Истинный

Эрен бросил взгляд на часы на запястье и скривился — до собрания у босса и, соответственно, конца рабочего дня оставалось чуть больше часа. Откинувшись на спинку удобного кресла, он уставился на монитор, в который раз пробегаясь по написанному. Понять бы еще, хорошо оно или плохо, но смысл настырно ускользал, вынудив в итоге закрыть документ, все равно уже толку не будет. Лучше посмотреть завтра, на свежую голову, а на сегодня, пожалуй, все. Сбежать с работы хотелось больше, чем обычно. И не потому, что Эрен не любил свою работу. Любил и чувствовал себя в этой компании как никогда на своем месте. Просто в последние три месяца, как стало известно о беременности Леви, его тянуло в окруженный голубыми елями дом словно гигантским магнитом. Он даже не считал нужным скрывать это, чем знатно веселил других, уже умудренных опытом отцовства альф. В качестве поддержки они дружески хлопали его по плечам и понимающе хмыкали, а Эрен искренне считал, что декретный отпуск нужен не только омегам. Ибо толку от него на работе было все равно чуть. Однажды, высказав свои соображения во время обеденного перерыва сидящим за столом коллегам, с которыми сошелся особо близко, он вызвал восхищенное придыхание омег и снисходительные взгляды альф. — Поверь, Йегер, отцу троих близнецов, — пробасил тогда Райнер Браун, пряча улыбку и щуря и без того узкие глаза, — скоро будешь мечтать о тишине и порядке своего кабинета, как о земле обетованной. — Точно, — подхватил похожий на жирафа нескладный Фубар, меланхолично кивая головой. — Я души не чаю в своих сорванцах, — продолжал Райнер, — но иногда охота вздернуться. А так-то понятно, что тебя тянет к твоему ненаглядному, еще бы, — он многозначительно подергал бровями. — Я от Армина тогда оторваться не мог в прямом смысле слова. Как вспомню — мой малыш, такой тоненький и с таким животом… Ужас. Хотелось не отпускать его с рук вообще. А твой Леви-то ненамного больше. Эрен видел мужа Райнера на недавнем пикнике, которые с завидным постоянством устраивало летом руководство. Да, Леви был ненамного больше, но сравнивать его пусть и тонкое, но все же тренированное тело с худосочным блондином, в котором непонятно как душа держится, было занятием провальным. Ну с точки зрения Эрена, по крайней мере. Да и с точки зрения омег, сидящих сейчас с ними. Они видели Аккермана на том же пикнике, и хмурый спутник Йегера произвел на них неизгладимое впечатление. Возможно, они ожидали увидеть существо, чем-то напоминавшее Армина Арлерта, в замужестве Брауна, и были удивлены, наблюдая рядом с молодым альфой омегу около сорока, хмурого и ядовитого на язык, смотрящего на царящее веселье с усталостью родителя. И чей облик отнюдь не смягчался четко обрисованным совершенно неподходящей для беременного одеждой животом. Такой, по их мнению, не позволил бы таскать себя на руках и всячески нежить и ласкать. И то, что даже при таких условиях, Йегер рвался домой, поднимало его в их глазах просто на недосягаемую высоту и заставляло умилительно поглядывать на будущего отца. Тогда на слова Райнера про «не отпускать с рук» Эрен только вскинул бровь, но промолчал. Не объяснять же всем, что вовсе не приступы обожания и нежности гнали его домой, вернее, не только они. Строптивый нрав и деятельный характер Аккермана оказались более действенной приманкой. Эрен до сих пор помнил, как, вернувшись однажды чуть раньше привычного времени, застал беременного омегу на самой вершине трехметровой стремянки проверяющим качество работ, идущих полным ходом в детской. Тогда будущий отец стал точно такого же оттенка голубого, как и безмятежное небо, раскинувшее свой купол на потолке комнаты. А Леви хоть бы хрен, только губы поджал на нервный окрик альфы и ловко сполз вниз, поддерживая аккуратный живот. После этого Эрен не разговаривал с ним целые сутки, вплоть до следующего вечера, когда с отборными ругательствами снял беременного Аккермана с чердака, где тот искал фанеру для трафаретов звезд. Они поругались. Вернее, поругался Эрен, потому что омега плевать хотел на его настроения. О чем и заявил ночью, усаживаясь на бедра обиженного отца своего ребенка и бесстыже потираясь мокрой от смазки задницей о стремительно твердеющий член. В итоге Леви получил крышесносный секс в обмен на обещание серьезно подумать о своем поведении. И то ли, правда, он подумал, то ли стал осторожнее проворачивать подобные делишки, но больше Эрен не заставал его за компрометирующими занятиями. Всего лишь однажды, вернувшись с работы, альфа нашел его на террасе, где, меланхолично грызя яблоко, Леви раскрашивал детский стульчик. Открытый воздух и нетоксичная краска безо всякого запаха заставили смириться, а через час, поужинав очередной попыткой омеги готовить, Эрен под его руководством сам увлеченно счищал старую краску с видавшего виды комода. Впрочем, вспоминая все это сейчас, Эрен широко улыбнулся, ощущая в груди уже привычное всеобъемлющее тепло. Он был счастлив окончательно и бесповоротно. А скоро станет еще счастливее, когда боготворимый и единственный во всем свете омега подарит ему сына вопреки всему. И поборники истинности могут убираться куда подальше. Вслед за мыслями о Леви, он потянулся к телефону и снял блокировку. «Чем занимаетесь?)» — отправил лаконичное сообщение, с удовольствием видя, как аймесседж получен и почти сразу прочитан, а теперь внизу экрана подмигивали точки, сообщая, что там пишут ответ. «мелкий пинает мой мочевой пузырь. я клею единорогов и задолбался бегать ссать», — прилетело исчерпывающее. «Точно альфа будет!» — тут же отправил Эрен и, подумав, добавил: — «Каких единорогов?» «страшных. которых ты обозвал милыми». Йегер фыркнул от смеха под нос. Неисправим. Его омега неисправим. Потому что только вредный Аккерман мог назвать забавных и очаровательных единорожков страшными. Они купили их в прошлые выходные в огромном торговом молле, специализирующемся на товарах для детей. Там же были куплены самые лучшие из существующих пеленальный столик, кроватка, две коляски, кенгурушка, автокресло, переносная люлька, плетеное кресло-качалка, ванночка и все, что только пришло в голову будущим родителям. Пеленальный столик Леви уже перекрасил под комод и стульчик, кроватка стояла на очереди, а остальное было пока без всякого смысла расставлено в детской. Смешные же единорожки-стикеры обнаружились Эреном случайно по дороге к длиннющей стойке с погремушками. Глядя на их милые пухлые мордочки и распахнутые глазки, альфа не устоял и накидал их в тележку штук пятнадцать. Леви при виде наклеек размером в ладонь фыркнул, обозвал Йегера малолетним идиотом, но выложить не потребовал. А сейчас он все-таки расклеивал их лишь потому, что они понравились альфе. Почувствовавший свербеж в носу Эрен даже умилиться не успел, когда в голову пришла жуткая мысль. «Надеюсь, без стремянок???» — лихорадочно набрал, готовый тут же броситься домой. «расслабь булки», — казалось, он видел в этой строчке, как издевательски кривятся бледные губы омеги. «Леви, блять!» «да без, без хрена ты такой нервный, Йегер? леплю прямо на уровне морды. надеюсь, нашего сына будет воротить от них так же, как и меня». Как следует вдарить по аппетитной омежьей заднице захотелось как никогда, но словосочетание «наш сын» остудили праведный порыв альфы и вновь заставили улыбнуться. «ты че там? домой собираешься, нет?» — прилетело меж тем. «Собираюсь, но задержусь ненадолго. Заклай хочет представить нового руководителя отдела уголовного права». «фиолетово, Йегер, давай недолго кстати, мясо получилось так себе а рагу превратилось в кашу но съедобно». «Может, все-таки найдем домработницу?» — быстро набрал Йегер предложение, которое делалось уже не раз. Убиралась в доме и на территории клининговая компания, разумеется. А вот поездки в магазины, стирка и готовка как-то незаметно достались Леви, и он не возражал. Возражал Эрен, которому категорически не нравились поездки беременного омеги на такси и его беготня по лестнице в подвал в прачечную. Единственное, что поддерживал альфа, так это кулинарные приходы Аккермана. Тот готовил хоть и неумело, но вкусно, да и в принципе из его рук Йегер был готов сожрать даже еловые шишки. Для всего остального каждый раз предлагалось найти домработницу, но Леви был непреклонен. Никаких посторонних в доме. На аргумент, что скоро все равно придется взять помощницу, а потом и няню для малыша, омега дергал плечом и фыркал. Вот и сейчас предложение Йегера было отвергнуто. «а мне че прикажешь делать? жиреть к зиме на солнышке в шезлонге? завались уже, Йегер, заебал, честное слово и давай там резче все, отвали». Вздохнув, Эрен откинулся на спинку кресла и чуть покачался туда-сюда. Потом взглянул на часы на запястье, убедился, что в запасе еще десять минут, и машинально поправил черный матово играющий бликами браслет. Часы подарил Леви, что одновременно и грело, и вызывало внутри какое-то странное чувство сродни досаде. Естественно, подарок от обожаемого омеги был дороже всего на свете, но он же тянул невысказанным грузом. Эрена не так воспитывали. Потому что альфа должен дарить. Альфа должен баловать, лелеять, носить на руках и защищать от всего на свете. И какой он, к чертовой матери, альфа, если живет в доме омеги и нихрена не может?! Конечно, Эрен понимал, что это временно, пока он не начал работать в полную силу, но от осознания собственной никчемности было хреново. И керамические навороченные Rado на запястье лишнее доказательство. Однако как отказаться от подарка — не представлял, даже мысли не допуская, что может как-то задеть этим Леви. — Не напрягайся, сопляк, — хмыкнул тогда омега на его растерянность. — И не смотри так, будто они стоят целое состояние. Не стоят. — Ты меня за дурака держишь? — поджал губы Эрен, до хруста сжимая в пальцах дорогую коробку. — Ой, Йегер, отвали, — не вытерпев, отмахнулся Леви, возвращаясь к книге, которую читал. — Че там в твоем кодексе альфы написано? Делать омегу счастливым? — он смешно наморщил идеальный нос. — Вот и делай, и не беси меня. И Эрен делал. Носил дурацкие часы — сначала чтобы лишний раз не раздражать беременного Аккермана, затем — ради собственного удовольствия видеть каждое утро молчаливое одобрение, с которым тот открыто любовался альфой. А потом сам привык к подарку, оценив его стильность и дерзость. Особое же удовольствие почему-то доставляло неподдельное изумление и даже зависть в глазах того же Райнера, когда Эрен невольно проговорился, что керамические Radо — подарок его омеги. Медленно, но верно Леви продолжал разрушать привычный мир альфы, создавая новый, только для них двоих. В нем были свои правила, не ограничивающие свободы. В нем каждое мнение имело право быть, а желания пусть и не так, как привык Йегер, но обоюдно исполнялись. Обожание омеги становилось религией, и альфа был самым ярым адептом своей церкви. И постепенно учился смотреть на все глазами Аккермана, отметая ненужные условности и общественное мнение, познавая роскошь возможности поступать по-своему. Впрочем, роскошь эта накладывала еще больше обязательств, в первую очередь перед самим собой, уча уважать людей и следовать принципам, но Эрену нравилось. Словно в подтверждение новым открытиям он стал замечать, что, несмотря на крайнюю нетерпимость и резкость, Леви никогда не позволял себе выходить за рамки. Да, он материл Йегера на чем свет стоит и швырялся в него книгами, подушками и яблочными огрызками. Но ни разу не обидел резким словом ни одного, даже самого глупенького омежки на курсах Ханджи, являя чудеса выдержки. А отрицая зависимость от альф в целом, и от своего альфы в частности, на официальных приемах и званых вечерах послушно держался за руку Эрена. И тот совершенно ясно понимал, что Леви делает это ради него. При этом ему ничто не мешало выразительно фыркать и закатывать глаза двадцатью разными способами, каждый из которых был уже изучен альфой вдоль и поперек и имел свой определенный смысл. Но главное, жизнь с Аккерманом не скупилась на сюрпризы. Хотя бы такой, как неделю назад. Началось все безобидно, на очередном благотворительном приеме у губернатора, на который Йегер позорно опоздал и, предвкушая шипение рассерженного омеги, осторожно просочился в зал, где уже полным ходом шел аукцион, вся выручка от которого перечислялась детским домам. Коротко стриженный затылок над воротничком безупречной