Ballantine's

I guess Iʼll always be A soldier of fortune Deep Purple

Хозяйка дома на Вересковом холме, несмотря на её ужасный английский с жутким рычащим славянским акцентом, — как у Каркарова или Долохова, о, великий Мерлин! — вызывала в Сириусе то приступы острого любопытства, то желание закрыть лицо руками, особенно когда она начинала зачитывать ему отрывки из своего так называемого романа. Он на полном серьёзе собирался податься в Австралию или в Южную Америку, но почему-то всё время откладывал путешествие на завтра, на послезавтра, на «через неделю» и на «весной». Убеждал себя, что должен быть недалеко от крестника, что в шотландской глуши никто не станет его искать, что лучший способ спрятать что-либо — положить на самое видное место… И что этот варварский русский суп со свеклой, коим его потчевала девчонка, был на порядок лучше сырой крысятины. В конце концов, Сириус Блэк никогда не был рассудительным, уж в этом-то он не боялся себе признаться. — Поставь меня на землю, пожалуйста, — голос девчонки заставил Сириуса остановиться и сделать то, о чём его попросили. Признаться, хоть его добровольная ноша и весила от силы фунтов сто, он немного устал. — И объясни мне наконец, что со мной только что произошло! В её голосе не было недовольства или раздражения (эти эмоции ей были, кажется, незнакомы), зато любопытства хватало с избытком. — Боггарт — это разновидность привидений, — Сириус предложил спутнице опереться на его руку, и она с облегчением согласилась, жадно вслушиваясь в каждое его слово. — Они умеют превращаться в то, чего человек боится больше всего, и обычно обитают в домах, но иногда встречаются и в дикой, так сказать, природе. Отец моего друга Римуса однажды изгнал сильного и злобного боггарта, обитавшего в валлийском лесу… и в процессе изгнания познакомился со своей будущей женой, но это уже совсем другая история. Чтобы изгнать боггарта, нужно превратить его во что-нибудь смешное. Кроме как напугать, боггарт не может причинить никакого вреда. — Я заметила, — фыркнула Алиса. — То есть смерть от разрыва сердца вредом не считается? — Странно, что ты вообще его увидела, — продолжал Блэк, пропустив её ремарку мимо ушей. — Обычно маглы не способны видеть боггартов. — Не только я, но и Макс тоже, — вставила Волкова. Она хромала из-за разбитых коленей и сломанного каблука, и идти приходилось очень медленно. — А маглы — это кто? Звучит как-то обидно. Блэк рассмеялся. И ведь не поспоришь, то еще названьице. — Это люди, лишенные магического дара. — Выходит, я увидела того, кого боюсь больше всего на свете, — заключила Алиса на подходе к Вересковому холму. — Кто это был? — больше из вежливости, чем из интереса спросил Блэк. — Киллер, который однажды чуть меня не убил, — Алиса поёжилась и сильнее вцепилась в рукав анимага. — Но пируэт с панталонами я оценила. Спасибо. Догадливая какая. Блэк всегда знал, что стянуть с кого-то штаны — беспроигрышный вариант шутки. У самого дома Алиса вытащила из кармана ключ, длинный и древний, как могила мистера МакКаллена, и со скрипом прокрутила его в замке. За дверью было тепло и темно, и так удивительно тихо, что эту тишину совсем не хотелось нарушать. — Зажги лампу, пожалуйста, — попросила Алиса. Она всегда говорила эти «пожалуйста» и «спасибо» непринужденно и искренне. Даже когда он был собакой. «Пожалуйста, Блэк, иди кушать». «Подай, пожалуйста, полотенце, Блэк». «Спасибо, мой хороший». «Прости, что кресло такое жёсткое»… О, Мерлинова борода, разве может быть жёстким кресло после двенадцати лет Азкабана?! По спине поползли подозрительно приятные мурашки, и Сириус заставил себя подумать о чем-нибудь другом. Например, о том, как зажечь керосиновую лампу. В полной темноте. Невербальный Люмос, и на кончике палочки возник крошечный световой шар. Сириус снял стеклянную колбу, поджег фитиль, вернул колбу на место. Алиса, как оказалось, не сводила с него глаз. Вернее, не с него самого, а с его волшебной палочки. — Спасибо, — улыбнулась она, когда комнату озарил мягкий рассеянный свет. Алиса взяла со стола недопитую бутылку Баллантайнса, плеснула на клетчатый носовой платок и приложила сначала к брови, а потом и к