Рагнарок Старшего Бога Евангелиона

Читаю я Ваш "Меридиан горячей синевы". Никогда не думал, что скажу это Вам после РСБЕ и вообще Ваших философских штудий, но какой-то у Вас мрачный взгляд на жизнь. Не, не в том смысле, что Вы мир рисуете мрачным, он такой и есть.

— Balduin.

Холодный ветер прогуливался на вольных просторах Фронтира, где травяные колоски, синие и серые, покорно гнулись по направлению бега великой воздушной стихии. Нежно-голубое небо со спешащими парами мягко-белеющих облаков и как бы недвижимым кругом желтеющего Арбола казалось особенно безбрежным там, где по горизонту не проходило ни единой горы, и где всюду тянулись плотно поросшие растительностью поля. Лазурные деревья с сизыми стволами иногда вздымали плотные кроны — одни или островками-рощами, так нарушая абсолютную плоскость. Это прохладное, сладко пахнущее травами, лучезарное царство природы — лоно Вечно Преступной Природы — могло безмозглому романтику-иррационалисту показаться девственным и лишённым всякого греха и порока. Но на этой земле и под этим небесами нет ничего чистого и совершенного и быть не может. Идиот, сними розовые очки и погляди на траву, средь которой букашки ежедневно убивают друг друга, чтобы выжить. Подними очи и посмотри на небосклон, где рукокрылые хищники, паря, распрямив голубую мембрану, предельно зорко вызревают добычу. Загляни в микроскоп и узри одноклеточных, ловящих псевдоподиями и растворяющих себе подобных. Разве эта жизнь не есть ад бесконечной войны на любом своём этаже? Религиозные идиоты запугивают паству и самих себя преисподней после смерти, в то время как на самом деле они безо всякого греха уже заточены Вечно Преступной Шлюхой-Природной в глотке геенны: но лишь аналитический ум способен осознать это во всей полноте. Выкинь розовые очки, романтик, и покончи с собой, если не можешь смириться с тем, в какую бурную реку тебя выкинуло из уютной материнской утробы. И не смей измышлять себе добренького боженьку, который якобы сделал весь этот кошмар, ибо всякая частица миропорядка несёт на себе несмываемую печать порока, говоря о том, что если у сего бытия имелся создатель, то он был очень жестоким, преступным, злоумным, неблагодарным и бессердечным существом. Весь этот свет появился из первых лучей Большого Взрыва неисправимо прочным и жестоким на всех уровнях своего бытия, как уже говорилось. Вечно конфликтный и противоречивый, постоянно швыряющий своих обителей и безжалостно переменчивый. Покой обряженной в одежды безмятежности Природы — этой подлой двуличной шлюхи — всегда оставался лишь иллюзорной видимостью в глаз идиотов, родившихся без капли аналитического ума. Потому познавший эту истину закуёт своё сердце в оковы стоицизма и будет наслаждаться каждым отведённым ему днём, покуда есть такая возможность. Ибо не стоит ничего ждать в этом царстве рока, где когда-нибудь дни твои трагически завершатся… Четверо неустанно несущихся хорошо это знали жестокую натуру шлюхи-природы — двое разумных и двое неразумных чад Малакандры, они всегда убивали, чтобы не быть убитыми, рьяно и досыта лили синюю кровь. Средь небольшой рощи молодые рапторы спешно уносили свои длинные хвосты куда подальше. Их горячо любимую мать уже зверски убили двое чужаков, а отца не было дома — он сам отправился кого-то убивать. Испуганные жертвы ничего не сделали своим убийцам, но порочный круг жизни — то есть рождения, смерти, боли и насилия — несправедлив и вечно преступен — тут совершенно необязательно кому-то вредить, чтобы оказаться убитым, достаточно лишь стать мишенью кого-то столь же голодного. Всё что запрещает уголовный кодекс — природа дозволяет и к этому подталкивает, вкладывая в наши души садизм и безразличие. — На обгон! Понимая, что ему не догнать распторов по прямой, преследователь оттолкнулся от земли в сторону толстого ствола сизого дерева — там отскочил стопами от его объеденной кем-то коры, испугал сидевших в кронах рукокорылых. От этой точки проворный ловкач оказался на толстой ветки другого дерева, там убийца спрыгнул на другую ветку и воспользовался заранее известной упругостью данного растения, чтобы перевернуться в воздухе и направить себя дальше в прыжке чуть ли не на опережения. В перепрыге и беге часто мелькали босые ступни преследователя, совсем как человеческие, только синие, а вернее несколько серые от дорожной пыли, — прекрасная пара столь же ловким кистям, аналогично совсем человеческим. — Ха! Неумолимый преследователь подпрыгнул на десять метров — благо относительно низкая гравитация Малакандры позволяла и не такое — перекувыркнулся и приземлился прямиком между удирающими жертвами: — Попались! Охотник обхватил руками шеи рапторов, оба зверя пали и замерли в клубах сероватой пыли. Роща как раз закончилась здесь, последнее сизо-серое дерево с размашистой аквамариновой кроной высилось над головой, впереди шла короткая иссине-чёрная трава, довольно жёсткая, но красивый синекожий рёвозавр спокойной ходил через такую босиком. — Ух! Поймал! Улыбка первобытного хищника озарила его лик — то есть она была просто очень довольной и счастливой, даже без кровожадности, ибо нельзя быть кровожадным к тому, кого твой мозг благодаря отличному от тебя строению не воспринимает как предмет для эмпатии — и потому таких жертв можно убивать ради удовольствия — спорта. Убийца выпрямился и провёл рукой по растрёпанным чёрным волосам. После чего оглядел добычу. В длину более трёх с половиной метров от морды до упругого хвоста для балансировки; ноги — мощные, со специально так загнутыми суставами, чтобы обеспечить идеальный бег, с тремя мясистыми пальцами на конце; передние конечности не касались земли и завершились загнутыми угольными когтями, призванными намертво погружаться в живую плоть; морда — несколько сплюснутая, усеянная несколькими рядами жевательных зубов цвета сажи, спереди дополненных четвёркой торчащих чернёющих клыков, в остальном голова выглядела несколько элепсической; на средней по длине шее, то есть такой, каковая не производила впечатление слишком длинной или слишком короткой; синяя кровь струйкой потекла из тройной ноздри — это была единственная внешне заметная рана, вскоре к ней добавилось кровотечение из маленьких ушных раковин; круглые низко посаженные глаза по бокам с крупными надбровными дугами застыли с мертвенной блеклостью, их сетчатку покрывала некая мембрана, вероятно призванная уберечь глазные яблоки от несущейся дорожной пыли. — Вот видишь, дорогая, — хвастал охотник перед любимой, — я тоже могу их догнать. — Даром что колдун! — с ухмылкой шла к нему красная красавица в ярком наряде под цвет кожи, благодаря чему она резко контрастировала с вездесущей синевой всех оттенков. — То что колдуны сидят за вонючими фолиантами и потому у них нет времени на физкультуру — очередной миф! — синекожий красавец показал ей свои в меру атлетические бицепсы, сгибая локти. — Вот только, любимый, что мы будем делать с такой горой мяса? — задалась вопросом красная красавица, попутно хрустя сладким сердоликовым плодом. — Ну, нам необязательно тащить их куда-то целиком, — любимый захватил подушечками пальцев рог и задумчиво потёр его, — достаточно забрать камни, когти-зубы; я думаю, остальное пусть уплетает Вампи, если не справится, пусть лакомятся падальщики! Мы же охотимся не ради еды, а ради развлечения и финансовой поддержки наших друзей! Весело рассуждающий Хиро на Фронтире носил лёгкую одежду из синей чешуйчатой шкуры: жилетку-безрукавку, своего рода набедренную повязку, пару плотно прилегающих наручей и наголенников — всё из сетчатой кожи точно таких же животных, как убитые на этой охоте. На Фронтире можно было чувствовать себя свободно от стеснений цивилизации, в том числе от строгой нормативной одежды постиндустриальных городов. — Хорошо, я почищу им потроха, а ты пока отдохни, дорогой, — Зеро Ту доела плод и присела на корточки — красна девица на Фронтире ходила в очень тонком жакете из шкуры полосатого зверя, включающего в себя оранжевые, жёлтые, красные и немного бордовые полосы, явно происходящего не из здешних мест, пестрящих лишь синевой; таз охотницы укутывала тонкая аналогичного вида повязка из шерсти этого же животного, а ноги обтягивали обитые колечками меха своего рода гетры из растительной ткани с открытым носком. При этом жакет практически не скрывал грудей [1]. За плечами у неё висела винтовка, так как она не владела даром, в отличие от своего супруга. Кроме этого, у Зеро Ту имелась с собой сумка, откуда охотница достала полупрозрачный пакетик, нож — она распорола брюхо животному, извлекла некий пузырь, вскрыла и начала перекладывать в извлечённый оттуда же пакет некие каменистые отложения. Хиро же просто брался пальцами за когти и зубы рапторов — они тогда отделялись ровно и без лишних следов. За работой парочку прервал сторонний запах: — Чуешь? — Хиро повернул голову в направлении ветра, применившего направление и в очередной раз зашелестевшего листвой. — Похоже отец вернулся с охоты. — Точно, их мужские подбрюшные железы не спутаешь с женскими, а эти две — девочки, так что новому мужскому запаху неоткуда взяться, кроме как… Наверное самец нервничает — при нервах они выделяют много больше секреции. Папа должен был рано или поздно вернуться в логово, — посмотрела Зеро Ту в сторону, откуда через рощу цепочкой тянулись следы молодых рапторов наряду с их собственными. — Они образуют очень крепкие семьи и всегда возвращаются… — Угу, — Хиро поднялся и немного прошёл дальше, ориентируясь на нюх. — Он туда пошёл! — внюхивалась Зеро Ту. — Ты не туда чуешь! — Хорошо, веди — в чём-чём, а в ищейке тебе нет равных! — Да он близко, куда он уйдёт?! — металась среди деревьев Зеро Ту. — Точно, он там, где мы грохнули самку! Хиро и Зеро Ту спешно вернулись туда, где возлежал здоровенный труп рапторши. Над ним возвышался такой же зверь, пуская слёзы и тыкаясь мордой в бездыханную тушу. — Хех! Я сразу верно почуяла, что он принёс поесть! — Зеро Ту указала на труп травоядного, которого отец семейства тащил домой в острых зубах — это был ещё детёныш, сжавшейся в предсмертной муке, с сизыми пластинами на спине. Таким образом тут лежало теперь два трупа, скоро будет три. Явившейся убийца от природы достигал десяти метров от хвоста до характерного мужского выроста на голове — на Малакандре животные вообще порой вырастали до очень впечатляющих размеров благодаря низкой гравитации. Отец семейства взглянул на Зеро Ту и Хиро, будучи всего лишь животным, раптор тем не менее прекрасно всё понимал — сегодня убиваешь ты, завтра — убивают тебя, и ему надлежит сейчас мстить за свою стаю. Громоздкая челюсть отверзлась, обнажив сизо-фиолетовые язык и нёбо и ряды острейших угольно-чёрных зубов. — Он твой, любимый! — Зеро Ту не спешила доставать винтовку. — Да! — Хиро вспыхнул рогами — яркая пылающая синева залила окрестности своим заревом, затем последовал звук резко разрывающейся ткани, хруст с силой разделяемого черепа — голова раптора просто разорвалась изнутри напополам, дождь синей крови покрыл голубые заросли возле лазурных пальмовидных деревьев, чьи стволы затем хрустнули под звуком падающей туши. Увы, раптор был отличной машиной для убийств, способной глотать мелких животных целиком и рвать зубами и когтями даже очень прочную шкуру своих природных врагов, но не ему оказалось суждено появиться на свет возлюбленным сыном Вечно Преступной Матери-Природы — таковым венцом Малакандры стал рёвозавр разумный — наделённый магией, живущий вечно, если не врождённые мутации, болезнь или насильственная смерть, обладающий огромной силой; прочной и при этом очень эластичной и не грубеющей кожей, красивый и гордый, с великолепными рогами — Природа вложила в рёвозавров самые изысканные и сильные страсти, словно желала по завершению трудов подобно развратному Нерону из прохристианских книжонок привольно развалиться в пурпурном хитоне среди блядей, смазливых кастратов и иных зрителей колизея — перед поединком отборных гладиаторов, собравшихся биться насмерть. Меч и магия в руках этой расы господ покорили все прочие разумные виды — всех иных хнау, вплоть до того, что ко времени замены меча на пистолет и потом на бластер почти никого из братьев по разуму на Малакандре не осталось. Все прочие хнау стали рабами или просто были истреблены религиозными фанатиками Малельдила, которые сочли многие эти самые другие виды продуктом греховной связи язычников и животных; в первую очередь потому что рёвозавры были единственными бессмертными хнау на планете. Эту особенность иерархи Логриса обосновывали тем, что всякий разум создан по образу и подобию Малельдила — бессмертие является знаком высшего божественного дара для всех хнау и всех эльдилов — таким образом на не запятнанной первородным грехом Малакандре не могло быть смертных и при этом не испорченных хнау. Если другой вид и разумен и умирает с течением времени, значит — он отравлен ритульно-метафизическим грехом. По этой причине многие смертные хнау считались извращёнными биороботами — слугами падшего Оярсы Тулкандры, скорее всего, появившимися на свет вследствие греха скотоложства или искажения их ныне уже отошедших к Малельдилу бессмертных версий. Якобы злой эльдил мог лишь портить и смертность служила следствием такой порчи. Заповеди Творца всего сущего требовали казни скотоложников, самого животного и родившегося потомства, если оно было. Хотя даже многие церковники сомневались в биологической возможности чего-то такого, если в догматически правильном тексте упомянуто подобное — значит оно возможно. Так что уж точно не раптор стоял на вершине пищевой цепочки и не он был самым чудовищным хищником на этой планете. — Грязно, — хлопнула мужа по плечу Зеро Ту, осматривая расплескавшися фиолетовые мозги. — Просто перенервничал, он так близко был… Да и раптор — не церковник, у рапторов сердце не прихватывает, — пошутил Хиро. В городской жизни за пределами Фронтира он был вынужден поддерживать правящий клан церковников Логриса, дружественный Оракулу — в обмен на то, что ни он, ни его учитель, ни его рождённая с неправильным цветом кожи любимая жена не попадут под репрессии новой власти, если та сместит старое правительство. В отличие от монахов-чудотворцев тайный колдун Хиро освоил все виды боевых искусств, включающих использование дара — воздействие мысли на материю должно быть очень точечным и простым — куда как проще оборвать сосуды в жизненно важном органе, чем испепелить кого-то молнией, как это предпочитали эффективно делать чудотворцы Малельдила. Потому у подступившихся слишком близко конкурентов действующего клана чаще других рёвозавров случались инсульты и сердечные приступы, стоило ряженному под послушника Хиро подать им что-нибудь во время ритуала или как-то ещё подойти близко. «Внезапно вызвало начальство», уважительно разводил руками судмедэксперт, ибо среди биологически бессмертных теоцентристов внезапная смерть от болезни считалась доказательством особой святости (в свою очередь долгая болезнь, приводившая к смерти, считалась карой за некие грехи, потому религиозные личности косо смотрели на болезненных — нормальная позиция для тех, кому в каждой мелочи мерещится замысел некого невидимого и могущественного существа). И отнюдь не всегда Хиро мог сказать «ничего личного» — если бывший у власти Логриса клан состоял сплошь из авторитарных циников — карьеристов, лизоблюдов и лицемеров, готовых в принципе не иметь ничего против свободы для других, покуда та лично им не угроза и для приличия скрыта от глаз, покуда платится десятина и покуда внешне соблюдается всякая нудная формальность, включая отсутствие какой-либо критики в адрес церкви; эти деятели жили по принципу «друзьям — всё, пока этого не видят остальные, а остальным — святые заповеди Малельдила Триединого». В свою очередь конкурировали с этими товарищами часто действительно глубоко верующие личности — идеалисты от рогов до пят, например, желающие видеть рождённых с красной кожей догорающими на костре. «Краснокожие — мечанные Калюксом Красным — индриково отродье, содрать с них кожу и бросить её в огонь! Вернуть хозяину, дабы она не оскверняла Малакандру! Дабы не повторился более грех Врат Тулкандры!» — так звучал типичный лозунг правого консерватора-теократа, верного заповедям матери-церкви. Особенно наших героев пугал следующий эпизод, произошедший несколько тысяч лет назад — по меркам рёвозавров не так много — вошедший в великую историю церкви, однажды толпа фанатиков схватила женщину-астронома за красную кожу, оттащила в храм Малельдила и долго заживо отдирала кожу от плоти, организатора этого дела повысили в чине святости. Консерваторы любили припоминать этот эпизод в сугубо положительном ключе, приговаривая, что дескать сегодня моральные нормы недостаточно строги, уже не та, раз краснокожим позволяют жить. Потому Хиро даже, честно говоря, страшно жалел, что те, кто хотели заживо содрать кожу с его жены по итогу отделывались слишком лёгкой смертью. Разумеется, порой Хиро приходилось убивать и либерально настроенных верующих добряков, которые намеревались реформировать церковь, обещая покончить с жестокими ритуалами и зверскими заповедями, организовать свободу вероисповедания, отменить обязательную церковную десятину с мирян, смягчить подоходовый налог и так далее, чуть ли не однополые браки легализовать; однако, Хиро убедил себя, что даже попав во власть, эти наивные добродетельные сладко-сиропные либералы-реформаторы не смогут не только ничего сделать хорошего, но и спровоцируют глобальный раскол, ибо консерваторы и фанатики восстанут против таких нововведений — ведь рёвозавры жили неограниченно долго, у них не сменялись поколения, потому большая часть старших всегда хранила верность всего общества традициям своей молодости — и служила непреодолимым залогом отсутствия всяких значимых социальных изменений — потому в результате попытки что-то изменить к власти в Логрисе лишь после войны придут настоящие лютые фанатики — потому что у консервативной стороны много больше боеспособной народной массы, которая не смирится с таковыми переменами, не говоря уже про поддержку боевых чудотворцев — потому должные захватить власть после гражданской войны новые иерархи несомненно окажутся много хуже лицемеров и авторитаристов клана нынешнего. Потому Хиро без колебаний убивал и тех, кто хотел изменить статус-кво в худшую или лучшую сторону, искренне полагая, что идеалисты — будь то хоть смертоносные злобные тупые фанатики, готовые о букву догмы рога сломать себе и другим, хоть наивные сладко-сиропно-блевотные либералы, убеждённые, что жизнь глобально можно миром и любовью изменить в лучшую сторону, — они одинаково опасные для себя, потому, как и все виды идиотов, много хуже аморально-прагматичных циников-авторитократов. В любом случае, наш герой-киллер, которому читатель должен сопереживать, не мог делать ставку на реформаторов, ибо от этого зависела жизнь его семьи, пусть даже будущие поколения будут презирать и ненавидеть его за это, если колесо судьбы по ходу непредсказуемой истории повернётся в сторону либералов-реформаторов. Так что Хиро полагал подобное марание рук в крови просто необходимой борьбой за выживание — из-за этой дурацкой религии спятивших догматиков то, чем он занимался тут посреди дикой природы, не слишком отличалось от того, чем он был вынужден заниматься среди городских высоток. И начальники Хиро потому ему доверяли, ибо знали, что лишь общая выгода лучше всего скрепляет подобные отношения. По этим причинам Хиро мог брать отпуска на десятилетия — благодаря бессмертию и принципиальной несменяемости уже посаженные на нужные места члены правящего клана надёжно не допускали дальше во власть кого угодно со стороны, потому опасные конкуренты, которых требовалось прямо убивать, возникали хорошо если раз в пол века — и потому наш благородный киллер мог выезжать отдохнуть на природу, как он сделал это сейчас. — Однако я точно определила ещё одного самца — те малые следы принадлежали ему, — Зеро Ту осмотрела подошвы поваленного раптора. — Это — взрослый, а то был подросток. — Они далеко могут отходить на охоту, особенно сейчас — когда всех животных наши почти перебили… Думаю, переночуем здесь, если он вернётся, а по утру двинемся обратно, я хочу раньше компании добраться до Врат, — с такими словами Хиро приступил к добыче полезных отложений и когтей-зубов. — Я поищу хворост, — Зеро Ту оставила мужа и взялась за домашний очаг. Вернее — за походный. Так к вечерним сумеркам супруги уж жарили мясо рапторов, снабдив его травяными пряностями и плодами деревьев, которые росли прямо здесь. — Хиро, расскажи про Врата? — попросила Зеро Ту, хрустя хрящами раптора. — Ты не слышала эту историю от Оракула? — Мельком… — У тебя хорошая память. — Хиро, я хочу послушать историю от тебя, ты прекрасно рассказываешь, — настояла любимая, искренне улыбаясь. — Хорошо, — согласился муж, отделяя магией кусок пожирнее и с конца ножа кормя им любимую, — давай, сладкая, тут помягче… Пять веков спустя после становления центрального Логриса, — начал он рассказ о Вратах, — потребовалось окончательно покорить ещё непокорённых, обратить язычников в истину веры или в трупы — в зависимости от выгоды Логриса. То была эпоха многих выдающихся полководцев, которые бросили к ногам иерархов все независимые страны. Но самым великим из них был… — Индрик Красный, — Зеро Ту не требовалось узнавать, кто это. — Индрик Завоеватель, он же Индрик Синий, за цвет пролитой жидкости, Змеиный Всадник, Калюксов сын и ещё около сотни прозвищ, — поправил Хиро, в общем-то не желая упоминать, что нечто роднит Зеро Ту и данного индивида, — да, именно Индрик усилил предубеждённость против краснокожих. Очень великий чудотворец, — Хиро нарочно так назвал того, кто считался таким на момент начала карьеры, но потом был признан величайшим колдуном, потому сейчас назвать при истинно верующем Индрика Чудотворцем — означало особенно больно пнуть религиозные чувства. — А кроме этого, сильный воин, придумавший больше половины боевых приёмов, которые я использую — свыше семи тысяч боевых приёмов. Он был невероятно начитан и обладал феноменальной памятью, мог запомнить каждого из своих воинов. Начинал Индрик, говорят, как строгий и добродетельный монах-аскет, очень строгий в нравах. Но стоило ему принять участие в первой войне, как у него сорвало крышу. Он послал обеты праведника и с рогами окунулся в либертинаж, интересуясь полом своих жертв не больше, чем согласием. Всех народившихся детей он сношал и рождённое от них потомство — тоже, умудряясь мешать кровь с каждым последующим поколением так, что в итоге не осталось ничего, кроме уродливых… — Краснокожих мутантов, что ещё больше усилило предубеждения Логриса против подобных мне, — закончила Зеро Ту. — Верно. Индрик повёл войска в эти земли и покорил всех тутошних кочевников, рубил всех, оставляя лишь детей ростом не выше колеса телеги и симпатичных дев и юношей себе в гарем. Правда, они долго не жили после этого… — Кстати, Хиро, а это правда, что кочевники ели своих детей? Или это Логрис опять очерняет своих врагов? — поинтересовалась Зеро Ту. — Эм, да, это правда, — подтвердил Хиро. — Кочевники жили большими семьями и объединялись в большие группы только тогда, когда требовалось совершить крупный набег. В случае голода кочевники часто нападали друг на друга… Среди кочевников было запрещено есть рёвозавров, вот только рёвозаврами среди них считались лишь те, кто таковыми являлся по их общественному договору. Рабов, угнанных в плен они после изнасилований обычно ели, если те оказались бесполезными для чего-то ещё. Своих детей язычники тоже признавали детьми лишь по договору, то есть всех лишних детей они просто ели. Да, это правда. Не стоит удивляться подобному среди диких народов, которых церковь любит приговаривать к поголовному истреблению за греховность, — закончил эту тему Хиро. — Вот здесь экспедиция Индрика обнаружила залежи всякой полезной всячины. Тогда он потребовал от Логриса себе много рабов для тяжёлого труда в шахтах и каменоломнях. Так как в те времена власть Логриса ещё не утвердилась окончательно, близ центра многие непокорные восставали против иерархов. Потому, после казни глав восставших и старейших их семей-кланов, все повинные до исчисляемого поколения отправлялись в изгнание и рабство — коллективная ответственность, как ты знаешь, даже сейчас много где официально практикуется несмотря на официальный же запрет церкви… Хиро окинул взором окутанный сумраком пейзаж. — Тысячи и тысяч обратили в рабство и перегнали сюда… где они умирали от невероятно тяжёлых работ в шахтах и каменоломнях и от пыток и казней. Индрик согнал на работы все уцелевшие племена, в том числе племена язычников, скардинов и прочих хнау, которые в те времена в изобилии водились к северо-западу от нас, у самого конца Великих равнин. Больше всего Индрик озаботился постройкой себе достойного дворца. Он возжелал жить в палатах много роскошнее, чем те, в которых живут отцы и матроны иерархов. Его Великий Дворец воздвигли прямо рядом возле каменоломен, используя для этого в том числе магию. Под его же фундаментом закапывали тысячи умерших или значительно поранившихся на стройках рабов. Индрик сказал «крепче стоять будет» — и прозвал себя Владыкой Дворца, а его недруги изменили последнюю букву в слове того южного диалекта, чтобы — сама знаешь — получилось «Владыка Гнили». Ему это, правда, так понравилось, что он сам же начал себя так называть, бахвалясь, что нет преступления, которым он бы себя не замарал. Так вокруг Великого Дворца постепенно раскинулся весь город Индрика Завоевателя, который он по злой иронии судьбы нарёк Вратами Малельдила. Как ты знаешь, церковники часто именуют град сей Вратами Тулкандры и называть его при них изначальным названием — значит давать совестную пощёчину. Смысл был в том, чтобы обращать язычников в истинную веру, дабы они стекались сюда и приобщались к совершенной истине святого откровения. Этот метрополис рос постоянно и за два века непрерывной стройки стал самым большим городом среди бескрайних степей. Обитель самого великого зла и порока среди когда-либо существовавших на Малакандре. Но самое ужасное заключалось в другом — подобно язычникам, все свободные жители Врат договорились друг с другом о том, что они будут обращать своих рождённых детей в рабов, чтобы те вечно работали ради их довольства! Вот так просто! Церковь всегда приводит этот случай как пример пагубности безрелигиозной морали, мол, к чему доводит подход, когда источником её становится не Всевышний. — Ага, а иерархи Логриса никак не возражали против империи Индрика, покуда имели с него хоть какую-то выгоду, — вставила Зеро Ту. — Он же язычников карал! — А как ты хочешь? Церковь делает всё ради своей выгоды, а организация церкви — организация пути к Малельдилу, а путь к Малельдилу — Высшая Ценность Морального Закона Природы, потому — сам Творец освятил право церкви поступать так, даже не нарушая свою доктрину! — рассудил Хиро. — А язычники детей в жертву тёмным эльдилам приносят и вообще друг друга едят! А раз так, то это всё оправдывает! Так пусть их дети будут рабами божьих воинов. Жизни рабов там ничего не стоили, — продолжал Хиро, — там считалось нормальным убить раба просто так и бросить на его труп монетку хозяину за возмещения ущерба, приговаривая: «Вот сколько стоит жизнь!» Да и преступников и недовольных надо же было бы куда-то ссылать, как и членов семьи врага Логриса. Все восстания рабов в Метрополисе подавляли с невероятной жестокостью — казнили не только восставших, но и их родственников, при этом делали это предельно изощрённо… правда в этом деле они ничем не отличались от церковников. Ты знаешь, Зеро Ту, всякий режим обвиняет другой в том же, что делает сам. Наконец, — Хиро сделал паузу, — Индрик окончательно взорвался. Он уже до того учил, что раз он — царь, то он всегда прав, а это была типичная позиция язычников, до установления власти Оракулов, ну, и там, где она не установилась. Если у Оракулов считалось, что этические нормы выше воли любого лидера, ну, потому что этика сама образуются для удовлетворения потребности народа, а потому и сам лидер имеет все полномочия лишь как поставленная на этот пост коллективной волей народа фигура, то у других язычников часто было ровно наоборот — мол, «прекрасно и справедливо всё, что делается царем» — у них воля лидера выше воли народа, у них глава часто прямо провозглашался одним из эльдилов или даже самим Оярсой, сыном или дочерью Арбола. Собственно я теперь понимаю, почему многие язычники охотно разделили веру Логриса. Их задолбали цари и царицы, которые считали нормальным убивать за любое возражение — мол, читал я одного дегенерата: Я устанавливаю следующий, общий для всех закон: всегда справедливо то постановление, что исходит от царя, «всë, что идет от великого царя, должно почитаться справедливым» — и прочее говно; их заебали во всех смысл дегенераты, которые считали себя по статусу выше любого общества, ведь если Оракулы хвалились тем, что они сделали для народа, то языческие лидеры хвалились тем, каким статусом и качеством обладают лично они. Потому теоцентристы Малельдила привлекали всех рабов царей и цариц стать рабами Сверхразума, то есть стать по крайней мере духовно независимыми от гнёта самодержавных дегенератов. — Вот только они теперь стали рабами мифа и Логриса, — сказала Зеро Ту. — Верно, что иронично, первыми основателями Логриса, которые сумели чисто благодаря политическому уму и прагматизму собрать гонимые секты Триединого и возвести их культ в государственный, вообще были культистами Оярсы Арбола. Так что это закон подлости, Зеро Ту, — желая спастись от зла, которое мы знаем, мы легко попадаем в лапы зла, которое для нас новое, неизвестное, манящее благом, — пришёл к столь печальному выводу Хиро. — Проповедники обещали язычникам, что Малельдил лишить власти всех самодержцев, «отняв силы у начальств и властей, властно подверг их позору, восторжествовав над ними Собою», удушить последнего языческого царя кишкой последнего языческого жреца, — процитировал священный текст Хиро с добавлением своих мыслей. — Но возвратимся к Индрику. — Да, давай. — Индрик начал свою политику с того, что сказал публично: «всякий поступок царя да почитается правосудным и справедливым». То есть выходило так, что негодяй этот разом и источник высшей нормообразующей воли, и почтительный интерпретатор этой — собственной — воли, доводящий еë для населения. Многие преступники ссылались к нему как каторжники, он находил наиболее способных среди них, чтобы выстроить свою личную империю убийц, садистов и насильников — в конце концов в своём политическом трактате «Рëвозавры, один шаг, если вы хотите стать счастливыми», если мне не изменяет память, он объявил, что зло опасно лишь тогда, когда другая половина общества добродетельна, потому в его обществе чтить будут именно порок, а порицать добродетель, потому что порок сильнее добродетели, что высший смысл жизни — борьба всех против всех, что рёвозавры найдут победу и славу в вечной борьбе, но погибнут от вечного мира, что он освободит своих подданных от химеры совести, как освободился от неё сам… Потому Индрик Завоеватель переоборудовал в метрополисе храмы Малельдила в капища тёмного эльдила, в которых теперь по ходу кровавых оргий производились пытки и казни провинившихся или просто лишних рабов и детей. Где-то через несколько лет после этого, когда потребовались ресурсы, которые Индрик тупо прожёг — он сам начал устраивать набеги с этих земель взамен кочевников, для покорения которых его сюда изначально и прислали. Когда иерархи наконец потребовали ответа, Индрик заявил: «Мне было дано откровение — Малельдил Древний без смазки выебал в зад своего отпрыска — Малельдила Юного, потому тот высрал кровавый понос. Из которого родился я. Я — фекалоид Всевышнего и пророк тёмных эльдилов. Я — источник морали и нравственности. Я говорю — убей, укради, прелюбодействуй. Я знаю все обвинения, которые вы можете выдвинуть против меня, и я шлю их нахуй. Это моя земля — я буду грабить и убивать и делать всё что я захочу. Потому что у меня есть сила и власть! Такова моя догма». Зеро Ту злодейски заухмылялась, кушая раптора. Как и сам Хиро: — Иерархи быстро собрали армию в двадцать тысяч рыл — и послали её брать метрополис. Разумеется, у них ничего не вышло — Индрик прекрасно подготовился и на голову разбил Логрис. В первую очередь потому что они сделали ставку на чудотворцев, в то время как Индрик обучил собственных «нечестивых колдунов», специально натаскав их на быстрые убийства. Пока чудотворец возился с молниями, ему успевали раз десять оборвать сосуды в мозгу. А защитным техникам против магии монахов никто не учил. — Почему? — Это была намеренная уязвимость, они хотели чтобы маг был стеклянной пушкой, дабы в случае чего его было бы проще остановить. При проведении операций всегда планировалось комбинировать магов и воинов, чтобы последние защищали их или просто брали огонь на себя. Маги должны были требоваться либо против подавления простых маглов, либо против созданий с Той Стороны, которых во время гражданской войны призывали Оракулы и которые в те времена ещё водились. Тогда ещё не было огнестрела совершеннее аркебузы, — раз. Иерархи надеялись, что реальные боевые маги против них никогда не выступят — ну, потому что им будет просто неоткуда взяться. Шаманы язычников, которые тогда ещё попадались, были слишком слабы на фоне чудотворцев. Но вариант с чудотворцами-отступниками они пропустили. Потому с тех пор, к слову, они организовали из особо верных чудотворцев анти-магический спецназ, который до сих пор инструктирует наш Оракул… Так вот, — Хиро возвратился к основной истории, — другим фактором было магическое оружие, которое могли бы использовать маглы — Индрик приказал своим колдунам изготовить горы зачарованных клинков и мечей, режущих любой материл, глеф и копий, пронзающих любые щиты, непробиваемых щитов и доспехов, возвращающихся в руки молотов, всегда бьющих в цель арбалетов, энергетических стреляющих жезлов и тому подобного — и раздал это своим головорезам… Два года спустя Логрис собрал стотысячную армию воинов и чудотворцев, чтобы покорить метрополис. У Индрика был план. Хитрый негодяй постоянно изучал запретные искусства, ему удалось овладеть техникой высвобождения скрытой энергии творения, которая заключена в атомах. С помощью алхимии на основе этой первичной силы, он начинил такой бомбой золотой сундук и под видом драгоценности с большим кортежем рабов отправил в дар стотысячной армии Логриса. Индрик накануне сообщил, что готов покаяться и в знак этого хочет преподнести дар иерархам… Взрыв, способный уничтожить гору, убил разом более пятидесяти тысяч воинов Логриса, ещё тридцать тысяч умерли от страшных последствий. «Я открыл древнее искусство Оракулов — теперь я могу зажигать где угодно пламя Арбола. Отныне вы сами будете поставлять мне рабов, в противном случае я создам много таких бомб и буду взрывать ваши дворцы!» Хиро сделал паузу на длительное разжовывание жестоковатого мяса. — Однако Шлюха-Судьба отвернулась от Индрика — запретное искусство высвобождения огня Арбола из атомов ещё в эпоху Оракулов приводило к тяжелейшим болезням — всё потому что эта сила во время разрушения неделимой частицы подобно тьме стрел, пуль и бластов пронзает организм, оставляя раны столь малые, что они незаметны глазу, но повреждают нас изнутри и это приводят к хаосу в организме… Болезненные изменения плоти неизбежны. Потому Индрик покрылся язвами и боль его была нестерпима. Как последовательный приверженец своих взглядов, Индрик начал в агонии без разбору убивать всех подряд, покуда его самого не завалили числом. Он успел убить семь тысяч. Хотя возможно это преувеличение. Многие сочли это карой Малельдила. Хотя десятки тысяч крестоносцев Логриса также покрылись такими язвами во время взрыва золотого сундука — так что это просто внеморальная вездесущая сила природы, которую Оракулы именовали «Азати». Вероятно именно эта энергия и породила Вселенную, а не выдуманный Малельдил. Так вот, после смерти Индрика клан его долго воевал друг против друга. Тогда Логрис выслал мобильную армию числом от нескольких сотен, они несли с собой такой же золотой сундук, созданный Оракулом с соблюдением всех предосторожностей. Иерархи очень хотели заполучить скопленные веками богатства метрополиса, потому взорвать они решили золотой сундук близ города. После этого чудотворцы Логриса наслали мощный ураган, чтобы весь яд от взрыва пал на город. В результате бегства из Индрикова града всех свободных жителей, восставшие рабы захватили там власть и ударили в спину своим бывшим хозяевам, в то как армия Логриса взяла их в клешни — чудотворцы перебили колдунов, после чего массовое истребление осталось за малым. Иерархи, не желавшие, чтобы кто-либо выжил из свободных жителей метрополиса, приказали чудотворцам истребить по возможности всех рабов. Ну, «Малельдил своих узнает». — Да-да, конечно… — Церковь запретила под угрозой отлучения приближаться к опустевшему проклятому городу проклятого золота проклятого правителя. Но, по расчётам Оракула и схоластов [2], как раз к нашему времени пагубный яд Азати должен прекратить своё действие уже совершенно точно. Иерархи долго ждали. А дальше ты знаешь. Хиро запрокинул голову и всмотрелся в чистое звёздное полотно, раскинувшееся от края до края горизонта. Чернота космоса, разбавленная мириадами очей ночного свода нависала в своём грандиозном и несравненном космическом великолепии. Хиро достаточно хорошо разбирался в астрономии, чтобы читать карту звёзд и приблизительно прикинуть широту и долготу. — Я думаю, — Зеро Ту приблизилась к любимому, — дорогой, теперь мне предстоит поработать, чтобы тебя ублажить. — О, давай, — Хиро охотно снял с себя жилетку из синей чешуи… Он растянулся под кроной дерева, жена воссела, муж пристально наблюдал за её движениями, вместе они наполнили ночь своими стонами, дойдя, как обычно, во время совокупления до полуживотного состояния. Хиро кончил жене три раза во влагалище, четыре — в зад и два — в рот, а сама Зеро Ту разрядился раз семь. Это ещё не самая бурная ночь по меркам их вида. Когда они спали, возвратился старший брат убитых девочек, сын лежащей тут пары. Увидев издали спящих охотников и рядом трупы отца и матери, пятиметровый раптор в ярости побежал на убийц. В ответ ночь рассекли каскады пламенеющей белизны. — А?! — Зеро Ту раскрыла глаза, она всегда спала крайне чутко. — У-ум… — приподнялся голову Хиро. Разрезанный прямо на бегу раптор развалился на куски, идеально ровно поделённый тотчас угасшим колдовским веером; запахло горелым мясом, дымок взвился над сложившимися останками, аж вскипевшие иссня-чёрные внутренности разлились вокруг на мягкой приглущённо-голубой траве. — Мальчик вернулся и попал в сторожевое заклинание, — встала Зеро Ту. — Угу, не повезло ему, — заспанно посмотрел Хиро. — Судьба, — хмыкнула Зеро Ту, — будем надеяться, он много ел и трахался перед тем, как отойти в Глотку… Не будут они больше воровать скот. Перед вторым засыпанием Хиро вспомнил упомянутый им сегодня политический трактат Индрика Завоевателя, где тот оправдывал все пороки — от мужеложства до убийства. Индрик всегда последовательно апеллировал к Моральному Закону Природы, утверждая, что раз мы можем убивать скот, то и разумные существа по такому же естественному праву могут убивать друг друга фактически ради чего угодно, и что лишь эгоизм — единственное, что в сущности руководит нами, позволит организовать общество естественного морального и правового порядка, которым оно должно быть в силу нашей природы, — то есть непременно общество рабов и господ, где сильные от природы духом могут делать абсолютно всё со слабыми духом, так что нельзя позволять более рабам по духу своей поганой идеологией Логриса заковывать в цепи красивых хищных зверей, призванных Природой убивать, насиловать, попирать слабых и благодаря этому жить счастливо; Индрик доказывал, что угрызения совести — следствие деструктивного направления собственной энергии внутренним диким зверем на самого себя, что нужно отречься от неё и направить силу на господство — «Я освобождаю вас от химеры, именуемой совестью», говорил Индрик, это он писал уже в книге «Моя весёлая борьба, или Малельдил мёртв». Согласно этому мировоззрению, в начале цивилизации существовал «хищный зверь, красивое, жаждущее победы и добычи, рыскающее животное». Эти «пущенные на волю животные не подчинялись никакому социальному принуждению; обладая только совестью дикого зверя, эти чудовища совершали свои подвиги — убийства, разрушения, изнасилования, пытки с такой жизнерадостностью и душевным равновесием, с какими юные школяры совершают свои проделки». Эти «красивые животные» составляли благородную породу; они нападали на менее «благородных», побеждали их и превращали в своих рабов или/и истязали, насиловали и убивали себе на потеху: «Сила, красота, фигура, красноречие — такими были добродетели, которые на заре общества обеспечили авторитет тех, кто правил. Всякая семья, всякое поселение для защиты своих владений избирало из своей среды того, кто по общему мнению объединял в себе наибольшее количество качеств, перечисленных выше. Этот властитель, наделëнный правами, которые дало ему общество, брал в рабы самых слабых и безжалостно расправлялся с ними всякий раз, когда того требовали его личные интересы, или страсти, или даже прихоть тех, кто давал ему власть. Это был идеальный синтез личностного и общественного, идеальное общество, исторгнутое из матки Матери Малакандры». И вот «стадо таких красивых хищных зверей, каждый во главе своего племени или семьи, порода победителей и господ, воинственно организованная, способная к организаторской деятельности, наложив свои ужасные лапы на население, в численном отношении, быть может, гораздо более значительное, но ещë бесформенное, ещë кочующее, основало государство. Бред о том, что государство основано путëм договора, давно кончился. Тот, кто может повелевать, кто от природы господин, кто проявляет в телодвижениях и действиях склонность к насилию, тот о договорах не заботится». Вокруг них продолжали группироваться рабы — чтобы служить им или обеспечивать под началом предводителя величие и расцвет родной стаи, и этот вождь, чувствуя необходимость укрепить свои права, как в своих интересах, так и в интересах общества, делался ещё более жестоким в силу необходимости, честолюбия, а чаще всего из-за своего непомерного распутства. В организованном таким образом государстве существовали, следовательно, класс господ и класс рабов. Первый положил начало нравственным понятиям. Он провëл различие между добром и злом; доброе совпало для него с благородным, злое — с вульгарным; хорошими представлялись ему собственные свойства, дурными — свойства покоренной породы. Хорошими были суровость, жестокость, гордость, храбрость, пренебрежение к опасности, радость от смелого поступка, крайнее равнодушие к желаниям другого существа; дурными были «трус, робкий и мелочный, помышляющий только о примитивной пользе, равным образом недоверчивый раб с его приниженным взором, себя унижающая скотская порода, которая позволяет себя истязать, просящий подачки льстец и, главным образом, лжец». Вот господская мораль. Покорëнный класс имел, конечно, противоположную, рабскую мораль. «Раб не может сочувствовать добродетели сильного: он относится к ней недоверчиво, скептически, он изощряется в недоверии ко всему, что признаëтся хорошим господской моралью. Наоборот, заманчивыми представляются ему те свойства, которые облегчают страждущим существование: здесь в почëте сострадание, рука, склонная к помощи, отзывчивое сердце, терпение, прилежание, смирение, приветливость, ибо здесь они — полезные свойства и почти единственное средство вынести бремя существования. Рабская мораль по существу утилитарная». Одно время господская и рабская мораль существовали рядом или, точнее говоря, были подчинены одна другой. Но вот случилось чрезвычайное событие: рабская мораль восстала против господской, победила еë, свергла с престола и заняла еë место. Произошла переоценка всех нравственных понятий. То, что прежде при господской морали признавалось хорошим, теперь стало дурным, и наоборот. Слабость сделалась преимуществом, жестокость — преступлением, самопожертвование — добродетелью. Итак, жестокость является основным инстинктом. Для неë нет места в новой рабской морали. Основной инстинкт нельзя искоренить, он вечно будет жив и будет требовать своего удовлетворения. Поэтому ему постарались найти другой исход. «Все инстинкты, не находящие себе выхода, обращаются внутрь. Те страшные оплоты, которыми оградила себя государственная организация против закоренелых инстинктов к свободе (к числу этих оплотов принадлежат преимущественно наказания), привели к тому, что все эти инстинкты дикого, свободно рыскающего господина обратились назад, против него самого. Вражда, жестокость, удовольствие, доставляемое преследованием, нападением, разрушением, — все это, обращаясь против носителя таких инстинктов, создало «укоры совести». Господин по духу, который за недостатком внешних врагов и стесненный отсутствием простора, вследствие однообразной правильности оскотинился до раба, сам нетерпеливо ревел, преследовал, кусал, истязал. Это животное, самому себе наносившее раны, ударяясь о железные прутья клетки, в которую его посадили, чтобы укротить, этот алчущий, изнывающий от тоски по пустыне, которому приходится самого себя превращать в приключения, в место пытки, — этот шут, этот тоскующий и отчанный узник сделался изобретателем укоров совести». «Это желание истязать самого себя, эта ушедшая в себя жестокость господа-зверя, которого загнали в себя и который изобрел укоры совести, чтобы причинять себе боль после того, как ему был закрыт естественный выход для этого желания» привели к понятию о вине и грехе. Но и судопроизводство, наказание «так называемых» преступников, многие виды искусства, в особенности трагедия, — это формы, в которых первичной жестокости ещё дозволено проявляться. Рабская мораль с её «аскетическим идеалом» самоподавления, презрения к жизни, с еë мучительным изобретением совести, правда, позволила рабам отмстить своим господам; она, кроме того, укротила мощного, хищного господина-зверя и доставила малым и слабым, толпе, стадным животным лучшие условия существования; но нам всем вообще она причинила вред, задержав свободное развитие высшего типа личности. «Общее вырождение личности включительно до «граждина будущего» социалистических идиотов и дураков нынешнего времени — до их идеала! — это вырождение и умаление господина до совершенно стадного животного (или, как они говорят, до гражданина «свободного общества»), это низведение нас до животного карлика равноправности и одинаковых жизненных требований» составляет разрушительное дело рабской морали. Чтобы взрастить господ до высшего великолепия, надо возвратиться к природе, к первоначальной господской морали, к разнузданной жестокости. «Благо большинства и благо меньшинства представляют два противоположных мерила, мы должны вставать в противоположность лживому старому лозунгу о привилегии большинства. Индивид духовно свободный должен стоять по ту сторону добра и зла. Эти понятия для него не существуют. Свои инстинкты и действия он ценит по значению, которое они имеют для него самого, а не для других, для стада. Он делает, что ему доставляет удовольствие, даже тогда, в особенности тогда, когда это мучает других, вредит другим, даже их уничтожает. Он руководствуется высшим принципом Вселенной: «Нет истины — все дозволено». Руководствуясь этой новой моралью, наше общество наконец дойдет до исполнения Замысла Малакандры: самым зрелым плодом будет всевластный индивид, равный только самому себе, отрешившийся от ходульной нравственности, автономный и сверхнравственный (ибо понятия автономии и нравственности исключают друг друга), словом, индивид собственной, независимой воли». Конечно, возникал только один разумный вопрос у всякого, кто знакомился с этими текстами, на многих слабоумных производивших впечатление, а каким, собственно, образом, интересовался Хиро, эти красивые рыщущие звери-некропедозоофилы умудрились одновременно не заботиться о договорах с чернью, о собственной безопасности и вообще о чём бы-то ни было, кроме своих сиюминутных похотений, страстях и желаний, и при этом быть социально организованными для создания чего-то более сложного, чем разбойничья шайка, и при этом настолько устойчивого, как государство? В те времена боевая магия вообще не была развита и дикий шаман максимум мог костëр подпалить — не то что фаэрбол кинуть. То есть физически все были примерно равны, а даже если кто-то был сильнее, то камень по башке во время сна мог существенно уровнять шансы — заточенный каменный нож в спину, дрын потряжелее, брошенная в еду ядовитая трава… Никто не стал бы терпеть лидера, который не ограничен ничем, кроме своих сиюминутных желаний, особенно среди примитивного общества, где нет ни стражи, способной прикрыть задницу оборзевшего царька, никого, кроме общей семейной сходки. Большинство индивидов испытывают страх — и это удерживает их от правонарушений и от смерти, а забота о ближнем и огромное внимание к его желаниям — вот что скрепляет коллектив, совесть и доброта не позволяют нам есть друг друга, в противном случае не было бы ничего, так как никто не заботился бы ни о размножении, ни о потомстве, все друг друга бы пережрали и перенасиловали. Народ готов дать власть правителю лишь потому, что он обещает заботиться о них, стражник, защищающий зад правителя, также делает это из соображений, что его не кинут и что его лично безопасность власть будет охранять. Короче, не нужно доказывать, что бессердечная личность без ограничений, да ещё и с тягой к насилию над чужими, не способна сформировать социума. Сколько преступников, даже обладающих страхом, режут друг друга ради добычи, которую они до того заимели сообща? «Великолепный хищный зверь» сам себе вредит, сам себя уничтожает, и уж это ни в каком случае нельзя назвать полезным влиянием высокого развития его качеств — постоянное самообуздание страстей, порывов, желаний и инстинктов является необходимым жизненным условием как для сильнейших, так и слабейших. Индрик говорит, что совесть — «обращенная вовнутрь жестокость», индивид, имеющий непреодолимую потребность мучить и истязать других, удовлетворяет её на самом себе, так как ему запрещено удовлетворять её на других; значит, особо жестокий и не боящейся наказания преступник-социопат — господин по духу — в тюрьме, силой удерживаемый от удовлетворения своего инстинкта, должен достигнуть вершин самоистязания, укоры совести должны были бы встречаться у них особенно часто, чего, однако, увы, не происходит, хотя было бы хорошо. Короче, стая подобных «красивых некропедозоофилов» и возглавляющий её самый могучий некропедозоофил — невозможна, и такой образ мог родиться лишь в сознании дегенерата, несущего распад и растление, который хотел лишь оправдать свои пороки, потому его сверхценная злоцентрическая идеология не имеет никакого внутреннего содержания, окромя внутренней гнусной сущности её изобретателя. В этом не оставалось никаких сомнений, даже дело не в знании о делах автора этой «переоценки ценностей», который всего ли назвал добро — злом, а зло — добром; достаточно было ознакомиться с главой об убийстве: Хиро особенно вспомнилась сейчас эта часть о правомерности лишения жизни кого угодно; вот что этот философствующий изувер писал в своём трактате «Рëвозавры, один шаг, если вы хотите стать счастливыми»: «Испытания судьбы выдерживают только те, кто к этому приспособлен. Именно они, прошедшие через тысячи испытаний и всë же выжившие, имеют право производить новое потомство, которое опять и опять подвергается основательному отбору. Природа оказывается таким образом очень жестокой по отношению к отдельному индивидууму, она безжалостно отзывает его с этой земли, раз он неспособен выдержать ударов жизни, но зато она сохраняет расу, закаляет еë и даëт ей силы даже для больших дел, чем до сих пор. Так и получается, что уменьшение числа приводит к укреплению индивидуума, а в последнем счëте и к укреплению всей расы. Совсем другое получается, когда раб по духу сам вздумает ограничить количество рождаемых. Раб не располагает теми силами, какими располагает природа. Он сделан из другого материала, он «добродетелен». И вот он хочет стать «выше» жестокой природы, он ограничивает не контингент тех, кто выживает, а ограничивает саму рождаемость. Рабу, который постоянно видит только самого себя, а не расу в целом, это кажется более справедливым и более добродетелен, нежели обратный путь. К сожалению только результаты получаются совершенно обратные. Вечно Преступная Природа предоставляет полную свободу рождаемости, а потом подвергает строжайшему контролю число тех, которые должны остаться жить, из бесчисленного множества индивидуумов она отбирает лучших и достойных жизни, им же она предоставляет возможность стать носителями дальнейшего продолжения жизни. Между тем раб по духу поступает наоборот. Когда хочет, он ограничивает число рождений, и всегда потом болезненно заботится о том, чтобы любое родившееся чадо обязательно осталось жить. Такая поправка к Предначертаниям Творца кажется рабу по духу очень мудрой и во всяком случае гуманной, и раб радуется, что он, так сказать, перехитрил нашу Всеобщую Мать и даже доказал ей нецелесообразность еë действий. Что при этом в действительности сократилось и количество и в то же время качество отдельных индивидуумов, об этом наш добрый раб, нелепо пародирующий Священную Жену Лесов с Тысячью Потомков, об этом наш слепец не хочет ни слышать, ни подумать. Допустим, что рождаемость как таковая сокращена и число родившихся уменьшилось. Но ведь в этом случае как раз и происходит то, что естественная борьба за существование, при которой выживают только самые сильные и здоровые, заменяется стремлением во что бы то ни стало «спасти» жизнь и наиболее слабого и болезненного. А этим самим как раз и кладëтся начало созданию такого поколения, которое неизбежно будет становиться все более слабым и несчастным, до тех пор пока мы не откажемся от издевательства над замыслами Природы. «…» Основная задача мудрого правительства господ заключается в том, чтобы народ рабов не сокрушил власть сильных: когда это случается, тысячи несчастий сотрясают государство и заражают его опасными болезнями на целые века. Но если в государстве нет иных недостатков, кроме злоупотребления сильными своей властью в ущерб слабым, в результате чего тяжелеют оковы простонародья, тогда вместо зла это явление становится благом, и всякий закон, стоящий на страже такого порядка, будет служить славе и расцвету страны. Только для народа пишется закон, народ же является самой слабой и самой многочисленной частью общества, ему необходимы тормоза, которые совершенно не нужны господину могущественному и которые не подходят ему ни под каким видом. Стремиться к ослаблению могущества тех, кому оно подарено рукой природы, — значит противоречить ей; служить ей — это значит следовать примерам жесткости и деспотизма, которые она постоянно явит нам, значит использовать все средства, которые она вложила в нас, чтобы дать выход нашей энергии: кто уклоняется от этого — глупец, не достойный такого щедрого подарка… «…» Является ли тогда убийство преступлением перед обществом? [риторически вопрошал Индрик вслед тому, как ранее на протяжении всей первой части успешно доказал, что в глазах Природы и глазах представителя племени господ «преступлением не является решительно ничто»] Разве можно это себе представить? Какая разница для этого кровожадного общества высококачественных индивидуумов, будет ли в нём одним членом больше или меньше, если оно быстро и в то же время, разумно плодится? Пострадают ли от этого его законы, обычаи и нравы? Разве смерть одного влияла когда-нибудь на общую массу? А после потерь, понесённых в крупном сражении… да что там? — после истребления половины хнау, или, если вам угодно, всех жителей Малакандры, за исключением небольшого количества оставшихся в живых, разве будет заметно хоть какое-либо изменение порядка вещей? Увы, нет. И Природа не заметит ничего, и глупое тщеславие хнау, который возомнил, будто всё вокруг создано ради него, будет поистине повержено после полного уничтожения рода хнау, и будет видно, что в Природе ничего не изменилось, и полёт звёзд не приостановился. Но в то же время остерегайтесь умножающегося народа, скажу я вам, в котором каждый — независимая личность, и не сомневайтесь в том, что мятежи и бунты есть следствие перенаселения, каковое уже более не угодно природе там, где сильные взяли власть. Если, ради процветания нашего Славного Тысячелетнего полиса, вы предоставляете воинам право убивать, то тогда, ради сохранения того же государства, дайте право каждому жителю ожесточиться, ибо это не противоречит Природе, и избавляться от детей, которых он не способен прокормить или которые оказываются бесполезны государству. Предоставьте ему право на свой страх и риск избавляться от всех врагов, что могут нанести ему вред, ибо в результате этих совершенно незначительных действий население будет держаться на умеренном уровне и никогда не достигнет такого размера, когда может возникнуть угроза свержения режима. Пусть поражëнные хворей социализма иерархи Логриса хвалятся, что величие государства определяется только чрезмерным количеством его граждан рабского поголовья. Государство обречено на нищету, если размеры населения превысят его способность себя прокормить, но государство будет всегда процветать, если, ограничивая себя в нужных пределах, оно сможет вести торговлю своими излишками. Разве вы не обрезаете лишние ветви у дерева? И разве множество побегов не ослабляет ствол? Любая система, которая отходит от этих принципов, является безрассудством, и её неправильное функционирование приведёт нас прямо к разрушению тех основ, которые мы недавно воздвигли с таким трудом. Для уменьшения населения вовсе не следует убивать уже взрослого, по крайней мере ради только лишь этой цели, ибо несправедливо укорачивать дни сформировавшихся, если только нет причин уничтожить их по иному случаю, диктуемому, например, нашими страстями. Но скажу, разумеется, что вполне справедливо предотвратить появление существа, совершенно бесполезного миру, по праву сильного сама Вечно Преступная Природа позволяет свершится подобному, нашу Блудницу-Всематерь более не волнует судьба плода после зачатия. Нашу породу следует чистить с колыбели если вы предвидите, что данное существо никогда не сможет стать полезным обществу, его нужно уничтожить. Вот единственно разумные способы уменьшения численности населения, чей размер может стать причиной бед. Пришло время подвести итоги. Должно ли убийство быть обузданным обществом? Конечно, нет. Не будем же подвергать убийцу иному наказанию, чем месть друзей или родственников убитого. Наш девиз: «Я прощаю вас, — сказал я как-то индивиду, убившему ребёнка ради забавы, — но я также прощаю и того, кто убьёт вас». В этом возвышенном кредо содержатся все основы для закона против чрезмерных убийц. Короче говоря, убийство — это ужас, но часто необходимый ужас, отнюдь не считающийся преступлением, и который обязательно нужно терпеть в нашем государстве, чья цель — сделать нас счастливыми в гармонии с замыслами Вечной Преступной Природы и со своими сердцами». Не удивительно, что прокручивать на ночь, а голове такое, Хиро снились не очень хорошие сны. Спали одолевшие всех своих врагов супруги очень долго, когда двинулись — Арбол проделал половину дневного пути. Охотники оседлали Вампи — крупное ящероподобное животное, вытянутое до пяти метров и с парой гробов и очень длинными лапами, коими оно хорошо сцеплялось с поверхностью. Цвет индиго покрывал почти всего чешуйчатого зверя, а пара глаз на вытянутых конических трубчатых веках бросала взгляды один независимо от другого. — Эй! — когда они вышли к дороге, то наших путников остановила команда ребят на мотоциклах. Пятеро — простого фронтирного вида ребят, трое мужчин и две женщины — рабочие штаны, простецкие рубашки, часто с нелепо вплетёнными в это драгоценностями. — Куда путь держите? — нагловато посмотрел на них высокий в шляпе с широкими полями (отверстия для рогов прилагались). — А ты часом, э-э-э… — Зеро Ту прищурилась, изучая физиономию с большой челюстью и маленьким носом, плюс два круглых глаза, коричневые волосы из-под полей шляпы, и самое главное — следы ряда очень неприятных венерических заболеваний на лице, от которых кожа покрывается гнойниками. — Ты часом, приятель, не Гниломорд Скорострел? Хиро, — повернулась она к любимому, хрустнув леденцом, — если Дзоромэ не налажал — это точно разыскиваемый насильник-заразитель! — Правда? — Хиро попробовал вспомнить. По реакции бандитов стало ясно, что предположение Зеро Ту верно. — О, а ты сучка догадливая! Верно отметила, что я заразитель, я бы давно вылечился, если бы не огромное удовольствие, когда я заражаю вас! Ох, как бы мне хотелось видеть твоё личико, крытое гнойниками! — от говорящего бандита веяло болезнью. Обычно он быстро налетал на мотоцикле, насиловал и сматывался, как правило не убивая жертву, но это лишь потому, что ему нравилось думать о том, как та страдает от болезни. Сейчас этот негодяй с нарочито небрежной неспешностью потянулся за пистолетом. Гниломорд был искренне уверен, что парочка без видимого оружия им ничего не сделает. — Впрочем, сейчас мы всё равно не оставляем свидетелей… уж слишком велика награда за наши головы, потому — ничего личного. Зеро Ту очень быстро воткнула головорезу пару пальцев прямо в глаза, да так, что те вдавились в череп. Остальные братки аж дрогнули, после чего с бранью на устах резко потянулись кто за огнестрелом, кто за холодным оружием. Синяя вспышка от рогов Хиро — пятеро разбойников со своими мотоциклами отлетели и впечатались в дорогу, Гниломорд не успел особо то и прокричать — только разок пальнуть в землю. Трудяги большой дороги впредь не пошевелились. — Горо был бы больше рад, возьми мы кого-нибудь живым, — заметила Зеро Ту. — Увы, я взволновался… — почесался Хиро. — Просто когда есть мизерная опасность для тебя, мне плевать на всё — я валю всех без разбора. — Знаю. Ох, любимый, мы же не собирались сегодня охотиться на рёвозавров! — Зеро Ту слезла с Вампи и достал пакет. — Ах, как же нам благоволит судьба! — Никогда не доверяй этой бляди, — философски поучал Хиро, также слезая следом и идя отделять головы мерзавцев, — просто сегодня это она не к нам повернулась, а от них отвернулась. Три дня спустя супруги прибыли в излюбленный городок Фронтира — где множество невысоких зданий протягивалось вдоль дороги — сразу подошли к полицейскому участку. — Так, — Зеро Ту принюхалась, глядя то на заведение общепита напротив, то на этот самый полицейский участок, — они там! — указала она головкой красноватого леденца на последнее здание. — Угу, я тоже чую, — нюхающие супруги вошли, — Горо! — Хиро в жесте приветствия коснулся правого рога. — А, вы уже?! — светловолосый офицер полиции улыбнулся, он носил лёгкую серую рубашку с брюками, главным образом его статус выделяла лишь небольшая нашивка. Кобура со стволом ни о чём не говорила, на Фронтире огнестрел носили все, простаки — ствол, богачи — бластеры, пушка по-вычурней считалась главным признаком статуса, ибо личное оружие — высший символ свободы, не носят оружия только рабы. Огнестрел всегда брали на праздники и стреляли в небо, а вот устраивать стрельбу вне отведённого для этого культурой места и/или времени — самое последнее дело: любого, кто в общественном месте начинал беспорядочный огонь, убивали на месте — все доставали стволы и превращали нарушителя спокойствия в решето, таким и только таким образом поддерживалась строгая и жизненно необходимая культура владения оружия. Потому просто так в общественном месте уже угрожать им — значит, перейти к по настоящему серьёзному делу, достать — уже значит нагреть ситуацию до предела и самого себя поставить на мушку. К счастью, дуэли — в специально отведённом месте — дело совершенно законное и правое, в них участвовали мужчины и женщины, лица разного социального статуса, многие социальные конфликты так разрешались, да и похоронные компании в обществе не умирающих от старости без еды не оставались.— Ох, от вас пахнет синим, вы опять?.. — Горо без проблем определил, что хорошо знакомая ему пара супругов сегодня охотилась не только на братьев меньших, которые в тутошнй либертарианской утопии переводили на мясо и украшения совершенно спокойно, ибо для чего ещё нужна предприимчивому капиталисту живая природа? Он верно выучил урок этой ужасной Богини: каждому, кто может за ней аналитически наблюдать, это Шлюха-Мать преподаёт урок абсолютного цинизма и эгоизма, пожирая своих детей эта сила говорит нам своими делами: «Убивай, грабь, опустошай, чтобы я могла создать новую жизнь, застав самоорганизоваться материю и вдохнуть в неё дух, чтобы она продолжила Круг Жизни — то есть круг Зла». Потому думающий лишь о деньгах жадный буржуй был угоден Всематери — Демону Жизни, а вот сахарно-сиропный слащавый зелёный гуманист — нет, хотя первый о Природе вообще не мыслил, а второй уверен, что заботится о ней. Иронично, не правда ли? Ну да как говорится, порой делающий должное неверующий ближе к Богу, чем много чего о себе мнящий верующий (а какой ещё Бог, кроме Бога Зла мог создать наш мир и претендовать на единство с ним и его законами в неделилом пантеизме?) — В этот раз мы с любимым искали только рапторов, но, Горо, ты представляешь, прямо на дороге столкнулись с шайкой Гниломорда! — бойко рассказала Зеро Ту. — Мне не удалось никого взять живым, это произошло неожиданно, потому я взволновался и прибил их сразу, — улыбнулся Хиро. — Да ничего, его преступления многочисленны и очевидны, он изнасиловал столько женщин и мужчин, что гнойники на их лицах всё подтвердят лучше любых показаний, уточнений не потребуется, — заверил Горо, также принюхиваясь. — Чую, именно его следами от вас разит сегодня. Этот ублюдок так натрахался какой-то экзотический дрянью, что начал гнить, потому я его смрад ни с каким другим выродком не спутаю. Вам нужно обязательно помыться! А то ещё подумают, что вы больны этим!  — Обязательно, Горо. Мы забрали их оружие и все ценности, а мотоциклы и трупы сложили на дороге, давай покажу на карте где, — объяснил Хиро. — Хорошо, нет проблем, но давай сперва головы, — попросил Горо. — Вот же, — Зеро Ту уже доставала пакеты. — Сравним с фотороботом, — Горо подошёл к висевшим на стене фотографиям и рисункам. Много преступных персон из числа разыскиваемых за деньги распрощалось с головами благодаря стараниям нашей парочки — в основном потому что у Зеро Ту была хорошая память и она умела выслеживать по запаху столь хорошо, что сравниться с ней могли лишь такие же немногочисленные таланты. Поднимаемая целина служила отдушенной для многих беглецов — на Фронтир уходили жить те, кого не устраивал быт в лоне социалистической и теократической диктатуры; те, кто не могли сыскать там своего места под Арболом — еретики, отступники, члены их семей, вольнодумцы, краснокожие, просто те, кого достал не меняющейся косный семейно-клановый строй напополам с авторитаризмом, щедро перемешивающимся с отдельными проявлениями безудержного религиозного фанатизма; те, кому надоело поголовное доносительство и стукачество в пользу инквизиции, ибо клирики всегда поощряли это дело, желая держать паству под постоянным колпаком, чтобы можно было любого гражданина при желании или во время приступа религиозного фанатизма отдельно взятого духовника привлечь со всей строгостью за случайно обранённую фразу — в целях утверждения своей власти, силы и в назидание остальным; а также на Фронтир стекались те, кто жаждал легко удовлетворить свои преступные наклонности — маньяки, садисты, аморальные гедонисты, жаждущие во имя чувственности уйти в недозволимый отрыв; исследователи, желающие экспериментировать с магией таким образом, каким церковь запрещает, в том числе и потому что это потребовало бы заживо вскрывать чьи-то мозги — не то чтобы схоласты-иезуиты на неугодных не проводили такие опыты сами в стенах закрытых монастырей-институтов — но это такое дело, что кого попало к столь глубоким тайнам творения Малельдила Единого допускать нельзя, особенно вольнодумцев. — Только я ему моргалы вдавила, — Зеро Ту показала два пальца, стоило только Горо взять голову Гниломорда. Тут подбежали Дзоромэ и Мику — от них разило типографской краской. — Чем это воняет?! Ой, это Гниломорд… Так вот как он выглядит! Совсем не так, как ты нарисовал! — Мику указала на голову и рисунок. — Я рисовал его со слов свидетелей, а не сам придумывал! — возразил Дзоромэ. — Я что виноват, что та им выебанная так мне сказала?! — Дзоромэ, я не говорил бы о ней так резко, подумай — тебя же тоже могут изнасиловать, — спокойной сказала Зеро Ту. Благо, рёвозавры-преступники редко ограничивались противоположным полом, а преступницы столь же часто подвергали изнасилованию самцов, принуждая оных угрозой к сексу, а потом не редко и перерезая глотку с целью избавления от свидетелей. Вот оно — равенство полов в лоне Вечно Преступной Природы! — Ничего подобного! — Дзоромэ продемонстрировал короткий ножик, похожий на кинжал милосердия, которым обрывали жизнь безнадёжно больных и смертельно раненых. — Если мне будут угрожать изнасилованием, я заколю себя! — Дурак! — Мику стукнула муженька немного выше рогов. — Это варварский предрассудок! На самом деле Дзоромэ просто козлил и к изнасилованию тут относились рационально. — Так, идите и займесь чем-нибудь полезным — Нана отыщет вам работу, — отмахнулся от шебутной парочки Горо. — Есть! — Не понимаю, зачем они поженились, если они постоянно спорят? — посмотрел вслед им Хиро. Он на самом деле тоже любил спорить с Зеро Ту, но это выглядело всегда как светская беседа двух философов-диалектиков, а не как нелепый вздорный свар. — Я думаю в их случае им нравится друг с другом пререкаться, не обращал внимание, что они никого по-настоящему не злятся? — заметил Горо. — Нет — мы не сидим целыми днями в ваших душных канцеляриях, — Зеро Ту помахала рукой перед носом. — Давайте я посмотрю на остальные головы, — взялся Горо. — Я их не узнала, — Зеро Ту окинула взором всю стену с фотографиями и фотороботами, — вроде новых нет, так что эти — мелкие сошки. — Да, — Горо сравнивал сие трофеи с фотографиями, — ну ничего, когда наладится сеть, мы сможем воспользоваться компьютерной базой данных — программа чтения лиц их опознает. Давайте пока их вещи посмотрим. После этого дела Хиро и Зеро Ту помогли друг другу отмыться от запаха крови, хотя обычно они оставляли на небе душок убитых рёвозавров-бандитов и больших хищных животных, чтобы всё знали, что они охотники, в том числе за головами, и потому к ним можно обратиться с соответствующей работе — не говоря уже о том, что подобное наделяло их необыкновенно высоким социальным статусом. — Так что у нас по Метрополису? — поинтересовался Хиро, когда все четверо — он сам, Зеро Ту, Итиго и Горо расположились в здании общепита напротив полицейского участка — сотрудники постоянно циркулировали между двумя этими объектами. Рёвозаврам требовалось много есть. — Я вижу, эм, у Футоши наблюдается прилив посетителей благодаря метрополису, — Итиго окинула взглядом помещение, где оставалось мало свободных мест, сейчас занятых по большей части индивидами в походного вида одежде, чьи лица и чей запах были им не знакомы. К счастью, для них хозяин всегда мог вынести лишний стол. Вот почему ещё хорошо быть рёвозавром и жить на планете с относительно низкой гравитацией — мебель можно было легко перемещать туда-сюда. — По поводу метрополиса, — заговорил Горо, — я так понимаю компания дала кому-то на лапу и потому получила разрешение на раскопки без лишней проволочки. Не удивительно, что бюрократический аппарат Логриса по причине перегруженности и сложности порой отличался медленностью, что все понимали: прошлось бравым капиталистам дать клирикам взятку для решения любых вопросов, в том числе по части снятия запрета на проведения работ в заповедных местах. — Как вам уже известно, там орудуют стаи скардинов, спокойно множась там, куда не допускают охотников, — осведомила Итиго. — Мне говорили, там есть что-то кроме скардинов? — сказала Зеро Ту. — Некое странное невидимое существо, которое пожирает скот и выламывает деревья на пути. Оно чуть ли не телепортируется. Оставляет от себя маслянистую срань. — Да, Хати только вчера вернулся с места, где его видели прошлый раз, сегодня утром он опять выехал к югу от Горбатой горы, — осведомил Горо. — Итиго, покажи… — Да, вот, — Итиго достала из сумки, которую она всегда с собой носила, несколько фотографий и развернула. — Конечно это уже сегодня должно быть в газетах, да по радио сегодня к вечеру всё точно скажут, но мы вам изложим все подробности. Их появилось не так уж мало, когда вы были на охоте. — Я видела похожее в газете, которую мы достали из мотоцикла Гниломорда, — Зеро Ту взяла снимок. — Когда оно ещё первый раз напало. — Оно страшно воняет и у него специфический запах, который не совпадает ни с одним известным животным, — рассказывала Итиго. — У нас есть образцы его слизи, Икуно затрудняется определить состав. — Ну и следы, вы видите — у него около дюжины колоннобразных ног и оно ростом около десяти метров на вскидку, при этом весит оно не так уж много, а его следы порой странно могут обрываться, — сообщал Горо. Хиро ещё раз задумчиво опёрся щекой на кулак и посмотрел на снимок — он ранее видел похожую картину в газете: отпечатки бочкообразных ног на земле, сваленные стволы деревьев, разрушенная ферма. От животных — почти никаких останков, максимум — несколько кусочков костей, покрытых слизью. Плюс — много отпечатков ног скардинов поблизости. — Судя по всему это существо управляется скардинами, по крайней мере они там бегают с ним в одно и то же время, — указал на эту деталь Горо. — Откуда они могли достать это существо, любимый? — Зеро Ту посмотрела на Хиро. — Понятие не имею. Их шаманы почти ничего не могут из биомагии, но, возможно, экстренное положение заставило их начать эксперименты и вывести это. Тем более скрадины долго скрывались в Индриковом граде, могли найти чего-нибудь. Тут в кабак вбежал Хати, быстро отыскал Горо по выделяющимся светлым волосам, попросил выйти поговорить. Вид у офицера полиции оказался очень мрачным. Горо вернулся через двадцать минут, сам взволнованный, негромко сообщил: — Слушайте, отряд Хати столкнулся с ним, они потеряли пятерых и спаслись только уехав на машине. Это существо невидимо, страшно воняет, его сопровождает куча скардинов, которые всегда стоят издали, они при этом уже разжились огнестрелом. Пули эту тварь не берут, во всяком случае оно не показалось Хати раненым, не кровоточило. Ещё он сказал, что среди скардинов ему бросились в глаза двое субъектов в плотных одеждах, один ростом с нас, другой — около трёх метров, кажется у него извивался длинный хвост… Хиро часто заморгал, после чего накрыл Зеро Ту и Горо руками и склонил лицами ближе друг к другу над столом, Итиго подставила лицо к ним. — Я тогда думаю, — тихо сказал Хиро так, чтобы в говоре харчевни никто их не услышал, — это существо Извне или некое создание магии. Возможно из-за того, что кто-то из нелегалов пытался использовать секреты Индрика… Наверное нелегал стоит во главе скардинов. — Тогда это работа для тебя, — прошептал Горо. — Мы и для этого здесь, — слегка улыбнулся Хиро. Хати снова вернулся. Вместе с Горо они попросили внимание и рассказали обитателям кабака о происходящем в том месте, куда они все скоро направятся. — Я поговорю с советом старейшин и они точно определят награду за уничтожение этого невидимого кровососа, — пообещал Горо, — она точно будет приличной. — Но нам нужно что-то большего калибра, желательно сразу бластеры, — сказал Хати. — Большего калибра? Бластеров лично у меня нет, но вот что в наличии! — взялся за дело упитанный силач Футоши, хозяин заведения выволок шестиствольник, пару метров в длину. Одновременно он показал и ленту. — Этого должно хватить на любое животное, чтобы раз десять подбить, а если одного раза не хватит…— улыбнулся громила. — Если оно невидимо, оно может состоять из экзотической материи, — предупредил Хиро. — Такие сущности повинуются физическим законам того далёкого и неизвестного континуума, откуда они явились, а вовсе не привычным для нас законам, потому его может не взять пулемёт. — Да, но судя по тому, что оно ест обычных животных, оно точно состоит из обычной матери хоть в какой-то степени, а невидимость вероятно объясняется псионическим полем, хотя это странно… — согласилась присоединившаяся к разговору Икуно, как всегда, ходящая со своей вечной спутницей — Наоми. Они представлялись сёстрами и только близкие друзья, вроде Зеро Ту и Хиро знали о том, что на самом деле Икуно и Наоми — лесбиянки-любовницы. Икуно раньше работала в прицерковном институте, покуда её за полное отторжение мужского пола самым насильственным образом не пустили по кругу тамошние святоши — после нескольких отказов отдаться им добровольно, похотливые схоласты заперли свою жертву в подвале, в камере для подопытных заключённых и неустанно сношали в течение ста дней по полусотни раз за день и во все отверстия, лишь когда Икуно им надоела, ей дали пинка под зад. Одной из самых пикантных вещей для читателя окажется то обстоятельство, что почтенные матроны из сонма клириков оказались ни чуть не менее развращёнными, чем самцы — женщины также заставляли Икуно делать им всякие мерзости, принуждали лизать себе, подставлять грудь, чтобы они могли испражниться и… Но да опустим все эти несусветные мерзости — кому они могут понравиться? — скажем о них ещё лишь то, что именно женщина виновата в этом ужасе — настоятельница епархии, к которой принадлежал институт, возжелала Икуно, найдя её очень прелестной, но зная то, как Икуно отказывает мужчинам, извращенка решила, что бедная жертва — недотрога, и приказала так с ней поступить, принудить силой, пользуясь своим высоким социальным статусом, именно она гарантировала полную безнаказанность похотливцев. Один из коллег Икуно, узнав об этом, сказал: «Остановите планету, я сойду» — и с такими словами в предсмертной записке покончил с собой, сказав там также, что более не желает находиться на Малакандре и что уж лучше он поищет справедливость в Глотке Калюкса, в чертогах Эльдила Мандоса или в Центе Вселенной у престола Малельдила. Разумеется, добиться правосудия у бедной Икуно не было никакого шанса, ибо насквозь авторитарный правящий институт жил по святому принципу «своим всё, остальные пусть живут по заповедям Малельдила» — круговая порука и сплошное кумовство делали справедливость недоступной в том случае, если преступление совершали члены госаппарата в отношении простого народа. Конечно было несколько громких случаев, когда клан жертвы не спасовал перед угрозами и добивался правды до конца, когда сотни или даже тысяч рёвозавров разом направляли свою деятельность на то, чтобы покарать несколько обнаглевших негодяев у власти. Увы, клан Икуно оказался слишком разобщён доносами и внутренними распрями, а также имел не шибко высокое положение. Это что касалось циников, что же касалось фанатиков — тут всё было ещё хуже: «Не могут быть члены святой церкви насильниками — потому что они члены святой церкви; не может быть того — чего не может быть! Как смеет эта грязная дрянь клеветать на святых отцов и матрон?!» Ибо церковь всегда натаскивала фанатиков на эту идею — Логрис непогрешим потому что это Логрис — чтобы в случае чего миллионы или даже миллиарды верующих вышли защищать власть клириков. Икуно, однако, ещё веря по своей глупости в справедливость, вознамерилась сражаться за правду. Она сказала родственникам, что намерена добиться правосудия — первая ошибка, ибо противник оказался предупреждён. Она помолилась Малельдилу, попросила удачи у Триединого, покаялась в грехах, в том числе в своей ориентации, и пошла в суд. Зря — там пострадавшей сразу же предложили пройти ордалию — это такой принцип, который применялся по отношению ко всякому, кто без наглядных доказательств выдвигал обвинение против одного из иерархов, сам не имея сана — заключался он в том, что подаватель заявления должен был пройти испытание опасное для здоровья или даже для жизни, ну там, выпить яд, взять раскалённый металл и остаться без ожогов — короче, суд гласил, что Моральный Закон Природы не допустит того, чтобы невиновный пострадал в таком случае. Икуно не была дурой и знала, что законы природы так не работают — иначе бы ордалия применялась и в светских судебных разбирательства — не говоря о том, что совершенно не понятно, почему испытание не могли бы пройти сперва те, против кого выдвигают обвинения, раз невиновный всё равно останется цел по их же представлениям?! Тогда с Икуной поговорили ребята из церковной гвардии — схватившие её офицеры, стражи церкви всеми способами и на всех фронтах, затащили в тихое место, опять избили и снова изнасиловали. Искренне опасаясь повторения кошмара до самого конца, Икуно согласилась на всё, лишь бы её отпустили. После нового изнасилования, к счастью — не столь продолжительного, что не удивительно в силу того, что похоть клириков гораздо сильнее похоти каких-то там вояк в мундирах — офицеры заявили, что, во-первых, им известно об ориентации Икуно — разумеется благодаря культуре всеобщего доносительства — потому достаточно лишь одного их слова об этом, чтобы церковный суд постановил: из Икуно нужно изгнать тёмного эльдила — ведь Малельдил создал два пола и притяжение между ними для размножения, цель существования пола