Истинный

Метка заживала плохо. Она то почти затягивалась, бледнея, то, как сейчас, вскрывалась и беспокоила противной, зудящей на одной ноте болью. И так уже почти два года. Выматывала даже не сама метка — Леви едва обращал на нее внимание — сколько виноватые глаза Эрена, всякий раз смотрящие с отчаянием побитой собаки. И доказывать что-то, объяснять, что он, Леви, счастлив благодаря и вопреки, было бесполезно. Паршивец расцветал на какое-то время, целовал узкие ладошки и шептал всякий бред, а потом опять принимался за старое. Не помогла и Ханджи, которая, сдвинув очки на многоумный лоб и близоруко щурясь, прочитала целую лекцию «для сомневающихся». Отчасти ситуацию улучшил только Карл. Он и Грегори, отец Эрена, приезжали с завидным постоянством, и каждый раз альфе прилетало по лохматому затылку с требованием не нервировать своего омегу дурацкими выдумками. От родительской терапии легчало, но Йегер не был бы Йегером, если бы не продолжал время от времени гнуть свое. Леви кисло усмехнулся, глядя в расчерченное потоками дождя окно домашнего кабинета. Пальцы невольно коснулись зудящей метки, а потом поддернули растянутый ворот мягкого свитера. Было в его жизни и кое-что похуже. Например, неожиданный залет в ту памятную течку после долгой разлуки. Только в этот раз ребенка не стало на втором месяце срока, а собственная боль отступила перед всепоглощающим отчаянием Эрена. Как ни странно, забота о сильном, но таком беспомощном тогда альфе помогла не сойти с ума в очередной раз и притупила страшные мысли. Единственное, чего хотелось, — никогда больше не видеть такой враз помертвевшей родной физиономии и слез в зеленых глазах, что сгинули, так и не пролившись. Леви стал бояться своего организма, который заставлял омегу течь каждый месяц. Безумие и восторг течек сменялись отчаянием и дрожащими руками, вскрывающими очередной тест. Инстинкты опять вопили что есть мочи, как много лет назад, и подарить своему альфе ребенка хотелось чуть больше, чем жить. Но животный, удушливый страх, что опять не доносит, медленно глодал издерганное сознание. И следующая беременность скорее напугала, чем обрадовала. Мелькнула даже мысль не говорить Эрену, подождать, но незаживающая метка связала их крепко и навсегда, и альфа сам почувствовал. Казалось, что, как и Леви, он был напуган. Они не строили больше планов, а просто ждали, с замиранием отсчитывая каждый день в календаре и прислушиваясь к маленькой жизни. Окончательно все рухнуло полгода назад, в тишине кабинета Ханджи. Третья замершая беременность оказалась точкой невозврата, которую Леви преодолеть уже не смог. Вроде все было по-прежнему, но неуловимо стало другим — работа обернулась рутиной, Ханджи выбешивала, а Эрен… Леви передернул плечами и вернулся к кульману. Он никогда не признавался, но Йегер давно стал его частью, задолго до метки, которая лишь завершила то, что началось три года назад. Омега принадлежал своему альфе с их первой течки и нелепой вязки на ступенях лестницы. И пытаясь сопротивляться, лишь глубже увязал. Эрен просочился в каждую пору, впитался под кожу, без него Леви уже не мог себя представить, но… Что-то сломалось, лопнуло, рассыпалось, и никак не желало собираться вновь. Он не подпускал альфу и, ненавидя себя, все чаще сбегал в другую спальню. Он ничего не хотел, и смотреть в зеленые глаза, полные затаенной боли и ожидания, оказалось невыносимо, как невыносимо было разрешить себя коснуться. Все желания будто умерли, вымерзли или отошли куда-то настолько далеко, что не почувствовать. Хотелось тишины и покоя, и возможности забыться, не думать. Только вот Эрен, безропотно сносивший все его заебы, маячил немым укором. Ничего не требуя, не прося, а просто ожидая и по-прежнему целуя ускользающие из своих ладоней безучастные пальцы. Казалось бы, Леви должен был чувствовать себя виноватым перед проявлением такой бесконечной любви, но он не испытывал ровным счетом ничего. И даже слова очкастой, рискнувшей сунуть свой длинный нос в происходящее, мало что поменяли. Не осознавая, омега продолжал наказывать себя за ущербность, малодушно надеясь, что Эрен не выдержит и уйдет. На этот раз навсегда. Леви тупо смотрел на кульман. Работа не шла, и незаконченный чертеж с укором смотрел в ответ. Мысли невольно скатывались к сегодняшней ночи, когда первый за три недели секс обернулся неловкой катастрофой. Эрен был настойчив и нежен, где-то в подсознании с надеждой билась мысль, что, может, все станет по-прежнему, и отказать возбужденному альфе не хватило духу. А стоило, потому что это был полный провал. Тело реагировало на каждую ласку, призывно текло и выгибалось навстречу, но в душе разрастался холод. Леви сдерживал себя, пытался забыться, вдыхая родной запах и терзая пухлые губы своего альфы, раскрывался перед ним и старательно гнал прочь подбиравшуюся истерику. Стоило родиться бетой или вообще не рождаться, чем быть никчемным, ни на что не способным омегой. Он ненавидел себя и свою сущность и захлебывался, не справляясь с отчаянием, зубами раздирая собственные губы в кровь, и желал только сдохнуть. Эрен просто не выдержал. Да и кому понравилось бы трахать трясущееся в истерике бесполезное тело. Леви лишь судорожно сглотнул, когда альфа, так и не кончив, вышел из него и резко соскочил с кровати. Хлопок двери пощечиной обжег оголенные нервы и заставил сжаться в комок среди простыней, смятых свидетельниц неудавшейся попытки. Так Леви и лежал, глотая злые слезы, которые жгли, но не спешили пролиться, и чувствовал, как рвутся внутри невидимые тросы, раньше не дававшие сломаться. То, что Эрен вернулся, он даже не понял сразу, просто почувствовал сначала родной запах, и только потом окружило теплом обнимающих осторожных рук. Йегер не дал рвануться и сбежать, прижал крепче, уткнулся носом в макушку и не проронил ни слова, тихо баюкая дрожащего омегу. Леви хотел сказать что-то, огрызнуться, послать на хер или попросить прощения, но не смог. Челюсти свело так, что он с трудом дышал, цепляясь за ладони альфы покореженными судорогой пальцами. Было страшно. Проснулся он один, сквозь сон помня утром теплые губы на виске и заботливо подоткнутое одеяло. На кухне умопомрачительно пахло свежеприготовленными сырниками, они же горкой лежали на тарелке под стеклянным колпаком. Аппетита не было совсем, как и последнее время, когда еду приходилось буквально заталкивать в себя, лишь бы Йегер не доставал и не слышать, что он похудел и осунулся. Поэтому с любовью приготовленный завтрак без сожалений и свидетелей был сгружен в помойное ведро. Сейчас Леви допивал третью по счету кружку чая, почти не чувствуя вкуса. Сбоку, на столе в кабинете, темнело надкушенное еще пару часов назад яблоко. Работа не шла, мысли вяло копошились внутри черепной коробки, и ощущение, что он рассыпается на куски, становилось все более отчетливым. Что делать с этой навалившейся апатией — Леви не знал. Он даже не знал, хочет ли что-то менять. Единственным, кто хоть как-то беспокоил поплывшее сознание, был Эрен. Его альфа определенно заслуживал нормального омегу и нормальную семью, чего дать Леви был не в состоянии. Но и отпустить уже тоже не мог, и вовсе не потому, что на шее горела незаживающая метка. То, что связало их, было как истинность, но драгоценнее. Принадлежность Эрену он ощущал не только всем омежьим естеством. Это был собственный выбор своего единственного альфы. Дверной звонок низкими переливами вклинился в нерадостные мысли. Леви нервно передернул плечами, пряча нос в высоком вороте, и не сдвинулся с места, продолжая гипнотизировать незаконченные линии своего проекта и грея озябшие пальцы о пузатые бока кружки. У Йегера ключи, видеть же кого-то кроме не было никакого желания. Да и приехать никто не мог. Ханджи только и успевала что звонить и сетовать на необычайный бум рождаемости, который отнимал все время. Видимо, это реально выматывало деятельную бету, потому как сил у нее хватало лишь на все тех же дождевых червей. Леви не огорчался, понимая, что он не конкурент кольчатым, изучающим какие-нибудь основы арифметики ради большой науки. Эрвин же… Эрвин после поспешного бегства омеги почти исчез с радаров. На звонки не отвечал, разве что отписывался односложно на короткие сообщения, которые время от времени отсылал омега. Лично они вообще говорили всего однажды, когда Леви заехал к нему в офис по дороге от Ханджи. Эрвин тогда повел носом и горько усмехнулся, уловив сладкий запах беременного омеги. Разговор не клеился и вышел неприятным, хоть альфа и старался держать себя в руках. — Я никогда ничего не обещал тебе, — возразил тогда Леви, устав от невысказанных обвинений. — Знаю, — спокойно согласился Эрвин. — Просто показалось, что я не заслужил твоего молчаливого побега под покровом ночи. — Я потек тогда, — нехотя отозвался Леви, не желая оправдываться, но чувствуя, что делает именно это. — Йегер не пустил бы меня в твой дом. Смит молчал какое-то время, смотря куда угодно, только не на омегу. Леви, поняв, что альфа сказал все, пожал плечами и уже хотел выйти из кабинета, когда прозвучавшие слова заставили остановиться. — Ты так быстро потерял себя. Он обернулся и недоверчиво приподнял тонкую бровь. — Я не терял себя, — возразил спокойно. — Просто теперь я не один, и жаль, что тебе это не нравится. — Тебе, похоже, тоже, — скривив полные губы в горькой усмешке, Смит кивнул на незаживающую метку. Леви улыбался крайне редко. Кажется, за все тридцать семь лет такие моменты можно было пересчитать по пальцам на руках. И он сам не знал, почему вдруг улыбнулся тогда на эту отчаянную попытку старого друга. По-доброму, чуть снисходительно, как родитель, видящий насквозь все уловки своего чада. — Я выбрал его, Эрвин. Звонок в дверь повторился, еще более настойчивый, чем прежде, и вырвал Леви из воспоминаний, вернув к действительности. Не Ханджи и не Эрвин, стало быть. Последний, вообще, вряд ли пришел бы без спроса в дом другого альфы. Но кем бы ни был незваный гость, уходить он явно не собирался. Леви раздраженно дернул плечом, отставил остывающий чай и нехотя встал. На пороге стоял Карл. От удивления Леви приподнял брови, совершенно не ожидая увидеть своего свекра. Отношения с родителями Эрена, в частности с его папой, конечно, наладились, и все же визит был внезапным. Йегеры никогда не появлялись без предупреждения и поодиночке. Единственное, что приходило в голову — Карлу зачем-то понадобилось увидеть сына, хотя эта срочность тоже была весьма сомнительна. — Эрена нет, — сообщил Леви вместо приветствия, нисколько