For the love of God

"В моей душе лежит сокровище..." Блок, "Незнакомка" Лиззи скоро должна была родить – буквально вот-вот, на подходе. Подросшие, разом как-то вытянувшиеся близнецы с не меньшим нетерпением, чем их родители, ожидали на свет появление братика. Нет, им не была знакома ревность, напротив, они совсем не возражали бы против компании побольше. Уоррен часто благодарил небо за то, что первой родилась двойня – один ребёнок бы просто увял от скуки, даже несмотря на родительскую любовь, даже не взирая на присутствие повелителя. Дети должны играть с детьми, развивать навыки общения. Ему нравилась его жизнь – да что там нравилась, он был счастлив – но понимал: пирамиду надо заселять. Пока не упущен момент. Пока молодёжь из числа мутантов не обжилась в новом мире сама по себе. Пока их можно перевоспитать, перекроить, переделать. Завлечь новой идеологией. Эн Сабах Нур увещевал всадника, говоря, что внимательно следит за разумами выжившего населения и немедленно сеет смуту там, где поднимает голову хоть одна неформальная группа. Подобного он не допускал. Объединение возможно лишь под его знамёнами. - Ну, и чего тянешь? – Не доходило до Уоррена. – Досидимся до того, что они новые ядерные ракеты изобретут. - Отстань. – Велел Эн Сабах Нур. – У меня отпуск. А у тебя – жена на сносях. Ты бы лучше вот о чём подумал. - Жена никуда не денется. – Сварливо спорил Уоррен. – Под твоим, тем более, присмотром. У тебя семь лет уже отпуск. Не жирно? Тот отмалчивался. Ангел ворчал: - Это Лиз тебя заколдовала. Ведьма черноволосая. А повелитель смеялся. Однажды Псайлок в три обхвата обмотала вокруг его запястья невесомое ожерелье на тонкой цепочке с крохотными подвесками из адуляра. - Как твои глаза. – Сказала она. – Когда ты ворожишь. И поведала, что этот минерал утихомиривает безудержную стихию огня, приносит в душу порядок, покой и умиротворение. В волшебные свойства камней Эн Сабах Нур не верил. Он слишком хорошо знал, как на самом деле получается то, что простые люди считают магией. Но подарок принял и был благодарен всаднице. На багровой ткани перчатки украшение выглядело завораживающе. За семь лет его дети много чего надарили ему. Семь лет. Семь счастливых лет – бесконечно долгих для всадников и – миг – для самого повелителя, но он умел управлять ходом времени внутри себя. Превращать свои мгновения в дни, и наоборот. И богу требовался отдых – не физический, моральный. Долгое, вынужденно жестокое правление – без перманентного бессмертия, без ментальной связи – переворот, утрата всадников, плен, война, зачистка земли, потребовавшая от него невероятных усилий, особенно поддержание вертикального полёта ядерных ракет, ведь они не летят вверх, никогда, ни одна, тут пришлось поработать, предательство и под конец огонь Феникса, чуть не спаливший дотла – всё это не могло пройти даром. Древний бог не был бесчувственным чурбаном, камнем, ледышкой, он умел радоваться и печалиться, и вереница невзгод подорвала его. А теперь он понемногу оттаивал в тёплом океане бережной заботы супругов и восторженного обожания близнецов. Нельзя сказать, чтобы Эн Сабах Нур вырос совсем без любви. Баал очень любил своего приёмного сына, но воспитывал в строгости, без рассусоливания, отлично понимая, что когда его не станет – а сие рано или поздно произойдёт – юноше придётся выживать самому. Никто не протянет ему руки в мире, где он волею судьбы оказался первым мутантом. Возможно, сыщутся те, кто за его необычной внешностью разглядит – его самого, но это будут единицы, а на другой чаше весов – сотни тысяч ненавидящих и страшащихся. И оказался прав – верные нашлись, но такие же суровые воители, как и он сам, служившие Апокалипсису за его силу и мощь. А всадники говорили, что он совершенство, называли звездой, светом, Уоррен обхватывал колени и изнывал от любви, плескавшей из него, Элизабет