и секса в гетеросексуальности, а если кого-то притягивает свой пол, значит этого кого-то испортил тёмный эльдил — обряд изгнания нередко заканчивался депортацией в чертоги Мандоса того, из чьего тела и выдворяли вон злую сущность с Тулкандры; но это только, во-первых, — а во-вторых, обвиняемые действительно могли сразу безо всякого суда пройти ордалию: попросить чудотворца обернуть им руку магической защитой и взять кусок расплавленного металла, показать отсутствие ожогов и вопросить: «Сам Малельдил Триединый, через чудотворцев своих проявляя Свою волю, дарует нам оберег, разве можем мы быть виноваты в столь гнусном преступлении? Эта нечестивая лесбиянка клевещет на нас по научению падшего эльдила, она должна или пройти обряд экзорцизма по своей свободной воле, ибо всякий из нас, не стареющих и не умирающих, рождён без изначальной порочности и потому может быть очищен от всякого согрешения, или она будет приговорена к достойной каре за добровольное пособничество врагу с Тулкандры, который ежедневно ведёт супротив нас брань духовную!» В конце концов придумав бесов, церковь нашла идеального врага, в сговоре с которым можно обвинить кого угодно. Короче, понимая, что Моральный Закон Природы не на её стороне, Икуно поклялась вообще убраться на край света. Отпустили её без лишних проблем только потому, что униженная, запуганная, изнасилованная и ужасно страдающая девушка согласилась ко всему прочему отписать своё имущество в пользу церкви, а конкретно той самой матроне, которая всё это устроила! Не удивительно, что Икуно сбежала, бросив всех родственников, опасаясь, что проблемы перед всемогущим Логрисом могут появиться и у них, да и могла ли едва спасшаяся жертва после этого оставаться в городе, где на неё те, кому она доверяла, уже настучали инквизиции? Да и сами понимая, чем это им может грозить, весь клан её вскоре публично отрёкся от каких-либо связей с Икуно, обозвав её грязной лесбиянкой и гнустной клеветницей. Последняя не могла не слышать передающиеся шёпотом слухи, коим она теперь полностью доверилась, о том, что в застенках инквизиции томятся многие члены семей «пособников тёмного эльдила», где мужчины и женщины становятся жертвами похоти и садизма тех, кто вдалеке от лишних глаз во всю без ограничений реализует чувственность, которой природа особенно щедро наделила расу господ. Икуно могла спастись от душевных мук лишь благодаря времени — его очень много пошло, достаточно, чтобы позволить хотя бы просто жить, невзирая на крайнее отвращение мужского пола и страх перед мужчинами и изнасилованием. Снова научиться улыбаться Икуно помогло общество Наоми и хороших друзей, которым плевать на ориентацию и которые больше всего ненавидят стукачей, всюду снующую нос инквизицию и прочих любителей жить по принципу «своим — всё, остальным — заповеди». Что же касалось Наоми, то у неё оказалась схожая судьба — ей также довелось оказаться жертвой изнасилования, но совсем не противозаконного, а наоборот — самого что ни есть законного! Брат Наоми изнасиловал девушку из другого клана. На собрании старейшин постановили: наказание должно соответствовать преступлению, потому Наоми отдали на поругание брату изнасилованной! А какие ещё законы могу быть в обществе бессмертных, где — не везде, правда, но в данном конкретном регионе — наибольшим авторитетом обладают те, кто родился ещё при чистом родо-племенном строе и с тех пор поддерживает духовные скрепы и традиционные ценности?! Такое чисто правое отношение к личности — то есть как к скотине — заставило Наоми бежать куда подальше. Когда Хиро подружился с Икуно и Наоми и узнал их истории, ему стало стыдно: наш герой задумался, правильно ли он поступал, так или иначе защищая сей поганый строй? Зеро Ту на такие размышления сказала: Ты поступаешь правильно, любимый, да, Икуно жаль, но разве не порочная природа индивидов толкает их на подобное? Разве виноват строй там, где на самом деле виновата порочная природа расы господ, которая даже своих не щадит? Разве не виноват весь этот порочный мир, породивший биосферу, где даже представители одного разумного вида столь жестоки друг по отношению к другу? Все звёзды и все планеты, каждый атом вместе с ними — все эти элементы в совокупности виноваты в том, что такой миропорядок вертится, и лишь частным случаем схождения законов физики является зарождение жизни, которая неизбежно рождается с прочными наклонностями. За такими беседами Зеро Ту вспоминала те издевательства, которым её подвергали в детстве, заставив озлобиться и на мирян, которые её унижали и на тех, кто сам не унижал, но проходил мимо, допуская эти унижения из равнодушия или из страха перед инквизицией, которая запишет защиту краснокожей в адрес неблагоприятного проведения; уж конечно Зеро Ту ненавидела весь этот культ Малельдила — который учил тому, что она порочна, хотя она ничего не сделала, она просто родилась не с тем цветом кожи, но уже за это ей предстояло терпеть как минимум оскорбления и постоянно слушать о тех или иных фундаменталистов, что неплохо было бы её вообще-то казнить! Как я ненавижу этот мир, говорила Зеро Ту, каждый атом виноват в моих страданиях, потому что в целом позволяет всему этому быть; как я хотела бы остановить движение планет и уничтожить эту Вселенную! Чтобы всё затихло! Потому не вздумай заботиться о чём бы-то ни было постороннем, любимый, говорила ему Зеро Ту, обнимая его, заботиться надо только о том, что тебе лично нужно и лично дорого — а на остальное тебе должно быть наплевать. Но ты же уподобляешься тем, кому было плевать на тебя, упрекал в ответ Хиро. Знаю, любимый, отвечал Зеро Ту, если всё прочно под Арболом, то и я — порочна. Мне жаль. Прости, если ты хотел бы видеть более идеальную жену. Но плюнь на всё остальное, оно всё равно уже обречено, насквозь прочно и не будет тебе от других никогда никакой благодарности. Но да вернёмся в кабак Футоши, где ребята обсуждали странное существо, живущее в окрестностях Окаянного града и выбирающееся с бандой скардинов искать себе поживу. — Икуно, — обдумав всё известное, ещё раз обратился Хиро к той, кто нашла тут работу школьной учительницы, — ты говоришь верно, но это может быть существо Извне, в таком случае законы физики, логики и здравого смысла могут не действовать. Все, кто хоть отдалённо слышал этого разговор, сейчас обратили особо пристальное внимание на то, что говорил Хиро. — Такие места, как метрополис Индрика Завоевателя могут быть прокляты — он мучил тысячи рабов, их псионическое эхо могло разрушить границы между нашей стороной реальности и обратной — Изнанкой — в таких местах можно видеть призраков, как правило это просто отпечатки без подлинного сознания, но в таких же местах могут в наш мир проникать опасные существа с Той Стороны — это создание может быть как раз таким пришельцем, который приспособился под нашу действительность. Тут подошёл никто иной, как сам Мицуру — богатей, на чьи деньги содержалось заведение, с ним пришли Кокоро и Аи — его жена и старшая дочь от неё, соответственно. Они выделялись несколько более вычурной одеждой, в частности Мицуру носил метросексуальный костюм из фиолетового бархата, а его необычно изнеженная для этих мест походка напополам с пижонской внешностью красноречиво говорила о пристрастии к содомии, что в общем-то было обыденностью для погрязщей во всех видах гедонизма аристократии — церковь смотрела на это сквозь пальцы, главное чтобы всё делалось за стенами закрытых особняков — разве что неудобно получалось, когда приходилось отпевать покойного из благородного рода, отошедшего в чертоги Мандоса с диагнозом: »…пытался выебать заряженный бластер, одновременно насыпая себе в рот битое стекло вперемешку с наркотиками и ебя себя в зад членом неустановленного крупного сельскохозяйственного животного» (буквальная цитата одного патологоанатома, который решил в этот раз не придумывать более формализованную формулировку и написал в заключении это). Но да возвратимся к семье Мицуру — он был наследником древнего рода, который по неизвестной причине покинул родную землю и со своими жёнами, детьми и слугами перебрался сюда с видным капиталом. Футоши — уроженец клана, издревле прислуживавшего роду Мицуру, взял в жёны Кокоро — жену Мицуру, благо на Фронтире разница в сословии не имела никакого значения (а различные формы группового брака считались обыденностью, они шли ещё с языческих времён и церковь Логриса ничего тут существенно не изменила). Мицуру, его общая с другим индивидом жена и его дочь — все трое вместе с простыми стволами в кобурах носили бластеры. Почему вместе со стволами? Они требовали меньше ухода, чем то футуристическое оружие, последнее носилось по большей части для демонстрации статуса, зато прекрасно действовало на дуэлях, не оставляя ни шанса выжить после попадания бласта, летящего на суб-релятивистской скорости и способного пробивать насквозь валуны. Потому Мицуру и членов его семьи никто и никогда не вызывал на дуэль. — Хиро, ты говоришь о летающих полипах? — уточнил Мицуру, будучи, кроме всего прочего, весьма начитан. — Э, нет, вампир метрополиса не похож на летающего полипа, — Хиро даже усмехнулся, — так как оно не летает даже. Летающие полипы — наиболее частые гости из чужеродных бездн за пределами Малакандры: странные существа, способные перемещаться по воздуху на любой высоте, менять форму, сложно сказать на что похожие, так как они часто становятся невидимыми для маскировки — он могут наводить ураганы и их не берут пули, убиваются они только магией или специально разработанными электрическими пушками, в том числе бластерами. Одарённые монахи могли погружаться в транс и созерцать то, что созерцали жившие много миллионов лет животные, из этих наблюдений следовало, что летающие полипы однажды пришли из космоса и воздвигли города в виде сплошных башен без окон. Потом эти инопланетяне по неизвестной причине пропали и лишь некоторые из них остались заключены в трудно доступных местах. Если такой будет высвобожден из подземного кармана — за ним срочно прибудет отряд экзорцистов, включающих в себя боевых чудотворцев и — если надо — поддержку мехов. Попытки общаться с помощью телепатии с летающими полипами ни к чему не привели — сознание этих пришельцев оказалось слишком чуждым. Церковь объявила их тёмными эльдилами, которые по вине своего отпадения от Малельдила утратили полную неуязвимость и потому могли быть уничтожены магией или достаточно развитыми технологиями. Это мнение фантиков, циники же считали, что этих ксеносов стоит уничтожить покуда они не размножились, хотя точно никто не знал, как они умножают свою численность, совершенно ясным оставалось то, что если они снова большим числом придут из космоса — ничего хорошего ждать не стоит, потому армия мех со специальными пушками строилась схоластами… да всяко пригодится в противном случае для запугивания народа! — В любом случае мы должны к началу прихода компании… вынести там всё ногами вперёд, — Зеро Ту несколько небрежно развалилась на скамье. — И если что — мы с любимым предпочитаем работать в паре. — Вы что, хотите себе всю награду забрать? — улыбнулась Кокоро. — Не-а, — Зеро Ту махнула рукой, — просто не хотим, чтобы мелочь путалась под ногами. — С таким самомнением тебя надо в великие инквизиторы, — хмыкнул Мицуру. — Я думаю нам стоит пойти в разведку первыми, — Хиро ещё налил себе напиток. — Ты вообще кто? — заявил вдруг один из нездешних. — Идите сами куда хотите, — мотнула головой Зеро Ту. — Мы что ли вас с любимым держим? — Просто я это говорю для тех, кто ценит моё слово, — Хиро повернулся к слушателям, обводя взглядом Горо, Итиго, Мицуру, Кокоро, Аи, Икуно, Наоми и Футоши. — Он — чёрножетонщик, — пояснил нездешнему один из завсегдатаев. Хиро тотчас показал оный предмет, вытянул, сжимаемый пальцами, попутно смотря в другую сторону и заливая в себя напиток. Чёрный жетон со знаком Малельдила Триединого выдавался высшими иерархами Логриса лицам вне определённой должности и подразумевал статус доверенного лица — эта корочка открывала любые двери, позволяла схватить за шкирку почти кого угодно. Часто этот жетон носили сопровождающие инквизитора одарённые, которые, однако, не числились нигде официально и не являлись монахами-чудотворцами — всё потому что у тех развивали только специализируемую магию, в то время как чёрножетонщики колдовали что-нибудь другое вне формальной сферы, потому в свите инквизитора либо занимались важными расследованиями, либо ловили всякую паранормальную нечисть, либо колдунов-нелегалов, которые чинили трэш и угар. Конечно возникал теологический вопрос: если колдовать можно только Оракулу, силы чудотворцев — от Малельдила, силы всех остальных — от тёмных эльдилов, то кто такие чёрножетонщики? Ответ всегда был одинаков: Видишь чёрный жетон? Видишь знак Малельдила Триединого на нём? Знаешь, что если его возьмёт в руки недостойный, то сам Оярса Малакандры спустится с неба, чтобы нашинковать злодея огненным мечом? Знаешь? Вот знай. И не задавай больше вопросов. А если они не отпускают голову, то загляни в Откровение Малельдила и прочитай про нас: «И поступи по слову, какое они скажут тебе с того места, которое изберëт Малельдил, и бережно исполняй всë, как они укажут тебе, по закону сего Откровения, которому научат они тебя, и по суждению, которое они изрекут тебе, поступи; не уклоняйся от слова, которое они скажут тебе, ни вправо, ни влево». А теперь читай написанные нами трактовки именитых теологов: «Утверждение «не отклоняйся от слова, которое они скажут тебе, ни вправо, ни влево» следует понимать в том смысле, что даже если они называют правое левым, а левое правым, ты должен им подчиняться» [3]. — Прихвостень инквизитора? — с раздражением прямо задал вопрос тот индивид из числа нездешних, кто прибыл сюда со своим стволом, чтобы послужить компании по освоению древнего метрополиса, заваленного сокровищами и магическими артефактами. — Нет, я не прихвостень… инквизитора, — Хиро выговорил последнее слово с пренебрежением, намекая на свой действительно высокий статус правой руке Оракула, он повернулся к собеседнику и подбросил жетон, поймал, — просто я разбираюсь в паранормальных делах и советую вам поберечь себя и оставить это дело нам. — Вот ещё! У вас, прихвостней Логриса, денег хоть жопой жри, а мы — простой народ! — разгневался говоривший. — Я просто дал совет — не более, — Хиро отвернулся. — Да — закон Фронтира — «Каждый свободен, каждый выбирает по себе», — добавила Зеро Ту. — Да, это Хиро — муж краснокожей, — узнал ещё кто-то из нездешних. — Она его единственная жена, — проговорил кто-то из присутствующих. — Он денег не жалеет на других и многим помог, потому не стоит про него говорить дурного здесь, — прямо посоветовала Итиго. — Не поймут. — Мы ничего дурного не говорим, — сказал один из нездешних, похлопав того, кто начал раздражённый наезд. Вероятно тот за что-то личное ненавидел инквизиторов. Не удивительно. Всех инквизиторов тут ненавидели, кроме особого отдела экзорцистов, специализирующихся на борьбе с нечистью, а не с народом. Хиро считали кем-то таким, хотя о своей работе он никому не рассказывал. Он привозил из города больше деньги и просто так щедро одаривал тех, кого полагал достойным; он отдавал почти всё от охоты за головами бандитов и за редкими животными в пользу городка. Плюс к этому доброжелательный характер и женитьба на краснокожей, что исключало приверженность безумным сверхценным идеям. Таким образом его знающие местные уважали и любили — только так заслужил доброе имя, он, повязанный с инквизицией, на Фронтире ненавидимой и неверующими и верующим, разочаровавшимися в официальной церкви. Ах, если бы только жители Фронтира знали, кем он работал — ведь именно он был первой преградой для изменения этой системы, страж статуса-кво преступного режима, благородный трагической киллер. Эгоист Хиро помогал им ради сделки с собственной совестью. Впрочем, волне по либертариански — Фронтир не имел никаких подробных законов, многое тут решали связи и знакомства, общество больше полагалось на правовые обычаи, в том числе на вызов на дуэль. Кто победил — за тем и правда. Если ты разорился, стал жертвой ограбления, денег нет — путей много: можно продать себя в рабство (или скорее не в раба, а в крепостного), благо обычаи и законы позволяют в ряде обстоятельств сменить хозяина (здесь есть аналог того, что на Руси называли Юрьевым днём), а жесткое обращение со стороны хозяина возбронялось общественным порицанием, и это на самом деле имело значимую силу в такой обстановке; можно было выйти на большую дорогу и зарабатывать разбоем, попутно реализуя свою чувственность безо всякого стеснения — насилуй, убивай, хлещи живую кровь из перерезанного горла — не найти занятия более романтического — стань диким зверем, но не жалуйся, что тебя как зверя дикого и застрелят; можно было податься в какую-нибудь маленькую секту, основанную теми, кто полагал Логрис исказителями веры, там с голоду не дадут умереть, правда мозг засрут гаже сортира; можно было продавать своё тело для секса или на опыты сумеречным гениям, бежавшим от церкви для того, чтобы нелегально проводить запретные опыты с магией; короче, озвученный Зеро Ту девиз о том, что каждый свободен и каждый выбирает по себе — прекрасно отражал все пути сего романтичного места. Это в цивилизации жизнь была сытой в любом случае — работаешь ты или нет. Дело в том, что церковь была обязана одной из своих сверхценных догм следить за тем, чтобы всякий верующий в Малельдила имел прожиточный минимум — »…пусть ест вдоволь всегда тот, кто работает или кто болен и не может работать, пусть лечат его и пусть следят за всяким, дабы не хворал он; а тот же, кто притворяется больным, чтобы не работать и есть вдоволь — да будет проклят в этой жизни и в последующей, да побьёт его камнями всё общество; кто же ест, но не работает, да будет и он побит также всем обществом и проклят в этой жизни и в последующей», строго говорило Откровение Малельдила — собственно, именно в том числе и поэтому сложные системы надзора пасли рабочий народ. Стоит отметить, что работа домохозяина тоже считалась работой, потому во многих случаях органы надзора отслеживали общую производительность труда с клана, потому принципиальные бездельники при попульстительстве родственников могли жить в удовольствие. Правда прожиточный минимум часто тоже выдавали не на личность, а на клан и им распоряжались старейшины, которые и десятину отдавали со всего клана. Всё потому что бессмертных жило слишком много, чтобы считать по одному. И надо сказать в первую очередь благодаря сытой жизни большинства, именно в силу полного желудка, стояла власть Логриса — народ благодарил церковь, искренне считая, что большая часть арестованных инквизицией — действительно врага народа, а кто ещё? Вот так, дорогой читатель, абсолютно ничто не мешает строю одновременно быть и насквозь преступным и одновременно обеспечивать сытость и относительный комфорт своим подданными и за это пользоваться народной любовью! Вот такие фокусы порой творятся под Луной! Ну точнее под Фобосом и Деймосом. Не слушай демократов и либералов, критикующих диктаторский социализм за неэффективность — он всего лишь требует грамотного подходах, как и всё в этом мире. Главное — не родись в семье врага народа, не родись гомосексуалистом, не родись с ещё каким-нибудь дефектом, который порицает Моральный Закон Природы, не говори гадости про стоящих у власти и сам доноси на тех, кто так делает — за это инквизитор давал блат, никогда не выказывай сомнений в правильном пути, будь всем доволен — и не узнаешь ты ни зверств режима, ни жестокой кары его. Хотя и удача тебе понадобится, чтобы тебя не возжелали изнасиловать власть имеющие и чтобы на тебя не накатали ложный донос. Как писал среди своих один либертин, чей труд довелось читать Хиро: «Мы, социалисты, кормим этот народ, почему нам себе нельзя зарезать хотя бы немного скотины? Его что, много убудет? Уже много где вводится принудительная стилизация, потому что не везде мы, социалисты, можем накормить наших безудержно плодящихся рабов, да ещё и обеспечить им медицину. Социализм призван удовлетворить потребности каждого, но кто же подумает о патологических садистах, которых Природа создала для своей цели, иначе почему мы есть? Потому истреблять лишнее — это даже не наше право, а обязанность прогрессивного либертина-пантеиста!» Впрочем, если говорить об удаче, то удача нужна везде, потому нет смысла говорить об этом здесь. На капиталистическом Фронтире её нужно не меньше, ибо тут в рот никто ничего так просто не клал — да, церковь иногда присылала благотворительность, но куда меньше, обычно только в случае необходимости, предполагая что здесь частный бизнес будет кормить своих владельцев сам и те будут передавать десятину, одновременно осваивать целину, собственно именно ради этих целей Логрис перебрасывал предпринимателей, давая им начальный капитал, чтобы те также следили тут за порядком, дабы сбежавшие сюда раскольники, еретики, отступники, неверующие, сектанты, сумрачные гении не борзели. Вырубка лесов, истребление целых видов — цивилизация расы господ стремительно наступала, не давая никому пощады, ибо Малельдил дал бессмертным право быть хозяевами природы, которая существовала для Малельдила и потому он, как Творец, мог ею распоряжаться как угодно, таким образом санкционируя право другим, кто существует также для него, делать с флорой и фауной подобное. На Фронтире не считалось чем-то неприличным не называть свою фамилию, то есть тут полагалось нормальным жить без роду и племени, у многих из которых таковые остались в той жизни. Вот почему Зеро Ту искренне любила эту либертарианскую утопию, ибо она куда лучше подходила под её судьбу и темперамент. Ведь даже без богатого мужа-киллера, она могла прокормить себя здесь хоть продажей тела, хоть грабежом, хоть охотой за головами — или всем этим одновременно — сношаться и убивать красной чертовке очень нравилось, в ней играла колоссально могучая чувственность, в изобилии дарованная Природой, потому Зеро Ту при содействии супруга охотились на бандитов и в этом находила свою самореализацию. — Как хорошо, Хиро, — говорила она, пожив в этом месте некоторое время, — что тут нет суда и закона более вышестоящего, чем пуля в лоб. Я могу защитить тут себя от кого угодно сама, а там в цивилизации я не могу ничего сделать власти — у них везде камеры, везде прослушки, везде толпы силовиков, там они меня повяжут и раздавят по малейшей прихоти, а тут я могу убежать в дикий лес и выживать хоть как-то. — Но такая жизнь может пойти только кому-то вроде тебя. Поверь, многие готовы отдать свою свободу ради сытости, — говорил Хиро, сидя с ней за столом после очередной сытной порции. — Ха, любимый! Так я и не говорю, что моя жизнь для всех! Все мы разные, Хиро, нельзя придумать столько законов, сколько нас на свете живёт. Потому, — Зеро Ту игралась с ножом, — я хочу видеть мир, где каждый живёт по своему закону. Пусть каждый защищает сам себя — нафиг судей, нафиг полицию, нафиг власть. Пора запретить запрещать. — Но не кажется ли тебе, — Хиро, как видный сторонник диалектики, решил возразить, — что подобное общество не могло бы защитить неприспособленных к самообороне? Раненых? Слабых? Калек? — Хиро, мне нет до них дела, — как всегда совершенно прямолинейной излагала свои мысли Зеро Ту. — Вот скажи, если тебя завтра арестуют за то, что ты в сердцах нехорошо высказался про очередного мудака у власти? Или за то что ты сам ничего не делал, но родственник твой попал в немилость и теперь тебя за это вместе с ним шлют валить лес за тридевять земель?! Иль за то что тебе нравится секс со своим полом? Иль за то что ты не хочешь верить в то, во что тебя хочет заставить верить власть? И скажи, если тебя будут увозить по произволу на казнь, кому-нибудь на тебе не будет наплевать?! Всем этим нищим, голодным, о которых заботится такая власть, они будут готовы выйти и отбить тебя? Конечно нет! Всем им плевать на меня и на каждого в отдельности из них, и вообще на всех остальных в отдельности. То есть один индивид ничего не значит в любом случае. Тогда нафиг мне такие защитники, которые меня от одного защищают, но готовы меня в любой момент схватить и раздавить просто так, когда я сама могу от всего себя защитить?! Я не хочу иметь с ними ничего общего! На голодных, больных и калек мне плевать, потому что им тоже на меня плевать — о них заботятся правители, чтобы выглядеть хорошими в глазах подданных, чтобы за это оправдывать свой беспредел и самим хорошо жить. Если бы забота о бедных не повышала авторитет власти, то власти было бы на них плевать. Во власть идут чтобы властвовать, а не чтобы делать кому-нибудь другому хорошо. — Но Зеро Ту, если ты будешь ранена или больна, Логрис всё же сможет о тебе позаботиться… — когда Хиро это говорил, Зеро Ту оскалила зубы: — Любимый, ты меня хорошо знаешь, я не позволяю себе быть обузой — я покончу с собой, если сама не смогу зализать раны! Если остальные духом слабы признать, что кончена их жизнь и прервать её сил у них не хватит — то пусть издыхают с выпущенными кишками! Пусть мрут от голода, а не хотят — пусть идут хоть на большую дорогу! Я убью их, если они у меня на пути встанут. А если мне кто-нибудь подаст руку помощи, я этого не забуду, и буду помогать тому, кто помогает мне. Но лишь потому что он делает это лично мне. Помощь государства — да пошла она, если взамен оно может меня уничтожить по прихоти очередного власть имеющего уебана! Нахуй Логрис! Таково было мнение Зеро Ту и ничего не могло его изменить. Сегодня в кабаке Футоши вечером вся бригада предалась обжорству и распитию всяческих напитков, в том числе запрещённых церковью за провоцирование чувственности. Мицуру, как обычно в таких ситуациях, попросил Хиро уединиться с ним. Разумеется, Зеро Ту запротестовала против именно что уединения, потому пришлось всей откушавшейся команде ввалиться в комнатушку и устроить оргию в самых разных местах — Мицуру сношал Хиро, Хиро сношал Зеро Ту, та целовалась с Итиго, её сношал Горо, Наоми и Икуно ласкали то Кокоро, то её дочь Аи, каковых двух по очереди приходывал Футоши. В других комнатах также творились подобные оргии, стоны доносились всюду. Иногда участники перебегали между комнатами. Голый Дзоромэ по коридорам расхаживал туда-сюда, везде смотрел и наяривал свой колом воздетый член, в то время как его жену Мику пускали по кругу все кому не лень. Только когда Дзоромэ наконец был готов кончить, он подбежал к любимой супруге, спихнул с бранью левого ебаря и орасил влагалище любимой. Каждый испытал по пятнадцать-двадцать оргазмов. На восходе Арбола Зеро Ту и Хиро оседлали Вампи и отправили к метрополису. — Мы будем искать этого вампира-невидимку именно там, интуиция мне подсказывает — оно связано с этим местом, не зря оно будет в центре, если в окружность взять все точки его появления, — говорила Зеро Ту. — Жаль, магия Великого Дворца вырубает всю электронику и нельзя дронами разведать место, — сожалел Хиро. — Возьмите, — Икуно протянула им нечто вроде сигнальной ракетницы, — я успела сделать этот состав и залить сюда, он окрасит его так, что никак не смыть. Если оно материально, оно будет видно так. — Спасибо. — Как хотите, у меня нет власти над бравыми ребятами, — говорил офицер полиции Хати перед выходом, попутно посматривая в сторону также готовящих к отходу вольных мужчин и женщин со своими стволами — все они были членами свободного либертарианского общества и потому без необходимости полиция ничего не могла из запретить. — Вы точно уверены, что его следы внезапно обрываются? — уточнил Хиро напоследок. — Да, мы долго его искали… оно возможно обладает способностью к телепортации или к полёту, — предположил Хати. — Или ко временной дематериализации — оно может менять колебании атомов, чтобы фактически становиться полуматериальным, — предположил Хиро. — Странно что оно маг. — Оно всегда ошивается около метрополиса, где уже раньше пропадали бравые ребята, — сказала Зеро Ту. — Его природа точно связана с этим местом. — Там около нескольких сотен скардинов, кроме того, там видели стаи рапторов, возможно они сбежали туда от охоты, но… их также могут контролировать телепаты, свидетели говорили, сельскохозяйственные животные накануне вели себя странно и подходили сами к этому существу, — повторял Хати. — Да, хорошо, мы будем знать на что оно способно… Возможно оно использует скардинов как рабов, возможно они используют его… возможно… Короче, не будем гадать, отправимся туда, там узнаем, — Хиро ничего более не стал обсуждать и распрощался с Хати. По дороге к метрополису нашу сладкую парочку не раз обгоняли мотоциклы и иные машины, всё же ездовое животное Вампи уступало техническому транспорту по скорости, зато превосходило по проходимости — оно могло пробраться там, где не мог проехать ни один транспорт. По пути Зеро Ту и Хиро встречали своих знакомых. Например, они встретили сладкую парочку из Гаммы и Беты, эти милые ребята обычно сторожили скот на Горбатой горе — Гамма обладал бордовым цветом кожи и носил при себе стального вида арбалет, найденный у одного колдуна, железные болты из него всегда били точно в цель; Бета вооружился очень длинным ружьём, чей прихват был отделан чернеющей костью раптора, то есть того животного, на охоту за которым и требовался столь внушительный калибр. — Давно мы вас не видели, — обрадовался Гамма после того, как все взялись за правый рог друг перед другом. — А мы вас, — улыбнулась Зеро Ту. — Вы держите путь туда, куда и все? — Да, в Окаянный град, искать невидимое чудище, за него обещали дать столько, что мы скупим треть Фронтира, ха-ха! — улыбался Бета, весь полностью светло-синий. — Вы знаете о том, какие возможности уже продемонстрировало это существо? — поинтересовался Хиро, волнуясь за друзей. — Хати описал всё известное по радио: от десяти до метров, невидимое, воняет так, что мы его ни с чем не спутаем, вдобавок может внезапно появляться и исчезать, — перечислил Бета. — Или у вас есть что добавить? — проницательно посмотрел Гамма. — Ну, мы сами не знаем, эм, что это такое, — не стал скрывать Хиро, — но оно может быть очень опасным и только мы сможем сражаться с ним… возможно. — В одиночку мы не намерены в это дело лезть. Мы с любимым, — Гамма хлопнул Бету по попке, — договорились встретиться с одним мутным типом. Мы для него добывали информацию, совершая вылазки в Окаянный град каждый год. Он просил нас просто докладывать обстановку и разрешал забирать найденное добро. Гамма разумел их снаряжение — помимо арбалета носил он легчайшую зачарованную кольчугу; Бета же держал в ножнах чародейский клинок, светящийся при любом магическом присутствии, тончайший плащик на его спине мог блокировать чужую магию, кулон на цепочке — отгонял нечистую силу. Возможно у них было что-то ещё, как правило во всеоружии они собирались лишь на охоту за магами-нелегалами, занятыми аморальными и/или опасными опытами. — И что это за тип? — спросила Зеро Ту. — Черножетонщик, как и ты, Хиро, — ответил Бета. — Да, я знаю, что Логрис пасёт это место, наверное они должны были зачесаться из-за появления этого невидимки, — не удивился Хиро, — Зеро Ту, возможно, эм, он понадобится нам, потому давай встретимся с ним? — Не буду иметь ничего против. — Мы уже долго в пути от Горбатой горы, давайте сделаем привал? — предложил Гамма. — Хорошо, — согласился Хиро. Все четверо отошли от дороги и сперва избавились от лишней одежды — Гамма содомировал Зеро Ту, принципиально не пользуясь влагалищем в её случае; Хиро посодомировал Бету, который активно сосался с Зеро Ту, встав в позе рака напротив сношаемой красотки. Надо сказать, что однополые отношения были крайне распространены на Фронтире — тут едва ли можно было отыскать мужчину, который хотя бы раз в год не пользовался задом другого мужчины для удовлетворения, в то время как всякий симпатичный мужчина уж точно не раз в месяц отыгрывал женскую роль — особенно в банях и барах, не подставить свой зад под мужчину, который этого хочет, тут считалось совсем не по понятиям. Мужскую однополую любовь здесь восхваляли в поэзии и искусстве, и находили её скрепляющей узы товарищества, ухоженные красавцы даже считались куда более привлекательными объектами для вождения нежели девушки. По всей свободной земле возникали мужские братства из числа тех, кому больше всего доставлял свой пол, и такие связи слыли самыми крепким, ибо полагалось, что предавать своего любовника — это в высшей степени бесчестно. А приём в такие братства заключался ясное дело в каком ритуале — с новичком спали все, кто того желал, а он — не мог никому отказать, раз уж решил связать себя с обществом независимых от другого пола мужчин. На этом фоне Бета и Гамма отличались редкостой моногамией. Священники Малельдила вопреки центральным обычаям даже благоволили содомии, считая, что она смягчает крутой мужской нрав и что уж лучше она, чем другие грехи — что, надо сказать, укладывалось в сверхценную парадигму, согласно которой необходимо идти на компромисс с похотениями, коли подобное предотвращает хаос. Вот что писал в приватном труде один проживший долгое время на Фронтире именитый теолог, крайне почитаемый и популярный: «Те, кто долго прожил здесь [на землях Фронтира], если б они только осмелились говорить правду, признали бы, что содомия, при всей её гнусности, была единственным убежищем для добра, которое у нас ещё сохранялось. Только она умеряла накал тщеславия; только она была оазисом (заросшим сорняками, болотистым, грязным) в выжженной пустыне соперничества. Покорëнный своей противоестественной любовью, мужчина хоть чуть-чуть отдыхал от самого себя, хоть на несколько часов забывал о том, что он «Из-Самых-Самых». Извращение оказалось единственной незапертой дверью, через которую все-таки входило что-то искреннее, неумышленное. Оракул был прав: Переландра — извращëнная, осквернëнная, мерзкая — всë же сохраняла в себе нечто от Малельдила» [4]. Что же касалось любви между женщинами, то она цвела благоухающими цветами, многие девушки легко и совершенно непринуждённо познавали любовь к своему полу, хотя этому типу отношений уделялось несколько меньше внимания в культуре, чем содомии или привычным разнополым взаимосвязям. Гамма и Бета уж много столетий жили вместе, что совершенно не мешало им отдаваться страсти с представителями обоего пола, единственное, что им не нравилось, это то, что они не могли завести детей друг от друга, хотя к тому моменту вырастили много родных детей от разных женщин. Ах, стоило хотя бы раз взглянуть на то, как нежно и страстно эти двое ласкают друг друга во время соития, чтобы понять, раз они не утратили ничего по прошествии веков, то перед нами явный образчик истинной любви, которая может жить вечно! Только идиотские предрассудки безмозглой религии могли помешать увидеть тут пример настоящих отношений. Не удивительно, что после того, как Хиро в активной роли ублажил Бету, наш герой сам затем оказался на месте пассива: Гамма с тыла Зеро Ту переключился на содомизацию её муженька, а Бета на влагалище Зеро Ту. За этим делом они пока сбросили не больше двух раз, так как время и силы требовалось экономить. Вслед за сексом четверо поели под деревом. Пока они ели, мимо проезжали трое вооружённых по самые зубы девиц. Заметив почти полностью голую четвёрку, они возжелали мужских копий и Хиро, Гамме и Бете пришлось по разу сбросить в этих девок, а Зеро Ту стояла в сторонке и мастурбировала, а после заставила сосать себе вагину и анус каждую из троицы девушек. Они вместе доперекусывали, после чего ещё дали по оргазму и направились дальше. Того черножетонщика, о котором шла речь, на месте не оказалось. Подождав часа два, Зеро Ту и Хиро отправились сами, а Гамма и Бета остались ожидать сего товарища дальше. Без встреч со знакомыми не обошлось и после. По запаху они сошлись с Дельтой — с не краснокожей, а светло-зелëной рёвозаврихой, такой цвет тоже считался уродством, но не столь значимым как красный; сопровождал её фиолетовый муж Эпсилон — здоровяк, волочивший на спине такой же шестиствольник, каковой имелся в распоряжении Футоши. — И вы вышли на охоту за невидимым, э? — поинтересовалась Зеро Ту. — Да, будет интересно на него посмотреть! Я сгораю от нетерпения его увидеть, ха-ха! — подобно Зеро Ту природа наделила Дельту нюхом ищейки, потому она охотилась со своим мужем за беглыми заключёнными — Логрис высылал обычных уголовников и политических преступников осваивать целену, иногда они сбегали с колоний-поселений, тогда Дельта брала след и её муж крыл очередью беглецов. Да, за первый же побег — официально смертный приговор. Вообще смертью на Фронтире каралось почти всё. Лучше всего это видно на примере истории, благодаря которой Дельта и Эпсилон познакомились с Зеро Ту и Хиро, хотя последние не играли в ней роли. Один богатый магнат оклеветал своего конкурента, судью подкупил, потому улики оказались сфабрикованы. Оклеветанный забрал семью и бежал. Дельта и Эпсилон их выследили. Последний всю семью положил, как всегда, с расстояния из пулемёта. Когда они отрезали головы, выяснилось, оклеветанный, смертельной ранен. Отдавая душу Эльдилу Мандосу, он сказал, что был оклеветан. С собой он забрал свои сбережения, какие мог. По закону Фронтира имущество убитого преступника принадлежит охотнику за головами, однако считалось хорошим тоном возвращать украденное хозяевам, если таковые известны и брать себе максимум половину, а Дельте теперь принадлежали особо высоконаминальные наличные. Но она была не такой — вместе с мужем охотница вернулась в город, донесла последние слова умирающего, которому совершенно не было никакой причины лгать на смертном одре. Тем более, оказалось, что оклеветанный не готовился к побегу, в то время как, очевидно, идя он не преступление, он должен был подготовиться заранее к отступлению. Тогда старейшины приказали ещё раз очень подобно разобрать это дело. Выяснилась клевета — преступник-магнат бежал, таки заранее подготовив этот побег. Подкупленного судью арестовали и подвергли мучительной казни под названием «крылья» — вскрыли спину заживо и расставили скелет спины так, чтобы это выглядело как костяные расправленные крылья. Такая участь ждала каждого судью, который посмел бы принять взятку. Более того, с тех пор ввели обычай намеренной провокации, всякого попавшегося судью делали окрылённым. Дельта сочла делом чести выследить магната, она долго его преследовала и не вернулась, покуда не заполучила голову негодяя. Все полученные высокономинальные средства из карманов убитого, она раздала нуждающимся, ибо благотворительность слыла самым лучшим из благодеяний в этой земле. Так эти супруги получили свою заслуженную славу и всебощий почёт. Да, надо сказать, что смертная казнь за убийство, грабёж и мошенничество тут служила главным столпом порядка — да, обратная его сторона косвенно разила невинных, ибо преступники теперь никогда не оставляли свидетелей, однако и самих преступников становилось меньше. Только так могла жить и процветать либертарианская утопия, и именно за эта она нравилась Зеро Ту — ты свободен, но ты и отвечаешь за себя по полной, оступился — пуля в лоб, таков высший закон! Никаких заповедей Малельдила, ставящих в первую очередь милосердие и прощение выше всего! (Разумеется по отношению к обычным преступникам, которых считалось дурным тоном казнить официально — не то что просто недовольных режимом…) — Я искренне советую вам не впутываться в это дело, — наконец предупредил Хиро, — это существо может быть слишком опасно. — Мы будем осторожны, — Эпсилон с улыбкой похлопал по плечу Дельту, — мы не попрём в бой против того, чего не понимаем. Но бороться с ним кто-то должен, а мы не зря с любимой убежали от «добренького» Логриса, чтобы за нас не всё решили святые отцы да матроны. — Совершенно верно, потому вам если идти в атаку, то после нас, когда мы с любимым выясним, чем его можно убить, — сказала Зеро Ту. Они немного прошли вместе, после чего таки разделились, так как Эпсилон и Дельта намеревались встретиться со своим нанимателем. — Тоже чёрножетонщик? — приподнял бровь Хиро. — Да, он назвался иезуитом, — говорила Дельта, идя закинув руки за голову. — Иезуитом? — Зеро Ту сразу же скорчила неприятную гримасу. — А что ты хотела, любимая, кто-нибудь из них должен регулярно пасти такое место, тем более такие миссии — как раз отличный шанс для них изведать услады плоти, — рассудит Хиро. Иезуит — результат спаривания циника и фанатика, адепты этого ордена монахов Логриса исходили из того, что для исполнения воли Малельдила все средства хороши, в том числе в остальных случаях строго запрещённые заповедями этого самого Малельдила. О том, что всякая буква заповеди может быть отвергнута во имя духа и о том, что можно заключить сделку с похотениями для исполнения стратегических сверхценных задач — говорило само Откровение Малельдила: «Назначь истинно верного для свершения тех благих дел, к