Истинный

Дни были похожи один на другой и скользили бесконечной чредой. Иногда казалось, что все это затянувшийся дурной сон, один из тех, когда думаешь, что увяз и не выбраться. И сон все не может закончиться, лишь набирает обороты, и прекратить его нет никакой возможности. Только и остается, что барахтаться в вязкой жиже без проблеска надежды. Больно Эрену не было, уже нет. Все прогорело, подернувшись ломкой корочкой из застывшего пепла, и теперь было никак. Глубоко еще тлело отчаяние, кислотное, разъедающее нутро, щедро сдобренное непониманием и какое-то безысходное. Но к нему Эрен привык и почти не замечал. Да и некогда было. Он нагружал себя работой сверх меры, приходил в офис рано утром, уходил почти за полночь, специально выматывая себя так, чтобы несколько часов в промежутке усталый организм не желал ничего, кроме отдыха. Даже есть не хотелось, и Эрен на автомате заставлял себя проглотить кусок вчерашней пиццы или наскоро сделанный безвкусный сандвич. И то, что он осунулся, стало заметно. Наверное, если бы не два омежки из его отдела, постоянно таскавшие и умолявшие съесть то домашнюю лазанью, то какое-нибудь ризотто с каракатицами, не миновать Йегеру голодного обморока. Райнер тоже насильно вытаскивал на ланч и настойчиво скармливал стряпню своего ненаглядного. Пирожки Армина были выше всяких похвал, и уплетал их Эрен с удовольствием, на время забывая о разбитой жизни, благодарный, что его ни о чем не расспрашивали. Одиночество накрывало вечерами, когда приходилось возвращаться в темную и пустую съемную квартиру, где не было ничего личного, кроме бритвы в ванной и ноутбука в гостиной. Наверное, оно тяготило, только Эрен не замечал, потому что хотелось лишь спать, желательно без сновидений. И чтобы память уже наконец заткнулась и перестала подбрасывать обманчиво хрупкий образ. Леви. Он приходил почти каждую ночь, ближе к рассвету, окутывал горьким полынным запахом, и снились тогда душные объятия, перечеркнутые угловатыми изгибами рук. Снились топкие поцелуи, смазанные стоны и глаза родные, холодные и прозрачные, что вода в ручье. Эрен с восторгом тонул, захлебывался, ласкал торопливо, боясь, что не успеет, ведь с первыми лучами морок растворялся, оставляя пустоту и болезненную тяжесть в паху. Дрочил под прохладным душем зло, отчаянно, словно вместе с белесыми каплями выдавливал из памяти занозой сидящий в сердце образ, и начинался очередной день. Без Леви. Кабинет привычно встретил искусственной чистотой кондиционированного воздуха и жидкими лучами мартовского солнца, только что выползшего из-за крыш. Розово-мутные, они прочертили стол наискосок и устроились на книжных полках напротив, посверкивая золотистыми надписями толстенных юридических справочников и энциклопедий. Глухо тикали настенные часы, и все вокруг, казалось, досматривало последние сны перед пробуждением. Полив разросшуюся диффенбахию в углу, Эрен включил моноблок и уселся в удобное кресло. Какое-то время рассеянно наблюдал за мелькавшими на экране отчетами о состоянии загрузки системы, чувствуя, как шею над воротничком сорочки деликатно греют робкие лучи. Это рождало ненужное воспоминание. Когда-то он точно так же сидел в домашнем кабинете Леви, и солнечный свет точно так же чертил дорожки по поверхности стола и шее. А Леви приносил сандвичи, замирал на секунду позади, сопя, заглядывал через плечо. И уходил, мазнув дыханием и губами по нагретой солнцем коже, оставляя после себя толпу мурашек и запах полыни. Таких воспоминаний были сотни, если не тысячи. Они настигали повсюду внезапно и заставляли вздрагивать, но избавляться от них казалось кощунством. Поэтому приходилось только крепче стискивать челюсти, понимая, что это единственное оставшееся от его мечты. После их расставания осень успела смениться зимой, Новый год отсверкал, февраль откружил метелями, промозглый март вовсю выедал сугробы, а ничего не менялось. Одиночество и воспоминания — вот и все, что было в жизни. Принял ли он выбор Леви? Да. Понимал ли? Нет. Но его омега так решил, значит, будет именно так. Поэтому за прошедшие месяцы даже не делал попыток поговорить, позвонить хотя бы, зная, что видеть его Леви вряд ли захочет. Иногда Эрену даже думалось, может, все вокруг правы, и у их отношений не было будущего изначально? Может, он, впервые влюбившись, ошибался? Недаром же их связь никто не принимал всерьез — ни родители, ни Смит, ни сам Леви. А ниточка, что удерживала их вместе, оказалась слишком тонкой и ненадежной. — Если бы не другой костюм, я подумал бы, что дома ты не бываешь. Эрен вздрогнул и вскинул взгляд на стоящего в дверях Райнера. Вскользь улыбнулся, рассматривая сытую довольную физиономию и белый ежик коротких волос. Было удивительно, как эта двухметровая гора мышц может двигаться настолько бесшумно, все время появляясь как черт из табакерки. А еще удивительней, что альфач с внешностью наемного убийцы был безопаснее новорожденного тюленя и сидел на коротком поводке у своего омеги. — И тебе доброго утра, — хмыкнул Эрен. — Видел Гергера, он рассказал о твоем выступлении в суде. Я так понимаю, тебя можно поздравить? — Надеюсь, — улыбнулся от уха до уха Райнер и показательно закатил глаза, видимо, желая продемонстрировать всю сложность проделанной работы. — Оправдают? — Разумеется, — небогатый на мимику Браун выпялил нижнюю губу, выражая свое превосходство. — Не зря же я убил столько времени, выбирая присяжных. — Неужели опять единогласно? — прищурился Эрен. — Скорее всего, — беспечно пожал плечами Райнер. Эрен недоверчиво качнул головой. — Поразительно. — Что делать, я лучший, — выразительно подвигав бровями, Райнер вдруг воровато оглянулся и скользнул в кабинет с необычной для такой туши легкостью. — Смотри! — с заговорщицким видом произнес он, запуская руку во внутренний карман пиджака. На стол легла аккуратная дорогая коробочка из лазоревого бархата от известной ювелирной компании. — Открой. Эрен открыл. Внутри на подложке светлого шелка красовалось обручальное кольцо из белого золота с россыпью сапфиров. Миниатюрность украшения не оставляла сомнений для кого оно, даже если бы они и были. — Армин шкуру с тебя спустит, — выдал свой вердикт Эрен. — Само собой, — довольно кивнул Райнер, — но я не мог не купить. У нас и свадьбы-то не было нормальной. Так, расписались по-быстрому, и все. Я бы сейчас закатил банкет, такой, знаешь, человек на сто, в Парадисе, чтобы с лебедями ледяными, оркестром и первым танцем в полумраке. Но вот тогда меня точно четвертуют, — он усмехнулся, закрыл коробочку и любовно спрятал в карман пиджака. — А так хоть кольцо будет правильное. Иначе что я за альфа такой. Эрен невольно вспомнил маленькие хрупкие пальчики Армина и тонкую полоску серебра вокруг безымянного на левой руке, надетую еще во времена студенчества. А следом в памяти зачем-то всплыли совсем другие пальцы, сильные, изящные в своем несовершенстве, которые так любил целовать. Они могли нежно касаться, ласкаясь, и требовательно сжимать до хруста его собственные в любовной горячке. Он помнил, как, обнаглев, зубами стащил с одного из них кольцо другого альфы и растерянный взгляд в ответ из-под полуопущенных ресниц. Наверное, никогда еще Леви не был так открыт и уязвим в его руках, как во время их бездумной сцепки на лестнице. Но тогда эта мысль даже не мелькнула в ослепленном жаждой обладания сознании. Присвоить, подчинить, пометить, забрать себе — вот все, о чем Эрен мог думать в тот момент, теряя рассудок словно в свой первый гон, словно впервые дорвавшись до омеги. И только позже он сообразил, что был первым, кого Леви подпустил к себе в течку после Фарлана. И даже не подпустил, а Эрен сам взял, не спрашивая, как мавр-завоеватель. Очень по-альфийски. У Карла волосы дыбом встали бы, узнай тот, как единственный сын обошелся с омегой, и течка не оправдание. Конечно, было стыдно, но потом; и потом же просил прощения, выцеловывая маленькие ступни. Леви только фыркал, забавно поджимал аккуратные пальцы и насмешливо вздергивал брови, но, кажется, простил. Подзатыльник, по крайней мере, был искренним. И искренними были ласки в ответ, и прозрачный взгляд, подернутый отчаянной жаждой. А лучше любого стоп-крана горел на бледной полупрозрачной коже укус. Да и не укус вовсе, а царапина, оставленная клыками слетевшего с катушек альфы. Не сходила она долго, то вроде заживая, то воспаляясь вновь, болезненная и безобразная. За нее тоже было стыдно, и тоже вымаливал прощение. И вот тогда Леви смотрел по-особенному, будто сказать что-то хотел, спросить, но не решался. Или ждал чего… Глупо, конечно. Леви никогда за словом в карман не лез и предпочитал рубануть сплеча, чем маяться недосказанностью, поэтому все мерещившиеся странности приходилось списывать на неспокойную совесть. Райнер продолжал делиться наболевшим, а Эрен барахтался в своих спятивших от одиночества воспоминаниях и никак не мог выбраться. Они делали его безмерно счастливым, воскрешая в памяти мельчайшие детали, запахи и звуки, и оставляли чудовищно несчастным, когда беспощадно вышвыривали в реальность, где ничего этого уже не было и никогда не будет. Эрен, по большей части, научился не замечать, абстрагироваться, но иногда память оказывалась сильнее и безжалостнее. Например, как сейчас, когда Райнер говорил о своей паре, о семье, о доме. — …ну пока как-то так, — закончил свою мысль тот и улыбнулся едва уловимо. — Кстати, ты приглашен. Эрен, вцепившись сознанием за последние фразы, встрепенулся. О чем говорил Райнер, он был без понятия, а выкручиваться как-то было необходимо. — Что ты опять задумал? — спросил он осторожно. Браун вздохнул. — Вот знал, что ты не слушал, — проворчал добродушно и легко поднялся, поправляя галстук. — Говорю, что Армин ждет тебя к нам на пару дней. Семейный ужин, все дела. Отмазки не прокатят, так что зайду за тобой в шесть. — Но я… — …совершенно ничем не занят в ближайшие выходные, поэтому — нет, Эрен, ты придешь, — подмигнув, Райнер пошел к двери. — Твою ж налево, — пробормотал Эрен и откинулся в кресле, хмуро смотря в широченную спину друга. — Надеюсь, никаких смотрин? Браун хохотнул. — Будь моя воля, я бы подсунул тебе парочку-другую славных омежек, — отозвался он, одной ногой уже стоя в коридоре. — Потому что с твоим отшельничеством пора завязывать. Но, боюсь, Армин