сорочки он, повинуясь внутреннему чутью альфы, нашел без труда. И пока пробирался к сидящему сбоку омеге, объявили новый лот и стартовую сумму. Руки с табличками взмывали вверх, аукционист чуть ли не захлебывался своим речитативом, стоимость лота росла, а не готовые выложить взлетевшую цену отсеивались. И когда Эрен под неодобрительным взглядом прозрачных глаз скользнул на свободное место рядом с Аккерманом, осталось всего два претендента — Леви и… Пришлось пару раз моргнуть, прежде чем поверить увиденному. В сопернике, пытавшемся перебить ставку его беременного омеги, Эрен узнал собственного отца. Грегори сидел в первых рядах и как раз обернулся, чтобы как следует рассмотреть упрямца, отказывавшегося уступить. Глаза за стеклами очков сначала снисходительно скользнули по Аккерману, а потом удивленно застыли на лице сына. Эрен сдержанно кивнул, надеясь изо всех сил, что отец один, но тут же увидел слева от него гордо вздернутую головку Карла. Заметив странный интерес мужа, он тоже обернулся и встретился взглядом с сыном. Конечно же, Леви перебил тогда все ставки Йегера-старшего, Эрен даже не удивился — упорства его омеге было не занимать. Самое же невозможное случилось уже после аукциона, когда они стояли на открытой террасе подальше от духоты зала. Он, виновато улыбаясь, как школьник оправдывался за опоздание и прикидывал, получится ли урвать извиняющий поцелуй презрительно поджатых губ. По всему выходило, что да. Леви, совершенно охренительный в изящном смокинге, медленно цедил безалкогольный коктейль, неопределенно хмыкал и щурился на показавшуюся над деревьями луну. Осмелев, Эрен прижался губами к теплому виску, зарываясь носом в черные волосы и утягивая омегу в объятья. — Я прощен? — проговорил он и заметил, как в ответ снисходительно дернулся уголок тонких губ. Ладони уже привычно легли на аккуратный живот Аккермана, поглаживая. Не удержался и поцеловал маленькое соблазнительное ухо, чувствуя, как омега с готовностью льнет ближе. — Соскучился? — Мхм, — едва слышно отозвался Леви, и всегда ожидающий подъебок Эрен опешил от небывалой простоты ответа. — Поцелуешь меня? — попросил осторожно. Леви не терпел прилюдного выражения чувств, даром что на террасе они были одни. Гудящий весельем, музыкой и смехом зал губернаторского дворца остался всего в десятке метров, и на что Эрен надеялся — сам не имел понятия. Но на что бы он ни рассчитывал, Леви превзошел его ожидания, когда, чуть приподнявшись на цыпочках, обжег напористым поцелуем. И, прикусив напоследок пухлую нижнюю губу альфы, отступил прежде, чем обалдевший от неожиданности Эрен успел ответить как следует. — И что это было? — улыбнулся он. — Затравка, — облизнувшись, отозвался Леви. — Черт, — выдохнул Эрен. — Когда родится малыш, я определенно буду скучать по твоей беременности. По-моему, ты даже в течку не был таким ненасытным. — Ебливым, Йегер, называй вещи своими именами, — хмыкнул омега в ответ. — Блять, Леви… — пробормотал Эрен, притягивая его к себе и жадно вдыхая топкий запах омежьего возбуждения. — Ты выглядишь очень горячо в этом смокинге. Знаешь, чего хочу? — Ну конечно, нет, ты же дохрена таинственный, — усмехнулся Аккерман, ловко оглаживая однозначно напряженный пах альфы. — Я не про это, — Эрен перехватил наглые пальцы, поднес ко рту и прикусил их. — Так вот… Я хочу стриптиз. В твоем исполнении. В этом смокинге. — А рожа не треснет, Йегер? — приподняв бровь, поинтересовался Леви. Эрен с улыбкой мотнул головой. — И ничего, что я на пятом месяце? — В этом суть, — пробормотал он, целуя узкую ладошку. — Чертов извращенец, — отозвался Леви, прислоняясь поясницей к перилам позади и утягивая альфу к себе. — Ну так что? — Эрен навис над ним, лаская жадным взглядом. — Посмотрю на твое поведение, паршивец, — цокнул языком Аккерман и скривился, когда альфа рассмеялся. — Хули ты ржешь? — Ты не сказал нет! — восторженно выдохнул Эрен. — Не сказал. Диалог этот Йегер помнил как сейчас. Помнил бодрящую прохладу сентябрьской ночи, яркий блеск далеких звезд и горчащее полынью тепло Леви. И его губы, неожиданно податливые, почти нежные. А дальше неспешное очарование вечера разрушилось вместе с распахнувшейся дверью, и на террасу вышел Карл. — Эрен? Было непривычно видеть папу смущенным и каким-то неприкаянным, но именно так выглядел тогда Карл Йегер, несмотря на весь свой лоск, великолепный смокинг и изящную укладку. После неудачного знакомства Эрен даже не звонил родителям. И о беременности Леви не сообщил, так и не собравшись с духом. Вернее, что-то мешало. Потому что всю свою жизнь Эрен считал, что уж папа поймет и поддержит всегда. А оказалось, что не всегда. В самом важном не поддержал. И была ли то обида или подспудное желание наказать родителя за гордыню — он не знал, не понимал, но о том, что скоро станет отцом, так и не сказал. Однако игнорировать Карла было просто на расстоянии. Увидев его тогда перед собой, Эрен моментально растерял всю свою принципиальность. — Прекрасно выглядишь, па, — произнес он, запнувшись, и отвел взгляд, чувствуя, как совесть настырно точит изнутри. — А где отец? — Он, должно быть… — начал Карл и оборвал сам себя, не сводя глаз с омеги позади сына. — Добрый вечер, Леви. — Добрый, — отозвался тот и, отстранившись от альфы, подхватил с перил террасы свой недопитый коктейль. — Не буду мешать, — произнес он и уже собирался спуститься по ступенькам в парк, когда Эрен ухватил его за руку. — Постой… — Боги, Йегер, — хмыкнул Леви и закатил глаза, — не сходи с ума, ничего со мной не случится. А вам нужно поговорить… и не веди себя как придурок, договорились? Эрен насупился, но все же кивнул. Не удержался, притянул к себе омегу и коснулся губами теплого виска. — Не уходи далеко, хорошо? — шепнул на ухо, получил тычок под ребра и улыбнулся. Карл же, наблюдавший за ними с порядочного расстояния, вдруг шагнул вперед, не сводя удивленно распахнутых глаз с округлившейся талии Аккермана, которую не мог скрыть изящный смокинг. — Погодите-ка… — произнес он растерянно, переводя взгляд с живота Леви на сына и обратно. — Эрен?.. — наконец позвал беспомощно, замерев от них в паре шагов. Йегер как будто стал выше ростом и словно шире в плечах, инстинктивно готовый защищать своего беременного омегу даже от родителя. Он не знал, что им движет, да, собственно, и вникать не хотел, на уровне бессознательного понимая, что никому не позволит задеть Леви. И Карл, тогда без слов понявший намерение сына, болезненно ссутулился и закусил губы. — Почему ты не сказал? — едва слышно проговорил он. — Зачем? — набычился Эрен, злясь и на этот неожиданно беспомощный тон Карла, и на собственную дурость, и вообще на всю ситуацию. — Как ты сказал тогда? Леви моложе не стал и длинной родословной у него не появилось, — добавил с непонятным злорадством, наблюдая, что лицо папы дернулось как от пощечины. — Язык попридержи, сопляк, — внезапно осадил почему-то так никуда и не ушедший Аккерман. — Нет, я… — начал было Карл и, посмотрев на него, снова задержался взглядом на круглом животе. — То есть, Эрен прав, я заслужил. Простите, — коротко кивнув, он дернулся уйти, но Леви остановил. — У нас, в следующую субботу, — произнес он, спокойно встречаясь глазами с Карлом. — Подъезжайте к двум. Йегер удивленно уставился на своего омегу, а потом увидел, как папа закусил дрожащие губы и едва заметно кивнул. На Эрена смотреть по-прежнему избегал, и от этого было больно. Неизвестно сколько еще он простоял бы так, не решаясь сделать или сказать хоть что-то, если б не короткий и сильный тычок, прилетевший в спину. И Эрен не успел сообразить, как уже сжимал нервные руки папы, виновато склонив голову и пряча в них пунцовое от стыда лицо. — Прости меня, — пробормотал он, жадно вдыхая знакомый с детства и такой уютный запах лимонной вербены, исходящий от папы, и ощутил нежное прикосновение губ к своим волосам. Кажется, его простили. — Спасибо, — тихо произнес Карл, но Эрен понял, что это не ему. — Не за что, — отозвался Леви. — Иди к нему, дорогой, а я поищу отца, — поцеловав еще раз, шепнул Карл, с непонятным трепетом наблюдая, как сын отступает назад и обнимает своего омегу, кладя ладони на его выпирающий живот. Улыбнулся почти сквозь слезы. — Тогда, до субботы? — До субботы, — кивнул Эрен, прижимаясь щекой к черноволосой макушке. — Выпороть бы тебя, — тихо прошипел Леви, когда Карл, обернувшись напоследок, скрылся за стеклянными дверями, и они опять остались наедине. И тут же Эрену прилетел увесистый подзатыльник, но альфа смиренно принял его, прекрасно сознавая, что за дело. — Прости, — пробормотал. — Сам не знаю, что на меня нашло… и спасибо, что позвал их к нам… ну, после всего… — Паршивец, — отозвался Леви, впрочем, вполне миролюбиво и даже как-то довольно. — Готовишь ты. — Само собой, — улыбнулся он, нежно поглаживая упругий живот омеги и сквозь ткань сорочки ощущая тихое копошение внутри. — Толкается? — Мхм, как всегда, — просто отозвался Леви и, вдруг расслабившись, привалился головой к плечу альфы, видимо, решив, что вредной занозой побудет в другой раз. — Надо у очкастой спросить, нормально ли это. — Что он такой активный?.. А что в этом ненормального? — Блять, Йегер, это мой первый ребенок, как и твой тоже. И мы нихрена не знаем о том, как должно быть. Не хочу, чтобы… — Леви резко замолчал, напрягаясь. — Я просто хочу, чтобы он был здоров. — Конечно, он здоров, — отозвался Эрен, со щемящей нежностью целуя омегу в висок. — Ханджи уже кучу анализов и тестов сделала. Она не допустит, чтобы что-то случилось… И я не допущу. — Это только слова, — едва слышно произнес Леви, почему-то похолодевшими пальцами сжимая горячую ладонь альфы. — Хочешь, завтра съездим в клинику? — спросил Эрен. Леви молча кивнул. — С ним все в порядке, успокойся, слышишь? — шепнул он и вдруг улыбнулся. — Кстати. Может, и правда, пора придумать имя? А то все он да он. Так малыш и обидится на нас. Как считаешь? — Йегер… — Я тут, вообще-то, уже думал немного на эту тему, — смущенно признался он. — Как тебе Чарли? — Ты сейчас серьезно? — Аккерман недоверчиво покосился на него. — Ну да, а что? Чем тебе не нравится Чарли? — Пуделиная кличка, — фыркнул Леви в ответ и передернул плечами. — Ну что ты выдумываешь! — Я не выдумываю. Мы не назовем нашего сына как кудлатого белого пуделя с розовым задом. Эрен хотел было возмутиться снова, но неожиданно рассмеялся от нарисованной воображением картины и лишь крепче обнял омегу. Тогда, как и сейчас, он был готов и согласен на все за простые и такие важные слова «наш сын». Но Леви всегда так говорил, именно «наш», никаких «мой», и Эрен был бесконечно благодарен за это. По правде говоря, он все еще настороженно относился к тотальной самостоятельности своего омеги и каждый раз ожидал засады, чувствуя себя скорее придатком, чем полноценной частью их семьи. Да и семьей-то назвать их можно было с очень большой натяжкой. Метку Леви поставить не дал, о чувствах говорить запрещал, и заикаться о замужестве Йегер даже не помышлял, опасаясь презрительного фырканья. Так что, выходило, что ребенок — это все, что их реально связывало. Впрочем, глупости это. Он добился того, что ему принадлежал самый невероятный и роскошный омега, и он сделает все, чтобы удержать его. И пусть Леви ни разу не сказал, что чувствует, красноречивее любых признаний был влажный блеск глаз в темноте их спальни. Не говоря ни слова, он отвечал взаимностью и отдавал так много, что от нежности разрывалось сердце. Недовольно фыркающий и вечно стебущий Леви своими затрещинами и сарказмом заставлял Йегера чувствовать себя настоящим альфой. Настолько, что даже соперники не имели значения. Смит вот уже несколько месяцев не показывал своей самодовольной рожи. Иногда Йегер даже задавался вопросом, а знает ли тот, что Леви ждет ребенка. Уж очень хотелось взглянуть, как перекосилась гладковыбритая физиономия от этой новости. Ведь наверняка перекосилась! Но знает-не знает — спрашивать не у кого, не к Аккерману же с этим идти. А то, что они не встречались, факт. Леви с его прямотой не стал бы скрывать. Да и плевать было Эрену, на самом-то деле. Омега и так весь его, признал его альфу, откликнулся и теперь носит его ребенка. Их ребенка. Такое никому не под силу разрушить, ни живому, ни мертвому. Впрочем, мертвые и не беспокоили. Почти. Метка истинного сошла с тела омеги без следа, обручальное