For the love of God

Эн Сабах Нур стоял на громадной каменной глыбе, раскинув руки и подставив лицо ледяному ветру со снежной крошкой. Уоррен, примостившийся у шатра, не сводил с него глаз. - Любуешься? – Спросила подошедшая Бетси. - Завидую! – Огрызнулся Ангел. – Хорошо ему – бог. Холода не чувствует. А у меня скоро женилка в сосульку превратится. Он жалобно продолжал: - Раз уж потащил нас в Каракорум, то что ему стоило создать нам тёплую пирамиду? Ну, хоть ма-а-аленькую такую пирамидочку. С ванной. А? Но повелитель не создал им «пирамидочки». Он справедливо полагал, что его бойцы должны уметь переносить и холод, и голод, и все лишения военного похода. Привыкать к суровому климату. Остановили выбор на шатре – варианта Османо-венгерской войны. Только куда более плотном, трёхслойном. Несгибаемый никакими бурями, шатёр был почти как дом. Просторный. Там имелись и постели, и печка с вытяжкой, и необходимая утварь. Дощатый настил с коврами. Но Ангел всё равно ныл. Ему хотелось обратно в Каир. Хорошо, что хоть одежда для всадников и детей создавалась по его с Элизабет проекту. Сотворяя всадникам амуницию, Апокалипсис подумал, что хватит быть сапожником без сапог, и решил полностью пересмотреть собственное облачение. Парадные латы для предстоящей задачи не годились. Тяжеленные сапоги провалились бы в снег, вычурные поножи и наручи тоже бы только мешали, и всё пришлось сделать более тонким, лёгким, практичным. Сапог с облегающим голенищем, уплотнённый в лодыжке и широкой подошвой – для устойчивости, перчатки теперь заходили на локти, оставляя свободным запястье, вместо нагрудника и наспинника – одно целое, с упругими пластинами. И облегчённая юбка. Поддоспешник тоже был слишком массивным, его пришлось утончать до тех пор, пока он не превратился в подобие подкладки брони самих всадников. Наплечники стали изящными и минималистичными. А с наколенниками и прочим ему помогла Бетси, набросав на листке бумаги и примерно растолковав, как выглядит защита для роллеров. Оставил он только немес – на память о прошлом, но укоротил концы убора, для удобства. И сменил всю цветовую гамму. Небывалый материал переливался драконьей кожей от изумрудного до тёмного, почти чёрно-фиолетового, отливал в антрацит и бликовал узорами. Когда супруги узрели властелина в новом обличье, то Уоррен долго проклинал себя за то, что не сберёг хоть рулон фотоплёнки. Апокалипсис всегда был прирождённым художником. Одни костюмы всадников, сделанные прежде, чего стоили. А уж когда Ангел разглядел на полированной пряжке нового пояса бегущих по кругу оленей, то пустил скупую мужскую слезу. Эн Сабах Нур с неделю приноравливался к новым ощущениям. Его неожиданно обрадовала эта позабытая лёгкость, почти как в юности, когда он носил только набедренную повязку да тканью обматывал руки для защиты. Когда ничто не мешало в бою, кроме копны длинных густых чёрных волос, пока Первый не догадался, что их можно просто сбрить, да и дело с концом. Как-то раз не утерпел и, подобравшись, с удовольствием совершил – почти через всю комнату – прыжок с разворотом, перекатился, выпрямился, ушёл от воображаемой атаки, нанёс серию ударов по воздуху, удовлетворённо отметил что-то про себя, и телепортировался во двор. Там, у пирамиды, имелась его собственная площадка для тренировок, разровненная, посыпанная песком. Несколько заброшенная - полгода он не возвращался к рукопашному бою. Что ж, пора. Эн Сабах Нур встал в стойку и начал методично повторять движения: шаг, выпад, блок. Шаг, выпад, блок. Шаг, выпад… Под тонким слоем посеревшего песка обнаружился забытый там игрушечный танк на подвижных гусеницах. Обнаружился уже поздно – под подошвой сапога – и, не сумев от неожиданности сохранить равновесие, великий и непобедимый бог покорённого мира с проклятиями растянулся на площадке. Так. Кажется, кто-то совсем недавно говорил о неприемлемости телесных наказаний? Да он сам выпорет этих сорванцов, лично, вот этими руками. Хорошо, что всадники не видели, подумал Эн Сабах Нур. Но тут же неслышно застонал и обречённо прикрыл глаза. Те уже неслись к нему, Уоррен на крыльях, держа Бетси за руки в полёте – их стандартная боевая связка – и что-то встревожено выкрикивали. Как они умудряются это проделывать? Только что же Апокалипсис лично видел их в другом конце пирамиды. Он хотел было вскочить на ноги из положения лёжа, дабы показать салагам, кто тут мастер, но передумал – стимула не было. И остался лежать. Очень хотелось в дикие степи. В голую пустыню. В болото, на худой конец. И Сет с ними, с мухами и комарами. Уединиться на месяц-другой. На год. А лучше, на десять. Ну да. А