For the love of God

- Деда, а деда? – Пропел детский голосок. – А почему у тебя бороды нет? - А должна быть? - Все дедушки бывают с бородами. – Авторитетно заявил ребёнок. - Не выросла. - А почему-у-у? – Продолжало допытываться дотошное дитя. Появилась возможность ввернуть воспитательный приём и извлечь пользу из ситуации. - Потому, что в детстве не хотел есть чечевичную кашу. Вот и остался без бороды. А если ты будешь каждое утро есть чечевичную кашу, у тебя отрастёт густая, окладистая… - Не хочу-у-у-у! Не хочу бороду! – В ужасе запричитал ребёнок и стремглав бросился к дверям. Из коридора донёсся тонкий заливистый рёв. - Повелитель! – Всплеснула руками Псайлок, покрутила пальцем у виска и выбежала вслед. - Что? – Не сразу сообразил Эн Сабах Нур, но спохватился. – Ах, да… Он говорил не с внуком. С внучкой. - Ничего. Я их тоже частенько путаю. – Невозмутимо заметил Ангел и поправил на носу очки. За годы он не потерял физической формы, а вот зрение слегка поползло. И не только от постоянного чтения. Сейчас он с ногами тонул в громадном, специально под него – крылатого – подогнанном кресле и вязал детям игрушку. Не то собаку, не то каракатицу. Ловко орудуя восемью спицами, Уоррен, не глядя, добыл из корзинки крючок нужного размера, подцепил какую-то петлю, вытянул, перенёс работу с двух спиц на одну, а лишнюю и крючок бросил в корзинку, ни на миг не прерывая процесса. Ещё во время беременности Лиззи Уоррен откопал где-то самоучитель по вязанию, загорелся, и полгода упрямо выдавал на гора корявые жалкие поделки, пока, наконец, у него не стали получаться вполне приличные шапки и шарфы, а в последствии, и более сложные конструкции. Он тогда даже подумывал отрастить хаер, закалывать его в пучок, и втыкать спицы туда, как кэрроловская овца, но, поразмыслив отказался от затеи. Стрёмно. Распустятся волосы в полёте, намотаются на крыло – и следующим взмахом Ангел оторвёт себе же башку напрочь. То-то весело будет. Апокалипсис воззрился на Ангела с содроганием. Его никто и нипочём бы не заставил проделывать столь неблагодарную кропотливую муторную работу руками, при том, что можно легко создать любую нужную вещь. Но в глубине души он понимал, что дело не в результате, а в процессе. В том, чтобы занять себя. Сам он сейчас, оккупировав длинную кушетку, развлекался решением задач по сопромату в отысканном никем иным, как Ангелом, учебнике. Наслаждался умственным трудом. После очередной задачи на внутреннюю силу его вдруг осенила пронзительная догадка, что расчёты по первой пирамиде были, к сожалению, неверны. Эн Сабах Нур отложил книгу. По совести, древний бог не очень нуждался в увеселениях. Он был самодостаточен. Мог уйти в созерцание, в медитацию на долгие десятилетия. Только кто ж его туда отпустит… связываться ещё. Даже глубокая релаксация на свежем воздухе, стандартная ведическая практика, несложная для живущего тысячи лет – полное расслабление мыщц, замедление дыхания, пульса, очищение разума от суетных дум, погружение в себя – однажды напугала Ангела до такой степени, что бедолагу чуть удар не хватил. Будучи абсолютно не в курсе этого аспекта жизни повелителя, всадник сдуру решил, что тому плохо, и поднял вой. Не слишком-то приятный – да и не самый, признаться, полезный способ выхода из релаксации – не после серии специальных дыхательных упражнений, а оттого, что над ухом рыдают в три ручья и, вдобавок, трясут тебя как грушу, умоляя очнуться. А потом ещё пришлось почти битых полчаса успокаивать впавшего в неконтролируемую истерику Уоррена, и когда терпение иссякло, Апокалипсис насилу отодрал от себя намертво вцепившегося всадника, и не поскупился на пару звонких хлёстких пощёчин, отлично памятуя о том, какое это действенное средство в подобных ситуациях. Ангел, схлопотав от повелителя по мордасам, наконец-то убедился, что тот живёхонек, прекратил вздрагивать и размазывать сопли, и тут же, не сходя с места, получил гневную отповедь на тему того, что думать надо головой, а не задницей. Потому, что даже если его, вечного бога, и поразил неожиданно обморок или даже синдром внезапной смерти, то вряд ли он, падая, успел бы подстелить себе циновку. Ангел перевёл взгляд с повелителя на бамбуковый коврик для йоги и обратно на повелителя. В последний раз шмыгнул носом. Как ни в чём не бывало, с любопытством поинтересовался, что это за штука такая – релаксация, и нельзя ли его, Уоррена, научить прикидываться, как он выразился, египетской мумией, дабы