кольцо, снятое Эреном, лежало в коробке в дальнем ящике гардеробной. И если он иногда и ловил во взгляде серых глаз отрешенное выражение, то таяло оно быстрее тумана поутру. Эрен не хотел состязаться с Фарланом, не хотел и не мог, понимая, что тот навсегда останется частью омеги. Это связь истинных. Он просто делал все, чтобы Леви ни на секунду не пожалел, что подпустил именно его. Словно очнувшись от воспоминаний и размышлений — а собственно, так оно и было — Эрен в очередной раз глянул на часы и подорвался. У него осталось ровно десять минут, чтобы успеть добраться до зала заседаний и натянуть заинтересованное выражение на физиономию, будто ему, и правда, интересно появление нового начальника отдела уголовного права. Выключив моноблок и проверив, заперт ли сейф с документами, Эрен подхватил с низкого подоконника букет белых орхидей, специально доставленных из королевского питомника, и стремительно выскочил из кабинета. На этаже уже было пусто. Где-то вдалеке низко гудел пылесос, а по коридору гулял сквозняк, как всегда устраиваемый мощными вытяжками в конце рабочего дня, нагнетавшими чистый воздух в здание. Эрен пронесся мимо полутемных открытых кабинетов, снующих уборщиков, завернул за угол к лифтам и вскинул руку. — Браун! Погоди! Рослый монолитный блондин с коротким ежиком волос, больше похожий на профессионального военного, чем на специалиста по бракоразводным делам, лихо ткнул в кнопку раскрытия дверей. — Я думал, ты уже там, — пробасил он, посторонившись, когда Йегер на полной скорости залетел в лифт. — А цветочки кому? — хохотнул он и по-дружески ткнул молодого альфу в бок. — Новый «уголовник» альфа, Йегер, тебе нечего ловить. — Остроумно, — огрызнулся Эрен, в точности и не задумываясь повторяя интонации Аккермана. — Хах! — довольно хохотнул Браун, нажал нужный этаж и лифт мягко дернуло вверх. — Говорят, у него секретарь омега. Ничего так. Я, правда, не видел, а нашим офисным омежкам доверять — себе дороже. — Ты же женат, — осадил его Эрен. — Много ты понимаешь, — подмигнув, протянул Райнер. — Я сыт, но почему бы не взглянуть в меню? — Боги, я сделаю вид, что не слышал этого, — скривившись, отшатнулся Йегер и принялся поправлять широкий узел жемчужно-серого галстука. — Да ладно тебе, Йегер, — его играючи приложили промеж лопаток тяжелой ладонью. — Сам-то, что, не глядишь, что ли, по сторонам?.. Хотя вспоминая твоего Леви… зубами брюхо вскроет и на пальчик кишки накрутит, да? — Райнер вновь хохотнул. — А твой Армин типа нет, что ли? — хмыкнул Эрен, прислоняясь к стене лифта. — Армин может, да, — совсем развеселился белобрысый. — Только вот он не выглядит как маленький и очень злой альфа! — он захохотал, а отсмеявшись, добродушно подмигнул Эрену. — А цветы красивые. Я такие своему на первом свидании дарил. Эрен машинально глянул на орхидеи и так же машинально ткнулся в них носом. Странно, но ему показалось, что эти крупные, будто восковые цветы ничем не пахли, когда их доставили час назад. Однако сейчас почудился очень тонкий, обволакивающий аромат. Он даже глаза прикрыл, стараясь отключиться от всего, чтобы лучше учуять, разобрать каждую ноту. — Эй, ты чего? Голос Райнера вывел из странного ступора и заставил вздрогнуть. — Чем пахнет? — нахмурившись, он ткнул орхидеи Брауну под нос. Тот шумно потянул носом пару раз и чуть приподнял брови. — Ничем. А что такое? — Да так, померещилось. Дрогнув, лифт остановился, раскрыл двери, и они с Райнером вышли на нужном этаже. — Да без запаха они, отвечаю, — продолжил Браун. — У Армина аллергия, так что… А что мерещится-то? — Не знаю, — тихо произнес Эрен, уже жалея, что завел разговор. Райнер теперь не отстанет, а у него уже голова едет от этого запаха. Да что за хрень, мать ее?! — Слушай, может, ну, это… наш омежка какой, а? Может, течка скоро да ехал в лифте перед нами… — Нет, ни у кого из наших нет такого запаха, — едва качнул головой Эрен, с трудом переводя дыхание и чуя, как дурман усиливается с каждым шагом. — Так, может, новенький? — Браун шумно принюхался, когда они вошли в зал заседаний и сразу оказались в целой толпе альф, бет и омег. — Определенно, он… Тьфу ты, ничего особенного! Даже нот разобрать не могу, — хохотнув по привычке, он обернулся к побелевшему как полотно Эрену. — Йегер?! — Белая роза и жасмин, — прошептал тот чуть слышно и, втянув воздух подрагивающими ноздрями, замер. Наверное, так пах райский сад. Пронизанный солнцем в майский полдень. Искрящийся еще не испарившейся росой. Одуряющий своей первобытной свежестью. Десятки оттенков, сплетаясь, превращались в морок, сладким ядом текущий по венам. Подхватывали, отрывая от земли, заставляя парить и пленяя все больше. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Только раствориться в этом дивном аромате, исчезнуть, забыться. Впитать без остатка. Сделать своим. Забрать. Это был Он. Тот самый. Единственный. Созданный вселенной для него. Его истинный. Словно в плавающем дурмане Эрен видел среди толпы светлые волны волос, нежный абрис щеки и тонкие полупрозрачные пальцы, мягко убирающие непослушную прядь за ухо. Неземной запах осязаемыми нитями тянулся, опутывал, топил, проникал в самое сердце, в сознание, лишая воли. Заставляя желать. Сходить с ума. И медленно погибать. И Эрен погибал, не смея пошевелиться, и жадно впитывал всем существом будоражащий пленительный аромат. Не мог надышаться, чувствуя, как альфа внутри рвется и голодно скулит, умоляя спустить с цепи. А дивное видение все сверкало и переливалось перед глазами. И задрожав, Эрен шагнул вперед. Среди десятков оттенков совершенного аромата хлестнула обжигающей пощечиной горечь полыни. Неуместная, резкая и такая… родная. Как из всей вакханалии запахов истинного, близкого к течке, обезумевший альфа Эрена сумел вычленить тот самый, сакральный, он не знал. Но ноги тут же запнулись, и он остановился, явно не соображая, что делает. Его вело, но в феромоновую эйфорию подтачивающим червем уже вгрызался рассудок, упрямо цепляясь за едва различимые ноты полыни в райском благоухании. Леви. Резко выдохнув и зажав ладонью и нос, и рот, Йегер бросился вон из конференц-зала. Райнер что-то кричал вслед и даже в холл выскочил, но тот несся, не разбирая дороги. Очнулся он на лестнице, пролетев вниз с десяток этажей и чувствуя, что вот-вот рухнет от недостатка кислорода. И только тогда убрал руку и позволил себе вздохнуть, ощущая, как кровь грохает в висках, а сердце долбит в горле. Привалившись к стене, медленно сполз вниз и тяжело осел на ступеньки, выжидая, когда багровая пелена перед глазами схлынет. Альфа внутри все еще метался и рвался назад, к истинному, но нечеловеческим усилием воли Эрен заставил умолкнуть зверя. Только правильное сочетание гормонов. Больше ничего. А Леви — вселенная для него. Леви и их малыш. Леви. Поднявшись на ноги, Эрен сделал шаг. И еще. И еще, и снова, каждым из них отдаляясь от сверкающего совершенства наверху. Его трясло и мутило, как с перепоя, и жутко хотелось проблеваться, чтобы вытравить, выгнать из себя все останки рая. Не нужен он ему. Только Леви. Его выстраданное счастье. Его все-таки вырвало, когда он уже спустился на парковку и открыл дверцу «инфинити». Вырвало, когда из машины пахнуло въевшейся полынной горечью и нежным сладким ароматом беременного омеги. Эрена рвало желчью, долго и некрасиво, с очередным спазмом безжалостно выдирая еще не пустившие корни воспоминания. Похмелье было жутким, но, прополоскав рот и пару раз глотнув из валявшейся в салоне бутылки, Эрен смог забраться в машину и захлопнуть дверь. Какое-то время он просто сидел, глубоко дыша и насыщая кровь запахом любимого омеги; чувствовал, как отступают ужас и оцепенение; ощущал, как спокойствие окутывает его; видел себя в далеком детстве, на залитой солнцем поляне, заросшей полынью. Облизнувшись, уловил на губах знакомый вкус, ведь Леви пил из этой бутылки буквально вчера, и улыбнулся, пусть улыбка и вышла мимолетной. Потерев лицо ладонями, Эрен выдохнул, скинул пиджак и решительно завел мотор. Он ехал домой, к своей семье, к своему омеге. Чем дальше становилось здание компании, тем легче дышалось и трезвее мыслилось. И даже было немного жаль брошеных орхидей, но это ерунда. Остановившись у первого же цветочного магазина, Эрен купил охапку обыкновенных хризантем, роскошных, белых, распространивших по салону яркий свежий аромат. И до дома он уже погнал без остановок, исполненный холодной решимости и спокойствия. Правда, изредка бросал взгляд в зеркало заднего вида, с сомнением вглядываясь в мертвенно-бледное и как-то сразу осунувшееся лицо с лихорадочно горящим на щеках румянцем. Эрен часто слышал — от родителей, от друзей, от того же Райнера — как это, когда встречаешь свою пару. Он слышал это даже от Леви, но никогда не думал, что это равно контрольному в… нет, не только в голову. В сердце, в легкие, в печень, во все внутренности. В рассудок. В саму сущность, ту неподконтрольную, звериную, которой очень и очень сложно управлять. Впрочем, она же учуяла полынь там, где, казалось бы, ее и быть не могло. Учуяла, встала на дыбы и не дала натворить непоправимого. Кто был тот омега — теперь уже неважно. Эрен не хотел знать. И видеть его не хотел. И первое, что он сделает, приехав домой, это свяжется со старшим партнером, объяснит свое поведение и его причину. А дальше будь что будет. Нет, первое, что он сделает, это обнимет Леви. Так крепко, как только сможет. И поцелует. И расскажет о своей любви и о том, что без Леви он ничто. И пусть омега фыркает и поджимает губы, Эрен знает, что он тоже… Тоже. Ведь да?.. Перед домом, на подъездной дорожке, стояла незнакомая машина. Черный стильный угловато-агрессивный внедорожник сверкал новыми лоснящимися боками и хищно щерился решеткой радиатора, щуря глаза-фары. Кому он принадлежал и что этот человек здесь делал? В его доме. С его омегой. Ни один из знакомых не вписывался. Ханджи каталась на бордовом «додже», таком же нелепом и грубоватом, как и она сама. Его родители не могли нагрянуть за несколько дней до условленной даты, да и водил Грегори тяжеловесный «лексус», а Карл — белый «ягуар». Так что во владельцы стильного мерса напрашивался только Смит. Багровая пелена, чуть не захватившая еще в здании компании, снова опустилась непроницаемым забралом. С той разницей, что ужаса в ней не было, лишь острая бешеная ярость. Толком не пришедший в себя альфа внутри вновь вскинул голову, готовый разорвать ненавистного соперника, и Эрен еле удержался, чтобы не выскочить из машины прямо на ходу и не рвануть к дому, чтобы нахрен выбросить Смита из жизни Леви. Он резко ударил по тормозам, останавливаясь у колючей изгороди, и, пару раз вздохнув, выбрался из салона. Подхватив пиджак и хризантемы, пошел к дому, предвкушая сладость расправы. Сначала хотелось войти как можно тише и застать врасплох, но потом сообразил, что Леви его все равно учует с порога. Да и совесть не позволила сомневаться в омеге ни секунды. Сомневался он только в «друге семьи». И в том, что беременный омега сможет сопротивляться, если Смит не устоит от искушения. Откуда были такие мысли — Эрен не имел понятия. Они появлялись сами собой, лезли откуда-то из нутра, от издерганной животной сути, все еще пребывающей в наркотическом бреду от запаха истинной пары. И все же он только хлопнул дверью громче обычного и стремительно прошел в гостиную. Странно, но там никого не оказалось. Горел, потрескивая, камин, потому как день выдался дождливый и стылый, мягко светились на стенах лаконичные бра, и только-то. И упоительно пахло лишь беременным омегой. Ну если не считать едва уловимых аппетитных запахов, что доносились с кухни. Эрен пошел туда, постепенно различая бубнеж телевизора, гул мощной вытяжки, характерные постукивания лопатки о край посуды и плеск воды в раковине. Он застыл в дверном проеме, наблюдая за тем, как Аккерман, грызя морковку, расставляет тарелки и бокалы, накрывая стол на двоих. Заметив альфу, да еще с охапкой хризантем, он удивленно приподнял бровь. — Внезапно. Я думал, задержишься. Как твое собрание? — Я не остался, — дернул плечом Эрен, отложил цветы и, шагнув вперед, поймал омегу в объятья. Зарылся носом в черноволосую макушку, с наслаждением вдыхая родной запах. Взвинченный зверь внутри выдохнул, присмирев. Все сразу отошло на задний план и потеряло актуальность. — Что случилось? — спросил