять тест… — О, не-е-ет! — охрипшим голосом взвыла Хартфилия, зарываясь лицом в ладони. — Я пропустила тест! — Ну, не переживай ты так… — попыталась утешить подругу молчавшая до этого Леви. МакГарден все же не могла так быстро побороть свою смущенность и чувство неловкости, как Эрза, и все еще косо поглядывала на сидящего рядом парня. Ее откровенно напрягали его хитрая улыбка и этот прищур глаз, устремленный на свою «сестру», а от его присутствия вообще хотелось как-то съежиться. — Он же меня на куски порвет! — не унималась Люси, отняв ладони от лица и окинув подруг полным безнадеги взглядом. — Я буду пахать у него, как лошадь, и он даже не взглянет в мою сторону, когда я протяну ноги! — Гилдартс не такой изверг, как ты думаешь, — спокойно ответила староста, отпивая чуть остывший чай из белой чашки. — Принесешь ему справку о болезни, отчитаешься и напишешь тест с другой группой. — Справку? — Люси, — предупреждающе произнесла Эрза, отчего Хартфилия сглотнула комок легкой паники вперемешку с мокротой. Вот она, Титания во всей красе! Холодный и острый, как лезвие клинка, взгляд, расслабленные черты лица, выражающие непоколебимость, и лишь едва заметно сжатые губы. — Только не говори мне, что ты не обратилась к врачу и не взяла справку. — Я… Чашка в руках Скарлет жалобно простонала от натиска державшей ее ладони. — Хватит. Поняла, что не обратилась, — аловолосая выдохнула, на секунду прикрывая глаза, но тут же вернула взгляд на сжавшуюся Люси. — И как ты собираешься лечиться без врача? — Я её лечу. Три пары глаз уставились на молчавшего до этого парня. Люси вздрогнула от непонятного оттенка его голоса — не холодного, но леденящего, слегка приправленного чувством превосходства и будто бы с нотками вызова. Хотя, это же Нацу. Чему тут удивляться? И если Люси воспринимала этот тон спокойно, то ее подруги на секунду опешили. Леви будто бы испугалась и растерянно заметала глазами между сидящими за столом, чего не скажешь о Скарлет. Она буквально сверлила дырку в лице розоволосого, который с легкой насмешкой отвечал ей точно таким же жестом. — Я не сомневаюсь, что ты заботишься о нашей Люси, — при слове «нашей» Саламандр слегка поморщил нос, но тут же возвратил своему лицу лукаво-насмешливое выражение, продолжая глядеть на чеканящую слова гостью с красными волосами, — но ей необходим осмотр специалиста. — Обойдется. — Что? — Обойдется. Я не подпущу к ней какого-то постороннего человечишку. — Этот «посторонний человечишка» знает о здоровье побольше твоего. — Думаешь? — Уверена. — Я сам решу, кто и что знает больше меня. Эрза глубоко вздохнула. — Не хочу портить отношения с первой встречи, тем более, с братом своей подруги, — аловолосая быстро стрельнула глазами в сторону напряженно сжавшей губы блондинки, — но ты, кажется, самовлюбленный до чёртиков. Люси отрывисто выдохнула, когда в ее ребрах какой-то колокольчик забил тревогу, и не зря. Нацу в один момент ощетинился, сжав чашку до опасного треска, мышцы под смуглой кожей напряглись, и запахло жареным. В прямом смысле. — Ой! — преувеличенно растерянно воскликнула Хартфилия, вскакивая со стула и быстрыми шагами подбираясь к готовому вот-вот воспламенится Драгнилу, хватая того за запястье. — Нацу, я забыла выпить таблетки и не помню, где они лежат! Найди мне их, пожалуйста. И, прежде чем ей смогли что-то ответить, студентка выпорхнула из кухни, таща за собой клокочущего Бога в свою спальню, закрывая за собой дверь. Уже стоя в комнате Нацу выдернул руку из слабой хватки, сжимая кулаки. — Я зажарю её, — Бог шипел, а Люси билась об заклад, что его хвост сейчас бы резал воздух упругой плеткой. Парень резко развернулся с намерением превратить свои слова в действия, когда тонкие пальцы снова впились в его запястье. — Нацу, стой! — Я сверну ее шею к Йохту! — Нацу! — Повырываю ребра одно за другим и… Саламандр не успел опомниться и как-то среагировать, когда его сочившийся яростью рот так нагло заткнули — мягкими губами — попутно охватывая руками мужскую шею, не давая вырваться. Бог мысленно дал себе оплеуху, призывая бороться с таким наглым подлизыванием — в прямом смысле этого слова — но весь гнев забился в дальний уголок сознания, больно пиная мозг одним лишь словом:ЦЕЛУЙ
