Рагнарок Старшего Бога Евангелиона

Хиро, Король рëвозавров… Коронованный катастрофой, ставший правителем своего вида, точнее того, что от него оставалось, в результате страшной апокалиптической бойни — судьба словно вылепила из несчастного вдовца пародию на любого эпического героя-защитника из всяких пророчеств, сказаний, романов и прочей фэнтези́: ведь ему удалось победить ВИРМ, но его жестокая схватка, — которая велась, несомненно, на более высоком уровне бытия, чем материальная сторона Вселенной, три еë измерения и одна ось времени, — их битва, на привычном вещественном плане существования осязательного космоса, превратила всю цветущую планету в совершенно непригодную для жизни выжженную пустыню, с огромной лавовой раной на поверхности и смещëнными магнитными полосами. Лишь благодаря на скорую руку выполненной трансгуманизации тут мог кто-то жить — давление истончившейся атмосферы, спокойно проходящая радиация, — вызывающая колоссальные бури трепыхающегося сияния там, где можно было сквозь низко висящий смог наблюдать за более чистым небом, — отсутствие пригодного для дыхания газа, даже банально невозможность получать пищу — больше это не имело значения. С помощью силы и знаний, которые он получил при прохождении врат Йог-Сотота, Спаситель Хиро даже попытался вернуть к жизни умерших — кто-то вернулся из праха, но большинство стали чем-то лишëнным разума [1]. Но самое главное — не вернулась она, Зеро Ту, краснокожая жена, усопшая, она не услышала его и продолжала без признаков жизни, или скорее, сознания, покоиться перед ним. И отчаяние от разлуки делалось невыносимым. Время лечит, говорят мудрецы, — его учитель, Оракул, вернувшейся телом из праха и душою из страны теней начисто изуродованным, но всë же разумным — он так тоже говорил, но Хиро чувствовал, он не может жить без той, с кем прожил бок о бок, в любви и согласии тысячу лет, даже если ещё одна тысяча лет минует впереди. Герой плакал каждый день о своей утрате, каждый день, которые все стали однообразными в сумраке сплошной ядерной зимы. На поверхности царил ад и потому, полные скорби, разумные рëвозавры ушли в недра, лишь немногие из воскресших оставались под этим небом горько оплакивать свою участь, включая его. Отчаяние не проходило, прямо как эти затянувшие свод пепел и пыль. Муки не стихали, наоборот, они становились только сильнее! Но самое страшное — он не мог уйти: свою дочь он не мог оставить, свой вид, мессией-спасителем которого ему довелось стать в эпоху, когда Творец Всемогущий забыл про них — если вообще когда-то помнил, — он не мог всë это просто бросить и умереть, свести счëты с реальностью, которую всегда ненавидел. Это разрывало его, но держало здесь, а отчаяние росло и становилось невыносимым, чтобы он мог продолжать жить, но и умереть ему тоже не представлялось никакой возможности. Жизнь обернулась тюрьмой, клеткой постоянно пытающей его душевной боли, от которой не спасали никакие дела, неважно, что он делал — спасал своих, возводил призванную стоять миллионы лет цитадель Гран Криваса или давал новую жизнь своему же дитя, Чаду, прошедшему через Купель Перерождения. И вот в силу этой непереносимой муки, Хиро решился на самый последний и самый отчаянный шаг из тех, на которые он только мог решиться, исключая самоубийство, хотя то, что ему пришло в голову сделать, с точки зрения подавляющего большинства ни чем особенно от самоубийства не отличалось… Последней каплей, подтолкнувшей нашего страдальца к такому шагу, обернулись слова изуродованного Оракула — возвращëнный к жизни Учитель рассказал о том, что в момент атаки ВИРМ не абы кто, сам Малельдил Юный, он же Ньярлатхотеп, открылся ему в видении и так нагло глумился, говоря, он, старый дурак, не мог убить вернувшегося из-за Врат Йог-Сотота Хиро, а ВИРМ лишь из-за получившего такую силу одного-единственного рëвозавра сочли их вид опасным и потому напали — мол, старый дурак, ты и Хиро виноваты во всë, не будь вас — не случилось бы ничего такого. Они виноваты в смерти цивилизации рёвозавров. Полный ненависти и боли, Хиро знал, это сам Ньярлатхотеп виноват — он натравил ВИРМ, попутно хитро обведя вокруг пальца эльдилов, расу энергетических, духовных вампиров, которые ему поклонялись и, видимо, надоели, наряду с Логрисом. Конечно, сколь мог предположить Хиро, религиозные войны, распри, гонения, геноцид еретиков и целых биологических видов, истребление язычников и раскольников, преследования невинных, ложно обвинённых, виноватых в надуманных преступлениях, жестокие политические наказания для врагов народа и церкви, для членов их семей (на фоне показушного милосердия и снисхождения к обычным преступникам) — всë это зло, творимое тысячи лет под игом догматической авторитарной деспотии, именем Господа, очень забавляло вот как раз то злое, двуличное, подлое, садистическое существо, которому данная религия себя посвящала и в кого данная вера учила верила — потому иерархи Логриса не могли получить упрёк в том, что их культ кого-то злостно обманывал, как любили поносить сей социальный институт вольнодумцы, либералы, деисты и пантеисты — Логрис верно служил своему личностному небесному владыке. Ну вот просто Ньярлатхотепу эта служба откровенно приелась за несколько тысяч лет и негодяй вознамерился потешить себя новой драмой, каковую и разыграл, дёргая за ниточки и не верша ни одного злодеяния сам, но подводя к этому других — эльдилы пытались обезопасить себя и стремились к благополучию для своей стаи; как и ВИРМ — последние ещё и защищали свою стаю от той смертельной угрозы, которая должна постигнуть их расу в будущем, и именно в силу этих действий эта угроза появилась и их сгубила; он же, Хиро, тоже делал что должен — боролся и мстил — и вот в конце концов эльдилы, даже их вождь Оярса, погибли, ВИРМ тоже убиты, а он — весь в таком смятении и отчаянии продолжает жить посреди выжженной пустыни, бывшей его планетой, в окружении уродов и безумцев, бывших его братьями и сёстрами, в напоминание о том, как он спас всë это дело от ВИРМ! Рядом покоилось бездыханное тело Зеро Ту, в напоминание о том, как он также «спас» свою возлюбленную. Это виделось как участь хуже смерти, по крайней мере тягостней возвращения в забвение, коим он наслаждался до выхода из материнского чрева. И зачем они родили дочь?! Они знали лицо этой жизни! Им нет прощения! Их дочь по их вине появилась на свет, чтобы мучиться здесь, в этом аду, называемом «миром»?! Кто ж знал, что нагрянет такая боль после того, когда, казалось бы, настали процветание и безопасность! Но да, шлюха-судьба и демоница жизнь обманчивые девы — только вот всё кажется мирно, как налетает ураган. Глупая церковь Логриса учила, что все жизненные проблемы — это запланированные испытания Небес, призванные сделать нашу личность сильнее, сострадательней и добрее, выковать наш характер. Мерзость! Какое же мерзкое учение, хотя и закономерное — невозможно любить жизнь, зная еë лик, невозможно любить реальность, зная, как ты над ней не властен и как, невзирая на все твои старания, всё может за один миг, час или день рухнуть. О, бедный Хиро, ты испил эту горькую чашу до конца, — страдания не делают нас добрее, точнее не чаще, чем что-либо ещё, зато часто страдания делают тебя озлобленным и готовым на многое, лишь бы их прекратить. Хиро знал, что на самом деле хаос правит судьбами живущих и потому на голову любого из нас может выпасть сметающая катастрофа. Это не замысел, это случайность. Теперь Хиро ещё больше возненавидел Логрис, он проклял это учение и изгнал всех, кто его ещё придерживался — пусть живут, надеясь на своего Творца Всемогущего! Постоянные размышления обо всём этом вынудили его сегодня подняться из пыльного угла, куда он забился и где час от часа рыдал и рвал волосы, и поплестись медленным шагом туда, где он в последний раз сможет, возможно, хоть что-то изменить… Купель Перерождения — нечто на вид из бледно-синей склизкой органики, размером с дом в три этажа, всë покрытое тонким и блестящим от жира эпителием, который только и удерживает это нечто в форме рыбы-капли. А сверху раскрыто влагалище или нечто очень похожее, ведущее в другое измерение, откуда слабо струился свет, которого не можете быть в этой Вселенной. Вокруг, как своего рода ограда, сцеплены до невозможности монструозные, состоящие как из тëмно-синего вулканического стекла, причудливо-ветвисто рогатые и вытянутые оскалами гаргульи — те, кто отважился ступить в Купель Перерождения, но не смог сохранить личность и стал этим печальным напоминаем… Массивный свод Гран Криваса тяжело нависал, тянущиеся густой сеткой синие пульсирующие расщелины в застывшей магматической породе служили источником тусклого голубого освещения, более или менее равномерно спадающими на перекинутый к Купели каменной мост. Король появился здесь не один — из-за серых циклопических колонн за ним пристально следила пара не совсем симметричных очей. — Ты хочешь погрузиться в этот ад? — шлëпал уродливого вида босыми стопами Двуликий, — правая нога была узкой, подошва левой выглядела плоской и немного опухшей, еë пальцы казались очень короткими; Двуликий немного прихрамывал при ходьбе, — правая нога была чуть длиннее левой, — так наконец он явился из-за арки моста, а вернее они: брат и сестра, оба схоласты-иезуиты, воскресшие в виде одного рëвозавра, наполовину женского и наполовину мужского, разделëнного в рост примерно поровну. Как можно было заметить благодаря отсутствию одежды, на правой стороне торчала женская грудь, одна, не очень большая по девичьим меркам, и ей где-то симметрично, может самую малость чуть ближе в сторону ребра, так как мужская часть была шире, — дамской части бюста соответствовал маленький мужской сосок. Снизу перед влагалищем болтался мужской член. Тело, с большим количеством прожилок и раздутых вен, казалось соединëнным очень грубо и некрасиво — правая половинка принадлежала сестре, левая брату — у первой лицо выглядело более овальным, у второго — более округлым, но если не приглядываться, то разноцветный лик, состоящий из равных половинок, мог показаться вполне стройным. Нос был небольшим и примерно одинаковым у обоих, потому наряду со ртом не создавал диспропорции. А что создавало — так это глаза: у сестры разрез был более узким, у брата — более овальным, округлым — всë же они родились от разных жëн одного и того же рëвозавра. В этот раз к Хиро напряжëнно обращалась именно мужская часть Двуликого, по тону было понятно. Говорила, сурово буравя одним своим оком, второе зерцало, женское, — выражало совсем иные эмоции, а именно чувства полной обеспокоенности и тревоги. От обеих половинок головы отходили разные волосы — гладкие синие от женской и более непослушные и густые бело-голубые от мужской, где кожа была также светлее, по сравнению с женской более тëмной. Рога выглядели где-то одинаково, но находились слегка на разной высоте. — Да, я больше не могу ничего бояться, — Хиро в своих серых гладких ботинках, которые он, кажется, не снимал с момента атаки, дошëл до конца моста. Сейчас он взирал на свои ноги, стоя в бежевом облегающем городском костюме, во многих местах подтëртом, пыльном и со следами мелких ожëгов. Длинные, засаленные и полностью растрëпанные волосы печальной гривой спадали далеко за спину, синие рога слабо блестели. — Хиро, умоляю!.. — предельно эмоционально закричала женская половинка Двуликого, которая оставалась к нему не равнодушной. — О-оставь эту Зеро Ту! Будь со мной! Я… я обещаю, что буду тебе верной женой! С этой составляющей Двуликого ему доводилось раньше проливать сперму — и она, кажется, с головой влюбилась в него и страшно ревновала к Зеро Ту. — Замолчи! — едва сдерживая себя, Хиро бросил злой оскал и горящий взгляд из-за плеча, по большей части, впрочем, скрытый длинной чëлкой. Он ничего более не сказал, ибо одно это слово сполна выразило всë то презрение, всю ту ненависть, что он питал к самой идее отношений — без Зеро Ту это ему опротивело. И уж тем более сама идея заменить Зеро Ту не могла прийтись ему по душе. — Хиро!.. — у женской части Двуликого потекли слëзы из своего глаза, соседнее око же смотрело зло и сосредоточенно, принадлежащий его стороне покрытый болезненными венами кулак оказался сжат в напряжении, почти вся кожа той руки выглядела так, слово пережила сильный ожёг, каковой зажил, но оставил такие неизгладимые следы. — Не знаю, как ты намерена с ним спать, сестрица, не спросив меня, — говорил брат, — но ты, Хиро, эгоист! Ты бросаешь нас! Ты думаешь только о своëм горе! Как так можно, уйти туда, где ты наверняка погибнешь, ничего не добившись?! — Ебать святого Малельдила! Да, я эгоист — ты прав! — полностью повернулся Хиро