попугать Лиз. Эн Сабах Нур взял с него слово, что никто никого пугать не будет, ибо сие – не игрушки, и честно попытался обучить для начала хотя бы правильно дышать. Но из затеи ничего не вышло. Заполошного всадника невозможно было утихомирить ни на минуту. То у него пятка чесалась, то крылья жали, то он вдруг вспоминал какую-нибудь шутку и начинал ржать. И Первый отказался от затеи, как от безнадёжной. По крайней мере, на сей раз. Велел только впредь не сходить с ума и не мешать. Вернулся было к прерванному занятию, когда услышал над собой язвительный смешок Ангела, вопрошающего, что повелитель намеревается делать, ежели пойдёт дождь, и не постоять ли рядышком с зонтиком. Эн Сабах Нур, не открывая глаз, ледяным совершенством многогранного голоса поведал всаднику, куда тот может засунуть себе свой зонтик. Уортингтон загоготал. Но не улетел. Сел подле. - Покажи, как это делается. – Попросил он. – Может, со стороны понятнее. А то никак не получается расслабиться. Мысли всякие в голову лезут. Как их оттуда вымести? - Освобождение разума – последняя стадия. – Строго проговорил Эн Сабах Нур. – Сперва необходимо подчинить себе тело. Контролировать простейшие процессы. Дыхание. Кровообращение. Сердечный ритм. - Ну-у-у… - протянул Уоррен, - это уже из области фантастики… Первый самодовольно ухмыльнулся. - Хронометр имеется? Желательно поточнее. - Вот. – Уоррен добыл из кармана маленькие ручные часики на лопнувшем ремешке. – С секундной стрелкой. Повелитель кивнул – годится. Дёрнул вниз раструб перчатки на левой руке, обнажив тёмно-сапфировую кожу запястья. Протянул руку всаднику. - Засекай. – Приказал он. И, не мигая, уставившись в одну точку, вытянулся на циновке. Ангел принялся прилежно считать пульс, поглядывая на циферблат. Семьдесят. Пятьдесят. Двадцать пять. Десять. Один. Боже мой. О, мой боже. Вот это да. И – обратно, с нарастающей скоростью – десять, тридцать, восемьдесят, кажется уже под сто двадцать. - Уоу, уоу, уоу! – Заторопился Уоррен. – Стоп, хватит! А то улетишь на реактивной тяге. - Сколько? – Невозмутимо спросил Эн Сабах Нур. - Восемь минут сорок четыре секунды. - Слабенько. – Поморщился Апокалипсис. – Теряю квалификацию. - Нифига себе «слабенько»! – Возмутился Ангел. – Да это нереальный крутяк ваще! Он восхищённо и счастливо припал губами к тонкой бьющейся жилке на запястье, ткнулся лицом в ладонь, и помог заправить перчатку обратно под наруч. - У меня так никогда не получится… - пожаловался он. - Если тебе это взаправду нужно – я научу. Вопрос – нужно ли… Уоррен лёг рядом, закинув руки за голову. Уставился в небо. - А вон то облако, - еле слышно вдруг произнёс он, указывая подбородком вверх, - похоже на гриб. Или на ядерный взрыв. - Больше не будет ядерного взрыва. – Услыхал он ответ повелителя. - Знаю. – Отозвался всадник. – «Выпускайте ваши стрелы с вавилонской башни! Но вам никогда не поразить бога». - Ты помнишь? – Удивился Эн Сабах Нур. - Всё. – Твёрдо кивнул Ангел. – Каждое слово. - А ещё, - добавил он, хитро усмехаясь, - помню, как бутылкой в тебя швырнул. Не обижаешься? Эн Сабах Нур ухмыльнулся уголком антрацитовых губ. - Но ведь ты не попал. – Заметил он. - Не попал… - вздохнул Уоррен, и со стороны могло показаться, что сожалеет о тогдашнем промахе. Древний мутант смотрел на юношу долго и внимательно. Ох уж этот Ангел. Мой Ангел. Неутомимый балагур и весельчак. Шутник, приколист. Мечтательный стихотворец. Изобретатель тысячи и одного способа, как поднять своему повелителю настроение. Только что чуть не потерявший рассудок от страха за жизнь бога. Не бойся, всадник. Я тебя не покину. Это ты оставишь меня, дитя моё, и канешь во тьму. Хоть и не по своей воле. Потому дам тебе всё, пока ты здесь. За то, что ты здесь. - Займись своими делами. – Наконец сказал он. – У меня режим. А вечером приходи. Покажу кое-что. Одну игру – из моего времени. Нечто среднее между зернью, маджонгом и го. Тебе понравится. - А можно, я с Лиззи приду? – Обрадовался Уоррен. - Конечно. – Разрешил Эн Сабах Нур. – Вы же не можете друг без друга. Их взгляды встретились. В глазах Ангела читалось «и без тебя». Он упорхнул, но пребывал где-то поблизости – Эн Сабах Нур ощущал его присутствие. Вообще, крылатый был существом уникальным. Он находил время и для хобби, и для жены, и, впоследствии, для детей, но всегда умудрялся околачиваться неподалёку. Ждал, как манны небесной, каждого взора, жеста, слова. Паладин. Рыцарь-храмовник. Истинный служитель