не заботясь о том, как это выглядело со стороны. Да, они в итоге нашли общий язык, но сейчас — прямо сейчас — играть в приличия не было ни желания, ни сил. — Я знаю, — тихо отозвался Карл. — Я к тебе. Леви поджал губы, неопределенно пожал плечами и наконец отступил от двери, пропуская омегу в дом. Когда-то очень давно, в детстве, он, как и все маленькие омежки, мечтал вырасти и стать таким, как Карл — изящным, грациозным, с легкой чертовщинкой в раскосых глазах. Настоящим омегой, на которого сворачивали головы альфы, а другие омеги, глядя вслед, поджимали губы в показном неодобрении. Но маленький Леви рос, сверстники расцветали, а ему зеркало безжалостно демонстрировало разницу между реальностью и детской глупой мечтой. Мелкий, угловатый, тщедушный, с тяжелым жутковатым взглядом прозрачных глаз и с совершенным отсутствием мягкости и соблазнительных округлостей, которые отличали его пол. Если прибавить к этому крайне сомнительный запах полыни и позднее созревание, то становилось, в принципе, ясно, почему Леви в старшей школе и в университете предпочел секцию борьбы вместо полагающихся омеге теннисных и гимнастических клубов или йоги. Стать как Карл не получилось, зато вышло с завидной легкостью опрокидывать на ринг соперников в два раза больше себя. Так они с Фарланом и познакомились, едва Леви исполнилось восемнадцать. И там же, в спортивном зале, он впервые подпустил к себе альфу, устав от ожидания первой течки. Тогда казалось, истинность смягчит поспешность. Впоследствии, когда безрезультатно оббивались пороги перинатального центра в попытках забеременеть, Леви не раз клял себя за юношеский идиотизм и легкомыслие, но вернуть пропавшее здоровье не получалось. Ханджи, тогда еще просто подающий надежды практикант, участливо скалилась, по-собачьи заглядывала в глаза и говорила верить в их с Фарланом истинность, которая обязательно решит все проблемы. Не решила. А потом страшная, но банальная автокатастрофа навсегда забрала всякую надежду. Так, по крайней мере, казалось, когда любовники один за другим проходили сквозь жизнь Аккермана, не задерживаясь. Казалось ровно до тех пор, пока широкая ладонь наглого паршивца не рванула в сторону заевшую дверь холодильника в супермаркете. И чей младший родитель сейчас, как раз и вызвавший ненужные мысли, с затаенной тревогой и неодобрением всматривался в осунувшееся лицо Леви. — Выглядишь на все свои тридцать восемь, — наконец резюмировал Карл. — Мне тридцать девять, — невольно фыркнул Леви, — значит, не все так херово. — В такие моменты я понимаю, почему Эрен выбрал тебя, — усмехнулся Карл и качнул хорошенькой головкой. — Все равно, — продолжил невозмутимо, — это ненормально для омеги при молодом альфе, — отрезал он, сам выглядящий лет на тридцать от силы. В каштановых густых волосах, собранных в небрежный пучок на затылке, не проглядывало ни единой серебряной нити. Повисшую в комнате тишину можно было резать ножом. Леви отвел очерствевший взгляд и, зябко передернув плечами, сжал губы в тонкую полоску. — Это не повод, слышишь? То, что с вами случилось, — тихо произнес Карл, будто прочитав то, что бродило в душе Аккермана, но никак не могло вскипеть и выплеснуться. — Эрену нужен его омега. — Неужели нажаловался? — с недоверием хмыкнул Леви. — Ему не обязательно… жаловаться, — запнулся на мгновение Карл, но, так и не подобрав нужного слова, повторил за ним. — Молчания вполне достаточно. Леви чуть приподнял брови, но ничего не ответил. Он не совсем понимал, с какой целью явился омега, сейчас рассматривающий его без тени смущения. — Ты похудел, — произнес Карл и направился на кухню. — Совсем не ешь? — раздалось оттуда. — Ем, — нехотя отозвался Леви. — Да? Ну видимо, ты огорчился, потеряв свой завтрак, — услышал он подчеркнуто спокойный голос омеги и следом хлопок крышки мусорного ведра, где в пустом пакете одиноко лежали приготовленные сопляком и выброшенные сырники. Когда Леви зашел на кухню, Карл уже вынырнул из холодильника, изящным движением бедра захлопнул тяжелую дверцу и сгрузил продукты на остров. Чрезвычайная активность свекра утомляла и раздражала, но как остановить процесс, не разругавшись, идей не было. Поэтому, помедлив, Леви просто забрался на высокий барный стул по другую сторону острова и, подперев острый подбородок, уставился на озеро, маячившее за стеклянными дверями. Мерная дробь капель по крыше террасы то тонула в ворчании блендера, то сливалась с резвым стуком ножа по разделочной доске, играя на замученных нервах. Потом на сковороде зашкварчали грибы и потянуло пекущимися блинами. Леви замутило. — Зачем вы здесь? — не выдержал он, резанув Карла взглядом воспаленных глаз. — Поговорить с тобой. — О чем? — О чем захочешь, — отозвался Карл, быстро снимая со сковородки очередной блин и наливая новую порцию теста. — Или о чем боишься, — добавил он, ловко заворачивая начинку в аппетитно подрумяненный кругляш. — Мне не нужен мозгоправ, — отрезал Леви. — Тогда, может, тебе нужен друг? — игнорируя его враждебность, произнес Карл, продолжая превращать блинчики в роллы. Леви невольно усмехнулся, только вот вкупе с безжизненным взглядом это скорее походило на оскал. — С чего вдруг такая перемена? — произнес он, чувствуя, как от усилия не сорваться и не заорать сводит скулы. — Готовых внуков по-прежнему нет и вряд ли предвидится. Карл вскинул на него огромные глазищи, и Леви отчего-то стало не по себе. Может, потому, что были они совсем как у паршивца. — Согласен, заслужил, — отозвался омега и как ни в чем не бывало продолжил свое занятие. — Я, правда, считал, что Эрен мог бы найти для себя кого-то другого. — Моложе, — Леви не спрашивал — утверждал. — Скорее, без целой жизни за плечами, — чуть заметно улыбнулся Карл, но глаза его остались необычайно серьезными. — Но потом я понял, что оно даже к лучшему. Эрену нужна твердая рука, человек, который сделает его сильней. Так вышло, что это ты. Потому что именно с тобой я вижу сына тем самым альфой, которого стремился воспитать. Леви молчал, не зная, что нужно ответить на внезапное откровение свекра и нужно ли в принципе. Привычнее было думать, что Карл его не переносит и просто терпит выбор сына. Оттепель, наступившую в отношениях с ним, Леви объяснял своей беременностью, сначала первой, а потом и последующими. Поэтому странно было видеть омегу у себя в гостях сейчас, после очередной неудачи, и еще страннее оказалось услышать произнесенные слова. — Ешь. Карл аккуратно поставил перед Леви тарелку с выложенными веером свернутыми блинчиками, присыпанными тертым сыром и орегано, соусник и решительно скрестил руки на груди. — Я не голоден, — Леви демонстративно отодвинул тарелку. — Тебе кажется. Приступай. — Меня вывернет. — Значит, поешь снова, — спокойно ответил Карл и потянулся поставить чайник. — Не надейся, что переупрямишь меня, — добавил он с усмешкой, — я даже Эрена обламывал. Леви невольно усмехнулся. Чего скрывать, упрямый сопляк был той еще занозой в жопе Аккермана, и справляться с ним получалось исключительно методом шантажа и постели, только вот свекр очевидно как-то обходился без этого. Так что аргумент пришлось принять и подтянуть к себе отвергнутую тарелку. Скользнувшая и погладившая по плечу рука Карла заставила съежиться. Сначала каждый кусок Леви проталкивал в себя с боем, от насыщенного вкуса тошнило, но омега с глазами паршивца уселся напротив, подперев щеку с идеальным загаром, словно говоря, что никуда не торопится. И Леви не торопился тоже, а появившийся на столе любимый чай, внезапно правильно заваренный, скрасил муки и снизил градус раздражения до минимума. Непривычной была только хрупкая чашка из полупрозрачного фарфора, и она же заставила с удивлением оглянуться, не веря, что такое получилось откопать в их с Йегером доме. Но потом память вернулась — это был подарок Карла. Тогда у Леви только закончилась течка, та самая, первая после долгой разлуки, и шею саднило свежепоставленной меткой. В доме нестерпимо пахло отбушевавшим гоном и еще не успокоившимися феромонами, и никак не получалось понять, что же заставляет сопляка звать родителей вот прямо сейчас. Но, как всегда, Леви уступил, совершенно беспомощный под мягкой дурашливой настойчивостью, с которой альфа целовал его ступни и выпрашивал разрешения. Паршивцу это важно? На здоровье, с Аккермана не убудет. В памяти с того визита остался старший Йегер, шумно и совершенно не стесняясь принюхавшийся и одобрительно хлопнувший сына по плечу, и удивительно лояльный Карл. И этот сервиз цвета слоновой кости. Задумавшись, Леви не заметил, как под одобрительным взглядом таких знакомых глаз съел все, что было на тарелке. И почему-то тошнить перестало. — Вот и умница, — мягко улыбнулся Карл, забирая опустевшую посуду и сгружая ее в мойку. — Пообещай, что начнешь есть хотя бы ради себя. Леви хмыкнул на просьбу, но явно родительское обращение резануло тупым ножом, задев что-то внутри, то, что всю жизнь было похоронено под толстым слоем одиночества и цинизма. И как, оказывается, немного надо, чтобы всколыхнуть ил на самом дне детских воспоминаний, когда папа еще был рядом, а его длинные шелковистые волосы пахли ветивером. — Леви. Он вскинул глаза. — Пожалуйста, — тихо попросил Карл, покусывая губы в странной нерешительности. — Не наказывай себя еще больше. В ваших… неудачах нет твоей вины. Это жизнь, Леви, и… Выслушивать омегу не было ни сил, ни желания. Встать и уйти — это все, что Леви мог сделать. И сделал, укрывшись от свекра в дальнем углу гостиной и забравшись на широкий низкий подоконник. С двух сторон его теперь окружали книги, с третьей — холодное стекло с потоками дождя, преломлявшими желто-серый болезненный день за окном. Как нельзя кстати. Внутри было так же уныло, стыло и тревожно. Съеденное вдруг встало комом в горле, но усилием воли Леви подавил рвотный соблазн. Почему-то — но точно не под влиянием речей Карла — подумалось, что загоняет себя. Правда, начать есть — это малая толика того, что навалилось. Прийти в форму, по сути, как нехрен делать, другой вопрос как быть с прописавшейся внутри апатией, граничащей с депрессией. Еще одна ночь, подобная сегодняшней, и его омегу будет не собрать никогда — сожрет сам себя. Уже сжирал. Запах лимонной вербены осторожно вклинился в укромное пространство, а следом мелодично звякнул ложками и чашками поднос, поставленный на кофейный столик — Карл явно не собирался оставлять в покое омегу своего сына. Леви думал огрызнуться, закатить глаза или отпустить язвительное замечание, но было абсолютно плевать. Хочет