потом вернуться и застать вместо бодрых и счастливых всадников две бледные иссушенные тени с ослепшими от слёз глазами. Всё, всё. Пути назад нет, приходится признать. Следовало с самого начала не подпускать их так близко к себе, не позволять столь самоотверженно, безоглядно любить, да и - чего уж греха таить – не привязываться самому. А теперь поздно. Он скосил взгляд на предмет, послуживший причиной падения. Миниатюрная современная бронированная колесница. Совсем поблёклая – играли и забыли, потерялась. Эн Сабах Нур усмехнулся. Потом ещё. И ещё. И вдруг безудержно расхохотался. Даже не потому, что так нелепо грохнулся – а над всей этой невозможной, безумной, абсурдной ситуацией, творившейся с ним в последние годы. И над тем, что на его тренировочной площадке оказалась даже не потайная яма с кольями – а детская игрушка. И над тем, как всадники, вместо того чтобы с достоинством протянуть руку и помочь встать – как воин воину – заботливо отряхивают его и причитают. Сквозь собственный многоголосый смех он услыхал реплику Уоррена: - Лиз! Кажется, повелитель головой повредился! Осторожнее! Держи вот так! А Первый всё смеялся и смеялся, припоминая, что в последний раз подобный хохот разобрал его несколько лет назад, когда раненый Ангел назвал ременные крепления его доспеха… как же это всадник сказал… да. «Порнография». Но тогда сказывался стресс. В тот день они все побывали на краю гибели. А сейчас сделалось по-настоящему смешно. Впервые за века. Он всё смеялся и смеялся, пока, наконец, не решил – хватит. Так и до психоза недалеко. Резко оборвал смех, сжал губы и сменил взор с тёмного на белый. Сейчас, прикинул он, притихнут, смутятся, вспомнят, кто перед ними. Какое там… Элизабет радостно указала мужу на властелина: - Смотри! А ты говоришь! С ним всё в порядке! Правда же, повелитель, с тобой всё в порядке? Она протянула руку к его груди, но не коснулась, лишь провела ладонью по воздуху, словно укрывая невидимым щитом. Глаза её светились тревогой и любовью. И он вспомнил ту свою всадницу – пепельнокосую северянку с высокими скулами – что не на себя, а на него извела всю свою энергию, сама же погибла. И эта поступит так же, если что. Их не перекроишь, рассудил он. Не испугаешь. И уже не прогонишь от себя. И опять рассмеялся. - Дети мои. – Наставительно произнёс Эн Сабах Нур. – Упасть не страшно – все падают. Самое главное – суметь подняться. - Нет. – Мотнул головой Уоррен. – Это не самое главное. Главное – чтобы было кому поднять. «Ибо если упадет один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его». - Помню! – Иронично откликнулся Апокалипсис. – Помню твоего Екклесиаста! И ещё оттуда помню: «Лучше бедный, но умный юноша, нежели старый, но неразумный царь, который не умеет принимать советы». Так поднимайте! Раз уж вас принесло. Что вы на мне повисли… Вдвоём всадники придали повелителю вертикальное положение. Уоррен с сожалением смотрел на перепачканную грязным песком юбку. - Весь изгваздался. – Сумрачно уронил он. – Лиз, тащи щётку. - Это лишнее. – Отмахнулся Эн Сабах Нур и щелчком пальцев снял с себя слой песка. Уж с чем-с чем, а с песком он умел проделывать всякое. Однако, не смотря на инцидент, новый доспех пришёлся ко двору. Но сами Брэддок и Уортингтон для себя и детей предпочли получить обычные аляски. И шнурованные ботинки. И тёплые штаны. А уж всяких шерстяных вещей Уоррен с лихвой на всю семью навязал сам – запас шерсти у того имелся изрядный. Разумеется, до вербовки новых рекрутов было далеко. Всадники, правда, жиром не заплыли и не обрюзгли, но за годы мирной жизни изрядно подрастеряли боевые навыки. А кое-чего и вовсе не умели. Следовало научить. И он учил. И их, и близнецов. Апокалипсис был опытным воином и умелым наставником, и тонко чувствовал грань между капризным «не хочу» и реальным «не могу», и не выматывал детей. Развлекал их время от времени. Джеймс и Маргарет с изумлением наблюдали, как простой невзрачный кусок льда превращается в совершенных руках бога то в рыбу, то в птицу, то в небывалую сказочную тварь. Ветер, наконец, утих. Эн Сабах Нур грациозно и мощно, подобно чёрному ягуару, спрыгнул с камня – высота была футов пятнадцать, не меньше – упруго приземлившись на ноги, лишь чуть согнув колени. - А вот теперь – любуюсь. – Подал голос Уоррен. Повелитель шёл к ним. - Всадники! – Громогласно обратился он к супругам. Глаза его весело сверкали. – Как вам не стыдно? Берите пример с ваших детей! Уоррен тоскливо посмотрел на близнецов, счастливо барахтающихся в снегу. Брату с сестрой было жарко до пота. - Было бы мне пять лет, - прогнусил отец семейства, кутая нос в