мне потом мозг выест до самой черепной коробки. — Было б что есть, — хмыкнул Эрен и показательно улыбнулся во все тридцать два, когда Райнер обернулся на дружеский подкол. — Смейся-смейся, — не остался тот в долгу. — Армин, между прочим, считает, что вы с твоим Аккерманом истинная пара. Подмигнув еще раз, он исчез за дверью. А Эрен так и замер, зная, что не ослышался, но предпочитая думать, что да. Дом четы Браунов не был особо большим, а с рождением сразу троих близнецов стал казаться еще меньше. Каждый год пара задумывала перебраться в дом попросторнее, но всякий раз находилось нечто, что откладывало покупку новых квадратных метров еще на год. И, наверное, даже самим себе они ни за что не признались бы, что просто не хотят никуда уезжать. Эрен понимал их. Тихий семейный пригород на юге Троста с уютными особнячками, качелями на заваленных игрушками газонах и домиками в раскидистых кронах деревьев был почти раем на земле. Весной и летом тут все утопало в зелени и цветах, играло золотистым багрянцем осенью и сверкало непорочно чистым снегом зимой. И не приходилось думать, чем занять своих отпрысков — все, от беззаботного плескания в озере до катания на тюбингах, присутствовало в избытке. И няню не нужно было искать, если требовалось отлучиться по срочному делу, а то и на несколько дней, достаточно было подкинуть свой выводок соседям, которые с радостью кидались помогать. А еще Эрену иногда казалось, что местные жители даже двери не запирают — ну а вдруг паре из дома напротив что-нибудь понадобится. Так что Райнер и его крошечный омега вот уже пять лет откладывали и откладывали свой переезд, продолжая делить на пятерых небольшой желтый особнячок в два этажа, заросший каштанами, боярышником и диким виноградом. Пока Эрен парковался, пытаясь пристроить махину «мерседеса» у тротуара между остатками сугробов, Райнер уже заехал в гараж и теперь затаскивал туда и маленькие велосипеды, брошенные детьми прямо на раскисшем газоне перед домом. Эрен помог подтащить последний. — Погода сейчас такая, что не угадаешь, — объяснил свои действия отец семейства. — С вечера теплынь, а к утру подморозит так, что не оторвешь. Эрен кивнул, с искренним наслаждением вдыхая полной грудью. Пахло весной, пока еще робкой, но стремительной. В синих сумерках путался туман. Дом, темным силуэтом выступавший на фоне чуть более светлого неба, приветливо подмигивал сиявшими окнами и лампочками, очевидно, так и не убранными с Рождества и Нового года. Впрочем, это никого не смущало. На соседских домах висели точно такие же разноцветные огоньки, а кое-где даже стояли оленьи упряжки на крышах. — Мне будет не хватать этого. Эрен обернулся на Райнера. — Опять переезд? — едва заметно улыбнулся. — Я уже внес залог, — отозвался Райнер и вздохнул. — Так что на этот раз все взаправду. Пацаны растут. Сейчас им пять и их можно запихнуть в одну комнату, но трое альф-подростков в замкнутом пространстве в принципе плохая идея. А хорошие районы дорожают. Эрен кивнул. Не чему-то конкретно, а в общем, соглашаясь сразу со всем — и с ростом цен на недвижимость, и с переездом, и с тем, что Браун правильно поступает. — Пошли в дом. Стоило только толкнуть дверь, как аппетитно пахнуло запеченным с бататом и приправами мясом, сливочным соусом и грушевым пирогом. Небольшая мягко освещенная прихожая встретила легким беспорядком из разбросанных ботинок, носков и шапок, но Эрен только улыбнулся. Стараясь не наступить на тут же забытые игрушки, он протиснулся следом за Райнером. — Вот черти, — усмехнулся тот, оглядывая устроенный бардак и стаскивая с могучих плеч пальто. — Раздевайся, чего стоишь, — бросил он Эрену. Ответить Эрен так и не успел, потому что раздался визг, топот шести ножек и радостные вопли налетевших близнецов: — Папа! Папа! Папочка, папа пришел! Браун сгреб в охапку сразу троих, подхватил на руки и, наверное, закружил бы, будь тут достаточно места. Но его не было, поэтому он просто по очереди расцеловал круглые щечки, пока мальчишки крутились, принимаясь наперебой рассказывать, как прошел их день и что «папочка не купил шипучки!» — Правильно сделал, — принял сторону мужа Райнер. — За что вам шипучку? Кто тут все разбросал, а? — он кивнул на валявшиеся ботинки вперемешку со всем остальным и поставил близнецов на пол. — А ну, живо убрали, оболтусы, пока Эрен не заблудился! Три мордашки тут же обратились от отца к гостю и заулыбались. Эрен нечасто бывал у них, но общительным и непоседливым маленьким сорванцам оказалось достаточно и этих редких встреч, чтобы подружиться с зеленоглазым альфой, который играл с ними в «лошадок», строил снежные форты и лепил снеговиков и учил запускать новенький самолет, подаренный родителями на Рождество. — У нас есть монстр-траки! — заявил Зак, первый заводила среди братьев. — Хочешь посмотреть? — он уже прыгал на месте и тянул Эрена за собой. — Да дайте вы ему раздеться и в дом войти, — сделал строгое лицо Райнер. — И я кому сказал… — А ты останешься? — это Эрена уже дергал за рукав с другой стороны Колин, пожалуй, самый спокойный из близнецов. — Конечно, останется, — раздался чистый и звонкий голос прежде, чем Эрен успел ответить. — И на ужин, и на завтрак, и даже на завтрашний обед. Только пусть попробует не остаться. В коридорчике, ведущем на кухню, стоял крошечный омега в домашнем костюме и с полотенцем через плечо. Огромные удивительно синие глаза на кукольном личике смотрели на Эрена серьезно, но ласково. Армин улыбнулся, шагнул вперед и легонько коснулся губами его щеки, для чего ему пришлось привстать на цыпочки, а альфе наклониться. — Привет! Здорово, что ты приехал! Проходи, — он кивнул в сторону гостиной, а потом строго посмотрел на разом притихших близнецов. — И кому папа сказал убрать бардак? — говорить он уже закончил в крепких объятьях мужа, прижимаясь щекой к мощной груди. — Здравствуй. Эрен, немного смутившись, отвернулся, заодно ища куда бы пристроить пальто. Брауны никогда особо не скрывали своих чувств друг к другу и не стеснялись их выражать. Вообще, они были не просто истинной парой. Они были идеальной парой. По крайней мере, так казалось Эрену. И сейчас, видя все эти нежности и то, как двое разговаривают без слов, ощутил невозможную, долгие месяцы загоняемую в самые глухие закоулки сознания тоску по своему омеге. Впрочем, Леви уже не его, да никогда им и не был. Просто этого хотелось так отчаянно, что как-то само собой забылось, что розовые очки обычно бьются стеклами внутрь. И все же кольнувшая на мгновение боль не смогла испортить настроения. Уют и безоговорочное счастье, пронизавшие этот дом, уже захватили, осторожно вытесняя нерадостные мысли и нашептывая, что все пройдет. Наверное. Эрен теперь не загадывал. Не хотел и попросту не мог. Убрать осколки одной рухнувшей мечты оказалось слишком непосильной пока задачей. Заменить ее другой вообще было нереально. — Почему они не слушаются меня так же? — раздался полный недоумения голос. Эрен взглянул на озадаченную физиономию Райнера, перевел взгляд на копошащихся близнецов, неуклюже, но старательно расставляющих свои ботиночки, и впервые за долгое время улыбнулся совершенно искренне, без натяжки, иронии или горечи. Ему стало почти тепло. — Потому что я омега, — рассмеялся Армин, — а они альфы. Мойте руки, — добавил он уже обычным серьезным тоном, — и в столовую. Ужин почти готов. Поможешь? — он вскинул глаза на мужа, выскальзывая из его объятий и исчезая в коридорчике, что вел на кухню. Эрен уже забыл, когда последний раз так отлично проводил время за вкусной едой и беседой. Было по-домашнему уютно. А дружное семейство радушно пускало его в свою жизнь и с удовольствием делало ее частью. Он просто чувствовал, что оттаивает, наблюдая, как красноречиво переглядываются Райнер и Армин и последний краснеет. Или как Колин на пару с Дином старательно орудуют ложками; у Зака получалось не в пример лучше, по крайней мере стол вокруг его тарелки был куда чище. С удовольствием слушал планы по переезду, давал неожиданно дельные советы и узнал, что мальчишки с нетерпением ждут лета, чтобы отправиться в Шиганшину к прадедушке, который обещал в этот раз непременно научить их рыбачить. Надутые губы Колина и тревога в глазах Армина уверяли, что не все в восторге от этой перспективы, но отец семейства неожиданно занял сторону Арлерта-старшего, и омега вздохнул, пожимая плечами. Если Эрен и завидовал, то самую малость. Он словно видел свою сокровенную мечту со стороны: гостеприимный дом, обожаемый омега рядом и дети — живое воплощение их любви. Но откуда-то возникла уверенность, что у него такого не будет никогда. Единственный, кого он хотел навсегда, не хотел его. Он тряхнул головой, запрещая себе расклеиваться. — Не согласен? — удивился Райнер, и Эрен понял, что опять упустил суть, выпав из своих раздумий на середине разговора. В столовой они остались втроем. Близняшки, сытые и немного сомлевшие, залипали в телевизор с мультиками в гостиной, и оттуда доносилась веселая песенка. — Он просто не слушал тебя, успокойся, — улыбнулся Армин и встал, чтобы подлить альфам горячего какао и положить еще по одному куску нереально вкусного пирога. Потом вернулся на свое место и, подперев круглую щеку ладошкой, устремил на Эрена мягкий взгляд огромных глаз из-под золотистой челки. — Скучаешь, да? — спросил тихо с пронзительной нежностью. — Армин, — одернул его Райнер прежде, чем Эрен успел ответить. — Ну что? — отозвался тот и одарил мужа печальным взглядом. — Оно не пройдет само и легче не станет, понимаешь? И боль не уйдет, спрячется просто. — И чем ты поможешь влезая? — Да нормально все, — поспешил уверить Эрен обоих супругов, но Райнер лишь недоверчиво вскинул бровь, а Армин смотрел так серьезно и обезоруживающе, что изворачиваться показалось глупым и недостойным. — Ладно, не все и не совсем нормально, но прошло-то всего ничего. — Ты пробовал говорить с ним? — осторожно спросил Армин. — Зачем, — Эрен пожал плечами и машинально ковырнул лежащий на тарелке кусок пирога. — Чтобы сказать, что чувствуешь. — Он все равно не верит, — Йегер тяжело откинулся на спинку стула, избегая синего взгляда, — а я устал доказывать и сражаться с призраками. И даже не в этом дело. Я ждал бы бесконечно, но Леви это не нужно. Райнер открыл было рот, чтобы что-то