божества. Дорогого стоит. И его супруга – такая же, хотя и гораздо более сдержана. Пусть дурачатся, отпускают пряные шутки, пусть вьют семейное гнёздышко. Пусть Ангел целует руки и сидит у трона с книжками, пусть Элизабет подходит сзади, берёт за локоть и рассказывает про свою жизнь, раз им это нужно. От всемогущего не убудет. В конце концов, пройдёт каких-нибудь… нет, даже не сто, меньше лет – и от верного Уоррена и его спутницы останется только воспоминание. Не огненно-жгучее, как о всадниках, раздавленных в пирамиде, а со светлой печалью. Хотя, нет. Останутся их дети, внуки, правнуки – династия. Род. В поколениях – навеки. Уоррен долго терзал Апокалипсиса на предмет армии, пока тот не признался ему – желает сделать передышку. Как всякий раз после зачистки. Для них. Для себя. Успеется. Угрозы пока нет. И пообещал сделать Уортингтона своим полководцем, но позже. На что Ангел разумно заметил, что лучшим полководцем была бы Псайлок. - А то я добрый и миролюбивого нрава. – Поведал он. - Очень миролюбиво ты ту мутантку задушил. – Покосился на всадника Эн Сабах Нур. - Так то - в бою. – Разъяснил Уоррен. – За тебя я кого угодно задушу – хоть Кентервильское привидение. На плацу – совсем другой коленкор. Я пинки и зуботычины раздавать не умею. А Лиззи любит покомандовать. Вот и пусть займётся. И повелитель снова пообещал, что всё будет – со временем. И спросил, что такое Кентервильское привидение. Уоррен с истовым рвением фаната поведал про Оскара Уайльда. Довеском вкратце пересказал «Портрет Дориана Грея». Апокалипсис не преминул заметить, что в эпоху его прежнего правления за подобное непотребство отрезали языки. Ангел быстренько прикусил свой и заткнулся. В зал опять вихрем ворвалась четырёхлетняя дочь всадников и, не чинясь, полезла к повелителю на колени. - Деда! – Озабоченно залепетала она. - А я братику чечевичной каши в рот напихала. И он проглотил, я видела. А борода всё равно не растёт! Ну, почему? - Вырастет, лет через пятнадцать. – Хмыкнул Уоррен, шуруя спицами. - Так до-о-олго? – Возмутилась малышка и сморщила личико. Измученная мать догнала девочку. - Представляете, - С порога начала она. – Сидит мелкий, никого не трогает, с конструктором возится. Тут эта дряннушка раз ему в морду кашей! - А ну, иди сюда! – Прикрикнула Бетси . – Не мешай! - Она не мешает. – Рассеянно ответил Эн Сабах Нур, думая о чём-то своём. Он правой рукой обхватил ребёнка за плечи и строго велел: - Мэг, замри! Это была ключевая фраза. Пароль. Означало – сидеть тихо, как мышка, и не встревать во взрослый разговор. И неважно, что ни слова не произносится. О том, что разговоры бывают внутри головы, девочка знала с рождения. И сама тоже училась. Она послушно притихла. Только бездумно теребила то один из длинных концов немеса – у Эн Сабах Нура так руки и не дошли ни до кирасы, ни до шлема – то бахрому шерстяного вязаного пояса, подаренного Уорреном пару лет назад зимой. Когда Эн Сабах Нур спросил, почему на поясе олени, и какую природу эти животные символизируют, Ангел начал коряво и путано объяснять, что был такой Иисус по прозвищу Христос, сын бога Элохима - он же Иегова, он же тетраграмматон – то есть, получается, его, повелителя, сын, правда, почему-то единственный, и сам навроде тоже бог, разве что труба пониже и дым пожиже. И вот, в день рождения этого Иисуса принято украшать хвойное дерево, жарить гуся и дарить подарки, при этом считается, что их приносит святой Николас, облачённый в красный кафтан и красный же колпак с помпоном, способный, не смотря на огромный живот, пролезать в трубу дымохода и ездящий по воздуху на волшебных санях, запряжённых как раз оленями. Называется – рождество. Ещё немного – и Ангел стал бы первым за всю историю мира свидетелем, как всемогущий Апокалипсис хлопает глазами. Но повелитель сдержался. Только моргнул пару раз. Попытался осмыслить всю услышанную галиматью. Не получилось. При этом подношение не отверг. Во-первых, за что так обижать всадника. Во-вторых, пояс-то красивый. Ну, олени и олени, пусть будут олени, тоже вполне себе славный зверь – бесстрашный и стремительный. А то вместо оленей могли быть и ёжики. С Уоррена станется. Прежний созданный когда-то пояс скопидомный всадник выкинуть не дал и утащил к себе в закрома. Однако Эн Сабах Нур понимал – дело не в жадности. Всё, что было связано с его богом, Ангел почитал как святыню и просто выбросить творение повелителя – даже, если это обычный кусок ткани – не мог, считая