Леви, вскидывая взгляд. — Ничего, потом, — отмахнулся Эрен. — Ага. Я вижу, — фыркнул омега, выкрутился из объятий и подхватил хризантемы. — Где накосячил, Йегер? — Да нормально все, — через силу улыбнулся Эрен. — А цветы зачем приволок? — Не нравится? — вопросом на вопрос ответил он, садясь на высокий табурет и наблюдая, как Леви ставит цветы в лаконичную вазу из толстого стекла. — Устал? — спросил, видя, как тот пару раз замирает и странно потягивается. — Спину чего-то тянет, — отозвался Леви. — Я сколько уже говорю, что надо нанять домработницу? — Отвали уже со своей домработницей. Это все единороги твои ебучие. Эрен улыбнулся и ослабил узел галстука. — Я не ждал тебя так рано, — продолжал Аккерман, — так что до ужина полчаса. Кстати, можешь заценить пока получившийся кошмар, — он мельком обернулся, возвращаясь к плите. — И не нравится мне твоя рожа, Йегер. Сдается, пиздишь ты, что все в порядке. Эрен невольно вздрогнул, но промолчал. Было странно ожидать, что Леви ничего не заметит. Не то чтобы тот отличался какой-то особенной чуткостью и считывал настроения, но зачастую своего альфу видел будто насквозь. Да и Эрен раскалывался на раз, просто не представляя, как можно что-то утаить от Аккермана и, главное, зачем. Однако сейчас хотелось провалиться к чертовой матери, лишь бы не светиться под пристальным взглядом прозрачных глаз. Эрен знал, что из него хреновый обманщик — лгать он попросту не умел — и что отвечать, если прозвучит прямой вопрос, не имел понятия. Впрочем, он и так палился по полной. Чуткий нюх Аккермана, к тому же обостренный беременностью, наверняка уже уловил и взбесившиеся феромоны, и страх, и сомнения, и агрессию. И еще хрен пойми что, потому что Эрен сам не понимал всех чувств и ощущений, растаскивающих его на куски. Да, его альфа не сходил с ума больше, но и не успокоился, а лишь беспокойно метался по клетке, гремя кандалами. И Эрен не мог с уверенностью сказать, чего в этом безумии было больше — остаточной бестолковой тяги к истинной паре или чего-то иного. Но в нем однозначно зрело нечто мрачное, пока без названия, но от этого не менее отвратительное. — Поцелуй меня? Оно само сорвалось с языка, но забрать назад уже не получится. Оставалось лишь с отчаянной нежностью смотреть на оторопевшего омегу и надеяться, что не пошлют. Не послали. Леви тут же оказался рядом и, вцепившись за распущенный узел галстука, потянул Эрена ближе, накрывая его губы своими. Так привычно и упоительно, что сердце болезненно кольнуло. Задрожав, он притянул омегу ближе, словно боялся, что тот сбежит. — Да что с тобой, м? — шепнул Леви в его приоткрытый рот. — Эрен? — он чуть откинулся в сильных руках, пятерней успокаивающе зачесывая каштановые волосы назад. — Или ты из-за машины так паришься? Эрен нахмурился. — Из-за маш… Постой, — он настороженно выпрямился на табурете и выпустил омегу из объятий. — Та, что перед домом?.. — Я вроде как купил ее, — спокойно отозвался Леви. — Тебе. Извини, бант на капот не привесил. — Блять. — Что? Надо было? — усмехнувшись, Леви вернулся к плите и помешал что-то в сотейнике. — Прости, но я думал, что ты вырос из ясельной группы. — Не смешно, — выдохнул Эрен, медленно поднимаясь на ноги. — Так никто и не смеется, — хмыкнул омега. — Послушай, мне реально сложно без машины. И честно, я задолбался ездить на такси. Последние слова упали в пустоту. Леви даже обернулся, чтобы взглянуть на альфу и невольно замер, встретив потемневший взгляд на пугающе застывшей физиономии. — Долго ты собираешься это делать? — едва сдерживая злость и клокочущую обиду, проговорил Эрен. — Что? — не понял Леви. — Вот это! — выплюнул Эрен, и голос, взвившись, сорвался. — Унижать меня, как альфу, каждый раз доказывая мою несостоятельность! Тебя тащит от этого? Или что?! — Обороты сбавь, — убийственно спокойно произнес Леви, тяжело опираясь рукой на столешницу. Внезапно поясницу стало тянуть ощутимее. Да и ребенок, видимо, проснувшись, пихнулся неожиданно сильно. — Извини, — добавил спустя мгновение, смотря в горящие безумным огнем глаза альфы. — Извини. Не знал, что унижаю тебя своими подарками. Как сорвался, как вылетел из кухни на террасу, как оказался у озера Эрен даже не помнил. Помнил только тяжелый режущий взгляд омеги, мимо которого пронесся, стремясь как можно скорее убраться подальше от… От чего? От кого? От Леви? Сейчас, сидя на стылых мокрых деревянных мостках под моросящим дождем, он понимал, что хотел сбежать от себя. От того урода, что не мог держать себя в руках из-за какого-то левого омеги с запахом жасмина и срывался на самом дорогом. Было мерзко, но еще больше стыдно. И как смотреть после всего в глаза Леви — не представлял. Хотелось сдохнуть, но то было мелочное желание, недостойное альфы. Впрочем, он сам тоже недостоин называться альфой. Разве этому его учил отец — срываться, орать, трястись от ужаса и вечно чувствовать себя ущербным? Откуда это отвратительное, въевшееся в сознание ощущение собственной никчемности? Неужели того, что его выбрал самый охрененный омега, недостаточно, чтобы поверить наконец в себя? Ведь Леви мог выбрать любого, а выбрал его. Сумерки становились все плотнее. Дождь перешел в висящую в воздухе водяную мглу, что напитывала влагой волосы и одежду и оседала на коже, холодя. Эрен ничего не чувствовал, погруженный в самокопание, невидящим взглядом цепляясь то за свинцово-серую гладь озера, то за желтые прямоугольники окон в домах на том берегу. Там люди жили, любили, ждали домой своих единственных. А Эрен теперь не знал, где его дом. Да и вся жизнь с Леви сейчас почему-то казалась притянутой за уши, словно он изо всех сил заставлял себя быть счастливым. Он знал, что это не так. Понимал, что это жасминовый яд кипит, разъедая измученную душу. Но ни выплюнуть его, ни вытравить, ни избавиться не мог, оставалось только ждать, когда выдохнется. Из-за бьющего в лицо сырого ветра скрип мостков он услышал не сразу. Как и запах полыни, спокойный, невозмутимый. Да и когда он был иным, будто призванный приводить в сознание одного альфу-неврастеника. — Успокоился? — раздалось тихое. Эрен судорожно вздохнул и запустил пятерню в намокшие волосы. — Не знаю, — ответил честно. Он не видел, но чувствовал, что Леви стоит позади. Чувствовал даже взгляд, которым тот скользил по ссутуленным плечам и сгорбленной спине. И то, как зябко Леви кутается… Обернувшись, Эрен закусил губы. Так и есть. Омега вышел за ним почти раздетый, накинув на плечи только старый растянутый кардиган, в который сейчас завернулся, стараясь сберечь крупицы тепла. — Иди домой, — сорвалось невольно. — Замерзнешь ведь. — А ты нет? — Мне все равно. Леви хмыкнул, а в следующую секунду Эрен услышал скрип деревянных перил, к которым тот прислонился спиной. Резкий порыв ветра швырнул черные пряди на бледные щеки, но омега нетерпеливо отбросил их, снова кутаясь в кардиган. — Знаешь, — произнес он вдруг, — почему я с тобой? Эрен не ответил, только сильнее стиснул зубы, не уверенный, что готов услышать правду. — Потому что ты другой, — так же спокойно продолжил Леви. — Я видел альфу, который работал на кассе в супермаркете и совершенно не парился по этому поводу. Его все устраивало. И тогда я подумал, что, должно быть, это высшая степень самодостаточности. Быть собой и никому ничего не доказывать. Всегда. Понимаешь, Эрен? — Наверное. — Тогда какого хрена происходит, м? — спросил он тихо, но ответа не получил. — Дурак ты, Йегер, вот что. Ведь я с тобой не потому, что ты супер-мачо-мистер-альфач, а потому что ты настоящий. Твоя состоятельность — вот она, — Леви чуть заметно кивнул на свой выпирающий живот. — И сколько бы я ни дарил тебе всякой хрени, ты подарил мне больше. И то, что не купишь за деньги. А в следующую секунду Эрен уже стоял на коленях перед омегой, сжимая податливое тело в руках и зарываясь носом в слои ткани, скрывающие упругую выпуклость живота. — Прости, — шептал он, — прости меня… — Проехали, — хмыкнул Леви, запуская пальцы во влажные пряди каштановых волос и убирая их от лица альфы. — Может, уже скажешь, что случилось? — Да ничего, — глухо ответил тот, ловя ладони омеги и утыкаясь в них. — Хреновый из тебя лжец, Йегер, — хмыкнул Леви, смотря на пацана с пронзительной нежностью. Эрен тоже хмыкнул, соглашаясь. Он хотел сказать, очень хотел. Но как — не представлял. Да еще непонятно откуда выползло сомнение имеет ли право заставлять своего омегу разделить с ним смятение, растерянность и ужас, что нет-нет да и напоминал о себе невольной дрожью. Белая роза и жасмин все еще фантомно ласкали обоняние, хотя, кажется, и не имели больше власти над альфой. Признаваться в этой слабости было стыдно, но скрывать хоть что-то от самого дорогого существа Эрен тоже не мог. Рано или поздно все равно проговорится, даже если сейчас промолчит. И что тогда? Лучше сразу, как в омут головой, и будь что будет. — Я встретил его, — пробормотал он и зажмурился, по-прежнему не выпуская рук Леви. — Кого? Пауза перед этим вопросом была настолько мала, что уловить ее смог только ожидавший приговора альфа. — Свою пару, — ответил едва слышно и почувствовал, как напряглись и как-то сразу заледенели маленькие пальцы в его ладонях. — Леви? — позвал он и легко поднялся на ноги, пытаясь заглянуть в глаза омеги, но тот упорно отводил взгляд. — Посмотри на меня, пожалуйста, Леви! — взмолился он и похолодел, понимая, что ничего не добился, и омега продолжает смотреть в туманную даль над озером. — Леви, ну пожалуйста… — он прильнул губами к его виску, где сумасшедше билась тонкая жилка. — Ты же знаешь, есть только ты… и наш ребенок… — он положил ладонь на живот омеги. — Только вы! — он зарылся носом в черные пряди, жадно дыша любимым существом. — Ничего больше… и никого. Никогда. Веришь мне? — М, — неопределенно отозвался омега. С бесконечной нежностью Эрен прижал его к себе, стараясь укутать своим теплом, закрыть от порывов стылого ветра и защитить от всего мира. Но с тем же успехом он мог обнимать и статую, внезапно ощущая… нет, даже не ужас, а такую неизбывную тоску, что сердце, ухнув, оборвалось. Внутри ледяной пустыней разрасталось глухое отчаяние от готовых вот-вот прозвучать слов. — Ты должен поверить мне, Леви. Ради нас, пожалуйста, — он чуть отстранил от себя безответного омегу и нежно взял его лицо в дрожащие ладони. — Ведь я… блять! — он обессиленно ткнулся лбом в холодный лоб омеги. — Я сбежал оттуда, сразу же… потому что не мог, понимаешь? Эта чертова физиология… наркотический бред какой-то, и только. Мне никогда еще не было так херово, но… Я думал только о тебе… во всем мире никого нет дороже тебя, слышишь? — Иди к нему. Первые секунды Эрену показалось, что он ослышался. Но бледные губы дрогнули снова, повторяя нелепые дикие слова, а сам Леви высвободился из его рук, пользуясь замешательством. — Что ты такое говоришь? — не веря своим ушам, спросил Эрен, и голос его сорвался. Горло перехватило удавкой. — Что должен, — ответил Леви и спокойно встретил обезумевший от боли взгляд альфы. — Иди к нему, Эрен. Оно должно было случиться рано или поздно, и оно случилось, — добавил он, снова зябко кутаясь на порывистом ветру в растянутый кардиган. — Ты не… блять, Леви, ты не можешь так говорить! И решать за меня не можешь! За… за нас решать! — Могу, — убийственно спокойно. — Я не позволю тебе разрушить собственную жизнь из-за чувства долга. — Долга?! — Эрен отшатнулся, просто отказываясь верить. — Ступай к своей паре, слышишь, — устало произнес Леви, не собираясь поднимать перчатку. — Не беспокойся за меня, все будет хорошо. Выпрямившись, он обошел замершего альфу и направился к дому. Хуже одиночества было только одиночество вернувшееся. Теперь это Леви знал точно, молчаливо приветствуя старого приятеля, выползающего из темных углов враз опустевшего с уходом Йегера дома. Было уже это. До гребаной дрожи было, только с другим. Но отмахнуться не получалось и приходилось признать, что сопляка не хватает. А ведь прошло всего каких-то трое суток. Трое суток. В гулком одиночестве огромного дома. В тот вечер Эрен так и не зашел в дом, а Леви не хватило духу заставить себя вернуть его. Альфа просто ушел, как был, без пиджака или куртки, оставив бумажник валяться в прихожей. Машину тоже не взял, и можно было только догадываться, где он и что с ним. Оставался, конечно, телефон, однако звонить никто не собирался. Конец — значит конец, без вариантов. Он сделал то, что должен был — отпустил, а истинная пара рядом не даст Эрену жалеть о чем бы то ни было. Насколько хреново будет ему самому, Леви старался не думать. Он знал, что переживет. В конце концов, с ним навсегда осталась часть того, кто изменил жизнь и кого он, кажется… Стараясь отвлечься, Леви целыми днями занимал себя работой и понемногу доделывал оставшееся в детской, раскладывал крошечную одежду в комоде и наконец-то приладил модуль с зебрами и жирафами над кроваткой. Хотел еще посрывать дурацкие наклейки единорогов, но не смог. Вместо этого приляпал оставшиеся две и вышел из комнаты, понимая, что спятит, если останется там дольше. И все равно днем было почти терпимо. Боялся он ранних сумерек коротких пасмурных дней конца сентября. От них не спасали ни жарко пылающий камин, волнами распространявший душистое тепло по гостиной, ни мягко сиявшие бра на стенах, ни телевизор, который работал целыми днями и все равно не мог заглушить поселившуюся в доме тишину и мрачные мысли. И Леви ненавидел часы над каминной полкой, стрелки которых неумолимо ползли к полуночи, заставляя покинуть гостиную и подняться наверх. Ведь в спальне, где простыни одуряюще пахли альфой, а везде остались его вещи, было страшнее всего. Первой ночью он так и не смог уснуть. Лежал, сбившись в комок, смотрел за окно, в абсолютную темноту. Запах альфы безжалостно осаждал со всех сторон, но не успокаивал, а лишь добавлял отчаяния. Всегда непоседливый ребенок, словно почувствовав эту глухую безнадежность, не шевелился, и от этого одиночество становилось невыносимым. Вторая ночь без Эрена прошла так же херово. Омега мерз в огромной постели, инстинктивно подгребал под себя подушки, пахнущие ливнем, и запрещал себе реветь. Ребенок не пинался уже вторые сутки, и Леви бережно обнимал живот, гладил, разговаривал с малышом, но без толку. Мысли, одна безумнее другой, толпились в черепной коробке, заставляя сходить с ума. Уснуть он смог только на третью ночь, да и то под утро часа на три-четыре и проснулся вконец разбитый. Душ частично реанимировал отказывающееся двигаться тело, однако не вымыл ни черноты с сердца, ни тревоги из сознания. Кое-как затолкав в себя завтрак и по-прежнему не чувствуя ребенка, Леви набрал Ханджи, огрызнулся на все расспросы, сказал, что приедет, и, одевшись, вышел из дома. На улице было промозгло. Казалось, еще немного, и воздух обратится в воду. Хорошо хоть ветра не было, который превратил бы эту сырость в ледяную ванну. Голубые ели и сосны, окружавшие дом, выглядели нахохлившимися и какими-то грязно-бурыми на фоне ярко-красных кустов акации, отделявших газон перед домом от проезжей части. Пахло волглой землей, озером и прелой листвой. Бесполезный и никому теперь ненужный подарок стоял на подъездной дорожке, даже в сырое туманное утро отсвечивая полированными боками. Как в насмешку. Леви почти забыл про «мерседес» и сейчас досадливо скривился. Хрен с ним, решил наконец, потом, когда будет время и перестанет скрести по нервам отчаяние. И все же, глядя на неудавшийся подарок, омега чувствовал, как к тревоге за ребенка невольно примешивалась тревога за его отца. Телефон молчал, подбивая уступить собственной слабости и набрать сообщение, просто убедиться, что с Эреном все если не в порядке, то он хотя бы жив и цел. И вообще, узнать, где он. Рука тут же предательски потянулась к карману джинсов, но из-за поворота грузно выкатился знакомый представительный «бентли» и мягко притормозил в аккурат за машиной Аккермана. Леви вздохнул и повыше подтянул складки шарфа, кутаясь в вязаное пальто. Эрвина он не видел со времен последней стычки того с пацаном в «Крыльях». Он как растворился, перестав звонить, писать, приезжать и звать на обеды-ужины. Леви не мог сказать, что его это не устраивало. У него началась другая жизнь, и то, что Смит отказывался ее принимать, было только его выбором. И этот же выбор альфы неприятно задевал внутри нечто, за долгие годы привыкшее к присутствию друга, который всегда поддерживал. С другой стороны, спокойствие Йегера было важнее, и именно поэтому Леви не проявлял инициативы, предоставив ситуации идти как идет. Тем удивительней сейчас было увидеть машину Эрвина у собственного дома и его самого, вылезающего с заднего сиденья, как всегда лощеного и невозмутимого. При виде Леви гладковыбритое мужественное лицо преобразилось, полные губы сложились в улыбку, а кожу вокруг глаз прорезали лучики преждевременных морщин. Он явно был счастлив видеть Леви, а Леви, как ни странно, кажется, был рад видеть старого друга. — Ну здравствуй, — издалека еще начал Смит, не спеша приближаясь к Леви. Взгляд его торопливо и жадно охватил закутанного Аккермана, широкие ладони осторожно привлекли к себе и нос ткнулся в макушку. Шумно, не стесняясь вдохнув, Эрвин хмыкнул. — Не показалось, значит… И какой срок? — Почти шесть, — отозвался Леви, отстраняясь и запрокидывая голову, чтобы взглянуть на Смита. — Так заметно? — Не особо, — горько усмехнулся тот. — Ты просто пахнешь, как беременный омега… Думаю, спрашивать кто счастливый отец не обязательно? — Эрвин. — Прости, прости. Леви утянули в еще одно объятие, а у него не было сил как-то остановить Смита. — А ты что здесь? — спросил он, когда его вновь отпустили. — Тебя приехал повидать, — улыбнулся Смит, со странным выражением глядя на омегу. — А чего так скоропостижно? — хмыкнул Леви, не удержавшись от ядовитого подкола. — Сколько тебя не было? Три месяца, больше? — Ну так к тебе не особо-то и подпускают, — не остался в долгу Смит. — А молодые альфы, они, знаешь ли, горячие не в меру. — Перестань, — поморщился Леви, ныряя носом в шарф и таким образом пытаясь отгородиться и от ноющей дыры в груди. — Даже не думал начинать, — Смит шутливо вздернул руки, словно сдаваясь. — На самом деле меня в городе почти не было. Помнишь проект в Шиганшине? Вот ездил, договаривался, смотрел, считал, думал. Тут наездами бывал, да и как бы… — он запнулся, помрачнев, но тут же тепло улыбнулся. — Вообще, я поехал к тебе в офис, но Нанаба сказала, что ты дома. Ну и, прости, не удержался, решил заехать, повидать. Не пригласишь войти? Аккерман неопределенно пожал плечами и плотнее запахнул пальто. — Ясно, — протянул Смит и презрительно скривился. — Твой дома. — Его нет, — резко ответил Леви. Вся радость от встречи развеялась моментально, как только омега понял, что ничего не изменилось. Да и глупо было надеяться, что уязвленное самолюбие альфы так просто спустит с рук более удачливому сопернику. Наверное, в другое время и при других обстоятельствах Леви и посмотрел бы сквозь пальцы на высказывания Смита, но сейчас терпение не было его добродетелью. И только он открыл рот, чтобы отбрить старого друга, как тот тихо и быстро произнес: — Ты плохо выглядишь, Леви. Аккерман нахмурился, но промолчал, не желая посвящать настырного альфу в подробности своей жизни и ночей без сна. И тревоги за неродившегося ребенка. — Правду, значит, говорят, — меж тем продолжал тот. — На тему? — Что беременность не от истинного не красит омегу. Леви фыркнул, не удержавшись. — Знаешь, выбор у меня был невеликий. — Но он был, — многозначительно приподняв брови, заметил Смит. — А ты предпочел… — От перестановки слагаемых сумма, вообще-то, не меняется, — отозвался Леви. — Чего ты добиваешься, Эрвин? — тут же спросил устало, понимая, что не хочет подыгрывать альфе. — Сам не знаю, — вздохнув, признался тот. Аккерман прищурился, но промолчал. Потом бросил взгляд на часы, и Смит заметил. — Опаздываешь? — Да, — кивнул Леви. — К Ханджи. На прием. — Выходит, я не вовремя, — вздохнул Смит. — Выходит, — не стал жалеть его Леви, но, глядя, как на лице альфы гуляют желваки, закатил глаза. — Если тебе нехер делать, можешь поехать со мной. Но будешь вести себя как мудак, выкину из машины. — Слово скаута! — оживился Смит. — Не был ты в скаутах, не пизди, — хмыкнул Леви, пряча улыбку в шарфе и доставая ключ из кармана. — Может, на моей? — тут же спохватился Смит, шагнув к «бентли». — Тебе лучше не садиться за руль. — Что мне еще лучше не делать, м? — презрительно поинтересовался Леви, обошел свою машину и забрался на водительское сиденье. — Это было первое мудачество, Эрвин. С усмешкой он наблюдал, как альфа отдает какие-то распоряжения своему водителю, а потом быстро забирается в салон черного кроссовера и устраивается рядом, пристегиваясь ремнем безопасности. Не говоря ни слова, Аккерман завел мотор, и «инфинити» рванул с места. — Ну, как живешь, Леви? — Лучше всех. Эрен вскинул голову на чуть скрипнувшую дверь кабинета и увидел Карла. — Не отвлеку, дорогой? — тихо спросил тот. — Нет, — Эрен мотнул головой, отрываясь от работы. — Ну и хорошо. Карл кивнул и отступил, пропуская вперед прислугу с подносом, на котором была тарелка с сандвичами, любимое сыном печенье и чай в полупрозрачном фарфоровом чайнике. Точно такие же воздушные чашки стояли рядом, мелодично позвякивая донышками о блюдца. — Спасибо, Трей, — отпустил он слугу, когда тот водрузил поднос на край огромного стола в кабинете Йегера-старшего. — Дальше я сам, — и принялся расставлять принесенное. — Я подумал, перекус тебе не повредит, — произнес он, наконец усаживаясь в кресло через стол от сына и привычным движением закладывая ногу за ногу. — Спасибо, — отозвался Эрен и пододвинул тарелку поближе. Какое-то время он молча и с аппетитом поедал сандвичи, прихлебывая чаем, от чего Карл каждый раз недовольно кривился, но не говорил ни слова и продолжал с обожанием наблюдать за ним. Наконец-то сын ел с аппетитом. Да, он по-прежнему выглядел не лучшим образом, но все лучше, чем тот призрак самого себя, что возник на пороге вечером третьего дня. Тогда он напугал и его, и Грегори, хоть муж и старался держать себя в руках. Карлу же это было ни к чему. Его сын явно пережил страшное потрясение, и омега был готов жизнь отдать, только облегчить страдания своего ребенка. И его ни разу не останавливало то, что ребенку уже двадцать четыре. В тот вечер Эрен так ничего и не рассказал, а попросил разрешения остаться на какое-то время и заперся в своей старой комнате, отказавшись от ужина и от завтрака, и даже от обеда. Вышел он только к ужину следующего дня, враз осунувшийся и настолько несчастный, что Карл еле удержался, кусая губы, чтобы не броситься к сыну. Но исповедь случилась неожиданно и сама собой, когда Карл совершенно без задней мысли заглянул пожелать спокойной ночи и застал Эрена сидящим в темноте. Слова рвались из него неудержимым потоком, зло, хлестко, больно. Про недоверие, про обиду, про непонимание. Карл не перебивал и слушал, слушал, слушал, пока не обнаружил себя сидящим на полу, а Эрена — свернувшимся рядом. За злостью пришло отчаяние, и альфа прятал слезы от папы, признаваясь в бесконечной любви к Леви и еще нерожденному ребенку. И наконец, апатично сообщил, что встретил своего истинного. Карл кусал губы, не зная что сказать, вернее, зная, что словами тут было не помочь. И в очередной раз испытал приступ угрызений совести за то, что не принял выбранную сыном пару. То, что Леви смог отказаться от Эрена, узнав об истинном, потрясло до глубины души. Особенно после недавней встречи на аукционе, когда Карл видел какое-то невероятное счастье на лице сына и то, какими глазами на него смотрел Леви. Карл, конечно, мог ошибаться, но… И поделать-то ничего нельзя, тут не помогут ни разговоры, ни внушения, потому что единственное, имеющее силу и влияние на Леви — это чувства Эрена. — Надеюсь, отец не против, что я занял его кабинет, — прервал голос сына нерадостные размышления Карла. — Даже не думай, — отмахнулся тот. — Он и вне дома работает предостаточно, чтобы работать еще и тут, — и, запнувшись, добавил: — А ты… решилось у тебя что-нибудь на фирме? — Я рассказал обо всем старшему партнеру, объяснился и предложил расторгнуть со мной договор. — Скажи, что ты не сделаешь этого! — слабо ахнул Карл. — Не бойся, — вымученно улыбнулся Эрен. — Как оказалось, никто не горит желанием отпускать меня. В мою ситуацию вошли и… — он вскинул глаза на Карла и тут же отвел взгляд, опасаясь реакции родителя. — И? — Его переведут в отделение в Стохесе, — быстро произнес Эрен и выпрямился в кресле, словно собираясь отражать нападение. — Пап, я знаю, что ты скажешь. Что это истинный, один-единственный и только для меня, и я поступаю