торчать рядом — пусть торчит, разрушать себя можно и в его присутствии… Однако не получалось. Безразличные уставшие мысли не наматывали бесцельно круги в пульсирующей болью черепной коробке, а выстраивались ровными рядами, зудели, заставляли думать. Жаль только, оправдать себя не выходило. Леви не заметил, как кусал губы, вспоминая каждое «не сегодня», безразлично брошенное в лицо Эрену, каждую ласку, которую обрывал на середине, каждое «оставь меня в покое». Кажется, ненавидеть себя еще больше было невозможно. Ведь это его альфа, его позднее счастье. От осознания собственной принадлежности паршивцу перехватывало дыхание. До сих пор. Оно же приносило ту самую муку, что было ни выдрать, ни вычеркнуть, которая сейчас вдруг вылилась в слова, глухие, отчаянные, и заткнуть их не получилось. — Не знаю, на сколько еще попыток меня хватит, — глухо, сквозь спазмы в горле, проговорил Леви, готовый за идиотскую откровенность надавать себе по роже. — На сколько нужно, — тихо отозвался Карл. — И не говори, что не сможешь. Леви хмыкнул, обхватывая себя руками. Выходит, свекр знал его лучше, чем казалось. — Это больно, — произнес наконец. — Особенно Эрену. Каждый раз. Свою боль я пережил бы, — он скривил губы в жуткой усмешке, — но его… его боль ослепляет. — Ты для него важнее семьи, истинности и даже жизни, — еле заметно улыбнулся Карл и вздохнул. — Послушай, может, стоит немного отпустить эту ситуацию? Уехать на острова и просто побыть друг с другом? Леви сморгнул непонятную резь в глазах, потянулся и подхватил с подноса пока еще горячий чай. Отхлебнул немного, грея пальцы о хрупкий фарфор. Почему-то выговариваться свекру было просто, проще, чем Смиту, Ханджи и даже Эрену. Наверное, он умел молчать. А может, дело было во взгляде — очень похоже Карл смотрел на сына, и похожесть эта невольно подкупала. — Какая нахрен разница, — дернул плечом Леви, отбрасывая возникшее ощущение. — Я рассыпаюсь на части, и чем поможет гребаная география, если собственный организм пугает до одури. — У тебя проблемы с течками? — хмурясь, осторожно спросил Карл. Леви ненавидел эти омежьи разговоры, которые велись исключительно полушепотом, исключительно иносказаниями и прикрыв рот ладошкой. Единственным человеком, с которым он соглашался обсуждать свою сущность, была Ханджи, и то потому, что деваться некуда. — Нет у меня проблем с течками, — он поморщился и цинично добавил: — Теку, как сука, каждый месяц. Карл подавился воздухом и потянулся за чашкой, пытаясь скрыть смущение за тонкими фарфоровыми стенками. А Леви, как всегда, даже не заметил. Только цыкнул с досадой своим мыслям и продолжал глядеть куда-то в темнеющую дождливо-молочную муть над озером. — А я ведь наивно думал, что вся эта омежья херня удачно закончилась, — произнес он сквозь зубы и невесело усмехнулся. — Когда с Эреном встретился, то дальше постели не думал. Что еще такому, как он, может быть нужно от такого, как я. Но чертов засранец смешал все карты, — он скривил губы и глянул на весело прищурившегося Карла. — Без обид. — Поверь, я лишен иллюзий и знаю, какой занозой в заднице может быть мой сын, — спокойно заметил Карл. — Именно, — кивнул Леви, вновь отворачиваясь к окну. — Но он заставил поверить. Захотеть всего того, чего он хотел. И хрен бы с тем, что иногда казалось, что предаю свою пару. Фарлана больше не было рядом, а Эрен был, и каждый день с этим паршивцем стоил того. А потом… потом нас вдруг стало трое… — горло перехватило, и Леви замолчал, застывая обманчиво хрупкой статуэткой. — Я всегда знал, что не смогу, — произнес он наконец, — поэтому даже не надеялся, не думал… Но так хотел, чтобы наш сын родился. — Не представляю, как такое можно пережить, — отозвался Карл на пугающую откровенность. — Это же как… как… — Как часть сердца потерять, — закончил за него Леви. Он, и правда, терял. И хоронил себя с каждой неудавшейся попыткой родить. Терпел, находил в себе силы и снова надеялся, но в последний раз как будто что-то надорвалось, расстроилось внутри бесповоротно. И подняться сейчас не получалось, да и желания не было. — Ты должен начать снова жить, слышишь? — тихо, но настойчиво нарушил гнетущую тишину Карл. — Себе должен. Леви дернул плечом и, потянувшись, отставил опустевшую чашку. — Что-то не выходит, — хмыкнул он. — Выйдет рано или поздно, — возразил Карл и неожиданно улыбнулся. — Знаешь, что сказал Эрен, когда я еще не был с тобой знаком? «Па, он пахнет полынью». Наверное, уже тогда стоило понять, что бороться бесполезно. Как и с его любимыми зарослями в глубине сада. Я эту чертову поляну чем только не пробовал извести, — омега удовлетворенно хмыкнул какой-то своей мысли. — Полынь все равно прорастала и становилась только гуще, пока я не плюнул на это. А Эрен был счастлив, ведь он просто обожал ее. — И какая мораль у истории? — подал голос Леви. — Такая, что ты как та полынь, — с готовностью ответил Карл. — Жизнь ломает, а ты только сильнее становишься. — Откуда вам знать? — Леви не удержался от сарказма. — Оттуда, что я это вижу, — спокойно произнес Карл. — Разве что не понимаю, зачем изводишь себя. — Эрену нужна семья, — бесцветно возразил Леви. — И именно поэтому на тебе его метка. Леви невольно потянулся к зудящей больше обычного отметине, но отдернул руку на полпути, словно запрещая себе касаться ее. — Не заживает? На вопрос свекра он едва качнул головой. — И не заживет, пока будешь дурью маяться, — хмыкнул тот. — Знаешь, почему у истинных пар самые красивые метки? — Потому что нет сомнений. — И тебе пора от своих избавиться, — заметил Карл и, подхватив поднос, легко поднялся на ноги. — Сделаю-ка еще чаю, — добавил он, но вместо того, чтобы пойти на кухню, оказался рядом с Леви и легонько сжал его плечо. — Ты для Эрена смысл и причина, помни. Позволь ему сделать тебя счастливым. Резкий ответ был готов сорваться, но Карл уже ушел, а еще через несколько мгновений до сжавшегося на подоконнике Леви донесся едва различимый отсюда шум — омега вовсю хозяйничал на его кухне. Непонятно почему, но, казалось бы, естественного раздражения не ощущалось. Было странно, но не более. И потом, Карл до дрожи напоминал своего сына, разве что в Эрене вместо безапелляционной уверенности родителя пышным цветом цвело неконтролируемое стремление угодить своему омеге. При мысли об альфе Леви дернул плечом и поглубже занырнул носом в высокий ворот свитера. Иногда, когда захлестывало глухой истерикой, как сейчас, он ненавидел Эрена за бесконечное терпение и молчаливое понимание, за заботу, рвущую душу на сотню частей. Было бы проще оттолкни он, накричи, принуди силой. Измени, в конце концов, а не вот это вот, не одинокая дрочка, чтобы потом обнимать трясущийся кусок дерьма, которым Леви себя ощущал — ни родить своему альфе не может, ни ноги толком раздвинуть. Испытание немой любовью оказалось чересчур для истерзанной психики. — Пойдем. Это вернулся Карл и чего-то ждал, смотря на омегу с пронзительным чувством, неподдававшимся определению. — Куда. Даже не вопрос, просто слово, потому что было плевать. — В гостиную, — терпеливо пояснил тот, как маленькому. — Я затопил камин, ты продрог совсем. Надо согреться. Леви скривил искусанные губы. — Вам больше нечем заняться, кроме как доставать меня? — спросил он. — Ты ошибаешься, если думаешь, что я брошу тебя в таком состоянии. — Может, просто надо оставить меня в покое? — Или заткнуться и пойти со мной. Слова омеги заставили усмехнуться и нехотя подняться. В гостиной, и правда, было гораздо теплее, и Леви только сейчас осознал, насколько замерз. Он с ногами забрался в ближнее к камину кресло, вновь прячась в ворот свитера, но Карл не дал отгородиться. Вручив очередную чашку с чаем, он, совсем как очкастая, уселся на широкий подлокотник и выудил из кармана узких джинсов телефон. Леви было дернулся, чтобы встать, но тонкая рука, безапелляционно сжавшая запястье, оказалась на удивление сильной. Привлекая к себе внимание, на изящном пальце маслянисто сверкнул крупный бриллиант в старинной оправе. — Семейная реликвия Йегеров, — пояснил Карл, заметивший невольный интерес. — Надеюсь, однажды и ты наденешь его. — Мистер Йегер, зачем все… — Карл, — перебил его омега. — Я уже сказал, сожалею, что был неправ на твой счет. И я умею признавать ошибки. Друзьями мы, может, и не станем, но если хоть чем-то можно помочь омеге собственного сына — я сделаю это. — А я нуждаюсь в помощи? — не вытерпев, огрызнулся Леви. — Ты мне скажи, — спокойно парировал Карл и хотел было коснуться глянцево блестящих рваных прядей, но Леви шарахнулся в сторону. — Ладно, не суть, — чуть улыбнулся свекр и придвинулся ближе. — Смотри! С экрана ухмылялась довольная и чумазая физиономия маленького Эрена. Те же широкие скулы, те же упрямый подбородок и глазюки — огромные, зеленущие нереально, сверкали на перемазанной мордочке альфы. Уже с тех пор растрепанные непослушные волосы украшал ком глины ровно на макушке, но младшего Йегера это мало трогало. У Леви вообще появилось ощущение, что мальчишка не подозревал о своей «короне». На фотографии ему было не больше десяти лет. — В футбол с соседскими пацанами играл, — с улыбкой пояснил Карл. — Явился грязный как черт, коленки разбиты, в волосах глина. Я смеялся тогда до слез, а Грегори вот решил увековечить, — с нотками родительской гордости закончил омега и мягко сунул телефон в безвольные пальцы Леви. — Там еще есть, листай дальше. И Леви листал. Фотографий было много. Перед глазами оживало детство Эрена — первый велосипед, бездомный рыжий котенок в расцарапанных руках, потом уже упитанный наглый котяра поверх учебников, а до этого — насупленные от усердия брови, когда совсем мелкий Эрен пытался справиться со шнурками на ботиночках. Видеть своего альфу таким маленьким, но уже самостоятельным и упорным было удивительно и непередаваемо. — Он захотел непременно сам, — тепло улыбнулся Карл, глядя на последний снимок. — Возился чуть ли не час, навертел что-то совершенно чудовищное, но исправить мне не дал. Ходил так целый день, спотыкался: оно все развязывалось — он снова крутил свои узлы, но зато гордый. Упрямым был с самого детства, — покачал головой омега и, помолчав, добавил: — Мы в парк тогда ездили, на карусели. — Колесо обозрения, — невольно пробормотал Леви. — Оно самое, любимое, — оживился Карл. — Откуда знаешь? — Он потащил меня туда на первое свидание, — ответил Леви, вспоминая стылый желто-серый день, вкусный чай на морозе, плюшевого Кракена и горячие ладони Эрена, осторожно растиравшие его озябшие пальцы. А потом