кощунством. Впрочем, бывшей детали гардероба нашлось применение – супруги подвязывали им штору – как лентой. Когда повелитель впервые оказался у пары в гостях, он подивился, как те умудряются жить в гармонии с миром и с собой в таком захламлённом помещении. Их апартаменты были загромождены неимоверным количеством сундуков и сундучков, коробок и коробочек, вазочек и шкатулок. И – книги, везде книги. У него самого в покоях царила монашеская непритязательность. Только самый минимум необходимых – и то для него, для бога необходимых, – предметов обихода. Он не любил зарастать хламом. Золочёные троны, высоченные статуи – это всё для торжественных приёмов и церемониала. В быту властелин мира был прост. И только подарки всадников бережно хранил в специальной нише в стене. Эн Сабах Нур заметил, что Элизабет всё ещё стоит перед ним с невысказанным вопросом – уводить ли дочь. - Пусть остаётся. – Позволил Первый. Псайлок покорилась. - Хорошо, вы присмотрите за ней, а я пойду отмывать Джима от чечевицы. Там вдобавок все стены и потолок в каше. Мэгги пока не вполне контролирует свой телекинез. Счастье, что он ей в ответку не вляпал. И вышла, насупленная. Всё ещё сердилась на повелителя за непрошеную педагогику. Купать сына рабам в своё отсутствие она не доверяла. Когда родились близнецы – дочь с телекинезом, сын с пирокинезом, возможно, и другими способностями, которые откроются позже, - всадники недолго спорили по поводу имён. Уоррен, правда, заикнулся насчёт Люка и Леи, но Бэтси сказала, что он псих, и к этой теме не возвращались. Ангел не собирался называть сына Уорреном-четвёртым, как было принято у них. Незачем это. Хватило с него фальшивых семейных ценностей. У мальчика своя судьба – должно быть и своё имя. Ангел выбрал имя Джеймс. - Джимми? – Поморщилась Псайлок. – Чего такое плебейское? - Это у вас, у англичан, плебейское. – Обиделся Ангел. – А у нас, у американцев – вполне себе ковбойское. Окей, баш на баш. Называй дочь, как хочешь. Хоть Гвиневрой. В новом мире как бы пофиг. Но Бетси, перебрав в уме несколько звучных имён, остановилась на Маргарет. - Маргарет Брэддок-Уортингтон. Джеймс Брэддок-Уортингтон. – Со вкусом произнесла она. – А что? Звучит! Новорождённые малыши мирно сопели в кроватке и не принимали никакого участия в собственном наименовании. - Ещё как! – Восхитился Уоррен. – Прямо сэры-пэры, ё-моё. Ради этого даже готов уступить первенство своей фамилии. Уортингтон-Брэддок фонетически проигрывает твоему варианту. Псайлок согласилась. И брат с сестрой стали Джеймсом и Маргарет. Ну, или – пока маленькие – Джимми и Мэг. И вот сейчас Мэг сидела на коленях у «деда» и тихонько болтала ногами, периодически задевая крошечной пяткой по голенищу высокого массивного сапога. И тот даже не знал, что предпринять в данном случае. Одёрнуть? Или пусть её стукает? Он прежде с детьми так близко не общался. Приводили ему, разумеется, молодую смену на смотр, дабы те показали, на что способны. Но вздумай он взять хоть одного маленького мутанта на руки – его бы просто не поняли. В те времена следовало выказывать могущество, в эти – проявлять заботу. «Время разбрасывать камни, и время собирать камни, время обнимать, и время уклоняться от объятий», вспомнил Эн Сабах Нур книгу пророка Екклесиаста – тем же Ангелом и подтащенную вместе заодно с Ветхим заветом без начала, конца и середины. Издание на тонкой рисовой бумаге сильно пострадало в пожаре. Читая, Апокалипсис с удивлением понял, что далеко не всё оттуда знает, хотя должен бы. И вот пришло другое время и - совершенно иной менталитет. Они воспитывают детей верными, но – по-своему. Нельзя сказать, чтобы у него никогда прежде не имелось всадников, служивших не за корысть и даже не ради доблести и чести, а из чувства глубокой искренней привязанности. Были. Баснословно редко, по пальцам перечесть – но были. Гораздо чаще попадались классические влюблённые дурочки – вот от таких Апокалипсис избавлялся сразу. Когда у бабы на почве ревности сносит крышу, она способна на всё: от убийства остальных до банального ножа под рёбра самому повелителю – в старом добром стиле «так не доставайся же ты никому». И ещё – этот урок Эн Сабах Нур крепко усвоил после Эрика – ни за что нельзя держать при себе всадника с застарелой психической травмой. Никаких детских комплексов. Никакой затаённой боли. Никакого отчуждения и страха. Потому и не гнал от себя близнецов. Он должен вырастить себе безоглядно преданную стражу, для