к Двуликому, — и всегда им был! Я всегда думал только о себе! Признаю! Зеро Ту — просто моя вторая половинка, потерять еë, как потерять часть себя! — Брат так говорит, — вскричала женская часть, — лишь потому что он сам хочет получить великую силу от Шуб-Ниггурат, но страшно боится к ней даже подойти! А ты готов ради своей любви кинуться ей хоть в утробу! — Завали ебало, шалава! — грубо оборвал её дальнейшие слова брат, он говорил злобно и часть лица его выражала гнев, в то время как другая стремилась горестно рыдать — одно лицо, пусть даже аккурат состоящее из половинок двух, не могло размеренно выразить эмоции двух душ, каждой из которых отводилась своя половинка мозга. — Хиро, вне зависимости от своих мотивов, я проклинаю тебя! Указал толстым мужским пальцем Двуликий. За это Хиро рассмеялся, нервно откидывая голову. — Я и так сполна проклят! — обернулся он и вновь резко показал пыльную спину, оттолкнулся почерневшими от сажи подошвами ботинок и прыгнул в широко раскрытое лучезарное влагалище. — Хиро! — только звучал вслед вопль ужаса из уст Двуликого, от его женской части. Всё же ей довелось страстно вожделеть его. Но не любить. Потому озлобленная девица также послала в спину сиганувшего своë проклятие: — Я ненавижу Зеро Ту! Она отняла тебя у меня, Хиро, даже после того, как сдохла! Пусть ты никогда еë не найдëшь там, даже в аду! Слышишь, Хиро?! Если не со мной, то ни с одной женщиной тебе не найти счастья! Хиро сам пережил столько всего, что на удивление сейчас, падая в преисподнюю, не мог полноценно злиться на эту женщину. В такие минуты всех постигает отчаяние и все снимают свои маски. Каждый становится сам собой. И Хиро был эгоистом — он правда таким себя считал. Потому не ему осуждать властолюбивого, лицемерного и трусливого брата, и ревнивую, вожделевшую его сестру, преисполненную чувством собственности. — Шуб-Ниггурат! — падая в неземной свет, Хиро знал от Оракула истинное имя Матери Малакандры, жены Малельдила Третьего, величаемого также Йог-Сотом. — Я иду к тебе! Я побывал у твоего мужа, теперь сделаю визит к тебе! Всематерь его услышала. Кровавые щупальца Демоницы Жизни тотчас материализовались из льющегося света — одно из них молнией пронзило грудь Хиро! — Ва-а-алгх! — налетевший как бы на эту погибель герой страшно напрягся в ответ, схватился руками за основание окончания этой склизкой штуковины, щупальце перекрутилось и так прошло сквозь грудь и спину, к удивлению, не оставив повреждений, — воля Хиро оказалась слишком сильна, чтобы даже у Шуб-Ниггурат достало мощи убить его, по крайней мере столь непринуждённо, — она только порвала и так изрядно потрëпанный ни к чëрту городской костюм и обнажила почти весь мускулистый ярко-синий торс с кубиками пресса на животе. — Я сражусь с тобой, если надо, Шуб-Ниггурат! Хиро стиснул кулаки, бешено пульсирующие вены как налились раскалённым металлом, прожилки особенно явственно выступили ветвящимися линиями на синей кожи, рога пылали словно живой молнией, глаза стали безднами лазурита. — Давай! Давай! Я пришëл за Зеро Ту тебе в чрево и не уйду без неë! Вокруг неистово всколыхалось кроваво-багровое мясо, постоянно что-то образуя из себя, из кровавого мха, и вновь распадаясь в нечто похожее на фарш. Выбросившиеся на этот раз со всех сторон мохнатые придатки с остервенением атаковали гостя — концы вновь вонзились в торс, растянули руки, загнувшиеся влажные языки обхватили ему до боли напряжëнные бицепсы, ещё сильнее сорвали одежду с бëдер… но живой организм не уступил им, не изменился и не стал частью этого бурлящего месива — где всюду и везде бесновались гротескные живые органы, клокоча в какой-то свой утробно-хлюпающий унисон. — Шуб-Ниггурат, давай! — Хиро извернулся, крутанулся усилием воли и весь как вынырнул живой и абсолютно невредимый прямо из схлопывающегося мясного шара мохнатых щупалец и красных языков. Этот объект вновь распался в окружающий кроваво-багровый беспорядок, перемешанный со вспышками наземного света и дырами тьмы. Когда оставшейся в одних лохмотьях, свисающих на ногах, Хиро в высоком прыжке покинул то пропавшее за плечами скопище, то пролетающего вновь захватили багровые лианы, одно из них снова пронзило живот и на этот раз вышло роговидным концом изо рта — оно бесследно пропало лишь за тем, чтобы воронкоподобная горячая живая плоть разных цветов вновь вошла к нему в раскрытую утробу, она прошла по содрогающемуся горлу, в то время как языки и придатки вместе с ветками и чем-то похожим не пенисы обездвижили отчаянно вырывающейся жертве руки и ноги. Стоило бы Хиро окончательно поддаться страху — и чрево Шуб-Ниггурат безвозвратно обратило его очередной гаргульей, как оно обращало всех, кого вбирало, вот так возвращая в свой тигель и исторгая вновь. Это был истинный облик Вечно Преступной Природы, Демоницы Жизни. Но Хиро об этом не думал — ему было плевать. Он разомкнул изнутри хватку огромного числа мясных придатков, отшвырнул от себя концы извилистых кровавых лиан и с диким воплем провалился через крону чëрных деревьев. Тогда он очутился в месте, где внизу и верху, с боку, справа, слева, вообще везде, постоянно меняя расстояние друг от друга, двигалась, копошилась и наползала сплошная и при этом как бы сильно смазанная облаковидная масса разноцветного мяса, щупалец, древесных веток, лиан, паутины и прочего густого добра — всë, абсолютно живое, дрожало здесь. Взгляд Хиро отважно устремился прямо к центру сосредоточения всего этого кошмара — к пылающему чëрному солнцу, с которого на пришельца обильно струились лучи мрака — гость из царства живых отлично видел сквозь них или, вернее сказать, ясно видел в них. Теперь полностью обнажëнный, под отбивающую барабанный бой пульсацию в раскинувшейся сети покрывающих его вен и, особенно, в висках, с развивающейся гривой чëрных волос, он стоя предстал перед самой Шуб-Ниггурат. Здесь не простиралась твердь, странник из страны под Солнцем просто находился в положении стоя, прямо и ровно, мокрые босые ступни словно опирались на незримый пол, протянутый над незатихающим водоворотом органов и разных цветов, где неистово двигались ветки, щупальца, отверзались влагалища и сочились слизью причудливые витые коряги. Хиро достиг таких глубин отчаяния, что ничего не боялся, и даже само Шуб-Ниггурат не вызвало у него такого уж панического и начисто уничтожающего рассудок страха. Его маленькая синяя фигурка отобразилась в полностью чëрных, блестящих, мокрых очах, на вытянутой мохнатой морде, венчаемой короной торчащих в разные стороны рогов; сама эта голова словно короновала тушу угольно-чëрного, влажного насекомого-древа, очень большого и бывшего в совокупности всем чëрным солнцем, сердцем этого, с позволения сказать, места. Это всё была Шуб-Ниггурат, ничего тут не прервалось и нигде оно не разделялось само с собой, везде сцепляясь так или иначе своей плотью, везде будучи мясом и древом, мхом и мехом, членом и влагалищем, светом и тьмой, газом, жидкостью и мякотью, облаком — и не было видно Всематери ни конца, ни края… Прямо как в описании Оракула — Шуб-Ниггурат постоянно порождает бесчисленных детей и пожирает их, и никогда нельзя понять, где начинаются они и где кончается она. — Шуб-Ниггурат! Я знаю, Шуб-Ниггурат, у тебя есть власть над жизнью и смертью, над тинтикурой жизни, над кругом перерождения и над круговоротом душ. Ты — Созидательная Сила. Я прошу тебя, дай мне воссоединиться с Зеро Ту! Я заплачу любую цену! — так сказал Хиро, нервно смыкая губы во время разговора и что до него, что после, держа светлые клыкастые зубы рёвозавра страшно оскаленными. И Шуб-Ниггурат, нависая одним великим, размашистым и угольным древесным арахнидом, словно паук в центре паутины, со всеми своими ветками-конечностями, образующими крону, со всеми грудями и сиськами, оно наклонилось — с вытянутой головы многоглазого Бафомета выбросился длинный язык, такой же чëрный, как всë это солнце чистой тьмы. Хиро, не изменяя оскала, со свирепым и в то же время смиренным, даже покорным ожиданием наблюдал за тем, как эта штука приближается. Поразительно, что всю жизнь будучи атеистом, а с недавних пор — и откровенным богоненавистником, в итоге он оказался вынужден просить у Высшего Существа милости! Милости, но теперь без капли лизоблюдства, как делают обычные верующие, начиная со слов «боженька, прости!» Пусть даже он просит такого небесного владыку. Пусть религия его народа слащаво идеализировала то, что лежало в основе мироздания и было таким, чудовищным и ни к чему не обязывающим. Но от отчаяния, давящего изнутри, Хиро в последний момент склонил свою рогатую голову, слëзы падали по щекам: — Пожалуйста, верните мне Зеро Ту-у… Конец языка вонзился в него, заставив с шокированным заплаканным взглядом откинуть голову. Неужели он миновал вход и его ужасных привратников лишь для того, чтобы его столь бесславно с говном сожрали? Нет, тут было что-то другое. Шуб-Ниггурат дëргнуло свой хищный язык обратно, и нанизанный на его конец, истекающий синей кровью Хиро исчез в глотке Бафомета… *** Синдзи поднялся с постели рано утром — сколь были тут применимы такие понятия. Каору, Икуно, Наоми и Мари ещё глубоко спали, только первый вдруг тихо оторвал голову от подушки и осознанно посмотрел на спину супруга, и незаметно вновь припал головой к подушке, решив не быть навязчивым — если он понадобится возлюбленному, его разбудят. Синдзи в статичной предрассветной тишине натянул предельно короткие шорты-полуюбку, самого что ни есть девичьго вида, и топ-майку, оставляющую голым живот, поправил волосы перед голографическим зеркалом с помощью поддерживающей ленты, еë он редко носил и сейчас делал это только для создания вокруг себя гламурно-бисексуального стиля и духа. После чего осторожно покинул друзей, друмлющих на крыше под открытым небом, почти бесшумно касаясь пола босыми ногами, Синдзи сбежал по ступенькам, прошëл к столу в гостинной, расположился там один, в тишине, где никакие звуки не тревожили его — вставил наушники, стал выбирать трэки. Всë так. Я пал в твоих глазах. Себе хотел доказать И верил, что никто не нужен мне. Теперь, когда сжирает боль, Пора быть честным с собой: Любимые всего и всех важней. Я с тоской готов принять: Лучший выход для меня — Уйти и навсегда исчезнуть. Не изменить того, что есть. Что было счастье — ныне крест. Мне вновь не полюбить. Мир рухнул в бездну. Хочу вернуть я всë назад. Я знаю, я виноват. В доверии любимых — жизни смысл. Всë так. Нам не забыть, увы, Ни гордости, ни любви. О, как же убивает эта мысль… Стирается реальность, На части рушится мир, Рушится мир, рушится мир. Стирается реальность, И я всë падаю вниз в своих глазах, падаю вниз… В глубине души я знаю, что мне вновь не полюбить. Потерял я всë, просто всë — Всë, ради чего имело смысл на свете жить. Всë так. Нам не забыть, увы, Ни гордости, ни любви. О, как же убивает эта мысль… Стирается реальность, На части рушится мир, Рушится мир, рушится мир. Стирается реальность, И я всë падаю вниз в своих глазах, падаю вниз… Слушая музыку, Синдзи активно раскачивался на стуле и как бы дерижировал руками, а иногда и легонько напевал. — Какую песню ты слушаешь? — поинтересовался тихо топающий туфлями Шут, касаясь красного галстука, что особенно бросался в глаза на фоне белой рубашки, этот важный «секретный агент» в чëрных брюках и растëгнутом чëрном же пиджаке, кида в разные стороны пренебрежительного вида взоры со своего мерзковатого лица, казавшегося гадостно-желтоватым. В этот момент зловещего вида молодой человек воспринимал отголоски снов и мыслей окружающих. — Э-э, — Синдзи терпеть не мог, когда его спрашивали о таком посторонние, да ещё и Шут так внезапно появился — сбил весь настрой. — Это «Приди, сладкая смерть» [«Komm, süsser Tod»] [2], песня, стихи которой написал я сам пару месяцев назад, музыку потом сыграл Каору, а исполнила еë певица, которую ты наверное не знаешь, и она не знала, что авторы — мы. Эта песня даже стала хитом, но мы с Каору не стали признаваться в том, что мы авторы, потому что тогда для жизни певицы возникнет угроза от лица религиозных фанатиков и прочих сумасшедших. — И от чьего лица песня поëтся? — Думаю, от моего лично. — Угу, понял… — Шут прикусил губу и потрогал свою короткую и редкую щетину, которая всегда в таком состоянии была на его лице, сколь Синдзи видел эту сумрачную личность. — Как в тему. Шут постоял, наблюдая за тем, как Синдзи, перестав качаться, делает унылое лицо и смотрит в другую сторону. — Ладно, я пойду, а то я знаю — люди не выносят моего присутствия, аура псайкера внушает ужас, — разворачиваясь, Шут сошëл с места. — Тем более речь идёт о такой нежной душе, как ты, Синдзи… Паренëк в