И он целовал. Жарко, неистово, будто вымещая на ни в чем не повинных девичьих губах всю свою ярость, весь свой гнев, будто пытаясь компенсировать то, чего лишили его эти губы. Люси прогнулась в спине, прижимаясь ближе, и Нацу смял ее тело руками, помогая прижаться к своей груди еще сильнее, почти до боли вдавливая в себя. Еще пару секунд перед глазами маячили образы жуткой расправы над красноволосой сукой, которая посмела вывести Божество из равновесия, но потом и они пропали, когда тонкие пальцы почти невесомо скользнули в розовые пряди и прочно угнездились там, гоня табуны мурашек по смуглой коже.ЛЮСИЛЮСИЛЮСИ
Нацу знал, чем это кончится. Ждал этого. И дождался. Цепи не только обвили его кости и внутренности, они просто приковали все его существо к своему персональному маленькому извергу, который жался к нему всем телом.ДАЙМНЕБОЛЬШЕЛЮСИ
Бог снял все запреты. Сдался на милость тому, что имеет над ним власть, вторгаясь языком в чужой рот и млея от того, как ему хорошо. Люси на секунду замерла, не понимая, что происходит, а потом резко покраснела, позволяя горячему языку гладить себя изнутри. Щеки, зубы, небо, язык. Ноги подкосились, и она бы точно упала, если бы Драгнил ее не держал так крепко. О-о-о, Драгнил держал, еще как держал! Он просто не мог позволить этому прекратиться сейчас, когда ему еще так мало Люси. Он каждой клеточкой тела ощущал разливающуюся по его телу негу, просто нереальное удовольствие, которое даже сравнить-то не с чем. Это какой-то оргазм, но не такой, как в сексе, а совершенно иной. Непонятно и странно, но Нацу и сам-то не смог бы объяснить, что из себя представляет это чувство. Однако точно знал, что если Люси внезапно оторвется от него сейчас, то он будет ползать за ней на коленях, цепляться за ее ноги, умоляя сделать с ним что-нибудь, вымаливая снисхождения, как люди обычно просили снисхождения у него. Бог бы посмеялся, если бы его рот не был так занят. Умолять о чем-то человека! Йохт, какое унижение! Просто позор! Как голодная собака, выпрашивающая крошку хлеба на улице. Нацу чувствовал скольжение на своем языке. Чувствовал прерывистое дыхание на своем лице и тихое посапывание — Люси тяжело дышала через нос, ей почти невозможно вдохнуть из-за болезни. Он все ждал, когда же он насытится Люси, когда пройдет это сейчас, которого ему так мало, потому что адепт была уже на исходе — ей катастрофически не хватало воздуха — а он все сминал и сминал ее рот, не обращая внимания на то, как собственные руки без ведома хозяина забегали по тонкой спине, время от времени перебираясь на лопатки, на бедра, на ребра — на все, до чего могли дотянуться. Драгнил сам себя проклял сто раз, что просто не может оторваться от нее, все еще чувствуя, что ему мало, хотя девушка так долго не протянет. И он долго не протянет, потому что возбуждение тонкой змейкой проскользнуло в шаровары, сворачиваясь кольцом в паху. Все сложилось весьма и весьма удачно. Люси отстранилась от теплых губ ровно в тот момент, когда сейчас прошло, и Нацу смог дать ей глотнуть воздуха через рот. Блондинка буквально задыхалась, шумно втягивая воздух и так же шумно выдыхая. Щеки покрылись трехсантиметровым слоем краски, а карие глаза оживленно блестели. Нацу тоже было тяжело, но он ограничился только шумным дыханием через нос. Парень все еще не выпускал девушку из своей хватки, обвив кольцом рук тонкую талию в толстом домашнем свитере, вдавливая в себя, а женские пальчики все еще тонули где-то в розовых волнах волос. — Подкупаешь меня жертвоприношениями? — весело и лукаво усмехнулся Драгнил, щуря зеленые глаза. — Всего лишь стараюсь умилостивить разъярённого Бога, — с такой же весёлой улыбкой ответила Хартфилия, отступая на шаг и напоследок лохматя волосы на затылке парня. — Я все ещё могу вырвать ей сердце, — как бы между прочим напомнил розоволосый, подавляя в себе желание вернуть блондинку обратно к себе, схватить и повалить прямо на пол, наваливаясь всем телом, чтобы не сбежала. А, ну да. Куда же ещё без ошалелого чувства счастья и необходимости угодить адепту? — Не вырвешь. — Не вырву. Уголки девичьих губ дрогнули, и Люси поспешила вернуться на кухню, потому что война ещё не была