которой станет солнцем. Жизнью. Всем. Как стал всем для их родителей. Не просто подчинить - влюбить в себя, как влюбил их когда-то. Несказанная удача. Редкостное совпадение. Чтобы сразу двое – и, вдобавок, так сошлись характерами. Так скоро нашли друг друга. И столь сильно потянулись к нему. Теперь – они базис. Основа. Несгибаемый фундамент для будущего ордена служения Богу. Каждым очередным всадникам надобилось от него различное. Кому-то – могущество. Кому-то – власть. Другим – положение в обществе. Иным – богатство. Некоторым – просто сам факт. Титул приближённого. Этим нужна – семья. Отпрыски двадцатого столетия – они не были обучены поклоняться. Они умели только любить. Ясно и чисто. Впервые он понял это задолго до сегодняшнего дня – в то утро, когда Ангел, дрожа от волнения, практически впихнул ему в руки тот странный предмет - фотокамеру. И Эн Сабах Нур почуял – пора отпускать вожжи. Иначе потеряет ценные кадры. Эти двое просто сломаются. Перегорят. Истерзают себя в бесконечных попытках пробиться к нему. И убрал стену. И получил такую мощную отдачу, растущую день ото дня, что ни разу не усомнился – сделал верный шаг. И даже теперь… особенно теперь, когда есть близнецы. Для родителей их дети – святое, но Апокалипсис ни мгновения не раздумывал над ответом на вопрос, кого всадники кинутся защищать в первую очередь, буде им придётся встать перед выбором. Они пожертвуют ради него даже детьми. Потом, вероятно, сойдут с ума от горя, но потом – это потом. Впрочем, подобной ситуации никак нельзя допустить. Девочка на коленях беспокойно заёрзала. Ей сделалось скучно. Эн Сабах Нур одним жестом сотворил для неё незамысловатую фигурку. И наткнулся на распахнутый взгляд донельзя удивлённых детских глаз. Эн Сабах Нур кивнул. Это означало – можешь говорить. Девочку прорвало: - Это птичка? А где у неё голова? Отвалилась? – Забормотала Мэг, ошеломлённо уставившись на повелителя. И лишь сейчас тот осознал что именно, не задумываясь, создал для неё. Маленький серебристый самолёт. Предмет, который малышка никогда не имела возможности наблюдать воочию. И первое, что увидел он сам, очнувшись в замусоренном каирском тупичке. - Это волшебная птичка. – Прокомментировал он свой подарок. – Ей не нужна голова. И подумал: «Внутри неё уже сидят головы. Тупые и враждебные. Хотя нет. Сидели». - Хочешь, иди к себе и поиграй. – Предложил Эн Сабах Нур. Но девочка только молча помотала головой – влево-вправо, и ещё плотнее прижалась к повелителю. Зажала игрушку в руке. Звякавший спицами Уоррен одобрительно хмыкнул. - Тогда опять замри. – Сказал Эн Сабах Нур, а к Ангелу обратился телепатически: «Вы планируете ещё детей?» Раньше он об этом не спрашивал. Он вообще ни о чём не спрашивал. Просто отпустил их, позволил жить. «Всадников должно быть четверо», откликнулся тот, не поднимая взгляда от рукоделия. «У Лиз крепкий здоровый организм, она прекрасно может родить. Погодок. Мы собирались подождать, пока подрастут Джим и Мэгги, чтобы старшие стали опекать и обучать младших». Вот так. Счастливый отец семейства. Очкарик. Бабушка с чулком. Внешне. А внутри – воин. Отлично помнит, кто он и зачем. Молодец. А он повзрослел. «Я подумаю над этим», решил Апокалипсис, благосклонно кивая. «Возможно, имеет смысл повторить вашу модель. Семейную. Женить сына и выдать замуж дочь. Учитывая их предпочтения, разумеется. Несчастная любовь порождает мрак в сердцах. Им найдётся, из кого выбирать. Они не единственные дети-мутанты, оставшиеся в мире». «Я понял тебя, повелитель», ответил Уоррен, невозмутимо продолжая вязать. «И, спасибо тебе» «За что?» «За всё». И закрылся – наглухо. Ушёл в свои петельки. Теперь, сколько хочешь, входи внутрь и считывай – услышишь только «лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная»… знакомо. Эн Сабах Нур недоумевал – неужто Ангел оскорбился чем-то? Но разглядел слёзы, сверкнувшие за бликами очков, и проницательно догадался – всадник был благодарен за то, что он, господин, великодушно позволил его детям в будущем выбрать себе спутников жизни. Романтический Ангел. Безоглядно обожавший повелителя, посвящавший ему стихи, подаривший музыку, показавший, как делать фотоснимки, он никогда не обольщался насчёт того, что такое его бог. «Неужели он и этого не ждал от меня?», поразился Первый. После пяти лет? После всего?» Даже как будто обидно. - Уоррен. – Вслух позвал всадника Эн Сабах Нур. Тот от неожиданности чуть не выронил свою паутину. - Уоррен. Сколько