вздрогнул, сообразив, что прошло уже три года. — Вот оболтус, — усмехнулся Карл. — Было неплохо, — отозвался Леви, продолжая листать фотографии в телефоне свекра. — И он был такой счастливый. Я даже не стал говорить, что боюсь высоты… Неужели вы все это помните? — спросил без перехода, просто указывая на экран. — Каждый день, — кивнул Карл, — как Эрен первый раз пополз, как пошел, первый день в школе, первый гон. Первого омежку… Знаешь, я всегда хотел сына-альфу, и как его назову выбрал, еще когда в школе учился, — он улыбнулся, явно что-то вспоминая. В гостиной на какое-то время повисла тишина. Было только слышно, как потрескивают поленья в камине и шумит на веранде не на шутку разошедшийся ливень. — Ноа, — еле слышно проговорил Леви, нарушая тишину. — Я просто знал, что он Ноа. — Красивое имя. Леви не ответил. Пустота в душе никуда не делась, но словно отошла на второй план. Наверное, ему, и правда, не хватало рядом того, кто сможет понять — папы не стало слишком рано, а омег-друзей никогда не водилось. Так что насильная дружба Карла оказалась неожиданно кстати. Он сам не заметил, как начал говорить. Про Фарлана и про истинность, сыгравшую злую шутку. Про одиночество и Эрена, сумевшего растопить отчуждение и неверие. Про бесплодие и отчаянные попытки подарить своему альфе нормальную семью. Накопленное годами, оно сейчас выплескивалось все неудержимым потоком. И если внешне Леви оставался холоден и безучастен, внутри его рвало на части бессилием и рухнувшими надеждами. — Все, что я понял, что не могу без него. И с ним не могу, — наконец, еле слышно выдавил из себя Леви, сжимаясь в комок. — Он не должен гробить свою жизнь на бесполезный… — Тш-ш, не смей так говорить, — внезапно остановил его Карл и подался вперед, с тревогой пытаясь рассмотреть бледное изможденное лицо напротив. — Он тебя выбрал, понимаешь? Вопреки всему. И никогда не оставит. — Мне не нужна жалость, — огрызнулся Леви. — По-моему, это любовь, — спокойно возразил Карл. — Самая обыкновенная любовь, оказавшаяся сильнее даже истинности. Леви фыркнул и уставился на пляшущее в камине пламя. — Я уже говорил, но повторюсь, — вздохнул Карл, — ты сам себя загоняешь. Я понимаю твою боль, правда, понимаю… И отчаяние тоже, но просто… просто позволь Эрену быть рядом. Просто живи, а там уж как сложится, — с этими словами Карл поднялся и подхватил поднос с опустевшими чашками и чайником. — Пойдем-ка на кухню. Приготовлю что-нибудь вам по-быстрому и поеду уже, чтобы не мешаться, — он заговорщицки подмигнул и вдруг приобнял Леви за плечи. — Эрен очень сильно любит тебя, слышишь? Леви не успел ни отстраниться, ни даже осознать этого простого родительского жеста, а Карл, ловко балансируя подносом, уже скрылся за перегородками. Может, он и прав, подумалось. И сдаваться не стоит. Но ведь Леви не врал, когда говорил, что не знает, сколько еще сможет пережить безуспешных попыток. Иногда казалось, что сотни, а иногда понимал, что не вынесет и одну-единственную, очередную. И все же другой омега смог задеть что-то внутри Аккермана, какие-то неизвестные до этого струны, и стылое безразличие отступило немного, позволяя дышать. Карл, лениво помешивая лопаткой томящееся на плите рагу, рассказывал очередную историю про маленького Эрена, когда Леви учуял своего альфу и вздрогнул. — Ну что сидишь? — ласково улыбнулся Карл, стоило донестись тихому хлопку двери. И добавил: — Иди встречай. Леви не хотел встречать. Едва устоявшееся хлипкое подобие умиротворения могло запросто не выдержать, но провоцировать очередной душеспасительный разговор не хотелось еще больше. Поэтому, проглотив возражения, он сполз с высокого барного стула и вышел в гостиную. Из темного коридора доносились какие-то стук и копошения, так что Леви, устав ждать, прислонился плечом к перегородке и, поддернув ворот свитера, скрестил руки на груди, справедливо полагая, что когда-нибудь эта бесконечная возня закончится. Возникший на пороге гостиной Йегер принес с собой холодный влажный воздух и запах дождя, такой родной и любимый, что внутренний омега сжался — в эти моменты к альфе тянуло отчаянно, безрассудно, но ровно до тех пор, пока привычная апатия не брала верх, наваливаясь бетонной плитой. И становилось все равно, насколько сильно он задевает Эрена своим безразличием, как было все равно и, в общем-то, плевать на то, что произошло сегодня в спальне. Но чертов альфа был непрошибаем. Вот и сейчас он как-то оказался рядом, шагнул еще ближе, укутывая своим запахом, успокаивая, даря чувство защиты. Ладони аккуратно легли на узкие бедра, огладили и чуть потянули на себя, не заявляя права, а просто подчеркивая принадлежность. И несмело, словно прося разрешения, Эрен дурашливо ткнулся лохматой головой в висок омеги. Потерся, ластясь, и коснулся губами быстро-быстро бьющейся жилки. Наверное, во всем была виновата эта дурацкая привычка альфы, от которой всегда хотелось сдохнуть счастливым. Или Карл со своими историями и фотографиями. Но Леви просто не вынес всепоглощающей нежности и ткнулся в ответ, как-то совсем по-кошачьи выпрашивая ласку. — Ненавижу тебя, Йегер, — выдохнул едва слышно, уже оказываясь в родных объятьях, но по-прежнему упрямо сжимая губы в тонкую полоску. — Я согласен, — усмехнулся альфа в темноволосую макушку. — Главное, продолжай ненавидеть меня именно так. Леви не ответил, боясь поверить, что напряжение, в котором он жил последнее время, наконец-то оставляет измученное тело и сознание. — Я боялся, — уютно сопя, прошептал Эрен в маленькое аккуратное ухо. — Чего? — Подумал, что больше не нужен тебе. — Херово у тебя выходит думать, Йегер, — отозвался Леви. — Это точно, — покладисто согласился неунывающий альфа и снова чмокнул пару в висок. — Обещай, что не будешь ругаться, — вдруг попросил он. — Из-за того, что ты балбес? — хмыкнул Леви. — Не переживай, я привык. Эрен рассмеялся. — Я не про это, — пояснил, улыбаясь, и положил подбородок на макушку омеги. — У меня для тебя… сюрприз, — он едва заметно запнулся, будто подбирая слово. — Что ты натворил, паршивец? — дернулся было Леви в сильных руках. — Ничего, — немного нервно хмыкнул Эрен и осторожно отстранил его от себя. — Просто он… ну, необычный и… я надеюсь, ты примешь… Леви ненавидел сюрпризы. И скептически вздернул тонкую бровь, прикидывая, чем решил удивить альфа, и наблюдая, как тот направился через гостиную и скрылся в темной прихожей. Снова послышалась какая-то возня, и вдруг накрыло ощущением чего-то необратимого, и он не смог сдержать дрожь, расслышав приглушенный голос Ханджи. — Очкастая? — недоверчиво позвал Леви, одновременно испытывая непонятную тревогу и странное облегчение, но первого все равно было больше. — Ты приволок очкастую в качестве сюрприза? — Не совсем! — раздалось из прихожей голосом заклятой подруги. — У тебя не только с причинно-следственными связями беда, Йегер, но и с фантазией. Хреновый сюрприз, если так-то, — не удержался не поддеть Леви. — Эй! — возмутилась по-прежнему невидимая Ханджи. — Я, между прочим, все слышу! — она снова перешла на шепот, заставляя почуять неладное. — Ты только не волнуйся там, идет? — раздалось громогласное. — Все будет хорошо! — Чего-то уже засомневался, — протянул Леви. — Давай, засранец, я теряю терпение. В дверях наконец-то показался Эрен с горящими непонятным восторгом глазами и немного виноватой улыбкой. — Мне прямо сейчас в обморок падать или подождать пару секунд? — поинтересовался омега, все еще не наблюдая обещанного сюрприза. — Тут… тут кое-кто хочет с тобой познакомиться, — запнувшись, проговорил Эрен и, на ощупь пошарив рукой в темноте прихожей, вытянул на свет… Рядом с альфой то ли смущенно, то ли испуганно жался к его ногам мальчишка лет пяти. Взгляд омеги растерянно остановился на смуглой хорошенькой мордашке, на детских пухлых щечках и закушенных в волнении губах. Маленький, щупленький альфочка, сейчас явно напуганный, отчаянно пытался скрыть это. Одет он был опрятно, но очень скромно, а маленькие ботинки, выглядывавшие из-под несколько раз подвернутых штанишек, определенно знавали лучшие времена. — Это Ноа, — как из другого измерения донесся голос альфы, и Леви увидел, как тот, взяв ребенка за руку, делает несколько шагов навстречу. — Ноа, это Леви. Поздоровайся с ним, — Эрен ободряюще улыбнулся малышу. — Здравствуйте, — смущенно проговорил мальчик, смотря на омегу исподлобья. Ноа. Леви показалось, что в мире резко закончился весь воздух, иначе с чего вдруг попытка вдохнуть обернулась провалом. Он сглотнул, ощущая, как горят легкие и немеет в груди, где, буксуя, обливалось кровью безжалостно пробитое сердце. Все никак не получалось отвести глаз от ребенка. Эрен попытался было взять омегу за руку, переплести по привычке их пальцы, но вмиг похолодевшая ладонь выскользнула. — Знаешь, ему очень нужен дом, — сквозь шум в голове едва расслышал Леви и увидел, как улыбнулся Эрен. — И любовь родителей. И я подумал… Леви попросту не выдержал. Еле устояв на одеревеневших ногах, отступил, развернулся и ушел, разве что не налетая на мебель и углы и не спотыкаясь на ступенях лестницы. Перед поплывшим воспаленным взглядом мелькнуло побледневшее застывшее лицо Карла, показавшегося с кухни — как давно он так стоял? — и грубоватая физиономия Ханджи с нелепо раскрытым лягушачьим ртом. Криво сидящие на длинном носу очки поблескивали. Эрен, совершенно опешивший, невольно оглянулся на подругу, но растерянный взгляд по дороге замер на тонкой фигурке Карла. — Па?.. А ты что здесь… — он осекся, будто передумав, и нахмурился, глядя на верхнюю площадку лестницы. Все, кто был в гостиной, отчетливо расслышали хлопнувшую дверь. — Впрочем, неважно. В следующую секунду его внимание отвлекли маленькие ручки, несмело потянувшие за полу пиджака. Мгновенно сменив выражение лица, он ободряюще улыбнулся цепляющемуся за него Ноа и подхватил его на руки. — Не пугайся, малыш, все хорошо. Говорил Эрен бодро и уверенно, наплевав на скребущихся под солнечным сплетением крыс, и потрепал мальчика по голове. Однако настороженный взгляд детских серых глаз дал понять, что тот не очень-то и поверил. — Я не понравился Леви, да? — тихо-тихо спросил он, серьезно глядя на взрослого альфу. — Ну что ты, — поспешил разуверить его Эрен, — конечно, ты ему понравился! Разве может не понравиться такой замечательный альфочка? — Папе же я не понравился, — возразил Ноа и с убийственной логикой добавил: — Поэтому он оставил меня в приюте. Ханджи ахнула и полезла в карман за платком. Эрен же прищурился. — Кто тебе сказал? — спросил