коленкам — по очереди. А затем стянула порванные чулки и небрежно бросила их в дровяной ящик. Блэк проследил за полетом чулок как завороженный. Он очень, очень любил женщин, любил и так, и эдак, и в своё время был весьма популярен среди юных дам, но годы лишений научили его не думать о женщинах вовсе. И, по-хорошему, летящий чёрный чулок должен был напомнить ему миниатюрного дементора. Но вызвал почему-то лёгкий эротический шок со всеми сопутствующими трудностями. Возрадовавшись, что потрёпанная шуба худо-бедно скрывает эти самые трудности, Блэк на негнущихся ногах попятился к выходу. — Ты куда? — брови Алисы взметнулись вверх. — Покурить, — пробормотал Блэк, скрываясь за дверью. — Ты куришь? — Алиса высунулась из-за двери, потянув носом воздух и явно не собираясь оставлять его в покое ни на минуту. —  Угостишь? У меня закончились. Блэк молча протянул ей пачку. Она выудила оттуда длинную коричневую сигарету, щёлкнула зажигалкой. — Спасибо. Всегда тянет покурить после приключений. А я ведь совсем не храбрая, — тихо произнесла она и всхлипнула. — Я в детстве до одури боялась привидений, но потом убедила себя, что ничего такого не существует, что в мире нет магии, нет чудовищ, а после смерти не попадают ни в ад, ни в рай. Просто исчезают и всё. И как, позволь спросить, мне жить дальше? Как-как. Варианта два — или смириться, или Обливиэйт. Сириус глубоко вздохнул. Вообще-то, он собирался применить заклинание забвения ещё вчера, а сегодня и вовсе обстоятельства складывались таким образом, что… — Ты привыкнешь, — сначала сказал, а потом уже удивился сказанному Блэк. Главное, чтобы девчонка не расценила это как намёк на отношения. Нет, кажется, она вообще не рассматривала Сириуса Блэка как кандидата в кавалеры. Стало даже немного обидно. — Привыкну, конечно, — вздохнула Алиса. И вдруг прижалась щекой к воротнику его шубы. — Но для меня это абсолютный шок. Ты же знаешь, что после Октябрьской революции в России начали сносить церкви? Ленин говорил, что религия — опиум для народа, и с ней боролись всеми возможными способами. Моя бабушка о тех временах вспоминала с ужасом, у людей в голове не укладывалось, как такое вообще возможно. И вот сейчас, кажется, пришло моё время офигевать наоборот. Понимаешь, меня в школе учили, что бога нет, что домовых не существует, что привидения и прочая нечисть — байки прогнившего империализма. А оказалось, что ничего подобного. От волнения её английский стал еще хуже, чем обычно. Они синхронно опустили окурки в импровизированную пепельницу, до краев полную талой воды. — Я думаю, что боггартов здесь ты больше не встретишь, — утешил, как мог, Блэк. Он, конечно, и по-другому мог, но почему-то побоялся, что Алиса его порывов не оценит. Обычно женщины ему не отказывали, но тогда он был молод, весел, горяч и красив, и еще он был Блэк, хоть и не всегда спешил это признавать. А что осталось от него сейчас? Жалкое напоминание о прошлом? — Надеюсь, — усмехнулась Волкова, и заметив выражение его лица, остановилась на месте. — Что-то не так? Всё, всё не так! Ему нужно было уходить, немедленно. Он уже должен был быть в десятке миль отсюда, он должен был думать только о Гарри, дементорах и Петтигрю, но вместо этого, как зеленый юнец, наблюдал за летающими чулками и строил из себя рыцаря. Проклятье! Блэк был уверен, что дело не в этой конкретной женщине, а в женщинах в целом, острый дефицит которых он ощутил только сейчас, как будто в его голове сдвинулся один-единственный кирпичик, и увлек за собой всю стену из воздержания и зачатков здравомыслия. — Мне пора, — вздохнул Блэк. — Это плохо, — Алиса поджала губы, но не от обиды, а от искреннего сожаления. — Я бы не хотела сегодня оставаться здесь одна. Но, если нужно, иди, конечно. Спасибо, что помог. Что, она даже не попросит его остаться? Будет сидеть совершенно одна перед тёмным окном, вспоминая пережитый кошмар и думая, как теперь жить дальше? Ну, нет, он не уйдет. Это было бы совсем неправильно. Совсем. Сириус сгреб остатки воли в кулак. — Хорошо, — вздохнул он. — Я останусь. «А утром уйду с Обливиэйтом, чтобы не было повода вернуться». — Спасибо! — она рассмеялась весело и легко, как будто