ещё я должен доказывать тебе, что вы мне небезразличны? Неужели я не достаточно вам дал? Тебе нужно что-то ещё? Скажи. Ну, вот… уронил всё-таки. И нитки спутались. - Разве я похож на сумасшедшего тирана? - Извини, я… - упавшим голосом залепетал Ангел и неловко снял очки, перекосив тонкую дужку. На лбу всадника мгновенно выступила испарина. Он утёр пот тыльной стороной ладони. - Достаточно. – Прикрыл глаза Эн Сабах Нур. – Я вижу твоё раскаяние. Впредь не говори и даже не думай – так. Взор его заволокло пеленой. - Что-то не в порядке? – Обеспокоился Уоррен. - Нет. – Улыбнулся Эн Сабах Нур. – Твоя жена. Жалуется на то, что сын не даётся ей в руки и поджигает рабов в их седалищные места. Предлагает тебе прийти и устроить сеанс рассерженного отца. Но я ей сказал, чтобы оба явились ко мне. - Понял. – Довольно, как сытый кот, растянулся в улыбке Уоррен. – Будет сеанс рассерженного бога. Эн Сабах Нур кивнул. Мэгги снова завозилась. Задать взбучку одному ребёнку в присутствии другого – самая непростительная ошибка, какая только может быть. Посему повелитель сказал: - Ступай, поиграй на балконе. Я пришлю брата к тебе. Девочка покорно слезла с колен и ушла. Уоррен с Элизабет воспитывали сына и дочь основательно. В счастье, не лишая положенных детских радостей, но и одновременно натаскивая по полной. Боевые искусства – от матери, чтение и правописание – от отца. И умудрялись соблюсти баланс, не загоняя ребятишек, но и не отпуская натянутый поводок служения. Которое – не бездумный бросок на линию огня, а – знание. Понимание сути. Развитость. Многогранность. Ещё был вариант – аскеза. Орденское воспитание. С первого слова и до последнего вздоха лишь поклонение. Но тогда пришлось бы сразу по рождении отобрать детей у всадников и взращивать отдельно. А нанести такой удар по их доверчивым душам он не мог. За ту безграничную любовь, что они положили к его ногам, отплатить им подобным образом было бы предательством. Брэддок тащила за руку зарёванного сына. - Ну, и что это значит? - Спросил Эн Сабах Нур, подзывая ребёнка. – Тебя сестра унизила, накормив насильно кашей, или рабы? - Сестре бы я навалял. – С возмущением выдал пацан. – Так она убежала! - Вы с сестрой равны. А ты отомстил за неё - слабым. - Но они же наша собственность! Ты сам говорил! Тебе их, что ли, жалко? Эн Сабах Нур тихонько рассмеялся. - Их? – Переспросил он. – Ничуть. Мне тебя жалко. Мальчик испуганно уставился на повелителя. - Да-да, тебя. – Твёрдо продолжал тот. – Ты выказал поведение, недостойное воина. Надоел тебе раб – убей его. Не желаешь убивать – накажи, чтоб долго помнил. Но никогда не опускайся до мерзкого мелочного садизма. - Прости... – потерянно пробормотал Джеймс. «Умница, мельком подумал Эн Сабах Нур, верно расставляет приоритеты. Будь я добрым богом, сейчас непременно велел ему пойти и попросить прощения не у меня, а у обиженных рабов». Но Апокалипсис не был добрым богом. Впрочем, не был и злым. Он был умным. - Ты не их, ты меня оскорбил. – Внушительно и отрывисто заговорил он после паузы, наклоняясь к мальчику. – Будущий всадник, будущая правая рука властелина мира – моя правая рука – бегает по пирамиде и поджигает рабам штаны! Развлечение простолюдина! Каково видеть это твоим отцу и матери? Каково про такое слышать – мне? Бедного Джеймса пошатнуло от этих слов. Он сморгнул выступившие слёзы и пролепетал: - Я так больше не буду… - Уверен, что не будешь. – Смягчился Эн Сабах Нур и посмотрел на мальчишку почти задорно. – Ты ещё маленький… - Неправда, я сильный! – Выпрямился Джеймс. - Разве было сказано, что ты слаб? Я сказал, ты маленький. Ребёнок. И хочешь играть. Ничего плохого в этом нет. Неужто мало я сотворил тебе самых чудесных забав? Получше, чем рабьи порты, верно? Слёзы на глазах Джимми мгновенно высохли, и он звонко рассмеялся. Эн Сабах Нур притянул мальчика за плечи. - Ступай на балкон, поиграй с сестрой. – И, неожиданно, с заговорщицкой улыбкой прошептал в самое ухо. – Можете подраться. Я разрешаю. - Ура-а-а! – Воскликнул Джимми и побежал к сестре и игрушкам. Улыбка немедленно слетела с тёмных резко очерченных губ. Взгляд стал мрачен, холоден и словно покинул реальность. Мгла наползла в складки ниточек-морщинок, идущих от век к вискам. - Браво. – Восхищенно подметила Бетси. – Этот урок мелкий никогда не забудет. Хотя вряд ли мы в дальнейшем избавлены от его проказ. Устала я что-то… - Отдохни. – Предложил Эн Сабах Нур и указал всаднице на место подле