окончена — второй бой ждал своей очереди в лице аловолосой девушки. Светловолосая ойкнула, когда ее руку перехватили на полпути к двери, а саму ее рывком заставили развернуться. — Ты лишила меня пары литров свежей крови, так что будешь должна, — елейный шёпот обжёг и без того горячее из-за болезни ухо девушки, и кожа в этом месте вспыхнула всеми оттенками красного. Люси застыла, боясь пошевелиться. Ее тело будто сковало. Этот голос, зазывающе-сладкий, с лёгкой горчинкой и щепоткой будто бы острого огня, эти пальцы на ее запястье, сжимающие нежно, но непоколебимо твёрдо, давая понять, кто тут все ещё хозяин положения, это горячее спокойное дыхание за ухом… Люси моргнула, пытаясь возвратить себе способность думать. Что она ему должна? Кровь? Он будет пить ее кровь вместо крови Эрзы? Память услужливо подбросила пару картин нескольконедельной давности, когда Хартфилия подписывала договор. Картинки были достаточно пикантные, ибо первое, что пришло на ум, это то, с каким извращенным и даже похотливым наслаждением Бог облизывал окровавленный палец своей новенькой верующей, это ощущение скользящего горячего языка на самом кончике, это тепло его рта и эту развратную улыбку… Люси резко выдернула руку и вышла из комнаты, оставляя позади себя усмехающегося Саламандра и ехидно улыбающегося кота, которого не заметил ни один из друзей.***
Люси догадывалась — Люси не прогадала. Эрза была не зла, Эрза негодовала. А негодующая Эрза ещё страшнее Эрзы в ярости, потому что в приступе гнева Скарлет могла и затрещину дать, и вызвать такие волны дрожи земли, что ноги подкашивались, но в негодовании… Хартфилия наперёд знала, что меньше часа эта лекция о правилах поведения и ответственности не займёт, и терпеливо хлопала глазами, стараясь придать им блеск заинтересованности, потому что иногда по среди своей тирады аловолосая внезапно замолкала, строгим взглядом откидывая хозяйку квартиры, проверяя ее внимательность. Потом правила хорошего тона внезапно перетекли в чтение моралей о справедливости, потом об отношениях братьев и сестёр, мужчин и женщин, любовников и… Нацу пару раз возвращался на кухню, будто бы хотел что-то взять (хотя так оно и было, ибо Бог не очень своевременно вспомнил о томящихся за дверцей холодильника вкусных ломтиках колбасы, сыра, остатках картофельного пюре, новой порции чая, печенья, паре шоколадных эклеров…) специально медленно проходил мимо Эрзы, мимолётом касался Люси, чтобы никто этого не увидел, и уходил обратно. И если такие вот действия доставляли Богу только какое-то чувство азарта и удовольствия, то Хартфилия готова была в комок сжаться. Потому что то он слишком медленно и будто бы невзначай проведёт пальцами по кончикам ее волос, то вдруг легонько тыкнет между позвонков, то тягуче и плавно заденет бедром ее плечо… Прошло, наверно, часа полтора, когда Леви все же смогла заставить подругу отцепиться от несчастной блондинки под предлогом того, что больной необходим отдых, и Эрза, сокрушенно качая головой и сетуя на собственную бестактность, вышла из квартиры, на прощание одарив стоящего за спиной студентки Драгнила предостерегающим взглядом. Когда дверь за гостьями захлопнулась, Люси медленно осела на пол, шмыгая носом и прикрывая глаза от усталости. Непонятно, что ее измотало больше — дурацкие выходки Бога или же бесконечный речевой поток Скарлет. — И чего ты расселась? — Нацу вопросительно изогнул брови и, не дожидаясь ответа, закинул даже не сопротивляющееся тело себе на плечо, направляясь в спальню. А дальше начался новый круг Ада Хартфилии под названием «Методы лечения Саламандра: тёплые компрессы».***