сказать или возразить, но Армин накрыл его руку своей, заставляя помолчать. — А ты не думал, что он тоже ждет? — спросил осторожно. — Чего? — Кого, — поправил Армин. — Тебя. Господи, Эрен, ведь он один. Совсем. Понимаешь? — Там есть кому утешить, — яда в голосе оказалось неожиданно много, больше, чем хотелось бы. — Не надо так… — качнул головой Армин. — В тебе говорит обида. И боль. Но ему больнее. Эрен не решился поднять взгляд. Больше всего хотелось вспылить и уйти, но что-то словно держало, заставляло сидеть и слушать, как другие препарируют его жизнь. Может, мягкий голос Армина был тому виной, может, искренняя нежность в огромных кукольных глазах, а может, то, что он был омегой, не давало сорваться. — Родить тяжело, — тоже смотря в стол перед собой, произнес Армин. — А не родить, говорят, тяжелее. И, наверное, совсем невыносимо то, что случилось у вас… Для омеги нет ничего ужаснее, — он закусил губу и невольно обернулся в сторону арки, что вела в гостиную, словно его тянуло к детям с непреодолимой силой. — Я ничего не могу сделать, — сглотнув, произнес Эрен. — Можешь, — ответил Армин, смотря на него с печальной улыбкой. — Леви нужен его альфа. — Я не его альфа, — глухо возразил Эрен, проглатывая ком в горле. — Его, — мягко не согласился Армин. — И я на что угодно готов поспорить, что Леви знает это. — Но это не помешало ему прогнать меня, — горько усмехнулся Эрен. — Иногда бывает очень больно, — тихо отозвался омега. — Настолько, что боль убивает все. Ты не чувствуешь ничего, кроме отчаяния и пустоты. И причиняешь боль самым родным, даже не понимая, — он вздохнул и закусил губу, словно решаясь на что-то. — Райнер сказал, что ты встретил свою пару? Эрену до сих пор иногда мерещился аромат райского сада, вызывая приступы тошноты и удушья. Почему так происходило — он не знал. Однажды, правда, проговорился об этом Ханджи в один из тех вечеров, когда она, стараясь растормошить друга, вытащила его в ближайший бар пропустить по стаканчику. Тогда бета, морща многоумный лоб, предположила, что Эрен, будучи в состоянии крайнего психического напряжения, каким-то образом сам себе поставил блок на истинную пару. Она лично с таким сталкивалась впервые, но подобное случалось. Случалось также, что истинную пару связывала вовсе и не любовь, а взаимная ненависть, к примеру. «Есть много, друг Гораций…» — похлопала она тогда Эрена по плечу и залпом осушила рюмку текилы. Сейчас на вопрос Армина он только кивнул, не испытывая никаких чувств при упоминании своей пары. И увидел, как недовольно поджал губы Райнер. Свою позицию на этот счет друг и коллега высказывал не раз. Эрен не соглашался, но молча слушал, по-прежнему считая принятое решение единственно верным и для себя, и для того омеги. — Неправильно ты поступил, — Райнер опять сел на любимого конька. — Можешь снова отмахнуться, все равно останусь при своем, извини. Тебе нужно было хотя бы поговорить с этим парнем, я так считаю, а не рубить сплеча. И если хочешь знать, не по-альфийски это — бегать от проблем. — И что бы я ему сказал? — устало отозвался Эрен, понимая, что на этот раз не отмолчаться. — «Ты моя пара, но, прости, вместе мы никогда не будем, у меня есть другой»? — Это было бы достойно, — упрямо гнул свое Райнер. — И по-альфийски? — едва заметно улыбнулся Армин и вздохнул так, словно говорил не с мужем, а с одним из своих близнецов. — Милый, а ты не думал, что почувствует этот несчастный омега? И каково это — быть отвергнутым истинной парой, найти которую и есть, по сути, смысл жизни? — Он вправе знать, почему его лишают этой самой пары, не находишь? — возразил Райнер, но уже не так уверенно. — Не нахожу, — очень серьезно ответил Армин. — Случись так, что будь у тебя другой, я предпочел бы не знать тебя вовсе. Пусть бы я думал, что просто… просто мне не повезло встретить свою половинку, чем знать, что я не нужен... Милый, в этой истории и так достаточно трагедий, незачем делать несчастным еще одного человека. Защита Армина оказалась неожиданной, и все же Эрен почувствовал себя отвратительно, кажется, впервые задумавшись о том омеге всерьез. Конечно, Армин был прав, но легче от этого не становилось почему-то. — Ну, тогда не знаю… — развел руками сбитый с толку словами обожаемого мужа Райнер. — Получается, что все напрасно? — Боже мой, и за что тебе твои гонорары платят, — хмыкнул Армин и ласково погладил своего альфу по щеке. — В житейских вопросах тебе даже Дин с Колином и Заком дадут фору. Эрен невольно усмехнулся растерянному выражению, появившемуся на каменной физиономии друга. — Ничего не напрасно, — произнес Армин и посмотрел на Эрена. — Ты все правильно сделал. И… ошибаешься, считая, что тебя не ждут. — Почему ты так уверен? — на этот раз отводить взгляд не хотелось. — Потому что он носил твоего ребенка, — ответил Армин. — Потому что вы собирались стать семьей. Такое ни забыть, ни вычеркнуть, понимаешь? — Но от этого ничего и не осталось, — едва слышно возразил Эрен. — Неправда, — мягко улыбнулся омега. — Остались вы. И ваша любовь. — Мы никогда не говорили о любви, — криво усмехнулся Эрен, припоминая, как каждый раз Леви безжалостно обрубал все его несмелые попытки признаться, будто не желая слышать слова, после которых не будет дороги назад. — Мы тоже, и что? — подал голос Райнер. — А вообще, я думаю так. Хочешь обратно своего Аккермана — иди и бери. Если все то, что Армин наговорил — правда, то никуда он не денется. Сразу же поймешь, его ты альфа или нет. — Ты про что? — не понял Эрен. — Да потечет он для тебя, вот и вся премудрость, — ухмыльнулся альфа. — Боже, Райнер! — возмутился Армин, не зная, куда себя деть от смущения. — Ну что ты говоришь! — А что? — довольно ухмыльнулся тот. — Вы же, омежки, все такие, течете для своего альфы после долгой разлуки. — Я просто не… — Армин выдернул пальцы из огромной лапищи мужа и вскочил, торопливо заправляя выбившиеся из небрежного пучка пряди за ухо. — Ой, замолчи! — он отчаянно покраснел и сбежал в гостиную, откуда тут же раздался его голос, загоняющий близнецов в ванную. Райнер широко улыбнулся, а Эрен лишь приподнял брови. — Ох и огребешь же ты, — произнес он и наконец принялся за пирог. — А то, — хохотнул Райнер, следуя его примеру и сразу отправляя в рот чуть ли не половину куска. — Зато сказал как есть. А все эти психологические выкладки… — он махнул вилкой, показывая, что думает о них. — Оно, конечно, верно Армин говорил. И про боль, и про остальное… Только вот омег хрен поймешь, дружище. А природа не обманет. Вернее, ее не обманешь. Потечет твой Леви — значит, для тебя. Так что хватит изводить себя, слышишь? Просто поезжай к нему, и все решится. Эрен криво усмехнулся. А что еще оставалось? Не говорить же Райнеру, что не хотел привязывать Леви течкой. Да и вообще, уверенности, что течка случится, не было. Они никогда не обсуждали эту тему, но от Ханджи Эрен знал, что у Леви проблемы с омежьим здоровьем. А из-за потери истинной пары в достаточно молодом возрасте в организме все расстроилось окончательно. И что течек не было много лет, и что запах еле различался, и что омега его уже почти уснул, по сути превращаясь в бету. Каким образом альфа Эрена смог остановить этот процесс увядания и повернуть его вспять — не могла ответить даже Ханджи. Беременность же вообще стала чем-то уникальным. Умом Эрен понимал, что не может такое быть просто совпадением. Ведь еще тогда, в магазине, когда только набрался смелости и подошел к очаровавшему с первого взгляда омеге, он удивился полному отсутствию запаха и списал это на действие блокаторов. Но уже через неделю поразивший в самое сердце Аккерман пах так сногсшибательно, что сомнений для кого это не осталось. Но одно дело видеть связь событий и понимать, и совсем другое — перешагнуть безапелляционное «уходи». В словах Армина был смысл, и в них хотелось верить. Ведь он омега и наверняка знал, о чем говорил. То же твердил и Карл, безуспешно пытавшийся пробиться к сыну сквозь выросшую стену глухого отчуждения. Тогда Эрен не услышал, да и сейчас боялся. Но и жить дальше так, как он существовал эти несколько месяцев, просто нельзя. Он не знал, что заставило наконец очнуться и принять решение — слова ли Армина, Райнера ли или их теплый уютный дом. Или то, что Эрен сам от себя устал. От дурацких сомнений, недостойных альфы, от собственного малодушия и отвратительной жалости к себе. Он очнулся над остывшей чашкой какао, сверху которого уже образовалась пенка. За столом было пусто. Похоже, Райнер выскользнул из столовой, чтобы не мешать другу и дать возможность покопаться в себе без свидетелей. И сколько времени Эрен так сидел — не имел понятия. Много, должно быть, потому что в гостиной больше не бубнил телевизор, а вместо верхнего света уютно потрескивал камин и отбрасывал дрожащие тени на стены и по углам. Зато через арочный проем он увидел присевшего на подлокотник кресла Райнера и замершего перед ним Армина. Омега, зажав ладошкой рот, смотрел на что-то в руках альфы, и Эрен знал на что. Усмехнулся, когда в скупом отблеске камина маслянисто сверкнули грани сапфира на тонком пальчике и Райнеру прилетело узкой ладошкой по лбу. Правда, следом Армин порывисто прижался к мужу, благодаря незамысловатой лаской. И глядя на это, Эрен понял, что поедет к Леви. Поедет и заберет себе своего омегу. Не собирается он отказываться от мечты. Однако решиться оказалось, как ни странно, проще, чем сделать. Уже который день в ранних весенних сумерках Эрен притормаживал на обочине у знакомого до дрожи дома и ждал. Час, другой, третий, и уезжал, так никого и не дождавшись. Было похоже, что Леви вернулся в свой привычный режим и приходил с работы далеко за полночь. И казалось бы, Эрен готов был ждать омегу и до часу, до двух, да хоть до утра, но дурацкие мысли и сомнения просто выгрызали сознание за бесконечные часы тупого ожидания. Малодушие брало верх, и он не выдерживал, а следом и тяжелый внедорожник с низким рыком срывался с места, выбрасывая из-под колес мелкий мусор и вскрывая подстывшие к ночи лужи. Идея отправиться в «Крылья» была отброшена сразу же. Слишком много любопытных глаз и ушей, а разговор предстоял непростой. Да и как воспримет Леви его появление, Эрен не знал. Последнее, чего хотелось — это выглядеть в глазах безупречной Нанабы нашкодившей