варежки, - я бы тоже так кувыркался. Скажи, Лиз? - Ничего-ничего. – Произнёс Апокалипсис уже тише. – Сейчас согреетесь. В его ладонях вытянулось по длинному тусклому клинку. - Куртки снять и сюда. - Не хочу в спарринг! – Завыл Ангел. Бетси уже молча разоблачалась. Эн Сабах Нур, ни говоря ни слова, кинул взгляд на Ангела, чуть склонив на бок голову. Тот со вдохом принялся расстёгивать аляску. - А нам оружие? – Продолжил он свои отмазки. - У вас уже есть. Природное. Готовы? Нападай! И крутнул мечи. Псайлок ринулась первой, выбрав не клинок, а хлыст, хотела попробовать захлестнуть им один из мечей; Эн Сабах Нур легко уклонился от её броска. Раздосадованный Уоррен зло выщелкнул перья, ни одно не попало в цель, половина мимо, половина отбита лезвиями. Тогда он предпринял нападение сверху, Апокалипсис подпрыгнул, чтобы оттолкнуть всадника, а Бетси, не теряя времени даром, подкатилась повелителю под ноги и взмахнула хлыстом, но хлыст щёлкнул в пустоте, повелитель заранее выполнил не прямой прыжок, а с расчётом на сальто, и вот он уже стоит в трёх футах от них от них, а лезвия тренировочных мечей багрово вспыхивают – это означало, что каждый умудрился получить по удару. И Ангел ошалело трясёт головой, валяясь в снегу – он был сбит в пике. - Два трупа есть. – Апокалипсис улыбался. – Что встали? Нападай! И опять броски и выпады, выпады и броски, и уже по семь всполохов загоралось на мечах Эн Сабах Нура. Всадники отчаялись задеть его хоть раз, но тут Бетси пришла в голову чудовищная по своей нелогичности комбинация. Которая могла сработать. Она выбросила вверх раскрытую ладонь – это означало «залп перьями», Уоррен послушался, всё ещё не понимая, что жена задумала, и, разумеется, перья были отражены вертящимися клинками, но своим живым клинком – пылающим, лиловым – Псайлок послала одно из перьев в новый путь, придав тому добавочную скорость, и, дико вращаясь, оно тупым зазубренным концом с силой врезалось непобедимому богу под правую ключицу. Уоррен заметил удивление в его глазах и, воспользовавшись моментом, схватил и швырнул супругу прямо на повелителя, но с подкруткой, как мяч в бейсболе. Тот уже среагировал, упав на спину, послал мечи в полёт, и один из них, фейерверком рикоштя от Уоррена, отправил того кубарем в снег, но второй меч задел обернувшееся в падении тело Брэддок на миг позже того, как она, рухнув на Эн Сабах Нура, одним ударом рассекла гортань. А потом придавила собой и вовремя успела убрать трепещущее лезвие силы – иначе распорола бы живот себе. Всадники считались уже убитыми, но атака прошла. Супруги давно привыкли и не истерили по поводу того, что в схватке иной раз приходилось маленько покоцать наставника – тот на протяжении долгого времени усиленно демонстрировал им свою мощь, дабы не боялись за него и не душили своей заботой – он с удовольствием проводил с ними время, но ему нужна была также и свобода. - Победа! – Возликовал Уоррен, выбираясь из сугроба. - Победа! – Вторила Бетси, валяясь на повелителе и в восторге колотила того в грудь. Он, понятное дело, уже исцелился. Снял с себя всадницу, усадил рядом и ободряюще похлопал по плечу. - Молодцы… - Произнёс Первый в некоторой растерянности. – Вы просто молодцы. Как вы до такого додумались? - Это я додумалась. – Гордо заявила Бетси, прильнув к повелителю. – Я. - Дикость. – Сказал Эн Сабах Нур. – Но ведь получилось… в дальнейшем опробуем эту схему. Я смотрю, вы согрелись? - Ага. – Ангел никак не мог встать в снежном заносе, всё спотыкался и падал обратно. Смеялся. – Тебе не было больно, мастер? - Конечно же, нет. – Ответил Эн Сабах Нур. – Вы поработали на славу. Отдыхайте. Он встал, отряхнулся, сделал несколько шагов по направлению к близнецам, наблюдавшим за схваткой. - Эй! – Вскричал он. – Мелюзга! Кто на всемогущего? Налетай! Близнецы с визгом ринулись к повелителю и, хохоча, заново повалили того в снег. Всадники, наоборот, стряхивали с себя белые налипшие комья. Смотрели на весёлую возню, происходившую поодаль. - Уоррен, - обратилась к мужу Элизабет, - ты лучше меня разбираешься во всякой мифологии. Ответь, какие-нибудь боги страдают маразмом? - Все до единого. – Твёрдо сказал Ангел, обивая о колено шапку. Потом понял. – Да прекрати. Он же просто радуется. Подумал. Заговорил без смеха уже: - Мы с тобой вокруг него почитай шесть лет шаманские танцы с бубнами отплясывали, чтобы хоть немного на нормального стал похож. А ты недовольна. - Я довольна. – Возразила Бетси. – Просто иногда мне кажется – всё так хрупко… - Это не кажется. – Уоррен сощурился. – Силы повелителю не занимать стать. Попрошу его вон ту гору разобрать на полезные