Ballantine's

— Как мне попасть в дом? — повторила Алиса громче. — А стоит ли туда попадать? — сказал Лягушонок. — Вот в чем вопрос.

С трудом разлепив глаза, Алиса первым делом подумала о путешествиях во времени, поскольку обстановка вокруг была чрезвычайно музейная. Пахло сыростью, плесенью и пылью, а сквозь тяжелые черные портьеры практически не проникал свет. Только зыбкий лучик, в котором дрожала серебристая пыль. Несколько минут Волкова пролежала, бестолково пялясь в потолок (точнее, в черный балдахин старинной кровати) и пытаясь понять, где она, сколько пробыла в отключке и правда ли застрелила Кощея насмерть. А потом медленно и со скрипом села. Где-то рядом, как будто за шторой, послышался тихий смешок. Алиса насторожилась, вглядываясь в полумрак сырой комнаты. Смешок повторился. Звук был настолько тоненьким, что даже ребенок не смог бы его повторить, и почему-то от этого смеха волосы на голове вставали дыбом. Тогда Волкова, едва не запутавшись в одеяле, опрометью бросилась к двери, которая по счастью оказалась не заперта. Схватилась за старинную ручку, дернула и вылетела в узкий, темный и мрачный коридор. Но там, к вящему ужасу, спасения не оказалось: из темного угла на нее пялилось злобными глазами низенькое, сморщенное существо, более всего походящее на… Нет, ничего подобного Алиса не встречала ни в фильмах ужасов, ни в иллюстрациях к сказкам, ни в тусклых советских мультфильмах. Они отпрыгнули друг от друга одновременно, в разные стороны, причем существо сигануло метра на полтора, но не от страха, как поначалу показалось Алисе, а от отвращения. — Какой стыд! — проквакало это сгорбленное чудовище из темноты. — Вот уж мерзость, как он мог приволочь это поганое магловское отребье в дом моей госпожи, ох, бедная моя госпожа, ох, бедный старый Кикимер, он ничего не может поделать, чем он так провинился, что должен терпеть эту мерзкую магловскую вонь… Алисе ничего не оставалось, как стоять на месте и бестолково хлопать глазами. — Кикимер! — донесся с лестницы раздраженный голос Блэка. — Убирайся в свою комнату! — Да, мой господин, — елейно произнес Кикимер и тут же вполголоса пробубнил: — Мерзость! Господин не ведает, что творит, ох, какой стыд, какой стыд… И исчез. Просто растворился в воздухе с легким хлопком, как будто его и не было. — Господи, Блэк, что происходит? — Алиса с опаской заозиралась по сторонам. — Какой-то фильм ужасов, дом кошмаров… — Это мой дом, — сказал он с досадой, сделав ударение на слове «мой». — И сейчас это самое безопасное место и для тебя, и для меня. — Сириус, там за шторой что-то хихикало, — Алиса обхватила себя руками, почувствовав, как дрожит от холода — одежда почему-то была влажной, а теплым этот дом назвать было никак нельзя. — Это докси, — Блэк поморщился. — Наверное, забрались через щели в стенах. Я был бы рад вырваться из этого дома и больше никогда не переступать его порог, но временно вынужден оставаться здесь. Мне и в Эдинбурге не стоило появляться, не говоря уж о том, чтобы рассекать по городу на мотоцикле, — он усмехнулся. — Но что за жизнь без риска? Его перебил длинный тяжелый вздох. Алиса проследила за звуком и увидела, что портрет на стене зашевелился. — Портрет! Он шевелится! — она в панике закрыла лицо ладонями. — Плюс пятьдесят седых волосков за одни сутки. Это слишком. Что будет дальше? Кусачие книги? Шкатулки-убийцы? Над ее головой мигнул и погас газовый фонарик. Узкий коридор погрузился в абсолютную темноту. Со всех сторон послышалось шуршание, шипение, бормотание. — У меня сейчас истерика случится, — пробормотала Алиса, на ощупь пробираясь к Блэку. — Натуральная такая истерика с воплями и заламыванием рук. Или