псиной, которую хозяева даже на порог не пускают. Нет, контору как вариант он отверг первым делом. Как и любое другое место, где бывал Леви и полное людей. Вот и оставалось ждать, подобно все той же псине, сидя у порога и надеясь, что когда-нибудь омега появится прежде, чем измаявшаяся дурость толкнет на очередной побег. Так прошла неделя. Ранний вечер пятницы встретил теплым по-настоящему весенним дождем. И впервые за долгое время Эрен, вышедший из здания компании, с удивлением понял, что март вот-вот пролетит. Окончательно исчезли потемневшие ноздрястые сугробы, и газоны уже нагло зеленели первой молодой порослью и яркими звездочками крокусов. Дни, пусть все еще и короткие, вовсю баловали солнцем, которое умудрялось подсушивать асфальт и прогревать чистый наполненный запахом дышащей земли воздух. И казалось, что совсем недавние заморозки, сковывавшие лужи по ночам хрусткой корочкой, остались далеко позади. Весна была ранняя, стремительная, смелая, за несколько дней отвоевавшая себе место. Эрен уже по привычке свернул на знакомый проспект, что вел на запад, и пристроился в поток машин. Дождь то затихал, обращаясь моросью, то принимался лупить с новой силой так, что дворники на лобовом стекле с трудом справлялись. Толпившиеся на горизонте низкие чернильно-синие тучи медленно, но верно подминали под себя город с пригородами. Шла гроза. Первая в этом году. Он невольно улыбнулся далеким зарницам, освещавшим творящийся небесный беспредел. Внезапно откуда-то появилась странная уверенность, что сегодня — именно сегодня — все непременно получится. Повинуясь этому захватывающему ощущению, Эрен прибавил скорость, ловко лавируя на мокром асфальте и обгоняя попутки. До желанной цели оставалось совсем ничего. Терракотовый дом в окружении голубых елей и словно помолодевших с весной сосен был безмолвен. Впрочем, как всегда за эту неделю. И Эрену даже стало казаться, что тот необитаем. Можно было зайти, проверить — его ключи все еще лежали в кармане, но делать этого он, конечно же, не собирался. Права входить в этот дом у него попросту не было. Сомнения, нет-нет да и пробивавшиеся, он глушил без сожаления. Ну а как должен выглядеть дом, хозяин которого почти целыми сутками пропадает на работе? Светиться всеми окнами и дымить широченной трубой камина? Конечно же, нет. Поэтому Эрен задвинул свои впечатления подальше, устроился поудобнее на сиденье и принялся грызть яблоко, которое ему чуть ли не насильно сунул в руку заботливый омежка с работы. Оно оказалось вкусным и сочным, и Эрен несколько раз сказал про себя парню спасибо, запивая нехитрое угощение прихваченной по дороге водой. Снаружи бушевала непогода. Неопределившийся дождь наконец принял решение и припустил в полную силу, с дробным глухим стуком разбиваясь о крышу внедорожника. Усилившийся ветер кидал потоки воды в лобовое стекло. Фонари, горевшие на пустынной улице, выглядели размытыми пятнами потекшей краски, а вдоль тротуара, бурля, неслись целые реки. Помимо воли в душу закрадывалась тревога, и Эрен не мог сказать, было то конкретное предчувствие чего-то нехорошего или давала о себе знать накопившаяся за неделю усталость. Когда взгляд в очередной раз скользнул на часы, те показывали несколько минут десятого. Эрен по привычке потянулся за телефоном, разблокировал и погонял туда-сюда список контактов. Имя Леви каждый раз бросалось в глаза, словно магнитом притягивая внимание. Палец соскользнул нечаянно, и, прежде чем Эрен успел сообразить, на экране побежали секунды соединения. Сбрасывать звонок было глупо, поэтому он нерешительно поднес трубку к уху. — …не обслуживается, — закончил механический голос заученную фразу и, булькнув, замолчал. Чтобы через пару мгновений снова повторить: — Данный номер больше не обслуживается… Данный номер больше не обслуживается. Растерянно моргнув от неожиданности, Эрен уставился на экран айфона. Нет, все было правильно — случайно он набрал именно Леви. Что за… Почему «номер больше не обслуживается»? Однако долго гадать ему не дали. Убегающие в пустоту секунды на дисплее сменились радостно скалящейся физиономией Ханджи и значками удержания второй линии. Не раздумывая, Эрен принял вызов. — Привет! — громко и четко отрапортовала бета, словно желала здравия на плацу командиру. — Чертовски приятно, знаешь ли, что не забываешь старую подругу! Эрен невольно испытал приступ угрызения совести, надеясь вспомнить, когда последний раз отвечал на звонок Ханджи. Кажется, это было около месяца назад, тогда они как раз неплохо посидели в баре. По крайней мере, Ханджи точно неплохо посидела, глуша текилу и старательно обходя тему Леви. Но кто сказал, что это мешало ей заглядывать в глаза Эрену и делать многозначительное лицо в каждую повисающую паузу? Оно уже давно не раздражало, просто что отвечать не знал. Вернее, знал, но вряд ли бы бету это устроило. А если отдать ей должное, то она молчала — несмотря на кажущуюся беспардонность, Ханджи понимала, когда лучше не отсвечивать, и Эрен был благодарен. — Дел много навалилось. Что-то как-то, — отозвался он, искренне надеясь, что ответ сойдет за неловкое извинение. — Ну да, а пару кнопок ткнуть — пальцы отвалятся, — хохотнула бета без какой-либо обиды в голосе. Все-таки Леви умел выбирать себе друзей. — Прости? — невольно улыбнулся в трубку Эрен. — Нахрена мне твое «прости», — весело отмахнулась Ханджи. — Лучше скажи, что заедешь за мной через полчасика, и мы… — Сегодня никак, — вздохнул он и скрипнул зубами, в сомнении смотря на мертвые окна дома. Как вырулить на интересующую тему Эрен представлял смутно, но Ханджи тем выгодно и отличалась от всех остальных — с ней не нужно было притворяться. — Слушай, я, правда, хотел бы, но тут кое-что… Что с Леви, ты в курсе? — выпалил он и закусил губу, не совсем уверенный, что готов услышать ответ. Ханджи молчала. Показалось, что целую вечность, но на деле всего несколько секунд, наполненных безразличным шорохом дождя по крыше. — В каком смысле? — раздалось глухо. — Я поговорить приехал, — не выдержал он, сглатывая так некстати застрявший в горле сухой комок. — А если честно, то уже неделю сюда таскаюсь, и без толку. Так и не увидел. Сейчас набрал его номер, и… Ханджи, он в порядке? — Леви… в безопасности, — ответила Ханджи, явно подбирая слова. — Насколько он в порядке, судить не возьмусь. — Ханджи! — чуть не взвыл Эрен от безысходности и нетерпения. — Тихо-тихо, ну что ты! — тут же взволнованно зачастила бета. Вряд ли она испугалась его вспышки, но поспешила успокоить так, словно в чем-то была виновата, и это не понравилось альфе. — Что происходит? Ханджи? — он продолжал давить, чувствуя, что его вот-вот порвет от бессилия и дурных предчувствий. — Почему его нет дома? Из динамика донесся полный сожаления вздох. — Потому что Леви живет у Эрвина. Кажется, сердце пропустило удар. За грудиной рванулось что-то нещадно, обдало ледяными осколками, ошпарило кипятком, превращая тело и сознание в однородное месиво из ярости и боли. Эрен стиснул руль, не слыша, как под пальцами жалобно скрипит несчастная оплетка. — Давно? Он не узнал свой голос, глухой и страшный, срывающийся, потому что в перехваченном горле бестолково копошились, теснясь, обрывки слов. Их забивал рык — совершенно звериный, опасный. Альфа рвался с цепи и жаждал расправы, приходя в неистовство от мысли, что его омега принадлежит другому. Что другой касается его, целует. Дышит им. — Ох, — растерянно выдохнула Ханджи в трубку, судорожно соображая. — Эрвин тогда сразу его из клиники забрал и… Ну вот с тех пор, да. — И ты… — Эрен запнулся, проглатывая рык и проклятия. — За полгода ты ни разу… ни разу, блять, Ханджи, не сказала, что Леви с ним? — язык просто не поворачивался произнести это. — Но ты же сам говорил, что не хочешь ничего знать… — начала она, и голос ее тоже сорвался. — Я вам не гребаный медиум, и мысли читать не умею! Леви… он только матом меня кроет всякий раз, когда я заикаюсь о вас, и смотрит так, будто… Да у меня сердце каждый раз обрывается! — воскликнула она, захлебнувшись воздухом, и Эрен услышал сдавленный всхлип. — А ты вообще молчишь месяцами и… — она вдруг запнулась, словно вцепившись за что-то, доступное только ее пониманию. — Постой! Как ты сказал? Ты, что, решил, что Леви и Эрвин?.. Эрен оскалился, надеясь, что она не продолжит. — Боже, нет! — воскликнула Ханджи. — Нет-нет-нет! Леви живет у него, да, но не с ним! Сердце, сделав кульбит, так и повисло в горле, частя как безумное. — Ну, по крайней мере, я так думаю, — добавила она после небольшой заминки. — Ханджи! — рявкнул Эрен, теряя терпение, которого и так осталось совсем ничего. — Ну что?! — отозвалась бета. — Я же свечку им не держала. — Блять! — выдохнул Эрен и сжал переносицу пальцами. Багровая пелена никуда не делась, нет. Она просто схлынула ненадолго, наконец давая мыслить относительно внятно. А отпустит лишь тогда, когда он увидит Леви и поймет, что омега по-прежнему лишь его. — Где дом Смита? — Только не говори, что ты хочешь… — бета недоговорила. — Хочу, — отрезал он. — Эрвин не отпустит его, — пробормотала она. — Леви не вещь. Не сразу до Эрена дошло, что за звуки доносятся до него из маленького динамика, а когда понял, то растерялся. Даже слепое желание драться за своего омегу против всего света отступило на какое-то время. Ханджи ревела. — Эй, — тихо позвал он. — За-забери его, — всхлипнув напоследок, она звучно высморкалась прямо в трубку. Когда дни утратили четкость, обращаясь бесконечным сюром, Леви мог сказать с точностью до секунды. В тот миг, когда дверь больничной палаты хлопнула и вновь разделила его жизнь на «до» и «после». Только он никак не предполагал, что можно вернуться в это безликое «до», оставив за спиной важное. Пожалуй, самое важное, что было. Кто он теперь? Опять всего лишь медленно, но верно угасающий омега, потерявший… Впрочем, уже не суть. Выбор сделан, и оставалось надеяться, что он правильный. Зябко поддернув края растянутого кардигана, Леви перевернул страницу журнала и пробежался взглядом по фотографиям. Статья обещала быть интересной, но оценить никак не получалось. Глаза скользили по строчкам, цеплялись за слова, однако смысл просачивался песком сквозь пальцы и не оседал в смятенном сознании. Леви поморщился и в который раз вернулся в начало абзаца. Из