На удивление самой себе, Люси встала на ноги через три дня после визита подруг. Температура твёрдо держала отметку в тридцать шесть и восемь градусов, насморк почти прошёл, оставив как напоминание о себе шелушащийся от бесконечных высмаркиваний нос, кашель больше не донимал, да и в целом состояние адепта было более чем удовлетворительное. Нацу же не довольствовался только внешними факторами, поэтому каждое утро и каждый вечер перед сном проводил осмотр, тщательно обнюхивая адепта. Лицо, шея, волосы, даже грудь. Ну, говоря начистоту, последнее Бог «осматривал» в общем-то не потому, что там витал какой-то запах болезни — грудь вообще не пахла болезнью, в отличие от лица и шеи — просто Нацу нравилось водить кончиком носа почти у самой заветной ложбинки, наблюдая за тем, как по бледной коже разгоняются табуны мурашек, а пульс девушки внезапно ускоряется, отбивая волнительный ритм о хрупкие рёбра. В общем, не без заслуг Саламандра, в пятницу блондинка уже пополняла ряды прелестно учащихся с утра пораньше. Люси, конечно, ждала, что за те несчастные полтора часа Скарлет не высказала всего того, что ей хотелось, но она даже не представляла, насколько… — Как ты позволяешь ему жить с собой? — Ну, он же мой брат. — Он безмозглый эгоист с манией величия! — Не спорю. — И ты его защищаешь?! — Эрза, я же сказала, что не спорю с тобой. Люси знала, что лучшая тактика против подруги — это бездумное поддакивание. Однако в этой ситуации даже и оно не помогало! На одно твоё слово Эрза вываливала ещё сто, на сто твоих — тысячи, а на молчание вообще чуть ли ни диплом зачитывала! Хартфилии оставалось только молиться, чтобы пары поскорее закончились и она смогла бы улизнуть домой, но совершенно неожиданно староста группы и сама успокоилась. — Ты только скажи мне, — вдруг необычайно спокойно и заинтересованно начала та, — почему он назвал тебя «милой»? Люси прикусила язык, опасливо обводя взглядом лица подруг. Огонёк интереса и хитринки в ореховых глазах МакГарден нельзя было не заметить при всём желании, и Люси тяжко вздохнула. — Привычка у него такая. Любит ласковые словечки. — Да-а? — протянула Леви, лукаво щуря глаза. — Может, он не только словечки любит? — В смысле? — Ну, в тот момент мне даже показалось, что он хочет тебя поцеловать… — Леви! — Что? Я просто говорю то, что вижу! — Он же мой брат! — Да какой там брат — троюродный! — беззаботно отмахнулась синеволосая, кося взгляд на тихую Эрзу. — Седьмая вода на киселе! — На что ты намекаешь, говори уже? — Ну, я хочу сказать, что не вижу ничего плохого в отношениях между дальними родственниками… — Леви, какие еще отношения?! — Те самые, Люси, те самые! Господи, Хартфилия, да нужно быть абсолютной идиоткой, чтобы не видеть очевидного! Миниатюрная синеволосая девушка источала такую ауру негодования и раздражения, что даже Скарлет заинтересовано повела бровью, а сама Люси непроизвольно сглотнула. — И чего же я не вижу, по-твоему? — Да ты ему нравишься! — МакГарден, окстись, он мой брат! — Троюродный! — Он. Просто. Мой. Брат. Не знаю, чего вы там себе напридумывали, — блондинка резко вздохнула, отводя взгляд в сторону соседних парт, — но ничего такого нет. Он моя семья, не больше. За столом девушек повисла тишина. Люси продолжала сверлить взглядом своих одногруппников, совершенно при этом не замечая их — мысли ее были далеки от того, что происходит прямо у нее перед глазами. Эрзе, казалось, и вовсе не интересно, о чем там пререкаются подруги, однако периодические поглядывания то на одну, то на другую говорили о том, что Скарлет внимательно вслушивается в каждое брошенное даже вскользь слово. Леви же и вовсе не дышала. — Знаешь, что ты сейчас сделала? — тихо спросила МакГарден спустя небольшую паузу. — Что? — нехотя отозвалась блондинка, возвращая подругам обзор на свои карие радужки. Леви упорно молчала, впиваясь взглядом в лицо блондинки. Спустя секунд пять девушка вздохнула. — Да так, ничего. Забудь. Люси уже хотела возмутиться, мол как из нее информацию клешнями вытаскивать, так это всегда пожалуйста, а как самой что-то сказать, так сразу «забудь», но не успела — в аудиторию зашел преподаватель, призывая студентов рассесться по местам и начать занятие.***