наушниках ничего не сказал. «Приди, сладкая смерть» закончилась ещё до появления этого, и когда Шут пропал, Синдзи переключил — трагичная песня сменилась более бодрой, теургически-мистической [3]: The black earth luxurance Is the food of the mind In the alchemical lab of the nature Is the true tunnel of Set The serpent coil, out of earth And offer fruit of knowledge Eat it and become like God And enter the astral skies There is a secret network of below Here in the tunnel the flesh of Gods grow The Gods of the earth of mind from the stars Eat the flesh of Gods and become one of them Revive the old sacrament from the days of paganism That open the third eye and eneter astral skies Falling down stardust into planet pores Embryo of Godhead is i this spores Enter dreamtime, the continuum of space The gate of time Is what you can reach Flesh of the Gods will fertilize the mind The fruits of Gods id what you will eat Это прибавило Синдзи бодрости, положив ногу на ногу, парнишка в наушниках активно задëргал руками. — В принципе, тоже в тему, — почесал свой шершавый подбородок Шут, по мере неспешной ходьбы он поднял взгляд наверх, в сторону той части дома, где находился Хиро… *** Экстрамерные желудки Шуб-Ниггурат гудели, в сокращениях пропуская Хиро, внешне ставшего подобием сперматозоида. Его потянуло по трубе, пуповине, где за полупрозрачными стенками дрожали всевозможные органы и сплетения сосудов. В какой-то момент его взору предстал невероятный пейзаж — чëрный многоглавый Бафомет, со всеми своими корягами и ветвями наваливался на скопление космических пузырей, преисполненное вселенской угрозы и столь же ярких галактических видов, то и дело блестающих внутри таких шаров. Не было видно, где заканчивался один и где начинался второй — но тут точно всë разделилось на этих двоих экстрамерных чудовищ. Шуб-Ниггурат, сколько доставал взгляд Хиро, таки имела горизонт, из которого исходила, и он был окрашен яркой чëрной тьмой чернильно-чернеющей впадины — Хиро никогда в жизни не видел такой черноты. В свою очередь сущность из множества шаров и щупальца, громыхающая то и дело молниями и во многих местах окрашенная алыми ореолами, разливалась из мути некого газообразного тумана, каковой Хиро уже видел один раз. Чëрные, но всë же менее чëрные, чем та пропасть, откуда тянулась Шуб-Ниггурат, просто дëготного облика щупальца извивались из сфер-вселенных, и каждое, вонзалось в своë влагалище Шуб-Ниггурат, сочащееся влагой среди всей еë разноцветной облачной мешанины наземного света, чëрных провалов, мяса, древесины, мха, меха, грудей и бесконечного рода конечностей. Эта облачная сущность в ответ всë пуще и пуще содрогаясь, обильно обволакивала переливающиеся звëздами сферы, идущие пузырящимся фронтом, некоторые из них лопались и извергали ещё и ещё щупальца, каковые неизменно проникали в детородные отверстия среди часто дышащей кучи Шуб-Ниггурат. И ещё две эти водные поверхности, словно граница прямо по воде между жидкими массивами с разным содержанием соли посреди океана, они постоянно соприкасались и не имели постоянной формы сами по себе, но при не смешивались и отчëтливо оставались цельным. Гремели и сверкали молнии среди плотных шаров, они то и дело сокращались, нечто впрыскивая в облачный конгломерат — слизь сочилась с этих сфероидов, их дëготные тентакли обвивали спиралями груди Шуб-Ниггурат; в ответ от той раздавался животный рëв, глас, целая оргазмическая какофония. Казалось, обрамляющие линиями горизонтов этим пейзажи, Безымянная Тьма и Бесформенный Туман подрагивают от такой любви, колыхаются словно воздух на жаре. Эти постоянно нечто впрыскивающие в Демоницу Жизни шары-космосы — какие больше похожие на органические объекты и даже покрытые чем-то вроде вен и прожилок под слоем эпителия, какие больше космические, то есть выглядящие как нечто, что содержит в себе полотно космоса с рассыпанными внутри спиралями и эллипсами галактик; все они почему-то, напомнили Хиро мужские яички, особенно не покрытые кожей… Да чëрт возьми!.. Собственно, это они и были! Хиро уже видел эти сферы тогда в городе Индрика — Йог-Сотот, Всë-в-Одном-и-Одно-во-Всëм! И сейчас он делал с Шуб-Ниггурат то, что Хиро сам много-много раз делал с Зеро Ту. Интересно… а как изнутри сфер выглядят эти оргазменные сокращения? О… Теперь Хиро понял природу циклов расширения и сжатия космоса — это просто Йог-Сотот из своих яичек сбрасывает сперму в Шуб-Ниггурат. И, похоже, всë тело этого полового гиганта из этих яичек и состоит. Тысячехуй, буквально. Так что теперь понятно, почему Йог-Сотот так славно сошëлся с Шуб-Ниггурат — кто лучше подходит в супруги особе из сисек и влагалищ, кроме мужчины из сплошных яичек и пенисов? Да, теперь ВИРМ можно понять. Как же неприятно такому антисексуалистскому существу осознавать, что ты обитаешь в мироздании, где секс является не только двигателем торговли, но и чуть ли не всех законов физики и глобальных космологических процессов. Хиро осознал это прежде того, как им кончили… Да, пасть Бафомета не была концом. Хиро вернулся в самое лоно Вечно Преступной Природы, в этот тигель, где в пучине жерла все умирающие вновь возвращаются в ужасный и несправедливый круговорот, чтобы простая обыденность пытала их, просто нормальный обыватель умеет не замечать всего того зла, которое таит в себе привычная действительность. Лишëнное прежнего воплощения и получившее взамен новое, потому всë ещё живое и прекрасно осознающее себя сознание Хиро выстрелило через… не будем говорить что — и так в личине сперматозоида перебросилось через глубочайшую бездну летящих звëзд, где Солнце совершило великое множество оборотов, как заповедала ему флейта Азатота, где рядышком красный Марс нарезал вокруг пылающего шара свои круги, также занимая свой чин и своë скромное местечко — к тому моменту этот мирок уж давно остыл, но рана от той грандиозной битвы с ВИРМ ещё осталась, она тянулась хорошо видной из космоса расщелиной. Хиро зашвырнуло сквозь тонкую блекло-голубоватую атмосферу красной планеты с белеющими полярными шапками. Откуда-то сверху ударил луч света, в котором Хиро ясно увидел маленькую красную девочку с парой рожек и спадающими назад, кажется, розово-седыми волосами, большеглазую, какую-то наивную и дикую, в тëмно-коричневой одежде драного вида. Над ней возвышался некто в квазикатолическом облачении, начисто утаивающем облик. Более всего в этом одеянии преобладал белый цвет и на самом деле оно являлось стилизованным скафандром, чья металлическая маска, кажется, обозначала шимпанзе. Рядом верной тенью заключал руки за спиной такой же товарищ, только более вытянутый, его облачение напоминало пальто, дополненное ещё более помпезным головным убором, как колпак садового гнома, тоже в маске некой обезьяны, предположительно японской макаки, если судить по вытянутому приглущëнно-красному ному. Белая рука «Римского Папы» в подобии перчатки — на самом деле в элементе облегающего эластичного скафандра — подала конфетку. Девочка очень довольно взялась еë кушать. — Хорошо выглядит, — молвил Папа. — Но Вернер, док, неужели это всë? — обернулся Вице-председатель с колпаком. — Да, это пока единственный удачно клонированный образец. Все остальные — я же вам всë писал — совсем нежизнеспособны, — послышался голос Франкса, который ужасно растрёпанным и старым выглядел даже в те времена. Сколько жила Зеро Ту на современном Марсе? — Зеро Ту! — прозрачный и полубесформенный Хиро потянулся к ней из облака оккультной протоплазменной спермы Абсолютных Богов, откуда, кажется, и падал призрачный свет, в котором ему довелось наблюдать сей момент. Увы, она его не слышала. — ВИРМ! — Хиро подробнее взглянул на широкого и помпезного Папу, кормившего Зеро Ту конфетами, и на Вице-председателя, стоящего подле и всё чего-то чем-то недовольного. Главный крест — лидер ВИРМ, создавший из прочих Адама и Еву, он тоже возродился. Потому что Вселенная одинаково холодна ко всем и в этом есть высшая справедливость Небес. Небо дало новую жизнь не только одному Хиро. Лишь теперь он до конца осознал, как Шуб-Ниггурат исполнила его просьбу — это было божественное откровение, прорыв в сознание Абсолютного Начала, и заключалось это понимание в осознании того факта, что Шуб-Ниггурат существовала на том же уровне бытия, что и Йог-Сотот, супруг еë, с той перспективы все нижестоящие обитатели мироздания — лишь фазы бытия того или иного Архетипа, потому для Шуб-Ниггурат не было разницы между той Зеро Ту, жившей на древней Малакандре, и маленькой Зеро Ту сейчас, стоящей перед лидерами APE, между Хиро-рëвозавром и Хиро сейчас, парящим над возлюбленной, покуда его тело покоилось в анабиозной капсуле после инцидента, когда они пытались бежать и доктор Клеф лишился гениталий. Наверное, Шуб-Ниггурат и не заметила разницы — что древняя цветущая голубая Малакандра, покрытая океаном, что современный давно мëртвый бледно-красный холодный Марс, что социалистическая клановая авторитарная теократия Логриса, что капиталистическое тоталитарное Общество Плантаций, что иерархи изначально гнилой церкви фанатиков и циников, что власть спятивших «рациональных» технократов, что вера в Малельдила, что в сверхценный прогресс, что стоящие за культом эльдилы, что тайно манипулирующие человечеством ВИРМ: всë это — одно, пусть в разной плоти и разделëнное промежутком в десятки, а то и в сотни миллионов лет — но это одно; вот почему для Шуб-Ниггурат, которая ориентируется на сущность, а не на форму, нет никакой разницы, ибо она глядит из невообразимых трансцендентных бездн вне череды привычных событий. Вот так. Небеса исполнили просьбу Хиро столь точно и столь идеально, насколько могли. Почти прямо так, как в подобное верили китайцы. И ничего Всесильная Высь, холодная как выложенное льдом слово «Вечность», не взяла взамен, потому что ничего этой вышине не требовалось, Силы Вселенной помогли ему от переизбытка могущества, но вовсе нет от благости, каковой у них отродясь не водилось. Ни ненависть Хиро и его проклятья, ни его любовь и его лизоблюдство не удостоились бы в очах Шуб-Ниггурат какой-либо ответной вражды или снисходительности, ибо настоящее пантеистическое Высшее Существо стоит несоизмеримо выше подобных мелочей — приносят ли Шуб-Ниггурат кровавые жертвы или служат миролюбивые ритуалы — это не имело никакого значения для той, кто была Созидательной Силой. И в этой бесстрастности, как показалось изнутри чрева, таилось такое величие, что Хиро на несколько мгновений проникся ложным уважением, но вовремя себя одёрнул — это нечестивое чудовище своей скверной заключено в самой основе жизни, всë зло от неë, оно исходит в силу этого же равнодушия, полного безразличия к низшим существам. Хиро не мог упрекнуть Шуб-Ниггурат в подобном наплевательстве, она всегда оставалась пассивно-враждебной, но лишь в силу своей высочайшей божественной природы, от которой не могла бы отказаться и сама Шуб-Ниггурат, так как не имела ни возможности, ни, что самое главное, мотива. Тем не менее уважать это существо за столь высокий уровень холодного созерцания, это как уважать кучу дерьма за то, что оно воняет и сама от своей вони не страдает. Потому Хиро быстро сменил уважение на прежнюю ненависть, только несколько иную — это была ненависть ни к врагу, а к куче дерьма, в которую ты случайно вляпался. Куче дерьма не мстят, на неë не держат зла, но ничего, кроме отвращения и ненависти она не вызывает, когда ты становишься в неë. Вот так, пользуясь этой Силой мироздания, каковую он искренне возненавидел, Хиро повернул ход событий, а вернее продолжил и пришëл к желанному началу — всë вернулось на круги своя, закон вечного повторения сработал безошибочно, ибо Колесо Сансары завершило ход. — Зубки у неë острые, доктор Клеф не даст соврать! — осипло посмеялся Франкс, потом нервозно кашлянул. — Вот и правильно — на мой взгляд, Вернер, такому мозговитому человеку, как глубоко мною уважаемый доктор Клеф, надо избавиться от подобной гадости. Так что я даже рад сему, — похоже, именно за это Юрий Нестеренко с большим удовольствием скармливал Зеро Ту конфету за конфетой. — Ха! Искалечила меня прямо как Принцесса, только мне повезло больше! Я всего лишь потерял руку и мне немного дали по лицу, но… ха-ха! — говорил старый похотливый киборг. — Главное — ниже пояса всë на месте, Юр! — Поверь, Вернер, тебя ещё покарает карма… — Я не герой твоих романов, Юра! Вернер с начальником начали по-дружественному обмениваться колкостями. — Зеро Ту! — не обращая на эти глупости никакого внимания, Хиро кинулся к жене, призрачные руки схватились за покрытое каким-то тряпьëм плечо. Она снова воскресла и стояла в точности такой, какой была тысячу лет назад