это кто-то другой тут только что всхлипывал. И опять это «спасибо». Да пропади оно пропадом! Блэк открыл дверь, пропустил Алису вперед и зашел в дом сам. Не сдержался, плеснул себе виски. Волкова тихо подошла сзади, положила свою ладонь поверх его руки, развернув мужчину лицом к себе. И нахмурилась, почувствовав, как дрожат его пальцы. Блэк выпил залпом, и виски обжег горло, ударил в голову. Анимаг пошатнулся и немного побледнел — в последнее время он был на пределе, и это давало о себе знать. — Мне кажется, что с тобой творится какая-то фигня, — совершенно спокойно произнесла Алиса. — Ты не должен рассказывать, но если я могу чем-то помочь… Ну да, конечно. Еще не хватало втянуть во все происходящее магловскую девчонку. Чем она помочь-то может? Песенку спеть? Блэк внимательно на нее посмотрел, словно силился разглядеть в её глазах что-то такое, чего не заметил раньше. Такая не станет болтать, и вопросов лишних задавать не станет. И вообще, какая, к Мордреду, разница, если завтра утром (или даже сегодня ночью) с девочкой всё равно случится Обливиэйт? И он рассказал. Глядя в сторону и запивая воспоминания Баллантайнсом. Безо всяких подробностей, коротко, как будто сам себе эпитафию писал — родился, учился, воевал, сидел, сбежал. Как ни странно, стало значительно легче. — Нда, — задумчиво вздохнула Алиса, когда невеселый рассказ Блэка подошел к концу. — А есть какое-нибудь заклинание от похмелья? Предлагаю напиться в хлам. Бродяга эту идею горячо поддержал. *** — Н-не курить в доме, — Алиса отобрала у него сигарету, на что Блэк возмущенно фыркнул по-собачьи. — Моя конура — мои правила. — Там холодно, — проворчал Бродяга, и, пошатываясь, побрел к входной двери. — В такую погоду даже собаку из дому не гонят. Алиса почему-то рассмеялась, уткнувшись носом в подушку. Вторая бутылка подходила к концу. Жизнь налаживалась. А вот погода и вправду стояла премерзопакостнейшая. Ветер гудел в печной трубе, как община недружелюбных оборотней, с неба сыпался снег вперемешку с дождем, колючий и холодный, и покидать тёплое (и совсем не жёсткое) кресло решительно не хотелось. — Хорошо, хорошо, только не рычи на меня, — Алиса нетвердой походкой добрела до окна и со скрипом распахнула форточку. В дом тут же влетел клочок ледяного ветра. — Ты всегда так легко сдаёшься? — Бродяга не упустил шанса её поддразнить. — Только когда выпью, — отмахнулась Волкова. — Мне, кстати, уже хватит. Пора приступать к второй части Марлезонского балета. — К чему? — Сириус иногда совершенно не понимал, о чем она говорит, и сейчас немного напрягся, наблюдая, как Алиса залезла под кровать и начала вытаскивать оттуда что-то громоздкое. — Что там у тебя? — Весло, — прозвучало из-под кровати. Сириус не успел удивиться. Волкова вылезла на свет божий, одной рукой смахивая с волос подкроватную пыль, а другой сжимая в области грифа гитару в кожаном чехле. Выходит, насчет песенки он угадал. Интересно, что она петь собирается? — Сейчас… погоди, — она вытащила из потрепанного чехла не менее потрепанную гитару, покрутила колки, внимательно прислушиваясь. — Итак, предыстория. Однажды на одном из занятий по фортепиано, — Алиса задумчиво постучала по деке, — куда меня, ясное дело, без моего согласия определила бабушка, преподаватель, устав биться с моим нежеланием жать на клавиши, сыграл мне на гитаре. Это было как… как будто тебя всю жизнь кормили сопливой овсянкой, а потом дали попробовать шоколадный торт. Я не могу сказать, что хорошо играю. Но это лучше, чем фортепиано, можешь поверить. I have often told you stories About the way, I lived the life of a drifter Waiting for the day. When Iʼd take your hand and sing you songs Then maybe you would say Come, lay with me, love me And I would surely stay Левая бровь Сириуса Блэка поползла вверх. Он ожидал услышать всё, что угодно, вплоть до какой-нибудь русской развесистой клюквы или вообще Интернационала, но «Солдат удачи» оказался для него полной неожиданностью. Подумаешь, сфальшивила пару раз. С кем не бывает, особенно после изрядной дозы алкоголя. But I feel Iʼm growing older And the songs that I have sung Echo in the distance Like the sound of a windmill