— Расскажи что-нибудь о нем. — О ком? — О Драгниле, естественно! Хартфилия почти открыла рот, чтобы огрызнуться и спросить, о каком еще чертовом Драгниле она должна что-то рассказывать, однако вовремя прикусила щеку изнутри. Идиотка, сама чуть не спалила все свое так бережно охраняемое вранье! То, что она успела придержать себя под уздцы — это, конечно, хорошо. Вот только этого мало, ибо как теперь выворачиваться из этой ситуации? «Рассказать о Нацу? Что, Йохт возьми, можно сказать о нечеловеке с садисткими замашками?!» Хартфилия больно ущипнула себя по двум причинам. Первая — это чтобы собраться с мыслями и быстро придумать в своей гениальной и светлой голове очередную байку про ее троюродного розоволого брата из заграницы, да правдоподобную, чтобы потом не разгребать еще одну неаппетитную похлебку недоразумений и недосказанности. А вторая причина вызывала в душе адепта волны раздражения и злости на саму себя. Дурацкое Йохт! Она слишком много времени проводит с этим шизофреником, даже нормальные ругательства заменяет какими-то непонятными словами из его Божьего лексикона! Слова-паразиты так пронырливо заползают в ее речь, что она даже и не успевает отследить эти моменты — говорит, говорит, а потом вдруг скрипит зубами от осознания сказанного. Если Саламандр будет и дальше так просыпаться по утрам и бубнить под нос свои дурацкие ругательства, о значении которых Люси могла только догадываться, то адепт вообще в скором времени забудет нормальный человеческий язык и перейдет на жаргон розового черта. — Ну, — неуверенно начала блондинка, когда поняла, что молчание слишком уж затянулось, а две заинтересованные пары глаз не спускают взгляда с ее лица, — что вам рассказать? — Сколько лет, откуда, зачем приехал, в общем, все, что угодно! «Вот попала» — мысленно стукнула себя по лбу светловолосая, а на деле лишь кивнула головой. Так и началась «история одного Драгнила», в которой рассказывалось о двадцати-трехлетнем парне из столицы соседней страны, которого отец подбил на идею посмотреть жизнь за пределами дома, к чему он с радостью и приступил, позвонив своей сестре, которую последний раз видел лет восемь назад, и то мимолетом, пока их родители пожимали руки и обменивались дежурными приветствиями. Нацу попросился пожить у Хартфилии «неопределенное время», естественно, не бесплатно — Люси ловко приплела к истории и хозяйку квартиры, аренду которой они с братом теперь платят пополам — а позже поведала о прелестном питомце парня — милейшем комочке шерсти по имени Хэппи. В общем, Люси врала, врала безбожно, красноречиво и с таким энтузиазмом, будто бы всегда этим и занималась. «Не вру, а сочиняю» — утешала себя светловолосая, глядя в блестящие глаза подруг. — А чем он увлекается? — Что? — Ну, что он любит делать? У него очень спортивное телосложение, он любит спорт? — Э-э, — запнулась Хартфилия в первый раз за все повествование, не ожидая такого вопроса. — Ну, можно и так сказать. — Он всегда ходит при тебе в одних штанах? Люси поперхнулась воздухом, тараща глаза на невозмутимую Скарлет, чей вопрос ввел в ступор даже щебетавшую до этого Леви. — Что? — Эрза удивленно приподняла брови, явно не понимая реакции подруг на свой вопрос. — Просто у него красивое и крепкое тело, не грех его показывать, но я не понимаю, зачем так ходить при сестре. — Он просто привык, — ответила блондинка, собравшись с силами и поспешно запивая свой ответ горячим чаем, плюя на то, что она обожжет язык — после лечебных терапий Бога ей никакой жар не страшен — ее самолично жарили почти пять дней без перерыва. — Да, Нацу обладает достаточно симпатичной внешностью, — задумчиво произнесла МакГарден и поморщилась. — Вот только… Студентка замолчала, пожевывая губу и косо поглядывая на адепта, которая недоуменно подняла бровь. — Только — что? — Он страшный, — похолодевшим голосом отозвалась синеволосая, опуская взгляд на столешницу. Люси удивленно хлопнула глазами, не в силах найти причину такой внезапной смены настроений. Несколько секунд назад обе ее подруги чуть ли не расхваливали Бога, да и сама девушка знала, что и тело, и лицо у ее сожителя то, что надо. Сто против одного, что если бы не характер Саламандра и его кровавый подход к жизни, его обожаемые девственницы сами бы бросались ему на шею со скоростью «одна штука в секунду», чуть ли не умоляя взять их в качестве жертвы! А сейчас вдруг непонятно откуда всплыло это «страшный»… — Почему — страшный? Леви молчала, не поднимая глаз, а Скарлет задумчиво отламывала вилкой кусочек клубничного пирожного. Адепт нетерпеливо постукивала пальцами по столешнице, хмуря светлые брови и бросая недовольные взгляды то на синюю опущенную макушку, то на спокойное лицо Скарлет, обрамленное алыми прядями. Наконец, Титания подала голос. — Леви не так