каким не угоден простец; всякое слово да будет ступать следом за истиной его; для совершения всего закона да будет пожертвована всякая малая часть его, когда потребует день сей; но если век сей потребует отречься и от буквы закона — не отрекайся, ибо помни: но скорее небо и земля перейдут, нежели одна черта из закона пропадёт». Потому, будь то любые средства — сокрытие себя среди еретиков и шлюх, убийство, подстава, публичное отречение о веры на словах и тому подобное допускалось для средств иезуитов. Обычно они расследовали дела о тайных обществах, обычно посвящённых запретным способам наслаждения — они вступали в такие круги, как минимум совершая отречение и святотатство, максимум — совершая убийство младенца или что-нибудь в этом роде, дабы повязать себя кровь с либертинами, узнать о них всё и, когда станет известно имя каждого участника, разом накрыть гадов. Словом, иезуит — это тот, кто совершит любое формальное преступление во имя своей веры, оставаясь при этом совершенно хладнокровным, прагматичный фанатик. О том, как Зеро Ту и Хиро прощались с Дельтой и Эпсилоном мы скажем следующее: они вышли к длинной реке, одной из двух больших рек в регионе, когда-то, тысячи лет назад эта река пересекалась с другой столь же крупной, и именно в месте их пересечения стоял Окаянный град, к слову, потому его ещё назвали «Город Междуречья» или просто «Междуречьем»; в светлой и нагретой на Арболе воде наша четвёрка быстро омылась от дорожной пыли и самую малость понежилась на берегу, покрытом нежной синей травкой. Дельта, как обычно, отдалась страсти, которую она питала к Зеро Ту — жена Эпсилона уткнулась лицом во влагалище краснокожей и продолжительно засосала, плотно обхватив таз и сильно прижимая оный к себе. Супруги обеих женщин просто дрочили на это. Потом Хиро предложил хотя бы разок совершить с ним содомию — Эпсилон с благодарностью исчез своим большим фаллосом в потрохах ставшего раком Хиро, и так имел нашего героя, не отрывая глаз о того, чем занимались их женщины. Хиро после этого сам предложил Эпсилону сделать содомию с ним, на что здоровяк отказался и попросил Зеро Ту выжать из него сперму — пока красна девица горцевалась на этом жеребце, Хиро успел взять Дельту в рот, в зад и во влагалище, залив семенем два последних отверстия. Распрощавшись с парочкой после нескольких быстрых и взаимных оргазмов, Зеро Ту и Хиро направились прямо к метрополису. По пути они наткнулись на место перестрелки — стояли две машины и рядом лежали трупы расстрелянных охотников за головами. — Бандиты, наверное подошли близко под видом охотников, как пить дать, любимый, мы их встретим в граде, — предположила Зеро Ту. Хиро осмотрел полностью голого мужчину с симпатичным лицом, перерезанным горлом и отрезанным членом. Остальные трупы лежали без следов намеренного обезображивания. — Да, среди скардин нет насильниц наших хнау, — Хиро ногой перевернул труп красавца и обнаружил струйку крови, вытекающую у него меж ягодиц, — и насильников. Все ценности и всё оружие у жертв нападения забрали, оставили просто так валяться всё самое ненужное, даже с дороги не убрали. Хиро и Зеро Ту далее по следу от колёс обнаружили выжженную деревню — очевидно недавно. Рядом стояло несколько охотников, которые также наткнулись на это и ожидали теперь шерифа. — Хм, — Хиро подошёл к женщине, прижимавшей к себе ребёнка, она стояла в виде полуокаменелой статуи, состоящей как из чёрного угля. — Её убили магией… — Если среди них нелегал, то не удивительно, что никто не мог отбиться, возможно — отступник, — Зеро Ту осмотрела погорелые пепелища, кое-где на глаза попадался бродящий скот, пожëвывающий себе травку. Дальше они встретили очередную разрушенную существом ферму. Тут уж стояло много народа — охотники шли по следу. Он привёл их к вывалу деревьев, каковой внезапно обрывался. Лишь косточки сельскохозяйственных животных остались тут валяться в напоминание. — Может оно стоит здесь, просто полностью невидимое? — предположила одна из преследователей. — Дура, тогда бы мы ему в жопу уткнулись, — сказала другая. — И воняло бы сильнее — его смрад сбивает с ног, когда оно само рядом, — сообщила хозяйка фермы. — Хм, похоже, оно точно умеете дематериализовываться, — заключил Хиро. — А эти остатки костей просто не успели усвоиться и вывалились из него, когда оно дематериализуется окончательно. Так что это точно сущность с Изнанки. Только они могут проделать такие фокусы. Чудовище сожрало всех животных на пути, оставив опустелые дворы. Несколько местных жителей, похоже, тоже пошло на корм — во всяком случае никто не мог их найти, чуткий нюх Зеро Ту улавливал тончайший душок крови рёвозавров, сквозь всё зловоние этого невидимого монстра с дюжиной колоннобразных ног. Свидетели говорили, что совсем не видели это создание, оно действительно пропускало через себя весь свет — монстр явился со зловонием, ломал стволы и здания на пути. Кто-то издали видел, как оно поднимало животных и заживо отрывало от них куски — они хлюпало, выстрелы из винтовок никак не брали его, оно даже не замечало их. Один из рёвозавров тогда бросил шашку для глушения рыбы, он не уверен, что точно попал, скорее всего, она просто не долетела, но чудовище опять же никак не отреагировало на её взрыв. Ожидаемо появилось и исчезло оно по направлению ко Вратам Малельдила/Тулкандры. — Тогда к городу, — Зеро Ту не изменила своей цели, в то время как остальные охотники решили устроить засаду там, где поблизости ещё мог быть скот. Путь занял в совокупности несколько дней — лишь по их прошествии прямо по курсу восстали очертания древнего града порока и разврата. — Мы идём прямо к арке главных ворот с нашей стороны, — Хиро взглянул на линии от колёс, говорившие о том, что не только они одни тут двигались. — Разумеется, мы не первые, — Зеро Ту спрыгнула с Вампи и обнюхала следы. — Так, тут используется нездешнее топливо с добавлением водорода… Похожий душок я улавливала там, где перебили ту группу и уничтожили деревню. Хиро достал специальный прибор и начал измерять сперва придорожные валуны. — Яд Азати не обнаружен. Дорога тут приходила чисто условно — когда-то она тут была, сейчас по большей части на неё мало что указывало, всё либо затянуло песком, либо заросло синей травой кислотных оттенков. Мимо пролетели крупные рукокрылые, издавал характерные гагающие звуки. — Яд Азати не превышает естественной нормы, но это мы шли южнее следа от взрыва сундука, — Хиро указал, — вот, наверное то углубление — след от кратера. — Тут пахнет скардинами, — обратила внимание Зеро Ту. — Я тоже их чую — сложно не учуять, — Хиро вернулся на спину Вампи, Зеро Ту с винтовкой наголо оказалась у любимого за спиной. Они приблизились к городу сквозь бурьян и завалы булыжников, Хиро всё пикал прибором. Дальше перед ним, ещё дальше и дальше, вплоть до арки, раскинулась куча зарослей оттенка индиго. Ветер севера спокойно шелестел листьями. — Хм, пахнет синим, — то есть кровью рёвозавров. — Ага, я даже вижу откуда, — Хиро поглядел в бинокль и отдал любимой, — вон там. — Вижу. Они подошли к дереву, на чьих ветках весел изуродованный туп охотника за скардинами — типичная картина мести расе господ от приговорённого к истреблению вида: кишки наружу, глаза выколоты, уши обрезаны, рога отломаны, в зад воткнуто что-то острое, вероятно гениталии тоже удалены, но под свисающими внутренностями этого не видно.Типичное зрелище. — Наверное тут ещё должны быть, — Хиро принюхивался. — Вон — вон — и вон, — Зеро Ту мигом указала на ещё три трупа, скрытых в такой листве. Хиро успел за ветками внятно рассмотреть лишь труп женщины, из чьих глазниц и рта торчали сучки, груди ей отрезали, собственно ужасные раны на месте грудей указали на женский пол лучше всего. — Они тут, — Зеро Ту принюхивалась, после чего резко стала палить по дальним кустам — гильзы посыпались. В ответ тоже прогрохотал выстрел — мимо, Хиро не потребовалось даже его отражать оберегом. И громкий писк с другой стороны, Зеро Ту сразу услыхала и пустила несколько пуль туда. Хиро пока спокойно водил взглядом то туда, то в другое место, позволяя любимой поиграться. — Вот! — писк затих и Зоро Ту довольно начала менять магазин. — Кажется — заглохли! Хиро заметил шевеление в кустах, низкорослый скардин бежал прочь. — Пуль жалко тратить, но что поделать! — Зеро Ту прицелилась — выстрел, тишина, выстрел контрольный, предсмертый писк. — Ишь какие умные пошли, любимый, думают притвориться дохлятиной! Вампи направился дальше, пролезая через заросли. Прямо на пути лежал скардин, ранее застреленный. Рост около ста двадцати, что средне для их вида, грубая равномерно синяя шкура, узкие ножки, сутулые плечи, маленькая головка с горбинкой на лбу, нос в три дырки, крупные желтоватые глазки, уши дырочками, когти на четырёхпалых руках и ногах, рот как трубочкой, серый по краям, три дуги на голове, комья иссиня-чёрного меха на узкой спине. Сумка впереди указала на то, что это самка, там ещё шевелились детёныши, потому Зеро Ту потратила ещё один выстрел. Так жизнь закончили представители очередного «испорченного хнау» — одного из последних, кого истребляло святое воинство Малельдилово… Словом «хнау» рёвозавры обозначали любое разумное и одухотворённое существо из плоти и крови или из вещественных аналогов — то есть сущности вроде эльдилов и Малельдила сюда не относились. Все хнау считались детьми Малельдила, достойными стать членами его церкви и созданными от своей незапятнанной духовно-материальной природы благами. Однако, заклятый враг всего живого, подлый и низменный, полный ненависти даже к собственным слугам, падший Оярса Тулкандры, совратил многих хнау в свою злую волю, превратив их в порочных биороботов, способных только убивать и разрушать, потому из жалости к ним и к их жертвам все падшие достойны лишь поголовного уничтожения. Все скардины относились в такую категорию осквернённых и подлежащих полному уничтожению — это единственный модус их существа, они воплощённая чума, абсолютное зло. Первые упоминания о скардинах относятся ещё ко временам языческим, то есть ко власти Оракулов. Эти дикие существа жили племенами, строили шалаши и едва ли умели обрабатывать камни. Они почти никогда не нападали на рёвозавров, так как любой здоровый рёвозавр был сильнее и быстрее и мог в одиночку положить отряд скардинов. Когда в годы формирования культа миссионеры Логриса изучали их на предмет принадлежности к тёмным эльдилам, выяснилось, что эти существа своих детей приносят в жертву неким идолам, а также вообще убивают и съедают в те моменты, когда детей из родовых сумок появляется больше, чем племя может прокормить. Это и решило судьбу всего вида. «Не мог Малельдил сотворить таких ужасных существ — совершенно точно их испортили тёмные эльдилы до такого состояния, что они должны быть все истреблены полностью! Ведь они регулярно приносят своих детей в жертву тёмному эльдилу! Каждое существо обладает интуитивным пониманием добра и зла в силу Морального Закона Природы; все на самом деле знают, когда они поступают хорошо, а когда — плохо, но могут самообманываться на этот счёт; скардины приносят в жертву своих детей регулярно, потому они настолько погрязли в пороке, что уж в конце утратили взаимодействие с Моральным Законом Природы. Иными словами, у этих созданий нарушена связь с Космосом, со всем Миропорядком Малельдила, потому их надлежит быстро и максимально гуманно уничтожить ради их же собственного блага!» На том сошлись теологи и вывели истребление всех скардинов в самоценную догму. Ох! «Скардины убивают своих детей, так давайте убьём за это их всех, включая детей по поводу которых мы и начали их истреблять!» — возражали либеральные теологи. Они могли бы возыметь вес, но кое-кто усиленно охранял статус-кво. Ведь в случае пошатания его погибнуть могла Зеро Ту, а кто такие для Хиро скардины? Да никто. Вот ради своей жены он ставил окончательный крест над целым разумным видом! Вот до чего доводит рационально-релятивистский подход к морали, читатель (правда, читатель должен помнить, что вероятность либерализации с перспективы Хиро куда меньше вероятности возобладания консервативной реакции в случае перемен). — Взгляни, это Река Поэтов, точнее то, что от неё осталось, — Хиро указал на след давно высохшей реки, довольно глубокой, протянутой немного дугой под слоем зарослей, — когда-то тут даже водились хищные гнакра — жаль, их всех истребили. А когда Индрик явился сюда, вот прямо здесь жило большое племя хроссов. По иронии судьбы метрополис, город порока, изначально разросся с храма Малельдила, поставленного здесь в честь хроссов. — Народ поэтов, говоришь? — Зеро Ту припомнила этих водных туземцев, имеющих облик чего-то похожего на прямоходящих выдр, если говорить земными терминами, в то время как гнакра являли собой нечто похожее на гибрид акулы и крокодила. — Да, у хроссов был поэтический язык. Язычники почитали их за малых речных эльдил. — Я помню, меня очень позабавило, что вначале их сочли продуктом мерзкого греха язычников-скотоложцев, но когда оказалось, что пот хроссов вызывает религиозный экстаз, Логрис объявил народ поэтов пищей от Малельдила, — Зеро Ту посмеялась. — Да, полагаю это было смешно для всех, кроме хроссов, — сказал Хиро. Народ этих существ оказался способен вызвать у фанатиков особенно сильные экстатические ощущения. Потому не долго думая, уверенные, что в природе всё устроено со смыслом, богословы начали есть хроссов. О, какие великие теологические трактаты вышли из-под пера вдохновлённых схоластов! Никогда не были столь глубокими и жаркими споры о том, исходит ли Малельдил Третий одновременно от Малельдила Древнего и Малельдила Юного или только от первого. Верующие никогда не чувствовали такой близости к Создателю, по их же собственным словам! Они натирались испражнениями хроссов, ели их фекалии, пили их мочу и кровь, высасывали костный мозг, даже сношали в живом и не очень живом виде. Разумеется, подобные мерзости обычно запрещались религией, потому этот момент важно прояснить подробно — важно понять, почему он не противоречит теоцентризму. Так как теоцентрическая религиозная мораль основана на признании Высшей Ценностью лично Творца, то получает она свой статус лишь происходя от воли этого самого Высшего Существа, посему всякое действие в такой парадигме имеет позитивный или отрицательный смысл лишь в том, как оно соотносится в волей Творца. Вот поэтому, изнасилование — это зло, когда воля Творца говорит это в общем случае, и добро — если, например, пророк разрешает праведным воинам Господа забрать себе девственных пленниц в секс-рабы; убийство — опять же есть зло по общему правилу, но не тогда, когда оно угодно делам Божьим; мучить животное — это грех, но когда животное убивается мучительным способом только потому, что так велит обязательная форма ритуала, например, скотине перерезают горло и ждут, пока вытечет вся кровь из умирающего в муках создания, которое можно было бы убить быстро и безболезненно современным электрошокером — такое издевательство над живым в религии расценивается за благо — мол, животные сами хотят именно такой смерти, говорят священники; и так далее. Иными словами теоцентрическая религия на самом деле аморальна, так как её моральность проистекает из ублажения прихотей некого существа, чьё существование даже не имеет никаких доказательств и чью волю транслируют самопровозглашённые провайдеры, которых, не будь с ними согласно 95% сами знаете кого, отправили бы в ближайшую психушку с подобными заявами! (Почему догмы теоцентризма принципиально недоказуемы и потому являются в строгом смысле бредовыми суждениями, будет сказано ниже, пока мы ограничимся лишь затрагиванием этой темы). Из сей парадигмы следовало то, что если бы Создатель Вселенной приказал грабить, насиловать и убивать, подобное имело бы полную легитимность — а именно этого следует куда больше прочего ожидать от существа, которое создало мир таким, чтобы в нём рождались больные раком дети и жили паразиты, чей жизненный цикл неизбежно предполагал мучительное пожирание заживо других существ — наряду с прочими ужасами; это ясно всякому разуму, способному мыслить аналитически. И вот раз убийства, поедания заживо, изнасилования хроссов делают верующих, по их же собственному экстатическому ощущению, то есть по духовому опыту веры, ближе к Богу, которого они полагают Высшей Ценностью, то подобные действия совершенно добродетельны в рамках данной парадигмы, несмотря на то, что могут шокировать всякого, кто не понимает сущность теоцентрической религии до конца. О, все прошедшие через этих дела с хроссами верующие клялись, что видели, как от Арбола на них спали два луча и коснулись рогов! Они утверждали, что никогда не видели более ясных доказательств своей веры! Перед их глазами словно истончился весь мир и за пределами тонких и пропадающих атомов они узнали ласковый, добрый, чистый и нежный свет, и пара огромных рук этого света буквально держала на себе всю Вселенную! Да, это были лишь жалкие попытки облачить в слова столь грандиозные чувства, столь невероятные и неописуемые ассоциации! Желание повторять и повторять такой религиозный опыт окончательно свело верующих с ума: желая быть с Малельдилом вновь и вновь, впадающие в экстаз фанатики рвали бедных хроссов голыми руками, ели и одновременно сношали! Неудивительно, что в пределах Окуймены говорящие языком поэтов хроссы быстренько перевелись от такого наплыва паломников и неизвестно, есть ли они где ещё. — Знаешь, Зеро Ту, я как раз тогда перестал окончательно верить в религию, когда узнал об этом, если до того у меня ещё оставались сомнения, то вот тогда я стал атеистом окончательно и бесповоротно, — Хиро ранее поделился таковыми соображениями по этому поводу. — Никто теперь не докажет мне Малельдила, я не уверен, что поверю, даже если сам Малельдил Юный предстанет передо мной воочию… Ведь мы, как ты знаешь, хнау с очень сильными чувствами относительно прочего живого мира. Верующие постоянно талдычат, мол, наши религиозные чувства говорят нам, что высший духовный мир реален и даже сверхреален. Но чем это в сущности вызвано? — Чувствами, страстями, — ответила Зеро Ту. — Верно — то есть религия основана на чувствах, которые возникают при совершении ритуалов, молитв, мыслей об этом и так далее. То есть это всё служит раздражителем религиозных чувств. Прямо как красота твоего тела служит раздражителем моих любовных чувств, прямо как вид издательства на беззащитным пробуждает в нас гнев. Так вот, все эти чувства не считаются скаральными и их можно усиленно пробудить с помощью наркотиков, — рассуждал Хиро. — Так вот, оказывается, как выяснили схоласты-биологи в тайном отделе иезуитов, хроссы содержали редкие химические соединения, вероятно развитые у них для отпугивания хищников, которые у нас вызывают обострение именно религиозного чувства. То есть это чувство — не реакция на созерцание высшего мира или чего-то в этом роде, это просто естественная реакция нашего организма. Если его вызывает химия, то и совершенно не нужна гипотеза Малельдила, чтобы объяснить религиозное чувство. Оно — такая же страсть. Самая опасная страсть, так как в нашем обществе она считает безусловной добродетелью. Хиро знал также, что иерархи синтезировали «наркотик поэтов» и использовали для своих целей. Правда осторожно — толпа верующих могла выйти из-под контроля, так как нарушение в дозировке могло вызвать обострение не только религиозных чувств, но и других, превращая верующих в толпу исходящихся экстазом маньяков-насильников. А такое схождение Малельдила никому было не надо. Не говоря уже про индивидуальные реакции организма. — Знаешь, Зеро Ту, иезуиты проводили эксперименты. Они облили этим наркотиком статую одного из святых и запустили старца-пустынника… [5] Так этот глубоко убеждённый аскет начал дрочить на статую с такой силой, что оторвал себе член! А религиозный экстаз его оказался такой силы, что полностью заблокировал чувство боли! Наверное этот фанатик пробил рогами зад самого Малельдила Древнего, точно улетев в центр Вселенной прямиком с нашей трижды грешной Малакандры! Увы, этот пустынник после шока стал полным дебилом и ничего не смог сказать, только бормотал что-то про флейты и барабаны, а после того вообще был вызван начальством уже окончательно — прямо во сне, да ещё с криком ужаса… Зеро Тут весело посмеялась: — Наверное испугался очередей онанистов у престола в центре Вселенной! Туда ему и дорога, к Малельдилу! Чего ему тут оставаться? Ах, Хиро, как бы я хотела, чтобы эти тупорылые фанатики все разом покончили с собой, чтобы отправиться к своему Малельдилу! Они же говорят, что жить тут — это не настолько хорошо, чем жить там с Малельдилом? Мне вот нахер не сдался этот ебаный Малельдил! Ах, Хиро, как я хочу ебаться с тобой, а святоши пусть идут и ебутся со своим Малельдилом! Мне хватит тебя, Хиро, здесь! — Ты всецело права. Я вот ещё чего не понимаю, — заговорил Хиро после короткой паузы. — С чего это Логрис осуждает убийство? Они любят говорить, что неограниченная жизнь, которой мы наделены от рождения, это на самом деле очень плохо. Что мы должны быть с Малельдилом, к которому мы якобы отправляемся, когда умираем, ну, если правильно жили жизнь. Потому церковь говорит, что если мы убьём кого незаслуженно, то не стоит об этом, мол, беспокоиться — всё равно достойный попадёт к Малельдилу. Главное — правильное целеполагание, а результат не имеет никакого значения, потому что всё равно он будет соответствовать воле Малельдила; что только за намеченную цель нас будут судить, потому что только её мы выбираем, а не результат. — Результат не имеет значения — это прекрасный способ оправдать полную задницу, — особенно рьяно осудила такой подход Зеро Ту, — мол, что не случилось, мы не виноваты, это Малельдил так сделал, главное — у нас-то цели благие… А что у вас на словах не благое, блядь?! — Ага. Именно поэтому церковь всегда смело резала неугодных, не боясь зарезать угодного… — напомнил Хиро. — По-моему, дорогой, давно уже пора понять всем способным мыслить, что это учение про Малельдила — сущий бред, придуманный церковниками ради поддержания собственной власти, — сделала вывод Зеро Ту. — Ты слишком просто судишь, — возразил любимый. — Никто из них не сговаривался, я думаю, чтобы создать такой культ, заведомо зная, как и что они будут делать. Оно по ходу само получилось. Дело в религиозных чувствах, которые подобно всем прочим страстям, затуманивают рассудок. Эти верующие в точности как подверженные гневу или похоти наслаждаются своими страстями, доводят себя, при этом они убеждены, что связываются с высшим миром. Но если вдуматься, то их суждения нелепы. Хорошо, допустим, они могут связаться с некой силой, они ощущают кайф, благоговение вокруг этой силы, но с чего они могут заключить, что эта сила создала Вселенную, что она бесконечна и что-то хочет? Что всё существует ради неё? Да ни с чего. Ничего, кроме ощущения чего-то большого, светлого и доброго, которое им сложно выразить словами, у них нет. Но да полно им: когда молодой первый раз влюбляется, его страсти играют так, что простая женщина ему кажется центром Вселенной, потому они легко дают клятвы вечной любви, готовы из ревности зарезать кого-нибудь, убить предмет своей страсти за неверность по принципу «не будь моей, так не доставайся ты никому». Понятное дело, что потом он скорее всего не вспомнит о ней и будет наслаждаться с другими. Но какого хрена религиозный опыт не должен считаться таким же умственным помешательством, если подумать здраво? Такой же аморальной отдачей себя в лапы похотений, просто других? Короче, нашим обществом правят сумасшедшие, абсолютные сумасшедшие и те, кто их использует. И я совершенно ничего не могу поделать с этим. Именно моя беспомощность меня удручает и заставляет бояться за наше будущее. — Любимый, не думай о будущем, будущее всегда неизвестно и потому всегда надо исходить из того что уже есть сейчас, а не из того, что будет потом, — вновь повторила эту мысль Зеро Ту. Возвратимся в заросли посреди давно пересохшей Реки Поэтов, где Вампи всё дальше и дальше пробирался через кусты. — Вон — гляди, машина! — указал Хиро. — Вижу, — Зеро Ту взглянула в бинокль — одинокая машина тонула в нежно-синей листве, через эти сплошные кустарники тянулся след, показывающий движение горе-охотников. — Похоже они не смогли догадаться, как проехать к городу через банальные кусты и попёрли напролом. — Ага… — Хиро крепко держался за Вампи, их ездовое животное умело пробиралось сквозь заросли. Хиро только с помощью магии заставлял касанием рук отваливаться сложно проходимые ветки. — У той машины есть пулемёт, как пить дать за ним засел скардин, — предположила Зеро Ту. — Если только они до того не просадили все патроны в кусты. Бля, какими же убогими надо быть, чтобы слиться скардинам? Я бы поняла, кинь в них шаман фаэрбол, но тут точно нет следов горения. — Новички… — Хиро присмотрелся вдаль. — Или скорее они просто слишком жадными были, хотели быстрее всех добраться до… Мицуру притащил тепловизоры, надо было бы у него взять… — Ничего, так интереснее, дорогой, искать их среди кустов, — Зеро Ту постоянно держала наготове винтовку. Скрадины могли часами лежать без движения — очень упорный народ, смелый и беспощадный к тем, кто беспощаден к ним: они нападали всегда из засад, так как не имели никаких шансов справиться с рёвозаврами в открытом бою, делали ловушки, пускали в ход отравленные дротики, шаманы скардинов даже могли наколдовать какой-нибудь огненный шар или круг молний, их вид хнау тоже умел пользоваться магией, правда куда более слабой. Некоторые еретики-схоласты даже предполагали, что скардины являлись предками рёвозавров и что три характерных выступах на черепах у этих существ являлись тем, что позднее в результате эволюции стало рогами, способными генерировать электромагнитные поля, пронизывающие вещество на квантовом уровне и заставляющие его подстраиваться под ту форму, которую предаёт ей умелый чародей. Материалисты даже смели утверждать, что никакой мистики в этом нет, что это — не более чем сложный физический механизм, субстанционально не отличающейся от передачи электрических сигналов по нервам, который и приводит в движение конечности и органы, ведь это тоже раньше считалось чем-то мистическим. То есть таковой механизм ещё предстояло разгадать. Схоласты-идеалисты в ответ утверждали, что механистический процесс потребовал бы слишком много вычислительной мощи, это стало хорошо ясно после создания компьютеров, когда перед глазами что называется предстал весь масштаб необходимой работы материальной вычислительной машины, должной направить все элементарные частицы на то или иное построение согласно тому, что маг представил умозрительно. Таким образом кибернетика и компьютерные технологии опровергли материализм, о чём церковники любили писать в своих трактатах. Разумеется, не давая публично ответить в силу идеологической цензуры. Хиро читал такие ответы и вообще много об этом знал, ибо благодаря связям с иерархами имел доступ ко всем еретическим библиотекам. В конце концов среди авторитарных циников тоже было много личностей занятых самообразованием и любящих просвещение — правда только для себя, а наиболее смелые идеи были ясное дело где. Авторитарные циники дошли даже до того, что начали эмпирически проверять теории некоторых еретиков. Ведь если они окажутся опровергнуты, это можно опубликовать в том случае, если не нарушены этические нормы. Иезуиты в своих тайных лабораториях даже проводили эксперименты по скрещиванию рёвозавров и скардинов. Подобное, конечно, должно было шокировать общественность, но не более чем её шокировало бы выпаривание преступников, осуществляемое с целью выяснить процент содержания воды в организме (благо подопытными по большей части становились таковыми за несогласие с идеологией, в то время как обычных преступников было принято судить публично и приговаривать к смерти в очень редких случаях, таким образом церковь показывала обществу своё милосердие; потому Зеро Ту была совершенно права, когда говорила о лицемерии всех добродетелей этой социалистической теократии). — Вот уж арка видна, когда-то это были главные ворота, — вглядывалась в бинокль Зеро Ту. Она хотела что-то произнести, но тут ожидаемо застрочил пулемёт, установленный на машине, сидевший в засаде саркидн с боевым писком посыпал пулями, не жалея своих барабанных перепонок. Выпустить ему их довелось немного, Хиро перевернул телекинезом машину и пулемёт уткнулся стволом в небо. — Отчаянные ребята, — Хиро опустил руку и бросил взгляд туда, где среди листьев исчезли упавшие пули, отбитые от телекинетического щита. — Я б на их месте тоже дралась отчаянно! — одобрила Зеро Ту. — Мы же истребителям их всех под чистую. Во имя Малельдила Триединого, да будет проклято имя его и обгажено всей бранью Малакандры! — Это точно — мы пришли в их дома, для них мы беспощадные монстры, — согласился Хиро. — Потому я совершенно одобряю их, когда они сдирают кожу и удушают кишками наши, — энергично высказала Зеро Ту, попутно доставая очередной леденец и запихивать себе в рот, — ведь с другими всегда надо поступать так, как они поступают с тобой! А не так, как пиздят священники: «Не противься злу! Подставь другу щёку!» Я бы на месте скардинов тоже от души пытала и получала огромное удовольствие от мучительной кончины тех, кто убивает моих любимых, моих братьев и сестёр, как ещё можно поступать с делающими тебе зло? — Но, Зеро Ту, если скардины тебя поймают и будут пытать, разве ты не будешь их за это ненавидеть? — Хиро решил поймать любимую на этом. — Я буду ненавидеть их за то, что они делают это со мной, но у меня нет и не может быть к ним претензий за то, что они делают это вообще — говорю же, я бы сама так делала! — произнося это очень рьяно и охотно, Зеро Ту с хорошо слышным звуком стучала зубами по леденцу. — Я же не священник, чтобы осуждать все невыгодные мне убийства, как греховные, а потом называть выгодные мне убийства правой войной за веру? Я же не такой подлый лицемер, как священник, чтобы называть наших врагов — гнусными грешниками, а нас — святыми воинами?! Пока я — это я, я ни за что не признаю, что-то мы хоть на толику хуже или лучше наших врагов! Такова была позиция Зеро Ту — и столь логично и стройно она звучала, что Хиро даже не пришло в голову ни единой зацепки, что тут можно возразить хотя бы ради диалектике. — Тебя бы в теологи, дорогая, с такой стройностью в рассуждении! — посмеялся Хиро. Он не по наслышке знал, как яростно спорят друг с другом учёные мужи и матроны, столкнувшись рогами по поводу трактовки того или иного места в Откровении Малельдила. Что тут только не шло! Ордалии, дуэли — иногда спорящие богословы на эмоциях брали друг друга на слабо и разом кончали жизнь самоубийством — чтобы вот прямо сейчас предстать перед Всевышним и потребовать рассудить. Ведь религия запрещала лишь самоубийства, вызванные отчаянием, а самоубийства вызванные религиозным порывом она крайне одобряла, ставя это в пример того, как надо поступать. Правда не всем — ведь Малельдил зачем-то создал эту жизнь? — а лишь немногим духовно к этому готовым, то есть монахам, которым ни к чему жить в миру. Буквально. Их мясо в последствии становилось Священной пищей. При этом, обычно каннибализм считался крайне греховным деянием, которым занимаются только поклоняющиеся тёмным эльдилам язычники. — Смотри, любимый, вон там скрадины приготовили для нас камни! — указала на арку Зеро Ту, на ней крепилась площадка, где лежало много тяжёлых булыжников, очевидно за ними залегли и притихли скардины, ориентирующиеся на слух и нюх. — Сейчас, — Хиро телекинезом толкнул камни и те посыпались — Зеро Ту оказался права, с истошным писком скардины гурьбой посыпались с арки, отправленные в падение своей же ловушкой, которая завалила их самих. — Очевидно они за стенами обеих сторон прячут пикинёров, — предположила Зеро Ту. — Знаю, сейчас… — Хиро налил рога — бах! — им перед ними разгорелся синий ореол, ярким галом эта магическая бомба обожгла позади стены, где послышался писк боли. — Попались! — Хиро погасил рога. Вампи пробрался в арку, спокойно поднимая ноги, чтобы не коснуться брюхом наваленных булыжников, некоторые ездовой ящер до того скинул передними конечностями. По обе стороны от входа вдоль стен повалились дымящиеся обугленные трупы скрадинов, некоторые обуглились на половину и ещё корчились в агонии — Зеро Ту мигом даровала всем покой. С состраданием у нашей героини всё было совершено нормально, даже при таком мировоззрении. Вампи по ходу движения коснулся лапой листвы и мусора на пути, она продавилась и умный зверь резко убрал лапу в сторону, остановился. — Ловушка, — Хиро телекинезом откинул насыпь из мусора, палок, веток и листвы — тут оказался провал в подземелье, вероятно со временем провалилось, а скрадины замаскировали и разместили внизу острия. — Ты глядя, у них блестящее оружие, — Зеро Ту указала на сверкающие чарами идеально выглядящие мечи, глефы и иное оружие, чьи рукояти или древки сжимали положенные скардины, некоторые из почерневших ещё напялили подобного рода латы или кольчугу, явно большие им по размеру и натирающие шкуру — это рёвозавры могли носить подобные вещи прямо на голое тело, кожа, устойчивая к трению им позволяла, порезать её можно было лишь чем-то очень острым и при этом подобные царапины затягивались почти мгновенно. — Тут осталось много зачарованного оружия, — не удивился Хиро, — созданного колдунами Индрика. Благодаря магии к нему не липнет пыль, оно не ржавеет и не тупится, рассекает хоть камни, даже у моих барьеров могут быть проблемы, если они долбанут… — Значит уже выше опасность?! — Зеро Ту очень внимательно всё осматривала. Рукокрыл с длинной головой приземлился на парапет ближайшего здания. Зеро Ту незамедлительно угостила животное пулей. Она знала, шаманы скрадинов могут телепатически брать под контроль животных и наблюдать их глазами. Пожалуй, это было то немногое, что хорошо могли скардины, и что хуже выходило у рёвозавров. — У них могут оказаться анти-барьерные стрелы, но они, скорее всего, не смогут их правильно привести в действие, — предположил Хиро. — Тогда надо следить за каждым и каждого валить, — Зеро Ту подстрелила ещё одного скрадина на крыше. Тут надо сказать кое-что про метрополис. Большинство зданий на входе едва ли достигали в высоту четырёхэтажного дома, сделано это было для того, чтобы не страшно было взбираться на крышу по специальной отделке стен на углах, где сходили водосточные трубы. Большая часть конструкций состояла из ровных камней песчаного оттенка, кое-где их обивал чёрный металл, наложенный квадратными и прямоугольными листами, прибитыми серебряными и серыми гвоздями, чьи шляпки как особенные украшения создавали броский контраст — весь этот металл запылился, но почти не заржавел — магия дополнительно укрепляла тут всё. Роль освещения в городе исполняли расставленные вдоль улиц и на крышах домов разномастные жаровни, исполненные обычно в виде склонивших колени статуй рабов, которые поднятыми руками держали на своих плечах и спинах громоздкие чаши, наполняемые маслами — сейчас в них стояла зацветшая дождевая вода — таков был символ общественного договора, согласно которому есть те, кто служит и работает безо всякой благодарности, и те, кому служат и кто имеет право на всё. Различные идолы высились в самых разных местах, многих из них повредили ещё в те времена, когда Логрис зачищал город. Многие дома соединялись относительно узкими стенами, зачастую с пробитыми отверстиями. Бесовские рыла во многих местах торчали из домов, часто причудливо сочетаясь с водостоками. Арки перекидывались во многих местах, предназначенные часто для того, чтобы по ним переходили. Многие колонны возвышались просто так по ходу улиц, служа подставкой для чаш. Брусчатка, пестрившая множеством палитр и цветов, во многих местах была разбита, отличалась провалами, также кое-где на неё намело плотный слой песка. Конечно самым бросающимся в глаза тут служили росписи стен. Для этого голые камни покрывали плотным слоем застывающего вещества, после чего наносили рисунки, комбинируя такую технику с мозаикой и резьбой. Во многом тут запечатлели сюжеты выдающихся побед Индрика. Красный, мускулистый, восседающий с высоко поднятым клеймором, он ехал верхом на рогатом прямоходящем рептилоиде — последний монстр выделялся очень большой головой и пастью, его венчали рога, а туловище в контраст голове отличалось непропорционально худыми размерами. — Говоря, Индрик сделал членом правящего сената своего боевого зверя, — посмотрел на это изображение Хиро. — Змеиный Всадник, к слову, не потерпел ни одного поражения за свою жизнь, если не считать последней битвы, когда он, мучаясь в агонии, бросился против своей же элиты и смог убить многих… Двигаемся дальше, но уже осторожнее, — направил Вампи Хиро. — Да, нам надо отойти от этого места, где гарь не даёт мне нормально принюхаться… А то, если честно, той монстрятиной здесь попахивает, — призналась Зеро Ту, — на входе мне показалось, что южный ветер принёс зловоние этой погани. Но сейчас ветер переменчив. — Вот как? Тогда будем двигаться южнее, — Хиро посмотрел на крыши домов, заметил ныкающихся за каменной преградой скрадинов. — Думаю они ожидали остановить вторженцев на подходе… потому не делали больше ловушек, в конце концов тут тупо много улиц и все ловушками не заставишь. Хиро телекинезом притянул к себе несколько магических мечей, после чего метнул пару сверкающих лезвия прямиком в укрытие противников, судя по звуку, скардины пригвоздились к стенке. — Фух! — Хиро взял ещё несколько лезвий таким же образом, чтобы рассмотреть. — Удивительно, как это добро не растащили. Он буквально мог увидеть своё отражение на плашме. — Интересно, где среди них есть Последний Довод? — Зеро Ту ещё раз взглянула на трупы скардинов и их оружие. — Нет, Последний Довод должен торчать из камня в Великом Дворец, — сказал Хиро. — Кроме того, сомневаюсь, что даже самый сильный скардин смог бы поднять этот двуручник. Не говоря уже про проклятье. Хиро обратил взор к настенному изображению, где красовался Индирк, раздутый как гора мышц, превосходящий по росту и пропорциям мускулатуры любого рёвозавра, его лицо изображалось вытягивающимся, по большей части овальным, чуть заострённым на подбородоке и вообще в чертах, кажется, самую малость. Волосы Завоевателя всё время были зачёсаны назад, благодаря чему обнажали гладкий, но мощный лоб, сами острые, похожие на частые иглы некого животного, они имели цвет горного снега. Также выделялись его уши — крупные и длинные, они тянулись к волосам, наверное, сколько можно было понять по изображению, его череп имел вытянутую форму. В руках тиран почти на всех изображениях держал одной рукой Последний Довод. — Как думаешь, церковь будет исследовать эту штуку? — Конечно. Последний Довод Завоеватель создал сам и зачаровал так, чтобы меч убивал всякого, кто возьмёт его, кроме самого владельца. По словам Индрика «лишь самый харизматичный из живущих, может нести это оружие». Последний Довод, как рассказывали, сокрушал любой материал и поглощал электрическую энергию из рогов всякого сражённого им рёвозавра. Версии расходились, но меч каким-то образом оказался воткнуть в камень посреди Великого Дворца. Рассказывали, некто из числа потомков злодея когда-нибудь возьмёт этот меч и тогда станет он новым Индриком, такими же могущественным, умным, хитрым и порочным, взойдёт он на престол Логриса и совратит многих служить тёмному эльдилу, чтобы вести войну против верных Малельдилу, в этой войне тиран победит и на Малакандру падёт кроваво-алая тьма, всюду будут совершаться оргии и ужасные непотребства, экстаз всеуничтожающей свободы разрушит планету. И когда будет казаться, что всё уже конечно, с небес сойдут Малельдил Юный и Оярса Малакандры, и всё воинство святых и эльдилов — они низвергнут Малакандру в Глотку Ада, где в огненной утробе с доносящимся в вечность воплем сгинут все неправедные грешники. С одной стороны это — глупые сказки церковников и просто легенды, с другой — именно они служили для разжигания ненависти и предубеждений против краснокожих — «индриково отродье», «чешуя Калюкса», «цвет ада» — много как праведники и святые кляли краснокожих, призывая казнить нечестивых, находя в самом их существовании величайшее проклятие расы рёвозавров. — Гамма и Бета говорили, что видели нечто похожее, но не трогали его, — вспомнила Зеро Ту. — И правильно — мы тут не для поисков проклятого меча? Мы же не будем совершать настолько недальновидную жанровую ошибку, чтобы трогать его и пальцем? — Хиро даже посмеялся. Вампи двигался дальше меж нагромождения домов, где валялись обрушенные колонны, крыши многих зданий провалились от времени, невзирая на то, что город поддерживает магия и сам он даже без неё возводился на века. С разных направлений доносились очень отдалённые выстрелы, но пока в пределах видимости не