он. — Мальчики в приюте. Они говорят, что мы все там никому не нравимся. — Какой ужас, — выдохнула Ханджи, сморкаясь с трубным звуком. — Не слушай их, — неодобрительно глянув на нее, поправил ребенка Эрен. — Они злые и глупые. Ты очень понравился Леви, просто… — он запнулся, ища нужное слово, — просто ему сейчас нездоровится. — Он болеет? — Да, малыш, — Эрен не удержался от вздоха. — Но скоро он поправится, и мы все вместе сходим в парк, на колесо обозрения. Тебе нравится колесо обозрения? — Не знаю, — альфочка чуть пожал плечами. — А что это? — Это… такая большая-большая карусель, — попытался объяснить Эрен, изо всех сил стараясь отвлечь внимание от горестно всхлипывающей Ханджи. — И оттуда видно далеко-далеко! А еще в парке есть пони, и на них можно покататься. — Это лошадки? — оживился Ноа. — Я люблю лошадок! Я видел их в книжке, которую ты приносил, они красивые. — Да, малыш, — улыбнулся Эрен и чуть крепче сжал ребенка в объятьях. — А еще… — Ну нет, довольно, будет еще время помечтать, — мягко перебил сына Карл, подходя к ним и с интересом разглядывая альфочку. — Привет, я Карл, папа Эрена. Ты, наверное, устал и хочешь кушать? Ноа несмело кивнул. — Отлично! Я как раз приготовил ужин. Поешь со мной? — А тетя Ханджи? — Ноа обернулся на всхлипывающую бету. — И тетя Ханджи, конечно же, с нами, — улыбнулся Карл. — Только сначала вы с ней сходите вымоете руки, договорились? Ребенок кивнул и, как только Эрен спустил его на пол, резво потопал к бете. Стоило им выйти из гостиной, как улыбка сползла с красивого лица омеги, а изящная рука отвесила неожиданно тяжелый подзатыльник. — Эрен Йегер, какого черта ты творишь? — тихо, но выразительно прошипел Карл, недобро сверкая глазами и стремясь разглядеть ответ на растерянной физиономии сына. — Твой омега изо всех сил пытается не сойти с ума, а что делаешь ты? Притаскиваешь в дом маленького ребенка. Это удар в спину, Эрен!.. Боже, чем ты только думал?! Вы… вы хоть обсуждали возможность усыновления?! — Нет, но я был уверен, что это поможет, — потерянно пробормотал Эрен, кусая губы. — Правда, уверен! Что ребенок… что Леви очнется… — оправдаться не получалось. — Так бы и убил, — дернул подбородком Карл. — Это же не игрушка, которую можно выкинуть на помойку, если Леви его не примет! — Хватит нотаций, па, — устало осадил альфа, с тревогой поглядывая на верхнюю площадку лестницы. — Уверен? — скептически хмыкнул Карл. — Леви очень сильный, — вместо ответа произнес Эрен, ослабляя галстук. — И вместе мы справимся. Он обязательно полюбит Ноа. — Господи, так ты же не знаешь, — вдруг сообразил Карл и, закусив губы, посмотрел на него с необъяснимой жалостью. — Чего? — насторожился Эрен. — Леви хотел так назвать вашего сына, — проронил омега. — Ноа. Он не говорил тебе, да? Иногда казалось, что ужас того дня навсегда оставлен в прошлом, но время от времени он всплывал, и чаще всего внезапно. Потерять за один день омегу и ребенка оказалось страшно и невыносимо. Почти так же, как сейчас узнать, что у нерожденного сына было имя. Эрен тяжело опустился на кофейный столик и машинально дернул и так ослабленный галстук, но воздуха не хватало по-прежнему. Про пятилетнего альфочку, от которого отказались при рождении, Ханджи впервые рассказала четыре месяца назад, после третьей замершей беременности Леви. Тогда альфа сходил с ума, не зная, чем помочь своей паре и как вытащить из депрессии, в которую тот скатывался с завидным упорством. Никакие слова не помогали. Омега замкнулся и будто помешался на своей неполноценности. Отчасти винить, кроме себя, Эрену было некого. Теперь чуть ли не с отвращением вспоминались собственные настойчивые слова про детей и семью в начале отношений, когда омега всеми силами пытался избежать этих разговоров. Для того чтобы осознать причину такого упорства омеги, потребовалось пройти все круги ада вместе с ним. А самое жуткое было то, что для Леви это был второй заход. И вот, после очередной неудачи, неловких похлопывай по плечу со стороны того же Райнера и мягких увещеваний Армина, Ханджи заикнулась об усыновлении. И даже ребенок на примете имелся, заявила она тогда и охотно рассказала про молоденького несовершеннолетнего омежку, пять лет назад наблюдавшегося у нее всю беременность и подписавшего отказ еще до родов. Так Эрен познакомился с Ноа — здоровеньким смышленым и немного стеснительным альфочкой. Пока Королевский Комитет Опеки решал вопрос усыновления, собирая необходимые бумаги, Эрен легко нашел общий язык с ребенком и таскал ему сладости и книжки. А через пару месяцев уже не представлял себе жизни без серьезной мордашки Ноа, сотен вопросов обо всем на свете и того, как малыш расцветал на глазах, чувствуя, что он кому-то нужен. У ребенка должен быть свой взрослый. Эрен не помнил, кто сказал это, но слова оказались чертовски верными, и очень хотелось дать недолюбленному человечку все, чего тот был лишен. Несмотря на всякие сложности вроде того, что пара не была жената и требовалось согласие обоих партнеров, Комитет любезно пошел навстречу, войдя в ситуацию и разрешив Ноа «погостить» у возможных родителей. И Эрену даже в голову не приходило, что главной проблемой может стать его омега. Неужели все рухнет из-за имени? Верить в это не хотелось, но хлопнувшая минут пять назад дверь была более чем красноречивой. Он в глухом отчаянии запустил пальцы в торчащие в беспорядке пряди и горько вздохнул. — Я опять все испортил, — произнес, не видя смысла отрицать очевидное. — Не драматизируй, — ладонь Карла легла на гудящую голову, успокаивая, а потом притянула к себе, и альфа беспомощно уткнулся в родителя, как в детстве ища защиты и поддержки. — Просто накосячил, как и всегда. Иди к нему, прямо сейчас. — А Ноа? — неожиданно покорно переспросил Эрен. — Мы прекрасно проведем время, не сомневайся, — улыбнулся Карл, — поедим и посмотрим мультики. Если понадобится, я и спать его уложу. Отцу позвоню только… Ступай, ну. Воодушевление начало рассеиваться еще на середине лестницы, и со всей тяжестью навалилась ответственность за легкомыслие. Погорячился, поддался эмоциям, искал легкий выход — Йегер был готов признать за собой любую вину. И единственным оправданием было то, что делал все это не ради себя, а лишь для омеги, за мимолетное тепло в глазах которого альфа не раздумывая отдал бы жизнь. Дверь оказалась незапертой, а темнота за ней была почти кромешной, потому что в комнате не горело ни одной лампы. Снаружи тоже не проникало ни проблеска — низкие раскисшие тучи скрывали луну и превращали огромные стекла расшторенных окон в мутные зеркала. Однако взгляд сразу выхватил застывшую одинокую фигурку в кресле напротив одного из черных провалов. С чего начать? И что сказать, чтобы тебя услышали? Избито, но Эрену казалось, что он ступает по тонкому льду, который надсадно трещит под ногами, готовый в любую минуту лопнуть. С Леви никогда не было просто, но именно это и заставляло слепо обожать омегу. Поэтому сейчас Йегер, не задумываясь, опустился на пол перед широким креслом и несмело ткнулся лбом в острые коленки. Рука сама нащупала безвольную ладошку, прижала к губам, и отчего-то стали неважны все найденные слова, стоило перехватить поблекший взгляд прозрачных глаз. — Я не знал, — только и смог выдавить альфа, отчаянно прижимая прохладные пальцы к щеке и целуя пахнущее полынью запястье. — Правда, не знал… — Просто уведи его, — безучастно перебил Леви, не отвечая на ласки. — Родной… — попытался возразить Эрен. — Уведи его, — повторил омега и весь подобрался, каменея. — Уведу, — мягко согласился альфа. — Только сначала, ради меня, ради себя, дай шанс. Нам троим. Родной, пожалуйста, — он снова прижался губами к узкой ладошке. — Зачем? — услышал едва различимо. Эрен тяжело вздохнул. — В тебе столько нерастраченной любви и заботы, — произнес он и, протянув руку, несмело коснулся впалой щеки. — Мне больно смотреть, как это убивает тебя. Может… может попытаться дать их маленькому человечку, не знающему, что такое дом и семья? Давай попробуем, родной? Я очень хочу, чтобы у нас был ребенок. — Наш ребенок, — холодно оборвал его Леви и дернулся, делая попытку высвободиться из ласковых рук. — Твой и мой ребенок, Эрен. Не чужой. — Не говори так, — тихо упрекнул альфа, сгребая омегу в охапку и утягивая его с кресла к себе на колени. — Чужих детей не бывает. Ноа станет нашим. — Не станет! И не надо цитировать мне социальные лозунги, Йегер, — зло и отчаянно огрызнулся Леви в накатывающей истерике. Он изо всех сил пытался вырваться, но как обычно проигрывал, слишком уязвимый в руках своей пары. И после нескольких бесславных попыток безвольно затих, хрипло дыша и сбившись в комок, уткнувшись носом в ключицы альфы. А Эрен смаргивал резь в глазах от собственной беспомощности и бережно прижимал к себе маленькое дрожащее тело, баюкал, шепча на ухо всякий ласковый бред, и нежно целовал безобразно вскрывшуюся метку на соблазнительной шее. — За что ты так со мной, м? — внезапно проговорил Леви, судорожно сглатывая. — Зачем ты вообще есть, мать твою… — выдохнул сквозь зубы и застонал почти, будто от невыносимой боли. — Ты моя жизнь, — вместо ответа шепнул Эрен в маленькое ухо. — Заткнись, — оборвал его Леви. — Моя жизнь, — упрямо повторил альфа, целуя теплый висок. — Заткнись, блять, просто заткнись! — зашипел омега, снова начиная извиваться в объятьях и стремясь вырваться. — Ты делаешь меня слабым, уязвимым, зависимым… Ты… ты заставляешь меня чувствовать. Это больно. Я не хочу, слышишь? Не хочу чувствовать, — шептал он в каком-то бреду, царапая сжимающие его руки. — Тш-ш, успокойся, родной, — все еще пытался удержать Эрен, хоть это и становилось почти невозможно — его омега был необычайно силен. — У тебя истерика… — У меня от тебя истерика, — выплюнул Леви, наконец выворачиваясь и оказываясь на полу. — Не смей меня трогать, Йегер, — задыхаясь, предупредил зло. Было физически больно видеть, как он в необъяснимой панике отполз, пятясь, и затих, прижавшись спиной к толстому стеклу, напряженный, как готовая вот-вот лопнуть и хлестнуть по пальцам тетива. Внутренний альфа рвался к своей паре, чуя в горьком запахе полыни страх, отчаяние и беспомощность, но Эрен усилием воли укротил инстинктивный порыв броситься навстречу. Леви не хотел поддержки, хоть и нуждался в ней. Он видел это так же отчетливо, как мокрые дорожки на впалых бледных щеках. И почему-то пугали они до оторопи, ведь ничего страшнее одиноких капель, ползущих по острым скулам, видеть не приходилось. Сколько раз за три года случалось наблюдать