раскрытого окна по-прежнему настойчиво пахло грозой. Озоном и дождем. Так пах Йегер. Забыть оказалось непросто. Невозможно даже. Первые дни и недели были самыми страшными, когда в темноте долгих одиноких ночей Леви сжимался в комок в холодной постели и неотрывно смотрел на широкие прямоугольники окон теперь уже своей спальни в доме Эрвина Смита. Вернуться к себе он просто не мог. По крайней мере, не сейчас, не так сразу. Не туда, где все насквозь пропиталось сводящим с ума запахом альфы. И где ждала почти готовая детская с дурацкими единорогами на стенах. Если бы Леви мог реветь, наверное, было бы легче. Но слезы только жгли глаза и исчезали, так и не пролившись. Черное беспросветное отчаяние и тоска по потерянному ребенку добивали физически нездорового омегу морально. Он почти не спал, а если и проваливался в тревожное забытье, то просыпался через какие-то полчаса в испарине, инстинктивно хватаясь за плоский уже живот. Иногда казалось, что ребенок толкается, и тогда становилось совсем невыносимо. Хотелось выть, срывая голос, но Леви лишь кусал губы и заставлял себя считать удары сердца. Ту-дум. Ту-дум. А потом… Потом он понял, что Йегера тоже не хватает. Катастрофически. Это возникло на уровне подсознания, как первостепенная потребность дышать. Не хватало обволакивающего запаха альфы, его присутствия и теплых ладоней. Не хватало смущенных взглядов, неистовой страсти и шепота в изгиб шеи, уже потом, когда Леви засыпал в его объятиях. Не хватало просто Эрена, с которым было как ни с кем. Естественно и правильно. Потому что он был той каменной стеной, защищавшей омегу от мира, о нет. От самого себя. Жалел ли Леви, что отпустил его? Да. Но ожесточенно выдавливал крохи непонятно откуда вылезшего эгоизма, шептавшего, что лимит чудес и так уже исчерпан. Ведь он знал каково это — найти истинного среди сотен и тысяч, как знал и то, что значит потерять свою пару. И совершенно точно не хотел такой судьбы для Эрена, хоть и помнил сказанное ему однажды, что жизнь гораздо больше истинности. Это было отлично сказано, и Леви верил в эти слова. Но они внезапно обрели совсем иной смысл, когда растерянный альфа, стоя на коленях, шептал, что встретил свою пару. Оттолкнуть оказалось до отвратительного больно, но все же это легче, чем ждать, когда, оставшись из чувства долга, возненавидят. Наверное, легче. Наверное. Сейчас все перегорело. Даже у выворачивающего наизнанку отчаяния есть срок годности. Внутри что-то словно щелкнуло однажды, и стало… Нет, не все равно, а просто пусто. Леви вернулся к работе, правда, еще более холодным, чем прежде, и ушел в нее с головой. Когда-то она уже стала средством от боли и одиночества, и омега прибегнул к этому лекарству вновь. Так что было терпимо. Боялся он только выходных и таких вот пятничных вечеров, которые напоминали другие, словно из иной жизни. Только было тогда все иначе — и ощущения, и желания, и мечты. И пальцы, украдкой ласкающие лодыжку сейчас, тогда тоже были другими. Леви чуть шевельнул ногой, стремясь выскользнуть из ладони Эрвина и упорно продолжая делать вид, что увлечен чтением статьи в журнале. Заводить новый идущий в никуда разговор не хотелось совсем. Поэтому он предпочел не видеть скорбно дрогнувших губ альфы и не слышать приглушенного тяжелого вздоха. Горячие деликатные пальцы с лодыжки исчезли. — Ты обещал, — произнес он бесцветно, когда Смит демонстративно зашуршал газетой. — И я держу обещание, — отозвался альфа, не поворачивая головы. Смит сидел на том же диване, на котором полулежал омега, ступнями почти касаясь крепкого бедра альфы вечным соблазном. Приподнявшись на локтях, Леви сел ровнее, увеличивая расстояние между ними, и для верности подтянул колени к груди. — Тебе не стоит бояться, — произнес Смит с едва заметной горечью в голосе, мельком глянув на омегу. — Я не боюсь, Эрвин, — неохотно ответил Леви. — Ты просто не замечаешь, как шарахаешься от каждого моего прикосновения, — не удержавшись, улыбнулся альфа, но улыбка быстро растаяла в уголках полных губ. — Это не потому, что это ты. Сейчас мне не нужны ничьи прикосновения, и ты это знаешь. — А потом? Леви вскинул на Смита ничего не выражающий взгляд поверх журнала. В последнее время эта тема всплывала все чаще. И не то чтобы Леви злился, нет. Где-то и в чем-то он понимал альфу и, может быть, даже был готов дать ему шанс, но… Из больницы его забирал Смит, и почему-то Леви не удивился, когда понял, что тот везет его к себе. Тогда это стало возможностью не возвращаться в свою разбитую жизнь. И клятвенные заверения старого друга были лишними — Леви и так знал, что Эрвин его пальцем не тронет против воли. Уже гораздо позже пришло осознание, каково самому альфе в такой ситуации. Но Смит не подавал виду, а омега был слишком истощен морально и физически, чтобы решать, казалось бы, несуществующую проблему. Однако время шло, и двусмысленность их существования под одной крышей набирала обороты, иногда вынуждая Леви после работы сразу запираться у себя или безвылазно сидеть в офисе все выходные, лишь бы не сталкиваться со ждущим терпеливым взглядом голубых глаз. А потом начались прикосновения — сначала ненарочитые, вроде вскользь и несерьезно, такие, что можно легко списать на дружеские и просто заботливые. Пока однажды рука Эрвина, помедлив, не скользнула по тонкому запястью омеги вверх, пробираясь под легкий свитер. Леви отшатнулся даже раньше, чем сообразил что бы это могло означать. А отшатнувшись, уже не мог закрывать глаза на происходящее. Как, собственно, и не мог подпустить к себе другого альфу. И пусть Йегер не повязал его, метка, иная, все равно была, и оказалась она гораздо глубже, чем просто под кожей омеги, и вызывала бессознательную панику от мысли быть с кем-то кроме. Леви знал, что рано или поздно сможет перешагнуть этот барьер, что попросту придется, ведь не оставаться же навсегда в одиночестве. И казалось бы, что может быть проще и естественнее, чем уступить человеку, который всегда был рядом и никогда ничего не требовал, а лишь ждал. Но переступить через себя никак не получалось, не помогали даже мысли, что Йегер теперь навсегда потерян. Нечто внутри каменело, стоило только чужим губам коснуться виска любимой, но совсем иной лаской, и запах ладана душил, и холодили губы чужие поцелуи. Совсем не такие, каких хотелось до дрожи. Эрвин не настаивал, ждал. Но иногда, вот как сейчас, что-то заставляло альфу забывать свои обещания и почти что требовать ответа. — Что потом? — переспросил Леви, все еще надеясь уйти от им обоим ненужного разговора. — Сейчас тебе не нужны прикосновения, — терпеливо повторил Эрвин и отложил газету. — А потом? — А чего ты ждешь от меня? — закрыв журнал, устало отозвался Леви. — Любви и ласки? — вышло совсем жестоко. — Возможности сделать тебя счастливым, — пропустив его тон мимо ушей, спокойно возразил альфа. — Не выйдет. На улице громыхнуло с новой силой, и ворвавшийся в полутемную гостиную ветер взметнул тончайшую органзу на окнах. Леви безучастно смотрел, как опадают мерцавшие прозрачные волны, и испытывал дикое, непреодолимое желание заткнуть себе нос, чтобы не чувствовать запаха грозы. Никогда. — Думаешь, он тебя все еще помнит? — спросил Эрвин. Леви вздрогнул и зябко запахнул кардиган, одновременно поджимая пальцы на ногах. — Думаю, мне пора возвращаться, — ответил он, чуть помедлив, и встал с дивана. — К чему возвращаться? — раздалось из полумрака. — К одиночеству в четырех стенах? К посиделкам с Ханджи и бесконечной чреде любовников, после которых тебе наверняка хочется только сдохнуть? — А после тебя, ты уверен, что не захочу? — Леви обернулся и презрительно скривил губы. — Мы можем попробовать, — примирительно возразил Эрвин и коснулся пальцев омеги, погладил тыльную сторону ладони. — Никто не знает тебя лучше меня, Леви. Все твои тайны, страхи… желания… — теперь пальцев касались губы, пересчитывали один за другим, ласкали осторожно, но настойчиво. Леви сглотнул и попробовал выдернуть руку, но Эрвин не позволил и в какой-то момент потянул ближе, усаживая к себе на колени, как ребенка. — Эрвин. — Я не сделаю ничего, что ты не захочешь, — тихо проговорил альфа, невесомо проходясь ладонью по напряженной спине омеги. — Неужели не веришь? Вспомни свою первую течку без Фарлана. Разве я тебя тронул хоть пальцем? — он чуть улыбнулся и ткнулся лбом в теплый висок и жадно вдохнул. — Ты так сумасшедше пах тогда. И потом, для Йегера. А сейчас… совсем ничего. Разве что самую малость… И это очень больно, — он поднес к лицу изящную ладошку и поцеловал. — Я не сказал да, Эрвин, — отозвался Леви. — Так и я все еще жду, — тихо рассмеялся тот, разводя руками. Непонятно откуда навалилась чудовищная усталость вперемешку с привычным уже отчаянием. Ничего не хотелось, совсем. Только заползти куда-нибудь и сдохнуть, но кто же даст. Несчастливый омега, потерявший сначала пару, а потом и свою позднюю любовь. Ущербный омега, неспособный дать жизнь. Кому он нужен. Пара лет, и он угаснет совсем, и не будет даже любовников, хоть как-то отвлекавших от однообразности. А Эрвин был всегда… Словно почувствовав произошедшую перемену, альфа вновь притянул его к себе, осторожно касаясь полными губами холодной скулы. — Ты не пожалеешь, — прошептал он куда-то за ухо. Леви хмыкнул, не удержался. Ласки Эрвина, как ни странно, противны не были, но и не заставляли чувствовать хоть что-то. Не больше, чем очередной любовник. И ничего общего с тем пожаром, что раздувал внутри застенчиво-наглый сопляк с раскосыми глазами. Рука альфы меж тем скользнула под кардиган и футболку, оглаживая выступающие позвонки, а губы спустились на шею, опаляя дыханием ключицы. Но перехватив невольную дрожь омеги и попытку вырваться, Эрвин тут же отстранился. — Еще слишком рано, — Леви удивился, как спокойно и холодно прозвучал его собственный голос — ни сожаления, ни просьбы понять. Просто констатация факта, как было всегда, когда он сажал альф на короткий поводок. — Как скажешь, — покорно согласился Эрвин, и так за сегодняшний вечер получивший больше, чем за двадцать лет. Леви переполз с его колен на диван и снова потянулся за журналом. Невнятная тревога уже не смущала сознание. Ничто уже не смущало. Все чувства куда-то разом ухнули, оставив безликую пустоту. Эрвин — значит, Эрвин. Не имеет значения