попадался никто из охотников на скрадинов. — Хм, — Зеро Ту обратила внимание на частично осыпавшейся фасад, особенно её внимание привлёк декор в виде кожаных крыльев, обрамляющих оконные проёмы. Особенно ей понравились пыльные, во многих местах разбитые витражи. — Любимый, а эта архитектура всегда отличалась таким окнами? — Да, эти разноцветные стёкла были очень модными в ту эпоху… — говоря это, Хиро телекинезом метнул ещё один меч в бегущего скардина и пришпилил к стенке. — Глянь-ка, они ещё тут, — Хиро заглянул в глубокую яму, которая вела в подземелье, залитое дождевой водой, где по горло ходили скардины. — Они прячут там своих детей — пора отдать их под опеку Мандоса! — предельно зорко определила Зеро Ту. Вид взволнованных матерей, прижимающих к себе ничего не понимающих детей, уносящих их куда подальше, лишь бы спасти, мог бы разжалобить даже самое твёрдое сердце. Потому Зеро Ту и Хиро требовалось завалить себя стоицизмом и цинизмом. Они могли бы пощадить этих детей, но какой в том толк? Во-первых, Логрис в любом случае истребит всех скардинов; во-вторых, после всего, что рёвозавры сделали скардинами, и того, что они сделали им в ответ, никем, кроме ярых ненавистников всех рёвозавров они не вырастут — и щадить детей рёвозавров будущие воины не будут. Потому Хиро и Зеро Ту делали необходимое — злом надо платить за зло; раз боль и смерть нельзя забыть, то необходимо истребить скардинов окончательно, это единственный выход. — Хиро, ты ведь помнишь либералов, которые говорят, что у Мандоса для очищенных есть чертоги? — спросила Зеро Ту, когда они слезали с Вампи, чтобы окунуться в ясли скардинов. — Мне больше нравится версия других теологов, тоже либеральных, согласно которой они реинкарнируют после смерти в новых праведных существ, — сказал Хиро. — Вот так вера наша, с помощью бездоказательных заявлений оправдывает что угодно. На том наш доблестный герой-нацист испустил с пальца разряд, вода пропустила ток и все скардины затихли после короткого истошного писка. — Эти подземелья выглядят весьма глубокими, — наклонилась туда Зеро Ту. — Можем быстро заглянем? — предложил Хиро. — Вдруг это наведёт нас на какие-нибудь мысли? — Давай, только наколдуй защиты вокруг Вампи, — попросила Зеро Ту. Так они спрыгнули в воду, где плавали трупы скардинов-подростков и детей вместе с несколькими матерями. Свет тут спадал достаточно, чтобы рёвозавр мог ориентироваться в общих чертах, но чтобы уж точно ничего не пропустить, Хиро пустил в ход формулу иллюминации — наколдовал маленькую летающую впереди точку, способную осветить белым светом эти подземелья. — Какое-то странно обширное место, — Зеро Ту сразу заметила проход, как бы намеренно заваленный мусором, где скардины наставили своих идолов, там же покоились украшения из скелетиков. — Они приносили тут в жертву своих детей, — указал Хиро, — хотя, возможно, это останки от посмертных ритуалов: я слышал, они сжигают перед идолами своих мертворождённых детей, чтобы обеспечить им лучшую реинкарнацию. — Смотри, — Зеро Ту указала на броский настенный рисунок, выполненный руками скардинов. Изображали они следующее: 1) облако шаров, от них отходят какие-то волнистые линии; 2) касаются они скардинки, хорошо ясно, что это самка, благодаря художественно гипертрофированной сумки, она лежит; 3) находится она на вершине здания вроде пирамиды, но это не точно, рядом со скардинкой меч в камне; 4) от её сумки — три стрелки — на конце каждой в кругу нарисованные следующие субъекты: скардинка-самка, вроде обычная; скардин с клубком змей или чем-то вроде этого на животе, с длинным хвостом и ногами раптора; некий третий — в виде на боку лежащего яйца, у которого внизу больше дюжины цилиндров, возможно, колоннобразных ног, горизонтально в обе стороны вьются щупальца, сверху — две головы скардина. — Что это они хотели изобразить? — прищурилась Зеро Ту. — Понятие не имею… но это наводит на некие мысли, — Хиро попробовал найти что-то ещё. По ходу поисков он повёл рукой на себя и телекинезом вырвал ту своего рода «печать», где скардины устроили алтарь. За ней открылся далеко идущий и сужающейся путь через голую землю. — Я не думаю, что наш монстр туда бы забрался при всём желании, — подошла близко Зеро Ту и понюхала. — Там пахнет рёвозаврами. Могли ли они тут держать пленников? Для своих садистских ритуалов? — Возможно, — Хиро запустил туда точку иллюминации. Она явила огромное множество костей, торчащих прямо из земли, и среди мертвецов показалась даже одна полностью нормальная рука рёвозавра. Конечность зашевелилась, несмотря на то, что её обладатель оказался почти полностью замурован. — Жив? — Зеро Ту не удивилась — дело в том, что в стрессовых состояниях рёвозавры могли впадать в анабиоз и живыми лежать несколько лет без воды и еды. — Наверное, — Хиро первым двинулся по очень узкому проходу. Так они вытащили несчастного, им оказался коренастный мужичок, коротковолосый, очень измождённый на вид. Ничего удивительного, что он не оброс волосами — даже такие процессы останавливались во время такой летаргии. — Тьма внутри, — проговорил извлечённый, болезненно морща глаза. Судя по простой рубахе и подранным штанам, где на поясе значились штык-нож, кобура и патроны — извлекли они не очень удачного охотника за сокровищами. — Хм, — Зеро Ту взяла бормочущего за лицо и направила к себе, выпирающий подбородок, нависающий лоб, вдавленные скулы, маленький нос, узкий рот, небольшие миндалевидные глаза — в данный момент очень закисшие, чуть сплюснутый череп, короткие рожки, мускулистое сложение, обвислые уши. — Кажется, я узнаю его, лет десять его харю видела среди пропавших без вести. Но могу путать. — Тьма внутри! Тьма внутри меня! Уберите тьму, пожалуйста, уберите тьму! — заорал несчастный. — Я вижу тьму внутри себя! Она там! Она там! С таким бредом на устах сумасшедший начал махать руками. Зеро Ту и Хиро поначалу предположили, что после анабиоза несчастный не сможет даже сам стоять на ногах, настолько должны были затечь мышцы — но этот товарищ смог весьма быстро сорваться с места. Хиро и Зеро Ту попытались спокойно и без резких движений схватить безумца со спины — увы, тот достал штык-нож и несколько раз вонзил себе в грудь! — Я достану из себя тьму! Тьму! — Блядь! — выругался Хиро. — Откуда у него силы то? Зеро Ту начала снимать с плеча винтовку для оказания первой помощи. — Если бы мы ожидали, что он будет, — Хиро уж ничего не мог поделать — сумасшедший отчаянно кромсал себе грудь, более того, у него хватило сил на то, чтобы засунуть в рану руку и вырвать из себя сердце! Поразительно! Хиро слышал, что так делали некоторые фанатики, сами принося себя в жертву, чтобы уйти к Малельдилу. Медицина говорила, что такое маловероятно и подобные описания могли сойти за церковные байки, но сейчас сие развернулось перед глазами. Только после этого убивший сам себя псих рухнул замертво в воду. А Зеро Ту кое-что увидела, согнула колени и перевернула самоубийцу, взяла штык-нож и приподняла острым концом истекающее кровью вырванное сердце… — Мне показалось… Какого?!.. Ты только взгляни, Хиро! — А? — муж наклонился. Зеро Ту чуть повернула вырванное сердце, держащееся с основным телом на полуоборванных сосудах. Глаз — целое глазное яблоко ясно белело среди синей крови и глядело на мужа и жену прямиком из замирающего сердца. — Вот чем он видел тьму внутри себя, — выпрямилась Зеро Ту. — Такое иногда бывает… — Хиро обернулся на узкий ход позади, густо заполненный скелетами. — В таких местах. Это как возвышенность, но если обычная возвышенность состоит из земли и камня, то такая возвышенность состоит из предсмертного агонизирующего эха. Чёрные колдуны создают такие места намеренно, чтобы колдовать самую страшную магию. Я думаю, Индрик нарочно гробил тут столько рабов, чтобы изучать как можно тщательней кровавую магию. Ведь до него её никто намеренно не изучал столь глубоко. — Да, а этому бедолаге не повезло оказаться здесь, — Зеро Ту провела окровавленным ножом-штыком по воздух. — Сама материя запоминает это эхо, становится его носителем, прямо как зачарованные предметы становятся носителями конкретных запрограммированных магом функций, — Хиро указал пальцем на лезвие, с которого капала синяя кровь. — Потому нежелательно что-то брать… С другой стороны, это возвышенность, а возвышенность становится возвышенностью лишь при наваливании земли и камня, если унести камешек или горсть земли с возвышенности, то несомое тобой никак не будет возвышенностью. Потому любой забранной из этого места материи не хватит концентрации для создания эффектов, когда её мало. — Ну, не зря здешние сокровища слывут проклятыми, — Зеро Ту, закончив осматривать штык-нож, бросила его в мутную воду. Они ещё раз посмотрели на выпирающие из земли черепа, почему-то именно эти части мертвецов очутились близко вон из толщи. Словно эти рабы хотели выбраться из своей братской могилы, покинуть удерживающие их недра преисподней. Полчища страдающих ларвов будто бы жаждали вытянуться наружу, а крик агонии беззвучно застыл на черепах. — Ладно, чего толку тревожить мёртвых? Пошли, покуда у меня член не вырос, любимый, а то я тебя буду каждый раз до полусмерти ебать! — пригрозила Зеро Ту. — О, воистину ужас Той Стороны! — посмеялся Хиро. Они выпрыгнули из воды, оставив мертвецов с мертвецами. Впереди периодически гремели выстрелы. Наконец по мере движения через город порока носящейся тут ветер донёс крик рёвозавра. — Кому-то нужна помощь! — понял Хиро. — Давай посмотрим, но это тоже может быть ловушкой, — предупредила Зеро Ту. Вампи направился быстрее, ящер очень умело огибал всевозможные препятствия. Он верно выводил своих наездников к ещё одной арке — Хиро и Зеро Ту знали, что тут есть более свободный проход через стену — это юго-западные ворота. Как они предположили, в это место поломятся все остальные, потому решили, просто чтобы не создавать толкучки, зайти с другого хода. Не удивительно, что тут творился фирменный беспредел! Либертарианцы на то и либертарианцы, чтобы быть свободными, даже если требуется выполнить слаженную боевую задачу — потому не удивительно, что без всякого общего командывания отдельные отряды охотников за головами поломились в бой, каждый думая только о себе. Вот сейчас стоило одному броневику въехать, как его сбило крупное рогатое травоядное, бледно-синего оттенка, очевидно, управляемое шаманом. Хотя Зеро Ту и Хиро не видели самого момента столкновения, они могли предположить, что животное напало, двигаясь параллельно стене, оно сшибло машину с колёс и перевернуло. Само животное громоздилось рядом, пробитое множеством выстрелов, его большой рот, сжимал в себе одного горе-охотника, уже бездыханного. Сам броневик оказался изрублен магическими мечами и глефами, подле лежали убитые разнополые скардины, преимущественно с пулевыми ранениями. Изуродованные рёвозавры покоились тут же, кого убили не сразу, того скардины сейчас страшно мучили, заживо отрезая по кусочку с остервенелым писком и визгом. Победители размазывали по харям синюю кровь и также брали себе трофеи. По окрику одного из защитников метрополиса, вся орава отвлеклась от полуживых рёвозавров и с магическими мечами кинулась против Зеро Ту и Хиро. Первая знала, что любимый о них позаботится и взяла на себя более значимую цель — шамана, разодетого в шкуры и обвешанного талисманами из костей — на конце деревянного посоха из пустых глазниц рогатого черепа рёвозавра, закреплённого как набалдашник, повалил свет и огонь, но прежде чем этот товарищ нечто прицельно успел кастануть, Зеро Ту прострелила ему торс из винтовки, кастер завалился, вспышка скопленной энергии опалила его. Хиро же в это время захватил телекинезом рукояти мечей бегущих напролом берсеркеров, и начал вращать их туда-сюда, в результате противники сами нарезались идеально острыми лезвиями, и так на бегу попадали чуть ли не мясными долями. Скардины с огнестрелом зря силились пробить барьер Хиро — пули со звоном отскакивали от незримой преграды. — Так, — Зеро Ту посмотрела на вскакивающего рёвозавра, кого мучили до того скардины. У бедняги наполовину содрали кожу с лица, выкололи глаз, разрезали кожу щёк, отрубили кисти, при этом одна просто болталась на клочке кожи, из живота торчал колдовской кинжал, это кроме того, что скардины повырезали из него куски мяса в самых разных местах, — любимый, окажи ему первую помощь! — Хорошо, — Хиро телекинезом запустил меч бедолаге прямо в голову, и пронзил череп насквозь. — И последнюю… Можете не благодарить, мистер, мы полностью понимаем ваше положение! — пошутила Зеро Ту, когда убитый заваливался назад. — Мда, сколько ещё погибнет полезших вот так глупых лбов? Со скардинами надо быть начеку, — осмотрел зачищенное поле боя Хиро. Ещё одна женщина из числа охотников оставалась в живых, она дышала. — Надо осмотреть её… — Фи! Слабые недостойны жизни, Хиро! — Зеро Ту спрыгнула следом со спины Вампи. — Не будь такой жестокой, пожалуйста, ты знаешь, я этого не люблю. — Хиро присел на корточки возле истерзанной, ей отрезали одну грудь, пронзили нос, топором искромсали ногу, опять же — истыкали конечности кинжалами и чего только не сделали! — Не знаю, если исключить заражение крови и кровотечение, которое уже сейчас остановилось, — говорил Хиро, у рёвозавров указанные проблемы оказывались обычно чем-то менее серьёзным, чем у людей, — я не вижу ран, несовместимых с жизнью. Хотя болевой шок… и… — Да убей ты её! Зачем ей жить такой обузой для кого-то?! Я бы прокляла любого, кто не прикончил меня в таком состоянии! — Зеро Ту взяла магический меч и занесла для удара. — Я знаю, любимый, ты у меня мягкий, за это я люблю тебя, потому, давай я это сделаю? — Хм, ну, если подумать, её шансы выкарабкаться и правда малы, — к тому же Хиро знал, какие последствия для организма могут быть даже после успешного на первый взгляд восстановления из такого состояния — страшнейшие боли, нарушение гомеостаза, способные привести к развитию ужасющих болезней, во многом связанных с выходом из-под контроля регенерации, от чего рёвозавр медленно превращался в живую опухоль или гнил заживо. Один диагноз уже служил рекомендацией к тому, чтобы обратиться в церковь за организацией достойной отправки к Малельдилу. — Да и на Фронтире нет больниц, способных вытащить из такого состояния… Не говоря уже про оплату. Хиро положил руку на голову охотницы и вызвал внутри разрыв сосудов. Больше никого не осталось в живых из числа очередной горе-команды. Без особого интереса осмотрев машину и трупы на предмет ценностей — по либертарианскому закону всё найденное по общему правилу принадлежало тому, кто нашёл — Хиро и Зеро Ту решили оставить это добро следующим, кто сюда заявится, а сами вновь направились к центру большого города, ища запах странного существа. По ходу движения через улицы, внимание наших героев вновь привлекла стрельба. Решив, что нужна помощь своим, они помчались к источнику звуков. Неожиданно прямо на улицу из-за угла длинного дома выскочил рёвозавр, типичный охотник за головами, закрывающий израненное плечо и держащий винтовку в другой руке. — Они напали на нас! — подскочил он к Хиро и Зеро Ту, увы, из-за слишком резких движений бедняга споткнулся и упал. — Конечно напали, у нас что — безопасный аттракцион?! — спрыгивающая с Вампи Зеро Ту подумала, что речь идёт о скардинах. — Да нет же, блядь! — ругался раненый, когда ему помогали встать. — Рёвозавры, не скардины, блядь! Не местные, нахуй! Позарились, ебать, на наше добро! Ударил в спину, пока никто не видит! — Эй! — донеслось из-за угла, откуда выскочил спасающейся от преследования, это звучал женский голос. — Этот пидор побежал туда! — Я видела! Не слепая, нахуй! Две вооружённые до зубов барышни-разбойницы выскочили следом. — Ебать, тут ещё какие-то пидоры! — Да вали их нахуй! Сударыни с большой дороги без задних мыслей посыпали выстрелами из своих автоматов. — Не местные, — констатировала Зеро Ту, ибо здешние знали, что колдовские обереги Хиро не пробить обычным огнестрелом. — Умрите! — Хиро особенно прогневался на нападавших, чьё предательство не вызывало никаких сомнений, потому с особым запалом злобы, который только усилил его магию, Хиро взорвал головы двум бандиткам, мозги автоматчиц обильно обрызгали каменные стены. — Хиро Жетонщик! — узнал его раненый. — Да, это я, — обернулся парень. — Спасти тогда наших, они ещё живы, но их точно убьют! — попросил раненый, собираясь с силами. — Дорогу показывайте, мистер! — Зеро Ту помогла ему забраться на Вампи. Мигом обогнув сваленный акведук, они быстро домчались до того места, где случилось нападение. Здесь у дыры в стене стояли машина и несколько мотоциклов, меньше десятка убитых рёвозавров валялось там же. Прямо на их трупах около двух дюжин нападавшие устроили оргию — один большой рёвозавр-бандит насиловал раздетую девушку из числа тех, кого эти разбойники разгромили подлым ударом в спину; ещё один — ростом по меньше и худой по пропорциям — насиловал другую девицу, как потом оказалось — к данному моменту уже призванную Малельдилом; там же несколько разбойниц со спущенными штанами взяли в кольцо красивого и полностью раздетого парня — и под дулом пистолета заставляли его совокупляться с ними и одновременно руками дрочить им влагалища. Да, среди рёвозавров случаи изнасилования со стороны женщины совсем немного по статистике уступали изнасилованиям со стороны мужчин. Стоящий на часах бандит сразу же окрикнул группу. Из-за опасения навредить парню и девушкам, Хиро пришлось действовать точечно, благо злобы хватило на мгновенно убивающие атаки — он сразу оторвал руку той разбойницы, которая держала ствол у головы насилуемого парня, взорвал башку той, которая рьяно скакала на его члене и трясла перед ним сиськами — мерзавка небось даже не осознала, что на них напали; почти одновременно с этим Хиро заставил плотного насильника разорваться на куски; превратил голову повернувшегося к нему автоматчика в голубой факел, полыхающий вокруг чистого черепа; ещё одной доряни с дробовиком прокипятил кровь. — Среди них ведьма, — накануне предупредил раненый, сидя на быстро бегущем Вампи. — Ничего — положим! — ни капельки не сомневался Хиро. Сейчас ведьма — она до появления мстителей копалась в машине — развернулась и раскалила рога, так просто Хиро не смог прошибить ещё защиты, как, впрочем, и она его… Только нелегалка-наёмница была любителем, а Хиро готовили профессионалы — потому он следующим чародейством развернул в земле под ногами ведьмы барьер, перекрывающий гравитацию, в результате злодейка осталась на месте, а Малакандра двинулась дальше, так Хиро размазал противницу по стенке до состояния кляксы. Больше половины злодеев оказалось уничтожено в первые секунды боя. Остальные бандиты кинулись бежать — тут-то в дело вступила Зеро Ту, разя сволочей из автомата. Раненый в плечо сам пустил очередь ей в помощь. Так негодяи оказались выкошены почти сразу, остались только трое — прыткая женщина, стройный парень и плотный мужчина сумели отбежать, так как они, видимо, знали про способности Хиро и дали дёру ещё при самом их появлении. Первую подстрелила Зеро Ту, Хиро шмякнул по зданию куда забежал парень, отчего рухнула крыша, а вот самый последний плотный негодяй смог улизнуть из виду. Так как требовалось в первую очередь помочь парню и девушке, ставших жертвами изнасилования, Хиро и Зеро Ту сейчас воздержались от преследования. Спасибо красоте выживших — не будь они столь красивы, их бы сразу убили. Подстреленная Зеро Ту бандитка достала ствол и пустила себе пулю в лоб, так как знала, если сейчас возьмут в плен — потом предадут особо мучительной казни за подобное преступление. — Она мертва, — Хиро первым делом проверил женщину, которую насиловал худощавый бандит. — Спасибо вам! — поблагодарил голый красавец, стряхивая со своего стоячего члена, всего в сперме, безголовую насильницу. — Спасибо! — также поблагодарила светловолосая женщина, поднимаясь из кучи того, что являлось всего несколько секунд назад её здоровенным насильником. — Пожалуйста! Закон Фронтира: «Можешь прийти на помощь — приди!» — подала руку Зеро Ту. Спасённые обрадовались, одновременно с тем пролив слёзы по поводу участи убитых товарищей. — Возьмите наши деньги, — предположил один из спасённых. — Нет, мы вам самим дадим, чтобы вы могли хорошо добраться, — протянула Зеро Ту. — Закон Фронтира: «Можешь отказаться от награды — отдай нуждающемуся; можешь дать нуждающемуся — дай!» После этого они проводили взглядом отбывающую машину спасённых, покуда та не пропала из зоны видимости. Затем бравые супруги направились туда, куда сбежал последний преступник. Этого товарища они нашли по крику — сам угодивший в беду негодяй истошно вопил, когда скардины пытали его. Зная, что за подобные преступления по законам Фронтира приговаривают к погребению заживо, Зеро Ту и Хиро не стали вмешиваться и мешать скардинам вымещать всю злобу на расу господ, которая приговорила их вид поголовно к смерти. Далее наша парочка нашла в метрополисе такое приключение: — Глядя, любимый, какой у них крутой отряд! — Зеро Ту перепрыгнула через невысокий забор и сходу выстрелом сразила подозрительное летающее животное, вероятно одержимое шаманов. — Да уж! — Хиро запрыгнул следом, пробежал по наклонённой крышеи и с высоты четырёхэтажного здания посмотрел на бредущие через широкий двор силы противника. На шагающих взрослых и молодых рапторах восседали рослые скардины, держа по огнестрелу. Кроме хищников, тут были одержимые шаманами травоядные — серых и синих цветов — ещё более крупные, идущие на четырёх тяжёлых ногах, впереди из черепов выходили конические чуть воздетые рога. — Эффектно, — Зеро Ту встала перед парапетом, — но бесполезно против стрелков! — из винтовки она с задором скосила шамана, выделяющегося своим посохом. Из-за этого часть животных вышла из-под контроля, один раптор взбесился и легко сбросил наездника, после чего сжал огромными целюстями. Этого зверя, в свою очередь, огрело панцериносное травоядное с тяжёлым образованием на хвосте. Шаман выпустил из-под ближайшего пилона стаю летающих рукокрылых хищников, серые сверху и светло-синие спереди, эти летуны громко кричали. Один из скардинов-воинов метнул очень большой молот, явно очень большой под его размеры, голову этого грозного оружия окутывала неоновая аура. — Ложись! — Зеро Ту инстинктивно почувствовала, что попадание этой штуки даже по чародейским оберегам лучшем избегать. — А-а-а, да! — Хиро сам успел залечь. Молот частично снёс крышу рядом и врезался в соседнее, более высокое здание, отчего целый этаж оказался разбросан осколками, облако пыли вылетело вслед разваливающимся стенам. — Ты права! Это Молот Возмездия! — припавший Хиро обернулся назад. — Он возвращается!.. Молот вылетел из-за облака пыли и, вращаясь, начал путь обратно. — В руку того, кто бросил! — Перед Зеро Ту в рябящие воздух обереги врезались бьющие мембранными крыльями хищники. Сама она, полагаясь на каст-защиту, выстрелила в плотного скардина, которого до пояса прикрывала чародейская кольчуга — пуля со звоном отрикошетила от зачарованного шлема. — Ебать! — Сейчас! — Хиро пустил в ход манипуляцию гравитацией. Скардин-молотоборец вновь замахнулся вернувшимся в руку Молотом Возмездия… и его сдуло, размазало о ближайшее крупное травоядное самим вращением планеты. Но передохнуть нашей парочке не дали — какой-то скардин притащил длинное копьё или что-то вроде того, из конца этой тонкой штуки вышиб ярко-золотой луч — он пронзил крышу возле Хиро и Зеро Ту, аккурат симметрично тому месту, где многострадальное здание черканул Молот Возмездия. — Спокойной! — Хиро телекинезом поддержал часть крыши, где они стояли, когда та начала обваливаться ещё и после того, как очень тяжёлый травоядный громила с рогами на морде врезался на полной скорости в стену внизу, он пробил её и прорвался в дом. Его остановило только падение всех верхних этажей себя на спину, они погребли беднягу. — Вали их! — Зеро Ту мешали целиться крылатые хищники, постоянно бьющиеся об обереги, и попадающие под яркий золотой луч, скардины его теперь стали наводить аккурат по противникам, он легко прожигал — мог бы сразу разрушать дом за пару секунд, но под него попадали большие животные, сдерживая палящую энергию своими живыми тушами — от этого завоняло горелым мясом, бедные животные на ходу просто разваливались на две части, буквально прорезанные этим лазером очень неаккуратно. — Ну я их! — Хиро наконец сколдовал нужное чародейство — между его сближенных ладоней с треском пробежали молнии, из них выдулся бело-синий, искрящейся шар, как своего рода клубок разрядов — Хиро метнул его, снаряд распался на два сигустка плоского вида, один пошёл по земле, другой в тридцати метрах над ним — между этими дугами неоновыми стрелами постоянно сверкали разряды, своего рода энергетической решёткой они нарезали всех скардинов и всех животных, оставив от них всех лишь дымящееся полуобугленное место всего за несколько секунд. Луч перестал извергаться, как только Хиро покончил с его источником на третей секунде после броска этой атаки. Сама же техника исчезла вслед убийству последнего рапотора. После гибели шамана воздушные хищники перестали бросаться на их обереги, и полетели кто куда. — Никогда не видела, чтобы ты использовал это заклинание, — заметила Зеро Ту. — Оно само находит цели… — Ага, это Дуга Погибели — первый раз, когда я его применил в реальном бою, оно нужно для зачистких толп врагов, когда не удобно что-то другое… Я выучил эту технику пять веков назад, если не раньше, но это первый случай… — Хиро смолк и внимательно посмотрел на то место, где дым шёл от источника луча. — А это была Пика Арбола, — Хиро также осмотрел весь широкий перебитый двор и только добил смертельно раненных животных, — признаться, попади в нас она и Молот Возмездия, мои обереги скорее всего не выдержали бы… — Вот поэтому я сразу бью шамана, — пояснила Зеро Ту. — Да, это вывело из-под контроля животных и они посеяли хаос, — сказал Хиро. — Не будь у них хаоса, они смогли бы сосредоточить Пику и Молот на нас, — логически рассудила Зеро Ту, — их ошибка в том, что они выдали наши черепа всем шаманам… — Без этого они не смогут использовать шаманизм в бою, — заметил Хиро. — Да, но эти штуки им не нужны для управления животными, ведь так? — Да — их шаманизму только для боя нужны подобные усилители… — Потому надо было им разделить шаманов-погонщиков и шаманов-фаэрболомётчиков, чтобы первых не выдали черепа — а то их легко можно завалить и тогда — пиши-пропала их квалерия, — размышляла Зеро Ту. — Угу… А ты в бою лучше меня соображаешь, — одобрил Хиро. — Не льсти — это просто маленькая очевидность, — отмахнулась Зеро Ту. — Если хочешь сделать мне комплемент, оцени мой нюх, без него тебе реально было ты сложно, а так — ты отличный боец, прекрасный тактик, вот за это я тебя тоже люблю. — Да, Зеро Ту, но на своём уровне ты тоже великолепный боец, — похвалил Хиро, — да, ты не маг, чтобы класть в одно рыло сто тысячные армии, но как магл — ты совершенно великолепна. — О, а вот за это спасибо! — согласилась Зеро Ту. Они оба поцеловались и обнялись. — Вот почему за тысячу лет ты мне не надоела, потому что общие вкусы и характеры скрепляют навечно — не будь их, твоё тело надоело бы мне за пару месяцев, — продолжал восхвалять их отношения Хиро. — Хорошо, любимый, я от тебя уже тысячи раз это слышала, если быть точнее — десятки или даже сотни тысячи раз — и каждый раз я готова подписаться под каждым твоим словом! — одобрила Зеро Ту. — Но да давай к теме. Скажи, как скардины научились использовать магическое оружие империи Индрика? Эти штуки ведь куда сложнее… — Эм, возможно они как-то выжали информацию из фантомов, которые остались от убитых магов Индрика? Их шаманизм до конца не изучен. Во всяком случае, это наиболее рациональное объяснение, — Хиро взглянул на Вампи, ждущего хозяев за стеной дома. — Ладно, давай пересядем… а то у меня плохо удаётся поддерживать предметы магией. Дальнейшие поиски привели Хиро и Зеро Ту прямиком к цели — сперва они ощутили возрастающее напряжение, интуиция буквально закричала о присутствии пока невидимого врага. Хиро постоянно прощупывал пространство экстрасенсорикой, пока ничего, впрочем, не находя, если не считать фонящих для такого восприятия магических артефактов, раскиданных то тут, то там. Вместе они выводили из строя электронную технику, кроме специально заговорённых образчиков, вроде бластеров Мицуру (а вот заговорённых дронов у них не было — абсолютно везде законы запрещали это делать под угрозой смертной казни, чтобы никто не подглядывал за территориями особняков иерархов, где вся прочая техника глохла из-за магических оберегов). Особенно бросался в глаза находящейся впереди Великий Дворец, воздвигнутый целиком из мощных каменных блоков, какой-то весь очень сжатый по части конструкции. — Любимый, пока никого тут нет? — Зеро Ту уже не могла внюхиваться, настолько разительно тут всё провоняло. — Я его не улавливаю… — Хиро вслушивался в ясновидение, но пока ему не удавалось обнаружить это существо. Они почти полностью пересекли город, чтобы добраться до Великого Дворца, и тогда их взору открылась площадь каменных фаллосов, где то тут, то там были раскиданы перемолотые чёрные косточки. — Когда-то тут в палатах у самого Дворца жили жёны Индрика, — рассказывал Хиро, — многие из них были в том числе его потомками и многих из них он полюбил за такой же развращённый нрав — только самые порочные удостаивались части жить здесь и вообще жить — менее порочных жён Индрик Завоеватель убивал после того, как они ему наскучивали. А ещё сотни красавцев убивались проживавшими когда-то тут бестиями в угоду личной похоти — они же застроили свои покои воздетыми каменными фаллосами. Как раз между ними скардины собрали из деревьев импровизированные стойла. Также Зеро Ту и Хиро обратили внимание на отсутствие растений в этой части города. — Похоже, их шаманы закармливали скот и разводили его, чтобы кормить им это существо, — у Хиро не возникло никаких сомнений. — Ясно. Слушай, любимый, ты не мог бы наколдовать ветер, чтобы сдуть лишний смрад? А то меня наизнанку выворачивает, — попросила Зеро Ту. — Как скажешь, — Хиро сам терпел из последних сил необыкновенный смрад, при этом очень специфический, который для его жены с её-то талантом в области обоняния, очевидно, казался ещё хуже. — Оно точно жило здесь, но… есть ли оно теперь тут? — Давай у него спросим, Хиро, — Зеро Ту указала на вход во Дворец Индрика, прямо из этого помпезного здания выходил трёхметровый некто, похожий на скрадина. — Какой мутант, — Хиро сразу же взялся пристально изучать существо, покуда с гулом дул поднятый им ветер. Одновременно разносимый смрад должен был осведомить всех, идущих к городу, что цель здесь или по крайней мере тут проживала совсем недавно. Вышедший мутант имел голову и окончания верхних конечностей от скардина, сетчатая шкура на груди и руках от кистей выделяла особенно эту часть тела. Как стало видно позже, когда Хиро и Зеро Ту довелось рассмотреть мутанта со спины, сзади него всё пестрило желтоватыми и чёрными пятнами. Ниже пояса же всякое сходство со скардином заканчивалось — мех индиго густо покрывал нижнюю часть тела, ноги больше напоминали доставшиеся от раптора, позади тянулся кольчатый пурпурный хвост с фиолетовыми и голубыми прожилками, который при детальном рассмотрении оказался вовсе не хвостом, а чем-то вроде трубы, очень длинной, отверстие на конце напоминало круглый зубчатый рот. С области живота мягко свисали длинные зеленовато-серые щупальца, которые, при более детальном изучении оказались хоботками, вроде того, что был на месте хвоста, они все заканчивались синими ртами-присосками. На каждом из двух непропорционально широких бëдер, глубоко погружëнные в синеватые реснитчатые орбиты, желтели некие подобия глаз. Ноги раптора завершались тем, что позднее определилось как изборожденные венами подушечки, каковые не походили ни на когти, ни на копыта. При дыхании существа его трубовидный кольчатый хвост и свисающие с живота хоботки ритмично меняли оттенок, как будто подчиняясь какому-то циркулярному процессу, появлялись при этом различные оттенки зелëного — от цвета морской волны до зеленовато-серого и кислотного; на хвосте же это проявлялось в чередовании жëлтого с грязноватым серо-белым в тех местах, что разделяли пурпурные кольца. Вооружён мутант был револьвером, хранящимся в кобуре, крепившейся за пояс, там же в специальных отделах на ней находились некоторые иные маленькие предметы, это всё оказалось единственным элементом одежды на данном организме. — Вы… ищите нас?.. Убийцы… — проговорил скардины, он знал язык рёвозавров, его голосовые связки могли совершенно нормально произносить его, при этом тон, ясное дело, звучал очень необычно. Никакого характерного писка, голос очень глубокий, утробный, гулко бьющий через воющий ветер. — О, вы наконец выучили наш язык, — отозвалась Зеро Ту. — Выходит церковь брехала о его древней всеобщности. — Да — мы убийцы, мы ищем чудовище, которое вы растили тут, — честно признался Хиро. — Мы пришли, чтобы убить вас всех… — Убить нас всех… — проговорил собеседник с неопределённой интонацией. — Мне жаль, что нам придётся истребить вашу расу, — пользуясь моментом, Хиро решил высказать то, что сидело у него на душе, — эту войну начали мои предки и мы слишком много и долго бессмысленно губили друг друга, мы всеми фибрами души ненавидим друг друга, потому мир между нами невозможен, остаться должна только одна стая. Увы, такова мораль нашей басни. — Гха-ха! Ты прав, рёвозавр! Гра-ха! — отвечал скрадин-мутант. — Мы тоже так думаем… А ещё мы думаем, что вовсе не мы или вы наследуем Ма’алакандр-руу. Род моего Отца будет править здесь! — говоривший сжал кулак и гордо закинул руку к диску Арбола в небесной синиве, где бежали мягкие белые облака. — Ни единого из вас не останется, — указал скардин на Хиро и Зеро Ту. — Его отца? — задумалась Зеро Ту. — И кто же твой отец? А кто мама? — Мы — скардины по матери, — кажется, довольно произнёс собеседник, очень широко обнажая зубы в своего рода улыбке, его трубчатый рот необыкновенно втянулся, — а отец наш… Малельдил Третий! У Хиро это вызвало ступор, Зеро Ту же рассмеялась: — Бля, а ты что ли Малельдил Юный?! Ха-ха-ха! Хороша шутка, да! — Узнаешь! — скардин-мутант развернулся спиной и быстро дотронулся до стены Великого Дворца, отчего его мощные каменные блоки пришли в движение. — Что это, Хиро?! — у Зеро Ту мигом исчез весь смех, когда такая махина задвигалась. — Индрик так сконструировал свои хоромы, чтобы они могли менять форму, если у управляющего есть пароль для подключения… — быстро пояснил Хиро. — Он закрыл барьерами Дворца… странно, откуда он знает, как использовать магию Индрика?! Вся передняя часть Великого Дворца буквально раскрылась, словно то перед ними возвышался некий игрушечный макет. Балконы поднялись, целые стены легко двигались, что-то опустилось вниз. А пол и всё прочее внутри дома начало перестраиваться так, чтобы от входа до центра одного из этажей наверху протянулась длинная поднимающаяся лестница. — Плохо дело! Защиты Великого Дворца воздвигали передовые маги своего времени, я не уверен, что в одиночку смогу что-то с ними сделать! — сходу предупредил Хиро. — Мне в голову не могло прийти, что кто-то из скардин сможет управлять этим всем! — Может засчёт течения времени они истощились? — предположила Зеро Ту. — Ну, возможно, заклятья не могут держаться вечно, они истощаются, но… Лестница выстроилась от того места, где стоял мутант и неспешно болтал хвостом. Она восходила прямиком к престолу Индрика Красного, где вокруг трона восстали две очень широкие прямоугольные конструкции, охваченные цепями ясного назначения. А перед всем этим стоял камень, из которого торчал вонзённый клеймор. — Последний Довод — справедливый меч Логриса, дарованный Мадельдилом, — простёр руку мутан-скардин. — Чего? Чего ты хочешь, чтобы мы с ним сделали? — занервничала Зеро Ту. — То что ты должна хотеть, — вновь оскалил зубы мутант. — Принести конец своему роду, наследник Индрика… — Твой цвет кожи! Знак судьбы! — Хиро настороженно посмотрел на Зеро Ту. — Заткнись! — Зеро Ту пальнула из винтовки, выстрел отскочил от незримой преграды перед ухмыляющимся мутантом. Одновременно с этим Хиро заметил, как позади трона Индрика появились ещё скардины, облачённые в одеяния шаманов. Кажется, один из них выделялся очень высоким ростом по меркам своего вида, примерно достигая высоты Хиро, то есть будучи около 170-180 сантиметров. — Я не верю в этот бред про Индрика! Хватит уж вам нести эту херню! — прокричала Зеро Ту. — Значит ты не хочешь брать меч? — мутант сложил руки на груди, после чего поднял отростки на животе со ртами-пиявками — и указал ими куда-то позади. — У нас есть довод… После этого мутант очень медленно поднял руку и провёл ею по воздуху. — Знак Вууриш сделает его на несколько секунд… более заметным. — А?! — Хиро обернулся. — Оно здесь, любимый! — наконец до самого конца осознала этот факт Зеро Ту. Когда мутант закончил своё чародейство, в двадцати метрах замигало изображение возвышающегося существа, ранее бывшего невидимым и затаившимся. Они охотились на него, но на самом деле оно охотилось на них! Нечто оказалось размером с дом в три этажа и выглядело неимоверно чудовищно и могло одним видом разрушить неподготовленный рассудок, ранее Хиро и Зеро Ту никогда не видели ничего более омерзительного и одновременно угрожающего! Описать это монструозное поганище представлялось делом чрезвычайно затруднительным, но справиться с этой задачей можно было следующим образом: блекло-серое, ядовито-синее, приглушённо-розовое, ярко-фиолетовое, пурпурное, пронзённое голубыми прожилками и изборожденное желтоватыми участками — оно сочетало совершенно произвольно эти цвета, в разных участках своего витееватого организма; яйцевидное туловище, состоящее как из подобия извивающихся канатов, которые были собраны и прижаты друг к другу; больше дюжины колонообразных ног, похожие формой на бочки, как потом оказалось, они наполовину закрываются при движении, когда чудище наступает на них; ничего твёрдого не обнаружилось в этом содрогающемся существе, словно оно состояло как вибрирующего и хлюпающегося студня; вверху торчали выпученные желтеющие глаза вперемешку с парой десятков вытянутых зубастых трубок, выходили они во все стороны, по толщине прямо как трубы из хороших домов, и эти штуки всё время вскидывались, открывались и закрывались, кольчатые, по цвету серые, с такими голубыми или багровыми кольцами, они также здесь меняли оттенки наиболее часто; венчали это дело две очень большие синие головы скардинов — на вид обычные, похожие в чертах на того мутанта, при этом, судя по форме гребней, головы были разнополы. — Вот мы и нашли его! — Хиро постарался сразу прикинуть, чего делать… — Да что тут мудрить! Он телекинезом врезал по мигающему монстрищу, оно издало громкий утробный звук. — Как-то слабо, любимый, разозлись как следует! — Зеро Ту прицелилась из винтовки и пулей угостила поганище прямиком в одно из зерцал, монстр моргнул так, словно то не пуля, а соринка в глаз попала. — Так, моё оружие тут не к месту! — Бесполезно! Гррх! В отличие от меня оно лишь на очень, грх, малую часть состоит из материи! Большая его часть Иной природы! — довольно говорил мутант, явно гордясь за это создание, бывшее его братом и сестрой. — Мы — дети одного отца, Мадельдила Третьего, как вы его называете! Охр! Оно сотрёт вас с Малакандры! — Да хоть десятого! — пока враг это говорил, Хиро попробовал развернуть под порождением Малельдила Третьего гравитационный блокиратор, чтобы поганище сдуло. Но оно не двинулось, продолжая спокойно себе ступать по брусчатке. Вампи испуганно пятился ближе ко Дворцу… — Так, Хиро, — Зеро Ту посмотрела назад, — они очень хотят, чтобы мы взяли тот меч! Не сложно было разгадать план скрадинов и этого монстра. — Не знаю! Нам… нам надо убегать! — Хиро дёрнул поводья, сообщая животному указание телепатией. Вампи помчался к выходу из двора между зданиями и краем царских хором. Однако прямо там земля вдруг начала резко обваливаться, каменные блоки выдвинулись в этой траншее, отрезая беглецов. Хиро остановил Вампи чуть ли не в последний момент. — Ебать! Вот блядь, вот блядь! Скардин-мутант криком на своём языке приказал сросшимся брату и сестре ускориться — этот монстр куда быстрее двинулся за беглецами на дюжине ног, чей топот, какой-то приглушëнный и неестественно лëгкий свидетельствовал о его материальности. Одновременно с этим шаманы начали пускать огненные шары — они посыпались перед Вампи, которого Хиро остановил, позади их попадания вздымалась стена от Великого Дворца, мерцающая от дополнительных магических преград. Скардины явно не хотели выпускать их из ловушки. Для этого шаманы призвали ещё крупных травоядных, которым до того приказали затаиться в окрестных зданиях двора, правда, эти бронированные от природы панцирные танки с