себя. Она присела на кушетку. И вдруг почти простонала: - Повелитель! Что с тобой? - А что со мной? – Нахмурился Апокалипсис. - У тебя сейчас такое лицо было… жуть. - Просто я подумал о будущем. – Коротко ответил он. И вспомнил хрупкий самолётик – забаву для Мэг. Невинную, пока снова не появятся – настоящие. - Судя по выражению, оно тебе не понравилось? – Всадница осторожно заглянула повелителю в глаза. - Оно мне никогда не нравится. – Отрезал Апокалипсис. Жёстко заговорил. – Каждый раз одно и то же. Стоит только всё исправить. Захватить власть. Установить порядок. Очистить землю от скверны. Как она снова лезет. Изо всех щелей. Мох. Плесень. Ползёт и разрастается. Начинает душить. И вновь сильным нужно браться за оружие. Элизабет молча смотрела на него. - Мне известно, что значит хоронить своих детей. Вам я могу дать гарантию… если угодно, клятву – вы через это не пройдёте. А им, – он кивнул в сторону балкона, где самозабвенно тузили друг друга близнецы, - уже нет. На последних словах в голосе его зазвучали сразу несколько. Ангел и не моргнул. Лишь поёрзал в своём кресле, шевельнув затёкшими ногами. - Это жизнь. – Добродушно поведал он. – Она всегда такая. К мёртвой точке не привинтишь и под себя не переделаешь. Так мир устроен. Перетопчутся как-нибудь. Уоррен. Крылатый мудрец Уоррен. Нью-Йоркский лама. Нельзя сказать, чтобы дышал одним днём, аки птаха небесная – не про него это. Но всегда всё принимает, как есть. И действует дальше, исходя из текущей ситуации, не заглядывая за горизонт. - Поживём – увидим. – С не меньшей мудростью подхватила Бетси. Коснулась плеча повелителя. – Точнее, поживёте – увидите. Мы давно поняли, ты специально делаешь, чтобы они слушались тебя больше, чем нас. Потому что они принадлежат не нам, а тебе. Уоррен даже не возразил. Продолжал возиться со спицами. Ни грамма материнского кликушества. Ни толики отцовского эгоизма. Истинные всадники, отметил Эн Сабах Нур. Сколько верности своей цели, сколько – преданности. - Ты говоришь, - начал он, обращаясь к молодой матери, - что устала. - Немножко. – Улыбнулась Бетси. - А вот он, - властелин обличающее указал на Ангела, сдавая того с потрохами, - уверяет, будто нужно родить ещё двоих. Погодок. Но Псайлок только отмахнулась. - Ой, повелитель… прикажи – и я тебе хоть взвод нарожаю. Мы любим детей. И это с первыми тяжело, да ещё двойня, и у нас ни опыта, ни семейного психолога… а дальше уже по накатанной схеме. Только, веришь, иной раз так и подмывает уложить поперёк сундука, да всыпать ремня покрепче… - Никогда нельзя этого делать. – Прервал Апокалипсис не приемлющим возражения тоном. – Не с моими воинами. Розги – наказание для рабов. Для скота. Сильного и храброго плетьми ничему не научишь – только ожесточишь. - Я знаю. – Через паузу веско добавил он. – Я сам был в рабстве. Его раскрытая ладонь покоилась у Элизабет на коленях, и она ласково гладила пальцы, в тысячный, наверное, раз любуясь узором перчатки, который давно изучила до последней линии и могла нарисовать с закрытыми глазами. - Это… после того, как погиб твой приёмный отец? Апокалипсис кивнул. - Помню. – Тихо проговорила всадница. – Ты рассказывал. И вдруг скрипнула зубами и зашипела. - У-у, как жаль, что меня не было там! Я бы их всех голыми руками в клочья – с-скотов… да весь этот мир одной твоей капли крови не стоит. Бетси была невыносима сама мысль, что повелитель страдал от хлыстов надсмотрщиков. Уоррен, уже успевший распутать коварные нитки и перевязавший наново соскочившие петли, подал голос со своего кресла: - Давайте пройдёмся по пунктам нашего договора. С последним я обоими крыльями «за» и ставлю жирную подпись. Но вот что касается первого… позволь, дорогая, зачем же голыми руками? - И он опять съехал на свои любимые рельсы. – Берешь обыкновенную отравленную иглу… повелитель, как у вас в Египте обстояли дела с быстродействующими ядами? - Хорошо. – В тон всаднику отвечал Эн Сабах Нур, поражаясь, как тот всегда умел метко разрядить обстановку. – Хорошо у нас обстояли дела с быстродействующими ядами. - Ну и вот. Скромненько и со вкусом. Как там, у Сунь Цзы? «Война любит победу, а не продолжительность».