прислоняла его ладони к своему раздавшемуся животу и спрашивала: - Ты слышишь? Он толкается. Мой мальчик, твой внук, он толкается, ты слышишь, отец? И покрывала поцелуями руки, и засыпала у него на груди, утомлённая и счастливая, а он боялся пошевельнутся, чтоб не потревожить её сон. Это от Ангела, который вечно выковыряет откуда-нибудь невозможное словечко, Апокалипсис впервые услышал мельком оброненную фразу «обалденный корпспейнт». Термин расшифровал, но неверно, поскольку незамедлительно полюбопытствовал, для чего раскрашивать трупы, ежели всё равно саркофаг закрывают крышкой. Уоррен начал с жаром объяснять, что трупы-то как раз раскрашивают, но это зовётся иначе: посмертный макияж, поскольку крышку кладут-таки не сразу, а «корпспейнт» - напротив, «типа под мертвеца», и что, разумеется, настоящий труп так не выглядит, это просто название. Тогда Эн Сабах Нур попросил - нельзя ли и ему посмотреть корпспейнт. Он рассчитывал на телепатию, но Брэддок достала и демонстративно сунула под нос повелителю то самое пресловутое карманное зеркальце. - Вот. – Сказала она ровным тоном. – Вот что такое «обалденный корпспейнт». И супруги, наперебой, вырывая друг у друга и прикладывая его руку к своим вискам, показывали ему образы – музыкантов группы Содом, Элиса Купера, ещё каких-то известных им блэкарей, до кучи в коллекцию пошёл Кисс – за грим, и Эн Сабах Нуру оставалось только изумляться, ибо всё, что в его время делалось, дабы отпугнуть, во времена Уортингтона и Брэддок творилось, напротив, чтобы привлечь. Раздухарившись, всадники демонстрировали по памяти иллюстрации к Толкиену – чёрных назгулов и клыкастых орков – личей из «Подземелий и Драконов», антропоморфных животных и пришельцев с других планет, короче, всё то, от чего среднестатистический египтянин в ужасе побежал бы прочь, и повторяли: смотри, это красиво, это нравится, это может возбуждать желание. Интересный какой двадцатый век, размышлял Эн Сабах Нур, искоса поглядывая в зеркальце Псайлок. Действительно, он всё-таки не походил на себя семнадцатилетнего. Нет уже той резкой угловатой линии скул – перерос. Да и тела неоднократно менял. Но всё равно, как-то странно. Да и остальные века были не менее захватывающими эпохами. Уоррен с упоением рассказывал о средневековье, об инквизиции, о золотой лихорадке и диком западе, о войнах и революциях. И Апокалипсис, слушая, мог только яростно сжимать кулаки и в бессильной злобе призывать самые страшные проклятия и самые чудовищные загробные муки для тех, кто лишил его всего этого. Тогда ещё земля не нуждалась в очистительном огне, он мог отойти от правления на две-три сотни лет, мог быть странствующим рыцарем – под закрытым забралом никто бы не увидал его лица – мог быть чернокнижником, главой ордена ассасинов, мог открывать мир, путешествовать. Впервые он пронзительно осознал – у него отняли не только его трон и его всадников – у него отняли жизнь. И он скрипел зубами, и на невинные вопросы Уоррена, что же мешает повелителю наверстать упущенное сейчас, насуплено отвечал, что не желает быть посмешищем, как Дон Кихот. Сервантеса всадник ему ещё давно пересказывал. И успокоился. Прошлого не вернуть. Но можно не дать испоганить себе будущее. Это – в его руках. В один из погожих дней Ангел вышел к большому восточному балкону и обнаружил там повелителя. Тот вытянулся на парапете – на животе, скрестив согнутые в коленях ноги, левую руку подложил под голову, правую свесил наружу, и, не мигая, уставился вниз. Не властитель мира, а – ни дать, ни взять – мальчонка, разлёгшийся на деревянных мостках у пруда, наблюдающий, как в пронзённой лучами толще зелёной воды плещутся мальки и колышутся водоросли. В этой непринуждённой и несвойственной ему позе, Ангелу повелитель неожиданно очень понравился. Он перегнулся через парапет и тоже глянул. - Плюёшь рабам на головы? Хорошее