ископаемые и сложить ровными кучками – разберёт и сложит. А психика нежная. Задеть, обидеть, ранить – очень легко. И пошло-поехало… армагеддон, конец света, тотальный дестрой. - А всё почему? – Поддакнула Бетси. – Ополчились на него, а за что, спрашиается? Это вот как если сидишь ты за шахматной доской, ведёшь сам с собой партию. Так увлекательно – здесь взял ладью, там съел коня, тут пешка вышла в ферзи, какие-то фигуры уходят с доски, партия в разгаре, и на самом интересном месте шахматы набрасываются на тебя, душат, вяжут, суют под землю на пять тыщ лет – ну, не обидно? Уоррен посмотрел на жену. - А ты понимаешь. – Тепло сказал он. - Давно уже понимаю. И ты тоже. Но кто, кроме нас? - Не все хотят быть шахматными фигурами. – Пояснил Уоррен, надевая шапку. – Главное, сам же ему навязал идею об армии. Ну вот нафига? - Дорогой. – Ласково обратилась к Ангелу Псайлок. – Огонь не живёт под стеклянным колпаком – он тогда умирает, задыхается. Повелитель не может быть нашей собственностью. Он принадлежит всему миру, всем, кто изберёт его. - Всем, кто захочет быть шахматными фигурами? - Ну, это смотря в чьих руках… если в руках бога… - Бетси заулыбалась. Потом посерьёзнела. – Смотри, они его сейчас просто закопают. И позвала, сложив ладони рупором: - Джим! Мэг! А ну-ка быстро оставили повелителя в покое! И шагом марш ко мне! Переодеваться! Вас выжимать можно! Брат с сестрой послушно поковыляли к матери в тяжёлых своих ботинках. - Я уже иду! – Прокричал Ангел и пошёл добывать повелителя из снега. Бетси увела детей в шатёр. Уоррен насуплено заметил: - Ты, повелитель, не шатался бы по ночам. Барометр в последнее время штормовое предупреждение показывает. Апокалипсис не понял его опасений и страхов. - Всадник. Не забывай, что ты моё дитя. А не наоборот. - Ой, да сейчас это повсеместно. Яйца курицу учат. Каждый сын непременно скажет отцу «фи, papa, как вы несовременны. Ничего-то не понимаете». - Много своему наговорил? – Усмехнулся Эн Сабах Нур. – Когда тот над тобой издевался? - Так то не настоящий отец. – Просто пояснил Ангел. – Так, биологический родитель… настоящий – ты. И крепко обнял повелителя. Вновь услышал ровный стук могучего сердца через материал нового доспеха. Эн Сабах Нур осторожно развёл руки в стороны – чтобы не наткнуться на перья. Спросил: - Всадник? Что ты вытворяешь? - А не понятно? Впадаю в детство. – Уверенно ответил Уоррен. – Навёрстываю упущенное. Отстранился, посмотрел с лукавинкой: - Пап, купи мороженку? «Подыграть ему, что ли», подумал Апокалипсис и неожиданно, набрав полную пригоршню снега, размазал её по физиономии Уоррена. - Кушай, детка. - А-ха-ха-ха! – Возликовал Уоррен и откинулся навзничь. Проговорил: - Я тебя обожаю. Ты прелесть. Только давай теперь сам меня доставай. Я, кажется, крыльями увяз. - Поднимайся, - Велел Апокалипсис, вытаскивая Уоррена. – И ступай греться. - Пойдём к нам. – Позвал Уоррен. – Можно бесконечно смотреть на огонь, воду, звёзды и то, как другие трудятся. Огонь горит, вода кипит, дети заняты делом, а чтобы поглядеть на звезду, попроси у Лиззи карманное зеркальце. Там, правда, отразится всего одна звезда, зато самая лучшая на свете. Пойдём-пойдём. И он потащил властелина в шатёр. Когда они вошли, Элизабет развешивала мокрые детские вещи. - Повелитель! – Обрадовалась она. – Как хорошо, что зашёл! Всадница поцеловала его руку и зашептала на ухо: - Займись с мелкими. Пригляди. Если стараются – похвали, если ленятся – поругай. Для них нет большего авторитета, чем, ты. Давай, свет мой, удачи, вперёд. И легонько подтолкнула его. «Надо же, как они меня обложили, подумал Эн Сабах Нур. И ведь, главное, сам ввязался, не отвертишься теперь». - Деда! – Обрадовано заголосили близнецы. - Всё! – Решил Первый. – Хватит. Величайте меня, как ваши родители. Я вам не дедушка. Близнецы замерли. - Почему? Мы сделали что-то не так? – Растерянно промолвила Мэг. - Напротив. Это честь. Вы теперь – взрослые, и имеете право титуловать меня, как положено. Ангел пихнул жену в бок и указал глазами на повелителя, оттянув верх большой палец. Всадница кивнула. - Что там у вас? – Спросил Эн Сабах Нур. – Показывайте. - Де… повелитель. – Джим протянул властелину кубик Рубика. – Вот. Не получается. Ясно. Ангел когда-то дарил ему такой. - Поймите. – Заговорил Первый. – Творческий подход нужен там, где вы начинаете с чистого листа. Эта штука придумана до вас, и у неё уже существует несколько алгоритмов сборки. Слушайте и запоминайте. И начал объяснять. - Дорогая, - Обратился Уоррен к жене, - у нас горячая вода есть? Бетси оторвалась от детского шмотья. - Глаза разуй, вон, полный чайник на