мощными буловами-наростами на хвостах мало что могли бы сделать против такого мага как Хиро. Чёртовы здания с фаллосами образовывали двор-колодец, не позволяющий выскочить. Вдобавок Хиро не мог собрать внимание на левитации из-за постоянной необходимости быть готовым отразить атаку и поддерживать обереги, да и он подозревал, чародейский колпак прикрыл их сверху. Раньше Хиро обходился без озвучивания формул, но теперь ему пришлось напевать дополнительные, более сложные чары. Без особого звука и сотрясения, невидимое поганище подбиралось. — Разозлись! — цедила сквозь зубы Зеро Ту. — Просто разозлись любимый! Давай! — А-арг! — рога Хиро налились синим. — Хорошо! Он выпустил насыщенные ветви молний, от поражения ими яркий неоновый ореол очертил этого невидимку, заставив с раскатистым утробным воем отшатнуться. Очевидно, ему это чувствовалось! После этого Хиро резанул ревущую вражину материализованными из призрачного аквамарина линиями и остроугольными геометрическими фигурами — более мощная магия могла бы уж точно его сделать… Но вот существо полностью пропало. Даже чародейские полуовеществлëнные лезвия не смогли его достать. Потом оно, почти прозрачное, возникло вновь в неновом ореоле, громко топнув и зарычав. — Да блядь! — Зеро Ту достала динамитную свечу. — Хиро, как насчёт запихать ему в рот телекинезом?! — Оно ускользает от магии! Убегает на Ту Сторону… Невероятно, оно как живая возвышенность! Как пуповина, соединяющая оба измерения! Хорошо давай попробуем так! — согласился Хиро, убирая все свои атакующие чары. Зеро Ту от блеснувшей меж своих рогов молнии подпалила свечу и вручила Хиро. Тот телекинезом закинул за существо и прижал к туше с обратной от них стороны, монстр силой размахивал конечностями, судя по звукам. Хиро ещё как следует пропустил через него свой разряд, вновь яснее неоновым очертив контур… И тогда позади монстра разорвалась шашка — барьер куполом закрыл боевую пару, с грохотом позади монстра вслед за вспышкой образовалось облако дыма, монстрище продолжало реветь. Кажется, это его только разозлило, и незримое поганище громко топнуло половиной ног, от этого разошлась ударная волна перед Вампи, Зеро Ту и Хиро, она обогнула защитный барьер последнего. — Бесполезно! — испугался Хиро. — Оно состоит из чужеродной материи! Я ничего не могу ему сделать! — Но почему?! — Зеро Ту уже доставала вторую свечку динамита. Поганище ударило ногой по барьеру Хиро, от чего оберег продавился, вызывая заметные колебания воздуха. — Оно же питается нашей пищей?! — По ходу это тварь Извне, а с ними законы логики не работают! Оно как бы ходит по земле, но это видимость! — говоря это, Хиро смог отвести Вампи ещё ближе к поднявшийся стене, где им в спину давили барьеры. Ореол угас, звуки пропали, но невидимое поганище было где-то рядом. Хиро с раздражением выпустил ещё разряды, чтобы сделать эту скотину видимой хоть в виде неоновых очертаний. — Так, дай сюда краситель Икуно… — На! Хиро выстрелил из ракетницы, после чего послал вслед подрывающие магические линии, от этого снаряд детонировал и распылил красящее вещество оттенка марганцовки. Монстр частично стал видимым, при этом частицы вещества начали причудливо перемещаться через него, частично возникая и пропадая. — Оно атомарно нестабильно! Никогда такого не видел! — поразился Хиро. — Хра-хра-хра! — скардин-мутант явно смеялся. — Вам никогда не победить! Ваш враг благодаря дару Малельдила Третьего знает все возможности, инстинктивно выбирая нужные, чтобы победить вас! Ни одно оружие не убьёт его! Потому что он не примет такой возможности, её не станет! Это для вас время — река, для него — ветви дерева, он видит все и карабкается по нужной! Хра-хра! А когда оно размножится!.. Вот это как плетью ужаса ударило Хиро и Зеро Ту. Оно может умножаться?! Такая тварь, который не место в этом мире?! — Бежим туда! — указала Зеро Ту, увидев зазор между монстром и краем стены, там шёл проход к центру площади через импровизированные стоила. За ними набычились большие панцирные травоядные, но это фигня. — Да! — Хиро погнал Вампи туда. Ящер ловко перепрыгнул через стойло… Но поганище очень быстро выбросило свои трубы к ним… барьер оказался пробит, с криком Зеро Ту оказалась захвачена и сорвана незримой десницей. — Нееет! — Хиро в ужасе спрыгнул следом со спины помчавшегося следом Вампи. Ловкий ездовой зверь смог пробежать между крупными травоядными, те не обратили на беглеца никого внимания, будучи околдованы реагировать только на по-настоящему опасных врагов. — А ну отпусти её! Хиро поднял руки и всеми силами, что у него имелись, обернул удерживаемую в хоботе Зеро Ту неоновой аурой магического оберега… Увы, он слишком сильно отвлёкся на концентрацию защиты вокруг столь дорогой его сердцу возлюбленной, потому ничего не смог сделать против пинка существа — конец колонообразной ноги с болезненным толчком отшвырнул Хиро прямиком на пьедестал с воздетым каменным фаллосом. Одновременно с этим из-за удара головы об это изваяние, Хиро потерял сознание, рога угасли и защита вокруг Зеро Ту пропала. — Гха-гха! — скардин-мутант издал некое подобие смешка. По ходу этого противостояния он отдавал приказы большому невидимому поганищу. Зеро Ту силилась вырваться из его хобота, липкого, дрожащего и тёплого. — Хиро! Любимый! Нет! Эй вы! — с выступившими слезами прокричала она. — Вам ведь что-то надо от нас, монстры?! Я всё что угодно сделаю, только не убивайте Хиро! Скардин-мутант явно возмутился: — Вы убили столько наших?! И просите?! Грх! — трёхметровый сжал кулак и зло повёл трубой-хвостом. — Только ради нашего дела я не выдавил внутренности! После этого он указал на верх лестницы и что-то сказал на своём языке поганищу. Оно направилось ближе к лестнице и поставило Зеро Ту своей конечностью на ступеньки и ещё толкнуло в спину. Одновременно с этим оно заключило Хиро в другую конечность. — Зеро… Ту!.. — Хиро приоткрыл глаза, синяя кровь стекала с раны на голове. — Иди! — мутант указал смотрящей назад Зеро Ту на меч в камне. — Вытащи! Вытащи! — Пожалуйста, я сделаю для вас что угодно! Я предам свою родину! Свою стаю! Только не убивайте Зеро Ту, которую я лично люблю! — начал жалко умолять весь побитый Хиро, которого за поднятые руки повесили перед мутантом. Тот с презрением смотрел на нашего героя. В голове у мутанта созрело следующее, когда Зеро Ту и Хиро перестанут быть нужными для них, они поступят с ними так: отрежут руки и ноги, кастрируют обоих, привяжут к чему-нибудь и так будут насильно кормить, чтобы они в подобном жалком и изувеченном состоянии оставались в живых; кроме того, они спроводят данный процесс изнасилованиями и прочими издевательствами, отрежут язык, уши и нос — и заставят всё время смотреть друг на друга во время данного процесса. Таков был план мести скардина — и так как рёвозавры приговорили всю их расу к смерти ни за что не про что, то этот замысел не показался слишком жестоким тому, кому пришёл в голову. Скардин-мутант по-своему улыбнулся трубковидным ртом: — Хорошо… грх, обещаю, вы будете жить, — дающий клятву особенно зловеще улыбнулся от осознания, что не согрешит против сказанного. Хиро по физиономии понял, что ничего хорошего им не светит в любом случае. — Любимый?! — Зеро Ту осталась смотреть на него высоко с лестницы. — Давай! Иди сюда! — позвал высокий глава всех шаманов. Зеро Ту мужественно взглянула на неё — да, судя по родильной сумке на брюхе и особенностям щитов на голове, это была самка — Шаманка. — Вынь меч из камня и пусть истинный правитель Логриса воцарится! — «Истинный правитель?» — Зеро Ту подошла к Последнему Доводу. Вытянула кисть и обхватила пальцами рукоять. Как только это произошло, её глаза широко раскрылись, голова откинулась, а рога накалились алым. — Я Индрик Красный! — с таким гласом одержимая высвободила длинное лезвие из камня и подняла одной рукой высоко над головой. Глаза горели тем же огнём. — Я истинный наследник Логриса! Король! — Нет! «Дух Индрика овладел Зеро Ту!» — в ужасе осознал Хиро. Теперь у него выстроилась в голове вся цепочка событий: шаманы скардинов от отчаяния пошли на соглашение с духом Индрика, заключённым в мече, наверное это он открыл им тайны того, как создать невидимое поганище. — Зеро Ту! — закричал Хиро что было сил, всё ещё подвешенный за руки. — Услышь меня! Прошу, изгони его! Изгони его! На этих словах Хиро вновь раскалил рога, обернул всего себя неоновой аурой и вырвался, из его стоп потянулись синие струи вроде реактивных, на рывке парень молниеносно перекинулся прямиком на лестницу, оказавшись возле любимой. Та, а вернее Индрик Завоеватель, нагло махнул перед Хиро Последним Доводом. Супруг остановился с испуганным, отчаянным и молящим видом на лице. — Твоя возлюбленная в моих руках. Ах, если бы ты знал, сколько женщин познал я! — расхохотался Индрик. — Не думай победить нашу любовь! — Хиро схватился руками за виски, сосредоточился на телепатии. — Зеро Ту, я… — Отдохни! — Индрик по движению руки поднял телекинезом цепи у трона, захватил ими Хиро и рывком бросил к сидению, так он оказался прикован цепями спиной к трону. — Зеро Ту! Зеро Ту! — Хиро отчаянно кричал, покуда одна из цепей не перекрыла ему рот, скованный крепко вцепился зубами в драгоценный металл. Шаманы скардинов с ненавистью уставились на него. Один из них, тычущий посохом с черепом рёвозавра, спросил нечто у Индрика, вероятно что-то вроде «почему бы нам не убить его?» Индрик ответил ему нечто, после чего посмотрел на Хиро и сказал: — Ты пока поживёшь, голубчик! — с пошловатым выражением король-насильник в женском теле прильнул к Хиро, и даже прояснил свой мотив: — Поверь, я много проверял, но эта штучка… у убитых мужчин не поднимается! Индрик надавил рукой на гениталии Хиро, скрытые под набедренником из синей чешуи. — Мне нужно вернуть тело, потому я исцелил чрево твоей жены, чтобы наконец ваша мечта о детях сбылась, ха-ха! — так глумился король-насильник. Тут его отвлекли выстрелы и крики внизу. — О, я давно не убивал! Я хочу насладиться кровопролитием! — Индрик обернулся — к площади Дворца подходили охотники за головами. Потом он что-то ещё сказал шаманам. — Сейчас ты увидишь, каков на самом деле Малельдил Третий, Отец мой Небесный! — сказала Хиро Шаманка и вознесла посох. Все шаманы в такт затянули песнопение: — Н’гаи, н’гха’гхаа, багг-шоггог, й’хах! Йог-Сотхотх, Йог-Сотхотх! Игнаиих! Игнаиих тхфлтхкх’нгха Йог-Сотхотх! Й’бтхнк хь’ехье — н’гркдл’лх! Лучше всего нужная интонация получалась у этой высокой скрадинки — в отличие от остальных мутантов, ни чем существенно не отличной от прочих скрадинов, если не считать аномального роста. Её трёхметровый брат-мутант и невидимые сросшиеся двойняшки взялись также распевать заклинание, их голоса звучали так, что могли вселить ужас даже в самые закалённые боями сердца. — Что это?! — перепугался рёвозавр с винтовкой, который первым приблизился к площади фаллосов и мог теперь ясно видеть переливающейся колдовством Великий Дворец, перед основанием лестницы стояло нечто почти невидимое, различимое лишь благодаря частицами красящего вещества. Панцериносные травоядные пока отступили, шаманы приказали громадинам отойти, чтобы Король-изверг, Король-насильник, Король-злодей, Алый Властелин мог как следует утолить берсерковскую жажду насилия. — Оно здесь! Ебать, как громко орёт! — шёл другой. В этот момент перед троицей красной молнией предстала Зеро Ту. — А?! Жена Хиро Черножетонщика?! — узнала её одна из охотниц, идущая позади двух мужчин. Последний Довод разрубил первого рёвозавра, синяя струя обладала краснокожую злодейку. — Ебать, чё за хуйню ты творишь?! — второй выстрелил — пуля отскочила от оберега. — Бля, она неуязвима! — пальнула из карабина стоящая позади охотница — также безрезультатно. — Я не Зеро Ту — я Индрик Красный! — с такими словами клеймор вонзился ближайшему охотнику концом в пах и вышел меж рогами, отчего бедолага распался надвое, также окропив Зеро Ту кровью. — Блядь! — взялась уносить ноги охотница, прямо из её бюста прорвался конец меча и поднялся выше, также разделив голову, выйдя меж рогами и оставив труп с плесками синей крови падать на брусчатку. — Ну, как тебе нравится убивать, дочь моя?! — вопросил голос Индрика скованную внутри Зеро Ту, утратившую власть над телом как только Последний Довод оказался у неё в руке. — Я знаю, ты хочешь этого! Ты — моя кровь! Мой цвет! Мой прекрасный благородный дикий зверь-насильник и убийца! Зеро Ту пережила все унижения и издевательства. Её дети обзывали Калюксом, кидали камни и потом все убегали, когда она бросалась на них в ответ с полным остервенением. А когда она поймала одного и чуть не убила, то её ещё больше стали ненавидеть! Ненависть, ненависть, кругом одна ненависть! Красную кожу не спрятать, её никак не покрасить, так как организм рёвозавра отторгает все чужеродные вещества и всякая краска очень быстро сходит. Попытка пластики черевата страшными болезнями. Кроме того, кто бы это оплатил? Не нищая семья, изгои родного клана — всего лишь потому что выгонять детей там велели некие старые замороченные традиции. Церковь была против пластики, считая, что всё должно быть максимально естественно, дабы виделась сущность замысла Творца. — «Я естественно зла! Я естественно порочна!» — думала маленькая Зеро Ту, бредя по городу. — «Что ж, пусть так! Я буду убивать, я буду убивать их!» — Иди сюда, отродье Калюкса! — выскочил какой-то религиозный фанатик с кинжалом. — «Вот и конец!» — подумала Зеро Ту за миг до того, как стать синей. Голова фанатика просто взорвалась и мозги — ух ты, они там всё же были! — обильно так обрызгали девочку. — Ты в порядке? — рядом появился Хиро, её возраста, чьи рожки погасли. Это был один из первых случаев, когда Хиро сам использовал дар. Прохожие обернулись — они видели все издевательства, но никто не заступился за красную девочку, только сейчас, когда начальство вызвало очередного святошу, они разом обернулись, а до того все как один делали вид, что ничего не происходит. Вот такое оно, общество! Разве достойно оно хоть капли уважения?! Разве можно к нему относиться как-то иначе, кроме как с презрением, ненавистью и эгоистичным потребительством?! Злом надо платить за зло! — Чудо, свершилось великое чудо! Малельдил Единый-Триединый, наш Господь, призывал раба своего! Сейчас он входит в зал светильников, где Оярса крепит диадему праведности на его рога! После этого Хиро, стоящий в кровище, начал читать какой-то праздничный стишок. Кто-то умилился, но полицию таки вызвали. Вот только сейчас. Хиро и Зеро Ту сидели не долго, их забрали важные лица. — Не бойтесь, — говорил один из иерархов, пузатый настолько, что служащие симпатичные пажи были вынуждены Святейшего перемещать на каталке. Он правда был добрым и делился с Зеро Ту сладостями. — Мы скажем, что это знак Малельдила по поводу того, что лично тебя значит трогать нельзя. Вот и всё. — А к ней не выстроится очередь желающих предстать перед Малельдилом? — поинтересовалась матрона. — Выстроятся, но в этот раз ничего не будет — мы же не хотим превращать бедную девочку в лифт к Оярсам? — риторически спросил толстый святоша, тянущий руку к экзотическим фруктам, которые специально для него везли с другого конца Малакандры. — Тем более религия так не работает, так работает только богомерзкая магия, не так ли? — посмеялась матрона, глядя на Оракула, сидящего здесь же за столом. Зеро Ту и Хиро уплетали в пост самые разнообразные сладости. — Это уж точно, — со смехом ответил Оракул. — Нет задания хуже, чем пасти идиотов, если бы они не давали вам такую власть, я уверен, вы бы этим не занимались. — Но почему бы вам, если вы можете сказать, чтобы никто не трогал Зеро Ту, не сказать, чтобы никто и никогда не трогал краснокожих? — наивно спросил Хиро, жуя сладости. Святейшество захотел ответить, но тут рыгнул. — Прости сейчас!.. Эй, ведро! Паж подал, другой вручил рапторову кость. Святейшество надавил концом на корень языка и сблеванул в ведро. — Ух, — ему вытерли рот, — прошу прощения, я должен прочистить желудок… Чтобы снова его наполнить. Гм… Так вот, мальчик… — Угу. — Отвечаю на твой вопрос. У нас нет окна возможностей, — пояснил святейшество. — Есть вещи немыслимые — например, запрет веры в Малельдила, есть вещи радикальные — например, официальный статус для однополых браков, есть вещи подлежащие обсуждению, например, понижение нашей зарплаты и организация регулярных визитов народных делегаций в наши дома, чтобы простые трудяги видели то, как мы скромно живём. Хе-хе! Догмат о преследовании краснокожих мы смягчили как могли, несмотря то, что, как сказано в Откровении: «Но скорее небо и земля перейдут, нежели одна черта из закона пропадёт». Но огромное множество верующих верно ему. Можно переиначить смысл буквы закона, просто призвав их следовать духу, а дух на то и эфемерен, чтобы под видом духа заложить хоть… — святейщество с шумом испортил воздух. — Хоть дуновения из-под моей сутаны, а-ха-ха! Но он должен быть — этот догмат… Вы вот вспомните, с какими препонами мы кодификацировали учение? Мы на полном серьёзе обсуждали с какой стороны нужно разбивать освящённое яйцо раптора! Потому практически невозможно изжить этот предрассудок — это мы с вами, просвещённые деисты и пантеисты сидим тут и философствуем и сознаёмся в том, что мы знаем то, что ничего не знаем — а идиоты уверены свято, что они знают всё и этих идиотов сотни миллиардов наплодилось. Пока они живут, будет жить предрассудок. Быть может через сто тысяч лет предрассудок забудут и сотни миллиардов будут верить во что-нибудь ещё, но сейчас у нас нет возможности что-то более изменить, слишком много мнений надо переубедить… Это не реально даже для Малельдила, ведь сойди он из центра Вселенной на грешную Малакандру — я уверен, часть верующих не признает за того самого Создателя. — Но если вы скажете, что Малельдил вам лично сегодня позвонил и сказал, что так нельзя? — прямо спросил Хиро. — Мальчик, ты умный. Что делает цирковой раптор, если его тянуть за поводок? Если тянут бережно, он будет идти за тобой, — рассудила матрона. — А если ты будешь его дёргать, он откусит тебе голову. — Но что если вам хотя бы немного поддержать движения в пользу защиты краснокожих? — задал вопрос Хиро. — Ни в ком случае. Тогда консерваторы, на которых мы всегда опираемся, потому что их больше и они сильнее, усомнятся в нас, — возразила матрона. — Тогда они могут восстать, религиозные чувства — такая же страсть, как гнев и похоть, они обрушатся на нас и тогда настанет кромешный хаос. — Краснокожие пусть сидят в углах по тёмным комнатам, пусть соберутся и отправятся жить на необитаемый остров — я даже готов их снабжать, — пообещал святой отец. — Но пусть не смеют привлекать к себе внимания, так они только взбесят всех тех сумасшедших, одержимых своими религиозными чувствами. Себе же хуже сделают, — святейщиство посмотрел на Зеро Ту, — пусть сидя тихо и всё будет путём, мы поможем. — Сидеть тихо — не мой стиль! — Зеро Ту подняла Последний Довод. — Вот именно! Помоги мне разрушить Малакандру! Малельдил дал нам прекрасный шанс расправиться со всеми хнау! Со всеми растениями и животными! Все царства должны быть стёрты! — провозгласил Индрик. — Калюкс! — отшатнулся ещё один из охотников, наблюдавших расправу над товарищами. — Убейте её! Позади него двое вместе подтащили шестиствольник и наставили на одержимую, залитую синей кровью. — Смысл жизни в насилии и борьбе! Высшая ценность — это война всех против всех! Пусть первым погибнет тот, кто считает это жестоким! Я освобожу тебя от оков совести, дитя! Давай, мой прекрасный благородный дикий зверь, ты из породы господ, из породы бессовестных убийц и насильников, канибалов и садистов; покажи им что ты можешь! Тебе нравится убивать, твоё сердце открыто мне! Слушая его голос, Зеро Ту закрылась плашмёй от летящей очереди пуль, со звоном и искрами отлетающих от серого металла. Она подпрыгнула, делая взмах — и серповидный воздушный удар разделил землю в том месте, откуда стреляли, разорвав противников и оставив длинную траншею как напоминание. Несколько обычных пуль отскочили от её защиты — Зеро Ту обернулась на эти выстрелы: — Бежим! — прокричал тогда какой-то из выживших охотников, видя бесполезность стрельбы. — Её не убить! — Права была церковь, — уносила ноги охотница, — красные — нечестивые! Не то чтобы подобные слова могли успокоить Зеро Ту. — «Ах! Нечестивые?! Да я покажу вам нечестивую!» — Зеро Ту видела в них тех самых детей, которые издевались над ней, потому рьяно с прыжка приземлилась перед бегущей парочкой и сразу Последним Доводом снесла мужику рогатую голову, а женщину укоротила аккурат по предплечью. После этого залитая синей кровью мечница развернулась к ещё несколько охотникам и движением меча послала серп разрушительного воздуха, там громыхнуло от попадания, тяжеленное здание позади обрушилось и завалилось, подняв облаков пыли. Также убит оказался один травоядный, кому не повезло очутиться в зоне поражения. — А-ах! — Зеро Ту схватилась рукой за голову. — Тебе же по нраву убивать! — гремел в голове голос Индрика. — Давай, соверши ещё больше убийств! Это же твоё желание! Позволь зверю внутри тебя сбросить оковы совести! — Может быть!.. — Зеро Ту дрожала, преодолевая злую волю, она второй рукой схватилась за рукоять. Да, выпустив пар, она смогла осознать, что творит! Потом она уверено взялась за кисть той руки, которой сжимала роковое оружие, очень крепко. — Но я не дам тебе управлять мной! — Я — твой единственный шанс отомстить жестокому миру, — говорил Индрик. — Поверь, мир не просто так жесток! Мир должен был заставить тебя ненавидеть этот свет, дочь моя! Таков Моральный Закон Природы — все хнау идут к самоуничтожению! Инстинкт, побуждающий нас к гневу и мщению! Зло в наших душах — оно от Малельдила Юного, потому что Малельдил Юный хотел, чтобы мы убивали друг друга, таково предназначение наше! Всеобщая война на уничтожение — это высшая цель для нас, права имеющих! Зеро Ту наконец решила оттянуть собственную руку силой, она попыталась разжать пальцы, так как поняла, что пока держит меч, Индрик её не отпустит. — Глупая дочь! Хватит противиться! Отдайся необузданному порыву жестокости! — гремел Индрик, подобно киноплёнке крутя все те эпизоды унижений и издевательств. Похоже, он надеялся, что ненависть Зеро Ту возобладает и она вовсю отдастся жажде разрушения с целью мщения. Она станет тем, за что её ненавидели и покажет всем почитателям Малельдила, что такое месть Индрика Завоевателя, самого харизматичного из злодеев! — Ради Хиро! Только ради Хиро я не сделаю этого! — с таким словами Зеро Ту разомкнула пальцы и оставила Последний Довод торчать из земли, куда она до того его вонзила. — Глупая дочь! Как можно ради любви отказываться от мести?! Любовь делает тебя уязвимой! Стань подобной мне! Никого не люби — и ты станешь неуязвимой! Зеро Ту отвернулась от меча, после чего подняла пистолет, до того сжимаемый рукой одного из тех, кого Индрик заставил её убить. Но да толку-то! — Любимый! Любимый, борись! Борись! Индрик перестал черпать силы от живого тела, Хиро почувствовал — цепи ослабели. Шаманы оказались слишком увлечены своим песнопением, чтобы отвлекаться на него. Арбол как бы померк, его свет перестал равномерно распространяться над Великим Дворцом и прилегающими окрестностями. — Н’гаи, н’гха’гхаа, багг-шоггог, й’хах! Йог-Сотхотх, Йог-Сотхотх! Игнаиих! Игнаиих тхфлтхкх’нгха Йог-Сотхотх! Й’бтхнк хь’ехье — н’гркдл’лх! После очередного повторения куплета песнопения, дневной свет изменился, обратившись багровой тьмой, которую породило спектральное смещение небесной голубизны, она надавила сверху на вершину Великого Дворца. И из сосредоточения этого кровавого мрака потянулись склизкие сферы и чернильные щупальца. Хиро оказался настолько ошарашен, что не смог пошевелиться. Чёрные шары, отражающие галактики, зависли прямо над головой! — Вот! — обернулась к нему довольная Шаманка. — Смотри, Малельдил Третий — наш Небесный Отец! Зеро Ту, незная что делать, обернулась на звуки бега и увидела возле траншеи появившуюся бригаду — полицейские и добровольцы, включая её знакомых, они подбежали к ней. — Зеро Ту, мы встретили Вампи, что с вами?! — Горо привёл животное. — Лучше спроси — что это за херня?! — указал Дзоромэ на аномалию в небе, где из красного смещения тянулись сферы и щупальца. — Существа Извне! Йог-Сотхотх! — Зеро Ту заполучила куски памяти Индрика. — Скардины хотят, чтобы потомство Йог-Сотхотх размножилось и истребило наш вид! — Что?! — поразилась Итиго. — А сейчас они вызвали своего этого… ебаного Йог-Сотхотх, чтобы открыть портал на Глунд! Шаманы скардинов хотят сбежать на одну из тамошних лун, чтобы переселить своё сознание в живущих там хнау! — Зеро Ту знала теперь их план. — Потому что Малакандра будет уничтожена тварями Извне! — А это невидимое существо? — Икуно почуяла запах красящего вещества. — Оно… — Да, оно здесь! Наши с любимым атаки его не брали! Оно находится на каком-то другом уровне существования, потому каким-то образом игнорирует магический и физический урон! — быстро пояснила Зеро Ту, одновременно ища в памяти Индрика хоть что-то, что могло бы остановить его. — Так, кажется я знаю заклинание распада, которым можно уничтожить эту неуязвимую тварь! Все внимательно её слушали. — Откуда? — задал вопрос Мицуру, держал бластер направленным примерно на эту тварь. — Неважно! — Зеро Ту решил никому не говорить про свою связь с Индриком, она только взглянула на Последний Довод. — Держитесь подальше от этого меча! Не вздумайте его трогать и пальцем! — Хорошо! Все слышали?! Не брать этот меч! — огласил Хати. — Ай, одолжи, — Зеро Ту взяла бластер у дочери Мицуру и пальнула по мечу. Попадание оставило приличный кратер, но сквозь разлетающуюся землю и брусчатку было хорошо видно, как клеймор в целом виде взлетел в небо и отлетел ещё дальше, вонзился в площадь и остался цел и невредим ко всеобщему удивлению. Мицуру тогда выпустил несколько бластов, каждый раз взрывами подбрасывая меч в воздух, он падал, но не разрушался. — Бесполезно! Это крестраж! — остановила Зеро Ту. — Что?! — не понял Футоши. — Неважно! Но ладно — главное не трогать это дерьмо! — Зеро Ту посмотрела на Великий Дворец, после чего повторила жест скрадина-мутанта, — для начала нужен Знак Вууриш, чтобы притянуть его по ближе к нашей материальной реальности, только тогда он станет уязвим для распада! А вы его полностью увидите! Шаманы и дети Йог-Сотхотха слишком увлеклись призывом последнего, потому не сразу заметили, как Индрик оказался изгнан из Зеро Ту. — Эй, Икуно, если оно невидимо, то оно должно быть полностью слепым?! — спросила Наоми. — Наверное… — Вот оно! — вскричала Кокоро, когда сущность начала проявляться в мигании. Десятки рёвозавров увидели его, и оно увидело их буквально, глаза монстра теперь смогли ловить частицы света — и порождение Йог-Сотхотха крутануло желтеющие зерцала, пронизанные ветвями голубых сосудов, направило угольные зрачки с розовыми радужками на тех, кто явился по его голову. — Йог-Сотхотх способен делать детей от любых хнау, некоторые из гибридов мало чем отличаются от матерей, — Шаманка указала Хиро на себя, — некоторые напротив получают изуродованные тела, — она указала на брата, — а некоторые наследуют его иномировую природу, — Шаманка направила руку на то двухглавое поганище, которое Зеро Ту только что сделало видимым и мигающим. — Но мы не знаем как заставить его размножиться! Только Они знают! И Обитающие за Порогом уж точно раздавят всю вашу расу! Шаманка с благоговением посмотрела на дыру багрового мрака, откуда Йог-Сотхотх вытягивал свои щупальца и где кипели его сферы. Внезапно они разошлись и открыли вполне себе удобоваримый пейзаж, пусть и совсем не принадлежащий Малакандре. Там простирался серо-ледяной ландшафт, перед самым порталом высились какие-то монолитные сооружения, покрытые резьбой с оккультными символами. Прямоходящие существа вроде жуков, оттенка нефрита, без различимых глаза, кажется, покрытые поблёскивающим жёстким покровом, стояли перед порталом и делали некие жесты конечностями и шевелили усиками — увы, у Хиро не нашлось времени детально рассматривать эту инсектоидную братию. На фоне всего этого нашей скованнй герой заметил горизонт, почти полностью занятый планетой коричневых, красных, жёлтых тонов, где постоянно как некая рябь бежали ветра, не оставляя места ни для чего твёрдого и постоянного. По описаниям из снов занимающихся астральными путешествиями магов, Хиро предположил, что видит Глундандру, также Глунд, — это была пятая планета от светила, идущая сразу после Малакандры к границам Поля Арбола. — Н’гаи… н’гха’гхаа!.. багг-шоггог, й’хах! Йо… Йог-Сотот! — Зеро Ту очень нервно и с опасением приступила к озвучиванию того, что она именовала заклинанием распада. До того она настоятельно попросила друзей отойти прочь. Те не хотели её бросать, но оказались вынуждены отдалиться. Сколько краснокожая чародейка могла понять, это заклинание одновременно и вызывало Йог-Сотот (он же Йог-Сотхотх) и одновременно расщепляло его детей. Вот только Йог-Сотхотх уже нависал тут! С какой части заканчивался призыв и с какой начинался распад?! Ей повезло обладать хорошей памятью, иначе она полностью бы запуталась в воспоминаниях Индрика. Прикованному к трону Хиро же в голову стукнула идея. Пока шаманы реализовывали заклинание переноса душ, дабы остаться жить в телах тех хнау, приспособленных к условиям спутника Глундандры, Хиро обратил внимание на грозовую атмосферу самой планеты-гиганта, самой большой среди Поля Арбола. Да, точно, в её постоянно меняющейся атмосфере протягивались молнии много длиннее диаметра самой Малакандры! — «Притянись!» — Хиро телепатически позвал молнию. — Действуй, сестра, — обратился мутант-скардин к Шаманке на их родном языке, — твоя безопасность для меня выше всего — я сам разберусь с ними, а ты беги на луну Глунда! — Но… Хорошо, Ргна’а, — после некоторых колебаний согласилась сестра. — Индрик не справился, я не могу больше контролировать Дворец, но я прикончу её! — Ргна’а начал бегом спускаться по лестнице. Ему потребовалось обойти поганище, бывшее для него родными сиамскими близнецами, на ходу сын Йог-Сотота достал револьвер. Зеро Ту, выговаривая заклинание, заметила убийцу и вынула свой ствол. Поганище всецело отдалось песнопению, поддерживающему врата Йог-Сотхотха в этом мире, потому более ни на что не реагировало. Один голос его из нескольких ртов был очень страшен и разносился на округу, привлекая больше и больше охотников. Зеро Ту выскочила из-за порождения Йог-Сотхотха и выстрелила в скрадина-мутанта — пуля наткнулась на всё тот же барьер перед Ргна’а, закрывающий всех близ замка, в ответ трёхметровый громыхнул револьвером — пуля просвистела мимо отбегающей Зеро Ту. Возникла довольно дурацкая ситуация — Зеро Ту и её противник разделялись почти невидимым монстром, и были вынуждены ходить вокруг него, преследуя друг друга. — Я убью тебя! — Ргна’а крутанул барабан револьвера. — Иди сюда! Я… Зеро Ту из воспоминаний Индрика знала, каким паролем нужно отключать защиту Дворца, потому была вынуждена выкрикивать это заклинание, вместо чар распада. В этот момент поганище наконец отвлеклось от суеты с порталом Йог-Сотота и протянуло на Зеро Ту свои хоботы, клацая на концах зубами и намереваясь схватить. Зеро Ту, улавливая это, акробатически отпрыгнула, несколько раз перевернулась, касаясь руками поверхности и перекидываясь вновь на ноги. Такими движениями она оказалась у изваяния воздетого пениса — об который попал выстрел револьвера. До того, чтобы это не мешало при таком перемещении, Зеро Ту закинула сюда ствол — его она сейчас вновь взяла и села внизу за пьедесталом. Ргна’а приближался, усиленно топая своими длинными ногами. Но так как защита Дворца более не закрывала его и вообще оказалась отключена, он оказался уязвим. — Снайпера! — приказал наблюдавший за этим из бинокля Хати. Один из рёвозавров поймал в прицел идущего к каменному фаллосу мутанту — на этот раз пуля достигла своего, однако не в голову, а в плечо — зеленоватая жидкость сукровицей вырвалась из сквозного отверстия навылет. Подстреленный вскричал. — «Отлично!» — подумала Зеро Ту, видя, что револьвер нападавшего выпал из пробитой насквозь руки. — «Он не имеет иномерной природы своего отца, только уродливое тело!» Ргна’а с ошарашенным видом схватился рукой за рану и одновременно с этим, не растерявшись, резко спрятался за изваяния фаллоса, прямо позади Зеро Ту. Снайпер тут бы его не достал. — Давайте поможем им! — размахивал стволом Дзоромэ. — Запрещаю! Они лучше знают, с чем имеют дело — и они просили нас не вмешиваться! — сказала Нана. — Эй! — Итиго обратила внимание на очередную подошедую группу — её возглавлял ранее незнакомый рёвозавр в чёрной униформе экзорциста, сопровождали его трое полностью белокожих тройняшек в таком же облачении, с этими деятелями церкви уж следовали хорошо известные всем Гамма, Бета, Эпсилон и Дельта. — Экзорцист, — быстро показал синий жетон глава этой группы. Это означало — никаких возражений. — Сейчас Хиро Черножетонщик и Зеро Ту — вы должны их знать, — стал докладывать Хиро, собеседник кивнул, — изгоняют этого монстра! Она собралась читать «заклинание распада»! — Хорошо, мы можем помочь, — экзорцист посмотрел на Мицуру, Кокоро и Аи, чьи бластеры могли бы существенно помочь делу, если поганище станет окончательно материальным. — Вы трое, если вы храбры, то пойдёмте с нами! — Без проблем, да? — Мицуру посмотрел на Кокоро и Аи. — Я пойду! — Да, отец! Футоши обеспокоенно посмотрел на Кокоро и Аи: — Я тоже пойду! У меня есть чем!.. — он вскинул шестиствольник. Экзорцист не возражал, и ещё дюжина храбрецов направились за его группой, включая Горо, Итиго, Хати, Дзоромэ, Мику, Икуно и Наоми. Нана осталась во главе остальных полицейских. — Вот надо тебе переть! — тихо сказала Мику своему мужу, следуя за ним. — Тебя ко мне не привязали! — рявкнул тот. — Я тебя не оставляю! — Вон тот меч мы не должны трогать, сказала Зеро Ту, — предупредил экзорцистов Хати. — Ага, он фонит! — Бета держал свой испускающий свет клинок, взятый из этого же города. — Хотя в этот раз на фоне невидимки непонятно! — Прошлый раз фонило ярко! — подтвердил Гамма. — То есть этот меч — источник магии?! — уточнил бегущий рядом Эпсилон. — Да, Эпс, и невебически мощный! — подтвердил Гамма. — Стоять! — те временем Зеро Ту выскочила из-за своего укрытия и приставила ствол к виску Ргна’а. — Эй, М’ил Кхе, — назвала она по имени невидимое поганище, — я вышибу мозги твоему брату, если ты не съебешься нахер! М’ил Кхе понял её и просто растерялся, так как он — точнее они — сросшиеся брат и сестра стали видимы, множество их глаз с тревогой уставилось на истекающего сукровицей Ргна’а, зажимающего рану на плече и взятого в заложники. — Не слушай её! — закричал Ргна’а на языке скардинов, благодаря памяти Индрика стоящая рядом Зеро Ту поняла его. — Пожертвуйте мной, чтобы уничтожить их! Уничтожьте их! Я вас люблю! После этого Ргна’а сам кинулся на Зеро Ту, здоровой рукой схватив ствол; он мог ожидать, что противница в него выстрелит, тем самым прикончив и спровоцировав М’ил Кхе на мстительный гнев, тогда брат и сестра разорвут всех рёвозавров, до которых смогут дотянуться; но Зеро Ту хорошо понимала это, потому не стала стрелять в Ргна’а — покуда он был жив, он мог служить заложником, чтобы сдержать М’ил Кхе и пройти в возлюбленному. Потому Зеро Ту резко вмазала стопой по глазу на бедре противника, заставив того весьма чувствительно содрогнуться — в ответ трёхметровый выбросил хоботки с присосками от своего живота. Зеро Ту резко оттолкнулась от брусчатки, одновременно в воздухе выкидывая ноги и вмазывая противнику стопами по груди, и так отталкиваясь; при этом не выпуская ствол из рук. Так Зеро Ту вырвала схваченное противником оружие, вновь очутилась на ногах, только несколько дальше, и миг спустя с прихватом наперевес ринуться против Ргна’а. Удар пришёлся с боку по виску, противник ответил кулаком в челюсть Зеро Ту — больно, но не смертельно, похоже, ничем паранормальным, кроме уродства, данный индивид не отличался. Решив, что тогда и хвост его не обладает особенной силой, Зеро Ту подпрыгнула метров на пять, приземлилась стопами прямиком на запрокинувшего голову Ргна’а, оттолкнулась от рожи, так заставила монстра свалиться с ног и приземлилась позади прямиком на хвост-трубу. Зеленоватая сукровица активно брызнула с морды монстра под его громкий вопль агонии. Следом Зеро Ту захватила его под горло стволом и потянула на себя его шею от брусчатки. — Не убивайте его! — предупредила Зеро Ту бегущих сюда. — Нам нужен заложник! Она обернулась к невидимому поганище, оно в нерешительность гневно рычало — Зеро Ту по остаткам краски примерно могла определить расстояние от его конечностей до своей персоны. Она сейчас оказалась аккурат на спине Ргна’а, ей удалось одновременно захватить бёдрами кольчатый хвост. М’ил Кхе пока оставались в полной нерешительности. А что же Хиро? Он видел, как шаманы обманываются душами, очевидно обманом — вряд ли те хнау согласились бы добровольно отдать свои тела и поменяться с приговорёнными по рождению. Хиро знал, что вырвать душу из плоти рёвозавра — большая сложность, потому наверное эти шаманы и не могли захватить подобным образом богоизбранных хнау. Попутно он изо всех сил тянул молнию с Глундандры, наконец та ярко вспыхнула над местом проведения ритуала, страшенный грохот достиг ушей Хиро. — «Вас обманули!» — попутно телепатически передал он жукам-инопланетянам с той стороны, надеясь, что они хоть немного смогут его понять. Те поняли — или же сами догадались, осознав что вместо того, что им обещали, они вдруг увидели мир глазами скардинов — потому эти хнау с луны Глундандры начали вновь стараться усилием воли оказаться вновь в своих родных телах. Хиро знал о том, что это возможно, пока между телами есть канал, души могут обмениваться, но данная процедура может нанести непоправимый вред плоти, вызывая гниение заживо. Оракул как-то рассказывал, что ещё в пору языческой древности один рёвозавр с целью спасения себя от онкологического заболевания переселил свою душу в раба-скардина, отдав тому обречённую на мучительную погибель плоть. На первый взгляд всё оказалось хорошо, но стоило прикончить из жалости старое тело, как это вызвало сумасшествие оккультиста и резкую деградацию новых тканей. Метафизика как-то причудливо воздействовала на физику. Более того, оказалось, что магия рёвозавров по большей части не работает в теле скардина. Но он всё же смог переселить себя вновь в другого раба-скрадина. На этот раз маг не стал убивать донора нового тела. Но вот беда — распад той плоти продолжался, когда он завершился, процесс охватил новое тело. Этот цикл повторялся и каждый раз несчастный мог всё меньше и меньше оставаться в новом теле. Так он успел перевести в совокупности около сотни скардинов и некоторых других рабов-хнау, обрекая каждого на мучительную кончину в заживо распадающемся теле, при этом побочный эффект от колдовства привязывал душу до последнего! В конечном счёте такая участь постигла самого чародея. Хиро предположил, что у скардинов-шаманов начнутся такие же проблемы — это была одна из причин, почему все эксперименты по пересадки души или сознания особенно тщательно секретились церковью. Ох, сколько же народу для отладки технологии перевели иезуиты по приказу матрон и патриархов, жаждущих иметь возможность в случае чего сменить тушку! Из выше указанного Хиро смог предположить, что в чуждом теле своя магия будет не столь эффективна, потому он воспользовался этим и сделал решительный и последний шаг — телекинезом перекинул цепь через портал, она была длинной — и, да, лучше не знать зачем магические цепи требовались у трона царя-садиста — Хиро обхватил ею ближайший оккультный монолит, после чего закинул другой конец цепи на невидимое поганищие. И вновь протянул молнию от самой Глундандры. Не зря Оярса этой планеты считался самым мощным среди всех Оярс Поля Арбола, а также самым древним, уступая по возрасту лишь Оярсе Лурге, следующей планеты от светила, наделённой огромными кольцами. Гром от газового гиганта сверкающей плетью поразил циклопические сооружения жуков — и по цепи электрический разряд следом же попал в М’ил Кхе! Невидимое поганищие никогда столь ярко и ясно не оказалось очерчено неоновым ореолом. Оно всё забилось… но не переставало до конца озвучивать заклинание, которое и держало открытым портал на Глундандру, откуда монстра самого же нещадно било разрядом! Всё потому, что через портал должна была сбежать его родная сестра! Вот как М’ил Кхе любили своих близких, но — увы! — Моральный Закон Природы оказался в это раз не на стороне добродетели. Сросшиеся близнецы совершенно зря терпели урон от электричества — жуки по ту сторону портала от удара гигантской молнии разом обратились в прах, потому скардины на сей стороне врат оказались в своих телах без возможности сбежать куда-то, при этом