Мир вращается вокруг тебя

      Сюрпризы начались сразу с утра. Во-первых, утро оказалось глубоким обедом, а учёбу никто не отменял. Это в прежней школе пропуски можно было отмолить коробкой конфет или зубрёжкой какого-нибудь коллоквиума для класски, здесь же без справки от врача могли вызвать на комиссию, а излишнего внимания к себе Серафим уже пережрал.       Во-вторых, болело всё! Отбитые бока, выкрученные запястья, ударенная лодыжка, в животе как будто несколько килограмм битого стекла и венец всему — здоровенная перезрелая слива на месте расквашенной губы. С постели он даже не отлип — скатился на коврик и уже с него несколько минут поднимался на четвереньках, по тумбочке и спинке кровати. Еле вскрыл мотыльницу¹– пальцы тряслись, как у алкаша. Вместо нескольких личинок плюхнул в аквариум здоровенную щепоть мотыля, корм величественно опустился на дно, и еда превратилась в грязь, которую теперь нужно было вычищать, чтобы оставшаяся пара петушков не загнулась от разложений. Купить бы очиститель для грунта, но нормальные начинались от тысячи, а тысяча — это вроде и не запредельная сумма, но и на левые, не смертельно необходимые расходы, так просто не выбьешь. Они с мамой, конечно, не голодали, но жили ровно по достатку, маминой зарплаты как раз хватало на коммуналку, подновить гардероб по сезону, отстреляться от школьных расходов и чтобы в кастрюле булькало.       Третья новость всё же обрадовала — Родион не торчал у дверей и вообще слинял на учёбу. Неужели так проняло известие, что не умеет целоваться? Туда ему и дорога, аллилуйя!       Но порадоваться не успел — в своей квартире обнаружился хозяин. Серафим нарвался на него, когда сделал партизанскую вылазку за съестным. Родион Игоревич, который по умолчанию либо был на работе, либо отсыпался от ночных дежурств, сидел на кухне. Он освободил обеденный стол, водрузил на него свой ноутбук и шнырял по разноцветным сайтам. Он выглядел почти домашним, тихим и мирным, но Серафим отлично знал, что отчим, как настоящий мужчина, на кухне появляется только на время завтраков-обедов-ужинов. Всё остальное время здесь было царство мамы, Ворон отдельно даже кофе не пил, чтобы сказать, что явился сюда подождать закипающего чайника. Иногда Серафиму даже казалось, что Котовых завели не для семьи, а для заполнения пустоты — настолько необжитой и нелюдимой была квартира первые месяцы.       — Ну здравствуй, — отворачиваясь от монитора, поприветствовал Родион Игоревич, и смутное ощущение, что ждали здесь именно его, неприятно зазудело в крылатом шраме. К горлу подкатил неприятный ком то ли от наклёвывающегося «разговора по душам», то ли потому что ему совсем не хотелось оставаться на кухне вместе со взрослым мужчиной.       — А… я нечаянно проспал, не услышал будильник, — невпопад принялся оправдываться Серафим, понятия не имея о чём говорить, но видя нахмуренные смольные брови и понимая, что это в честь него.       — Неудивительно. Во сколько вы вернулись ночью домой?       — А… эм…       — В два ночи, — подсказал отчим. — Когда мы пришли, вас не было. Твоя мама, оказывается, очень восприимчива, она разнервничалась, ей стало плохо. Очень плохо, до обморока.       Серафим дёрнулся. Мама не была болезненной, но в нём, как и в любом ребёнке, жил страх потерять родителя.       — Всё уже хорошо, она просто спит. Мне пришлось наврать ей, что вы в школьной поездке.       — Спасибо.       — Вы дрались? Трудно принять за дружескую перебранку то, как вы ввалились среди ночи домой.       Серафим покраснел.       — Я знаю, у моего сына трудный характер и с ним не легко общаться, но теперь вы сводные братья. Возможно вам это не нравится, но мир не крутится только вокруг вас, у нас теперь одна семья, я собираюсь её сохранить.       Вообще, Серафим вполне мог рассказать про извращенческие замашки «братишки» и про то, что дрались они не друг с другом, но тоже из-за этого болвана. Но к ломоте в побитом теле прибавилась головная боль — он с детства ненавидел кухни. Когда один или с мамой, или с кучей посторонних людей, или — чёрт с ним — с Родионом, это было терпимо, но вот так, один на один со взрослым мужчиной, такое последний раз было в семь и закончилось реанимацией. Интересно, Ворон ждал его на кухне специально? Наверняка да. Он вполне мог позвать пасынка на другую нейтральную территорию — в гостиную, но вместо этого предпочёл прождать в непривычной для себя среде. Уж кто-кто, а лечащий врач знает проблемы своих пациентов получше родителей.       