слезы своего маленького, но чертовски сильного омеги? Раз или два. И этого оказалось более чем достаточно, чтобы поклясться, что никогда впредь его омега не будет плакать. Однако Эрен снова потерпел поражение. Какое-то время они смотрели друг на друга сквозь темноту и молчание, и Леви впервые за все время, проведенное с Эреном, ощутил себя чужим и лишним. Отрезанным. Это чувство возникло еще в гостиной, когда он увидел своего альфу с чужим ребенком на руках и понял — тот готов жить дальше. А вот Леви готов не был, переступить через себя никак не получалось. Но самым невыносимым стало не имя ребенка, не оно полоснуло отчуждением, а осознание, что это должен был быть их ребенок, его и Эрена. Только вот он не был. И ощущение, что сокровенная мечта безжалостно разбита, добавилось к чувству ненужности. Оно, словно пропасть, разрасталось внутри, и Леви ничего не мог поделать. Его альфа, кажется, нашел новый смысл, а он сам остался тонуть за бортом, оглядываясь на призрачный силуэт семьи, которой не суждено было быть. Он не винил Эрена, он понимал его и точно так же попытался бы жить с нового листа. Если бы мог. Но чертова пропасть ширилась. В нее летели надежды, мечты и желания, оставляя лишь чувство потери — Эрена, семьи, себя самого. Ощущение принадлежности горело на шее несмываемым клеймом, и Леви остервенело царапал его, будто пытаясь содрать и освободиться. А главное — освободить от себя единственного важного человека. Он даже не сразу понял, что Эрен снова сжал его в руках, пытаясь успокоить, и осторожно накрыл губами кровоточащую метку, зализывая воспаленную ранку, усмиряя боль и зуд. — Ну что ты, — растерянно шептал альфа, бережно прижимая его к себе. — Что ты, родной… Я, правда, не знал… думал, что смогу помочь тебе… что тебе станет лучше… Прости, слышишь? Я сделаю все, что захочешь. Завтра же отвезу Ноа, только не пугай меня больше… пожалуйста, родной… От последних слов Эрена стало совсем паршиво. Они же странным образом вернули в действительность. — Не надо, — безжизненно произнес Леви, ощущая, как проваливается в бездну привычной апатии. — Тебе нужен этот ребенок. — А тебе? — Эрен с надеждой заглянул в помертвевшее лицо, нежно оглаживая острые скулы. — Я попытаюсь, — едва слышно отозвался Леви. Он надеялся, что сказал правду. Жизнь понемногу налаживалась. Или так, по крайней мере, казалось, но Эрен больше не чувствовал поселившейся в доме безысходности. Маленький человечек стал тем глотком воздуха, который был необходим и без которого задыхались уже они оба. Конечно, его появление не решало всех проблем, а в чем-то и добавило, но это было неважно. Самое главное, что у них появилась точка отсчета новой жизни, и хотелось верить, что теперь уже навсегда. Утро начиналось с теплых губ омеги, топота маленьких ножек по лестнице и завтрака прямо на кухне. Отпуск, взятый по случаю затеянного усыновления, оказался как нельзя кстати, и Эрен с удовольствием откармливал свое чуть-чуть разросшееся семейство. Он даже затруднился бы ответить, что доставляло большее удовольствие — видеть, как Ноа сосредоточенно поливает карамельным сиропом вафли, или то, что Леви вообще ест. Самое удивительное, что на первый такой завтрак — случилось это на следующее утро после появления в их доме Ноа — он вышел сам. Тихо спустился по лестнице и замер на несколько мгновений в дверях огромной светлой кухни, настойчиво соблазнявшей запахом омлета, фруктового салата и какао. Эрен как раз поставил тарелку перед маленьким альфочкой, сидевшем на высоком стуле за островом. Увидев Леви, Ноа, до этого радостно болтавший ногами, тут же смущенно выпрямился и сел ровно. — Леви не такой строгий, как кажется, — заметив произошедшие с ребенком изменения, улыбнулся Эрен и потянулся за еще одной тарелкой для омеги. — Спасибо, родной, — проговорил он, целуя черноволосую макушку и водружая перед ним завтрак. Леви только дернул плечом. Они приглядывались друг к другу — взрослый уставший от разочарований омега и маленький альфа, никому не нужный ребенок. И если последний делал это украдкой, только когда его пытливый детский взгляд невозможно было заметить, то Леви смотрел открыто и пристально, изучая. Ноа смущался, стеснялся и все время прятался за Эрена, если тот был поблизости. Но по большей части омега просто не замечал ребенка — не обращался к нему, ничего не спрашивал, не интересовался. Эрен лишь кусал губы и старался сгладить углы, искренне веря, что Леви оттает, иначе быть не могло. Только сейчас до него дошло, какую ношу взвалил на себя не особо задумываясь. И все же ни о чем не жалел. Он вообще был готов на что угодно ради своего омеги — ждать, терпеть, утешать. Любить пока дышит. Вернее, не так. Не только ради своего омеги — ради своей маленькой семьи. О чем думал сам Леви, Эрен не знал. Он наотрез отказывался обсуждать появление Ноа, строить любые планы и по-прежнему не подпускал к себе альфу. Последнее, правда, не имело особого значения — было достаточно, что не сбегал из постели, как раньше, и, засыпая, невольно подкатывался под бок, ища тепла и защиты. Лучше так и одинокая дрочка в душе, чем чувствовать, как твоя пара захлебывается под тобой в глухой истерике. Эрен до сих пор вспоминал ту ночь с содроганием и тихо ненавидел себя, что не остановил Леви тогда, видел ведь, что омега просто уступает. Но сейчас оно действительно отошло на второй план. Важнее физического удовольствия оказалось вытащить омегу из кокона, растопить ту непробиваемую броню, которой он отгородился от жизни. Пока удавалось плохо. Леви же просто делал то, что от него требовалось, и по-прежнему не проявлял инициативы. Иногда казалось, что все происходящее — сплошной затянувшийся сюр, в котором от него чего-то ждали, только он никак не мог понять чего. Впрочем, кривил душой. Знал. Но что делать с тем, что самому все это не сдалось ни разу? Эрен был ласков и нежен несмотря ни на что, и почему-то за это придушить паршивца хотелось сильнее обычного. Как объяснить, что не стоишь таких жертв? Как сказать, что чужой ребенок не станет своим, а будет лишь напоминанием о собственной ущербности? И что понятия не имеешь, что делать с ним, о чем говорить, когда не видишь в этом никакого смысла. Впрочем, Ноа не раздражал, и в другой ситуации Леви вполне смог бы с ним поладить. Наверное. Он был тихим для маленького альфы, на удивление воспитанным и чересчур взрослым для своих пяти лет. Думать о причинах, заставивших его так рано расстаться с детством, не хотелось, ведь внутри что-то противно скреблось, и Леви не знал куда себя деть. Так было почти всегда в присутствии альфочки, пусть тот только бросал несмелые взгляды, и на грустной мордашке проступало странное выражение. Вообще, Ноа оживал только рядом с Эреном. Они вместе читали книжки, смотрели мультики, рисовали, стащив у Леви месячный запас бумаги и охренительно дорогие карандаши и пастель. Омега не возражал и, в общем-то, был отчасти рад, что его не трогают. Только вот природу странного чувства, когда он наблюдал, как эти двое, склонив друг к другу головы, словно заговорщики, шептались о чем-то и хихикали, уловить не мог. А на долгих прогулках вокруг вскрывшегося ото льда озера снова чувствовал себя не частью, а бесполезным довеском — альфы играли в салочки, бегали наперегонки и искали на небе облака, похожие на животных. Им вдвоем было хорошо и без Леви. Принять эту вроде бы простую данность оказалось неожиданно сложно. Одиночество, в которое сам себя загнал, вдруг стало совсем горьким и беспросветным. От попыток разобраться, замаскированных под якобы работу над проектом, Леви отвлек горестный детский вздох. — Не получается, — проговорил альфочка и, хмурясь, отложил карандаш. — Не выдумывай, — тут же возразил Эрен, оторвавшийся от своего рисунка и склонившийся над листком Ноа. — Отлично же выходит, ты чего! — Это совсем не замок, — упорствовал тот. — И на дракона не похоже. — Как это не похоже? — встрепенулся Эрен. — Я ж тебе с драконом помогал! Но вот замки, да, не по моей части. — Ну вот, — вздохнул разочарованный ребенок. — Да, совсем ничего о них не знаю, — сокрушенно покивал Эрен, и Леви вдруг перехватил смеющийся взгляд обожающих зеленых глаз. — Зато я знаю того, кто знает. — Йегер, нет, — почти одними губами произнес Леви. — Да? — оживился Ноа, от которого укрылся молчаливый диалог взрослых, и с надеждой взглянул на Эрена. — Он мне поможет? — Конечно, — улыбнулся альфа и развернул ребенка к омеге. — Пойди к Леви и хорошенько попроси тебе помочь, уверен, он не откажет. Леви увидел, как на детской мордашке появилось грустное выражение, которое неприятно кольнуло сначала где-то внутри, а потом уже заторможенное сознание. Ноа его боялся? Обдумать это он не успел. Альфочка, шутливо подталкиваемый Эреном, все же несмело приблизился и, пряча в ручонках за спиной рисунок, уставился на свои носки, когда-то давно бывшие ярко-желтыми. — Ты, правда, умеешь? — тихо спросил он, слишком усердно напирая на букву «р», словно совсем недавно научился ее произносить правильно. Странно, что Леви раньше не замечал эту особенность. — Замки рисовать, — пояснил Ноа, все еще любуясь своими носками. — Умею, — отозвался Леви, разворачиваясь на высоком стуле перед кульманом. — А откуда? — Ноа быстро глянул на него из-под растрепанной отросшей челки. — Я архитектор, — ответил Леви. — Это тот, кто умеет рисовать замки? Сбоку от смеха хрюкнул Эрен. — Нет, Ноа, — поспешно заметил он под убийственным взглядом омеги. — Леви рисует дома, а потом их строят так, как он нарисовал. Маленький альфочка все недоверчиво переводил взгляд с одного взрослого на другого, никак не отваживаясь разрешить Леви помочь. — Тебе нравится этот дом? — вдруг спросил Эрен. — Красивый, — кивнул Ноа. — Леви сам его придумал. Кажется, последний аргумент убедил ребенка, и тот, шагнув ближе, несмело протянул листок, что все еще прятал за спиной. Леви почти с любопытством заглянул в рисунок и тут же скептически приподнял брови. — Какой же это дракон, Йегер, — фыркнул он, не удержавшись. — Больше на корову с крыльями похоже. — Я же говорил, — буркнул Ноа, переминаясь перед омегой. — Да какая корова?! — возмутился сидящий по-турецки на пушистом ковре Эрен. — Обычная, — хмыкнул Леви, — пятнистая. Ноа фыркнул от смеха и уже смелее посмотрел на него. — Ты поможешь нам с замком? — спросил с надеждой в огромных серых глазах. — Тут и с коровой помогать придется, — дрогнув, отозвался Леви, соскальзывая со своего стула перед кульманом и легко опускаясь на пол за низеньким столиком с