огне. Тебе заварить? - Не. Мне бы лапы мои многострадальные в тазик с горячей водой сунуть. А то я их почти не чувствую. Повелитель! А ты не желаешь приобщиться к комфортному быту современного мутанта? Эн Сабах Нур оторвался от пояснений. - Благодарю. – С достоинством отказался он. – Мне это не требуется. - А ты всегда делаешь только то, что требуется? И никогда того, что хочется? - Мне не хочется, Уоррен. – Терпеливо отвечал Апокалипсис. – Ты мешаешь мне обучать твоих же детей по просьбе твоей же супруги. Займись своим тазом молча, пожалуйста. И продолжил раскладывать перед близнецами секреты головоломки. На следующий день Эн Сабах Нур провёл урок с близнецами, потом занялся их родителями. Всадники сидели у шатра в позе лотоса на расстеленных ковриках и должны были выполнить дыхательное упражнение. Стояла тихая бесснежная погода, воздух был прозрачен и ясен. Всё располагало к медитативной работе. У Псайлок заданное упражнение вышло легко и непринуждённо, и повелитель ставил жену Уоррена тому в пример. Он даже отпустил её. - Так она с пелёнок боевыми искусствами занимается. – Дулся Ангел. – А я? Нна с ноги в щачло – вот и всё моё кунг-фу. У Ангела никак не получалось, он отвлекался и копошился. Эн Сабах Нур позвал всадницу. Та вышла из шатра. - Принеси, что вы там припасли на растопку. – Велел он. Псайлок вынесла и подала пожелтевший лист. - Английская газета? Английская газета? Где вы в Каире умудрились достать английскую газету? С другой стороны, нет такой вещи, что нельзя купить на восточном базаре. И Эн Сабах Нур с явным удовольствием развалился на снегу как на перине, закинул ногу на ногу и раскрыл газету. - Уоррен, - сказал он, не глядя на всадника, - ждёшь, когда весна придёт? Начинай упражнение. Ангел принялся усердно дышать. А повелитель прочёл вслух: - «Победа Манчестер Юнайтед» Понятно. Футбол. Древняя игра. Даже древнее, чем я. Когда первые люди слезли с пальм и оценили, каким занимательным может быть обыкновенный хоть немного круглый предмет – а первым мячом был, скорее всего, засохший кусок дерьма – то придумали его пинать в перерыве между пинанием друг друга. Ангел загоготал. - А ты не хохочи. – Отрезал Эн Сабах Нур. – Ты упражнение выполняй. Сбился? Начинай заново. Ангел послушно начал. - «У принца Чарльза скоро появится наследник». – Продолжал повелитель. – Не люблю это имя – Чарльз. Ой. Сет меня забери. Это человек или обезьяна? Ну и рожа, прости господи… Он, разумеется, с первой секунды, как взял газету в руки, знал её текст, но продолжал разыгрывать представление специально для Ангела, ловко копируя стиль речи его самого. Помолчал и сам себе ответил: - Прощаю. Всё равно принц уже превратился в пшик. Всадник! А ты почему опять смеёшься? - Потому что ты меня смешишь. – Фырча, отвечал Уоррен. - Правильно. – Кивнул Апокалипсис. – Я и буду тебя смешить. А ты – выполнять упражнение. Воин должен в любой момент отрешиться от всех внешних раздражителей и сконцентрироваться. Давай заново. Так. Что у нас тут дальше? «О братьях наших меньших». Ну вот. А говорите, у вас не было рабовладельческого строя. О ком же это, если не о рабах? А… о животных. Какие же они братья? Взять, примеру, боевого коня или верного пса, это – друзья. Пичуга в клетке – забава. Натасканный хищник – оружие. А скот – шкура, шерсть и пища. Выдумали себе братьев. Представь, дитя, подходит твой повелитель к стаду баранов и говорит: «братцы! Как я по вам соскучился!» А те ему «бе-е-е»… И Уоррен опять не выдержал, и опять расхохотался. И понял, что следует сменить тактику. Слышать, но не слушать. Если читать на уроке под партой приключенческий роман, то лекция преподавателя пролетит мимо ушей, не задев ни одним словом. Нельзя делать одновременно два дела, требующих умственной работы, тыковки не хватит. Он вызвал в памяти вторую колонку таблицы умножения. Гуманитарию, для которого существуют только три числа: один, два и много, эта задача уже стоила усилий. И начал повторять про себя: «Вдох. Два помножить на один равно двум. Выдох. Вдох. Два помножить на два равно четырём…» И слова повелителя, который уже комментировал какое-то очередное открытие британских учёных, на сей раз промелькнули мимо сознания, и Ангел просто поплыл сквозь его глубокий серебряный голос по ровным рядам цифр. И закончил, наконец, упражнение. - Ну вот. – Без тени улыбки сказал Эн Сабах Нур, откладывая газету и садясь в снегу. – Тебе даже не пришлось подсказывать. Помнишь, ты спрашивал меня, за что я избрал тебя, ведь крылья – не самое могущественное умение. Не за крылья, Уоррен. А за твою… как ты это назвал? Тыковку. Она варит. Я подглядывал тебе