занятие. – Одобрил всадник. – Не? Не плюёшь? А что ты там тогда столь упорно высматриваешь? Апокалипсис не ответил. Тогда Уоррен пораздумал и проницательно поведал: - Понял. Побеждаешь свою акрофобию. Первый кивнул. Он не разбирался в психологии. Зато знал греческий. - Так у тебя ничего не получится. – Безапелляционно выдал всадник. – Когда твердь предстаёт крохотным пятачком внизу – становится лишь страшнее. Ты не с того начал. Сперва надо узнать высоту. Эн Сабах Нур протянул Ангелу руку. - Снять? – Хитро спросил тот. – Или поцеловать? - Первое. – Откликнулся Эн Сабах Нур. Но Ангел проделал и то, и другое. Как всегда, задержал руку бога в своих. Ласкал. - Надумаешь снова щекотать – убью. – Предупредил Апокалипсис. Ангел заржал. Потому что недавно попробовал. Лиззи не требовался аппарат УЗИ, чтоб узнать пол и состояние плода – у неё был повелитель. Он очень внимательно, как и в случае с близнецами, отслеживал течение беременности – нормально ли развивается ребёнок, нет ли отклонений, заболеваний. И для этой цели всегда снимал перчатки. Это не пирамиду строить. Её, в случае чего, может возвести и самый глупый раб – дай ему лишь кирпичи, инструменты да подробную инструкцию. А медицина – дело тонкое, почти ювелирное. Тем более пренатальная диагностика. И Ангел однажды не удержался и щекотнул. Эн Сабах Нур ощутил, как всю его руку, от сверхчувствительной ладони до плеча прошила пронзительная игла, не болезненная, но невыносимая, как невыносимым бывает скрежет железа по стеклу – и влепил Уоррену такую затрещину, что у того зазвенело в ушах, а из глаз посыпались искры. Не специально влепил, на рефлексе. А после второй, ещё защищённой перчаткой рукой, треснул уже осознанно. Дабы всадник хоть немножечко подумал мозгами о том, что творит. Посмотрел, как Ангел дезориентировано дёргает головой. Спросил: - Я тебя не покалечил? - Неа! – Заулыбался неунывающий Уоррен. – Оно того стоило. Зато я всё-таки это сделал, наконец-то. - Больше не делай. – Отрезал Эн Сабах Нур и занялся животом Бетси. Вот и теперь Ангел смотрел на властелина с лукавинкой. - Не убьёшь ведь, повелитель. – Проговорил он. – Чего зря грозиться. А поколотишь – так и на здоровье. Апокалипсис прикрыл глаза. - Забыл мой урок в горах? Элизабет ещё тогда сказала мне, что палкой из тебя дурь не выбить. Я и сам понял. На ринге не выбили же. Любой другой на твоём месте давно бы в злобное чудовище превратился, а ты как был дитём – так и останешься им. Хотя уже собственных детей имеешь. Я не стану тебя колотить. Просто запрещу к себе прикасаться – и всё. А вот это был удар ниже пояса. Ангел взвыл: - Не-е-е-т! Так нельзя, повелитель! Как же я буду без обнимашек? - Вот и не озорничай. – Последовал ответ. – Что за поколение такое ненормальное. Если не терпит кто-то, к примеру, крыс – надо крысу в штаны сунуть. Если боится щекотки… не боится, нет, но… - Не приемлет, - подсказал Ангел. - Не приемлет щекотки, - подхватил Эн Сабах Нур, - обязательно следует защекотать до смерти. И добро бы это было пыткой. А вам сие – дружеское веселье. Не понимаю. - И я не понимаю. – Вздохнул Уоррен. – Как-то так уж повелось… то ли клин клином вышибают. То ли просто нравится наблюдать, как другие трясутся от ужаса. - Дитя моё. – Эн Сабах Нур прямо посмотрел крылатому в глаза. – Тебе нравится, когда мне плохо? За что, всадник? Воспитывающий Ангела, что называется, «под себя», не просто стражем, а пажом, оруженосцем, своим продолжением, своей тенью, Апокалипсис чётко знал, на какие клапаны нежной Уорреновой души следует нажимать, дабы получить желаемый результат. Не ошибся и теперь. Уортингтон немедленно осунулся, вздрогнул, побелел. Задал вопрос – робким голосом: - Что? Так плохо? - Омерзительно. – Искренне сморщился Эн Сабах Нур. – Не передать. - Я – никогда больше… - смешался Ангел. – Прости, ну пожалуйста… И он коснулся губами