разбросанными карандашами, ластиками и точилкой. — Это дракон! — настаивал Эрен. — Не беси меня, Йегер, — беззлобно огрызнулся Леви и, удобно устроившись, принялся за рисунок. Ноа, раскрыв рот от удивления, следил, как на бумаге потихоньку вырастает волшебный замок, совсем как в книжке, появляется ров, перекидывается через него мост и даже дракон, захвативший полянку, становится драконом. Настоящим, с хвостом и пламенем из пасти. Потом, осмелев, он попросил омегу нарисовать ему лошадку и мишку. И Леви нарисовал и их. — Не знал, что ты так умеешь! — неподдельно восхитился Эрен, подполз поближе и заглянул омеге через плечо. Леви снисходительно хмыкнул и позволил альфе поцеловать в висок, а потом и вовсе утянуть к себе на колени. Расслабившись в объятиях своей пары, он со странным чувством наблюдал, как Ноа осторожно, боясь испортить, раскрашивает рисунки, от усердия высунув кончик языка. — Думаю, надо съездить в торговый центр, — наконец, пригревшись, тихо проговорил он. — Зачем? — удивленно отозвался Эрен. — Затем, Йегер, — Леви устало закатил глаза. — Раскраски надо купить, книжки. Игрушки, в конце концов. Да и одежду. Ботинки у него совсем старые, и куртку надо другую… Родные руки вдруг стиснули крепко, даже не дав договорить. Йегер уткнулся в затылок, невесомо целуя коротко стриженные волоски и нежно потерся носом. — Лучше завтра тогда, — проговорил он, щекоча дыханием ухо. — Ты же поедешь с нами? — Поеду, — отозвался Леви и потянулся встать. — Не убегай, посиди так еще, — альфа прижался щекой к его макушке. — Уже два почти, — напомнил Леви. — Точно, обед! — Эрен разжал руки, осторожно пересадил омегу на подушки и легко поднялся на ноги. — Рисуйте, я позову. Так Леви, пожалуй, впервые остался с ребенком наедине. Буфера в виде Йегера рядом не было, и почему-то казалось, что, осознав это, Ноа захочет к альфе. Но тот лишь ближе придвинулся к оставшемуся взрослому и, привлекая внимание, потянул за рукав кардигана: — А машинку нарисуешь? — и добавил: — Пожалуйста. — Попробую, — согласился Леви, подтянул к себе бумагу и, задумавшись на мгновение, набросал несколько линий. — Хочешь, я тоже тебе нарисую что-нибудь? — едва слышно спросил альфочка и как-то странно сжался. — А ты хочешь? — осторожно удивился Леви, глядя на запунцовевшие щеки малыша, и тот поспешно кивнул, словно боясь чего-то и избегая смотреть омеге в глаза. — Тогда нарисуй. — А смеяться не будешь? — огорошил очередной вопрос. — Не буду, — серьезно ответил Леви. Альфочка обрадованно улыбнулся и тут же утащил из стопки чистый листок. — Только не подглядывай! — предупредил ревностно. — Идет, — кивнул Леви, возвращаясь к своему рисунку. Он, и правда, не подглядывал. Лишь изредка бросал рассеянный взгляд на увлеченно малюющего что-то Ноа и ловил себя на том, что дыра в груди странным образом больше не разрастается. Она не затягивалась, нет, да и не могло оно случиться так быстро, но разрушение прекратилось, словно кто-то заботливо прикрыл осыпающиеся обрывы сеткой. Странное это было чувство, вызывавшее скорее тревогу, чем облегчение. Леви уже не верил в хэппи-энды. После обеда они втроем обосновались в кабинете. Ноа снова принялся за свой рисунок, Эрен в планшете выбирал сказку для чтения, а Леви, закончив машинку, вернулся к оставленному проекту, не предвкушая ничего хорошего — работать под бубнеж Йегера казалось идеей сомнительной. Однако через какое-то время пришлось признать — он ошибался. Историю про уснувшего на сто лет прекрасного омегу в ожидании храброго альфы Леви слушал с вниманием разве что чуть меньшим, чем Ноа. — У тебя, оказывается, море талантов, Йегер, — хмыкнул он, даже не поворачивая головы. — Я в театральном кружке занимался, — усмехнулся альфа, отвлекаясь на минуту, чтобы поправить задравшуюся футболку ребенка. — А чего в юристы пошел, м? — Мне нравилось играть на сцене, а то, что творилось за ней — не очень. — М-м, — неопределенно протянул Леви, гася скользнувшую по губам улыбку. — Как-нибудь расскажу тебе, — многозначительно пообещал Эрен. — Ты уверен, что я захочу это услышать? — Это было пикантно. Леви показательно фыркнул. — Не думай, что заинтригуешь меня своими победами над глупыми омежками, Йегер. — Ты дрался с омегами? — удивленно спросил Ноа, приподнимаясь с небольшого диванчика, где они с Эреном читали книжку. — Доволен? — рассмеялся тот, гипнотизируя коротко стриженный затылок, и добавил, обращаясь к Ноа: — Нет, малыш, я не дрался. Это Леви сказал неправильно. С омегами вообще драться нельзя ни в коем случае. Омеги нежные и хрупкие, их надо любить, баловать и защищать. — Как ты — Леви? — спросил альфочка чрезвычайно серьезно. — Как я — Леви, — согласился Эрен, проигнорировав выразительное фырканье со стороны кульмана. — Будешь дальше слушать? — Буду! Леви прикусил улыбку, возвращаясь к растущему под его рукой зданию на листе. Линии получались четкими и взвешенными, а расчеты и формулы выстраивались стройными рядами под выразительное чтение. Когда оно сменилось дружным сопением — омега даже не заметил, просто обернулся в какой-то момент и увидел задремавшего Йегера. Таким, в домашней одежде, растрепанным он напоминал Леви того мальчишку, фотографии которого показывал Карл… неделю назад? Неужели всего неделя прошла? Казалось, что малыш, сопящий под боком альфы, здесь разве что не месяц, а оказалось семь дней. Сегодня семь. Привычно заложив карандаш за ухо, Леви соскользнул с высокого стула, подхватил лежащий на спинке дивана аккуратно сложенный плед и осторожно вытащил планшет из расслабленных пальцев Йегера. Потом расправил плед и прикрыл им сморенных чтением альф. Усмехнулся криво, наблюдая, как заворочавшийся Ноа тут же утянул на себя большую часть, затолкал под щеку и удовлетворенно зачмокал во сне. Поддавшись внезапному необъяснимому порыву, омега убрал с детского лобика отросшие прядки. Постричь надо, следом пронеслось в голове, и Леви замер, пораженный простотой этой житейской и такой по-омежьи обыденной мысли. Но диссонанса почему-то не было, а было легко и спокойно, словно после долгих поисков наконец добрался туда, где можно отдохнуть и где тебя ждут. Леви честно постарался сохранить в себе это странное, никогда не возникавшее прежде ощущение, обдумать, разобраться, понять его, но остались только тепло и умиротворение, бежавшие от омеги уже как пару месяцев. Да и пусть, подумалось отстраненно. Теперь все будет по-другому. Проект, тянувшийся не первый месяц и выжравший километры нервов, через два часа был почти закончен. Уже вечером, после мультика, долгой прогулки у озера и ужина с десертом, Леви перешел еще один свой Рубикон. Пока из ванной доносились восторженные визги и плеск воды — это Эрен вместе с Ноа запускал кораблики и одновременно пытался вымыть альфочку, он остановился у запертой двери в детскую. Колебался не больше секунды, а потом решительно нажал на ручку, коснулся включателя, зажигая мягкий рассеянный свет, и замер, обводя потемневшим взглядом комнату, которую когда-то с такой надеждой готовил своему сыну. Ничего не изменилось, даже пустота. Собственно, ни Леви, ни Эрен не заходили сюда с тех самых пор, как альфа увез своего омегу из дома Смита, а тому уже два года почти. Леви медленно прошел вперед и скользнул пальцами по краю расписанного пеленального столика, невесомо погладил бок кроватки и, потянувшись, чуть толкнул кресло-качалку. Оцепеневший от воспоминаний мозг бесцельно цеплялся за мерное угасающее движение. Было больно. Только в этот раз боль не была смыслом, она провалилась на дно зараставшей пропасти в душе для того, чтобы стать основой чему-то новому. Детский радостный голосок из комнаты по соседству вернул в настоящее, напоминая омеге, зачем он сюда пришел. Помедлив еще пару мгновений, Леви вытянул из угла комнаты поселившегося там лупоглазого желтого Кракена и невольно погладил мягкий плюш. Других игрушек в доме, разумеется, не было, и оставалось надеяться, что этот монстр хоть как-то скрасит ребенку жизнь. Кое-как упихав его подмышку, чтобы длинные щупальца совсем уж откровенно не волочились по полу, он напоследок обвел одинокую комнату взглядом, застрял на миг на веселых мордочках единорогов, а потом вышел, погасив свет и плотно прикрыв за собой дверь. Эрен уже, судя по всему, справился с водными процедурами, потому что в приоткрытом дверном проеме Леви увидел самостоятельно забравшегося в постель альфочку. Вылинявшая пижамка с Винни-Пухом была велика, и Ноа путался в штанинах и раскрутившихся подворотах рукавов. Несколько раз он пытался вернуть все как было, у него не выходило, но мальчишка, упрямо сдвинув брови, продолжал сражаться с растянутой кофточкой. — Дай я, — раздался голос Йегера, и мягкий свет прикроватной лампы заслонила широкая спина. — Ну вот, другое дело, — произнес он, без труда закатав длинные рукава. — Завтра купим новую! — Мы поедем в магазин? — спросил Ноа. — Поедем, — кивнул Йегер, садясь на край постели. — Игрушки тебе купим, книжки. Машинку с пультом. Или даже вертолет! Хочешь вертолет, малыш? — Не знаю, — альфочка понурился, перебирая складки на одеяле. — Мальчишки, наверное, отнимут. — Какие мальчишки? — искренне не понял Эрен. — Ну, старшие. В приюте, — пояснил Ноа, видя, что взрослый не понимает. — Когда вы меня обратно отвезете. — Никто тебя не отвезет обратно, — спокойно возразил альфа. — Ты будешь жить с нами, со мной и с Леви. Всегда. Я же объяснял тебе. — Я не нравлюсь Леви, — тихо ответил Ноа, и омега за дверью услышал, как тот хлюпнул носом. — Глупости, — мягко упрекнул Эрен и, потянувшись, потрепал альфочку по отросшим волосам. — Ты очень нравишься Леви. Просто… у нас уже было три ребеночка, а потом не стало. — А куда они делись? — округлил глаза Ноа. — Умерли, малыш, — глухо отозвался альфа. — Еще у Леви в животике. И он очень грустит. Почему-то боль и отчаяние, охватившие пару, прошили навылет как собственные, и Леви, как никогда прежде, ощутил свою связь с Эреном. Захотелось обнять вихрастую голову, успокоить, заслонить собой и поделиться той силой, что они черпали друг у друга. А слова ребенка, прозвучавшие следом, заставили вздрогнуть и закусить губы. — Я не хочу, чтобы он грустил, — тихонько произнес Ноа. Омега сглотнул. — Тебе так нравится Леви? — спросил Йегер, с улыбкой разглядывая серьезную мордашку. Он и сам уже заметил, как ребенок изо всех силенок тянется к омеге, ища в нем родителя. Альфочка, смутившись, кивнул. — Только ему не говори, — попросил взрослого. — Почему? — удивился тот, но, так и не получив ответа, с заговорщицким видом