Ballantine's

In your room Your burning eyes Cause flames to arise Will you let the fire die down soon Or will I always be here Your favourite passion Your favourite game Depeche Mode

Когда-то давно, когда небо было голубее, трава зеленее, а мир казался огромным и прекрасным, Алиса очень хотела влюбиться, чтобы по-настоящему, со страстью, страданиями и прочей экзальтацией, и обязательно с трагедией, чтобы в старости сидя в кресле-качалке у камина, с печалью вспоминать о былой любви. Как у Цвейга. Но любовь отчего-то не спешила бежать, виляя пушистым хвостом. Все обычно случалось слишком просто, слишком заурядно — пара поцелуев в подъезде и внушительное, как африканский слон, разочарование. И вот, что называется, дождалась. Казалось бы, что в Москве может напоминать о Блэке? Не было здесь ни британских аристократов, ни дирхаундов, ни, тем более, магии. Но стоило увидеть в толпе парня с волосами ниже плеч или, что еще хуже, большой мотоцикл, или (что совершенно невыносимо) услышать что-нибудь из британского рока, как сердце Алисы замирало. И приходила тоска. Она не лечилась ничем — ни прогулками, ни встречами с друзьями, ни книгами. А как было противно смотреть на влюбленные парочки! Последней каплей стало то, что отец притащил в дом новую жену. Этого гибрида куклы Барби с сурикатом Алиса возненавидела сразу и навсегда. Анжелика, работавшая в отцовской фирме секретаршей, в общем и целом была не худшим порождением перестройки, и с ней вполне можно было ужиться, если говорить о шмотках, косметике и ресторанах. Но Алиса не желала ни с кем уживаться. Она вдохновенно и самозабвенно страдала. Даже отец, который никогда особенно не обращал внимания на то, чем занимается его блудное чадо, однажды не выдержал и устроил Алисе допрос с пристрастием. Выслушав, сделал сердитое лицо, назвал Волкову дурой и бросил на стол пачку денег. Потом же, не желая слушать никаких возражений, добавил: — Ты такая же дурища, как и твоя маман. Той тоже пригрезилось, что я ее бросил, и она исчезла из виду, даже не сообщив мне, что у нас родилась дочь. А я был в командировке, между прочим. Ты о графе-то своем подумала? Может, он уже застрелился с тоски, а? — О графе? — Алиса прыснула, представив, как Сириус будет самоубиваться посредством волшебной палочки. — Да с чего ты взял, что я ему вообще интересна? — Деточка, возьми деньги, купи билет в свой ЛондОн, — Сергей Леонидович сделал ударение на второй слог в лучших традициях отечественного стёба, — и перестань омрачать мой дом своим присутствием. От твоих слез у меня плесень в гостиной завелась. *** Разумеется, никакого дома Блэков на площади Гриммо не оказалось, но Алиса не спешила падать духом — ведь обитель волшебников не может просто так стоять между домов обычных людей. Наверняка на него были наложены какие-нибудь камуфляжные чары или что-то вроде этого. А потому гражданка Волкова, сиротливо примостившись на лавочке, принялась терпеливо ждать. Благо, было еще тепло, и Лондон благоухал не только бензином, но и цветами с близлежащей клумбы. Алиса даже задремала на собственной сумке и проспала бы так всю ночь, если бы ее не разбудил так не вовремя начавшийся дождь. Но — о, нет, это не был простой лондонский дождик (три капли тут, две капли там). Это был настоящий тропический ливень, и Волковой тут же вспомнилась английская поговорка, аналог русского «льет, как из ведра» — raining cats and dogs, со всей своей жутковатой исторической подоплекой: давным-давно новопреставленные несчастные зверушки, упомянутые во фразеологизме, смывались из городских канав только