в разум, извини. Зато уверился в тебе. Ум – ценнейшее качество для бойца. Остальное приложится. - А последняя хохма, - присовокупил он к сказанному, – была неудачной. Не жалей, что не слышал. Ангел положил его руку себе на колено. Накрыл своей. Опустил взгляд. - Звезда моя. – Тихо, истово произнёс он. – Звезда моя. Ты играешь с нами, я знаю. Как ребёнок с плюшевым медведем, честно веря, что медведь – такой же, как он сам. Кормит его, укладывает спать. Беседует с ним. Хотя в глубине души всё равно понимает - это игрушка. Вещь. Предмет. Но ты играй. Нам больше ничего от тебя не надо. Ты ведь не умеешь любить, как мы… Эн Сабах Нур задумался. - Твои слова мудры, всадник, но верны лишь отчасти. Я умел любить. Когда не носил ещё этого имени – Апокалипсис. А знаешь, что меня ожесточило? Не ненависть. Её хватает в мире. Целые народы ненавидят друг друга без причины – просто за цвет кожи и разных идолов. А страх. Я был могуч, силён, мог защищать, оберегать, помогать, и желал это делать, а меня боялись и преследовали. Считали чудовищем. Тогда я решил, что будет им чудовище. И вот перед чудовищем они преклонились, Уоррен. И отчётливо повторил: - Перед чудовищем они преклонились. - Неужели, повелитель, не нашлось хоть одной души, что полюбила бы тебя? – С отчаянием спросил Ангел. – Пусть даже чудовищем? - Нашлись. – Кивнул Эн Сабах Нур. – Только я уже не подпускал. И никто не пытался – расколоть лёд… а ты пробился. Вы пробились. Он посмотрел на всадника. - Вы как тот мячик на резинке, которым забавляются близнецы. Оттолкнёшь – вы прилетите обратно с ещё большей отдачей. Остановить вас можно было разве только убив, но и тогда, мне кажется, вы вернулись бы из загробного мира тенью – к моему трону… вы помогли мне вспомнить - себя. Ты говоришь – я не умею любить, как вы. Верно - не умею. Но я научусь – снова. Ты был столь терпелив все эти годы, сын мой. Наберись же терпения и сейчас. И неожиданно присовокупил к сказанному: - Да не хлюпай носом. - Это от влажности. – Насуплено поведал Уоррен, отводя глаза. - «От вла-а-ажности». – Передразнил Эн Сабах Нур. – Кого ты обманываешь? Мальчишка. Он взъерошил всаднику волосы. - Почему с непокрытой головой? Если у тебя уши отмёрзнут и отвалятся, я тебе их обратно твоими же соплями и приклею. Ангел в который раз счастливо расхохотался и ткнулся лицом повелителю в грудь. - Смеяться я тебя уже научил. – Гордо заметил он. - Не обольщайся, всадник, - фыркнул повелитель, - сие умение меня никогда не покидало. - Ага. – Вспомнил Ангел. – Когда крокодил кого-нибудь проглотит. Очень весело. - Не только. Поведаю тебе одну историю. Можешь потом шепнуть супруге на ухо. Но не детям. И, заговорщицки подмигнув, рассказал препохабнейшую байку про писца, жреца и трубку из тростникового коленца. Уоррен под конец был в состоянии только беспомощно ловить ртом воздух, схватившись за живот. Такая неожиданная весёлость, проявленная повелителем, расслабила всадника. Однажды Эн Сабах Нур, вернувшись из очередной отлучки в горы, застал близнецов за тренировкой на мечах (он подал им знак, чтобы не бежали к нему и не отвлекались, продолжали), Псайлок за приготовлением обеда, а вот Уоррена поблизости не увидел. Женщина поняла его вопросительный взгляд: - Вон там. – Указала она на вершину скалы, над которой в лучах солнца кувыркался и порхал Ангел, упиваясь полётом. - Я его не отпускал. – Нахмурился Первый. - Слинял. – Насмешливо пояснила Псайлок. – Полетаю, говорит, и вернусь по-быстрому. Повелитель не заметит. Ты не сердись, ладно? Он не со зла, он по дури. - Дурь выбивать надо. – Апокалипсис сжал кулаки. - Как ты её выбьешь? – Хмыкнула Бетси. – Ты его хоть палкой колоти, он только от счастья мурлыкать будет. Непрошибаемый. - Зачем палкой? – Задумчиво проговорил Первый. – Есть другой способ. И открыл портал прямо под Ангелом. Тот, пыша от радости, снизился и поклонился. - Повелитель, - начал всадник несколько смущённо. – Я виноват, да? Я не нарочно… просто – так захотелось… опасности всё равно никакой нет. - Опасности нет. – Повторил Эн Сабах Нур без выражения. И вдруг спросил: - Ты можешь меня поднять? - А сколько ты весишь? – Сразу уточнил Ангел. – Фунтов триста? - Всадник, ты повредился умом? – Покачал головой Эн Сабах Нур с некоторой долей горечи и сожаления. - Ах, ну да, извини. Чё-то я махнул. Всё не привыкну, что ты без этого своего… кошмара тяжеленного. Он окинул фигуру властелина почти забытым профессиональным взглядом гладиатора: гибкий, статный, мышцы не раздутые, как у бодибилдеров, а жилистые, узловатые. Как у породистого скакуна. Тело, доставшееся от Леншерра, особо модифицировать