вообще инфаркт. У бабули было слабое сердце, так что у меня отягощенная наследственность. Ай! Я наступила на что-то твердое и холодное, мамочки, нет, нет, нет, только не говори мне, что это, я не хочу знать… — Это всего лишь мой ботинок, — Блэк, оказавшийся совсем рядом, приобнял Алису, которая тут же намертво вцепилась в него. Она бы с радостью забралась на анимага вся целиком, но последние крупицы собственного достоинства помешали ей это сделать. — Немедленно зажгите свет! — раздался чей-то недовольный старческий голос. — Если я уже почил с миром, это не значит, что мне нравится сидеть в темноте. — К-кто это? — от слов «я уже почил с миром» Алисе отчаянно захотелось упасть в обморок, но, видимо, свой обморочный лимит в этом году она уже исчерпала. — Покойник? — Прапрадедушка, — похоже, Блэка даже немного забавлял ее благоговейный ужас. — Тот, что на портрете. — Это что, шутка такая? — Алисе захотелось отстраниться, но вместо этого она еще плотнее прижалась к Сириусу. — Увы, — пробормотал анимаг. — Смешного в этом доме мало. Странно, что тебя пугают покойники после того, что ты сделала с тем парнем в очках. — Это был не парень, а чертов монстр, — помрачнела Алиса. — И знаешь, виноватой я себя совсем не чувствую. Кажется, у меня должны были проявиться хоть какие-то муки совести, но нет. Только абсолютное удовлетворение. Я сделала мир лучше. — Ты страшный человек, — вздохнул хозяин дома, разумеется, вложив в свои слова изрядную долю иронии. — Мы так и будем стоять в темноте посреди коридора? — А какие у тебя предложения? — голос Алисы все еще немного дрожал после пережитых ужасов. — Мне очень нужна моя сумка. Я надеюсь, ты ее взял с собой? — Она в комнате, возле кровати, — Блэк мягко оторвал от себя вцепившуюся намертво леди, и в коридоре снова вспыхнул свет. Где-то над головой что-то затопало, заставив штукатурку осыпаться с потолка, а светильник задрожать. Алиса, лишившись и физической, и моральной поддержки, осторожно вернулась в комнату. Так и есть, музей, начало XIX века. Огромная кровать с балдахином. Черные шторы, черная мебель, черный шкаф в углу, более всего напоминавший гроб. И черная сумка с белеющей надписью ABIBAS на кармане. Первым делом Алиса схватила сотовый. Теплые сухие штаны и футболка манили пуще всякой прочей прелести, но Волкова не спешила переодеваться. Сначала нужно было позвонить отцу. Однако проклятый венец прогресса жалобно пиликнул, сообщая о том, что в жилище Блэка никакой связи нет и отродясь не было. — Мне нужно выйти на улицу. Ты не мог бы меня проводить? — это прозвучало очень жалобно, и Алиса прочла на лице Блэка искреннее сочувствие. Хотя, на самом деле она предпочла бы, чтобы ее не проводили, а отнесли. На ручках. Дом оказался еще ужаснее тех картин, которое выдавало Алисе ее весьма развитое воображение. Он и в самом деле походил на склеп, и пахло здесь соответствующе — сыростью, плесенью, гнилым деревом и жжеными тряпками. — Постарайся не шуметь, — шепотом попросил Сириус, когда они спустились по лестнице на первый этаж. — Здесь портреты, которые не любят гостей. Алиса послушного кивнула и, стараясь производить как можно меньше шума, двинулась к далекой, как заветная мечта, двери. Коридор показался ей длинным, как транссибирская магистраль. Зато за мрачной черной дверью оказался ночной город, пахнущий весенней свежестью и немножко бензином. Волкова медленно спустилась с крыльца, неся перед собой сотовый, как Прометей огонь. На зеленом экране замигал индикатор сети. — Ну наконец-то, — с облегчением выдохнула Алиса, оборачиваясь. — Сейчас я… Блэк? Господи, Блэк, ты опять? В дверном проеме стоял огромный черный дирхаунд, смущенно помахивая