кто. Раз тот, кто нужен, наверняка уже с другим. — Эрвин? — позвал он вдруг. — Да? — Что будет, когда ты встретишь пару? Самого передернуло от узнавания. Когда-то в другой жизни он задавал этот же вопрос и встретил в ответ открытый, до боли родной взгляд зеленых глаз. Смит в ответ не смотрел. Он привычно ворошил газету, и на волевом лице не дрогнул ни один мускул. — Тебе не стоит беспокоиться, — произнес наконец. — Все в прошлом. — М? — Я уже встретил его, — пояснил альфа, видя вопросительно приподнятую бровь. — Через пару месяцев после нашего с тобой знакомства. Но, как видишь, ничего не вышло. — Почему? — спросил Леви, не желая верить в свою догадку. — Потому что я уже любил другого, — мягко улыбнулся Эрвин, подтверждая. Глядя на тонкое застывшее от неожиданной откровенности лицо омеги, он хотел добавить, что о своем решении не жалел ни разу и не жалеет до сих пор; что вынужденное одиночество лучше, чем жизнь во лжи, себе самому в первую очередь; но мысль прервали низкие переливы дверного звонка. Смит с удивлением глянул на часы над камином, что показывали почти десять, успокаивающе скользнул ладонью по вновь прижавшимся к бедру ступням омеги и легко поднялся на ноги. Открывать самолично двери альфа, конечно же, не привык, для этого у него был мажордом. Как были повар для готовки еды, горничные для уборки особняка в центре города и поддержания порядка, садовники для роскошных кустов роз и жасмина в палисаднике и водители для поездки куда бы ни вздумалось. Только с появлением Леви в его жизни и в доме, порядки пришлось изменить. Омега недолюбливал посторонних, поэтому пребывание прислуги было четко оговорено, и никто из них не показывался в доме после шести вечера. Однако определенное неудобство быстро отошло на второй план, когда Эрвин проникся новой атмосферой своего уединения с Леви по вечерам. Почти интимного уединения. И если приходилось заказывать ужин в ресторане, вместо приготовленного личным поваром, или открывать самому дверь, как сейчас — он не возражал. Главное, что Леви почти сказал ему «да». Когда тяжелая, с кованой вязью витражная дверь распахнулась перед нежданным визитером, Смиту подумалось, что он видит дурной сон. Потому что на ступеньках, среди набирающей силу ранней грозы, стоял Йегер. Засунув руки в карманы, он пару секунд спокойно изучал Эрвина, и в наглых глазах отразилась уверенность, смахивающая на упрямство. — Заблудился? — усмехнулся Смит, застывая в дверях и только догадываясь, во что может вылиться этот неожиданный и поздний визит. — Позовите его, — отрывисто бросил Йегер. — Может, тебя еще и на ужин пригласить? — полные губы расплылись в неживой улыбке. — Позовите… пожалуйста, — явно через силу выдавил тот из себя. — Мне нужно поговорить с ним. Эрвин рассматривал мальчишку застывшим взглядом. Он не испытывал к нему ни ревности, ни злости. Только холодное презрение, тратиться на которое был не намерен. И где-то глубоко, явно в неразумной части, нечто надрывалось, требуя выплюнуть в нахальную физиономию то, что омега предпочел-таки его, Эрвина Смита. Делать этого он, конечно же, не собирался, но пришедшая мысль наполнила удивительным спокойствием и уверенностью, окончательно перемещая соперника в разряд не стоящих внимания недоразумений. — Ты почти сломал его, — произнес он жестко. — И все, что случилось с ним, случилось по твоей вине. И если ты, щенок, думаешь, что после всего я позволю тебе хотя бы просто увидеть его, то сильно ошибаешься. С мрачным удовольствием Эрвин заметил, как вспыхнула ненавистная физиономия напротив, как перекосилась, словно от боли, и как в ответ вызовом зажегся до отвратительного непреклонный взгляд. — И кто вы такой, чтобы решать за него? — губы мальчишки недоверчиво скривились. — Его альфа, — отрезал Смит, хоть это и была не совсем еще правда. Видеть этого самоуверенного щенка настолько очевидно растерянным оказалось неожиданно приятно, так что он даже не удержался, хмыкнул снисходительно. Мелочно, конечно, недостойно, подумалось тут же, но, по сути, между ними уже год шла извечная драка за омегу, где не оставалось места рассудку, только чистые инстинкты. Которые сейчас требовали с позором спустить несостоятельного соперника с лестницы, а еще лучше — на глазах у Леви. Смит глубоко вдохнул, усмиряя зверя внутри, напоминая себе, что не опустится до выяснения отношений на кулаках, тем более этого и не требовалось. Молодой альфа перед ним был не только сражен, но и почти раздавлен. Все эмоции без труда читались на открытой и слишком смазливой физиономии, а в бьющем волнами запахе больше не ощущалось ни уверенности, ни мрачной решимости, только растерянность и недоверие. И боль, пронзительная, безмолвная. — Оставь его в покое, — равнодушно и как-то устало произнес Эрвин, закрывая дверь и справедливо полагая, что разговор окончен. Когда он вернулся в гостиную, Леви, по-прежнему сидевший с журналом, только вопросительно вскинул взгляд. Смит неопределенно дернул плечом, словно показывая, что оно не стоит внимания, и омега, кивнув, вновь уткнулся в так и недочитанную статью. Опустившись на прежнее место, альфа отработанным до автоматизма движением расправил газету. Никаких угрызений совести он не испытывал. А с чего бы, собственно? Последние несколько месяцев он только и делал, что вновь по кускам собирал разбитого омегу. А до этого молча наблюдал, как у него беззастенчиво крали единственное и самое драгоценное, что было. И будь его воля, он шею мальчишке свернул бы за треклятую самоуверенность, стоившую омеге измотанных нервов и вконец убитого здоровья. Так что, да, свернул бы с удовольствием. Жаль только это никак не поможет Леви. Эрвин невольно скользнул рукой по тонким ступням омеги, вновь ткнувшимся в его бедро. — Замерз? — спросил встревоженно, ощутив почти ледяные пальцы под ладонью. — Сейчас растоплю камин, — и поднялся, отходя к зияющей темной пасти. Леви кивнул, отложил задерганный журнал и уставился в стремительно темнеющий провал все еще распахнутого окна. Гроза наконец-то добралась до них, и фиолетовое небо треснуло, озаряясь ломаной вспышкой молнии. Загрохотало отрывисто, звонко, будто кнутом щелкнули несколько раз подряд, и Леви невольно поежился, осознавая, что действительно замерз. Окно бы закрыть и оставить довольно-таки свежий воздух на улице. И запах Йегера вместе с ним. Он еще не готов. Не сегодня. Поэтому Леви нехотя сполз с дивана и шагнул в сторону надутой парусами органзы. — Сиди, я закрою, — обернувшись, сказал Эрвин. — Все равно чай хочу заварить, — отмахнулся Леви, жмурясь от невозможно яркой вспышки за окном. — Ты будешь? — спросил он, почти перекрикивая новый раскат грома, пушечным выстрелом грохнувший совсем над домом так, что жалобно звякнули хрустальные подвески на люстрах и бра. — Буду, — улыбнулся Эрвин, возясь с камином. Леви кивнул, нырнул в мерцающие волны органзы и уже потянулся к латунной ручке на раме, когда первые капли упали на подоконник и резво застучали по кованой ограде палисадника. Почти одновременно вспыхнули фонари, пока еще слабо прорезая светом бушующую непогоду, и взгляд омеги зацепился за чернеющую махину внедорожника у тротуара. Но вовсе не это кольнуло ледяным шипом, а одинокая фигура, сидящая на капоте. Леви вцепился в ручку на оконной раме, тревожно вглядываясь в поникший силуэт сквозь мельтешащие капли дождя и стараясь не обращать внимания на почему-то дрожащие пальцы. В грудной клетке, то частя, то замирая, ворочалось глупое сердце, узнавшее своего альфу прежде, чем скованное отрицанием сознание, которое отмирало медленно и неохотно, путаясь в бесконечных «зачем» и «почему». Рука машинально захлопнула окно в судорожной попытке отгородиться от незваного и, казалось бы, забытого прошлого, застывшего мокнущим под дождем размытым пятном. Возвращаться туда, пусть и на мгновение, Леви был не готов. Совершенно. Только не теперь, когда жизнь едва перестала сливаться в бесконечную серую муть с натужными попытками вынырнуть. Зачем он приехал? Меньше всего хотелось знать ответ, а больше всего — сорваться к нему прямо так, босиком. Удерживал лишь всегда выручавший здравый смысл, и сейчас твердивший, что этого не может быть просто потому, что не может. Леви зажмурился, надеясь непонятно на что. Очевидно, на то, что это всего лишь шутки подсознания, взволнованного первой в этом году грозой и запахом озона, а неприкаянное прошлое на капоте внедорожника — бред и морок. Но, против ожидания, он не рассеялся, не исчез, а отчего-то стал выглядеть еще более реально. И Леви казалось, что видит сквозь пелену дождя смуглую и до боли родную физиономию. — Чего он хотел? Слова царапнули пересохшее горло и повисли в тишине гостиной. Потом за спиной чиркнула каминная спичка — Эрвин всегда и во всем предпочитал классику. — Поговорить, — ответ был ожидаемо лаконичным. — Со мной? — Ну не со мной же, — невеселый смешок. Леви обернулся. Альфа не смотрел на него, он даже стоял вполоборота, тяжело облокотившись на каминную полку и глядя на разгорающийся огонь. Оранжевые отблески играли на вздувшихся желваках. — Пожалуйста, не делай этого, — попросил он, не меняя позы. — Того, что собираешься. — Я собираюсь всего лишь заварить чай, — отозвался Леви и неслышно вышел из гостиной. То, что обувается, на ощупь натягивая на босые ступни ботинки, до него дошло, когда чуть не пропахал носом и чудом удержался на одной ноге. Но хватило ровно секунды, чтобы отбросить все сомнения, все за и против, и вылететь за дверь, в набиравшую силу грозу. Зачем — и сам не знал. Ведь все в прошлом, и теперь у каждого своя жизнь. У Йегера точно. Все, как он хотел — семья с хорошеньким молоденьким омежкой и даже дети. Наверное. Гроза звала его, оглушая раскатами грома, ослепляя неоновыми вспышками молний и пленяя запахом мокрой земли. Тонкий кардиган на плечах промок моментально, крупные капли падали на лоб, срывались с волос и затекали за шиворот, но Леви не чувствовал ни влажности, ни холода. Тело будто онемело, двигаясь по инерции, и он только по привычке плотнее закутался в растянутую кофту, медленно приближаясь к своему прошлому. — Эрен. Казалось, за все время, что они были вместе, он так редко называл альфу по имени, что все разы запросто можно сосчитать по пальцам одной руки. И пацан легко откликался на