от того момента, когда он спустился за ней в ад, в лоно и в чрево Шуб-Ниггурат! Краснокожая девочка обернулась своими большими глазами, почувствовала что-то. — Это что ещё? — будучи ВИРМ, Папа также нервно узрел нечто предельно призрачное. — Чего, Юр? — подошëл Франкс. — Да ничего, показалось, — Папа всмотрелся в пустоту позади вновь повернувшейся к нему Зеро Ту, жующей конфеты, Председатель дал с белой руки последнюю, после чего позволил Зеро Ту погрысть ему кисть, всë равно еë зубы из сочащегося слюной рта не могли ничего поделать против подобной эластичной оболочки, скрывающей истинный облик ВИРМ. — «Наверное эфирные колебании от рогов этой крошки», — телепатически передал Главный Крест своей второй части. — «Наверное, ничего важного самое по себе…», — согласился Вице-председатель. — «Но… будем надеяться, это хороший знак — мыслеволны Йоты смогут выйти на должный уровень для наших планов». — «Да». Хиро исчез, когда до него долетели эти ментальные переговоры ВИРМ, его сорвало прочь… И он проснулся. Дважды, покинул анабиозную капсулу, ничего не помня, и сразу же вслед за этим отверз веки снова. — Ах! — над собой Хиро увидел… Да, он уже знал этих двоих — Серый человек и белая дева-ангел, только в этот раз в форме людей. Рэндольф Картер и Рей Аянами. — С добрым утром, — поприветствовал первый после того, как Хиро увидел Принцессу рëвозавров, свою дочь, Зеро Зеро Ван [4] В свете восхода обитатели дома начали подниматься с сонных лож и собираться в гостиной, где на длинном столе им подали лёгкие утренние кушанья — на сей раз без фэнтези-экзотики. Многие выглядели растрёпаными и заспаными, ибо около девяти часов вся братия дружно дрыхла без задних ног. Почти все бойцы Общества Плантаций высунули носы в тех футболках и штанах пижамного вида, которые выдали им NERV. Дзоромэ объявился вообще полностью голым без ничего, так эксгибиционисту больше нравилось. — Эй, товарищ, — присвистнула Мисато, — может ты всё же хоть трусы натянешь? А то это только мне можно, как следует напившись, танцевать без лифчика и трусов на столе… — А? А почему нельзя ходить голым? — не понял тот. — В разгар страсти мы можем позволить себе бегать в чëм мать родила, но сейчас, пожалуйста, Дзоромэ, оденься хотя бы в трусы, — командующая NERV сама носила в этот раз не военизированную униформу, а свою домашнюю одежду — короткие до самого предела шорты, вида джинсов, и такую же нескромную жёлтую майку, во всю открывавшую голый живот, через чью тонкую и облегающую ткань хорошо проглядывались торчавшие очертания сосков этой замечательной женщины, которой немного недоставало до тридцати пяти. У неё на груди свободно свисал греческий крест. — Просто мы тут почти все хорошо познакомились друг с другом во время оргий, но вот с Габри у нас ещё не было оргий, да и с Юй, и с Соломоном… Не говоря уже про этого вашего Лорда Воланде-Морта. — Мне нет никакого дела до вашей наготы. Я спокойно могу наблюдать людей хоть без кожи, поверьте, без шкуры я на них много насмотрелся, — прозвучал голос доктора Клефа, хотя его самого не было видно, очевидно, он стоял далеко, но благодаря сверхвосприятию без труда следил за диалогом собравшихся, а телепатические особенности передачи информации в этом измерении кибер-лич использовал для такого общения на расстоянии. — Без кожи?.. — приподнял бровь Шут. — Даже ваш покорный не доходил до того, чтобы сдирать всю кожу… — Ну и ну, какой чуткий слух, — пробуя утренний кофе и заедая его излюбленным шоколадным батончиком, Габри посмотрела на раздражëнно поморщившуюся командующую; сама следящая за Судзухарой-младшей, агент Ферраро сидела в лëгком джемпере, в коротких брюках и тонких колготках, на поясе у этой белокурой девицы с косичкой красовался большой ствол. Мисато что-то раздражëнно пробормотала, нервно скрестив босые ноги под стулом. После вчерашнего, расчëсанные на скорую руку волосы Кацураги, спадали за плечи весьма плохо собрано, и выглядела она крайне заспанно. Это было в общем-то не удивительно, если учесть, что Верховный Потентат Мирового Сообщества пережила накануне всей этой кутерьмы с геенной огненной. — Доктор Клеф способен услышать биение сердца на дне океана. А ты, Дзоромэ, — заговорил Булат, сидящий в одних штанах, — Клеф меня предупредил, что в культуре людей NERV не принято ходить с открытыми гениталиями (что я люблю делать, люблю ходить голым в повседневности), так что тебе уважительно будет скрыть свои гениталии. — Ладно, как скажете, — Дзоромэ быстро сбегал за штанишками и возвратился уже в них. — Да, чужую культуру надо уважать, — поучительно сказал подошедший Рэндольф, сам хозяин дома явился в брюках бостонской моды 20-30-х годов двадцатого столетия, в тапочках и с халатом, накинутым на грудь. У ног его плëлся заспанный чëрный кот с неполиткорректным именем. — Если только она не требует от нас коренного слома наших убеждений, так, Учитель? — повернулся к наставнику Синдзи. — Совершенно верно, мы же должны оставаться самими собой и не прогибаться под инородцев, — дидактически согласился Картер. После этого мастер-оккультист прицельно взглянул на Зеро Ту, каковая, одетая в светлую пижаму, спокойно завтракала подле своей возлюбленной Аски Сорью Ленгли. Надо сказать, сразу после сна, по инициативе Зеро Ту, у девушек состоялся очень приятный секс наедине — сладкая розоволосая конфетка начала чмокать заспанную рыжую бестию, зарылась ей в волосы, а после чего уделила всë внимание влагалищу — в него Зеро Ту уткнулась губами и взялась сосать клитор, Аска в ответ припала устами к самому нежному месту своей любовницы и ответила ей тем же — это, однако, не привело к полноценному оргазму, Зеро Ту не хотела будить народ своими бешенными стонами, потому сконцентрировала внимание на доставлении языком удовольствия другому, нежно любимому человеку. Разумеется, взаимно сосущие влагалища девушки надëжно захватили головы друг друга бëдрами и минут двадцать так лежали, только раздавались звуки смачного сосания, нагие красавицы очень плотно сцепились в этом акте чистой и яркой лесбийской любви. Только после этого Зеро Ту, — облизав языком вагинальную влагу со своих пухлых ярких губ, уверено вооружилась имитатором, застегнула у себя на тазе ремешки, воспрянула грудью, и, плотно прижимаясь своими большими сиськами к несколько меньшим сиськам лежавшей под ней Аски, — наша рогатая чертовка в праведной миссионерской позе, в роли мужчины, как следует довела эту киску до разрядки — в глухих стонах румяная Сорью Ленгли кончила под своей любовницей, ставшей любовником благодаря этому приспособлению, каковое очутилось в тисках вагинальных сокращений. Аска, вдобавок к простому сношению влагалища, чрезвычайно наслаждалась касанием нежной розовой женской кожи и трением своей груди о чужую девичью же грудь — такое удовольствие девушке может доставить только девушка. Вот почему женщине стоит обязательно попробовать с другой женщиной. — Да, Высочество? — сейчас общался к Зеро Ту таким образом Рэндольф, еë так никогда не называли, но в силу метафизики данного места, она поняла, что это к ней. — Принимай жениха, — мастер-оккультист распростёр руку и прямо позади него из складок мгновенно искривившегося пространства вынырнул Хиро в компании Рей Аянами и Принцессы рёвозавров. Все обернулись к ним. Хиро стоял и держал за руку перенёсшую его сюда Рей, сам находясь в облике полурёвозавра — кожа юноши приобрела полноценный светло-розовый человеческий цвет, выглядела она при этом соблазнительно тонкой и нежной; выделялся Хиро, по-прежнему, парой тонких синих областей возле глаз по бокам, синими были и уголки. Из всегда несколько растрёпанных волос выныривали лезвевидные синие рога, состоящие словно из вулканического стекла — только в такой форме очень маленькие и короткие, прямо как у Зеро Ту. — Очередной бисëнен, мы в аниме, да? — пошутила Габри, набивая щëки шоколадными батончиками и запивая кофе. — И не говори, красавица, — качнул головой Виктор. — Расплодилось тут… — Ага, портят гетеросексуальность русским людям, — провокационно выдал Шут. — А вы что-то имеете против бисëненов? Я обожаю бисëненов! — рассмеялся Синдзи. Все продолжали рассматривать «тычинку» Стрелиции. Одет Хиро был в то, в чём потерял сознание — то есть в плотно прилегающие к коже тёмные элементы, словно состоящие из листов очень тонкого металла — они закрывали часть торса спереди и позади, оставляя голый живот, весь таз был скрыт, этот материал также спускался от локтей и до оснований кисти, оставляя окончания рук не покрытыми; материал шëл ниже пояса, с вырезами на коленях, и до щиколоток, оставляя ступни полностью босыми. — Почему отец принял облик человека? — спросила Принцесса, когда увидела преображение Хиро после пробуждения. — Видимо, над ним более влияет, тяготеет частица Хиро, чем Короля, — чуть пожал плечами Рэндольф, — но, судя по тому, что он говорит, — посмотрел мастер-оккультист на Принцессу, — он помнит много чего из того прошлого, которое ты знала, стало быть — он твой отец. — Цени его таким, какой он есть, — вкрадчиво посоветовала Рей, воплощая из воздуха облако розовых лепестков сакуры, они налепились на обнажённое тело и в этот раз сформировали новую одежду — облегающее фиолетовое платье, словно из растительной ткани, мягкие сапожки, с высоким горлом, очень тонких, серых, фиолетовых и чёрных цветов, из бархатного материала. — Твой отец может измениться; что с того, что он стал человеком, даже если изначально был рёвозавром? — Я… видимо раньше нашла бы это неприемлемым, — промолвила Зеро Зеро Ван. — Но, похоже, вы правы, и я могу изменить мнение, которого придерживалась больше тысячи лет. — Хиро! — несколько взволнованно воскликнула Итиго, когда предмет её любви появился здесь. — Хиро, — приятно удивился Горо, будучи страшно рад видеть друга живым. Мицуру тоже обернулся, но сохранил молчание. — Заладили вы, Хиро-Хиро, да не глухой он! — ворчал Дзоромэ. — Любимый! — Зеро Ту охотно и приятно сорвалась с места и прильнула к супругу. — Рад тебя видеть после всего, — на выделенных синевой глазах Хиро появились слёзы и розовокожий юноша чуть наклонил голову, чтобы соприкаснуться рогами с возлюбленной. Этот жест — проявление романтических чувств среди рёвозавров, о котором Хиро мог узнать лишь из прошлой жизни — он также согрел сердце Зеро Зеро Ван. Какое-то время супруги стояли так почти неподвижно, просто вслушиваясь в биение сердец друг друга и принимая на себя взгляды. Каору и Синдзи сочувственно улыбались им, попутно переведя взоры друга на другу и также соединившись в объятиях. Хиро мягко и медленно поцеловал жену, Зеро Ту засосала его куда сильнее. Большинство присутствующего народу растрогалось — Надя и Ихт, Тодзи и Хикари, а следом Кадзи и Мисато, Мана и Мусаши обратили внимание друг на друга, также прижавшись к своим половинкам, взявшись за руки и так далее. — «Хотел бы я с Итиго», — подумал Горо, наблюдая за людьми, чья культура научила их ярко проявлять чувства. После этого Хиро сел за стол, активно принюхиваясь при этом к еде. — Как аппетитно, — он обратил внимание на Зкаубу, который только сейчас пришёл своей странной походкой, и нанороботы, — невидимые, они перемещали посуду телекинезом, — поставили инопланетянину его завтрак — на металлической посуде у него покоились наложенные друг на друга некие органические продолговатые объекты, визуально похожие на какашки. Они имели разный оттенок — коричневатый, зелёный, но в основном тому подобный, грязный и не яркий. Кроме этого, ему подали металлические цилиндры с некими жидкостями, они пахли специфически, в частности над ними в воздухе витал лёгкий запах аммиака. Плюс к этому шёл наложенный горкой своего рода салат — стружка неких оранжевых органических предметов, возможно своего рода овощей. — Хм, а чего это ест… З-зкауба? — проследив взгляд Хиро, поинтересовался Футоши. — Можно спросить? — Да, конечно, — повернулся к нему Рэндольф, — это морские огурцы, они же голотурии, — оккультист указал на блюдо, — водные беспозвоночные, а это — стружка корралов. Налито там у него — соединение всякой химии, кальций, амиак, некоторые другие вещества, который вызовут у человека отравление и ожог желудка, если он их выпьет. На вкус, к слову, всё это похоже на… ты когда-нибудь пил томатный сок в самолёте? Это специфический вкус, его не выразить словами. — Вы пробовали эту еду? — с долей изумления хлопнула веками Кокоро. — Да, когда моё сознание находилось в теле Зкаубы, — затем Рэндольф стал должным образом пояснять: — Трансгуманизированные организмы йаддитов способны эффективно приспосабливаться к чужеродной пище. Да и вообще они по-живучее людишек будут: их родная планета освещается несколькими