хвостом. Весь его вид был настолько милым, что сердце Алисы дрогнуло. — А ведь я по тебе скучала, собака, — улыбнулась она, сделав для себя вывод, что никак не может воспринимать анимагическую форму Блэка как его альтер эго. Волшебники отдельно, дирхаунды отдельно. А после у Алисы, спустя десяток гудков и пару сотен нервных клеток, состоялся короткий и, что важно, очень ёмкий разговор с отцом. Сначала отец отчитал ее за исчезновение (сутки дозвониться не мог — поседел весь), затем за убийство Кощея (маленькая еще, киллеров мочить) и, наконец, за отказ немедленно возвращаться в Москву (ни один мужик не может быть дороже родины). Как папа узнал о мужике и, главное, зачем приплел сюда родину, Алиса могла только гадать. Однако покраснела, смутилась и промямлила в трубку, что завтра перезвонит. Блэк, слушавший все это и не понимавший ни слова, сидел рядом, вывалив язык. *** Утро, как и следовало ожидать, не задалось с самого начала. Во-первых, в Мэдхаусе, как окрестила музейный особняк Алиса, было холодно и сыро, как… как в гробу. Во-вторых, хихиканье в складках штор продолжалось всю ночь и навевало кошмары, а топот наверху заставлял Волкову то и дело вздрагивать в ужасе. И кто придумал поговорку про то, что с милым рай в шалаше? В шалаше, может быть, и рай, если это уютный такой шалаш с камином, унитазом и электричеством. А в средневековом мрачном доме с говорящими портретами, злобными карликами и неведомыми чудовищами — отнюдь не рай. Алиса вздохнула, собралась с силами и выползла из-под одеяла. На сей раз она была предусмотрительна: одежда лежала рядом, на изогнутом потертом стуле, и долго мерзнуть Алисе не пришлось. Зато путь в ванную заставил ее изрядно понервничать: в коридоре снова оказался давешний мерзопакостный домовой эльф, именуемый Кикимером. — Магловское отродье! — проскрипело маленькое чудовище. — Убирайся туда, откуда пришла! Алиса хотела было в очередной раз извиниться перед этим убежденным ксенофобом за причиненные неудобства ему и его дому, но жуткая ночь сказалась на ее настроении не наилучшим образом. — Ах ты ханурик задрипанный! — выпалила она, медленно и неумолимо надвигаясь на хама. — Фильтруй базар, не то уши укорочу! Усёк? Использовать жаргонные словечки на английском было, наверное, неуместно, но Кикимеру этого вполне хватило. Он съежился, зыркнул на Волкову с искренней ненавистью (как Ленин на буржуазию, ей-богу!) и с характерным хлопком исчез. Маленькая, пусть и не совсем достойная победа над вредным эльфом немного согрела душу. Алиса гордо прошествовала в выложенную черным мрамором ванную комнату, спустила ржавую воду из крана и залезла под душ, оказавшийся достаточно горячим для того, чтобы под ним можно было согреться. Так, напевая что-то из советской классики, Волкова вдохновенно зажмурилась. А когда открыла глаза — обомлела: прямо над ней висел призрак. И вид у него был, мягко говоря, недружелюбный. Следуя давнему правилу первобытных предков «В любой непонятной ситуации — беги!», Алиса стрелой вылетела из ванной, только чудом успев схватить с вешалки какую-то деталь одежды. Призрак рванулся было за жертвой, но почему-то дальше порога проследовать не смог, и завис в полумраке дверного проема полупрозрачным куском злобной эктоплазмы. — Выкуси, — Алиса, все еще пятясь к лестнице, показала призраку язык и только потом осознала, что вся ее одежда осталась в оккупированной врагом ванной. А в руках она трепетно сжимала черную рубашку Сириуса Блэка. Делать было нечего, пришлось надевать. К вящему Алисиному ужасу рубашка едва прикрыла ягодицы, еще и основательно прилипла к мокрому телу. Но Волкова была изрядно зла и напугана, а потому бегом спустилась по