не пришлось. - Рост шесть. – Убеждённо резюмировал Ангел. – С лайт-версией доспеха… до двухсот, может, и дотянешь. Ну, тогда считай сам. Жену и детей я таскаю в люльке на пикник– Лиз не жирная, но и не палка, дети, люлька опять же, да и сумка объёмистая со всем барахлом для барбекю. Всё вместе никак не меньше двухсот тридцати. А я даже не парюсь. Апокалипсис кивнул. Он помнил эту люльку, разработанную Уорреном – похвалил тогда и дал пару дельных советов. Ну, значит, - закончил Ангел – тебя я подниму как нефиг делать. - А поймать? – Последовал вопрос. - Поймать?.. – задумался Ангел. – К чему тебе это? - Нужно, раз спрашиваю. – Непоколебимо отвечал Эн Сабах Нур. – Сможешь? - Поймать… - Уоррен поприкидывал какие-то расчёты. – Если в колодец какой-нибудь сверзнемся, где мне крылья не раскрыть, то я сам в штопор войду – жопа-ноги-голова, поминай, как звали. А при достаточном наличие свободного пространства… да, поймаю. А что? Апокалипсис сделал, не разворачиваясь, два шага к краю скалы, произнёс негромко, но отчётливо: - Тогда лови. И спиной вперёд полетел в пропасть. Ангел мгновенно спикировал, как истребитель, вслед падающему телу, подхватил, стиснул, сжал, почти задушив, - почуяв биение сердца - сразу выровнял полёт, вернулся на пик скалы, бережно поставил, а сам, даже не сложив крылья, мешком упал рядом. Апокалипсис ледяными белыми глазами взирал на всадника. Тот ревел белугой и полз к нему – по камням, по снегу. - Повелитель… - рыдал Уоррен. – Повелитель. Что же ты делаешь? Что же ты со мной-то делаешь? За что?.. жизнь моя… - Жизнь?! – Взревел Эн Сабах Нур. – Как же ты, всадник, свою жизнь покинул там, внизу! И ещё три жизни – жену и двоих детей! И он указал пальцем в тёмной перчатке на едва видневшийся шатёр. Подошёл к Ангелу, дёрнул того за шкирятник. - А ну, встать! Встать, я сказал! - Не могу… - простонал Уоррен. – Прости, не могу… ноги не идут… - Слабак. – Выплюнул Первый. Потом остудил гнев и осознал – хватил через край. - Хорошо. Не слабак. Но идиот! Если я оставил тебя в лагере – у меня была на то своя причина. Возможно, я нуждался в твоей защите. Ты подхватил – здесь. Смог бы подхватить – там? Уоррен плакал. Потянулся к повелителю. Тот склонился над зарёванным Ангелом, положил на его голову руку. - Я отношусь к вам не как полководец к солдатам. – Сказал он. – Не как хозяин к слугам. А как отец к детям. Разве я мешаю вам веселиться? Разве не разделяю ваших радостей? Но это не значит, что можно вставать вверх ногами и творить всё, что хочешь. Вот твоя супруга. Любовь ко мне не мешает ей быть послушной и дисциплинированной. Будь таким и ты. А теперь вставай. Вставай. Эн Сабах Нур поднял Ангела, изрезав ладони о перья, но не показал ему этого – все раны и прорехи тут же затянулись. Незачем. Ангел, пошатываясь, подошёл к краю, спихнул ногой вниз маленький камешек. Апокалипсис тоже встал сбоку и смотрел туда, в глубину. - Жестокий урок. – Тяжело произнёс всадник. – Жестокий урок, повелитель. Я усвоил. Но… Ангел обернулся к властелину и почти закричал: - Здесь нет железа, отталкиваться не от чего, чтобы левитировать! И никакая регенерация не спасла бы при падения с такой высоты! А если бы я не успел? А если бы я не успел? Что тогда? - В лепёшку. – С мрачным удовольствием констатировал Эн Сабах Нур. – Но я знал, что ты успеешь. Не верил. Не надеялся. Просто знал. Ангел вытер слёзы. Просиял: - Прокатить вниз? Эн Сабах Нур отрицательно покачал головой. - Я боюсь высоты. – Неохотно пояснил он. - Ты? Боишься? – Уоррен не поверил своим ушам. - Нет, это не страх… - повелитель поморщился. – Просто очень неприятно. Никак не могу избавиться. Думаешь, почему я за сотни лет не нашёл донора с умением летать? Так что хватит с меня на сегодня полётов. Лети сам. И открыл портал. - Тогда я с тобой. – Заупрямился Уоррен. – Я от тебя теперь ни на шаг не отойду. - Ответ неправильный. – Отрезал Апокалипсис. Уоррен загорелся всем лицом. Почтительно преклонился. - Прости, повелитель. Как прикажешь. Эн Сабах Нур пытался смотреть на Ангела сурово, но тёмные глаза его смеялись. - Ещё и обижается… - сказал он. – Ладно, не дуйся. Пошли. С тех пор прошла не одна ночь. Эн сабах Нур уединился в горах и издалека наблюдал, как живут всадники сами по себе. Ничего жили. Лагерь содержали в безупречной чистоте. Уоррен утих после того случая на скале. Сам таскал воду, сам кашеварил. Он всё думал, что повелитель оставил их оттого, что оскорбился, а на самом деле, бог просто хотел поглядеть, как они без него справляются. Справлялись супруги здорово, нечего сказать, и близнецы вовсю помогали им. Никто не пропустил ни разу время