солнцами, потому их очень жёсткий внешний скелет развился способным сопротивляться этому излучению. Хиро — взявшейся разжëвывать омлет одновременно с итальянскими спагетти, запечёнными в сливочном сыре, с мясом некой очень жирной птицы, сдобренным травами и разнообразными специями — вот так небрежно, с набитым ртом спросил: — Прямо как обитатели Глунда? Картер его понял: — Да, как жуки-философы с луны Юпитера — у них тела куда сильнее защищены прочнейшим экзоскелетом, так как их условия обитания куда жестче. Одновременно говорящий обратил внимание, что далеко не все понимают смысл сказанного, и потому пояснил: — В одной из материальных Вселенных, являющихся альтернативной версией нашей Вселенной, входящих в нашу более общую Мультивселенную, одна из лун Юпитера обитаема, и даже содержит разумную расу. В Мультивселенной представлены самые разные возможности, которые позволили на многих других планетах, кроме Земли, развиться жизни и даже эволюционировать в сложную форму. Вселенным, подобным нашей, нет числа, хотя их следует рассматривать не как что-то отдельное, а как многовариантность одной и той же Вселенной, так как кроме этой вещественной Мультивселенной есть великое множество пространств и измерений, крайне отличных от всего привычного нам, включая мироздания с инверсированной геометрией, где расстояние от одного объекта до другого определить — как на кофейной гуще гадать, — говорил Картер. — Когда я возвращался с Йаддита, я погрузил тело — тело Зкаубы — в анабиоз, и мне снились сны о других планетах Солнечной системы. Мне приснился Нептун, заселённый гигантскими грибами или чем-то вроде этого, что летает в атмосфере подобно грибу в банках, создающему газ… — Да, в СССР такие часто держали в банках, — вставил Виктор. — Меня ужаснули руины на Марсе, — делился дальше Рэндольф, — руины вашей цивилизации, отрывки мыслеобразов сотен миллиардов сжигаемых заживо рёвозавров. Рассказчик сочувственно взглянул на Хиро и Зеро Ту. Первый всё насел на спагетти, которые активно всасывались им; жена же пока оторвалась от еды, она просто сидела и наслаждалась обществом мужа. — Можно ещё таких спагетти? — попросил Хиро, втягивая последние и постучав вилкой по блюду, где осталась лишь часть птицы. — Да, можно. Только должен предупредить — это строццапрети, название этих макарон буквально означает «удави жреца», — указал вилкой Рэндольф, — говорят, — хотя, возможно, это байки — их изобрели на севере Италии в 18 веке в Умбре. Тогда жрецы бога Иисуса повадились требовать от хозяев забегаловок и гостиннец обслуживать их бесплатно — от имени своего грозного божества — и хозяева кабаков тогда прибегли к этой хитрости: они начали делать и подавать специальные макароны, которые благодаря своей форме и склизкости легко проскальзывали в рот, ускальзая от разжëвывания, потому было очень сложно их при этом разделить и определить меру… Было очень легко объесться таких макарон, чтобы потом начались серьёзные проблемы… И так как на дворе стоял 18 век (от рождества того самого Иисуса), даже промывка желудка не практиковалась, то жрецы Иисуса не так уж редко потом отдавали душу своему небесному владыке — ну, чтобы он теперь их содержал. Я, конечно, верю, что желудок рёвозавра осилит это блюдо, но я должен предупредить. Потому таких макарон обычно кладут немного. — Хорошо, спасибо за предупреждение, — Хиро с интересом взялся за вторую порцию, которую ему поставили нанороботы. — Хорошо что ещё Альфа не проснулся, а то он бы точно начал читать лекции о вреде еды, — проговорил Дзоромэ. — Это точно… И, да, Футоши, осторожно с этими макаронами, — Мику обратила внимание, что толстяк уплетает их без разбора. — Спокойно, мы не хотим отправить вас ни в царство Иисуса, ни в царство Аида, думаю, вы уже без этого набегались по потусторонним королевствам, — улыбнулся Рэндольф. — Потому все порции далеки от смертельных. Хиро охватил голод, он ел всё подряд. — Любимый, — Зеро Ту в какой-то момент схватила его за плечо, — остановись, не переедай, иначе это отправит тебя на какую-нибудь планету ВИРМ. Хиро вспомнил все советы от возлюбленной, когда она его наставляла после мутации из человека в полурёвозавра — потому что свобода от деспотов и тиранов начинается там, где ты владеешь самим собой и волен властвовать над собственными инстинктами, подавлять одни желания в пользу других. — Да, Зеро Ту, ты права, я не должен переедать, — Хиро оставил еду и облокотился на спинке стула. Теперь он посмотрел на Итиго и Горо, на Мицуру, потом быстро перевёл взор на Виктора, Каору и Синдзи. — Я должен ещё раз попросить вас о прощении, — Хиро сложил руки, — вы можете меня казнить за то, что я вам сделал — я встал на вашем пути, но вы столь благосклонно ко мне отнеслись… вместо того, чтобы убить меня, так как я был опасен для вашей стаи, вы накормили меня, позаботились обо мне. Думаю, никакие мои слова не могут выразить должную благодарность. — Приятно слушать, Хиро, — Мисато налила себе ещё сакэ. — Мы сами на твоём месте поступили бы так, потому не будем лицемерить — мы тебя понимаем, — признал Виктор. — Да, совершенно точно, — повернулся к нему Синдзи. — Я бы пошёл на всё то, на что пошёл ты ради спасения Каору. — Так что мы не держим на тебя зла за всё то, что ты сделал, — подвела итоги Мари. — Тем более так уж случилось, что ты никого из нас не убил, — сказала Аска. — И, что более всего важно, твоя жена помогла выбраться Аске из ада, — напомнил Синдзи, кладя руку на ладонь Аски. Та с улыбкой повернулась к нему, очень радуясь такой духовной поддержке, потом к Хиро. Синдзи тоже улыбался, вместе с Каору, Мари, Мисато и Рэндольфом, Виктор выглядел менее одобрительным. — Я был опасен для вас, вы могли бы мне отомстить, — обратил внимание Хиро. — Нет, — покачала головой Мисато, — ты не совершил такого, за что мы мстили бы тебе. — Да, Хиро, месть ещё надо заслужить, — добавила Мари. — Я немного вас не понимаю, — Хиро подумал, как яснее изложить свои мысли. — Я был вашим врагом, но вы так доброжелательны ко мне… Мне немного сложно поверить и до конца понять вас. — Хиро, мы понимаем, что все люди в сердце — эгоисты, и, знаешь, у нас такой эгоизм, что у нас есть чувство собственной важности, оно позволяет нам придерживаться разнообразных моральных кодексов, — пояснил Синдзи, сообразив выложить Хиро всю подноготную того, что руководит их поступками. — Это причина, почему Боромир не завалит обманом даже орка, хотя ты не читал «Властелина Колец». — Нет. — Суть в том, что у людей есть чувство собственного достоинства, — промолвил следом Каору. — И я думаю, именно обладание этим чувством определяет твою человечность, человек ли ты по духу или нечто другое. В силу нашей человечности мы благородны к тебе. — Не в последнюю очередь потому, что ты был также человечен к нам, — обратил внимание Виктор. — Да, можно сказать человечность взывает к человечности, — подвëл итоге Синдзи. — Потому нам без разницы рёвозавр ты или человек, какое это имеет значение, если важно, духовно ли ты нам близок или нет, — сказал Рэндольф. — И вот, Хиро, смотри, этот ваш доктор Клеф наверняка до превращения в киборга — или что он там? — биологически был человеком. Но он в сердце был бесчеловечен — он был аморальным подонком, чья совесть никогда не болела, — сравнила Мисато. — Так, наверняка этот ваш Клеф решил, что он будет духовно свободен благодаря внутреннему праву творить кровавый беспредел, — заключил Синдзи. — И, если уж пошло оно на то, говоря беспристрастно, его способ существования, кардинально отличный от нашего, ничуть ни лучше и ни хуже. Спросите у моей матери, — Синдзи несколько безрадостно покосился на эту женщину. — Да, я могу легко убить невинного, но совершенно незнакомого мне ребёнка или спокойно принять участие в плане, сулящем погибель половине человечества; мне безразличны те люди, кроме тех, кто лично мне приятен, — честно призналась Икари Юй, и стало теперь ясно друзьям из Сообщества Плантаций, чего так Синдзи был не в восторге от своей мамаши [5]. — Такой меня сделала моя жизнь — и это не оправдание, а просто констатация — я родилась в секте SEELE, потому мои представления о морали с самого начала имели мало что общего с таковыми у большей части человечества [т.е. с рационально-релятивистскими]. Потом Ньярлатхотеп открыл мне подноготную, пообещав дать мне силы остановить его. Дело в том, что Ньярлатхотепу было выгодно, чтобы я через моего сына бросила ему вызов, и взамен участия в его планах мне им был обещан шанс победить и остановить его. Не трудно меня понять, мне стало плевать на моральные нормы и на всё остальное, когда речь шла о том, чтобы победить Ньярлатхотепа и Богов Мифов Ктулху. Тогда я лишилась, ради этой борьбы, всего «человеческого, слишком человеческого», как говорится. Многие считают меня монстром, и, я так думаю, они правы. Меня их мнение не так уж сильно заботит, так как я духовно полностью свободна от чужого мнения. Юй завершила свой относительно короткий и максимально информативный монолог. Немного подумав, эта дама в лабораторном облачении решила добавить: — Я убила мать Хикари, — повернулась Юй к девушке, заставив её и Тодзи нервно посмотреть на себя, они, конечно знали о том, о чём сказала Юй, но вот прямо такое обозначение данного факта их внутренне задело. — Чтобы создать Евангелионы, я сгубила много народу. И совершенно об этом не жалею, я чувствую, что моё сердце не дрогнуло бы, если бы мне предстояло повторить нечто подобное. Потому что такие поступки лучше всего закаляют душу, если их совершает философ и человек с большой волей. — Мама, но признай, если бы общество состояло из таких людей, как ты, оно не смогло бы выжить, — обратился к ней Синдзи. — Своевольные ницшеанцы перебили бы друг друга. — Совершенно верно, солнышко, — обернулась к нему мать, говоря приветливо и дружелюбно, наверное, с таким тоном Юй могла бы вести диалог, потом застрелить одного из собеседников и, совершенно не меняя тона, продолжить речь с оставшимися. — Но без единиц вроде меня общество тоже не выживет, так как иногда для выживания общества необходимы дела, которые морально сломят обычных людей и приведут их к пистолету или к глубокому моральному падению. Хиро, слушая это, поразился тому, насколько эта мудрая женщина права. — Твоя система моральных ценностей утилитарна, сынок, и относительна, а потому она должна признавать, что иногда необходимы действия, которые разрушают человека, его духовность, тем самым лишая твою же систему ценностей внутреннего стержня. Боромир обманет сколько угодно орков после того, как будет вынужден это сделать всего один раз. — Кстати, извиняюсь, что прерываю, — вмешался Хиро, — но я тут кое-что вспомнил. В очередной раз поражаясь мудрости Юй, Хиро поведал историю о жителях города, которые приносили в жертву своих детей вышедшему из моря эльдилу, следуя принципу меньшего зла, иначе водный злодей обрушил бы беды и язвы на всех жителей, не окропляй они ему тофет свежей кровью [6]. Постепенно их сердца, однако, перестали возмущаться вообще всякому злу и эти жители впоследствии погрязли в пороке и грехе — и умудрились погубить себя после победы над эльдилом. — Да, совершенно верно ты подметил, Хиро, что человек [в духовном смысле, не в биологическом] слаб, — сказала Юй. — Потому есть те, кто полагают желательным избавление от человечности, в том числе от совести и морали как таковых. Безусловно, социальными существами такие личности быть не могу; они могут действовать друг с другом заодно лишь пока им велит их эгоизм или пока у них есть некие иные соображения, не имеющие ничего с тем, что принято величать добротой. — Да, человек слаб, — сочувственно-грустно согласился Рэндольф. — Вот почему древние говорили, «лучше тебе не рождаться на Земле», и они были правы. — Личности вроде Клефа или ВИРМ духовно сильнее простых людей, — признал Синдзи, становясь очень безрадостным по мере этого разговора. — Маркиз де Сад был прав, порок сильнее добродетели, а зло сильней добра. Как бы мне того не хотелось, но эта Вселенная принадлежит монстрам, потому что её создал Султан Демонов Азатот. Наверное, Мироздание отражает своего Творца и хаос и зло стремятся господствовать над слабыми добром и порядком. Человек слишком слаб. — Кажется я теперь понимаю, почему люди выдумали идею доброго бога, — тоже решила пофилосовствовать Мисато, говоря столь же грустно. — Приятно думать, что за этим хаосом есть что-то большее и доброе. — Но такого бога нет и не может быть! — повысил тон Синдзи. — Совершенно верно, я согласна, — развела руками Мисато. — Думаю, даже мой отец-католик и большая часть верующих в душе это понимают. — Но некоторые верующие, понимая