вот таким вот ливнем. Иначе могли валяться там до второго пришествия. Кошечек и собачек, даже абстрактных, Алисе было жалко, но еще жальче было себя. Плотная пелена хлещущего по брусчатке ливня напрочь скрыла за собой дома напротив, а вместе с этим лишила Волкову последней надежды. Но надежда умирает последней, Диоген был прав. Из сплошного ливневого водопада вышла женщина с огромным старинным зонтом, и остановилась напротив Алисы. Та приложила руку ко лбу, чтобы дождь не заливал глаза, и изрядно удивилась, увидев перед собой ту самую рыжеволосую Молли, так бездарно растратившую яичницу на Сириусовой кухне. — Пойдемте, юная леди, — ворчливо произнесла Молли, надвинувшись на Алису вместе с зонтом. — Я уж думала, не обозналась ли, а теперь понимаю, что нет. Что тогда, что сейчас вам не мешало бы хорошо просушиться. Алиса издала нечленораздельный фыркающий звук, но вежливо поблагодарила за предоставленный зонтик и последовала за Молли в Мэдхаус, который, к слову, теперь отчетливо виднелся на фоне соседних домов. Ну, точно, магия. По коридору шли в молчании. Алиса успела заметить, что дом ожил — в нем больше не было запаха плесени и сырости, а с цокольного этажа ошеломляюще пахло сладкой выпечкой. Молли высушила зонт заклинанием и сунула в массивную подставку в виде чьей-то чудовищной лапищи, после чего со смесью жалости и легкого неодобрения оглядела девушку с ног до головы. — Да, от меня одни проблемы, — вздохнула Волкова, глядя, как под насквозь промокшими кедами появляются две лужицы. — О нет, дорогая Элис, — с ехидцей отозвалась Молли. — Это еще не проблемы. Проблемы — там! И она с чувством указала пальцем куда-то в сторону лестницы. Нетрудно было догадаться, что речь идет о хозяине дома. — Спасибо, Молли, — поблагодарила Алиса, за что удостоилась негодующего взгляда и возмущенного: «Для вас, юная леди, я миссис Уизли!» «Да слава ЦК КПСС, что не миссис Блэк», — возрадовалась Волкова, бегом поднимаясь по лестнице. По пути ей встретился Кикимер, делающий вид, что натирает подсвечник, в то время как на самом деле зыркал по сторонам с неприкрытой ненавистью и извергал ругательства, но на сей раз Алиса не стушевалась под грозным взглядом эльфа. — Мне нужен Сириус Блэк, — сказала она. — Прямо сейчас. На лице домовика отобразилась гамма чувств, которую совсем недавно Алиса имела честь наблюдать у миссис Уизли. — Господин наверху,  — Кикимер указал наверх, и Алиса, поблагодарив кивком, продолжила взбираться по лестнице. Чем выше она поднималась, тем запущенней становилась окружающая действительность. Обои свисали со стен драными клочьями. Настенные светильники едва горели, видимость была ниже среднего, а лестница скрипела под ногами и норовила обрушиться к чертовой матери. Плутать в лабиринте сумасшедшего дома, населенного призраками и еще черт знает чем, Волковой вовсе не хотелось. Но взгляд уперся в пустую бутылку из-под виски, и Алиса внутренне возликовала: след из выстроенных в кривой ряд бутылок вел в комнату, из которой явственно несло сигаретным дымом. — Самоуничтоженец, твою мать, — пробормотала она. При всей ее благосклонности ко всяким сигаретно-алкогольным забавам, меру Алиса знала, и вот такого раздолбайства не позволяла себе никогда. Она даже закашлялась, когда вошла в комнату — дым стоял коромыслом, хоть топор вешай. В полумраке (лампа едва светила только в коридоре) она споткнулась о пустую бутылку, и та с грохотом покатилась, встретившись с еще одной. Побоявшись убиться насмерть на осколках Сириусового алкоголизма, Алиса нашарила в кармане сумки (несмотря на китайское