пальцев повелителя с такой невесомой нежностью, будто держал не могущественную и всесокрушающую десницу божества, а хрупкий цветок лотоса. Первый кивнул. Протянул руку над пустотой. - Нужна точность. – Пояснил. Рука бога напряглась. Он измерял. - Триста двадцать пять. – Проговорил наконец. - Триста двадцать пять чего? – Возмутился Уоррен. – Кошачьих хвостов? - Локтей. – К всаднику снова протянулась рука. – Триста двадцать пять локтей. Надень. - А что мне эти самые локти? – Пожал плечами всадник. – Они мне как мёртвому припарки. В футах сколько? - Около пятидесяти сотен. – Прозвучал ответ. - Ого! – Воскликнул Ангел. – И это мы ещё не на самой вершине. Ни фига се ты отгрохал. До сих пор балдею. - Я узнал высоту. – Перебил Эн Сабах Нур. – Что дальше? - Э-э-э-… - протянул Уоррен в ответ. – Ты меня не понял. Узнать – не в смысле «вычислить». А узнать. Понять, прочувствовать. Пропустить через тело. Начни с левитации – по чуть-чуть. Когда ты станешь видеть, как меняется ландшафт – привыкнешь. Эту реплику Первый никак не прокомментировал. Спросил: - Элизабет спит? - Спит. Она сейчас постоянно спит. Но это нормально. А почему ты спрашиваешь? - Сон… - Шепнул Эн Сабах Нур. – Что это? - Ты никогда не спал? – Поразился Ангел. - Нет. Доводилось быть без сознания. Посещали пророческие видения. Но я никогда не был в событиях внутри собственных образов. Это интересно. Если максимально замедлить пульс, а мозговую активность, напротив, усилить, то должно получиться. Стоит попробовать. - Во! Видал? Попробовать. – И Ангел беззастенчиво сложил повелителю полновесную дулю. – Разве можно проводить такие эксперименты, если под рукой нет ни второго телепата, ни хилера, который бы мог вывести. А вдруг что пойдёт не так? И ты опять на пять тысяч лет отрубишься? У нас у всех умения боевые, мы тебе не помощники. Так что давай-ка повременим с этим. Уоррен взял паузу, затем начал снова. - Я и без того в эти дни из-за тебя извёлся весь. – Вздохнул он. – Ходишь будто сам не свой, притихший какой-то. Думаешь, думаешь… ну вот о чём, объясни, можно постоянно думать? - Уоррен. Если у кое-кого вместо головы горшок с отрубями, и ему думать не требуется, то сие не означает, что все вокруг такие же. Слова, сказанные Эн Сабах Нуром звучали иронично, но на губах его не блуждало неизменной таинственной полуулыбки. Однако, не был он и сердит. Уоррен встревожено всматривался в лицо господина. У повелителя недавно появился этот взгляд – не суровый, но спокойный, с непривычным, нездешним тихим светом на дне прекрасных глаз. Он сменил положение, подсунув под голову уже обе руки, и обернулся на всадника. - Ну вот, опять. – Расстроился Ангел. – Не могу, когда ты так глядишь. И что на тебя находит? Будто тайну какую-то знаешь, только поделиться не можешь. Ну, не смотри так, повелитель, не надо. Тот чуть заметно улыбнулся. Опёрся о локоть Ангела и без усилий выпрямился на гладком камне балкона. Встал лицом к городу. Всадник не опасался, что повелитель может упасть. В собственной пирамиде ему ничто не угрожало. Кроме того, никакая буря не в состоянии была сдвинуть бога с места хоть на дюйм. Если он и позволял близнецам валять себя в снегу, то лишь оттого, что желал этого сам. Несильный ветерок действительно поднялся. Встряхнул концы немеса, волной всколыхнул свободный нарамник, откинул длинные полы лёгкой юбки и перебрал бахрому пояса. Облака наконец-то двинулись в зените, в образовавшуюся прореху одного заглянул солнечный луч и выхватил на ткани перчаток невидимые в пасмурном освещении серебряные нити. Эн Сабах Нур слегка расставил руки в стороны, словно раскрывая объятия ветру. И откуда в нём эта лёгкость, поражался Ангел. И суть не в том, что у бога нынче менее массивное тело, чем в первый его приход, и что он не носит более латного доспеха – тут что-то другое, идёт словно изнутри. Будто новая