импульсивно, и что надо все обдумать, прежде чем вот так вот рубить, но… Но я все решил для себя. Я задыхаюсь без Леви, понимаешь? Без него меня нет, и… — Иди к нему. — А? — от неожиданности Эрен совершенно несолидно раскрыл рот. — Я говорю, ступай к Леви, раз так, — пояснил Карл, пряча улыбку. — Он прогнал меня, — насупился тот. — И что? И ты просто сдашься? Потому что тебя прогнали? — Он не верит мне, — Эрен выдохнул последний аргумент. — Так заставь поверить, — Карл грохнул чашкой об стол. — Эрен, ты всегда добивался своего и никогда не отказывался от цели. А тут, мой мальчик, не просто цель, вернее, гораздо больше. Тут твой омега и твой — ваш! — ребенок. И если ты действительно все решил для себя, то действуй. — Он упрямый, как… как я не знаю кто! — Сам такого выбрал, — улыбнулся Карл. — Эрен, может, мы с отцом и растили тебя, мечтая о другой… паре для тебя и другой участи, но вот кого точно не растили — так это труса. — Па-ап, — улыбнулся альфа, — подобное на меня не действует уже лет с десяти. — Ты альфа, — вернул улыбку Карл, — а значит, оно будет действовать хоть до ста лет. Но, Эрен, я серьезно. Борись за своего омегу, даже с ним самим борись. Ведь вы связаны, — добавил он и покачал головой, видя, что сын не понял его мысль. — Он носит твоего ребенка, Эрен! Смита Ханджи в кабинет, разумеется, не пустила. Посмотрела сквозь него и захлопнула дверь прямо перед носом, а потом резко обернулась к Леви. На какой-то миг ей показалось, что она вернулась в прошлое — омега был по-злому равнодушен и закрыт, совсем как минувшей зимой, когда с опостылевшей работы возвращался в опостылевшую жизнь. Один альфа с раскосыми глазищами изменил это и, казалось бы, навсегда должен был стереть маску безразличия с лица Аккермана, но, как выяснилось, нет. — Что происходит, Аккерман? — бета была прямолинейна как всегда. — Что еще за группа поддержки и где Йегер? — Хорош верещать, очкастая, — прилетело вместо ответа. — Эрен где, говорю! — напирала та. — На работе? — Без понятия, — огрызнулся Леви, ощущая, что ему не хватит сил вынести эту ненормальную. — Может, и на работе. — Что значит «без понятия»?! Что значит «может»?! — То и значит, — устало отозвался Аккерман, чувствуя себя все хреновее. — Он ушел. — Как ушел?! — почти фальцетом пискнула Ханджи, смотря на него во все глаза. — Ногами, блять, ты, что, реально тупая? — не выдержав, окрысился Леви и невольно схватился за живот. — Вспомнишь, что ты хренов врач и поможешь мне? Или мне искать кого-то другого? Ханджи моментально вскинулась на вызов, но еще пару мгновений сканировала цепким взглядом обманчиво невозмутимую физиономию напротив. Аккерман и сам знал, что выглядел не лучшим образом — болезненно бледный, с воспаленными опухшими глазами в окружении глубоких теней. Но видеть в глазах подруги колючую правду было неприятно. — Что случилось? — она коротко кивнула на живот, который Аккерман по-прежнему невольно поддерживал рукой, и отвернулась, деловито натягивая смотровые перчатки. — Боли? Схватки? — Он перестал толкаться. Ханджи резко глянула через плечо. — Совсем ничего? — Совсем, — едва слышно ответил Леви. — На кушетку. Такая Ханджи нравилась ему больше, даже успокаивала, словно давая понять, что теперь все в ее руках и она сможет исправить что угодно. Поездка с Эрвином до перинатального центра оказалась испытанием доброй воли Аккермана. Нет, Смит не козлил, был предупредителен и подробно интересовался состоянием омеги. Только вот сам омега говорить на эти темы не жаждал, потому как, все больше прислушиваясь к себе, понимал, что что-то не так. И «не так» было уже давно, пару дней точно, только он, погруженный в тоску по Эрену, нихрена не заметил. Поэтому односложно отвечал на вопросы, часто невпопад, чем заставлял альфу нервничать и теряться в догадках. Сейчас же Леви чувствовал, как его с головой захлестывает паника. Она дала под дых, срикошетила в поясницу, ударила в ноги, делая их ватными, и затопила сознание. Мыслей не осталось вовсе, только звериные инстинкты на разные голоса вопили, требуя ответа на такой, казалось бы, простой вопрос — как можно было проигнорировать то, что совершенно беспокойный малыш внезапно затих?! И уже не паникой, а чистым ужасом окатило, пока Ханджи помогала устроиться на кушетке, тащила к ней аппарат УЗИ и размазывала гель по заголенному животу. — Давно не толкается? — спросила Ханджи, прикладывая датчик к животу и настраивая аппарат, внимательно вглядываясь в завихрения на экране. — Третий день. Еще один пугающий взгляд поверх очков. Но больше — до дрожи, до одури, до ступора — пугало отсутствие активности на экране, настолько Леви привык, что малыш постоянно в движении. За все свои визиты сюда, за еженедельным, по настоянию Ханджи, наблюдением сначала он научился различать фасолину. Но шло время, и у нее появились голова и очертания человечка. Ребенок мягко возился, растопыривая ручки и ножки, а Леви не мог поверить, что все это происходит на самом деле. Осознание приходило постепенно вместе с ощущением чуда, бесконечной нежности и абсолютной любви. Ребенок был не просто его частью, он был смыслом и целью всего существования омеги. И сейчас, когда Ханджи что-то крутила на аппарате, нажимала какие-то кнопки, вновь и вновь водя датчиком по животу, внутри росло и ширилось черное, вязкое, липкое. Одна за другой рвались невидимые струны, что сдерживали ужас и отчаяние, и те, почуяв свободу, кружили все быстрее и быстрее, утягивая на дно колодца, из которого не выбраться. Кажется, он уже знал ответ. — Ханджи. Бета не ответила, только поддернула очки, с маниакальной, ненормальной настойчивостью ища нечто, доступное лишь ее восприятию. С тем обреченным упорством, с которым пытаются опровергнуть неизбежное. Ее руки, ее твердые не знающие сомнений и колебаний руки дрожали. — Ханджи. Она всхлипнула. Совершенно внезапно и пронзительно, нетипично для себя и от этого еще более жутко. И сердце вдруг скукожилось, превратившись в кусок льда, треснуло. И все. Не о чем больше говорить. — Я не понимаю… — где-то, словно в другой вселенной, бормотала Ханджи. Давно уже выпустив датчик из рук, она стояла у кушетки совершенно потерянная и раздавленная. — Ведь все было в порядке… анализы, тесты… Что я упустила… где? — Ханджи. — Мне так жаль… — бета перевела опустевший взгляд на омегу и, стянув очки, принялась рукавом размазывать текущие слезы. — Господи, боже, мне так… Ревела она почти беззвучно и некрасиво, и, наверное, все слезы достались ей. Потому что Леви было просто больно. Оглушающе. — Прекрати, — голос прозвучал до ужаса обыденно. Может, чуть надтреснуто, но без истерики. А ее и не было — глухо внутри, стыло, пусто, как лютой зимой. — Делай, что надо, слышишь, не тяни, иначе… — он сглотнул и прикрыл глаза. — Леви… — убитый шепот очкастой был как последний гвоздь в крышку. — Просто уйди уже. Ханджи судорожно всхлипнула и, кивнув, чуть сжала ледяные безответные пальцы, а потом вышла, оставляя Леви в абсолютной тишине. Наедине с мертвым ребенком. Отпустив такси, Эрен сделал несколько шагов к дому и замер в нерешительности — тот выглядел необитаемым с темными и безмолвными провалами окон. Необъяснимое и от этого еще более настырное чувство тревоги царапнуло пока спокойное сознание. Разговор с Карлом не прошел бесследно, и Эрен не стал медлить. Тем более что обратно к омеге и малышу тянуло настойчиво и с чудовищной силой, и стоило больших усилий сидеть в родительском доме, занимая себя работой, просто чтобы не спятить от одиночества. И когда вновь появилась осязаемая цель, все сразу встало на свои места, сложилось, как головоломка, возвращаясь в исходное состояние с мелодичным щелчком. Такси было вызвано, Карл — крепко стиснут на прощание и даже одобрительное похлопывание по плечу от отца получено, и Эрен внезапно ощутил себя способным горы свернуть, не то что вернуть строптивого Аккермана. И вот он стоял у дома, который давно уже называл своим, и внутри был омега, тоже его, а если Леви не согласен, то у Эрена есть целая жизнь впереди. Вполне достаточно, чтобы переубедить упрямца. В картину, правда, не вписывалась та самая тревога, что вдруг возникла из ниоткуда и запустила в него свои когти. Слишком пустым выглядел дом, и дело было даже не в черноте окон — иногда Леви засиживался в кабинете за работой, забыв обо всем, и единственным источником света тогда служил голубой отблеск монитора. Нет, это было ощущение пустоты, такое же необъяснимое, как и уже угнездившееся в сознании беспокойство. Эрен тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. Конечно же, Леви дома, где ему быть? Еще раз оглянувшись, не заметил черного «инфинити», который бросил тогда у дороги, только мощная махина внедорожника чернела сбоку, уже наполовину скрытая поздними сумерками. Не раздумывая больше ни секунды, Эрен легко взбежал по ступенькам и открыл дверь собственными ключами, которые по какому-то стечению обстоятельств в тот день остались в кармане. Дом встретил непроглядной темью и тишиной. И пустотой, потому что ни в гостиной, ни в кухне, ни в кабинете Леви не было, и Эрен с бешено бьющимся сердцем взлетел на второй этаж, врываясь в их спальню. Тоже пусто. Быстро окинув комнату взглядом, задержался на расправленной постели и нахмурился. Омега никогда не оставлял такого бардака, даже когда очень спешил, и откинутое одеяло со сбитыми простынями было лучшим доказательством, что произошло что-то внезапное. Но сколько ни принюхивался альфа, ни одного постороннего запаха не учуял. Йегер обошел дом несколько раз, и беспокойство его лишь крепло, необратимо превращаясь в панику. Картины, одна страшнее другой, рисовались воспаленным сознанием, вынуждая метаться по пустым комнатам и отчаянно желать, чтобы омега оказался рядом, в безопасности, целый и невредимый. Но чуда не происходило, и когда Эрен уже схватился за телефон, чтобы звонить в полицию, то выругался сам на себя. Как можно быть таким конченым идиотом?! Разблокировав экран, тут же открыл переписку с Леви и набрал сообщение. «Ты где?» Он подождал минуту, две, три. Потом прошло десять, а телефон все молчал. «Леви, пожалуйста! Тебя нет дома, и я места себе не нахожу. Ответь». И опять сообщение кануло в пустоту. Когда ожидание затянулось, Эрен снова снял блокировку. Он не хотел начинать предстоящий разговор по телефону, но сейчас было не до желаний, когда сердце от беспокойства ломилось сквозь грудину, а адреналин превращал кровь в кипящую лаву. И Эрен не знал какому богу молиться, стоило лишь бесконечным гудкам оборваться, когда трубку наконец-таки сняли. — Леви! — Э-эрен? — гнусаво и с легкой запинкой отозвалась трубка. — Ханджи, ты? — почему-то с облегчением выдохнул Йегер, но тут же шарахнуло подозрением. — Почему у тебя телефон Леви? — Эрен… — как-то растерянно проговорила бета и судорожно вдохнула, не решаясь продолжать. — Где Леви? Почему он сам не взял трубку? — не обращая внимания на ее состояние, а может, именно из-за него, Эрен сыпал вопросами, но слышал в ответ только сопение и странные звуки. — Да скажи ты уже хоть что-нибудь, Ханджи! — Он в моей к-клинике, — будто придя в себя от его окрика, отозвалась она и снова замолчала. — Передай ему трубку, — потребовал Эрен. — Н-не могу, — глухо ответила Ханджи. — Он… он сейчас в родильном отделении. — Где?! — на секунду показалось, что он ослышался, настолько невероятно было произнесенное бетой. — В родильном, — уже более внятно повторила она. — Мы вызываем искусственные роды. — Роды?.. Какие роды? Вы там с ума посходили?! У него только шестой месяц и… — Эрен, послушай меня, — Ханджи говорила едва слышно и с таким отчаянием, что альфа невольно замолчал. — Просто п-послушай, хорошо?.. Он… Леви приехал сегодня рано утром, сказал, что… что ребенок не шевелится и… в общем, я диагностировала внутриутробную гибель плода на двадцать третьей неделе. На таком сроке аборт уже не делают, он будет рожать… Она говорила и говорила, сыпала медицинскими терминами, пряча в них боль и наверняка находя успокоение, а Эрен будто омертвел. Он слушал, но не слышал, дышал, но задыхался, а сердце, пронзенное ноющей болью, вместо крови качало по венам вязкую желчь. И трясло мелкой противной дрожью, которую было не унять, и она же заставляла сжимать челюсти с такой силой, что зубы грозились вот-вот раскрошиться. Тяжело осев на кофейный столик и придерживая