абсурдность своей веры, могут гордиться потому подвигом своей веры, — сказал Рэндольф. — Так как они также черпают свои духовные силы из чувства собственной важности. А бог для них — своего рода хитрый ход: убедить себя, что всё не зря допущением абсурдного существа, чтобы гордиться верностью этой идее, и через эту гордость поддерживать себя. — Но мы разумные люди и не должны и не можем вдаваться в абсурд, — напомнил Синдзи. — Потому что если впадать в абсурд, то почему бы не поверить, что это мой член — создатель всего сущего? — Я совершенно согласен, — Хиро как раз мыслями вернулся в прошлую жизнь, — я в твоё время пришёл к таким же выводам. Абсолютно. — Вот видите, как вы с Синдзи похожи, — одобрительно подметил Каору. — На меня оказала влияние гностическая секта, но я никогда по-настоящему не верил в благого бога или в нечто такое. Но я верил в то, что осознанно индивидуальное существование ущербно и что следует слиться в бессознательное единое. Это во мне говорило влечение к смерти. Танатос. Каору хотя и улыбался, грусть ясно дала о себе знать в очах и на устах. — Я понял, что это влечение к смерти и не стал себя обманывать, — продолжал Табрис. — Я стал только думать, что смерть даст мне свободу… — Ты был очень несчастлив, раз к тебе в голову приходили такие мысли, — мрачно сказала Зеро Ту. — Надо сказать, я тебя хорошо понимаю. — Совершенно верно — Ньярлатхотеп позаботился о том, чтобы у меня сложилось именно такое мироощущение; он манипулировал мною, — несколько отстранённо признал Табрис. — Но зачем Ньярлатхотеп манипулировал вами? — Хиро вспомнил, что сам стал жертвой манипуляций этого существа. — Ньярлатхотеп мимолётно развлекается с нами, — стал объяснять уже царь Соломон. — Он может, скажем, несколько тысяч лет вести некий план, который разрушит целую цивилизацию. Для нас это нечто значимое, обладающее крайней важностью. В то время как для него — это сущий пустяк. Ты же делаешь много простых и пустяковых вещей, — Соломон взглянул на друзей Хиро, — зачем Дзоромэ дразнит Футоши толстым? Ньярлатхотеп где-то по таким же причинам причиняет нам зло, уничтожает целые цивилизации, разрушает наши мечты и сжимает наши сердца. Для нас — он вселенское зло, для него — мы букашки под ногами, которых можно забавы ради перевернуть на спину и посмеяться над тем, как мы двигаем ножками. Человеку простому это говорит о том, — перешёл к философии Соломон, — что Вселенная зла, но человеку с холодной головой это скажет, что Вселенная равнодушна, раз в своём безразличии допускает подобное. Потому даже порок не является гарантией счастья. Вы сейчас сказали, что человечность — это слабость, но ведь бесчеловечность — тоже слабость. Аморальные эгоисты не способны создать здравый социум. В определённых обстоятельствах и человечность, и бесчеловечность могут обернуться как тем, что даст победу, так и тем, что приведёт к поражению. Так что, как я сказал, Вселенная безразлична. — Правильно, и всё относительно — каждый подход имеет свои плюсы и минусы, — сказала Мари. — Правда для меня некоторые подходы неприемлемы в принципе. — Безумный Создатель Азатот не обладает властью даже над самим собой, — обратила внимание Рей, говорила она не так часто, — потому даже он, имеющий всемогущую силу, бессилен, и не он управляет Мирозданием, это Мироздание повинуется его беспорядочным действиям. Потому Хаос-Идиот — истина жизни. — То есть вы хотите сказать, что мы ни к чему не обязаны и можем выбирать из чего угодно? — спросила Итиго, таки осмыслив всë тут сказанное. — Именно так, человек обречён на свободу, — подытожила Юй. — То есть мы можем даже не становиться Взрослыми? — так понял Горо. — Я хочу стать Взрослым! Я не хочу бояться и не хочу чувствовать боли! — выпалил Дзоромэ. — Вот только без страха ты не сможешь больше хотеть жить, если у тебя не будет какой-нибудь главной жизнеполагающей идеи, — предупредил Каору. — Говорю это тебе как тот, кто без страха взирал на чертог Азатота. То есть по вашим меркам я вообще неспособен на страх. — Я не хочу терять свою человечность, потому что бесчеловечность мне отвратительна! При всех недостатках человечности — я признаю это! — демонстративно вскинул кулак Хиро. — Если человечность и бесчеловечность — два равноценных пути, то я выбираю тот, который мне больше нравится. Если вы последуете за мной, а вам предстоит сделать этот выбор прямо сейчас, то я обещаю, что в силу моей человечности я буду заботиться о вас, потому что мы — члены одной стаи! — дал клятву Хиро, указывая себе рукой на грудь. — Папа — мой заклятый враг и я намерен уничтожить его и всех его единомышленников и соратников. Если вы выберете сторону Папы, то вы станете смертельными врагами лично мне. Я не хочу вас принуждать, очень не хочу, но я буду вынужден поставить вопрос так. Когда-то давно ВИРМ напал на мой народ и пытался уничтожить нас, рёвозавров. Теперь ВИРМ вернулся и я наконец отомщу ему за себя и за свою стаю. Хиро сделал паузу, на последнем слове бросив взгляд на Принцессу, свою дочь. — Я должен вам сказать, Папе нет дела до вас — вы для него лишь инструменты и он может убивать вас лишь потому, что вы перестанете быть ему нужны. Я сам видел, как Папа отдал приказ убить простых граждан нашей Плантации, которых мы всё это время защищали, просто потому что эти люди пережили свою полезность. Итиго и Альфа — свидетели! Они были тогда с нами, со мной и Зеро Ту! — Да, это чистая правда, — подтвердила Итиго. — Я тогда была в шоке и постаралась об этом не думать. Альфа даже звонил Папе и я сама слышала, как Папа говорил, что эти смерти необходимы для большего блага… — Папа — сверхценник, с его точки зрения бесчеловечность — абсолютное добро, а человечность — абсолютное зло, таково его мировоззрение… На самом деле оно является догматическим, во всяком случае «на экспорт», то есть для нас, — разъяснил Хиро. — Потому для Папы уничтожение людей, которые не могут более ему пригодиться — благо; ведь уничтожая тех, кто недостаточно бесчеловечен, он искореняет человечность, то есть зло, в его понимании. И я думаю Папа достаточно логичен, чтобы понимать то, что понимаю я — ему известен Принцип Юма, он мог выбрать, и он выбрал именно свой путь, — рассудил Хиро. — Короче, ребята, я думаю, вы меня поняли. Ещё раз, я обещаю заботиться о вас, потому что так велит мне моя человечность, в свою очередь Папа заботиться о вас не будет. — Прошу обратить внимание, что Хиро апеллирует к вашему эгоизму, — сказал Синдзи, — и если вы выберете Хиро, то это подтвердит ваш эгоизм. — И что? — не понял Горо. — А то что все люди — эгоисты, как я всегда считал. Если вы выберете Хиро из желания того, чтобы он о вас заботился, то вы — эгоисты, если вы согласны с ним идейно, ты вы — эгоисты, так как объединяетесь с ним ради укрепления своих позиций; так что чтобы человек не делал — он эгоист. Так рассуждал Синдзи, будучи ещё и доволен, судя по выражению и мимике. — Любимый, — обратился к нему Каору, — а если кто-то из соратников Хиро умрёт ради него из чувства благодарности? Ради того, что Хиро для него сделал? — Я тогда задам вопрос, что будет, если этот человек не умрёт за Хиро? Наверное, ему будет неприятно из-за этого, этот человек посчитать себя недостойным. В конце концов, Каору, этот человек удовлетворяет свои чувства, его чувства, в том числе чувство благодарности, потому умирая за свои чувства, он служит своему эгоизму, Каору. Всё — эгоизм, не существует никакого альтруизма, — выкрутился Синдзи. — Ты слишком широко трактуешь понятие эгоизм, Синдзи, — заметила Мисато. — Да, никто так не делает, — возразил Виктор. — А я согласен с Синдзи, — поддержал Хиро. — Мне его рассуждения кажутся очень верными. — Это всё потому, что вы оба разочаровались в обществе, — поделилась своим объяснением Юй. — Синдзи расценил поступки родителей в детстве как предательство, он закрылся от других людей, не говоря о том, что он — представитель ЛГБТ и живёт на не самой толерантной планете в Галактики. Хиро… — Да, я разочаровался в обществе дважды — в той жизни и в этой, я сильно разочаровался, — не стал скрывать Хиро. — Я понял, что большинство членов любого сообщества запросто допустят несправедливость элиты, они уверуют в бездоказательную идеологию и ещё будут сами себе же ухудшать жизнь… Это кроме того, что личностей, предрасположенных к добродетели, как литературная Жюстина, и к пороку, как доктор Клеф, не так уж много — большинство нейтральны и могут склониться к добру или ко злу, в зависимости от того, куда их клонит элита — и если элита склонит их ко злу, то они будут смаковать это зло и называть это добром, вопреки всем постулатам, на которых официально и стоит общество… А если многие поймут, что это — зло, то они начнут восхвалять зло противоположное! Враги беспредела будут почитать тиранический порядок, а борцы с тираническим порядком начнут почитать беспредел! Борцы с хищным капитализмом будут петь дифирамбы социализму, готовому пускать на мясо целые кучи народа, лишь бы построить коммунизм побыстрее (который они построить не смогут), а борцы с подобным будут… Ну вы поняли! Любое общество всегда было таким! Такова прочность природы социальных тварей! Хиро печально вздохнул. — Мама, какая разница, почему я так считаю, если гораздо важнее, прав я или нет? — поставил так этот вопрос Синдзи, стоило только Хиро печально смолкнуть. — Я прекрасно знаю, что ненавижу людей вообще, я ненавижу саму жизнь и я ненавижу весь этот чёртов мир! Но я считаю, что все мои чувства полностью оправданы, и что я ни разу не погрешил против истины, когда составил такое впечатление об окружающей меня действительности. — Я могу сказать то же самое, мы с Синдзи очень похожи, — сочувственно посмотрел на него Хиро. — Омикрон, Синдзи, вы похожи, должен сказать, и на Папу тоже, — проницательно заметил всë это внимательно слушающий Эпсилон. — Папа писал, у меня хорошая память, я по-цитатно помню: «Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных отдельных эгоистичных индивидов», это… — «Три источника и три составных части социального рационализма», — безошибочно определила нужный трактат Зеро Ту, после чего с нотками раздражения попросила, — Эпс, прошу тебя, избави меня от этого, а то я только думала, что забыла всю эту литературную макулатуру, — жаль, Зеро Ту недоставало опыта выругаться сильнее, — как ты её напоминаешь! Зеро Ту сделала паузу, после чего сказала: — Если уж вспомнить Папины труды, то тут больше подходит его лекция «О государстве»: «Государство — это есть машина для поддержания господства одного эгоистичного индивида над другим». Эпсилон с грустным лицом быстро подумал, и вновь ответил цитатой на цитату: — В «Докладе о социальном функционировании Плантаций» Папа писал: «Насилие по отношению к техническому персоналу представляет из себя величайший вред». — В «Успехах и трудностях рациональной власти» Папа пишет, — Зеро Ту в качестве возражения процитировала: «Есть условия, при которых насилие и необходимо и полезно, и есть условия, при которых насилие не может дать никаких результатов…» Полагаю, имей Папа возможность оправдаться, он сказал бы, что в ситуации, когда он начал отправлять в биореактор отживших социальных единиц, мол, это как раз подходящий случай, когда насилие результативно. Хм! Ведь как Папа говорит во время речи на трëхсотом Всеплантационном сообщении: «…для нас нравственность, взятая вне человеческого общества, не существует; это обман. Для нас нравственность подчинена интересам эгоистичной борьбы индивидов. А в чём состоит эта эгоистичная борьба для нас, рациональных людей? Это — религиозных лидеров сместить; бесполезных политиканов выбираемых быдлом, неспособным к самостоятельному мышлению, туда же; загнать на задворки политической жизни движимые плотскими инстинктами низшие формы человеческой жизни…» — Бля! Да этот ваш Папа — типичный либераст! Либеральный пидор (никакого отношения к нормальным геям этот типаж не имеет)! — эмоционально и очень активно встрял в эту тему Виктор. — Считает простой народ быдлом, а сам-то кто?! Этот ваш подонок — брат Чубайса, сукин сын, готовый класть простой народ ради своего кошелька и ебаного снобизма! Русский герой-попаданец особенно разозлился: — Хиро, я хочу помочь тебе удавить эту мразоту! — Виктор, давай мы не будем впутываться в чужие войны? Это приказ, — отрезала Мисато. — Уф! Хорошо, как скажете, мэм, — Виктор взял себя в руки. — Кстати, Виктор, а какие у тебя политические взгляды? — пришло вдруг в голову спросить у Мисато. — Либералов ты не любишь, ты патриот своей страны, это понятно, но у тебя же есть какие-то представления о желательном политическом устройстве? — Мисато-сан, я твëрдый