Если бы не эта мелкая подстава от взрослого человека, Серафим бы склонил голову и искренне устыдился и своих разборок с Воронёнком, и своей нелюбви к благодетелю, да и вообще всем материным мужикам. Но Родион Игоревич сидел, весь такой правильный и подлый, давя на психику кухней, и Серафим вспомнил, что предыдущую жену он упёк в дурку, а родной сын из-за вечного отсутствия папочки превратился в дикаря.       — Да-да, я в курсе, что у тебя тоже характер не сахар, — даже бровью не повёл отчим, легко разгадав мысли на мрачной физиономии пасынка. — Но я не твоя мама, меня не так просто загнать под колпак. Начнём с самого простого — в воспитательных целях я забираю на неделю ваши компьютеры. Ничему хорошему они вас всё равно не учат, а так хоть немножко из своих стрелялок носы высунете.       — Но нам задают много домашней работы на компьютере — работа с таблицами, вычисление, просто поиск материалов!       — Поэтому просто замечательно, что послезавтра каникулы, а до этого вы вполне можете найти в лицее кабинет информатики и все задания переделать ещё в школе. Сразу по свежей памяти, заодно дома больше свободного времени будет.       — На что, если компьютер отбирают? — буркнул под нос.       — На книги, — насмешливо отозвался собеседник, отлично зная, что единственные книги в спальне пасынка — это школьные учебники и пособие по разведению аквариумных петушков, — на общение друг с другом. Если принесёшь процессор добровольно, верну на сутки раньше.       Серафим взвыл. Да ему в жизни не подрезали свободу и уж тем более не отбирали компьютер. Чёртовы правила! Чёртов новоявленный папаша! Чёртова семейка! Если бы не сблизился с Лилей, сегодня же собрал вещи и свинтил на старую квартиру.       А мужчина тем временем пододвинул ноутбук и ткнул длинным паучьим пальцем в пестрящий цветными баннерами экран.       — Как тебе?       Допытываемый удивлённо икнул. На картинке медленно плавала зазывающая реклама какого-то помпезного ресторана.       — Хочу устроить семейный выход в свет, — продолжил Родион Игоревич. — Это один из лучших ресторанов.       Против еды Серафим ничего не имел, хотя и отлично понимал, что никакая вкуснятина не примирит с обоими Воронецкими и с нервным тиком каждый раз, когда старший берёт за руку его маму. Он это и за короткими завтраками еле терпел, что уж говорить о семейном походе, который явно затянется на час-полтора. А ещё Серафим отлично помнил, как страдальчески морщился аристократичный римский нос отчима, когда он по-простолюдински выхлебал из своей тарелки бульон (из-за чего плебейские сюрпанья, чавканья и вылизывания тарелки стали регулярными).       — Так как тебе?       — Лучше ничего придумать не смог? Нудятина же!       Серафим аж подскочил.       Сзади стоял Родион и смотрел на монитор таким же хмурым взглядом, предчувствуя тоску от семейной вылазки. Отец святого семейства на секунду вышел из образа всезнающего мудрого хранителя семейного очага, округлил глаза и уставился на сына, как на привидение.       — Ты же в лицее был.       — Ну был. Сделал свои дела и вернулся.       — Но уроки ещё не закончились.       — А я на уроки только с ним хожу.       Две пары зелёных глаз синхронно просверлили в Серафиме дыру, тот аж задымился и с досадой почувствовал, как начинает краснеть. Чёртова рыжина, вечно как девица краской заливается.       Отчим задумчиво почесал ямочку на подбородке       — Ну, допустим, ресторан не подходит, — медленно согласился он, обращаясь только к наследничку. — В театре сейчас постановка Вия, вряд ли летающий по сцене гроб понравится вашей матери.       Серафим сжал кулаки, его бесило, как запросто мама стала общей. И летающий по сцене гроб ему не нравился точно так же, как и его матери.       — Ну ты ещё в оперу нас поведи, чтобы мы там все дружно от тоски вскрылись, — всё так же с вызовом выпалил младший Родион старшему, и Серафим с удивлением отметил, что впервые их взгляды хоть в чём-то совпали.       А взрослый Воронецкий невозмутимо посмотрел на кровинушку и, будто не ему тут открыто нахамили, спокойно поинтересовался:       — Хорошо, тогда куда?       Секундная пауза, Родион задумался.       — В скейтпарк. На хеллоуинские выходные там должно быть хорошее райдер-шоу, плюс приглашены профессиональные каскадёры.       Отец ещё раз ковырнул ямочку на подбородке. Представить его, такого серьёзного и степенного на шабаше городских камикадзе не получалось. Мама, десятками глотавшая женские романчики, была без ума от своего нового мужа именно потому, что он был весь такой из себя положительный и серьёзный, хоть и выглядел иногда гадом — точь-в-точь идеальный главгерой бульварных историй.       — Хорошо, скейтпарк, — кивнул он.       Серафим решил, что не так уж он и голоден и здесь всё равно лишний, сдал назад и выскользнул из кухни, пока впридачу к компьютеру не отобрали ещё чего-нибудь. Братец тут же развернулся за ним.       — Родион, я не договорил, — донеслось в спину.       — Не о чем нам говорить, — не оборачиваясь буркнул тот, и потащился след в след за Серафимом к родительской спальне.       Мама действительно спала, бледная до воскового. Может они и не были особенно близки, но в этом мире у него была только она — ни бабушек, ни дедушек, один теоретический отец и один дядька, родной брат мамы, картёжник и шулер, который потерялся где-то на заработках ещё в первое мамино замужество, да так и не объявился. Мама вряд ли так уж дорожила родственными узами, потому что если от отца осталась хотя бы роддомовская фотография, то от дядьки не осталось даже имени. Она никогда не говорила, а он никогда не интересовался; два человека — этого больше чем достаточно для семьи.       — Спасибо, что избавил от нудятины в ресторане, — нехотя выдавил Серафим, затылком чувствуя на себе взгляд. — В скейтпарке должно быть просто крышесносно.       — Я не для тебя старался, — выдал Родион, и вдруг скривил губы в непривычной довольной усмешке, — но я рад, что у нас совпадают вкусы.       До выходных Серафим так и не попал на учёбу. На телефонные звонки ни Лиля, ни парни не отвечали и сами тоже не звонили, а компьютер и интернет отобрали, чтобы им написать и вломить за то, что забыли друга. За пару дней разбитые губы зажили, со скул сползли стёсы от кулаков и припухлости. Теперь можно было бесстрашно попадаться маме на глаза и не бояться, что она догадается о драке.       — Доброе утро, Ангел.       Ещё несколько секунд Серафим лежал в блаженной сонной неге, потом вскочил и оторопело уставился на гостя. Тот стоял у его кровати — следил за рыбками в аквариуме.       — Красивая расцветка. Любишь чёрное с зелёным? — Родион наконец посмотрел на застигнутого врасплох Серафима, сам вызывающе черноволосый и зеленоглазый. За стеклом как будто в насмешку развернула широкие ядовито-зелёные плавники чёрная рыбина.       — Терпеть такое не могу, — сердечно сплюнул хозяин спальни.       Родион хмыкнул.       — Бедная Лиля, придётся ей краситься и цветные линзы вставить.       Серафим вспомнил природные краски подруги и разозлился ещё сильнее; распахнул дверь, мысленно отвесив себе подзатыльник, чтобы впредь не забывал запираться и злобно пихнул раздражающий элемент в спину. Тот послушной пробкой вылетел из спальни. Это вскипятило кровь ещё сильнее. Родион может и был сильным, может Серафим ему и уступал в борьбе, но вот такие открытые поддавки просто унижали.       — А ну, проваливай!       — Я вижу, вы усиленно сближаетесь, — насмешливо каркнуло из коридора. Родион Игоревич. Доброе утро, блин.       — Фима, ты чего?.. — Из-за его спины шуганным воробышком выглядывает мама. Вообще звездец.       — Я просто отнёс ему твою справку, — как будто это не его только что выпнули вперёд головой, спокойно сказал Родион, и действительно протянул чуть помятое заключение от врача Воронецкого Р.И., где говорилось, что Серафим не отлёживал бока последние два дня, а истово и рьяно грипповал.       