Йегера, сопляка, гаденыша и паршивца, а вот на своем имени всегда подвисал, зачарованно пялясь в ответ, будто Леви ему в любви признавался, не меньше. Подвис и сейчас. Вздрогнул, обернулся резко и неловко сполз с капота внедорожника. А вот взгляд, устремленный на омегу… взгляд был другой. Потухший, воспаленный. Леви сглотнул. — Эрвин сказал, ты хотел поговорить. Это был не вопрос, но Йегер поспешно кивнул, и получилось так нерешительно, так знакомо, что невольно свело челюсти от узнавания. А еще показалось, что тень скользнула по скуластой физиономии при упоминании Смита, но проще списать увиденное на рябую пелену дождя, ведь ни к чему оно было все — ни игры памяти, ни глухая бессильная ярость, мелькнувшая в раскосых глазах на миг. Пройдено, закрыто. Забыто. Вычеркнуто за ненадобностью. Поэтому они сейчас и стояли друг напротив друга под почти проливным дождем, почти чужие. Почти. — Ну, говори, — поторопил Леви со вздохом и откинул со лба намокшие черные пряди. Альфа медлил и молча кусал губы, смотрел тоскливо покрасневшими глазами, а по смуглым скулам бежали капли. Вот только дождя ли… Стоп, хватит. — Ездишь все-таки, — чтобы хоть как-то нарушить тянущее молчание под потоками воды, Леви повел головой в сторону черной махины. — Езжу, — хрипло отозвался Йегер. — Не ревнуют, стало быть, — криво усмехнулся Леви. Снова знакомое. На этот раз недоуменно нахмуренные брови вразлет, которые сошлись к переносице чуть ли не под прямым углом. И даже руки зачесались по привычке зарядить в лоб, чтобы не морщился. Но вместо этого пришлось только плотнее запахнуть промокший кардиган, пряча руки в относительном тепле. Начало потряхивать. — Кто ревнует? — спросил Йегер осторожно. — Пара твоя, — неопределенно дернул плечом Леви, чувствуя, как почему-то не хватает воздуха. — Нет никого, — спокойно отозвался тот. Сначала Леви показалось, что он ослышался. Или вконец обезумел от одиночества и тоски, и подсознание издевается над ним. Но, нет, непреклонно и лихорадочно горящие глаза пацана были вполне реальны, даже пугающе реальны. — И я за тобой приехал, — произнес Йегер хрипло. Леви невольно вскинулся, недоверчиво глядя на альфу. Что он, нахрен, несет… — Не могу без тебя, понимаешь? Пробовал. Не вышло. Леви… — Эрен, нет. Имя снова сработало, как невидимый строгач, и альфа замер, не сводя с омеги взгляда, полного пронзительной нежности и того, что Леви видеть не желал. — Ты представления не имеешь, от чего пытаешься сбежать, — медленно подбирая слова, заговорил он. — Это твой истинный, единственный во всем свете человек, живущий только для тебя. А ты живешь для него. По пухлым губам скользнула горькая улыбка, и Леви судорожно сглотнул. От очередного узнавания. От тепла, что вдруг переполнило и хлынуло по венам, обдавая странным жаром. От запаха альфы, который внезапно стал густым и тягучим и, казалось бы, был едва различим в буйстве грозы, но не для Леви, легко узнавшего вновь все его оттенки до малейшей ноты. Наверное, от него и повело так, что колени стали ватными, а хлещущий уже без стеснения дождь не мог остудить почему-то пылающую кожу щек. — Я тобой живу. И для тебя. Ты мой истинный. Слова утонули в раскатах грома, шарахнувшего прямо над головами, но не услышать, не понять их было невозможно. — Ждешь, что теперь я брошусь тебе на шею? — хмыкнул Леви, чувствуя, как омега внутри дрожит, готовый вот-вот сорваться. — Так я не принцесса, Йегер, и меня не надо спасать из высокой башни. Живи своей жизнью, а я буду жить своей. — Со Смитом? — нехорошо прищурился пацан. — Тебя это уже не касается, — холодно отрезал Леви. — Уходи. — Уйду, — легко согласился Йегер. — Если убедишь меня, что это действительно то, чего ты хочешь. Потому что… — Эрен, хватит, — Леви устало и как-то обреченно попытался остановить альфу, но тот упрямо наклонил голову. — …потому что под этим долбаным дождем ты стоишь и мокнешь со мной. Со мной, Леви. Не с ним, — и он коротко кивнул в сторону окон Смита. Крыть было нечем. А сохранять невозмутимость становилось все сложнее и сложнее. И дело было даже не столько в том, что Леви пытался обмануть сам себя, сколько в стремительных изменениях, которые происходили с существом омеги прямо сейчас. Внутри пульсировало горячее, мешая дышать и вызывая неудержимую дрожь, прокатываясь сумасшедшей сладостью по измученному одиночеством телу. От близости Йегера, от его запаха покалывало кожу в безумном желании ощутить прикосновения, единственные и необходимые как воздух. Как губы требовали губ, как пальцы мечтали зарыться в густые пряди, притягивая и лаская. Тугой тянущий узел внизу живота лопнул, обдав пьянящим жаром, и до Леви наконец дошло. Течка. Надежды, что истосковавшийся альфа в шаге от него не почует, не было никакой. Да и бежать некуда, не к Смиту же. Все существо протестующе взвыло только при мысли о прикосновении другого, и с пугающей ясностью омега осознал истину — он принадлежит Йегеру. Наглому несносному смущенному Йегеру, чьи зрачки сейчас расширились и крылья носа азартно дрогнули. — Твоего ж папашу в зад, — пробормотал Леви, отступая, и машинально подтянул полы уже бесполезного кардигана. Йегер тут же, как привязанный, шагнул следом, еще даже не осознав до конца произошедшее. — Погоди, — он почти зажал пытающегося выкрутиться омегу у полированного бока внедорожника, нависая и обволакивая своим запахом. — Ты, что… течной? — последнее он выдохнул едва слышно и сглотнул, невольно облизываясь. — Иди к черту, Йегер, — огрызнулся Леви, удерживая альфу режущим взглядом потемневших глаз. И тут же отбил руку, которой тот потянулся коснуться пылающей щеки. — Да постой ты… — нетерпеливо и с несмелой улыбкой прошептал Йегер, перехватывая его руки. — Это же для меня? Ты потек для меня? — он склонился к виску с отчаянно бившейся голубоватой жилкой и жадно вдохнул густой омежий аромат. — Заткнись, — выдохнул Леви, заходясь дрожью от невозможной близости своего альфы. — Для меня… — довольно рыкнул тот. — Да заткнешься ты, нет? — в сладком отчаянии пробормотал Леви, чувствуя прильнувшие к виску горячие губы и руки, осторожно, будто не веря, сжимающие его в объятьях. — Только если поцелуешь, — прошептал Йегер на ухо, прикусывая мочку. Леви невольно выгнулся в его руках, чуть не застонав от такой привычной и любимой ласки. — Где ты, блять, набрался этой пошлости, — выдохнул Леви недовольно, ощущая, как сохнут губы от лихорадочного желания. Тихий смех лег на пылающую кожу, и почему-то все сомнения, если они и оставались, отступили, растаяли, растворившись в запахе грозы и родном тепле рядом. Обманывать сам себя Леви не имел привычки, только напоследок, прежде чем навсегда потеряться в сумасшедшем счастье, с силой сжал в пальцах мокрые волосы Йегера. — Скольких трахал? — спросил хрипло, требовательно глядя в опьяневшие от страсти зеленые глазищи. — А? — растерялся пацан, сквозь морок, застилающий сознание, пытаясь сообразить, о чем говорит омега. — Не тормози, чудовище, — сглотнул Леви и чуть не застонал от досады, когда физиономия напротив непонимающе вытянулась. — Других трахал, говорю? Йегер моргнул пару раз, соображая, а сообразив, улыбнулся совсем как раньше, открыто, заразительно. — Никого не было, — ответил просто. — Ну, поцелуешь уже? И Леви сдался, на этот раз принимая альфу окончательно. Они целовались под дождем, среди бушующей первой грозы, мокрые до нитки, но было плевать. Значение имели только вновь встретившиеся губы и торопливые ласки, нетерпеливые ладони и запахи, наконец сплетавшиеся в один. И сердца бились в унисон, захлестывая восторгом. — До ближайшего отеля? — пробормотал Йегер, прикусывая опухшие губы омеги. — Домой, — ловя дыхание альфы, отозвался Леви. — Отвези меня домой. Ни тот, ни другой так и не заметили в темноте, как едва различимо качнулась штора на окне в гостиной Смита. В салоне было душно. Или не душно, а всего лишь жестоко играла изнывающим телом течка, но Леви чувствовал, как кипит в венах кровь. Подтянув колени к груди и свернувшись клубком на сиденье, он жмурился, когда выкручивало особенно сильно, и жадно вдыхал запах Эрена. Легче, конечно, нихрена не становилось, даже хуже, ведь от феромонов альфы начисто срывало тормоза, но отказать себе в удовольствии не мог — он соскучился. Поэтому и скользил взглядом по сидящему рядом сопляку, мысленно зарываясь пальцами в вымокшие сейчас волосы и ощущая фантомный вкус пухлых губ. Хотелось заползти к нему на колени и оседлать, хотелось всего и сразу или хотя бы просто прикосновения. Из задницы уже практически лило. Каждый спазм в животе заканчивался новой порцией смазки, неумолимо пропитывающей и так мокрые из-за дождя штаны. И как Леви не сжимал бедра, толку было чуть — тело омеги упорно раскрывалось, готовое принять альфу. — Блять, — пробормотал он, закусывая губы в топком приступе возбуждения, чувствуя, как под задницей становится еще мокрее. — Совсем плохо? Он приоткрыл веки и встретился взглядом с Йегером, который на пару секунд оторвался от дороги. Как он продолжал вести машину, было загадкой. Ведь в потемневших от жажды глазах плескалось такое, что Леви едва не заскулил, невольно подаваясь навстречу своему альфе. Одернул себя уже в последний момент, зажмурился и почти до крови закусил дрожащие губы. — Потерпи, немного осталось, — услышал он хриплый голос, подсказавший, что у Йегера тоже есть предел, и тот рушится прямо сейчас. Леви глянул на пролетавший за стеклом мутный от дождя пейзаж. Они, и правда, были уже за городом, так что, да, недолго. А потом на колено легла ладонь, пробивая миллионом возбуждающих импульсов. Податься навстречу, раздвинуть бедра, чтобы пальцы скользнули ниже, тянуло неимоверно, но Леви лишь шумно выдохнул, вцепившись в ремень безопасности. — Либо трахай, либо руку убрал, — содрогаясь в болезненно-сладком желании, огрызнулся он. Ладонь исчезла, и пришедшая ей на смену пустота оказалась невыносимой. — Прости, — виновато отозвался Эрен. — Я думал, тебе так… ну, легче будет… — Думал он, — через силу выдавил Леви, еще крепче сжимаясь в комок. — Все сиденье уделаю. — Уделай, — легко согласился Эрен, и, услышав в его голосе улыбку, Леви фыркнул. — На дорогу смотри. — Сложновато, знаешь ли, — отозвался Эрен, сглатывая. — Когда ты рядом… течной и так одуряюще пахнешь. — Заткнись, Йегер, — выдохнул