сторонник просвящëнной авторитарной милитократии, — с гордостью ответил наш человек в мире аниме. — Я надеюсь, NERV когда-нибудь станет такой организацией в Мультивселенском масштабе! И мы сможем помочь Хиро уничтожить этого ВИРМа-Естеренко! — Э-эм, ну вообще-то власть Папы и APE — это и есть авторитарная просвящëнная милитократия, — сказал Хиро, предварительно хлопнув глазами с многозначным видом. — Виктор, у тебя есть мои воспоминания, посмотри сам: Вице-председатель — это постоянный глава армии, формально вся армия в Сообществе Плантаций — наëмная и частная, но де-факто абсолютная монополия находится в руках Совета Семи Мудрецов, ему подотчëтна власть губернаторов, руководящих Плантациями и войсками их обороны; формально Сообщество Плантаций — это не государство даже, а либертарианское объединение частных организаций — и все граждане — наëмный персонал. Так как все Плантации оснащены защитой и оружием, они все — мобильные военные базы, совмещëнные со всем остальным, — среди воспоминаний Виктора Хиро отыскал сведения об СССР и ещё провëл следующее сравнение: — Сообщество — настолько богатое государство, что, соблюдай Папа законность для людей (а не в интересах своей человеконенавистнической идеологии), многие граждане могли бы вообще не работать, дело в том, что по закону какой-то процент дохода от добычи магмаэнергии распределяется между всеми гражданами просто по факту их гражданства. Так что это получается с какой-то стороны социалистическое государство. Построенное мощью эгоистичного капитализма. И, признаться, против механической составляющей этого Общества мне нечего возразить, оно оптимально, вся проблема в сверхценной идеологии, которой могло бы и не быть. — Но моë государство должно поддерживать и защищать простых людей! — возразил Виктор. — Для чего ещё нужно государство?! — Полагаю, Папа тоже считает, что его государство существует «для людей» — то есть для ВИРМ. А что же касается просвящëнности — то APE видные и самодовольные технократы и ноократы; они воюют относительно малыми силами, но эффективно, в том числе благодаря патриотизму и готовности жертвовать собой со стороны нас, «паразитов». Так что нельзя упрекнуть государство в отсутствии патриотизма среди «паразитов». — Да, — Итиго повернулась к Виктору, — нас с самого детства учат, что все люди — эгоисты, но выжить могут лишь в том случае, если будут свои эгоистичные интересы соединять друг с другом с помощью психологической обработки… — Иначе наши собственные противоречивые и сумбурные желания погубят нас, — вставил Бета. — Этим обосновывается тотальная коррекция психики, — добавил Гамма. — Зато нет воровства, грабежей, бытовых убийств и никто не ходит по газонам, — с нарочитой гордостью в голосе аргументировал Клеф, впервые его интонация поменялась.— Всë чинно, бело и чисто. Мари истерично засмеялась, а Кадзи заулыбался: — И все славят диктатора и элитарную комплементацию! — захихикал последний. — SEELE хотели устроить комплементацию для всего живого на Земле, в идеале — для всей Вселенной, чтобы слить всех с Йог-Сототом, — стал сравнивать Синдзи, — а вот APE хотят слить с ВИРМ лишь прогрессивную мыслящую элиту, как мне сказал Клеф, а остальных — то есть тупое быдло, чернь — добить или оставить умирать. Думаю, друзья, вы можете сделать правильный выбор. — Да, Синдзи, я считаю, что APE — гнустные либералы и бессердечные капиталисты! — посмеялся Шут, он тоже появился здесь к великому неудовольствию Северова. — То ли дело наши советские добрые SEELE, которые думают о простом рабочем, о крестьянине! У SEELE — всë для каждого! Одного не пойму, за что же вы таких добродетелей со свету сжили! — Напоминает один анекдот, — вспомнил Кадзи, — объявляют нацисты евреям: «Граждане жиды, в интересах демократии предлагаем вам выбрать себе начальника Освенцима! Вот следующие кандидаты — Дранкиль, Дрункиль и Шлянкиль!» Ну, евреи и давай выбирать, кто их газом травить будет да в печи отправлять! Народ же интеллигентный! Вот говорит еврей один другом: «Только не Дранкиль! Дранкиль ничего не понимает в макроэкономике! Он мой золотой зуб в запас страны отправит, а не в делопроизводство пустит!» А какая-то еврейка следом сокрушается: «Ох, я тут слышала, герр Шлянкиль в детстве обидел котëнка — привязал к хвосту банку, а другие говорят, напротив, котëнка приютил и не обидел, ах, кому верить — ума не приложу!» Часть народу посмеялась. — Так вот, да, нам говорили, — продолжил Хиро, — мы сможем выжить лишь если отдадимся полной готовности умереть за Родину, именно смерть за победу нас всегда учили восхвалять. — При этом нас всех учили, что идëт война за само существование человечного вида, — излагал следом Горо. — Но это была ложь. Однако мы не могли узнать что это ложь и даже сейчас лично я не могу знать наверняка, точно это или нет. Я пока не увижу той самой Земли — не поверю до конца. Я теперь лишь одно могу сказать наверняка, я лично ни капли более не верю Взрослым. — Я бы тоже никогда не поверила, что мы не на Земле, — сказала Мику, — лишь когда я увидела этих людей NERV, то есть Взрослых-«дикарей» с такими возможностями, я поняла, что ещё много не знаю, потому возможно и такое. — Виктор, я могу сказать, что не так, — немного подумав, высказал Хиро, — Папа, Совет, APE, то есть ВИРМ в конечном счёте, они абсолютизировали те ценности, которые в норме, по моим взглядам, должны служить для обеспечения удовольствия и уменьшения боли членов общества, то есть стаи. Вместо того, чтобы использовать патриотизм как прикладную ценность, они подали его нам как абсолютную; вместо того, что использовать разум и прогресс как ценности, необходимые для нашего комфорта, они возвели их в то, ради чего людям надлежит существовать — потому эти люди и были убиты, когда пережили свою полезность. В конце концов Папа — всегда осознанно был ВИРМ и действовал в интересах ВИРМ, потому ценности ВИРМ для нас, людей, шли нам на экспорт как абсолютные. — Во-во, я всегда говорила, что ничего нельзя абсолютизировать! — одобрила Мари. — Виктор, — далее Хиро покопался в памяти нашего патриота, — насколько я могу судить, либералы, которых ты ненавидишь, хотят разворовать твою страну, Россию, в угоду Западных стран. — Да, совершенно верно, — согласился Виктор. — Тут можно провести аналогию, — подумал Хиро. — Если либералы-западники хотят разворовать Россию и пытаются навязать западные ценности как сверхценности, ценные сами по себе, даже во вред населению, будь то свободный рынок, демократия, хищный капитализм, и при этом готовы ввести оккупационные войска НАТО для реализации своих целей, — Виктор согласно угукал на протяжении всего этого перечисления, — ВИРМ делают то же самое, только скрытно и их интересуют не деньги, а достаточно подходящие им души — метафизически пригодные и ценные для поглощения сознания — ресурс хотя и чисто мистический, но ресурс осязаемый с точки зрения Высших Существ. При этом сами по себе что Запад и НАТО, что ВИРМ и APE намерены жить для своего личного удовольствия, а не для служения сверхценностям; они сражаются с глупым и деструктивным хаосом — Запад с исламистами и мелкими диктаторами-самодурами, ВИРМ — с Азатотом и Богами Мифов Ктулху. Сколько я понял из твоей памяти, либералы хотят представить всех своих противников как скопище тоталитарных тиранов и религиозных идиотов, точно также APE хотя представить своих противников как скопище неуравновешенных, помешанных на своих сумбурных желаниях сумасшедших, насильников, сексуалистов. И хотя что среди противников тех, что среди противников тех могут преобладать подобные личности, очевидно, они все не отождествляются, а их отождествление — приëм информхимеры. Тут продолжила уже Зеро Ту: — Хорошо сказано, любимый, но сложно и не тем ты агитируешь, — возразила Зеро Ту, взглядом указывая на Девятых. Хиро в этот момент осознал всю правоту супруги — сейчас следует работать с теми, кого надо завербовать, а не с теми, кто и так согласен с тобой. — На чëм я остановилась? — Зеро Ту обращалась напрямую к своим родственникам — Тринадцатый отряд еë не интересовал, так как все они были незначительны, кроме того, что ей уже хорошо были известные царившие в группе настроения — полный упадок патриотизма, чувство собственной ненужности и обречëнности; Франкс в своë время не уделял важности пропаганде, Зеро Ту верно заподозрила, что не по беспечности. — Так вот, Девятые, я надеюсь ваш самостоп наконец прорван! Вы видите, Папа призывал нас ненавидеть то, что есть он сам — только так, чтобы мы не поняли, что он есть то, против чего он сам борется! А Папа только боролся с конкурентами! Ведь, как нас учили, каждая религия ненавидит другую религию, но сама не лучше другой — и учение Папы, это такая же религия как все те, которые Папа ненавидит! Папа говорил, что мы сражаемся за выживание человечества, в конце концов так и есть! Только враг — это он! Так что делайте свой выбор! Девятые пока молчали. — Да, Зеро Ту! Так, значит, ребята, — Король рёвозавров обратился к своим, сейчас тут были все, кроме Шестых, Альфы, Икуно и Наоми (впрочем, о том, что последняя вообще была тут, Хиро не знал) — они ещё спали. — Я хочу, чтобы вы сделали свой выбор, вы со мной или нет? — Я с тобой, Хиро, — первым заговорил Булат, заставив пока умолкнуть всех прочих, кто только раскрыл рот, — я хочу отомстить APE за смерть тех «тычинок», которых я полюбил, с которыми я рос и одним из которых я был; мы предназначались в жертву Зеро Ту, и я бы принял это, если бы война, которую ведут Мудрецы, действительно была такой, какой они её описывают — но это вовсе не война за выживание человечества, это война ради личных интересов Папы и его сподвижников! Когда я это узнал, я абсолютно сознательно посвятил свою жизнь уничтожению этих людей или — как теперь выяснилось — ВИРМов. Потому, честно скажу, для меня нет лучшего поворота событий! — улыбка Булата воссияла и сам он просто не мог в чём-то сомневаться. — Хорошо, Булат, я очень ценю твоё участие и буду невероятно рад бороться против ВИРМ и APE вместе с тобой! — сказал Хиро. — Приятно слышать, мой сладкий! — Булат послал воздушный поцелуй. — Я с тобой, Хиро, если ты будешь вести нас — я с тобой, — сказал следом Мицуру. — И ты, Кокоро?! — Да, я на стороне Хиро, — подтвердила та, говоря совершенно уверенно и спокойно, Кокоро оказались неведомы сомнения. — При одном условии. — Каком? — спросил Хиро с долей неожиданности, Кокоро до того совсем не казалась той, кто могла ставить условия. — Я беременна, и я хотела бы родить этого ребёнка. Таково моё условие, — поставила его Кокоро. — Беременна?! — поразился Дзоромэ. — Как?! — изумился Футоши. Аска посмеялась. — Толстый, Футоши, ты что, не знаешь, как можно забеременеть? — Кокоро… — Итиго взглянула на неё. Мицуру промолчал, не собираясь пока говорить, чей это ребёнок. Хотя может и не его, Кокоро могла забеременеть от кого-нибудь ещё. — Хорошо, Кокоро, твой ребëнок уже член нашей стаи, — Хиро без колебаний решил одобрить. — Я удивлена, что Кокоро беременна, — покачала головой Мику. — Небось сношалась с кем во влагалище, — заворчал главный ворчун, — и… Кокоро уверенно перебила Дзоромэ: — Я намеренно зачала этого ребёнка. Не буду говорить от кого, пусть отец сам раскроет себя, если посчитает нужным, — я не буду раскрывать его, — честно и неожиданно уверенно высказала Кокоро. — Но зачем ты его зачала? — пожелал узнать Горо. — Захотела, — Кокоро совершенно не изменилась в лице. — Э-э, ладно, давайте обсудим это потом, — решила отложить тему Итиго. — Хиро, — обернулась она к предмету своей любви, — я последую за тобой без колебаний… — Спасибо, Итиго, я не сомневался в тебе, — поблагодарил Хиро, пока особенно не акцентируя свои мысли на том, что он намеревался принести Итиго в жертву с целью вернуть Зеро Ту. — Хиро, я тоже с тобой, думаю, мне не надо пояснять почему — если Папа таков, а я честно думаю, что он таков, то у нас просто нет выбора, — сказал «тычинка» командира. — Спасибо, Горо, я в тебе не сомневался. — Я с вами, я с Кокоро и вами, — без колебаний встал на нужную сторону Футоши. — Спасибо, Футоши. — Я с вами, — активно подняла руку Мику, более ничего не поясняя. — Спасибо, Мику… Дзоромэ? — Хиро подозревал, что тут могут быть сложности. Дзоромэ сидел с горестным видом. — Мне всё же хотелось подробнее о доказательствах, — поднял он голову. — Какие тебе ещё нужны доказательства, кроме того, что Папа бросил вас в ад? — спросила Зеро Ту. — Дзоромэ, Итиго подтвердит, что Папа приказал убивать гражданских на нашей Плантации просто так, потому что они пережили свою полезность для его планов, — напомнил Хиро. — Альфа тоже это видел и в любом случае сможет