выразилась, — твердым и хорошо поставленным голосом объясняла староста группы, попутно отправляя в рот последний кусочек десерта. — Твой брат не страшный. Он жуткий. — Ну, спасибо, — обреченно и раздраженно вздохнула Хартфиля, складывая руки на груди. — Стало намного понятнее. — Ты, наверно, не так нас поняла, — подняла голову МакГарден, виновато заглядывая в глаза подруги и теребя пальцами ручку чашки. — Но… Разве ты сама не замечаешь? — Не замечаю чего? — рявкнула блондинка. Ей очень сильно надоели эти разговоры а-ля «составь осмысленное предложение из трех букв», и девушке не терпелось наконец-то поставить точку в этом разговоре и вернуться домой, к синему коту и розоволосому чудиле. — Рядом с ним страшно. Люси на секунду застыла, неотрывно смотря на Эрзу, которая как ни в чем не бывало подносила к губам чашку чая, прикрывая глаза от густого пара молочного цвета, поднимающегося с темной глади напитка. Рядом с ним страшно. Это сказала Эрза, да? Сама Титания? Самый уверенный в себе человек их университета? Их опора, их поддержка, их наказание и их благодать? Эрза Скарлет сказала, что ей страшно? — Что это значит? — тихим, почти осипшим голосом спросила Хартфилия, медленно переводя взгляд с аловолосой на МакГарден. — У тебя дома было… страшно, — немного дрогнувшим голосом ответила Леви, снова отводя взгляд в сторону, а потом и вовсе уткнув его в поверхность стола. — В присутствии Драгнила страшно. Страшно сидеть, смотреть, дышать. От него будто бы исходит какая-то опасность, как будто возвращаешься поздно ночью домой безлюдными переулками и видишь мелькающую тень, идущую за тобой. И ощущения, что не сейчас, так позже тебя попросту… разорвут. Леви поежилась, поднимая взгляд на Титанию, которая устремила отрешенный взгляд куда-то в середину зала. — А когда Эрза назвала его эгоистом, у меня сердце будто льдом окатило… — Я даже подумала, что он задушит меня, — перебила подругу Скарлет и перевела взгляд на побледневшую Люси. — Я не знаю, что он хотел сделать, но сидеть на месте точно не собирался. И я не знаю, что ты ему сказала или что сделала, раз он так быстро перешел из этого дикого взбешенного состояния в довольно спокойное и ходил подъедать остатки обеда. Но в одну секунду я увидела не его, — аловолосая медленно моргнула, после чего ее взор стал немного затуманен, но оставался таким же осмысленным. Блондинка сжала руки в кулаки, подавляя приступы дрожи в теле. Она хорошо знала этот взгляд. Хорошо понимала, что происходит в голове подруги. Хорошо помнила, что такая же поволока на радужках была и у нее, и помнила, из-за чего эта поволока появлялась — из-за страха. Дикого, животного страха, бегающего по всему окаменевшему вмиг телу, вставляя ледяные иголки под кожу, ломая кости и выворачивая суставы наизнанку, роняя сердце куда-то вниз, сжимая его в своей когтистой холодной лапе. Почти раздавливая сознание, почти лишая воли. Почти убивая. — Я увидела не человека, Люси. Я увидела монстра.***
Люси вернулась домой поздно и даже не обратила внимания на недовольное бурчание Бога и кота по этому поводу. Она просто бездумно и отрешенно прошла в спальню, даже не закрыв за собой дверь, на автомате стала стягивать с себя осточертевшую за день узкую юбку, роняя ее на пол и просто перешагивая через бесформенный тряпичный круг, прямо через голову сняла блузку, расстегнув всего одну верхнюю пуговицу, чтобы голова пролезла через ворот, кинула тонкую белую ткань куда-то на пол. Нацу молча наблюдал за вялыми и какими-то безжизненными движениями адепта, но от этого не менее грациозными и манящими. Иногда плавными, например, когда она двумя пальцами подцепляла резинку колгот и тянула их вниз, обнажая упругую попу в простых черных женских трусах, стройные бледные ноги и такой привлекательный изгиб поясницы, иногда рваными, когда она пыталась расстегнуть застежку черного бюстгальтера, стоя лицом к окну и спиной к двери, и Нацу не смог удержаться — слегка повел пальцем по воздуху, высвобождая непослушный крючок из петельки, отчего девушка облегченно вздохнула и опустила руки, позволяя белью свободно скользнуть со своего тела вниз, с тихим шорохом соприкасаясь с полом, даже не думая о том, что в нескольких