goinʼround I guess Iʼll always be A soldier of fortune. Сириус протяжно вздохнул, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. До рассвета оставалось всего пару часов. *** Алиса не собиралась просыпаться — просто хотела перевернуться на другой бок, потому что рука, подложенная под голову, ужасно затекла. Но в процессе переворачивания неожиданно уперлась во что-то большое и тёплое. Сириус Блэк спал поперёк кровати, раскинув руки и свесив ноги вниз. Волкова кое-как выбралась из-под придавленного мужчиной одеяла, чуть не споткнулась о пустую бутылку, схватилась за голову, глядя на погром, учинённый в некогда уютном домике, и почему-то задумалась о правомерности использования магии лицами, находящимися в алкогольном опьянении. Из заварника произрастал нежно-зелёный раскидистый бонсай. Вместо керосиновой лампы на столике ютился серебряный канделябр (кажется, вчера у них с Сириусом возник спор, что же лучше — коптящая керосинка или неуместный анахронизм, несмотря на то, что керосинка сама по себе тот ещё анахронизм!), а вместо эмалированных кружек на столе стояли изящные, пусть и несколько старомодные стаканы для виски. В них, к слову сказать, еще оставался глоток-другой божественного напитка, но Алиса почему-то скривилась и поспешила хлебнуть воды из кувшина. И тут за кувшином что-то зашуршало. Шуршало как-то крупно, и если это была мышь, то очень толстая и неповоротливая. Но это была не мышь. Вчерашняя пачка сигарет, общими усилиями ополовиненная, за ночь отрастила премилые конечности с розовыми пальчиками и пушистый серый хвостик. Она поднялась на задние лапки, прошелестела оберткой и, прыжком очутившись на полу, порскнула под кровать. — Дурдом какой-то, — Алиса приложила ладонь ко лбу, а про себя подумала, что подобный способ борьбы с табакокурением следует немедленно запатентовать. Убегающая пачка. Гениально. Жизнь в вынужденном средневековье была сопряжена с некоторыми трудностями. Во-первых, нужно было постоянно топить печь. Если не топишь — мёрзнешь и сидишь без кофе. Во-вторых, за водой следовало ходить к колодцу, крутить тугой ворот и таскать тяжёлые ведра, ледяная вода из которых каждый раз проливалась на ноги и мочила ботинки. Это не считая неудобств с надворными надобностями и приготовлением пищи в полевых условиях. Ох, не этому учили Алису Волкову мама-учительница и гувернантка-бабушка! — Фортепиано, английский, немецкий, — ворчала несчастная, в третий раз безуспешно пытаясь поджечь спичку и растопить печь. — Лучше бы научили корову доить и дрова колоть, проку больше. И вдруг Алису осенило. У нее же, что называется, мужик в доме! Госпожа Волкова нетвердой походкой вернулась к кровати и легонько потрясла спящего волшебника, который каким-то образом оказался одет в её черную футболку с АС/DC, но реакции не последовало. Пришлось усилить давление. Тогда Блэк открыл глаза, медленно моргнул и спросил: — Что стряслось? — Во-первых, в заварнике бонсай, и я не знаю, как теперь пить чай. Во-вторых, у пачки сигарет выросли ноги, и она сбежала. И еще почему-то не зажигаются спички. И… извини, что разбудила, — Волкова, устыдившись, хотела было оставить Сириуса в покое, но тот потянулся, хрустнув суставами, бодро встал и извлёк палочку из кармана штанов. Интересно, ему спать с ней удобно было? Твёрдая же! — С чего начнем? — поинтересовался он весьма дружелюбно. — С печки, — улыбнулась Алиса. — А бонсай, пожалуй, оставь. Спустя каких-то пару минут дом наполнился ароматом кофе, а от печи разлилось приятное тепло. Даже пачка сигарет вернулась на стол, потеряв где-то свои конечности, жалобно трепыхнулась в последний раз и замерла навсегда. Её было немного жаль: с хвостиком она смотрелась очень мило. — Доброе утро, — ухмыльнулся Сириус Блэк, которого похмелье, по всей видимости, обошло стороной. — Кому доброе, а кому… — Волкова рассмеялась, отчего в голове зазвенели колокольчики, — не мешало бы выпить ещё кофе. Алиса побрела к столу, крутить ручку старинной мельнички-кофемолки, пока мистер Блэк задумчиво вертел в руках свою палочку и смотрел в окно. За окном был, как водится, туман, в тумане вереск, в вереске куропатки. Но жизнь, определённо, налаживалась.