упражнения, заданных уроков. Только все очень тосковали. Что с ними поделаешь… и он вернулся раньше, чем запланировал. Эн Сабах Нур вошёл в шатёр всадников. Уоррен и дети уже спали, только полуночница Бетси возилась у печки. Ночь шла к рассвету. - Я боялась, что ты не придёшь. – Тихо сказала она, поднимая на повелителя взгляд. – Там непогода разыгрывается. Мы знаем, ты отлично видишь в темноте и любишь ночами бродить по горам, но останься, пожалуйста. Мы соскучились. Как хорошо, если поутру все найдут тебя здесь. Вот будет праздник… Тот кивнул в знак согласия. Наклонился, поднял из кучки игрушек яркий куб. - Я говорил близнецам, что для этой головоломки уже изобретены все алгоритмы сборки. Но был ли я прав? Кажется, можно придумать ещё… Он сотворил себе узкое ложе, улёгся на нём и весь ушёл в изобретение венгерского профессора. - Развлекайся. – Одобрила Бетси. – Так. А почему в обуви? Нога должна дышать. - Дитя. – Снисходительно заметил Эн Сабах Нур. – Моё тело не ведает усталости. И не нуждается в отдыхе. - Каким бы твоё тело не было совершенным со всеми его свойствами, - возразила Псайлок, - оно живое. Из плоти и крови, не из воздуха же. Сам ведь рассказывал, как после заточения с первого раза встать не мог, за стенку цеплялся. Затекло всё потому что. Вот и мои слова попомнишь лет через триста, когда мозоли натрёшь себе. А ну-ка, давай сюда… И не успел он ни глазом моргнуть, ни слова сказать, а Элизабет уже сноровисто, как умеют только заботливые матери, привыкшие постоянно одевать и раздевать детей, стянула с повелителя сапоги. И мелко рассмеялась, прикрыв рот ладошкой. - Уоррен когда-нибудь доприкалывается. И огребёт. – Наконец выдала она. На властителе Земли обнаружились невиданного лазоревого цвета носки аккуратной домашней вязки с ярко-жёлтыми сердечками по резинке. Бетси снова засмеялась. Эн Сабах Нур вопросительно выгнул бровь. Сердечки, как символ, не были в ходу в Египте. Для него данный орнамент являлся неким абстрактным узором, не несущим никакой смысловой нагрузки. - Да нет, всё в порядке. – Убедительно ответила всадница на подозрительный взгляд повелителя, принесла и набросила ему на ноги сложенное вдвое одеяло, ловко подоткнула. - Вот так… расслабляйся. Кто же ещё позаботится о тебе, если не я? - Мне не нужен опекун. – Эн Сабах Нур повернул сегмент головоломки. - А дочь? – Спросила Псайлок, прижимаясь к его ногам. – Дочь тебе нужна? Первый отложил в сторону головоломку и взглянул всаднице в глаза. Улыбнулся и протянул ей руку. Она поцеловала его пальцы. - Повелитель. Давай заведём собак. - Каких собак? – Не понял Эн Сабах Нур. - Лохматых. – Уверенно заговорила Бетси. – Добрых. Смелых. Таких – знаешь – северных. С густой-прегустой шерстью. Апокалипсис задумался. Собаки… неплохая идея. Охранники. Охотники. Близнецы примутся ухаживать за щенками и учиться ответственности. - Хорошо. – Пообещал он. – Заведём собак. Ступай в постель, у тебя глаза слипаются. За огнём я послежу. Всадница ещё раз коснулась губами его руки. - Спокойной ночи, повелитель. Тот кивнул. Псайлок забралась под бок к мужу и почти сразу уснула. Умаялась за день. Эн Сабах Нур коснулся силой её сознания и послал разноцветный радужный сон о бескрайних лугах и светлых озёрах. Из сновидения Марграет убрал монстра, от которого та убегала и поменял сюжет в голове девочки – теперь уже она преследовала целую толпу чудищ, ловкая и бесстрашная. Джеймсу снилось штормовое море, где он барахтался в лодке. Повелитель превратил его лодку в непотопляемый парусник. Уоррен во сне летал. Но всё никак не мог спуститься через толщу облаков. Первый нарисовал всаднику приветливую землю внизу. Пламя потрескивало в полутьме. Его руки собрали головоломку сами, машинально, и он сообразил, что алгоритм, сначала показавшийся новым, на самом деле состоит из частей уже имевшихся. Так и в мире всё создано до нас, подумал он. Всё, что мы створяем - берём из природы и её совершенных форм. Колесо – круг кувшинки, срез стебля, солнечный диск на небосводе. Пирамида – закрытая чаша цветка, верхушка ели, незыблемая гора. Узкое лезвие клинка – лист, перо, струя водопада, полоска горизонта. Чувства. Страх, не дающий обернуться назад. Восторг, в котором забываешь о смерти. Боль потери. Радость приобретения. Всё это присуще даже зверям и птицам, не обучавшимся ни у каких наставников. Всё это заложено с рождения и даётся с первых дней. И только любовь мы познаём сами, строя невидимый свод из кирпичиков собственной души. Великая истина, которую всадники и их дети понимали безо всякой вселенской мудрости. Теперь он тоже понял. Завтра он скажет им об этом.