у некоторых в одном теле очутились сразу две души — родная и от жука с луны Глундандры, где-то только инопланетянин, а хозяин изначального тела погиб на той стороне. Шаманка смогла вернуться в родную плоть и в ярости посмотрела на Хиро, который смог подзарядиться от тока — он ещё выбросил из-за трона цепи со всякими орудиями пыток на концах, вонзил те в Шаманку и её коллег — и бросил всех к М’ил Кхе. — Да убей их наконец! — Ргна’а перевернулся на бок, после чего оказался на спине, прижимая собою Зеро Ту к брусчатке. Он смог благодаря мощным ногам вскочить, при этом выгнув их под очень необычным углом — и сразу же стоя кинулся на меч Гаммы, чтобы напароться на него, лишить врага заложника и позволить наконец брату и сестре отомстить за их расу по матери. Но Гамма не даром был хорошим бойцом — он очень быстрого убрал меч и отпрыгнул назад, ибо понял — Зеро Ту запросто бы убила этого трёхметрового, не будь тот для чего-то нужен. Пришедшие с экзорцистом тройняшки сразу же принялись разворачивать защитный барьер. — Он нам нужен живым! — выкрикнула Зеро Ту, вцепившись противнику в спину и давя того стволом на горло. Ргна’а судорожно размахивал вампирическими хоботками-пиявками внизу живота, но никак не мог нормально ужалить ими Зеро Ту. — «Посредственный ты боец!» — пронеслось в мыслях у Зеро Ту, ногами плотно обхватившей кольчатый хвост. Бета ружьём ударил по морде Ргна’а, тем самым ещё сильнее изуродовав скрадинскую голову. От этого сын Йог-Сотота, не получивший никаких нормальных суперсил, завалился на бок, стараясь прислониться к пьедесталу с фаллосом, испачкав это изваяния блекло-зелёной слизью из разбитой физиономии, недо-полубог рухнул вроде бы как без движений. Зеро Ту наконец встала, очень быстро, но при этом осторожно вытащив ствол, и следом посмотрев на М’ил Кхе. Мицуру, Кокоро, Аи и Футоши держали его на прицеле. — Любимый! — Зеро Ту с радостью увидела стоящего на вершине лестницы Хиро. А над ним из багрового мрака, затмевающего Арбол, торчали щупальца и сферы ужасающего Малельдила Третьего, Йог-Сотота! — Следите за ним пока что! — приказала Зеро Ту, указав пальцем на осипло дышащего Ргна’а. — Но не убивайте, пока мы не прикончим эту срань! Сейчас я добью его заклинанием! — Да, давай быстрее! — сказал Эпсилон. — Можешь на нас положиться! — пообещала Дельта. Шаманка оказалась прибита к туше М’ил Кхе, разряд сразу же обратил её в почерневший скелет, выгорающий чёрным дымом, с остальными случилось то же самое. Хиро смог ясно увидеть за поганищем, обливающемся искрами, высоко и широко возведённый Сжигающий Душу Барьер Наах-Титха, Зеро Ту и остальные оказались под защитой, потому без лишних мыслей Хиро решил уж действительно собрать по-настоящему мощный разряд и вбахнуть без предосторожностей — до того он передавал энергию лишь малыми порциями; тем более портал должен был сейчас закрыться — Хиро ощутил это интуитивно. — Ва-а-а-а-а! — Хиро проорал на всю глотку, молния пала с Глундандры, по-настоящему смертоносно ударила в М’ил Кхе. Грохот оказался сравним со взрывом бомбы, стоящие поодаль рёвозавры во главе с Наной закрыли уши и либо упали на землю, либо скрылись за преградами. Стоящие же у самого эпицентра оказались хорошо закрыты барьером тройняшек, но даже так им показалось, что тряхнуло не слабо. Свет молнии залил окрестности. Ударная волна обрушила хоромы жён Индрика, стоящие за двором большущие травоядные попадали с ног. От неё же рухнул Великий Дворец, все его каменные блоки сложились, вызвав поднятие колоссального облака пыли. Оно едва взлетело, как оказалось втянуто в портал Йог-Сотота. И он как раз закрывался. С точки зрения внешнего наблюдения всё затихло почти мгновенно, как только следом за попаданием гигантской молнии рухнул последний блок Великого Дворца. Но вот с точки зрения Хиро, стоящего на вершине обрушающейся лестницы, дело произошло куда медленнее — отрицая духовный опыт, наш атеист познал его благодаря связи с Йог-Сототом. Во всяком случае, так тогда Хиро показалось. Он видел как тянется поток энергии — молния замедлилась так, что ели ползла. Потому в этой череде сменяющихся кадров замедленной съёмки Хиро смог как следует разглядеть корчи М’ил Кхе. Сперва там было две сгорающие морды, потом меж ними как лопнул гнойник и там как прорвалась третья голова, женская, судя по пластинам — Хиро понял, что это Шаманка, чей дух вобрали в себя М’ил Кхе. Там же следом проклюнулись головы остальных скардинов-шаманов и жуков-инопланетян — похоже, близнецы пытались спасти своих близких в своей иномерной сущности. Но это им не помогло, ибо все они гибли. — Эх-я-я-я-яхьяах! Э’яяяяааа! Нгх’аааа! Нгх’ааа! Х’ююх! Х’ююх! Помогите! Помогите! Па-папа! Папа! Папа! Йог-Сотхотх! — огласили М’ил Кхе так, что Хиро услышал, и испугался, осознав, что Йог-Сотот поможет им. Но Моральный Закон Природы в это раз оказался не на стороне добродетели — Малельдил Третий равнодушно проигнорировал просьбу своих дочерей и сына. И вся иномерная биомасса, ставшая пристанищем для кучи душ, вся разорвалась, становясь неотличима от огня молнии. И тогда всё закончилось — багровый мрак исчез, Йог-Сотот затянулся туда, напоследок осенив разум Хиро божественным откровением о том, что перед его носом захлопнулись двери, ведущие ко всем тайнам Вселенной. Хиро следом же пожелал заглянуть туда… И тогда Малельдил Третий позволил ему посмотреть, створки вновь приоткрылись. Хиро охватило вздесущее присутствие Йог-Сотота… Всё-в-Одном и Один-во-Всём — непостижимый и неописуемый, всегда существовавший ЙОГ-СОТОТ являлся не силой и не личностью в полном смысле, он был неким Присутствием, одновременно противостоящим, окружающим и пронизывающим объекты, локальным пребыванием, сосуществующим со всем временем и пространством. Чудовищная концепция комбинации локальности, идентичности и бесконечности, парализующий ужас за пределами безымянной вершины агонии и страха. Беспредельное бытие и самость не просто единого пространственно-временного континуума, а связанные с абсолютной оживляющей сущностью всего неограниченного охвата существования, последнего и полного, не имеющего края, превосходящего и фантазии, и математику. Безграничный РАЗУМ, пребывающий в леденящей душу тишине нескончаемой ширины пустоты. Невообразимый Великий Неназываемый… Галактики проплывали вслед тому, как Хиро это осознал, когда он двигался среди них в чернильной темноте. Мерцали пульсары, и квазары затягивали в честь друг другу песнь эльдилов, каковую ни один хнау не в состоянии был постигнуть. Звëзды рождались, жили и умирали, а вокруг них медленно вращались мелкие планетки. Большая спиральная галактика выросла, заполняя всё поле зрения, вращаясь достаточно быстро, чтобы он это заметил. Хиро отчётливо уловил, что целая вечность проходит за секунду. Он протянул к одной из спиралей руку, где ничто граничило с почти ничто, и оказался близ ясно-чистой и жёлтой звезды, окружëнной несколькими планетами. Четвëртая была зелëным и синим шаром, с белыми облаками и светлеющими полярными шапками, с огромным континентом. Он прошëл через облака, и увидел самого себя, стоящего на вершине падающего Великого Дворца, где исчезает вспышка молнии и над чем затягивается остаток багрового мрака. И внизу с последним словом Зеро Ту испарялась последняя частица субстанции того монстра, на которого они охотились сегодня. Эти сросшиеся тройняшки оказались побеждены, погибель накрыла их. Хиро хлопнул глазами и вновь погрузился внутрь пузыря Йог-Сотота, где находилась чëрная пустота, полная звëзд. Галактики снова кружили мимо него, когда он двигался среди них в чернильной темноте. Он проходил этот путь вновь и вновь, и каждый раз чувствовал, что теряет что-то. Он не мог больше закрыть глаза, при этом сознанию становилось всё тяжелее созерцать эти пузыри, и то, что они содержали. Наконец, он погрузился в пузырь и тот лопнул, оставив только имя — Йог-Сотот, Всё в одном и Одно-во-всем. Йог-Сотот никогда не уходил, он просто не позволял себя видеть. Он не мог уйти, и он никогда не уйдëт, как бы этого ни хотелось Хиро. Осколки воспоминаний смешались в голове, целые расы превращались в прах, планеты рождались из остывшей лавы, и их пожирали звëзды, родившие их. И в каждом камне, в каждой песчинке он мог чувствовать присутствие Ключа Врат; Хранителя Границ; Того, Кто Един и Вездесущ… Хиро отвлёкся от этого на нечто иное. Он как поднял голову и увидел как бы выше всех звёзд и всего прочего — вздымающиеся облака некой липкого вида субстанции. Он смог обратить на них внимание лишь потому, что там нечто активно пришло в некую деятельность. Посмотрев туда, Хиро увидел, как из сгущения пенящихся липких паров вынырнуло нечто, как хвост уходящее дальше и дальше. Интуитивно Хиро понял, что «здесь», в высшей реальности, — знать о чём-то, уже значит находиться рядом с ним — потому чем больше он смотрел за восхождением этого, тем ближе он становился, утопая теперь весь сам в липких парах и оставляя далеко позади Поле Арбола, маленькое вместе со всеми прочими Полями, словно затерянный электрон. Хиро тогда услышал музыку, вернее наконец осознал, что её слышит. Какой-то приглушённый бой, и звуки флейт… О, он наконец увидел, что этот хвост переходит в коническую голову, где отверзается абсолютная бездна заместо лица, и где вниз спадает туловище, оно постоянно меняет все очертания. А ещё оно состояло из пузырьков, где каждый пузырёк — лицо или аналог лица. У основания туловища надувались две приземистые и бесформенные иные сущности, держащие каждый по флейте, торчащей сверху — при этом что флейты, что сами сущности одинаков состояли из блестящей грязно-податливой субстанции, она сама открывала и стягивала дыры в порядке того, как эти сущности продували через неё эту окружающую газообразную субстанцию. Эти тёмные эльдилы играли, а большая сущность с длинным хвостом-языком танцевала как бы на месте, во время движений туда-сюда закидывая эту штуку на умопомрачительную длину. — Привет, как тебе мои трансцендентные игры? — вопросил Языкоголовый как бы по-доброму, стоило Хиро увидел его целиком. — Они почти отражают здесь меня настоящего и позволяют видеть тебе меня без третичной личины… Лишь в этот момент Хиро понял, как это говорящее с ним нечто на самом деле непомерно огромно и колоссально. — Э-э, — и тогда Хиро, стоящий блеклым насекомым, сразу же смог собраться с силами, чтобы отдёрнуться, и сказать: — Н-нормально, наверно… Хиро наконец взял себе в руки, перестав плыть тут по течению, и обеспокоился возвращением. Страх — всё же на редкость живительное чувство. — Извините, но я пойду… э-э, у меня дела! — Мы ещё поиграем… — прозвучал напоследок Языкоголовый, когда Хиро умопомрачительно относило прочь. Вслед за этим наш герой наконец смог моргнуть и осознать себя стоящим на вершине обрушающейся лестницы, а видения Йог-Сотота спали, подобно быстро пропадающему сну. — Хиро! Хиро! — закончив читать заклинание распада, Зеро Ту закричала во весь голос, зовя любимого, которого она более не видела за восходящими клубами пыли от рухнувшего Великого Дворца. Она стояла позади барьера, перед которым образовался масштабный дымящейся след, к нему от руин лестницы тянулась линия расплавленного металла — всё, что осталось от магической цепи, через которую Хиро передал разряд. В этом углублении довлели смрад и гарь, но ничего не осталось от невидимого поганища, это интуитивно осознали все. Яркий неоновый фонтан плазмы расплескался над клубами пыли и раскидал каменюки, охваченный серебряной аурой, Хиро спешно вышагал, ступая по воздуху — он шествовал просто по метафизическому эху от поверхности. К слову, именно так перемещалось то существо, по большей части иномерное и потому вынужденное идти на такие ухищрения, чтобы просто не отлететь в космос — ведь все привычные формы жизни ходят лишь потому, что их притягивает гравитация, чего не скажешь о той экзотической субстанции, из которой по большей части состояли сросшиеся близнецы от союза скрадинки и Йог-Сотота. Хиро неосознанно повторил этот трюк, хотя раньше никогда тому не учился. — Зеро Ту! — он с некоторой замедленностью прошёл через барьер, застав искренне изумиться поддерживающих его белокожих тройняшек. — Хиро! Муж и жена крепко обнялись. — Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?! — вскричал из последних сил умирающий Ргна’а, глядя на это воссоединение тем глазом, что остался у него на бедре — три других больше ничего не видели и только болели. Свет Арбола вновь озарил всех, пробиваясь через облако оседающей пыли. Были ли скрадины злом? Не более чем им были сами рёвозавры, когда началась война с ВИРМ. В этой битве, если скинуть со счетов Индрика, сошлись добро и добро — и добро победило. Ргна’а испустил дух и тело его начало очень быстро разлагаться, костей у сына Йог-Сотота не оказалось, вскоре лишь засохшее светлое вещество в виде его фигуры оставалось на брусчатке, напоминая о существовании такой персоны. — Мало материала для исследования, — тогда констатировал экзорцист. — Может оно и к лучшему — Малельдил сохранил нас от этой тайны. Все скардины на территории Окаяного града, когда увидели помрачение Арбола и багровый мрак над Великим Дворцом, двинулись туда, ибо таков был их план. Чем большего они туда шли, тем гуще становились стычки с рёвозаврами. Выстрелы гремели очень насыщенно. Благодаря тому, что патронов у охотников оказалось больше, они смогли побеждать всякий раз после начала такой перестрелки — ведь сила скардинов была в засадах и в заранее подготовленных ловушках, а вот при активном передвижении и в открытых стычках они уступали хорошим стрелкам. Скардины могли натравливать относительно мелких животных, так как все крупные отошли ко Дворцу, в свою очередь это оказалось малоэффективным — скачущих молодых рапторов и бегущих напролом травоядных охотники за головами разили с нескольких попаданий винтовки и добивали в ближнем бою, ведь каждый рёвозавр был силён и ловок, и идеально режущие зачарованные мечи успел схватить каждый, кто мог. — Так, их наплыв, ребята! — Нана прильнула к стенке, чтобы укрыться от карабинного обстрела прибежавших скардинов, они, кроме того, носили зачарованную кольчугу, поглощавшую значительную часть кинетической энергии, потому уже пару раз каждый скардин смог встать и продолжать бой после прямых попаданий. Шаманы смогли привести наподмогу своим гвардию юных рапторов, завешанных такой же кольчугой, плюс — натравить стаи рукокрылых хищников. — Они напали! — Мицуру направил бластер — большое травоядное попало под такой выстрел и обратилось в полужидкое-полугазообразное тёмно-синее облако от одного выстрела. Футоши и Эпсилон застрочили из шестиствольников, легко пробивая природные панцири крупных животных. Хиро, продолжая держать Зеро Ту, посмотрел на скардинов… их разом как сплющило — вся гвардия рапторов полегла, став такими же мокрыми местами, панциреносцы одновременно с ними стали лишь большими лужами утрамбованного мяса. — Что ты сделал, любимый? — поинтересовалась Зеро Ту, сильнее прижимаясь с супругу. Тот смотрел на след от своей атаки, убившей сразу вообще всех. — Я подумал, что будет, если увеличить гравитацию для каждого из них локально и прицельно… Знаешь, Зеро Ту, — Хиро посмотрел на свои пальцы, — наверное я теперь могу уничтожить Малакандру, если изменю гравитацию до того уровня, когда это разорвёт планету. Я не могу это объяснить, наверное это было внеопытное откровение, прорыв Абсолюта в создание, но я теперь много лучше понимаю невыразимую сущность магии, а потому я стал во сто крат сильнее. Тут, наш герой, ощущая себя по-настоящему всемогущим магом, обратил внимание на инквизицию, и дал взглядом понять, что всецело слушает этих господ. — Зовите меня Дик [6], — представился лидер-экзорцист, темноволосый и весьма симпатичный, с характерными плотно прилегающими к черепу волосами, от затылка переходящими в плотно связанный хвостик. — Я был первым, кто примчался сюда, когда появились эти падшие эльдилы. — Дик, полагаю, вы знаете кто я и мне нет нужды доставать свой жетон, — предположил Хиро. — Да, вы оба мне известно… — Дик посмотрел на большое число лишних ушей. — Давайте потом поговорим наедине. Думаю, сейчас вам надо отдохнуть. — Да, — повисла Зеро Ту на плече Хиро, — мы предполагали, что это будет непростая охота… Но всё вышло слишком накручено! Немного позже Дик, Зеро Ту и Хиро разместились в месте, где никто не мог услышать чего лишнего, ибо за дверью апартаментов встали двое паладинов, оба рогами под самый потолок, с бластерами в кобурах. — Как тут жарко, — Дик оказался вынужден оголиться по пояс. — Простите, из-за когда-то пережитого стресса у меня нарушена терморегуляция. — У меня в детстве такое тоже сплошь и рядом было, тоже из-за стресса, — поделилась Зеро Ту. Она — да и Хиро тоже, потому что Дик был очень симпатичен — с интересом посмотрели на то, как агент церкви раздевается. Под униформой оказалось крайне истерзанное тело. — Ты сам себе это сделал или тебя кто? — поинтересовалась Зеро Ту, попивая кабачные напитки. — Часть — моих рук дела, ибо грешную плоть следует усмирять; частью — я стал жертвой либертинов из сект запретного наслаждения, — пояснил Дик. — Думаю, моя внешность подсказывает вам, почему именно я должен был внедриться? — Угу, — отставил стакан Хиро. — Я вступил в тайное общество почитателей Врат Тулкандры, члены которого давали клятву, что будут заботиться исключительно о тех, кто связан этой клятвой, а остальных они сделают объектами своей извращённой похоти, — пояснил Дик. — Увы, это принесло мне ужасные страдания и только моя вера помогла мне не сломаться. — Сочувствуем, — сказал Хиро. — Да, — добавила Зеро Ту. — Из-за пережитого моя душа распалась на две части, и с тех пор во мне пребывает своего рода тёмный эльдил, — пояснил Дик. — Тогда полагаю экзорцизм ещё живописнее расписал бы тебя, — Зеро Ту указала на шрамы Дика. — Нет, экзорцизм тут не поможет, так как эта сущность изначально часть меня, а не нечто стороннее, что можете вселиться, потому изгнать её из меня невозможно, лишь оказавшись в центре Вселенной подле престола Малельдила Единого я смогу вновь стать гармоничным и целостным, — пояснил Дик. После чего поймал взгляд Зеро Ту и предупредил: — Я прошу только одного, не нужно пытаться меня соблазнить, мне не только мерзко всё это в силу моей веры, но просто потому, что я ненавижу прикосновения. Хиро и Зеро Ту с пониманием посмотрели друг на друга. — Спасибо за предупреждение, — честно высказал Хиро, — мы с женой сугубо за всё по-согласию. — Верно, так что у тебя не будет повода злиться, — сказала Зеро Ту. — Буду надеяться хотя бы на это, — признался Дик. Они разговорились. — Признаться, — продолжал экзорцист, — меня удручает отсутствие истинной веры среди членов церкви. — А меня наоборот радует, — говорила Зеро Ту, лямзая сладости. — Если в вашей церкви будут относиться серьёзно к догмам, то с меня снимут заживо шкуру. Это, как-никак, а удручает. На это Дик начал рассказывать софистическую речь на тему того, что Малельдил дескать любит всех, в том числе краснокожих, в том числе Индрика Завоевателя и даже Калюкса Красного, и очень горько плачет по той причине, что данные личности настолько глубоко впали во грех, что сгодились только в топку. И что Зеро Ту он тоже любит, и что наконец ей следует всего лишь жить, полностью воздержавшись от всякой сексуальной жизни. Пришёл наш святоша так к сему выводу из тех соображений, что продлевать род таким, как Зеро Ту нельзя, а любой секс, не ведущий к продлению рода, Малельдилом не одобряется. Да и не могла Зеро Ту иметь детей, церковь подвергала стерилизации всех краснокожих (многих таких детей при этом убивали, как бы негласно, случайно). — Жить без секса? Давай сразу в Глотку, — пренебрежительно закатила глаза Зеро Ту. На это Дик начал излагать чуть менее радикальную церковную доктрину, согласно которой Огненная Глотка — это лишь метафора, обозначающая место, куда Малельдил отправляет нежелающих находиться в единении с ним хнау и эльдилов. Там он никого не мучает, зато они по злобе своей мучают друг друга. Зеро Ту просто слушала это с таким видом, что ей на это наплевать — она всегда выступала за то, чтобы каждый мог выбрать по себе — уничтожить ему мир или спасти, верить в бред сумасшедших или оставаться личностью добродетельной. В конечном счёте про доктрину об адских муках она высказала только одно: — Несмотря на то, что я ничего плохого никому не сделала, меня продолжают ненавидеть за то, что я родилась с красной кожей, — говорила она, — если ваша Глотка — место, где большая часть народу друг друга ненавидит, то лично для меня оно не слишком сильно отличается от Малакандры. Для меня эта планета — Глотка, куда ваш Малельдил меня отправил страдать за совершение неизвестные мне грехи. А сам умыл руки. — Вы просто обижены на Малельдила по вине его дурно ведущих адептов, мне жаль, — сказал Дик. — Да, я держу зло на тех, кто меня ненавидит, а на вашего Малельдила я не спешу держать зла, я даже не уверена, что он вообще существует, а даже если существует, откуда мне знать, что он соответствует вашим представлением о нём? Я видела только реальных господ, которые травили меня с детства и хотят мне смерти до сих пор. А ваш Малельдил — мне на него плевать, он для меня — пустое место, — так ответила она. Для Дика оный индивид должен быть центром Вселенной, потому он не мог не произнести с долею сокрущения: — Зеро Ту, мы вместе видели тёмных эльдилов, неужели после этого можно не уверовать? — Пф! Я не видела Малельдила — я видела только фриков с тентаклями. Хоть они называли себя детьми Малельдила, как я уже вам говорила, — напомнила Зеро Ту. — Тёмный эльдил — лжец, готовый говорить что угодно, лишь бы утащить наши души с собой в бездну! — предупредил Дик. Очередной глупый лозунг. — Если те ребята с тентаклями — действительно Малельдилы Юные или какие… Я считаю, что видела только хнау — пусть хнау из других мест, нежели Малакандра или даже Поле Арбола, — рассудила Зеро Ту. — Но там не было ничего, что заставило бы меня уверовать в пустое место, о котором я не имею ни малейшего представления. Я в рукопашную билась с одним из них, прямо как тот ваш выдуманный герой с проклятой Тулкандры, спасший хнау Переландры от чего-то-там-такого… — От грехопадения, — поправил Дик. — Да пусть хоть от грехоподнимания! Короче, передо мной был хнау, который героически сражался за свою стаю. Он любил своих родных, а я бесчестно воспользовалась этим. Ведь если бы я не взяла в заложники трёхметрового — невидимый меня бы приложил, ну, как только закончил петь песни щупальцам и шарам с неба. А погибни я — не факт, что Хиро удалось бы победить поганище. Короче, наших врагов сгубила любовь, неспособность пожертвовать братом своим для прагматичной цели, добродетель. А нам всё вот говорят, святоши — возлюбите добродетель, возлюби брата своего, отдай жизнь за други своя… Вот к чему это приводит — а ведь эти существа по вашим представлениям канули в Глотку на пару с теми, кто никогда не любил. — Нам неизвестны замыслы Малельдила. Мне, если честно, Зеро Ту, больше интересна ты в данный момент, — пристально смотрел ей в глаза Дик. — Я думал, ты головорез, но ты мне куда больше нравишься… Хм, то есть по-вашему есть только стаи и те правила, которые стая взаимной клятвой установила для себе? Все те жестокости, которым меня подвергли, получается, добродетельны по-вашему? — рассудил Дик. — Я вот что скажу, — Зеро Ту нельзя было поставить в моральный тупик, — я отвечаю только за себя и больше ни за никого. Каждый выбирает по себе. Я порубила бы на мясо этих либертинов, собственно — этим я и занимаюсь, потому что убивать мне тоже нравится — не буду скрывать. Мы с любимым не ради денег, которых у нас много, а ради развлечения охотимся на либертинов здесь, вы же выполняете то, что сами считаете нужным там, у себя… А, кроме того, Дик, ты кажется признал, что скардины способны друг друга любить? — поймала собеседника Зеро Ту. — Возможно, у них есть какие-то остатки… Возможно, больше чем остатки. Возможно, их геноцид был ошибкой церкви и по крайней мере немногих можно было бы вернуть на путь истинный. Я бы стал проповедником скрадин, если иерархи разрешат мне… Но даже если мы случайно убили невиновных, там, у Малельдила, их будут ждать. В этом я отличаюсь от вас, я верю, что где-то там есть справедливость, потому невинные жертвы не будут напрасны… — высказал Дик, и, кроме того, понимая, что Зеро Ту сможет поймать его по схеме «мол, сами косячите, а на эфемерного божка ответственность валите», святоша выдвинул блок на опережение: — Ещё раз, Зеро Ту, я верю в свои слова. Я сам выбрал в них верить. А ведь, по-твоему, каждый выбирает по себе, верно? — Верно, но и каждый несёт ответственность за свой выбор, — обратила внимание Зеро Ту. — Перед кем? — наступательно спросил Дик. — В Малельдила Единого ты не веришь, так перед кем мне, по-твоему, нести ответственность? — Перед скардинами, — неожиданно ответила Зеро Ту. — Если они нас поймают, за геноцид будем отвечать мы, а не бесплотный призрак Малельдила хоть Триединого, хоть какого. — Угм, логично, — кивнул Дик. — Вот только это вряд ли возможно, они почти истреблены, — напомнил Хиро. — Вот в этом и заключается правда жизни, любимый: этой жизнью правят хаос, раздор и энтропия, потому неважно, что ты выберешь — порок или добродетель — всех любить или на всех наплевать — нет никакой гарантии, что хоть что-то окупится, — подвела итог Зеро Ту. — Да, ты права. А я верю в промыслителя Малельдила — в то, что это Господь хозяин моей жизни, а не хаос и энтропия, и что моя служба Творцу обязательно окупится, вера — это сила, и я буду верен своим убеждениям, какая бы правда не вставала против них. Потому что мне так приятно. Мне приятно думать, что я служу высшей силы и что она меня любит всегда и так, как ни один любимый меня не может любить; мне приятно думать, что я никогда не бываю один. Да, за этим скрывается только мой эгоизм и больше ничего кроме. Я люблю Творца за то, что Он любит меня, и потому ради Него я убью хоть всю Вселенную. Я нуждаюсь в Творце, такова моя потребность — пусть даже этот Творец моя выдумка и я служу лишь призраку, а раз я мною движет жажда удовлетворить её, подобно тому, как либертином движет потребность убивать и насиловать, я — эгоист. Ещё раз, Зеро Ту, поэтому в силу данного своего эгоизма я готов принести в жертву хоть всю Вселенную, потому, да, с этой точки зрения я ни чем не хуже либертина, готового сделать то же самое, лишь бы член выше стоят, — так повторял и повторял Дик. — Потому даже если потребуется истребить хоть всю Вселенную во имя Господа — рука моя не дрогнет. А если я не прав и сам Малельдил скажет мне это, я буду готов до конца сам полностью отвечать за свой выбор. Я не словом ни сошлюсь на догму или на Церковь, я сам выбрал такой путь и сам отвечаю. — О, как редко я слушаю столь откровенно сказанные слова чистой правды! — улыбнулась Зеро Ту. — Я даже тебя уважать начинаю. Убить всю Вселенную ради существа, которого я никого не видел, только лишь потому, что я хочу, чтобы такое существо обладало наивысшей ценностью только для того, чтобы предать эту ценность мне в моих же собственных глазах… О, эта ответственность выше всяких похвал! — А я за это же ценю тебя, Зеро Ту, — ответил ей с улыбкой Дик, пряча за ней раздражение от некоторого диссонанса, однако он сам прекрасно понимал — долой софизмы и обманки, долой маски — пора резать правду-матку! — Я прибыл так срочно, как только смог, — вошёл в помещение Оракул, его самолёт приземлился неподалёку средь чистого поля. — Ничего страшного, — встретил учителя Хиро, касаясь правого рога. Ему наши герои поведали наедине о том, что произошло во всех подробностях. — Хиро, как ты знаешь, по закону все, вступившие в контакт подобного рода с сущностями Извне — подлежат уничтожению. Но мы живём по принципу «остальным — закон», так что не беспокойся по поводу проблем с этим. Я как специалист уполномочен выносить вердикт, и я не считаю, что тебя следует казнить, — так говорил Оракул. — Вот уже спасибо, Учитель! — поблагодарил Хиро. — Нет, я бы счёл нужным прикончить тебя, если бы считал тебя опасным, но закон о казни за контакты с Той Стороной нужен прежде всего во избежание попыток это сделать, — пояснял Оракул, — а как мера для устранения негативных последствий уже после случая — она относительна и тут уж надо решать мне. Благо всё связанное с делами Той Стороны, входит в чисто мою компетенцию. После решения этой проблемы, Оракул продолжил расспросы — они провели несколько часов лишь за выяснением всех мелких деталей. После Оракул демонстративно созвонился с иерархами и доложил им: — Я оценил обстановку и могу сказать, мои ученики действовали грамотно, — докладывал он по линии связи, — им удалось похоже, что полностью ликвидировать вторжение Извне. Я советую две вещи: во-первых, запечатать Врата Тулкандры изнаночным способом, во-вторых, вызвать силы для окончательного уничтожения скардин в регионе, желательно вообще полностью, так как знания о вызове с Той Стороны могли далеко разойтись среди них. После этого Оракул взялся с интересом изучать песнопение, которое по памяти воспроизвела Зеро Ту. — Да, оно самое, я его узнаю… Ещё когда Индрик был монахом, он имел доступ к нашим закрытым храмовым библиотекам, так что — я уж не помню, давно это было — он точно мог как-то выкрасть такое, — Оракул достал принесённую с собой книгу. — Вот, это я спешно захватил с собой. «Великое сказание о потомках Т’юога», вернее — «Великое сказание о потомках Т’юога как оно есть» — комментарии и цензурный вариант одного из самых древнейших текстов, выполненный мною ещё очень давно. — Читал, — Хиро в библиотеке Учителя изучил этот труд давным-давно. — О, я не видела раньше эту книжку… Тут есть картинки? — Зеро Ту быстро взялась листать. — Там три части — первая о происхождении нашего вида, вторая о противоборстве двух племён, последняя — о трагической истории народа, приносившего в жертву своих детей злому морскому эльдилу, — кратко рассказал Хиро. — Кроме того, там в конце есть просто сборник всяких коротких легенд, песен и преданий, молитв, ритуалов, заклинаний, перечислений эльдилов и прочей первобытной культуры. Оракул стал рассказывать: — Это эпос, ужасно древний в ту пору, когда я родился. Он лёг в основу одиозного Откровения, в частности ряд основных молитв, гимнов и список Оярс-эльдилов взяты из него практически без изменений. Именно в нём содержалось, в том числе, и это песнопение, позволяющее вызвать Йог-Сотота. Все маги, контактировавшие с этой сущностью, становились значительно сильнее прежнего, даже те, кто не имел развитого дара, обретали приличные способности. Мы поясняли это тем, что могущество мага зависит от его умения интуитивно ощущать мироздание вокруг себя как своего рода иллюзию или сон, чем при должном мастерстве, при должной воли можно управлять. То есть мы рассматривали всё сущее как совокупность уровней сна или отдаления от некой точки бодрствования. Чтобы проверить эту философию на практике — ведь без эмпирики это просто пустая болтовня — мы медетировали и сами вступали в контакт с Извне. Ушедшие туда утверждали, что могут погружаться в то же стояние, которое испытывали во время контактов с Йог-Сототом. Говорили, что время воспринимается при таком трансе совершенно невероятно, а ощущения настолько отличны от повседневных, что словами не передать; рассказывали, что они видели рождение и смерть планет и звёзд, видели те места, откуда пришли летающие полипы… Мудрецы умели передавать свои мысли на расстоянии и, в том числе я, ощущал жалкие обрывки того, что ощущали они, могу сказать… это действительно неописуемо. Увы, но продолжительные погружения на Ту Сторону рано или поздно заканчивались либо вовсе невозможностью вернуться, когда медитирующий просто более ни на что не реагировал — по всей видимости их души окончательно оставались там плутать в лабиринтах мироздания, о которых мы понятия не имеем; эх, либо… либо смертью в страшных криках и с гримасой ужаса. Да, там было нечто ужасное, что поджидало любопытные души, ушедшие слишком глубоко в этот Сумрак. Там в глубинах неизвестного было что-то, что мы назвали Малельдилом Древним, ибо это явно превосходило «эльдил-стихии» и «эльдил-начала» [т.е. стояло более фундаментально к обозримой Вселенной и её аспектам] [7]. Приближение к этой сущности на самой глубочайшей глубине описывалось всегда примерно схожим образом — как липкие пары тумана, как полёт или падение сквозь них, и на фоне этого — как звук, как если бы ты слышал концерт из умопомрачительного боя барабанов и одновременно тонкого монотонного завывания флейт… Говоря это, Оракул отыскал у себя запись: — Вот, типичный пример описания, сделанное одной и моих сестёр, позднее умершей во сне. «Когда я достигла этих липких паров, ранее описанных неоднократно, я поняла, что музыка эта наконец достигла некоего внутреннего единства: она звучала громко и вызывающе, без конца повторяясь; в ней не было гармонии, но скорее крикливый унисон, подобно звуку многих труб, выдувающих две-три ноты»… Короче, Хиро, именно потому я в конечном итоге постарался положить конец всем этим опасным занятиям. Дай мне слово, что никогда — слышишь, никогда ты не притронешься к этой завесе? — Учитель, я вас понял, потому прошу не сомневаться в том, что я не буду трогать эту завесу, — он приобнял любимую, — у меня есть Зеро Ту, потому я никогда не променяю ещё на какого-то страхолюдного Малельдила… — Я знал, что ты скажешь именно это, и потому я совершенно тебе доверяю, — улыбнулся Оракул. После этого разговора Хиро и Зеро Ту впервые легли спать без секса — просто они очень устали. И несмотря на это, сон к ним не шёл, хотя они оба лежали тихо. Хиро думал, что Учитель мог попытаться убить во сне их обоих, если всё же кривил душой. После долгих рассматриваний потолка над головой, он перечитал «Великое сказание о потомках Т’юога как оно есть» — первая часть про миф о генезисе Хиро мало интересовала, а вот вторая куда больше завладела его вниманием. Называлась она «Песнь Малельдила» — в ней речь шла о противостоянии двух племён, как уже говорилось выше; племена — в данном случае означали совокупность семей, численность которых по причине бессмертия рёвозавров достигала нескольких нулей. Впрочем, автор мог раздуть числа, делая их нарочито очень большими. Главный герой — глава одного из когда-то дружественных племён — оказался вынужден сражаться против своих бывших друзей и родственников. «Общество, друг мой, стоит на Клятве. Клятву надо защищать, и действовать так, как она того требует. И сейчас клятва требует от тебя вести эти битву до конца, покуда кровь последнего нашего врага не смешается с синевой ратного поля», — поучал Закатный Оракул. Значительная часть истории отводилась под такие катахизесные диалоги между протагонистом и его другом — прекрасным краснокожим рёвозавром, который на самом деле был Малельдилом Юным под прикрытием (да, раньше его представляли именно так, неудивительно, что данный текст признали еретическим, исходящим от падшего Оярсы Тулкандры). Отчаявшейся от такой войны, протагонист вопрошал друга, зачем всё это? На это Закатный Оракул отвечал: «Друг мой, помни, что каждое живое существо является лишь взором одного из бесчисленных очей огромного Архетипа, пребывающего в Абсолютной Бездне за Предельными Вратами Йог-Сотота. Стоящий вне всех сцен, историй и снов Архетип смотрит через разные одежды — потому на самом деле нет ни твоих братьев, ни твоих сестёр, никого, ты один, в том Истина». Из этой бездоказательной и хитровыебанной философии Закатный Оракул выводил суждение о том, что бессмысленно сожалеть об убийстве — так как само убийство по сути иллюзорно, и что каждая личность не реальна, ты сам — не реален и потому никакой ответственности ты не несёшь. Протагонист почтенно сказал: «Сейчас, выслушав всë, что Ты так милостиво рассказал мне о самой сокровенной части духовного знания, я избавился от всех своих иллюзий», и уверено взял меч, дабы окропить лазурное поле горячей синевой. Оракул прокомментировал, честно признаваясь, что раньше все искали в этой мудрости подтверждение всему тому, что они уже сами полагали мудростью по-своему — мол, тут показано как надо правильно поступать. Но теперь Оракул не уверен, что тут вообще имелось в виду, потому он оставил сей момент без какой-либо интерпретации, лишь предостерегая читателя от выношения своей собственной, призванной как бы подтвердить то, что он уже считает мудрым. Следом в «Песне», конечно же, было ещё более хитровыебанным рассуждением доказано, что существует Моральный Закон Природы, благодаря которому делать зло — то есть совершать обычные уголовные деяния против своих — невыгодно, так как это портит карму, а доброе дело — выгодно, ибо оно карму улучшает, и что согласно этому закону — братоубийственная война по Клятве очень даже выгодна. Те, кто был грешен — перерождались в следующей жизни терзаемым ларвом, заключённым в Глотке Калюкса Красного, самая лучшая карма гарантировала слияние с Малельдилом. А Закатный Оракул вещал о себе: «Когда наступает упадок религии и преобладание беззакония и безбожия, тогда Я Сам нисхожу, о потомок Странника с Тулкандры. Ради спасения праведных и уничтожения злодеев и ради установления закона религии я здесь. И хотя Я — Создатель, знай, Я — неизменный и вне всяких деяний материи. Не влияют на Меня деяния, не жажду Я их плодов. И кто Меня познает таковым, того не связывают последствия деяний. Зная это, даже древние искатели освобождения совершали деяния. Поэтому и ты совершай деяния, как совершали твои предки тысячи тысяч лет назад». Хиро в очередной раз подумал о том, что по логике всех религий всегда надо поступать так, как выгодно, просто перед постулированием этого факта религия рисует законы мироздания, которые делают добродетель выгодной. Под такие рассуждения Закатного Оракула войско главного героя нарушает все правила и обычаи войны, умудряется опуститься до самых крайних низостей. В конечном итоге враги применяют оружие массового поражения — золотой сундук, где была заперта частица пламени Арбола — из-за этого часть войска главного героя оказывается поражена страшными ожогами, у них выпадают волосы, слезают ногти, сотни тысяч мужчин и женщин страдают. Здоровая же часть войска оказывается оставлена без провианта и находится в крайнем психологическом состоянии. Вот-вот будет потерян контроль над войском и оно превратится в одну массу недовольных, распадающуюся кто куда. И тут мудрый советчик — Закатный Оракул — говорит павшему духом протагонисту, дескать мол, души убитых всяко переродятся, потому нужно использовать временные смертные тушки обожжëнной части братии с умом. Тогда главный герой приказывает обозначенную выше часть армии убить, изнасиловать (ради гуманизма — именно в таком порядке) и скушать, и, таким образом, высвободить напряжение и утолить голод. И хотя подобное в обычном распорядке полагалось ужасающим преступлением, Закатный Оракул убедительно вещал, что коли общество стоит на Клятве, а в интересах Клятвы будет выгодно поступить именно так — сделать нужно именно это, как бы мерзко-то оно не казалось, ибо карму это по итогу не заминусит, а завысит! Вот что вещал Закатный Оракул по итогу всей этой деятельности: «Друг, пусть никогда не приходит тебе мысль о том, что подобные неприятности насылает Малельдил. События могут развиваться не так, как тебе бы этого хотелось, но это не значит, что твои усилия были напрасны. Видишь ли, Малельдил всегда знает, как лучше, и если Он откладывает то, что ты считаешь «успехом», на это у Него есть веские причины. Так что не спеши с заключением, что тебя постиг провал». Особенно смешно, подумал Хиро, что это говорит сам Малельдил, разумеется, как всегда — совершенно бездоказательно! Таким образом, размышлял Хиро, религия всякий раз вносит уточняющие моменты в то, где и когда надо поступить правильно, основываясь на столь же сомнительных рассуждения. Так Хиро засунул наконец за чтением и размышлением об этой литературе. Ему приснилось, что он сам стоит на поле боя, залитом кровью, куда не глянь — трупы, истыканные стрелами, обломанные копья, щиты, обитые кожей рапторов, наручи и рубахи из того же материала укрывают павших словно один широкий и длинный погребальный саван. «Песнь Малельдила Юного» кончается тем, что от огромной кучи народу осталось всего совсем немного — столько, что знай они, сколько останется в живых, то ни за что не решились бы на эту войну. — Зачем это было?! — кричал он Закатному Оракулу, ровно стоящему среди этой крови, чей синий цвет ясно контрастировал с его природной кожей и свободной ризой закату в тон, каковая развивалась на ветру. — А-ха-ха! — надменно рассеялся Малельдил Юный. — Чтобы явить Истину! — Истину? — в гневе опешил он. — Послушай сердце — что оно тебе говорит?! — нагло вопросил Закатный Оракул. — Оно говорит, что ты с самого начала