метрах от нее стоит некто, прожигающий ее тело голодным взглядом зеленых глаз. Может, не замечала, а может, не хотела замечать — Бога это не сильно беспокоило, когда стройный женский силуэт развернулся боком к нему и прошел к шкафу, открывая дверцу и вытаскивая оттуда привычную домашнюю одежду. Пусть в комнате было темно, Драгнилу это не помеха — он прекрасно видел все, что хотел. Хрупкие оголенные плечи, плавный изгиб тонкой талии, по которому так сильно захотелось провести руками, что кожу ладоней закололо, тонкую шею, которую не скрывали собранные в слегка растрепанный пучок волосы, грудь, которая в полумраке комнаты выглядела особенно выделяющейся, буквально требующей, чтобы ее одарили легкими поцелуями и влажными дорожками языка, ягодицы, совсем чуть-чуть выделяющиеся тазовые косточки, красивые ноги с изящно очерченными контурами, босые ступни, по которым захотелось провести пальцами… Что самое странное, Люси даже ничего не сказала, когда, нацепив старую растянутую футболку и шорты, вышла из комнаты, легким движением руки подвинув застывшего юношу в сторону.***
— Люси странная. Нацу молча сидел на полу гостиной, наблюдая за адептом и уже полчаса слушая в пол уха изречения друга касательно поведения девушки. Она почти ничего не сказала за вечер, даже проигнорировала разбитую вазу, которую перевернул Хэппи (который убеждал, что это вина Нацу), и сейчас молча сидела на диване, положив голову на сжатые колени и отрешенно водя взглядом по экрану включенного телевизора. Драгнила такое поведение не то что озадачивало, оно его откровенно напрягало. Сначала он решил, что Хартфилия еще не выздоровела и тщательно ее обнюхал, усадив себе на колени, но не встретил ни запаха болезни, ни какого-либо сопротивления. Потом он решил, что Люси грустно, и пытался ее развеселить, даже щекотал, но не получил никакой реакции, кроме сдавленного, искусственно вызванного смеха и пустого взгляда карих глаз. Хэппи тоже пытался внести свою лепту, гордо заявляя о том, что коты — лучшее средство от всех человеческих расстройств, и с искренним усердием привлекал внимание к своей персоне утробным громким мурчанием, мягко заполнявшим комнату, трением пушистым боком о голые женские ноги и прочими кошачьими штучками, но результат был почти такой же, как и у Саламандра. В итоге все кончилось этим — Люси набрала в тарелку горстку конфет, печенья и фруктов и уселась перед экраном телевизора, не притронувшись ни к еде, ни к ящику. — Нацу. Драгнил вздрогнул, услышав слабый женский голос, и быстро метнулся взглядом к адепту. Она сидела в точно такой же позе, в которой и была несколько минут назад перед тем, как Бог погряз в своих раздумьях. — Что? — Иди сюда. Саламандр послушно поднялся на копыта и подошел к дивану. Сел рядом на мягкие подушки и выжидающе уставился на профиль соседки, которая так и не удостоила его взглядом. И когда парень уже хотел спросить, что случилось, Люси заговорила сама: — Такие, как ты. Вы презираете людей? Бог удивленно вскинул розовые брови вверх, перевел взгляд в сторону и встретился с таким же непонимающим взглядом черных кошачьих глаз. Через пару секунд снова вернулся к лицу адепта, в котором за это время ничего не изменилось. — Нет, — честно ответил розоволосый и сел по-турецки, сложив руки на груди. — Не презираем. — Тогда что вы чувствуете к людям? — Ничего. — Совсем? — блондинка перевела взгляд карих глаз на собеседника, и от этого взгляда в грудной клетке что-то екнуло. Какая-то надежда плескалась в карих радужках, какая-то закрытая ото всех мысль, но только какая? — Что ты хочешь услышать? — Правду. Нацу шумно вдохнул, не отрывая взгляда от карих глаз. Что он чувствует к людям? Как он ответит на этот вопрос? Ему все равно на людей. Если они есть — хорошо, а если их нет — Бог не сильно расстроится. Найдет себе новых, чтобы продолжить свое предназначение, исполнить волю Отца и создать новый культ. Люди — разменная монета. Люди могут рождаться и умирать, с людьми можно играть, ими можно пользоваться. Хочешь секса — бери женщину. Хочешь крови — бери любого! Люди не вызывают у него ни чувства ненависти, ни любви, ни жалости и никаких, Йохт раздери, других чувств. Да, он может злиться на