производство, оказавшейся непромокаемой) фонарик и щелкнула включателем. В длинном луче света предстала апокалиптическая картина: пол был усеян бутылками и окурками, на тумбочке громоздились стаканы и чашки, на стуле сиротливо валялись мятые рубашки. А сам виновник сего непотребства располагался на кровати, свесив ногу вниз и сжимая в руке ополовиненную бутылку портвейна. — Как низко пали ныне англосаксы, — вздохнула Алиса, пробираясь к Сириусу через батареи стеклотары. — Уже на портвейн перешли, значит. Под слепящим лучом фонарика Сириус поморщился, но проснуться не соизволил. Волкова первым делом пристроила сумку, сняла толстовку, с которой все еще капала вода, и протиснулась к закопченному окну. Минут десять провозившись с защелкой, все-таки сумела открыть створку, впустив в душную и дымную комнату свежий воздух и шум дождя. Затем, чиркнув зажигалкой, зажгла оплавленные свечи в мрачном черном канделябре. Еще раз ужаснулась, снова вздохнула и решительно принялась за уборку. На поверку бутылок оказалось не так уж много: они все уместились на драной и местами пропаленной простыне, которую Алиса завязала котомкой и вытащила в коридор, к лестнице. Затем сбегала вниз, на кухню, где застала миссис Уизли за штопаньем чего-то, похожего на мантию, выпросила у нее мусороуборочные принадлежности и вернулась в обитель Блэка. Часы отстучали полночь, когда комната анимага приняла более-менее здравый вид, и только тогда Волкова вспомнила, что с самого утра ничего не ела, что до сих пор в мокрых джинсах и футболке и замерзла как капибара в Арктике. И что, несмотря на все это, практически счастлива — лицо самопроизвольно растягивалось в умилительной улыбке, когда она смотрела на спящего Блэка. Точнее, валяющегося в алкогольной отключке — иначе давно проснулся бы: она тут так грохотала, что дважды прибегал Кикимер и один раз возмущенная миссис Уизли. Дождь, наконец, стих. Алиса прикрыла окно, оставив открытой форточку. Переоделась в сухое, развесила мокрое на спинке кровати (и дернул же черт натянуть ярко-красные труселя со звездами на фюзеляже!), и легла на кровать, с самого краешку, чтобы ничего такого. Поворочалась полчаса, слушая уютное сопение Сириуса, и, плюнув на все приличия, дамскую гордость, собственные принципы и прочую подобную ерунду, подползла поближе к анимагу, укрыла его пледом и легла рядом, осторожно погладив Сириуса по плечу. — Алиса, — тихо, но отчетливо произнес он. Волкова вскочила, жалея лишь о том, что потушила на ночь свечи и теперь не может видеть выражения его лица — только смутные очертания в свете выползшей на небо луны. — Привет, — ей вдруг стало так страшно, что Блэк будет не рад ей, что она начала искать глазами сумку, чтобы схватить ее и сбежать. — Я, кажется, тебя разбудила. — Или я все еще сплю, а ты — сон, — пробормотал Сириус, оглядываясь по сторонам. — Точно сон. У меня такого порядка быть не может. И Алисе пришла в голову отчаянная мысль. — Конечно, я сон, — уверенно подыграла она. — Ты что, думал, я в самом деле сюда вернусь? — Надеялся, если честно, — Блэк вздохнул и откинулся на подушку, неожиданно расстегнув ремень на брюках. — Ну, если это сон, то я предпочел бы сделать его эротическим. Волкова замерла, понимая, что доигралась. Невинная попытка выяснить, что к ней чувствует мужчина, едва не вылилась… впрочем, вылилась именно в то, что он чувствует. Как предсказуемо. — Давай в другой раз, — немного нервно ответила Алиса, незаметно подгребая к противоположному краю кровати. — Не будем портить нашу крепкую интернациональную дружбу нетрезвыми