сила. - Знаешь, повелитель. – Негромко произнёс Ангел. – Иногда мне кажется, ты умеешь летать. Только… по-иному. Мои крылья за спиной, а у тебя душа – крылатая… - Дитя моё. – Отвечал Первый. – Ты говоришь так, потому что любишь меня. Те, кто намеревался меня уничтожить, те, кто жаждал моей гибели, ничего похожего не думали. - Они не видели тебя таким. – Уоррен не повышал голоса. – Никто тебя ещё таким не видел. От тебя глаз невозможно оторвать. Ты весь, как звезда, сияешь. Но мне страшно. Мне очень страшно, повелитель. Ты словно прощаешься с нами. - Прощаюсь. – Согласно прошелестел Апокалипсис. Всадник похолодел. – Не с вами. С собой – прежним. Оставь свои опасения, дитя. Никто не превратит твоего властелина в безвольную куклу на троне, и я примусь править миром железной рукой. Но многие вещи никогда не станут, как раньше. - Ну, и зачем тебе, как раньше? – Искренне и с облегчением изумился Ангел. – Я что всё время говорил? Отдыхай. Радуйся новым чувствам. Здорово же. - В моём случае новое – это хорошо забытое старое. – Возразил Эн Сабах Нур. – Но в некоторых ситуациях прошлое лучше не воскрешать. - Почему? - А потом? – В ответ непонятно спросил повелитель. - Чего «потом»? – Не сообразил Уоррен. - Потом. – Настойчиво продолжал Первый. – Когда вы покинете меня. Когда состаритесь и умрёте. Что будет со мной? Об этом ты подумал, всадник? О чём ты думал вообще, когда... «тормошил»? Мой любящий, верный, заботливый сын? Но Уоррен отреагировал без смущения. - Уй. – Отмахнулся он в своей постоянной манере. – Не было у реднека забот – купил реднек капибару. Было бы из-за чего себя загонять. Да ведь если так рассуждать – можно вообще в пещеру залезть и носа не высовывать – дабы по нему не щёлкнули. Прятаться от всех возможных радостей, потому что они не вечны. Типичная точка зрения бессмертного. Не парься. Кончится одна радость – начнётся другая. И облокотился на парапет. Заговорил весело: - Во-первых, нам уже будет лет по сто с лишним – твоими-то заботами. Впавшие в альцгеймер всадники, мелко трясущие плешивыми морщинистыми головами – оно тебе надо? Во-вторых, с тобой к тому времени будут другие – в том числе и наши дети, внуки, правнуки, они не дадут затосковать. Ну, и в-третьих – и это самое, пожалуй, главное – мы тебя и тогда не бросим. Не родилось ещё в мироздании той силы, что заставит нас расстаться с тобой. Смерти нет, есть переход из одного состояния в другое, и вот это «другое» будет непременно болтаться где-нибудь рядом, наблюдать и охранять. А если не существует загробного мира – так мы с Лиззи его сделаем, лишь для того, чтобы сбежать оттуда к тебе. Так что волен-с – неволен-с, а придётся вам, мой добрый сир, пожить в пирамиде с привидениями. Вот. И впредь к этой теме не возвращаемся. Окей? Эн Сабах Нур, не отрываясь, смотрел на всадника. Снова развернулся к городу. - Встань сзади. – Велел он. – Клин клином, говоришь? Крылатый одним взмахом вспорхнул и примостился на парапете за спиной повелителя. Тот положил его руки себе на талию. - Крепче. – Приказал. – Ещё крепче. Сцепи в замок. А то выронишь. Пальцы его заметно дрожали. Всё-таки, акрофобия – не шуточки. - Я – выроню – тебя? – Прошептал Ангел. – Ты с ума сошёл? Ни за что. Он прижался щекой к его плечу. - Тогда вниз. – Отдал Первый следующий приказ. – Вперёд и вниз. Пикируй. - Может, не стоит с бухты-барахты? – Заволновался тот. – Давай начнём как-нибудь помаленьку. Голова может закружиться с непривычки. - Нет. – Непреклонно отвечал Эн Сабах Нур. – От страхов надо избавляться сразу. Иначе они задушат. Заслонят солнечный свет. Вниз, дитя моё, вниз, и обратно – к небу. Чтобы помнить – за падением всегда последует взлёт. Ты прав, Уоррен, смерти нет. Я не должен бояться летать. Я не должен бояться любить. Я ничего не должен бояться. Вниз, всадник, вниз – и вверх. И, помолчав, добавил уже тише: - Я верю в тебя.