У Серафима заполыхали уши — опять опростоволосился перед взрослыми, поди докажи, что младшего Ворона поколотил за дело. Он бы и вызверился на сводного психа, даже при бледной больной маме, даже специально при ней, чтобы знала, что он терпеть эту псевдосемью не может — «братца» этого чокнутого, «папочку», запугивающего кухней… А демоничный Родион Игоревич расстроено опустил глаза, приобнял маму за плечи и мягко развернул подальше от намечающегося скандала, увёл от родного сына, который единственный здесь внезапно оказался волком среди невинных овечек.       — Собирайтесь в свой скейтпарк, — бросил он через плечо, — там же и перекусим.       Может он и правда перегнул?       …Серафим так и не понял, Воронецкий решил выгулять семейство или свою машину, торжественно подаренную новой женой в честь росписи. Новенькая вишнёвая Шкода, хищноглазая и круглозадая, была наполирована и навощена, ни скрипа, ни царапинки — отчим обожал свою новую игрушку так, как мама обожала его.       Ни ресторана, ни кафе на территории не водилось, но из-за фестиваля — и нахлынувшей следом толпы зрителей — по парку расползлись передвижные закусочные. Серафим слопал шаурму и злорадно полюбовался на вытянутую физиономию отчима, явно не привыкшего к таким перекусам. Зато мама, прошедшая ту же школу выживания, уже отошла от обморока и теперь навёрстывала двухдневную слабость, потому умяла свою порцию и отобрала мужнину, когда тот понюхал, скривился и больше к плебейской пище не притронулся. Родион своё тоже съел спокойно, он вообще не особо смотрел, что жевал, Серафима даже кольнуло самолюбие — псих, хоть и притёрся к нему, пристально наблюдал за недалёкой спортивной площадкой и вознёй у разгонной горки и рейлов². Но стоило самому Серафиму попытаться вглядеться в тот муравейник, как Родион как-то неловко вскрыл бутылку с газировкой и жидкость гейзером вывернулась на него и на Серафима.       — Ты чего творишь, муд…       — Ой, прости, — без капли раскаяния выдала чёртова нечисть, не спеша отнимать извергающуюся бутылку. — Ты весь мокрый.       — Да что ты?!       — Здесь есть туалет, можно подсушить ветровку в сушилке для рук, — всё так же нагло не отводя бесстыжих глаз.       Отчим нахмурился, но кивнул:       — Идите.       — Так хотел побыть со мной наедине? — ядовито прошипел Серафим, незаметно от родителей отдавливая вредителю ногу.       Родион растянул губы в кривой согласной улыбке.       Бесит.       Парк располовинили яркими баннерами, наскоро смонтированными трибунами и свежим, ещё не заляпанным граффити, пулом³. Мать с отчимом остались на той стороне парка, туалетные кабинки стояли у другого входа. Наверное, какие-то остатки мозгов у Родиона оставались, потому что он хотя бы дождался, пока они отойдут от родителей — а потом сцапал Серафима за руку. Жертва дёрнулась раз, второй, заметила, как на их возню оборачиваются люди. Кто-то весело присвистнул, где-то хихикнули в спину.       — Что, опять пообещаешь меня убить?       — Ну ты… — почти задохнулся от родионовского самодовольства Серафим, — люди же смотрят!       — А если бы не смотрели?       Он не стал уточнять, какими маршрутами бродят мысли в черноволосой голове, двинул локтем в бок, вывернулся и пошёл прочь, не к туалетам, а вообще — настроение на семейный выгул завяло на корню.       В этой части парка всё было новенькое и блестящее, отчищенное и расцвеченное для фестиваля, даже стягивающийся народ пестрел яркими красками, как будто мало вокруг осеннего багрянца, не вымываемого никакими дождями. Больше всего ярких пятнышек собралось возле установленной в центре рампы. До основного выступления там лихачил кто-то из местных. Народ завистливо стоял вокруг, но оседлать высоченного крутого монстра не решался. Позёр, решил для себя Серафим — только отбитый на всю голову скатится с четырёхметрового края фигуры без наколенников, налокотников и шлема. А парень взлетел на противоположный гребень, крутанул скейт и тот, как приклеенный, вернулся под ноги хозяину, человек даже руками для поддержания равновесия не дёрнул. Наверное, на его фоне не только далёкий от скейтинга Серафим чувствовал себя криворуким ногожопым ничтожеством, на лицах скейтеров отражалось то же восхищение пополам с завистью.       — Позёр, — отзеркалил мысли Серафима Родион, он так и не отклеился, а стоило тормознуть, тут же заново вцепился в руку.       — Не позёр, а адреналиновый маньяк, — уточнил рядом знакомый мрачный голос. Серафим даже подскочил от неожиданности: возле них стояла — руки в боки, коса через плечо — Крапива собственной персоной. — Вот свернёт шею, его папочка в отместку весь парк прикроет, мажоры чёртовы.       — Привет, — не особо удивился Родион, видать, пересекались они в этом парке не впервой.       — Э, здрасте, — коряво поприветствовал Серафим. — Вы тоже на фестиваль?       — Нет, просто воздух свежий понюхать решила, — съязвила девица, и он наконец заметил оранжевый жилет уборщика на узких плечиках, а ещё чёрный мусорный мешок и палку для накола мусора же.       — Ой, я не хотел…       — Расслабься, паря, работа как работа. Я и брата на подработку сегодня приволокла, из-за фестиваля аврал, кучу малолеток на выходные наняли. — Она увидела сцепленные замком руки. — У вас свидание, что ли?       — Ещё чего! — запальчиво.       — Ну да, — уверенно.       Серафим скрипнул зубами. И вдруг в его голову тюкнулась шальная гаденькая мыслишка.       — А вы днём ещё красивее.       — М-мм? — не поняла Крапива.       — Говорю, вы красивая.       — Хм, вкус у тебя есть, — благосклонно кивнула собеседница.       И в этот миг Родион предсказуемо разжал пальцы, зашипела заново вскрытая бутылка с газировкой и заорала «нечаянно» облитая Крапива. Серафим всё это слышал, но не оборачивался — он нёсся по парку, через площадку с трамплинами, вниз по ступенькам, дальше-дальше, мимо пирамиды, он сделал крюк и прилетел к самым первым фигурам, которые видел от закусочной, проскочил разгонки и через рейлы, налетев на скейтера. Доска полетела в одну сторону, Серафим и подбитый парень в другую.       — Гляди куда прёшь! Опа… Кот?       Серафим шало захлопал ресницами, уставившись на скинутого с рейлов скейтера — Анечку. Но до конца удивиться и обрадоваться он не успел — к ним подскочила Лиля, а невдалеке поднимал укатившийся скейт Вадик.       — Вы здесь что, втроём?       — Ну да, — с непонятным вызовом выдала Лиля. — Я и друзья.       — Эм, а на парня это уже не распространяется?       Анечка и Вадя как-то подобрались и посуровели, мимолётная радость от встречи с приятелем испарилась, Серафим вспомнил, что этим троим ни дозвониться не получилось, ни смс-ки от них не пришло.       — А у меня нет парня, — вдруг злобно сощурилась Лиля.       — А кто есть?       — Мудак, который трахал какую-то левую девку в розовых трусах.       Серафим молчал. В голове вихрились сотни даже не мыслей — обрывков. Откуда она узнала? Где видела? Родион, урод, выдал. Не зря в лицей отдельно побежать не поленился. Отнекиваться? Признаться? Зачем эта Галя действительно была? Можно было и Лилю развести на секс, она же ему правда нравится, чёрт, да она вообще первая, с кем он встречается! Вот потому он и не умеет встречаться, что первая!!! И люди вокруг пялятся! Чхать на них, они незнакомые, просто цирк любят. Куда бы Анечку и Вадю деть?       Он лихорадочно повёл взглядом и даже почти не удивился, обнаружив ещё одно знакомое лицо в толпе, оно тоже было в безрукавке мусорщика, но не собирало мусор, а так же глазело на их разборки. Ну и сам виноват.       — О, глядите, и Лёля здесь, — невинно кивнул он на мелкого педика. Анечка хищно развернулся в сторону пацана, тот попятился в гущу людских тел, но его уже заметили и объявили главным трофеем. Следом бросился Вадя — гонять Лёлю всяко интереснее, чем слушать любовную ссору.       — Может, поговорим? — мирно попросил Серафим, поднимаясь и отряхиваясь.       — О чём?       И тут сзади его властно обвили явно мужские руки, чужое горячее дыхание прокатилось по затылку, Родион положил подбородок Серафиму на плечо и немного запыхавшись выдал:       — Например о том, как ваш Кот учил меня после вашего свидания целоваться. М-рр, мне понравилось. ===== 1. Мотыльница — специальная коробка для мотыля, чтобы тот не высох и не протух, пока его не скормят рыбкам. 2. Рейл — металлическая труба, на которой выполняются скольжения. 3. Пул — бассейны/канавы с покатыми стенками.