экзерсисами. — А вчера тебя совсем не смущали наши экзерсисы на рояле… Что?! — Блэк, до которого, наконец, дошло, что он не спит, вскочил с кровати и чертыхнулся, упомянув подштанники какого-то Мерлина. Вспыхнули свечи, все разом, ярко осветив комнату. Осознав происходящее, Сириус мгновенно протрезвел и прикрыл глаза ладонью. — Забудь сейчас же все, что ты только что услышала. Пожалуйста. — На рояле, значит, — Алиса ехидно сощурилась. — Тоже мне, друг называется. — И как ты… — он сделал пространный жест рукой, намекая на то, каким образом Волкова попала в его дом. — Молли, — честно призналась та. — Она впустила меня. Кажется, миссис Уизли на тебя очень, очень зла. Сириус страдальчески закатил глаза и потянулся к бутылке, но Алиса, как резвый гепард, перемахнула кровать и выхватила остатки портвейна из анимаговых рук. — Пить — это хорошо, спиваться — плохо, — наставительно произнесла она, искренне негодуя. — Я, конечно, виновата, что сбежала тогда, ничего не объяснив, но это же не повод… — Алиса, — Блэк мягко положил руки ей на плечи и заглянул в глаза. — У меня было много поводов. На один только что стало меньше. Вот так, одним махом, он заставил ее смущенно отвернуться, пряча счастливую улыбку. Ох, не зря Волкова вернулась, не зря. — Пойдем, что ли, кофе попьем, — невинно предложила она. *** — Молли моя свойственница, а ее муж Артур, если память мне не изменяет, мой троюродный племянник, — рассказывал Сириус Блэк, и с каждым его словом Алиса все больше оттаивала. Даже не стала уточнять, что именно чета Уизли делает в его доме. Может, у них дом сгорел, в конце концов. Или арендодатель выгнал за неуплату из семейного гнезда. Не ее ума дело. Точно так же ее совершенно не касалось, какие поводы заставили Сириуса уйти в запой. И она не спрашивала, хотя вопрос все равно висел в воздухе, обещая рано или поздно свалиться на голову. — Раз у тебя здесь такой ажиотаж, я, пожалуй, вернусь сегодня в отель, — предложила Алиса. — Даже не думай, — с интонациями, не терпящими возражений, предостерег Блэк. — Как скажешь, — Алиса засмеялась негромко. — Кстати, где мотоцикл? В гостиной я его не заметила. — Пришлось убрать на чердак, — анимаг сказал это с видом, мол, так было надо, ничего не поделать. — В него постоянно кто-то врезался. — Лето у тебя, судя по всему, было нескучное, — Алиса не удержалась от колкости, но заметив, как погрустнели глаза Сириуса, прикусила язык. — Это все ваши магические трудности, да? Нет, не отвечай, я и так знаю больше, чем положено знать этим, как их… маглам. И она зевнула, прикрыв рот рукой, понимая, что отчаянно хочет спать. — Кому-то пора в постель, — вздохнул Сириус. — И кофе здесь бессилен. — Четыре часа утра, — Алиса бросила беглый взгляд на большие старинные часы на стене, украшенные серебряной змеей. — Только, чур, рояль не предлагать. Леди желает отдельные покои. Блэк закашлялся, подавившись табачным дымом. — Не шути так больше, — с напускной строгостью сказал он. — Ты ведь понимаешь, что я был мертвецки пьян. — У нас, русских, есть прекрасная поговорка, — не смогла смолчать Волкова, — «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». — Ты действительно сейчас хочешь это обсуждать? — Сириус мученически вздохнул, туша сигарету в медной пепельнице. — Или отложим до завтра? Если Алиса чего сейчас и хотела, так только того, чтобы Блэк отнес ее в кровать, укрыл теплым одеяльцем и остался где-нибудь поблизости, Кикимера отгонять, если тот надумает сожрать нежеланную гостью под сырным соусом, смачно причмокивая в ночи. Но, разумеется, вслух она этого не сказала.