вёл меня на путь греха и погибели! — Хиро наставил конец обломанного меча на нагло глумящегося Закатного Оракула. — Правильно оно тебе говорит, — признал собеседник. — Ты с самого начала был моим самым главным врагом! Ты лишь притворялся моим другом и теперь я весь покрыт грехом по твоей вине! — размахивая лезвием, Хиро едва сдерживал свой гнев от того, чтобы не располовинить подлеца. — Ответь мне на один вопрос прежде, чем я отправлю тебя в небытие… Зачем?! — В небытие тебе меня не отправить, ибо даже если эта манифестация умрёт, сущность моя будет жить вечно. Лишь Отец в силах призвать меня к ответу, но этот почтенный идиот никогда этого не сделает в силу своего безумия и непонимания того, что происходит. А раз так, то я могу вершить любое зло во время своих трансцендентных игр и оставаться совершенно безнаказанным. Нет силы, способной призвать меня к ответу и воздать мне по заслугам! Да, я мог бы воскресить всех убитых, я мог бы пересоздать отрыгнутое Отцом моим Мироздание так, чтобы каждый был счастлив и чтобы все были добродетельны, моей силы и мудрости хватит даже на такое, все будут довольны… Но я настолько люблю зло и порок всей своей ядовитой натурой, что никогда этого не сделаю! Мне нравится Мироздание таким, какое оно есть — заповедником греха и порока, равнодушия и безысходности для дерьма вреде тебя! А добродетель… нет такой штуки как добродетель. Лишь зло субстанционально, печать чего ты можешь отыскать в каждой вещи, а вот добра нет и быть не может. Добро — это лишь недостаточно злое лично для тебя зло. Если ты голоден, то ты губишь зверя, для тебя это кажется добром, но будь ты зверем, ты понял бы что деяние твоё — есть зло. И так далее! Нет действия, которое не несло бы кому-то зла, даже твой простой шаг в конечном счёте давит букашку. Добро — иллюзорно, а зло — реально и пребывает везде, просто одно зло менее насыщенно, чем другое зло в той или иной ситуации, именно разность в насыщенности создаёт иллюзии отсутствия зла. Даже самый добродетельный индивид в конечном итоге регулярно давит миллионы козявок, а так ли уж велика разница между кем-то вроде тебя и букашкой под твоей пятой? Оглянись на эту живую Вечно Преступную Природу и узри страдания и безнадёжную борьбу, и пойми, что те, кто пытаются оправдать Творца всего этого ужаса, всего лишь совершают грехи лизоблюдства, самообмана и пытаются выгородить самое порочные существо из всех злодеев, чем совершают большой грех, потому любы мне. Таков естественный Моральный Закон Природы. Даже Клятва на которой стоит общество, в конечном счёте служит именно пороку, а вовсе не добродетели, как ты сам мог убедиться — и это кровавое побоище, которое я здесь раскинул от заката до зари и от горизонта до горизонта, стравливая вас своими подлыми речами — ибо не было ни секунды, когда бы я не желал вам зла, сам говоря о добродетели — это одна большая иллюстрация к моим тезисам! Исполняя Клятву, призванную поддержать добродетель, ты на самом деле исполняешь тайные замыслы зла. С самого начала я вёл тебя по пути погибели, обманывая тебя добродетелью, и покуда ядовитые слова мои, преподносящие истину лишь так, как мне надо — пока все мои речи для твоих ушей звучали логично, пока ты видел в них глубокую мудрость, ты следовал пути зла, ибо нет никакого иного пути, кроме этого, ведущего в погибель! На такой ноте Закатный Оракул сам схватил голой рукой лезвие меча и понизил им себя в грудь. — Прощай, мы ещё поиграем… Скоро. С неизменной ухмылкой он пал замертво, дополнив вид кучи трупов своим краснокожим. А Хиро остался один среди безбрежного океана мертвецов — рыдающий и до непроглядности запятнанный грехом и пороком всего лишь потому, что доверился Господу! Вот так всё это время, покуда он слушал проклятого обманщика, утверждающего о своей всеблагости, творящего то, что в ином бы случае назвали крайним злом, и думал, что он так служит существу благому. «Господь всеблаг!» — постулируют теологи. — «Просто иногда Он причиняет боль нам, но это лишь потому, что в конце нас ожидает большее добро, которое перекроет всё зло! А Господу всегда виднее, Он мудрее нас!» О жалкие глупцы, идиоты! Неужели вы не видели, что у этого существа с самого начала не было никаких доказательств своей благости?! Кто угодно может сказать что угодно! Что это были лишь его слова, которые могли быть лживы! О, вы повелись на речи лжеца и злодея, потому пожимайте плоды страшного обмана! Хиро проснулся тогда, когда проткнул себя мечом. — Ум, — он постарался встать и отряхнуться от этого сна. Зеро Ту не было рядом, а за окном садился Арбол. Он явно проспал большую часть этого дня. — Хиро, наконец ты встал! — обрадовалась любимая. — Ты выспалась? — Ну почти, я помню, ты читал, а я уснула, — Зеро Ту поднялась с места. — Горо и Итиго как раз заходили узнать как наши дела… — Я проснулся — и это уже хорошо, — Хиро сел за стол и провёл рукой по торчащим во все стороны волосам. — Можно пойти погулять! Как раз ветер принёс свежесть! Я прямо не могу — хочу дышать и дышать свежим ветром, прямо готова броситься в бурю! Этот запах невыносим! Словно память о нём воняет из моей головы! — Зеро Ту показалась ему счастливой. Она вела себя очень энергично. — «Наверное она радуется тому, что мы выжили», — подумал Хиро и улыбнулся, постаравшись снять унылое выражение с лица. Они вышли погулять вечером, когда сумерки окутали Фронтир. На улице их часто встречали прохожие, интересуясь как дела — многие видели, как они победили то неуязвимое и невидимое чудище, и чувствовали себя во многом обязанными двум героям. Это привлечение внимания вызвало желание уйти куда-нибудь подальше, чтобы побыть вместе наедине, потому они оседлали Вампи и помчали туда, куда опустился малиновый закат. — Хиро, — вспомнила Зеро Ту после того, как села на его член — парочка расположилась под деревом в нескольких сотнях метрах от дороги и в паре километров от начала каких-либо поселений. — Да? — голый Хиро вытянул руку к столь же нагой жене. — А, ты ещё недостаточно встал, чтобы я тебе это сказала! — Э, ну ладно… — Я скажу тебе это тогда, когда доведу тебя… Скажешь, когда будешь кончать, — Зеро Ту улыбнулась и начала в почти полном сумраке выжимать из Хиро семя. Надо сказать, что рёвозавры видели лучше людей в темноте, также при очень тусклом по человеческим меркам освещении, они могли ориентироваться как мы при нормальном, потому в таком сумраке Хиро видел главное, а то чего не видел — что ж, пусть лучше это окажется скрыто и он лучше доверится клокочущим порывам фантазии и слепого осязания. — Я скоро, — осведомил он о нарастающем оргазме. — Угу! — Зеро Ту ещё какое-то время попрыгала, явно наслаждаясь сама от этого твёрдого фаллоса, стоящего просто скалой! — Слушай, я кончу… — осведомил Хиро. — Говори, что хотела сказать, если это важно… Он чувствовал, это важно. — Хиро, — Зеро Ту закинула назад длинные светло-розовые волосы с пепельным оттенком, не так хорошо различимым в сумраке, — ты помнишь, Индрик исцелил моё чрево… Хиро об этом забыл. — Ты хочешь ребёнка! — быстро сообразил он. — Хочу, но я не уверена… Потому была — не была! Если ты сейчас себя не удержишь — у нас будет ребёнок! — Зеро Ту во всю горцевалась. — Слушай, так нечестно… — Почему? Я не спросила твоего мнения, отец? Я его спрашивают, — Зеро Ту двигалась, её груди тряслись в покрове мрака. — Э-это нечестно! — о, как Хиро хотелось кончить! Зеро Ту выжимала из него сок. — А-а-а! — под воздействием такого удовольствия, Хиро всецело отдал вопрос на решение головки, и головка сообразила — кончать, плевать что будет, пусть будет приятно! И Хиро обдал детородное лоно горячей спермой. — А-ах!.. Он выдохнул и собрано посмотрел на Зеро Ту. — Слушай, если… — Если у нас будут красные дети — нам ничего не стоит сказать, что они приёмные, чтобы никто не заподозрил, что я излечилась от стерилизации. Понял? — Угу. — А если синие — их твоя любовница родила или короткодневка [8]. Сохнущая по тебе Итиго, например. — Хорошо… Хиро точно не знал, зачали ли они ребёнка сейчас, под звёздами Фронтира, или же позже, да и это не имело никакого значения — Зеро Ту не давала любимому покоя, выбивая семя из него своими неустанными наскоками — алая чертовка прижимала мужа руками к ложу и не слезала, покуда тот не обдаст влагалище. Разумеется, число оральных и анальных актов пошло на убыль, доказывая то, что больше всего наша девица жаждет зачать ребёнка. — Знаешь, Хиро, я думаю о том, как у нас будут дети, и одновременно упрекаю себя в эгоизме, — призналась эта почитательница деторождения, покуда они оба, нагие, переводили дух на супружеском ложе. — Почему? — Потому что жизнь — дерьмо, а я выкидываю существо способное страдать в бурную реку, заведомо знаю как оно может страдать. Раньше я ненавидела своих родителей и сейчас их ненавижу — но если раньше я ненавидела их просто за то, что они дали мне жизнь, то сейчас я ненавижу их за то, что они отказались от родительской ответственности. Я это им никогда не прощу. Но… сейчас я хочу родить ребёнка, хотя сколько себя помню, деторождение я ненавидела, ведь оно создаёт кого-то, кто будет жить, а жизнь — исключительное дерьмо. Даже если ты богат и у тебя всё есть, ты в любой момент можешь стать жертвой рока. Ты можешь заболеть раком и долго страдать. Тебя могут сделать своей жертвой обнаглевшие подонки. Обычно идиоты, когда их постигает беда, начинают просить Малельдила о наставлении на путь истинный, словно думают, что он их за что-то наказал — в то время как истина много проще, Хиро, истинна в том, что это просто роковая случайность, страдания не даются за грехи, они приходят просто так, как всё остальное в этом мире. — Ты права, Зеро Ту, мы друг друга не любили бы так сильно, не будь у нас одинаковых взглядов на жизнь, — согласился Хиро. — Я тоже считаю, что в этом мире происходит некоторое дерьмо, и происходит оно просто так. И лишь страх боли заставляет кого-то вроде нас отвергать эту истину и искать утешение в бредовых иллюзиях. У осознавших эту истину идиотов возникает вопрос: «Зачем?! Для чего нам жить, учиться и бороться? Ах, всё это бессмысленно! Давайте уверуем в Творца Вселенной и будем от его имени делать зло другим и называть его добром: будем убивать неверующих, гомосексуалистов, возведём на престол кучу лжецов в митрах и дадим их абсолютную власть!» И я не имел бы ничего против таких бредовых иллюзий, рождённых в страдающем мозгу, но теоцентризм делает народ злобным и безумным, потому я до конца жизни останусь врагом теоцентризма. На такой ноте Хиро оказался вынужден прокрутить в голове всё что он узнал и заключил ранее, и прийти к ряду следующих положений, в очередной раз закрепив те в голове в особенно твёрдом виде: • Согласно его мировоззрению, которое он вывел на основании всего того, что довелось узреть после выхода из материнской утробы, — весь этот мир является слепым хаосом, где всё происходящее не имеет никакой разумной цели. Некоторым в рулетке безумного рока повезло больше, некоторым меньше — кто-то оказался рождён в неправильном теле, в неправильном месте, с неправильной ориентацией и так далее, с неправильной, чтобы иметь удачу — потому множество невинных было замучено просто так и совершенно не за что. Это что касается тех, на кого в первую очередь распространяется эмпатия. А сколько животных умирает и страдает постоянно просто так! Дерьмо завалило многих с рождения, не дав вдохнуть даже свежего воздуха и узнать, что в этой реальности есть нечто, кроме боли. Таким образом, можно лишь постоянно бороться против энтропии, которая есть единственный хозяин и господь нашей жизни, которая на самом деле есть зло, просто большую часть его мы не замечаем в благополучное время — уменьшение боли и увеличение радости, сдержанный стоицизм, полная моральная готовность к будущим мукам, чёткое понимание, что лишь ваши близкие могут разделить с вами одиночество, умение ценить все удовольствия и радости, вызванные полным осознаем всеобщей уязвимости — наслаждайся каждым днём пока ты живёшь и не ограничивай себя без необходимости — такова позитивная программа данного мировоззрения. Такие мировоззрения называются рациональным релятивизмом. • Но в системе, где они оба родились, господством обладала совершенно иная точка зрения. Согласно данной позиции этот мир был создан всеблагим, всемогущим, неуязвимым Творцом-промыслителем, каковой контролирует каждый миг. Данное существо, кроме того, что бесконечно по отношению ко всему в принципе обозримому миру, создало всякую вещь в его пределах с неким, но непременно благим и недоступным пониманию замыслом. Именно в служении этому плану и заключалось назначение индивида, от него требовалось оправдать эту жизнь в глазах Сверхразума, найти своё предназначение, уже заложенное Создателем. По ходу жизни, как предполагалось, сам этот Создатель всячески направлял своё творение по должному пути, карая его за то, что индивид делал нечто не так — следование верному пути аналогично не гарантировало счастья здесь: Творец-промыслитель истязал всякого, кого желал испытать: даже была поговорка, что тех, кого такой Господь больше всего любит — тем большие гадости он делает, чтобы проверить верность себе, ибо любовь его к творениям не имеет ничего общего с любовью между творениями и при этом одновременно много лучше чем она, любовь в нашем бытовом понимании (это за гранью понимания, говорилось прямо в учении, нечего пытаться это как-то осмыслить). Если творение со всем этим справится, то после смерти его будет ожидать вечное блаженство. Если нет — оно окажется в мучительном посмертии, где его будут либо вечно пытать, либо пытать с тем, чтобы в итоге впустить в благую вечность, либо запрут с такими же провалившими план личностями, и так как там также будут запечатаны все злодеи и изуверы, то такая вечность не покажется приятной. Короче, верь — верь — верь, молись и постись, соблюдай бесконечные ограничения или, как минимум, искренне стремись к этому, и сражайся за эту идеологию, помогай ближнему и вообще всякому, но только тогда и только в тех случаях, когда это полагается — индивид не имеет никакой ценности сам по себе вне Плана и потому может быть принесён в жертву Сверхразуму в любом количестве, и сам ты обязан умереть за данную Высшую Ценность. Отвечай лишь за то, как ты выполнил план и ни за что более, так как любые твои действия в конечном итоге укладываются в план. И, да, взаимоисключающие параграфы — норма для плана, не зря же он назывался находящимся за гранью понимания. Это мировоззрение называется теоцентризмом и о его политической составляющей стоит поговорить отдельно. • Не стоило бы лишний раз вдаваться в аргументы того, почему Хиро между двумя этими мировоззрениями придерживался первого, но всё же стоит перечислить основные:       1) Теоцентризм основан на наборе принципиально бездоказательных и принципиально непроверяемых утверждений — то есть догм. Понятное дело, что всякий здравомыслящий разум отверг бы догмы просто уже за одно это. Принцип минимализма в интерпретации наблюдения требовал отсекать чрезмерные объяснения — например, если к вам подойдёт некто и скажет, что его член создал Вселенную, то будет как минимум два объяснения — этот некто безумен или он прав — разумеется, здравый разум выберет первый вариант; в силу данного обстоятельства утверждение о существовании бесконечного существа уже отвергается, ибо оно не может быть в принципе верифицированным, потому попытка пихать бесконечное существо как объяснение — это маразм. Все остальные утверждения теоцентризма также недоказуемы и потому попросту бредовы. Бред — это утверждение, в котором бредящий уверен, несмотря на то, что опытом оно не проверяется. Является ли вера в принципиально недоказуемое бесконечное высшее существо — бредом? А как же! Куда оно денется, родимое? И даже если допустить, что это бесконечное существо есть — из этого совершенно не следует ни того, что у него есть план, ни того, что этот план благой, ни того, что оно чем-то сознательно управляет — проверить эти суждения также невозможно принципиально. «Но что если ты ошибаешься?» — спросите теоцентрист. Здравый индивид может ответить только одно: «Возможно, но это не отменяет правильность моего подхода — но если я именно поэтому попаду в ад, то это будет не моя вина, я буду лишь жертвой произвола вашего Создателя, который решительно ни чем не подтвердил свои требования».       2) Но почему же такое мировоззрение стало столь популярным, несмотря на его резкую несовместимость с банальным здравым смыслом? Неужели сотни миллиардов не видят его глупости? Или может в нём нечто есть? Если присмотреться и попробовать понять, на чём основана идеология теоцентризма в своей чистой теории (про практику — ниже, отдельно), то станет ясно, что она призвана избавить слабый рассудок от ужасов рационально-релятивистского мировоззрения, или, вернее будет сказать, от ужасов реальной жизни. Вместо того чтобы согласиться с тем, что именно наблюдаемый аналитическим умом вездесущий хаос служит господином нашей жизни, теоцентристы рисуют непомерного совершенно непонятно откуда взятого Творца-промыслителя, лишь для оправдания всех страданий этой жизни! Но так как эта жизнь всё-таки дерьмо, то если ваш Создатель есть — на самом деле он тиран и космический садист. То есть теоцентризм не имеет никакого внутреннего содержания, кроме умопомешательства на почве неприятия этого мира. И не то чтобы это нельзя было понять, но безумия подобное ничто не оправдывало. Что ж, в таком случае теоцентристы возражали: «Да, мы безумны, но разве это безумие не есть благо? Наша вера наделяет нас силой на великие свершения. Ваша мораль может оправдать что угодно, а наша — нет! Наша вера заставит нас выстоять в трудную минуту и не стать аморальными нигилистами!» На это здраво ответить: «Да, ваша вера может наделить вас силой — дурость дурака тоже может дать ему силы творить то, к чему она его сподвигает — это не аргумент в пользу дурости. Ваша мораль не только может оправдать совершенно также что угодно, но и извращает её — она оправдает все те мерзости, которое гипотетический Творец творит с живыми существами. То что ваша вера может помочь вам не сломаться — не есть аргумент в пользу безумия; если я стану нищим, я тоже могу сломаться, сойти с ума, начать думать, что я богат, и что фантики от конфет в моих драных карманах — большие деньги, мне будет легче, но это никак не говорит в пользу того, что здравый рассудок хуже безумия!» • О политической идеологии теоцентризма стоит сказать отдельно, разобрав её теорию и практику:       1) Согласно теоретической стороне, Творец Вселенной установил в этом мире власть церкви, наделив её высшими полномочиями — именно жрецы выводят и доносят догмы и следят за их исполнениями, они могут регулировать частную жизнь граждан, экономику, вводить полную цензуру, отдавать распоряжение всем службам, в конечном счёте они могли арестовать и приговорить к смерти любого гражданина. Всё это держалось на утверждении о том, что сам Создатель-промыслитель Вселенной наделил их такой властью и что всё это делается во благо общества, которое должно следовать Плану Творца ради вечного блаженства. Отдельно взятые священники могли сколь угодно отклоняться от плана и осуждаться за грехи, но в целом коллективная воля церковной партии всегда провозглашалась непогрешимой по любому вопросу. Понятно дело, что теоретическое основание такого строя имело не большее содержание, чем: «Мой член создал Вселенную! А ну все слушайте меня!»       2) С практической точки зрения стоит сказать, что держался режим церкви не только на вере в догмы — у любого безумца в психушке этих догм пуд пруди, но они не имеют ни власти, ни популярности. В первую очень как политический институт, церковь смогла выстроить сложную и эффективную систему — она смогла удовлетворить все запросы общества и совершенно искренне большинство поддерживало этот режим, даже если многие не верили в догмы. Именно сытость интересовала простого трудягу, а не глубокие экзистенциальные вопросы, так как он слишком прост для них (и в силу этого мог легко попасть на удочку теоцентризма, если ему вдруг понадобится духовная помощь), и прочая духовная ерунда — церковь давала еду каждому, в конце концов не зря она была социалистической. Да, скажет защитник режима, у него есть недостатки, но плюсов больше. Да, больше, только если ты по крайней мере на словах веришь в то, во что должно, если ты не родился геем, не попал под разряд «член семьи врага народа и Творца», тебе повезло не стать жертвой произвола и доноса — да, это было правильно, для большинства, готового покорно служить начальникам, плюсов и правда было больше. Потому нельзя было выступать против режима в целом, не будучи при этом врагом общества и врагом каждого отдельно взятого сытого рабочего, даже если ты сам ничего не имеешь лично против него. Вот так общество готово ради сытого желудка оправдать дурость, безумие и произвол в отношении меньшинства. Потому не следует индивиду разумном надеяться на порядочность народных масс и стоит всегда помнить, что ради выгоды большинство, большинство пойдёт на всё — а раз так, то не надо думать об обществе в целом и о будущем, имеет смысл гнаться лишь за личными интересами, всегда ожидая предательства и проклятья от простого народа, чья масса — пассивно-враждебная бестолковая куча. Но может быть тогда либеральная элита — это добро? Конечно нет! Либеральная элита всего лишь хищник среди тупых травоядных, думающий также лишь о своём благе. Что же касается любых революционеров — то любой революционер мстит за себя тому режиму, который был ему врагом, и иногда революционера можно понять, но не стоит думать, что он друг народа, нет, революционер мстит за себя и ему плевать, какие беды падут на народ как следствие этой мести. Ведь с чего это народ должен быть ему другом в то время, как народ уже враг ему, если он доволен режимом? Если же народ недоволен режимом, то он всего лишь ценный ресурс и, да, иногда интересы народа и революционера могу совпадать. А могут и не совпадать. По этим причинам Хиро сделал заключительный вывод о правильности своего подхода к жизни и к политике. Кроме этого, он не мог не коснуться вопроса деторождения. Если теоцентристы восхваляли деторождение, уча тому, что секс — награда за рождение новой жизни (и потому является лишь привилегией живущих в браке гетеросексуалов), то для рациональных релятивистов деторождение служит двум целям: • Необходимость поддерживать общество, нужное индивидам для их комфорта и выживания. Такой цели Зеро Ту не преследовала — сообщество бессмертных не нуждалось в детях и довольно много где страдало от перенаселения. Всегда правая церковь даже ввела стерилизацию в ряде регионов, ведь План Творца — на то и План, чтобы предполагать отходы от локальной программы там, где надо не скатиться в хаос, дабы беспорядок не мешал следовать общей идеологии. Да и надо заметить, что в Логрисе проблему перенаселения обычно решили куда более консервативным и социалистическим способом — просто брали и приказывали тем или иным гражданам покинуть места жительства и отправиться обживать пока ещё никем не поднятую целину, где разворачивались либо капиталистические фронтиры, призванные кормить себя сами, либо социалистические колхозы, призванные кормить не только себя, но и экспортировать продукцию в индустриальные регионы; переселение туда обычно производилось целыми кланами, которым разрешалось в любом количестве брать движимое имущество. Конечно многие сгинули, став жертвой бандитов или изуверских еретиков, племён скардинов или банальной непогоды, но кого могла волновать судьба отдельно взятого индивида при социалистическом режиме, коли дело касалось блага большинства, ради коего требовалось улучшить дело по-быстрому? • Вторая причина для деторождения заключалась в обычном похотении, для которого живёт рациональный релятивист. То есть просто из желания. Именно оно завладело Зеро Ту, неизвестно почему, но и не так важно — Хиро знал, что многие индивиды меняют свою точку зрения по ходу жизни, а живущий веками меняет позиции по многим вопросам весьма часто. Так Хиро однажды довелось в закрытой еретической библиотеки читать автобиографический трактат, где анонимный автор, живущий более семи веков, пробовал подсчитать, сколько раз он кардинально менял взгляды. Надо сказать, за тысячу лет Хиро вот не довелось ничего изменить кардинально в своём восприятии. В небе чаще прежнего гудели самолёты — церковные группы зачистки были вызваны истребить всех скрадинов. Как потом выяснилось, в одной из деревень жители тайно укрывали скрадинов — боевые монахи убили всех жителей и оставили лишь пепелище. Также, пользуясь моментом, религиозные фанатики объявили тихо проживающим тут общинам еретиков войну за случившееся — дескать, кто-то видел, как они совершают колдовские обряды — еретики уничтожались все, либо их просто бомбили с воздуха, либо чудотворящие монахи сжигали их лично фаэрболами и громовыми кольцами. Офицеры церковной гвардии заполнили кабаки и вели себя предельно нагло, приставали к женщинам и к симпатичным мужчинам, повадились утаскивать понравившиеся им предметы похоти в скромные уголки и там насиловать всем скопом. То есть вели себя эти привилегированные личности так, как привыкли у себя дома в социалистическом постиндустриальном обществе господствующего авторитаризма. Хиро и Зеро Ту застигнули одну такую ораву на месте преступления. Женщины вынуждали троих парней с ножом у горла ублажать их, в то время как мужчины насиловали пятерых женщин и задницы тех парней, которые ублажали женщин из числа церковных офицеров. Надо сказать, эти мужчины не могли поднять члены, сами имея по члену в заднице, потому недовольные насильницы угрожали с минуту на минуту убить своих жертв. Зеро Ту вышибла одной такой мозги: — Мне тоже ничего не будет, — Хиро показал социалистический чёрный жетон — и кому кровь прокипятил, кому сердце рукой вырвал, предварительно обернув кисть аурой, в кого отразил его же пули — так наша бравая боевая пара положила аж три дюжины гвардейцев. Это вдохновило жителей этого города и других перестать сносить негодяев — всякий страх перед властью остался позади, ибо на Фронтире привыкли рисковать жизнью, так кабатчики отказались обслуживать гвардию — в конце концов тут свободное либертарианское общество и кто хочет, тот того и обслуживает — народ линчевал всякого скота в мундире и вывешивал трупы на видные места. Да, тут жили свободные граждане, а не рабы социалистического строя, в котором всем правят кладущие в рот еду негодяи, требующие от своего скота в обмен на бесплатную еду и медицину творить любой беспредел по отношению к ним. Собственно главный аргумент со стороны социализма должен быть такой, что при не-социализме имеющий власть класс относится к простонародью как охотник к фауне леса — одно зверьё ему выгодно истреблять, на другое — выгоднее охотиться, чтобы брать пушнину, кого-то выгодно поддерживать, а на кого-то можно просто плевать — пусть себе с голоду помирает, когда я ем его добычу — при социализме же граждане — это скот на ферме, их кормят, каждый день кладут еду в рот и следят за их здоровьем, но не просто же так? Это должно окупаться. В том числе возможностью в любой момент сколько надо — пустить на мясо! И вот выбирай, гражданин, с кем тебе быть — с охотником или с фермером. Офицеры потребовали от боевых монахов покарать простой народ, на что вовремя засуетился Дик, заверив братьев по вере, что гвардейцев вещают на фонарях за дело, потому чудотворцы не только не помогли негодяям тиранить, но и сами наподдали «своим» при помощи молний и шаров племени! В конце концов эти фанатики не были совсем уж тупыми и слепыми — они видели какие дела обычно позволяет себе мелкая и высокопоставленная военная знать на побегушках у иерархов. Так Хиро оказался действительно прав по поводу безнаказанности — ничего никому не было! Иерархи только восприняли это как должный повод убрать тупоголовых шестёрок и поручить дело аскетичным чудотворцам и холодным иезуитам. Вот что означает авторитаризм — Хиро-то из своих! — Прости за такие проблемы, просто мы послали тех, кто оказался свободен, — извинилась матрона по скайпу. Когда отозвали эту мразь и оставили вменяемых оперативников-иезуитов, дела пошли нормально и спокойно. Зеро Ту вскоре оказалась в положении. — Как сильно в тебе взыграл инстинкт продления рода, — Хиро замечал, что Зеро Ту очень радостна и счастлива тому, что вскоре станет матерью. — Да, Хиро, этот инстинкт Природа использует, чтобы у неё вновь и вновь были жертвы для издевательств, чтобы вновь и вновь приходили в мир жертвы будущих страданий… Потому я всё ещё не могу отойти от ощущения, что поступаю эгоистично, порождая жизнь лишь потому, что мне так хочется, — Зеро Ту не могла избавиться от негативного мироощущения, в первую очередь потому, что она обладала достаточным умом, чтобы понимать — она права. — Зеро Ту, постарайся не думать об этом, сейчас пока всё нормально, — обнял её Хиро. — У меня дурное предчувствие, любимый, словно скоро случится нечто дурное. Хотя оно чистой воды иррационально, потому я не могу на него полагаться, мою душу не отпускает напряжение, чтобы я не делала, — ровно говорила любимая. — Просто помни, что я всегда с тобой, — держал он её за руку. — Мне нет нужды помнить то, что есть каждый день, Хиро. Ты — самое важное, что есть у меня… — Мне придётся подвинуться, когда у нас будет ребёнок, — сказал Хиро. Зеро Ту прожила весь срок беременности подальше от любопытных глаз в одном надёжном месте. Закон сверхценной религии призывал убить беременную краснокожую — «да не пощадит глаз твой, да не пощадит рука твоя той, чьё чрево вынашивает калюксово отродье». Это была цитата из той части Священной Истории, входящей в канонический перечень догматически правильных текстов, где речь шла о целом племени краснокожих — они бежали от жестокого обращения и создали своё национальное государство — увы, именитый пророк сразу же потребовал убить всех граждан этой страны, особенно акцентируя внимание, что абсолютно все должны быть убиты, включая беременных женщин; святые воины исполнили приказ — они оставили в живых лишь лучший скот и лидера этой страны, которого они захватили в живых для жертвоприношения — всем беременным женщинам воители Малельдила вспороли животы, всех младенцев подняли на мечи или разбили о камень. Короче, Господь есть Любовь, а если тебе кажется обратное — то это только кажется, твоя вина. Пророк, приказавший устроить геноцид, пришёл в ярость, вышел он к воинам Господа и обвинил: «Как вы посмели оставить в живых лучший скот для себя?! Разве сам Малельдил, говорящий моими устами, не приказал убить в логовище калюксова отродья вообще всё живое?!» Вот что значит — догматический теоцентризм! Ведь если мы не будем беспрекословно исполнять слова самопровозглащённых пророков этически непогрешимого бездоказательного Абсолюта, то как нам, бедным, ещё можно понять, что убивать и воровать в обычном уголовном смысле — это плохо? Лидер страны краснокожих оказался порублен на части прямо заживо в храме Малельдила. И хотя все эти акты крайней жестокости таких масштабов вершились очень давно, о них забыли даже сами участники, у Зеро Ту были все причины скрывать свою беременность даже от самых близких друзей. В срок родилась здоровая синяя девочка, цветом кожи в папу, в отдельных чертах этот ребёнок показался похожим на маму, а вскоре начавшие расти на пока безрогой голове волосы были седыми, только без оттенка розового, как у мамы. Ничего особенного в ней не оказалось, никаких отклонений. Официально никто бы не позволил оформить Зеро Ту опекунство вообще — краснокожих не допускали почти до всего, их обычно назначали на самые гадостные работы. «Вас приказано истребить, но мы позволили вам жить, уже за это вы должны быть нам благодарны, потому живите тихо и не жалуйтесь ни начто, потому что могло быть хуже, будете много жаловаться — станет», так звучала официальная позиция церкви. Потому Хиро вступил на этот раз в полностью официальный брак с Итиго, чтобы она считалась матерью ребёнка. Зеро Ту просто числилась в их семье как служанка, а иметь краснокожих среди слуг — вполне себе нормальная практика, недопустимая разве что для членов церкви. — Однажды и давным-давно, — Хиро в качестве сказки на ночь пересказывал для дочери третью часть из «Великого сказания», опуская лишние детали, — в одном прибрежном городе явился злой эльдил, он вышел из моря и потребовал приносить ему в жертву детей. Убоявшись могущества эльдила, жители начали приносить ему жертвы. Они оправдывали себя тем, что ради большего блага можно пойти на подобное, ведь злой эльдил мог своей мощью убить их всех. Правда они даже не подумали о том, что можно сделать — им даже не пришло в голову найти или создать оружие, способное убить эльдила или разыскивать того, кто мог бы это сделать, или попытаться сбежать с этой земли, так как только на ней эльдил обладал властью, — это уже Хиро добавил про себя, когда проанализировать историю, рассказанную в «Сказании». — Эти жители города слишком легко пошли на подобное. В этом их преступление, как мне кажется. — Кто победил морского эльдила? Ведь как в других историях, злодея кто-то побеждает? — уже могла догадаться дочь. — Да, один волшебный странник смог победить эльдила, и это… не так важно, — подумав, сказал Хиро. — Важно то, что после победы этот город не долго просуществовал — жители окончательно стали жестокосердными, ведь привыкнув к бессердечному отношению к своим детям, они по ходу долгой практики жертвоприношений похоронили в своих душах то, что делает нас добродетельным в конечном итоге. Потому после победы над эльдилом они не зажили счастливо… Они погрязли в распрях и пороках — однажды одному из старейшин влиятельной семьи понадобилось избавиться от конкурентов, при этом сделать так, чтобы никто не заподозрил. Будучи членом инквизиции, он закрывал глаза на тайное общество либертинов — да, либертинаж всегда расцветает там, где живёт жестокосердие, — он приказал ведьме-либертинке имитировать эпидемию, то есть биологическим оружием убить конкурентов и ещё целую кучу левого народа для отвода глаз, так как об их вражде слыхали все и смерть одних лишь конкурентов могла бы выглядеть подозрительно, и родственники конкурентов наверняка попробовали бы отомстить. Они это сделали, но то ли что-то вышло из-под контроля, то ли либертинка решила убить вообще всех благодаря предоставленной возможности, чтобы потом забрать их богатства, но разразившаяся хворь погубила почти всех жителей. — О, это было им наказание за грехи? — спросила дочка. — По телевизору говорят, что возмездие за грех — смерть. — Нет, это было не наказание, это было естественное следствие зла и развращённости. Не путай наказание и просто механистическую причинно-следственную реакцию тех или иных событий. Если я выпью яд и умру, это будет не наказание, это будет цепь событий. Точно также я могу выпить лекарство, к которому у меня окажется индивидуальная непереносимость, я тоже возможно умру. Но это не будет наказание. Точно также доброе дело может привести тебя к гибели. Потому добро надо делать из любви к добру, а не из любви к награде, как это делают теоцентристы, готовые абсолютно на всё ради сомнительного загробного блаженства, лишь потому что сама идея спасает их от экзистенциального кризиса. Что же касается жителей очередного грешного прибрежного града, то они все погрязли во зле в значительной степени — прямо как наше общество, где многие готовы убить твою маму лишь потому, что якобы сверхсущество, которое они никогда не видели, взамен готово обеспечить им блаженство в загробной жизни. Разница между нашим обществом и тем лишь в том, что наше — не только зло, но и безумно, так как бездоказательно верит в самопровозглашённых пророков, а те жители приморья всё же доверяют тому, что они могут увидеть, пощупать и понюхать сами без всяких сомнительных провайдеров. А так, что мы, что они в огромной степени впали во зло и это случилось ещё до моего рождения и продолжается уже тысячу лет, хотя сейчас мы стали добрее, чем раньше. Сейчас гораздо меньше вероятность, что на твою маму нападут фанатики. А вот тем из приморья повезло меньше — они пали во зло капитально. Ведь чтобы имитировать эпидемию им потребовалось заразить все водные источники — нашлись слуги, которые за деньги всё это сделали, нашлись союзники задумавшего это дело старейшины, которые это одобрили… То есть тут сработала всеобщая порочность. Зло — саморазрушительно. Правда это не значит, что всякий порок будет наказан — это уж как повезёт. Нет никакого Морального Закона Природы, в существование которого священники пытаются убедить, говоря, что если со злодеем случится беда — то это божье наказание, если с личностью добродетельной — то это божье испытание. Согласись, с таким подходом можно доказать всё что угодно. Впрочем, мы можем огородить тебя от нудных богослужений и прочих молитв и проповедей, к которым принуждает власть простой народ. Я только расскажу тебе о них, чтобы твоё невежество в этом вопросе не выдало нас с мамой и чтобы, это самое главное, ты понимала, какое господство зла, порока и безумия скрывается за фасадом благополучной социалистической теократии. Зеро Ту вскоре вновь стала ждать ребёнка. — Я чувствую, ты намерена дать начало большому роду, — посмеялся Хиро. — А что в этом такого? — болтала она ногами, лёжа на животе. — Ну, — такой же нагой Хиро прильнул к ней, — ничего! Похоже, пока всё шло нормально, Зеро Ту после рождения первого ребёнка смогла смотреть в будущее ясно, оно за тысячу лет впервые показалось столь безоблачным. Хиро же, используя свои усиленные после контакта с Йог-Сототом возможности, смог развить в себе способность сокрытия, позволяющую убрать из сознания всякого смотрящего тот объект, который он воспринимает. Наложив такие чары на Зеро Ту и даровав дочери защиту от подобного, он теперь мог спокойно гулять с женой по городской улицы, даже тогда, когда у той начал увеличиваться животик. Чары, надо сказать, были не абсолютными и позволяли ничего незамечать лишь до тех пор, покуда Зеро Ту сама не обращала на себя внимание. Как показали эксперименты, порог восприятия того, что требовалось сделать для возвращения нормально восприятия, у всех разнился, но в целом — покуда Зеро Ту шла просто по городу, а головы прохожих занимали другие мысли, никто не воспринимал девушку. Камеры могли увидеть её, но таковые находились лишь вблизи важных заданий, потому просто ходить по улицам было безопасно. — Мама, а как мы назовём братика? — поинтересовалась дочь, держащая обоих родителей за руки, в тот день они смогли впервые определить пол будущее ребёнка — он развивался без отклонений, а значит пришла пора давать имя. Подаренная девочке змейка колечком обвила её шейку и высовывала язык — Хиро хотел, чтобы дочь научилась ценить жизнь других благодаря заботе о живом существе.  — Я ещё не придумала, — Зеро Ту с любовю потрогала увеличенный живот. — Пусть папа думает. Я уже назвала тебя, так что — его очередь. — А может быть она его назовёт? — улыбнулся Хиро. — У неё скоро проклюнутся рожки, уверен, она достаточно взрослая, чтобы дать нормальное имя! Я не подарил бы ей живое существо, не будь я уверен в её… Он замолк. Все нутром почувствовали присутствие угрозы, которая лишь через несколько секунд заставила Арбол померкнуть на собой. Тысяч крестов затмили небо. ВИРМ — на расу господ нашлась своя раса господ. Можно сказать, на всякого Агага найдётся свой Саул, но и самому Саулу не стоит зазноваться и забывать, что на него отыщется свой Адольф [9]. — ВИРМ напал потому, что счёл вашу расу опасной из-за потенциальной возможности, созданной всего лишь одним из вас — Хиро, твоим учеником, таким опасным для ВИРМ он стал после того, как миновал Врата Йог-Сотота и узрел мои транцендентные игры, — говорил Закатный Оракул, он же Ползучий Хаос Ньярлатхотеп, он сидел на престоле, а глас глумящегося Бога Зла доносился до ушей Оракула, чей магический щит трещал под натиском энергии ВИРМ. — Ты думал о том, убить тебе Хиро или нет, и ты мог бы убить его и так спасти Малакандру, потому что со смертью Хиро ВИРМ перестал бы видеть в вас угрозу. Но ты не смог найти в себе силы убить своего любимого ученика. Вот видишь, как добродетель губительна? Смотри, что ожидает преданных её служителей. Разве судьба тех отродий Йог-Сотота не научила тебя остерегаться любви и добродетели? Глупец, теперь ты наконец познаешь рок, от которого я сохранил тебя тогда на этот день. Никому не дано восстать против рока, покуда я, Ньярлатхотеп, повелеваю этой Вечно Преступной Природой! И никто никогда не одолеет меня, потому что я — Господь! Моя всемогущая сила защитит меня от любого праведного возмездия! Гибни, дурак, и знай — ты погубил всех! Унеси с собой чувство вины в Глотку Калюкса Красного, таково моё последнее злодеяние в твой адрес!