них, да, он получает удовольствия от чужих страданий и ощущения власти над кем-то жалким и да, иногда у него проскакивают даже мысли о том, чтобы огородить несколько людишек от бед и следить за ними, как за зверями в зоопарке. Но эти чувства не вечны, они просыпаются и засыпают, дремлют какое-то время и пробуждаются снова. И так раз за разом, круг за кругом до бесконечной цикличности. У него нет постоянного чувства к людям. Нет и не будет. — Чувствую к ним то же самое, что к этому дивану. Люси непонимающе моргнула. — Если мне нужно, я на него сяду. Если я споткнусь об него, я буду зол и, может, даже сожгу. Если я устану, я расслаблюсь на нем. Но я ничего к нему не чувствую. — Понятно. Нацу нахмурился, когда Хартфилия снова развернула голову к экрану и впилась в него пустым безжизненным взглядом. Еще более отрешенным, чем раньше. — Почему ты спросила? — Просто интересно. Ты же меня о многом спрашиваешь. — Потому что я хочу понять людей. — А я хочу понять тебя. — Люси. Блондинка нехотя, немного заторможено повернула голову на звук и слегка вздрогнула, когда два зеленых глаза оказались куда ближе, чем она рассчитывала. Нацу бегло осматривал каждую точечку на ее лице, каждую складочку, венку, морщинку. Каждый миллиметр кожи подвергался обследованию. Все лицо, кроме глаз. Драгнил принципиально не смотрел в ее глаза, потому что сейчас там не было ничего, что он искал — только отрешенность, пустота и безжизненность. Что он искал? Он и сам понять не мог, но отчаянно желал зацепиться хоть за что-нибудь на девичьем лице, хоть за самую малую эмоцию, за любое изменение. — Ко мне ты тоже ничего не чувствуешь? Бог застыл. Его взгляд, который застал тихий вопрос в тот момент, когда он был прикреплен к маленькому острому подбородку, медленно пополз вверх и остановился на уровне карих радужек, в которых — снова — заплескался отблеск этой непонятной для него мысли. — Ты адепт, а не человек, — медленно проговорил парень, с нажимом в голосе, будто бы убеждал самоубийцу не прыгать с крыши. Блондинка мотнула головой. — Я человек, который просто мазнул кровью по какой-то бумажке. Я ничем не отличаюсь от остальных. — Отличаешься. — Чем? — Ты — Люси, — без раздумий ответил Бог и сам удивился своему ответу. Ты — Люси. Уголки губ дрогнули, а после и вовсе приподнялись. Нацу с радостным недоумением отметил, что карие глаза вдруг потеплели, стали более живыми и наполненными, и все лицо Хартфилии в миг преобразилось. Когда тонкие руки потянулись к его шее, он даже не понял, что происходит, и вообще упустил тот момент, когда его же ладони легли на тонкую спину, прижимая женское тело к себе. Тихое дыхание на его коже разносило кучи мелких мурашек, доходящих чуть ли не до самых копыт, а в животе вдруг появилось странное чувство, будто бы смешанное из легкого сексуального возбуждения и… тепла. Такого похожего на слабый огонек маленькой свечки, о который почти невозможно обжечься даже человеку — маленькие, ласковые язычки пламени, оглаживающие пространство вокруг себя. — А ты — не монстр. Саламандр приподнял одну бровь и скосил взгляд на блондинистые волосы сбоку от его лица. — А? Чего ты там бормочешь, Лю? — Да так. Ничего. Он чувствовал ее улыбку на своем плече, которая с каждой секундой становилась все шире и шире, слышал биение ее сердца, которое отчего-то замолотило по ребрам куда быстрее, чем минуту назад, ощущал легкую дрожь ее рук, обвивших его шею теплым кольцом. Бог не понимал, почему настроение его адепта так резко поменялось в лучшую сторону, да и это было не так важно. Зато Нацу понял что-то куда более важное: если улыбается Люси, то и он хочет улыбаться. Он не понимал важности этого открытия своим сознанием, но ощущал инстинктами. — Сладкая парочка, совсем обнаглели все время обжиматься без меня! Люси испустила еле слышное хихиканье, чуть отодвигаясь от крепкого торса, давая коту пролезть между ней и Богом, и снова прильнула обратно, чувствуя тепло теперь уже двух тел, таких родных и таких желанных. И Нацу улыбался, едва-едва скользя руками по хрупкой спине, не забывая вжимать ее хозяйку в свою грудь чуть сильнее, чем следовало бы, слегка приподнимая уголки губ от ощущения кошачьих усов на своем животе.