лестнице, по пути едва не продырявив пятку торчащим из половицы гвоздем, и, не обнаружив Сириуса в гостиной, отправилась на кухню, в цокольный этаж. Ругаясь вполголоса всеми известными матерными словами на трех языках сразу, Волкова распахнула приоткрытую дверь и резко остановилась на пороге. Сириус был здесь, разумеется. Он преспокойно попивал кофе из маленькой чашки и как раз собирался прикурить сигарету, но так и замер с горящей спичкой в руке. На кухне он был не один. За его спиной, у плиты, стояла со сковородой в руке миловидная рыжеволосая женщина средних лет. Ее лицо выражало такой спектр эмоций, что Алисе захотелось немедленно провалиться под землю, желательно навсегда. Выпавшая из рук женщины сковородка с яичницей как нельзя кстати дополнила картину «муж привел в дом проститутку», и рыжеволосой леди оставалось только схватить из угла поганую метлу и выгнать Алису взашей, прямо в мокрой рубашке, которая теперь уже совсем ничего не прикрывала. Сириус чертыхнулся — спичка догорела и обожгла пальцы. Рыжеволосая леди наконец-то совладала с лицом и сменила гримасу крайнего удивления на гримасу негодования. А Алиса, обеими руками оттягивая вниз полы рубашки, изобразив жалкое подобие улыбки, произнесла: — Штирлиц, это провал! *** — Сириус, ты рехнулся? — бушевала рыжеволосая леди за дверью, совсем не думая о том, что ее прекрасно слышно на весь дом. — А если бы ее увидели дети? Как ты мог привести сюда голую магловскую девушку?! — Молли! — судя по тону, благодушное настроение покинуло Блэка окончательно. — Я уже объяснил тебе, что все дело в призраке! — Не перекладывай свою вину на других! — вопила Молли. — Особенно на призраков! Ты думаешь, я забыла, что ты вытворял в школе? Каждую неделю новая девушка! И с каждой… с каждой… — Молли, прекрати! — Сириус зарычал в точности как его четвероногое альтер эго. — Почему я должен оправдываться перед тобой в собственном доме? Алиса курила в гостиной, раздумывая, куда ей теперь деваться и почему все мужики такие гады и обманщики. Разве нельзя было сказать сразу, что у него есть жена и даже какие-то дети? Тогда Алиса ушла бы еще вчера, сняла бы номер в отеле, и эта ужасная утренняя сцена никогда бы не произошла… Волковой было так неловко и обидно, что сопоставить факты она попросту не удосужилась. Например, почему дом, в котором обитает целая семья с детьми, выглядит таким заброшенным и грязным. Или где была так называемая жена, когда Сириус скитался в образе собаки по древним шотландским погостам. И почему вообще эта женщина должна быть его женой, может быть, она его родственница, высокоморальная и высоконравственная тетушка или кузина. Но нет. Вместо этого в усталом и полном потрясений сознании Алисы укоренилась только одна мысль: Сириус Блэк женат, у него есть дети, а значит, ей, Алисе, а этом доме делать совершенно нечего. Оставалось только собрать остатки вещей и наконец-то вернуться в Москву, в привычный и такой родной опасный мир. А мотоцикл пусть остается посреди гостиной — наверняка детишки обрадуются… Всхлипывая скорее от досады, чем от расставания с Блэком, Алиса быстро потушила сигарету, поднялась наверх, не обратив ни малейшего внимания ни на беснующегося в дверном проеме призрака, ни на порскнувшего из-под ног домовика (чем немало их обоих удивила), в две минуты оделась и, закинув на плечо спортивную сумку, без лишних раздумий покинула дом на площади Гриммо. Ей невероятно повезло — уже через пару часов самолет «Лондон-Москва» взмыл в воздух, оставив за собой пушистый след в предвечернем небе. Алиса от всего сердца пожелала, чтобы Сириус, магия и Великобритания стерлись из памяти так же легко, как развеялся этот след.