склонился к малышу. — Тогда ты тоже никому не скажешь, что это Леви предложил поехать и накупить тебе всего-всего, идет? Леви увидел, как Ноа недоверчиво и удивленно округлил глазенки, а потом снова хлюпнул носом и принялся неуклюже выбираться из одеяльного плена. Отполз к тумбочке, покопался там и вернулся, сжимая в ручонках листок. — Это для Леви, — проговорил, протягивая его Эрену. — Ух ты! Сам нарисовал? — восхитился тот, принимая рисунок у ребенка. — А почему не отдал? Он бы очень обрадовался! — Я отдам, — пообещал Ноа, снова пряча рисунок. — Иди сюда, — улыбнулся Эрен и утянул малыша в объятья, чмокнув в лохматую, такую же, как у самого себя, макушку. — Почитаешь сказку? — Обязательно. — И побудешь, пока я засну? — Побуду, — улыбнулся Эрен и, вытянувшись рядом с Ноа поверх одеяла, раскрыл планшет. — Ита-а-ак… Жил-был один почтенный и знатный альфа. Первый муж его умер, и он женился во второй раз, да на таком сварливом и высокомерном омеге, какого свет еще не видывал. У него были два сына-омеги, очень похожие на своего папеньку и лицом, и умом, и характером. У альфы тоже был сын-омежка, добрый, приветливый, милый — весь в покойного папу. А папа его был омегой самым красивым и добрым… Леви тихонько толкнул дверь и вошел в комнату. Под странным взглядом Ноа он приблизился к кровати и тоже забрался на нее. — Смотри, кого я нашел, — произнес он, подтягивая Кракена и показывая альфочке его забавную физиономию. — Если хочешь, он будет твоим другом и станет охранять, пока ты спишь. Согласен? Вместо ответа Ноа протянул ручонки к плюшевому монстру и прижал к себе. — Большущий! — выдохнул восторженно. — И страшный, — пробормотал Леви, наблюдая, как малыш возится, устраивает Кракена рядом с собой. — Эй, не выдумывай, — рассмеялся Йегер, глядя на омегу с немым обожанием. — Он очень милый! — Ага, — скептически хмыкнул Леви, — совсем как корова. — Какая корова? — не понял альфа. — Которая дракон. Читай давай, Йегер, утро уже скоро. Альфа улыбнулся, проглотил возражения и, глянув на притихшего Ноа, продолжил: — И вот новый хозяин вошел в дом. Тут-то и показал он свой нрав. Все было ему не по вкусу, но больше всего невзлюбил он своего пасынка. Омежка был так хорош, что его сыновья рядом с ним казались еще хуже… Устроившись на боку и подперев голову рукой, Леви машинально оправил одеяло на альфочке и вопросительно выгнул тонкую бровь, когда Эрен запнулся, искоса наблюдая за омегой. — Бедного омежку заставляли делать всю самую грязную и тяжелую работу в доме: он чистил котлы и кастрюли, мыл лестницы, убирал комнаты отчима и обоих его сыновей — своих братьев, — как по команде исправился тот, возвращаясь к сказке. Ноа же несмело придвинулся к омеге и ткнулся головенкой в плечо. Леви вздрогнул и, помедлив, неловко притянул к себе ребенка, с необъяснимой внутренней дрожью ощущая тепло маленького тельца рядом и слыша тихое умиротворенное дыхание. Сказку они, конечно же, не дочитали. Уже через четверть часа Ноа засопел, причмокивая, и детская ладошка, сжимавшая кардиган Леви, разжалась. Омега осторожно приподнялся и соскользнул с постели, напоследок поправив одеяло. Эрен включил ночник, погасил лампу, и они вышли из комнаты, притворив дверь. — Со мной точно что-то не то, — улыбнувшись, произнес Эрен, когда они оказались в спальне, — но ты был такой соблазнительный с Ноа на руках. — Нахрен иди, паршивец, — беззлобно фыркнул Леви, небрежно стягивая кофту с острых плеч и оставаясь в тонкой футболке. Эрен слишком хорошо знал своего омегу, чтобы смутиться от этого показного пренебрежения. Поэтому он просто притянул Леви и прижал к себе спиной, носом по привычке зарываясь в горько пахнущие полынью пряди. — Спасибо тебе, родной, — шепнул в самое ухо, тут же целуя нежную мочку. — За что? — переспросил Леви, даже не делая попытки выбраться из объятий своего альфы, а лишь сжимая ладонями смуглые запястья. — За Ноа, — еще один поцелуй в ухо. — За Кракена, — он чуть усмехнулся и коснулся губами бьющейся на шее венки. — За то, что не прогоняешь. Его руки, осмелев, скользнули по обманчиво хрупкому телу омеги, огладили, неспешно лаская, а губы словно заново исследовали изящную шею, острые скулы и почти зажившую метку. Внутренний альфа дрожал от восторга, понимая, что его принимают, и тихий рык сам собой родился в груди, завибрировал на нежной коже, вызывая волны мурашей. — Засранец, — выдохнул омега, когда Эрен резко подпихнул его бедра, и, изгибаясь навстречу, шепнул на грани слышимости: — Поцелуй меня. Целовались они топко, до изнеможения, будто захлебываясь. Леви пьянел от густого запаха грозы, что обволакивал его, от настойчивых рук, гулявших по телу, и чувствовал, как между ягодиц становится горячо и мокро. Очередной тягучий спазм возбуждения в животе — и по бедрам полило. — Уже течешь? — оторвавшись от опухших губ, повел носом и усмехнулся Эрен. — Теку, — облизываясь, сглотнул Леви и с готовностью обвил альфу ногами, когда тот подхватил его под бедра. Путаясь пальцами в волосах, притянул вихрастую голову ближе, поцеловал, кусаясь, и зашипел, когда Эрен, пробравшись за резинку штанов, беззастенчиво огладил скользкий вход. — Так быстро раскрылся, — хрипло выдохнул он. Леви охнул, стоило пальцам паршивца толкнуться внутрь. Закусив губы, он отчаянно двинул бедрами, насаживаясь глубже, обхватывая и сдавливая гладкими стенками, выбивая из альфы очередной рык и сам едва не кончая от такой простой ласки. — Я тоже соскучился, родной, — прошептал Эрен, целуя подбородок омеги и опуская его на постель. Одним движением он стащил с Леви домашние штаны и отшвырнул. Жадно огладил стройные ноги, дразня, прошелся губами от изящных ступней до внутренней поверхности бедер, прикусывая и вылизывая одуряюще пахнущую кожу. А потом ловко подхватил омегу под расслабленные бедра и вздернул их вверх, сразу припадая губами к текущему входу. Охнув, Леви невольно сжал коленки и беспомощно всхлипнул, раскрываясь под настойчивым языком альфы. — Давай, — сглотнув, хрипло прошептал Эрен, устраиваясь удобнее. — Ты же знаешь, чего я хочу… О да, Леви знал. Чертов паршивец обожал трахать его языком, доводя до умопомрачения своими ласками. От предвкушения затрясло, но он послушно сжался и тут же расслабился, ощущая, как по ложбинке вязко потекла выплеснувшаяся смазка. Альфа глухо зарычал, слизывая тягучие капли. — Еще, — потребовал он, жадно набрасываясь на исходящий смазкой вход. — Боги… — выдохнул Леви, послушно подставляясь. Язык Эрена то скользил, то толкался, ласкал гладкие стенки, вылизывал и высасывал, и оставалось только беспомощно всхлипывать, поджимая пальцы на ногах. И не держи сильные руки за бедра так крепко, точно начал бы позорно подмахивать готовому сожрать его альфе, до боли впиваясь зубами в собственную ладонь, чтобы не орать. — Не молчи, — как почувствовав, взмолился альфа и сглотнул. — Я хочу тебя слышать… Родной, пожалуйста… И первый стон — насыщенный громкий мучительный — заметался по залитой лунным светом спальне. И словно сгорел последний предохранитель, погружая сознание во мрак. Страсть, первобытная, поглощающая, такая же жгучая, как в течку, накрыла обоих под треск рвущейся одежды, нетерпеливый рык и уже не сдерживаемые стоны. Леви не помнил, когда именно его отпустили. Помнил только, как сам обхватил свои лодыжки и развел ноги в стороны, и вскрикнул, стоило Эрену толкнуться в него. Он отдавался неистово, тек и плавился в сладкой беспомощности, пока глубокие, на грани болезненности толчки почти разрывали тело, жадно хватал воздух искусанными губами, захлебывался криком, слишком истосковавшийся и возбужденный. Впервые живой за много месяцев. Стена, возникшая между ними, рушилась под надломленные стоны и пошлые шлепки разгоряченных тел. Обломки ее обращались в пыль, сожженные поцелуями и откровенными ласками, от которых взрывалось сознание и вскипала кровь в венах. И связь их, истончившаяся было, словно заново пускала корни, крепла, создавая из альфы и омеги единое целое, которое не под силу никому разделить. Удовольствие другого ощущалось острее собственного, восторженно частящее сердце — как свое, и дыхание, тоже одно на двоих, сбивалось от восторга обладания и принадлежности. Оргазм оглушил обоих, мощным взрывом разметал в ошметки сознание, занемевшие от бесконечной любовной гонки тела сотрясала сладкая дрожь, и Эрен, потный, ярко пахнущий грозой и сексом, уже не удержался на руках и повалился сверху. Леви пронзила еще одна волна одуряющих судорог, и он беспомощно выгнулся, заходясь в немом крике. Внутри, обжигая, пульсировал все еще не опавший член альфы, изводя запредельными ощущениями, и приходилось кусать губы, чтобы не заскулить последней сучкой, сходя с ума от удовольствия. — Мне нравится, как ты пытаешься сдерживаться, — влажно шепнул Эрен в ухо и прикусил мочку, восторженно ловя мелкую дрожь восхитительного тела под собой. — За-завались, — запинаясь, отозвался Леви, пытаясь прийти в себя. Все еще не покинув тела омеги, Эрен толкнулся вперед, с благоговением видя, как закатываются от наслаждения прозрачные глаза. И еще раз, и еще, пока Леви не застонал надрывно, сотрясаясь в сладких судорогах. Просунув руку между их потных тел, Эрен огладил подрагивающий липкий от спермы живот омеги, коснулся точно такого же неопавшего, как у себя, члена. — Продолжим? — спросил и, целуя пересохшие губы, застонал прямо в рот Леви. — Ты такой мокрый внутри… — пробормотал, перемежая слова и поцелуи. — Такой упругий… горячий… шелковый… — Йегер, блять, — выдохнул Леви, чувствуя, как вновь разгорается вроде угасшее пламя. — Такой полный сейчас… — не останавливался альфа, прикусывая вкусные губы. Он толкнулся глубже и грубее, с чудовищным хлюпом, и Леви почувствовал, как из него выплескивается смазка вперемешку с семенем альфы. — Я придушу тебя, засранец, — захлебываясь дыханием, простонал он, безропотно подставляясь снова. — Придушу, блять… Было пьяно, душно, мокро. Неистово. Эрен не жалел ни себя, ни Леви, раз за разом до боли, до крика вбиваясь в дрожащее в экстазе тело. Он пил дыхание, слизывал слезы и целовал жестко, до одури, упивался сорванными стонами и сходил с ума, слыша, как раз за разом с потерявших очертания губ срывается его имя. И позволил себе кончить, только когда омега под ним пресыщенно затих, едва не потеряв сознание от затяжного, совсем как в течку, оргазма. Засыпая в объятиях своей пары, Леви впервые за очень долгое время ни о чем не думал и ничего не боялся. Жизнь менялась, но у него был Эрен, и их день начинался с охренительной ночи.