Леви. — Разговоры отвлекают, — возразил пацан. — Должны вроде как… отвлекать. От картинок в голове. Потому что всю дорогу только и представляю, как вылижу тебя. Там, — добавил он и покраснел. — Блять… ты издеваешься, — пробормотал Леви. Терпение разбилось о пошлый образ перед глазами, о срывающийся голос Эрена и сгустившийся дурманящий запах альфы. Хотелось немедленно, прямо сейчас, до ломоты в костях. Он отстегнул ремень безопасности и изогнулся на сиденье, заводя руку назад. Скользнуть за резинку мягких штанов было делом одной секунды и двух — протиснуться между ягодиц. И резко втолкнуть пальцы в раскрытую мокрую дырку оказалось несложно. Гораздо сложнее оказалось остановиться, когда Йегер выматерился, а машина опасно вильнула на мокром асфальте. — Черт, ты что… — Тормози, — пробормотал Леви, уткнувшись носом в спинку сиденья и дыша прерывисто, через силу. — Мы почти прие… — попытался возразить Эрен. — Останови. Гребаную. Машину. Леви был близок к тихой истерике, когда внедорожник, пролетев еще сотню метров, съехал на обочину и остановился. Тело окончательно вышло из-под контроля, требуя альфу, и течка становилась пыткой. — Давай назад, — сглотнув, приказал Йегеру. — Боже, не тупи, паршивец! — и чуть ли не застонал, видя, что альфа замер в нерешительности. — Леви… — Лезь, я сказал. От злости на промедление хотелось завыть или пнуть Йегера, неуклюже перебиравшегося на просторное заднее сиденье, но вылилась она в жесткий и сокрушительный поцелуй, которым Леви впился в его рот, стоило только оседлать бедра пацана. Он почти забыл, каково это — жадно терзать пухлые губы, прикусывать и оттягивать их, зализывать и просто сминать, отчаянно стремясь стать ближе. И сейчас с упоением вспоминал, пока руки Йегера решительно рвали с него вконец убитые штаны. Их остатки улетели в темноту салона вслед за ботинками, а ладони сжали ягодицы, царапая от нетерпения. Леви зашипел, выгибаясь, когда в него ворвались пальцы, и закусил губы, чтобы позорно не застонать и не кончить немедленно. — Такой мокрый, — пробормотал Йегер куда-то в шею. — За-заткнись, — выдохнул Леви, отчаянно ерзая на пальцах. — Еще, — потребовал хрипло и захлебнулся воздухом, когда внутрь скользнул еще один палец. — Умница, — шепнул, облизнувшись, и резко двинул бедрами. И еще раз. И снова, пока не затрясло в накатывающем вязком удовольствии, которого было катастрофически мало. Их губы снова столкнулись, сражаясь за право доминировать, и Леви заурчал, благодаря, когда альфа уступил, с рыком подчиняясь омеге. Без слов, просто по зову его тела, сейчас источавшего сумасшедший аромат и топившего в феромонах. — Блять, — срывающимся шепотом выдохнул Леви прямо в истерзанные губы Йегера. — Как же меня кроет от тебя, паршивец. — Я так соскучился… — сглотнув, пробормотал Эрен. — Знаю, — отозвался Леви, снова вгрызаясь в рот альфы. Ощущений было столько, что голова шла кругом, и дыхание сбивалось к чертям, заставляя дрожать и задыхаться, но вновь и вновь бросаться в безумие. Тело горело, плавилось, текло, требовало, и Леви не понимал уже, чего в этом горячечном кошмаре больше — тянущей боли или предвкушения. Как рвал пуговицы на джинсах Йегера онемевшими пальцами — не помнил. В памяти остался только рык альфы и собственный стон, и то, как Эрен подобрался весь, дергаясь навстречу, желая схватить и подмять, подчинить своей власти. Но Леви не дал, с силой удерживая его, сжимая бедрами, и намертво вцепился в спинку сиденья, закрывая строптивца в клетке своих рук. — Тш-ш, — зашептал прямо в губы и тут же топя в поцелуе. — Здесь не так много места, если ты не… Только закончить он уже не успел — Йегер нанизал его на свой член одним резким, грубым движением, и мир взорвался к чертовой матери. Не было ни нежности, ни поцелуев. Не было даже возможности привыкнуть, хотя Леви и не нуждался в этом. Едва не кончив от вторжения, он выгнулся и застонал в голос, громко и пошло, сыто. Руки сами сложились вокруг шеи Эрена крест-накрест, а пальцы зарылись в густые пряди, отчаянно цепляясь. И он начал двигаться. Сильно. Больно, с восторгом чувствуя, как его растягивает и распирает лучший в жизни член, заполняя до упора и даже глубже. На пустынной лесной дороге грохотала гроза, и ливень остервенело лупил по крыше внедорожника, стучался в стекла, шипел. Вспышки молний вспарывали густой мрак, выхватывая призрачные силуэты деревьев вокруг и слитые воедино тела на заднем сиденье. И вторя ревущей стихии снаружи, внутри билось, оглушая, древнее, сокровенное, которое жгло нещадно, вскипало к самому горлу, заставляло умирать каждую секунду и рождаться вновь. Дыхание сбивалось, с крика срываясь на всхлипы, и Леви захлебывался, тонул в запахе грозы, в запахе Эрена, в ощущении безоговорочной принадлежности и сходя с ума от их близости. Казалось, он больше не выдержит и просто сгорит прямо тут, сгорит от рук на своем теле, от ощущения альфы, от чувства, которое безжалостно прятал, а сейчас оно прогрызалось наружу, перемалывая в труху все на своем пути. — Эрен… — сорвалось нечаянно. И тут же растаяло, сметенное жадными губами, пряным дыханием и одним на двоих безумием, бившимся в висках, в груди, стекавшим вниз, где затягивалось гигантской пружиной, готовой вот-вот выстрелить. Сильные горячие ладони стиснули бедра, перехватывая инициативу и направляя, и Леви поддался, позволяя натягивать себя резкими глубокими толчками, от которых сотрясалось все тело и хотелось выть последней сукой. И он выл. И царапался, и беспомощно хватал губами ускользающий раскаленный воздух, чувствуя, как вязкие мучительно-сладкие судороги пробивают с головы до пят, а слезы жгут глаза. — Н-не могу больше, — кусая губы и жмурясь, выдохнул Леви. Уже было слишком, и не хватало только завершающей точки, такой же оглушающей, как гром над головами. И их будто смело ударной волной, смыло дождем, бившимся в стекла, напоследок ослепляя молнией в полнеба. Эрен зарычал и рванул его на себя, нанизывая так глубоко, что Леви не выдержал и закричал, выгнулся, упираясь ладонями в крышу салона, сжимаясь от нестерпимого удовольствия с отголосками боли. А в следующую секунду уже впился ногтями в плечи альфы, подтягивая ближе, ощущая его всем существом, так, что больше не осталось никаких преград. Эрен вбивался в него, буквально раздирая грубыми толчками, и Леви уплывал, почти теряя сознание и приходя в себя вновь от болезненных поцелуев. И хотелось кричать, но сил больше не было, и вздохнуть не давало душащее чувство, и получалось только хрипеть, без конца повторяя и повторяя одно-единственное имя. А потом мир рухнул снова, исчезнув в ослепительной вспышке оргазма. Леви выгнуло и затрясло, и безмолвный крик, заметавшись, растворился в темноте, насквозь пропитанной запахом дождя и полыни. Последнее же, что он ощутил, прежде чем бесповоротно сойти с ума, как Эрен кончает в него, ставя ту самую так необходимую точку. И оргазм альфы прошил его, как собственный, возвращая почти забытое всепоглощающее единение с истинным. Словно в тумане Леви чувствовал, как его мышцы сжимаются, удерживая член Эрена; сжимаются до боли и невозможности пошевелиться, запечатывая семя альфы внутри, чтобы омега мог понести. То, что этого не случится, Леви знал, но сейчас так не хотелось думать о своей ущербности, поэтому только вздохнул прерывисто и зарылся носом в каштановые пряди, не в состоянии надышаться Йегером. Гроза, отшумев, уходила, унося проливной дождь и зарницы молний. Отступало и напряжение бешеной случки, оставляя после себя томную усталость и крошечные яркие вспышки удовольствия, время от времени простреливающие пресыщенные тела микрооргазмами. И сколько они так просидели, затерявшись друг в друге, не знал никто. Леви, разомлевший и пресыщенный, льнул к Эрену, почти нежно и сбито дышал ему в ухо, изредка прикусывая мочку. А потом коснулся пальцами подбородка, заставляя посмотреть на себя, и утонул в нефритовых глазах с чудовищно расширившимися зрачками. — Привет, — выдохнул едва слышно. — Привет, — чуть улыбнувшись, отозвался Эрен и прижался своим лбом ко лбу омеги. Потом нежно поцеловал в теплый висок. — Ты пахнешь мечтой, — шепнул тихонько. Леви фыркнул. — Чего? — не понял пацан. — Херовая, по ходу, мечта у тебя, Йегер, — пояснил Леви, прижимаясь крепче и зажмуриваясь от новой волны наслаждения. — Какая есть, — голос альфы дрогнул, когда и его накрыло мимолетной и яркой вспышкой, а потом ткнулся носом во влажную макушку устроившегося на плече омеги. — Прости, — пробормотал, — не хотел я, чтобы все так… ну, случка… чтобы в машине все произошло. — Не сильно отличается от лестницы, поверь мне, — хмыкнул Леви. — Так что забей. Он услышал, как Эрен удрученно вздохнул, и прикусил язык, чтобы не рассмеяться. Удивительное всепоглощающее ощущение затапливало изнутри, и он вдруг со всей отчетливостью осознал, что это, должно быть, и есть то самое счастье. Оно крошечными импульсами покалывало подушечки пальцев и щекотало под солнечным сплетением, заставляя прятать улыбку. И не было ничего правильнее, чем запах Эрена на коже и он сам, рядом, вокруг, внутри, единственный. Истинный. — Повяжи меня, — выдохнул Леви куда-то за ухо Эрену. Он почувствовал, как напряглось тело пацана под ним, как сначала стиснули до скрежета, а потом задрожали сильные родные руки. И как шумно вздохнув, Эрен забыл выдохнуть. — Эй, Йегер, — позвал и выпрямился, рассматривая скуластую и сейчас почти испуганную физиономию. — Ты сдох от счастья или что? — Она… — голос сорвался, и Эрен судорожно сглотнул, выискивая неведомое нечто в лице омеги. — Метка. Пропадет же, — произнес наконец, подозрительно часто моргая. — Значит, поставишь снова, — чуть дернул бровью Леви. — Столько раз, сколько понадобится… Ну так что? — фыркнул насмешливо, видя, что его не от мира сего альфа вот-вот разревется. — Да? Нет? Смотри, ведь могу и переду… Закончить ему опять не дали, потому что Эрен, рыкнув, сгреб его в охапку. И последнее, что запомнил Леви, прежде чем сознание утонуло в причудливой смеси из боли и наслаждения, был треск разошедшегося ворота футболки и зубы альфы на своей шее. Сомкнувшись, они вспороли кожу, а Леви застонал надломленно, осознавая, что больше никогда не покинет рук Эрена. И слова, сорвавшиеся следом, стали почти признанием: — Как же долго я ждал тебя, паршивец.