телефон плечом, Эрен ссутулился и спрятал лицо в ладони, пытаясь взять себя в руки. Вся его и так не стальная выдержка стремительно летела к чертям, стоило только подумать, что это конец его мечтам и надеждам. Но эгоистичная мысль так и исчезла, даже не успев толком оформиться, окатив презрением к самому себе за малодушие. И совсем другое заставило решительно вскочить на ноги — его омега сейчас был один на один с кошмарной действительностью. Напуганный, но слишком гордый и независимый, чтобы показать это, слишком сильный, чтобы позволить отчаянию вылиться слезами. И его, Эрена, нет рядом, чтобы разделить эту молчаливую боль, забрать ее себе. Чтобы просто обнять и согреть. — …и плевать мне, что вы не поделили и почему ты ушел, — зацепили сознание последние, на грани бессильной истерики, слова Ханджи. — Леви не должен проходить один через весь этот ужас, понимаешь ты это, нет? — Он так сказал? Что я ушел? — горько хмыкнул Эрен, направляясь в прихожую. Искал недолго — в первом же выдвижном ящике тумбы у двери нашел небольшую подарочную коробку и в ней электронный ключ от машины. — Ну а кто, — отозвалась Ханджи и внезапно всхлипнула. — Эрен, пожалуйста… — Я уже еду, Ханджи, — бросил он в трубку и отключился. В отличие от будней, в поздний вечер субботы дороги были почти свободны, да и чудо немецкого автопрома беспрекословно слушалось хозяина, уверенно лавируя в редком потоке машин, легко идя на обгон и великолепно держа дорогу. И в другой раз Эрен непременно оценил бы роскошь и стиль подарка, но сейчас он гнал любую мысль, что могла привести к Леви, и запретил себе думать о чем-либо, кроме дороги. Просто вдавливал педаль в пол, и внедорожник несся вперед, собирая штрафы за превышение. Зато скорость успокаивала, жаль, что не могла избавить от тоски, которой нет-нет да и накрывало так, что выть хотелось. Ханджи ждала в приемном отделении — собранная, как обычно деловитая, только вот выглядела сильно помятой и подняла на альфу покрасневшие усталые глаза. — Как… как он? — спросил Эрен и запнулся, замолчал, стараясь удержать все то, что рвалось наружу вместе с отчаянием. — Лучше, чем мог бы, — сухо ответила Ханджи и кивнула, приглашая следовать за собой. Они шли по больничным коридорам, сейчас казавшимися Эрену чертовым лабиринтом, что отделял его от его омеги, а Ханджи, словно проводник, вела к цели. Молчаливый проводник. И, глядя на ее приподнятые плечи и неестественно прямую спину, разговор заводить не хотелось. — Ты не… прости, но ты не могла ошибиться? — спросил он наконец, когда они поднимались в лифте на нужный этаж. Ханджи качнула головой и поджала мелко дрожащие губы. — Это из-за того, что я не его истинный? — спросил он снова и нервно сглотнул. — Не говори глупостей, — устало отозвалась она и потерла переносицу. — Причин много, Эрен, и истинность тут ни при чем. От такого никто не застрахован. — Кроме истинных, — горько хмыкнул Эрен. — Кроме истинных, да, — повторила Ханджи и взглянула на него. — Не вини себя, слышишь? Эрен резко дернул головой, загнанно блуждая глазами по коробке лифта. — Если бы не я… — начал было он, но его оборвали. — Если бы не ты, у него и шанса не было бы, — неожиданно твердо заявила Ханджи. — Каждый омега хочет детей, понимаешь? Каждый. И Леви хотел. Всегда. И всегда считал себя ущербным, потому что не мог. А ты… ты дал ему надежду, что все может быть, — она несолидно хлюпнула носом, но тут же взяла себя в руки. — Эрен, мне так… чудовищно жаль… Но это лишь первая ваша попытка, верно? Нельзя отчаиваться, понимаешь? И сдаваться тоже нельзя. — Ханджи… — Просто пообещай мне, что снова сделаешь его счастливым! Эрен вымученно улыбнулся, впрочем, улыбка эта быстро угасла. Да, пока он ехал от родителей и гнал сюда, не сомневался ни секунды в том, что вернет омегу. Он знал, видел, чувствовал — им хорошо вместе. И это не просто затянувшаяся и вышедшая из-под контроля интрижка, что бы там ни говорил лишенный сантиментов Аккерман. Пускай они не были парой, но они стали ей. И то, что Леви прогнал его… Не от недоверия это было. А всего лишь безотчетное желание сделать его, Эрена, счастливым, отпустить к истинной паре и дать шанс на полноценную жизнь. Вот только сам Эрен никакой жизни без Леви не видел, с истинным ли, без — не имело значения. И Ханджи права — случившееся чудовищно и несправедливо, но это не конец. Они будут пытаться снова и снова, столько, сколько нужно, если Леви захочет… А он захочет, подумалось вдруг с пронзительной нежностью, потому что как бы омега ни фыркал и ни открещивался, он был совершенно, абсолютно счастлив. Эрен видел это, когда, бывало, Леви внезапно затихал и уходил в себя, прислушиваясь к долгожданной жизни внутри, и ощущал всем существом, когда сплетались их пальцы и настроение омеги передавалось ему каким-то непостижимым образом. И словно ножом по свежей ране вновь накрыло пониманием, что их ребенка больше нет, и непрошеные слезы почти навернулись на глаза, но Эрен зло сморгнул их. У них еще будут дети. Обязательно. Ведь именно он смог разбудить уже уснувшего омегу и именно для его альфы омега потек как в первый раз. А значит, нет ничего невозможного. — Можно к нему? — тихо спросил Эрен, когда лифт остановился и они вышли. — Нет, — на ходу качнула головой Ханджи и вздохнула, увидев, как потемнело лицо альфы. — Это не обычные роды, Эрен, — терпеливо пояснила она, — и Леви понадобятся все силы. Понимаешь? — Даже не скажешь ему, что я здесь? — сник Йегер. — Прости, но его психологическое состояние сейчас важнее твоего. Он нахмурился, но в душе согласился с Ханджи. Рисковать здоровьем Леви ради собственного эгоизма он не собирался. Они прошли еще один бесконечный коридор и оказались перед широченными дверьми из матового стекла с надписью «Родильное отделение». Тут Ханджи затормозила, давая понять, что дальше нельзя, обернулась и указала в сторону небольшого заставленного креслами и диванами холла сбоку. — Можешь подождать там, — произнесла она, потянув из кармана электронный ключ. — Я позову, когда все… все закончится. Эрен согласно кивнул, но с места не сдвинулся. Его не прельщали ни удобные кресла, ни кипы журналов, ни телевизор, работавший в беззвучном режиме. Все, чего хотелось — это сидеть тут под дверьми, как цепной пес, прямо на полу и ждать, надеясь непонятно на что. Взгляд потерянно скользнул по изможденному лицу Ханджи, и бета не выдержала этого немого отчаяния, сквозившего во всем облике альфы. — Ну что ты! — она порывисто шагнула к Эрену и обняла его, прижимая к своему плечу вихрастую голову. — Ну что… все будет хорошо, я обещаю! — Не будет, — хрипло выдохнул он, комкая в ладонях халат на ее спине. — Господи, Ханджи, я все испортил… — Перестань, — бормотала она в ответ и гладила его по плечам. — Никто не виноват. Никто… Леви сильный и со всем справится, но… только с тобой, понимаешь меня? Не оставляй его, — она вдруг резко отстранилась, удерживая Эрена за локти и пытливо ища его взгляда. — Эрен? Он лишь усмехнулся невесело и тяжело привалился к стене, по привычке взлохматил непослушные волосы. Оставалось только догадываться, что ей сказал Леви. И, зная его, альфа понимал, что ни черта тот не открыл своей заклятой подруге, и несчастной Ханджи приходилось теряться в догадках, располагая крайне скудной информацией и делая неправильные выводы. И говорить сейчас об этом казалось совершенно неуместным, но устоять против пронизывающего взгляда беты, полного искреннего непонимания и осуждения, не представлялось возможным. — Никуда я не уходил, — тихо произнес он и через силу улыбнулся одними уголками губ. — Я дышать без него не могу, — добавил едва слышно и отвел глаза, потому что не был уверен, что не сорвется. Его стиснули и отпустили столь внезапно, что Эрен даже пошатнулся, но все же устоял под дружеским напором. Отрадно было видеть враз оттаявшую физиономию Ханджи и глаза, уже не сканирующие придирчиво и холодно. — Я верила! — пробормотала она, принимаясь торопливо поправлять то рваную челку альфы, то куртку, то бесчисленные слои шарфа. Потом, поддернув очки, махнула пропуском над магнитным замком и стремительно шагнула в разъехавшиеся двери родильного отделения. Словно в насмешку над и без того натянутыми нервами и обострившимися инстинктами альфы откуда-то из глубины открывшихся помещений донесся крик — протяжный и полный муки. И в себя Эрен пришел только спустя какое-то время от натужного пыхтения на ухо и не по-женски крепкой хватки Ханджи, которая пыталась его удержать. В дальнем конце коридора маячила спешащая к ним охрана. — Нет, Эрен! Стоять! — очередной окрик отрезвил, как пощечина, заставив отшатнуться к стене. — Это не он! Не он, чертово ты животное! — Ханджи что есть силы уперлась ему в грудь, приказывая оставаться на месте. — Спокойно! Эрен тряхнул головой, с трудом переводя дыхание и гася нездоровый блеск обезумевших глаз. Точно. Это не Леви. Голос не его. Не его. Он повторял и повторял про себя эти слова будто мантру, краем сознания улавливая, как Ханджи сухо и по-деловому объясняется с охраной. Дюжие альфачи еще косились на него, но, успокоенные врачом, наконец отступили и исчезли за поворотом коридора. Ханджи невозмутимо водрузила на нос очки, слетевшие в пылу битвы, и машинально подтянула разболтавшуюся пальму на голове, чем сделала только хуже. На Эрена посмотрела сердито, но в глубине карих глаз нет-нет да и сверкало нечто, похожее на сочувствие. — Еще раз такое выкинешь и пойдешь куковать на парковку, — заявила она хмуро. — Совсем сдурел, — легонько шлепнула его по лбу. — Одни инстинкты. А подумать, мать твою? Не признал по голосу? Эрен вспыхнул и отвел взгляд. Как он мог узнать? Это истинные чувствуют друг друга на расстоянии — и боль, и радость, и отчаяние, и счастье. И вообще все. И только истинный узнал бы в том мучительном вопле свою пару. Истинный, но не он. Просто любви оказалось недостаточно. Как недостаточно ее оказалось и чтобы их с Леви ребенок родился. Жестоко и несправедливо. — Эх ты, — между тем хмыкнула Ханджи, и Эрену показалось, что он услышал грустные нотки в ее голосе. — Ну ничего, ничего… Бывает, — она успокаивающе погладила его по плечу. — Ему тоже больно — внезапно прошептал Эрен, с тоской глядя на вновь запертые двери родильного отделения и настойчиво гоня от себя гнетущие мысли. Это был не вопрос, поэтому Ханджи не стала ничего отвечать. Она подхватила валяющийся на полу ключ и снова провела над считывающим устройством, обернулась напоследок, окидывая как-то в момент помертвевшего альфу внимательным взглядом, и скрылась за бесшумно захлопнувшимися створками. Оказывается, потерять счет времени — не просто красивая фраза. Это Эрен понял и даже испытал на собственной шкуре, ожидая под закрытыми дверями, куда ход был заказан. Сколько прошло времени — минута, полчаса, час — он не имел понятия. За огромным от пола до потолка панорамным стеклом в холле вечерние сумерки сменил полноценный вечер и, наверное, его темнота давно уже перешла в осеннюю ночь. По крайней мере так казалось. Вот только часы на стене показывали без четверти десять, а потом, словно сойдя с ума, уже убеждали, что полночь. Время превратилось в клейкий кисель, что тянулся и полз, утаскивая за собой, а потом выталкивал в действительность с монотонным стуком капель дождя по стеклу. Иногда в этом болоте ожидания появлялись другие альфы. Вернее, их было двое. Оба приятно взволнованные и отцы не по первому кругу, они пытались увлечь Эрена в беседу и засыпали вопросами, но отстали, наткнувшись на вежливое безразличие и застывший взгляд. Должно быть, что-то поняли, потому что больше не трогали молодого альфу, лишь переглядывались и молчали. Впрочем, надолго они не задержались, сначала один, а потом и второй скрылись за матовыми дверьми в сопровождении радостных врачей. Эрен натянуто улыбался, смотря, как те спешат к своим парам и только что родившимся детям, и чувствовал себя чужим. И стены давили так, что ни вдохнуть, ни повернуться, и все, что удерживало на грани — это его омега, где-то там, один на один с их общим отчаянием. Даже увидеть нельзя. Даже сказать, что Эрен тут, рядом, и переживает его боль как свою собственную. Ханджи тоже появлялась, пробегала мимо, уставшая и невозмутимая, чем внушала странное, но необходимое спокойствие. Иногда притаскивала то кофе, то чай, то очередной так и не тронутый сандвич и