– Пожал плечами Ангел, а Псайлок засмеялась, и Эн Сабах Нур сжал её руку в ответ. Какое сокровище, эти – двое. И их дети – свежая поросль - сущие алмазы. Которые оставалось только огранить. Как долго он ждал подобного. И теперь это всё – принадлежит ему. Больше его никто не предаст. Уж он позаботится об этом. Через две примерно недели вечером Апокалипсис нашёл Ангела на балконе – тот стоял, уставившись на свой – теперь уже свой – город, где давно не было никакой разрухи. Подошёл и встал рядом. - Вон там, повелитель, - сказал Уоррен, указывая в небо. – Млечный путь. Я так в детстве мечтал посмотреть, но ни разу не видел. В мегаполисах вообще звёзд не разглядеть. Освещение мешает – фонари, вывески, рекламы. А теперь звёзды над всем миром. Благодаря тебе. - Богиня Нут. – Вспомнил Эн Сабах Нур. – Она простирается от востока на запад, упираясь руками и ногами в землю. И поднимает усопшего фараона на небо, чтобы тот мог жить дальше, уже как звезда. Так верили. Почему ты не у себя? - Лиз детей укладывает. А мне велела выметаться и не путаться под ногами. Генеральша. Уоррен хмыкнул. И пояснил: - Я сегодня полдня сорванцов своих катал. А им всё мало. Завидят меня – и «папа, ещё, папа ещё»… а куда «ещё», ночь, вон, на дворе. Ну, и Лиззи устранила меня, как раздражающий фактор. Сейчас, они быстро заснут. Эн Сабах Нур кивнул. - Это кстати. Мне нужно поговорить с тобой. - О чём? – Заинтересовался Ангел. - Об армии. – Твёрдо сказал Апокалипсис. – Я думал над твоими словами. Если бы вы оставались бездетными, с этим можно было подождать. Теперь всё по-иному. Близнецы не должны расти, как цветы в саду. Уоррен попытался было возразить, но властелин поднял руку – не перебивай. И продолжил: - Я вижу, вы даёте им должное воспитание. Но недостаточное. И поэтому вот что я решил. Как только им исполнится пять, мы отправимся в путешествие. Будем искать и отбирать мутантов. - «Мы» - это ты и я? – Обеспокоился Уоррен. Ему не хотелось бы оставлять семью надолго. - «Мы» - это мы все. – Пояснил Эн Сабах Нур решительно. – Я, ты, Элизабет, Маргарет и Джеймс. - Как? И дети тоже? – Удивился Ангел. - Да. Это будет началом их истинного обучения. Прости, что передышка оказалась столь короткой. Но Уоррен нимало не расстроился подобным оборотом событий. - Это для тебя, бессмертного, короткой. А мы засиделись уже. Лиз надо сменить обстановку. А мелкие так вообще обалдеют от восторга. Нет, я, конечно, всё понимаю, будет не семейный пикник на природе… хотя… - Ангел задумался. – Одно другому не мешает. Надо же нам чего-нибудь лопать. Можно, мы провизию с собой возьмём? - Можете взять хоть этот ваш телевизор. – Кивнул Апокалипсис. – Мне от вас нужно дело, а как вы проводите досуг, значения не имеет. - Не, телевизор – это перебор. – Рассмеялся Уоррен. – Вот если бы фотик… эх, жаль, плёнка кончилась. Последнюю давно ещё на детей потратил. Повелитель, ты не можешь сделать плёнку? Хотя бы чёрно-белую? Я тебе примерно растолкую, из чего она состоит. - Я могу лучше. – Предложил тот. – Я помню каждое мгновение своей жизни, - и, следовательно, вашей, пока вы со мной. Если вы пожелаете вновь пережить какое-то из них, я помещу его вам в память, и вы увидите всё, как наяву. - А вот это, правда, гораздо лучше. – Обрадовался Ангел. - Мне бы в голову не пришло. Он взял паузу, что-то прикидывая. - Жаль, что ещё почти целый год ждать… ну, ничего, зато составим план. А пирамиду, - вдруг спросил он, - не боишься оставлять на это стадо баранов? - Не такие уж они бараны. – Не согласился Эн Сабах Нур. – Трудятся исправно. Чего ещё? Всегда можно вернуться. И, не забывай, я буду знать, что творится здесь. Не беспокойся об этом, всадник. Ангел облокотился на парапет и вдруг сглотнул. - Ты столько делаешь для меня… - прошептал он. - Каждый день – как награда… жена, дети, и – ты… а ведь чем могла быть моя жизнь, сложись всё иначе. Вдруг бы ты не пришёл? За что мне такое счастье? Неужели я достоин?.. - При твоих невинных желаниях награждать несложно. – Ответили ему. - И – да, ты достоин. Сын мой, ты не знаешь себе цены. Но это хорошо. Не возгордишься. - Да? – Уоррен лукаво прищурился. – Ну, это мы ещё посмотрим. А то вот как возгоржусь… Повисло молчание. Ангел испугался – неужели повелителя задела бесхитростная шутка? Но дело было не в этом – по глазам заметно. - Дитя моё. Есть ещё один дар, который я хочу дать тебе. – Негромко произнёс Эн Сабах Нур. Уоррен встрепенулся. - Какой? Незнакомые прежде нотки в привычном хоре голосов насторожили его. Но повелитель улыбался. Взял Ангела за запястье. - Вот мой дар. И прижал его руку к своей груди, к плотной ткани нарамника. Ангел замер и перестал дышать. И услышал, как уверенно толкнулось ему в ладонь сильное, вечное, живое сердце бога. И распахнул крылья.