успокаивающе кивала на так и не прозвучавшие ни разу вопросы. А потом, однажды проводив ее до самых дверей родильного, Эрену показалось, что он услышал болезненный стон Леви. Но сейчас, выжатый беспрестанно жрущим чувством вины и убитый бесконечным ожиданием, он лишь вздрогнул, вжимая голову в поникшие плечи. — Надо же, — раздалось со стороны коридора, — все же появился. Эрен, провалившийся в дрему, схожую с забытьем, с трудом оторвал голову от спинки кресла и вскинул на возникшего в дверях альфу воспаленный взгляд. Эрвин Смит, собственной персоной. Все такой же гладкий и самодовольный, разве что во взгляде больше не было притворного добродушия, и Эрен со странным облегчением понял, что наконец-то видит настоящее лицо этого альфы. Там не было ни чувства собственного превосходства, ни довольства, ни сарказма. Там даже презрения не было. Лишь холодное безразличие, словно Эрен был грязью, прилипшей к подошве ботинок из крокодиловой кожи. Но самым удивительным оказалось то, что, заглянув в себя, Йегер понял — ему плевать. Плевать на Смита и его гладкую рожу, на его близость с Леви и вымораживающее всепрощение, смахивающее на слепоту со стороны последнего. Он даже соперником перестал быть, вдруг став тем, кто потратил жизнь на свою бесплотную одержимость и проиграл. Понимал ли это Смит? Скорее всего. Поэтому сейчас Йегер только посмотрел на Смита, задерживаясь взглядом чуть дольше, чем следовало. — У меня нет настроения на ваши подначки, — ответил тускло и вновь откинул голову на спинку кресла. Виски и затылок ломило. — Неужели повзрослел? Эрен чуть приоткрыл глаза, но не обнаружил на холеной физиономии чего-то, кроме усталости. Промолчал. — Или так совесть заела? — высказал Смит очередное предположение, шагая к дивану и кидая на него сумку, которую держал в руках. Внимание привлек не этот небрежный жест и, конечно же, не слова альфы, что сегодня как пролетали мимо Йегера. Взгляд сухих до рези глаз остановился на этой сумке, которая тяжело плюхнулась на мягкую кожу подушек. И которую Йегер видел слишком часто, потому что Леви любил таскать ее в спортзал. Боль в висках отчего-то усилилась, обручем сдавливая черепную коробку. — Откуда? — только и смог спросить, что есть силы давя в себе тревожное нехорошее ощущение. — Из дома Леви, надо думать, — отозвался Смит. — Пришлось заехать, собрать кое-что для него. Раз больше некому, — последнюю фразу он подчеркнул. — Это вы сами так решили? — безразлично скривил губы Эрен и тяжело поднялся на ноги, собираясь найти кого-нибудь и попросить аспирина. — Нет, — отрезал Смит, даже не думая посторониться и дать молодому сопернику пройти. — Это было понятно с самого начала. Что рано или поздно тебе надоест. Что, наигрался в семью? В следующую секунду белобрысый затылок смачно чавкнул, встречаясь со стеной, и Смит на мгновение утратил контроль, когда согнутая в локте рука Йегера внезапно и жестко передавила шею, заставляя вздернуть подбородок. — Вы. Не. Смеете, — чуть ли не по слогам выплюнул Эрен слова в гладковыбритую рожу и впился нездорово горящим взглядом в безжизненный лед глаз напротив. — Смею, — отозвался Смит, даже не делая попытки высвободиться, — смею. Леви был моей семьей задолго до твоего появления. И останется ею после. А теперь просто убери руку. Эрен отступил. Собственно, продолжать он не собирался, как не собирался и начинать, но слова Смита слишком живо вспороли больную рану, и на поверхность хлынула гниль, терзая оголенные нервы. — Кстати, давно хотел спросить, — отпустив Смита, Эрен засунул руки в карманы и уже на пороге обернулся. — Каково это — знать, что омега, на которого дрочишь двадцать лет, не пустит дальше гостиной? — Щенок. Эрен бездумно оскалился и вышел в коридор. Уже было стыдно за эту вспышку и последние сорвавшиеся слова. И не за смысл, а за неуместность произошедшего. А еще было странно, что он не чувствовал ни злости, ни ярости. Ни даже неуверенности, как бывало прежде в присутствии Смита. Сейчас все это словно стало ненужным, неважным, глупым. Таким же глупым, как все только что случившееся. Предаваться нелестным размышлениям о себе самом не дала возникшая в дверях родильного отделения Ханджи. Выглядела она ещё хуже, чем пару часов назад, и было видно, что держится эта стальная женщина исключительно благодаря своей воле. Заметив Эрена, она попыталась улыбнуться, но попытка с треском провалилась. Вместо этого покрасневшие глаза подернулись мутной плёнкой слез, но, сделав усилие, она отогнала минутный порыв слабости и кивнула, подзывая его к себе. — Все закончилось, — произнесла она севшим голосом и потянула с носа очки, растирая воспаленные глаза. — Как он? — Не очень, — не стала увиливать Ханджи. — Измучен, плюс открылось кровотечение. Мы его купировали, опасности сейчас нет, — поспешила добавить она, видя смертельно перепуганное лицо альфы. — На самом деле, все могло быть в разы хуже, сам понимаешь. — Но он же будет в порядке? Да? — Эрен смотрел на Ханджи так, словно для нее не было невозможного. Впрочем, ничего другого и не оставалось, только верить и надеяться, что лимит чудес не исчерпан. — Организм омеги очень вынослив на самом деле, — помолчав, отозвалась она. — Не люблю это сравнение, но они действительно как живые инкубаторы, способны понести и выносить сколько угодно. И они быстро восстанавливаются и буквально расцветают от каждой беременности, но… — Молчи, — резко оборвал ее Эрен, понимая, что не выдержит очередных слов про истинность. Ханджи не обиделась, а только понимающе кивнула и с тоской посмотрела на Эрена. Потом погладила, как ребенка, по плечу. — Все будет, — проговорила она, пытаясь перехватить его потерянный взгляд, но альфа лишь странно дернулся. — Надо верить, да? Надо… Я, кстати, сказала ему, что ты здесь. Попросил привести тебя, — она невольно улыбнулась, когда в ответ на ее слова Эрен будто ожил. По крайней мере, его хоть трясти перестало и взгляд уже не был таким загнанным. — А можно? — спросил он с такой надеждой, что у Ханджи засвербело в носу. — Конечно, нельзя, — ворчливо отозвалась она. — Ему отдыхать надо. Но ради вас я сделаю исключение, так и быть. Пошли. Наконец-то впервые за этот бесконечный вечер Йегер оказался по ту сторону дверей. За ними продолжался точно такой же просторный коридор, по которому обезумевший от ожидания альфа наматывал круги, но только стены тут были кафельные, а не крашеные. И двери, идущие по обеим сторонам, были почти все двустворчатые, с прозрачной верхней частью. Через эти смотровые стекла Эрен мельком замечал внутри странные аппараты с датчиками и прозрачными колпаками, жуткого вида кресла с зажимами, операционные столы, шкафы с инструментами, суетящийся персонал, врачей, беременных омег в безразмерных больничных рубашках и еще массу такого, чего предпочел бы не видеть. Даже ему становилось жутковато тут, а что чувствовал Леви, одинокий, уязвимый и беспомощный? По позвоночнику продрало каким-то безотчетным ужасом при одной только мысли. Когда эти камеры пыток остались далеко позади и они с Ханджи остановились у обычной с виду палаты, Эрен нервно сглотнул, чувствуя, как необъяснимо накрывает паникой. — Смелее, ну, — подтолкнула его Ханджи, и он шагнул вперед. Как закрылась дверь, как щелкнул замок, Йегер уже не слышал. Он остановился взглядом на больничной кровати, безошибочно угадывая в полумраке очертания тонкого тела омеги под покрывалом. И оказался совершенно не готов к тому, что увидел. Опутанный проводами и датчиками, Леви казался еще меньше, чем был, мгновенно будя в альфе такой букет эмоций и инстинктов, что Эрен невольно замер, оглушенный силой клокочущих ощущений. Его взгляд заметался по заострившимся чертам лица, сейчас приобретшего нездоровый восковой оттенок, скользнул по искусанным губам, по синякам, отчетливо проступившим под ввалившимися глазами, и внутри что-то оборвалось, задрожав и не вынеся этих немых следов боли и пережитых мучений. Он рванулся вперед, желая защитить, забрать всю боль и отдать свою жизнь по капле. Казалось, что Леви был без сознания или спал, но стоило Йегеру оказаться рядом, как между густых ресниц влажно блеснул прозрачный взгляд. Потухший, усталый, но безумно родной и любимый. Настолько, что сердце, сделав кульбит, забилось, сходя с ума от всепоглощающей нежности. Боясь потревожить или неосторожным движением причинить боль, Эрен прижался губами к горячему виску и зажмурился, не в состоянии унять выступившие слезы бессилия. Внутри жгло, раздирало в клочья и медленно отравляло чувство вины. — Прости… — пробормотал Эрен, по привычке зарываясь носом в черные волосы омеги и зажмуриваясь. — Черт… прости меня. — Ты не виноват, — раздалось в ответ тихо и безжизненно. — Виноват! — с жаром выдохнул Эрен, снова целуя висок. — Во всем… и только я… — Ерунды не говори. Леви не пытался высвободиться, но и не льнул как обычно, принимал ласки и оставался пугающе равнодушным. Эрен почувствовал эту перемену прежде, чем успел осознать, и его захлестнуло отчаянием. Он принялся целовать лоб и заострившиеся скулы, впалые щеки и тонкие веки, уголки истерзанных губ и упрямый подбородок. И с каждым поцелуем все отчетливей и со всей очевидностью проступала необъяснимая холодность Леви. Он будто целовал куклу, красивую фарфоровую куклу, чужую и безучастную. — Почему ты не позвал меня? — в слепом отчаянии прошептал он, беря лицо омеги в ладони. Не собирался он это спрашивать, но слова сами испуганно слетали с языка и падали, ложась свинцовой тяжестью. — Это же и мой ребенок. — Это уже ничей ребенок, — отозвался Леви, и по лицу его рябью скользнула судорога. — Ничей. — Не говори так, — взмолился Эрен и, найдя руку Леви в складках покрывала, сжал безответные пальцы. — Мне даже не показали его, — продолжал тот, похоже, не слыша альфу. Эрену стало дурно. И жутко. Потому что Леви был ненормально спокоен и безучастен. Наверное, это было действие каких-то препаратов, ничем другим он не мог объяснить чудовищное состояние, в котором пребывал его омега. — Леви, — позвал он и нежно коснулся впалой восково-бледной щеки. — Не надо, — слабо дернул головой тот, уклоняясь от ласки, и вдруг посмотрел прямо на Эрена. Впервые, как альфа пришел к нему в палату. И во взгляде этом не было ни наркотического морока препаратов, ни внезапно появившегося безумия. Он был отрезвляюще ясным. Как всегда. Разве что на самом дне черных дыр зрачков плескалась непонятная тоска. — Леви, послушай меня, пожалуйста, — заговорил Эрен, стараясь тщательно подбирать слова. — Все случившееся… мы же справимся, верно? То есть… я хочу сказать, что мне безумно жаль… и больно, но у нас будут еще дети, если захочешь. А если нет, то… то это неважно, слышишь? Потому что я… — Нет. Эрен так и не понял, что его остановило — то ли категоричный ответ Леви, то ли его пальцы, решительно выскользнувшие из ладони. — Нет, Эрен, — повторил Леви, продолжая смотреть на альфу со смесью тоски и нежности. — Хватит. Я боялся и не хотел, чтобы ты мучился выбором, а теперь все само решилось. — Ты про что? — опешив, переспросил Эрен, отказываясь верить в то, что собирался сказать Леви. — Про то, что сейчас ты совершенно свободен. — Ты опять?! — Не опять. Это в продолжение. С тобой было запредельно, паршивец, — Леви ухватил его за запястье, вынуждая приблизиться. — И я даже вспомнил, как это, быть кому-то нужным. — Зачем ты делаешь это? — не веря собственным ушам, пробормотал Эрен. — Затем что должен. Я не прощу тебе, если ты останешься. И, что хуже, я не прощу этого себе, ясно? — Леви скривил искусанные губы и хмыкнул через силу. — Мы оба знали, что все это закончится. Так что иди. Со спокойной совестью, — еще одна судорога, исказившая заострившиеся черты лица. — И будь счастлив со своей парой. — Ты моя пара. И я никуда не уйду, — отрезал Эрен, упрямо сжимая челюсти. — Как трогательно, — раздалось с порога палаты. — Но о Леви теперь позабочусь я, как и обещал его настоящей паре. Эрен даже не обернулся к говорившему. Внутри с безмолвным скрежетом что-то ломалось, лопалось, рвалось. И выло от боли и бессилия. Еще недавно полный надежд, сейчас Эрен лежал разбитый и не мог подняться. Не хотел. Как не хотел больше драться за любовь, которая оказалась никому не нужна. Он просто устал. — Леви. Последняя попытка и последняя надежда. — Иди, Эрен. И спасибо. Что пытался сделать меня полноценным. И снова падение.