подтвердить. — Совершенно верно, Дзоромэ, — сказала Итиго. — Это чистая правда. Я не стала говорить вам тогда об этом, чтобы не повредить вашему боевому духу… да и я не должна была этого видеть. — В таком случае я с вами, потому что мне не остаëтся ничего другого, — признал-таки Дзоромэ, роняя слëзы. Футоши очень хотел его упрекнуть, поиздеваться, но не стал, да и вообще не умел так себя вести. — Так, пока сойдёт и так, — Хиро теперь окинул взглядом Девятых. Ему уже было известно, что Зета, Тета и Эта встали на сторону Принцессы рёвозавров первыми ещё до экспедиции в Ад, просто об этом Хиро узнать только сейчас и тройняшки просили об этом не распространяться. Самым проблемным мог стать Альфа. Хиро посмотрел на хмуро-задумчивого Эпсилона, растерянную Дельту, на сидящего с потупленными глазами Бету — остановил свой взгляд Хиро на Гамме, высокий бардововолосый выглядел самым уверенным и вообще, будучи правым рукой Альфы, он был самым волевым, активным и толковым после командира. — Я думаю нам надо поговорить друг с другом, сейчас вот так мы не сможем принять решение окончательно, — откровенно высказал Гамма. — Мы долгое время считали Папу сущностью, превосходящей простых людей, можно сказать богом — Альфа первым сказал «что как не Бог сам Папа, если он не человек?» Мне такие рассуждения казались странными, но я проникся ими; я ощущал интуитивно, что Папа не человек, а нечто большее и великое… Потому я согласился с тем, что Папа может быть тем, кого люди тысячелетиями рекли Господом Всемогущим. — Ведь мы все ощутили это, — поднял взгляд Бета и поправил свою голубую чёлку, спадавшую так на правый глаз. — Да, это было несомненно для нас, — добавила Дельта. — Папа действительно не человек, Папа — ВИРМ. Когда он атаковал нас в первый раз, лидер ВИРМ прямо называл себя Малельдилом, то есть Господом Богом, если по-нашему. Думаю, потому что мы были религиозным народом, Папа решил сломить наше сопротивление таким образом, выдавая себя за объект почитания нашей церкви Логриса, — сказал Хиро. После чего ухмыльнулся. — Но он не создавал ни нас, ни наш мир, он вообще ничего не создал! Он — отец лжи! — Я к слову, добавлю свои соображения, — сказал Синдзи. — Да, конечно, — разрешил Хиро. — Вы говорите, что разом почувствовали божественность Папы. Это не так уж удивительно, правители любят называть себя богами и через особую культурную обработку внушать своей персоной. В то время как порядочный правитель — всего лишь администратор, его могут выбирать, лучше конечно так, наверное, но он — никак не что-то больше, правителя нельзя возводить в культ. Вот в нашей стране, Японии, такое хуйло — император Хирохито — считался самым настоящим богом; жрецы синтоизма и буддизма заверяли народ, что умерев за императора, они куда более благополучно переродятся в следующей жизни; додумался ли ваш Папа до этого? — Нет, ничего такого он не говорил про перерождение, — сказал Эпсилон. — Я бы запомнил. — А этот говорил. Ха! Так вот, это очень важно уяснить, — после этого Синдзи, будучи сообразительным философом, перешëл к главной теме. — Видите ли, все религии — или вернее сказать, так называемые догматические религии — все основаны исключительно на том, что им надо верить на слово. Например, Иисус Христос утверждал что он вселенский бог — но что он для доказательства столь высокого звания сделал? Он множил предметы, исцелял, воскрес после физической смерти… Да и всë. Последователи Иисуса могли чувствовать что угодно по отношению к нему, но это ничего не доказывает — ощущения того, что перед тобой нечто превосходящее тебя, ещё не значит, что источник этого ощущения то, кем он пытается себя подать (к тому же, правильно употребляя доступные нам понятия). То же самое касается, например, Кришны — да, я могу сказать, что я вижу синекожего гуманоида, который творит магию и швыряет колëса, но с чего я должен считать его вселенским богом и уж тем более с чего я должен считать его источником смысла существования? Увы, Девятые почти ничего не знали об этих религиях, социальная подоплëка которых описывалась в качестве сплошного шарлатанства и мошенничества — кучка бесчестных негодяев, называя себя богами и назначая себя жрецами, небесными наследниками и сынами владык мироздания, эти подлецы издревле одурачивали примитивные народные толпы, охочие до чудес и способов обрести надежду в беспокойной окружающей среде; потому свора мошенников или просто сумасшедших легко внушала что угодно пустоголовым. Князья и цари поддерживали этих проходимцев, ибо проще всего оказало сказать, что цепи, в которые закован народ, выкованы десницей Всевышнего! Ах, до чего доводит тьма невежества, рассуждали просветители-атеисты со страниц папистских учебников, вот до каких нелепостей! Только свет науки способен, словно свеча в ночи, вести разум по верному пути. Разумеется, не позволяя задаться вопросом, а «зачем идти именно по данному пути и куда он ведëт?» Ведь легко привлечь внимание жертв своих манипуляций к тому злу, от которого они освободили человечество… Подобно тому, как они освобождали его от пьянства, от низменной и разлагающей мозг культуры, от «Дома 2», от дегенератской политкорректности и от великого множества тому подобных вещей, которые тьмой окружали разум человека. Альфа лучше всего относился к Папе. Именно он был тем, кто впервые проникся особыми чувствами к Председателю. Став изучать подобные чувства в учебниках, он пришëл к выводу о божественности Папы. Остальные Девятые куда менее серьёзно относились к подобным заявлениям, но не нашли их столь бредовыми и, также постепенно осознавая иррациональные чувства, в конце концов согласились с идеей божественности диктатора. Ничего удивительного, как потом выяснилось, ВИРМ нарочно ментальными и вероятностными манипуляциями сподвигли Десятых уверовать в этот абсурд. Да, это был абсурд — уверовать в божественность диктатора на фоне пропаганды атеизма от этого же диктатора уровня «верующие сожгли Коперника — верующие не правы» (Или Джордано Бруно? Не имеет значение). Абсурд — держаться такой веры и не задать вопроса «если Папа — божество, почему он ещё щелчком пальцев не стëр в атомарную пыль всех рëвозавров?» Каковы его глобальные планы? Девятые были приучены быть исполнителями, а не мыслителями. Они не думали над подобными тонкостями — ибо вера на то и вера, чтобы быть абсурдной и в этом абсурде черпать свою силу. И вот теперь этой вере наставал конец под натиском фактов и аргументов, так как даже самая абсурдная вера не абсолютна. — Вот так и вы, — продолжал Синдзи, — увидев ВИРМ, то есть почувствовав их так или иначе, начали думаю, что он «бог»! А на самом деле в ВИРМ нет ничего уникального — это просто один из многих обитателей мироздания! Да, много превосходящий вас, но вы тоже можете стать такими! ВИРМ вам не указ, не больший указ, чем просто человек! — Да, теперь мы всë знаем и понимаем! — смело взмахнул рукой Гамма. — Верно? — окинул он взглядом своих. — Да, — только это и сказал Бета. — Похоже на правду, да, Дельта? — повернулся к ней Эпсилон, она стояла подле него. — Наверное, мы столько видели… Эти люди много знают, скорее всего они правы, — признала зеленовласая девчушка. Зета, Тета и Эта без слов телепатией подтвердили своë согласие. — Что ж, остаëтся убедить лишь четверых… — подумал Хиро. После чего помолчал, в голове роились самые разные мысли. — Наверное мне надо передохнуть, — решил следом наш мыслитель, пока остальные продолжали разговор, парень поднялся изо стола. — Спасибо за еду. Я очень благодарен вам. Хиро посмотрел в сторону выхода из комнаты. — Я могу погулять в окрестностях? Желательно один… — Да, можешь, — разрешил Рэндольф. — Можешь заходить в любые здания — я везде приглашаю. — Любимый, — повернулась к нему Зеро Ту. Хиро нежно поцеловал супругу: — Прости, дорогая, но я должен привести в порядок мысли… Впрочем, совсем одному оставаться Хиро не хотелось, просто он знал, что пойти прогуляться с кем-то, кого он знает — значит опять вести разговор о том, от чего он хочет перевести дух. — Синдзи, — Хиро сразу подумал о человеке с предельно схожими взглядами. — Может ты… — Показать тебе город? — приятно улыбнулся молодой японец. — Ничего не имею против. — Хорошо, спасибо. Синдзи встал из-за стола. — Времени у нас всегда предостаточно, потому не торопитесь там, — сказал Рэндольф. — Отдыхайте, отдыхайте, друзья. Синдзи и Хиро покинули их. Поначалу парни молчали, когда шли к выходу из дома. — Сюда, — только раз указал Синдзи нужное направление по коридору. Они вышли на крыльцо и посмотрели на площадь. — Э, ты прямо босиком пойдëшь? — Синдзи вставил ноги во вьетнамки. — Да, почему нет? Я люблю ходить босиком и обычно всегда так хожу вне города, — Хиро сам удивился как совершенно машинально он поведал о чём-то таком, что имело место в прошлой жизни. В прошлой — сколько времени минуло с тех пор, когда ВИРМ опустошили Малакандру? — А, ну в принципе я тоже. Правда больше за компанию с Каору, — Синдзи сейчас носил предельно короткие, больше явно женские шортики, при этом весьма широкие. Синдзи нарочно хотел подчеркнуть свою нетрадиционную сексуальность и андрогинную красоту, каковая издавна культурно ценилась в его родной Японии. В этих целях юный красавец-бисексуал и бигендер, способный ощутить себя женщиной, наверх носил очень короткую топ-майку, которая закрывала аккурат только верхнюю часть туловища, оставляя обнажëнной часть спины, бока и весь живот ниже; на лоб Синдзи натянул подходящую под стиль поддерживающую ленту для длинных волос, чтобы чëлка не лезла в глаза, а также позади заплëл волосы в достающий до плечей хвост. Что же касалось Хиро, то среди рëвозавров красивые мужчины — красивые именно в смысле «бисëнен» — также ценились, невзирая на господство аскетического религиозного культа — при этом как у женщин, так и у мужчин — анус бисëнена считался средь последних более утончённым местном наслаждения, элитарным так сказать, потому многие аристократы и старейшины кланов в своей среде держали гаремы изящных красавцев для поддержания статуса. Как бы там не гневилась аскетическая церковь: — Да будет проклят всякий, кто растрачивает семя в срамной удел! Творец создал семя для женского лона! Чтобы рождались дети и не для чего более! Мы не должны заниматься извержением семени больше, чем необходимо то для зачатия! Ибо блуд, мужеложство, мастурбация, гурманство, чревоугодие — это такие же тяжкие грехи как убийство, изнасилование, воровство и грабëж! — публично провозглашал глава культа, перед тем, как сам пойти и предаться любви сразу с несколькими красавцами, а после, вдохновившись этим, закончить писать анонимно распространяемый в элитарно-снобско-декаденско-аристократической среде поэтический трактат о том, что любовь между мужчинами доставляет куда большее наслаждение, чем любовь между мужчиной и женщиной — разумеется, когда церкви стало официально известно о циркуляции этого произведения среди диванных интеллектуалов, Его Святейшество с парапета храма первым публично проклял автора сего богохульного труда — то есть самого себя. Во время этих событий — Хиро их вспомнил и стал рассказывать об этом Синдзи — он впервые занялся сексом с мужчиной; как раз прочитал творчество Его Святейшества (зная авторство), не особо вдохновился очередной пурпурной декаденской графоманью, — в такой среде ценились все нонконформистские каракули, как можно более вычурные, заумные и пошлые, просто потому что они нонконформистские, — но, тем не менее, Хиро обдумал саму идею и просто решил попробовать. — За мной тогда числилось от сотни связей с самыми разными женщинами — благодаря своей красоте я пользовался популярностью. Все мои романы были внебрачными и, что особенно мне нравилось, богопротивными, блудодейскими и потому за это, по церковному закону, караемые смертью. Я тогда ещё был молод и мы с Зеро Ту не поженились, хотя росли вместе. Когда я в первый раз сделал этой с мужчиной — моим избранником стал какой-то очередной красавец, который ублажал церковное начальство, когда церковное начальство сидит у себя дома за закрытыми дверями, задвинутыми ставнями и за высокими стенами. Этот секс — я побыл сперва в активной позиции, а потом в пассивной — доставил мне огромное удовольствие, я и подумать не мог, что секс с мужчиной может быть таким приятным — но это было в тайне от Зеро Ту и мне некоторое время было за это стыдно. Как оказалось напрасно — Зеро Ту сама через некоторое время предложила мне групповуху с одной своей знакомой, к слову — тоже из церкви — а у той нашëлся родственник, который сгорал от похоти к моей Зеро Ту. Когда мы оказались в одной постели, то попробовали все комбинации — я получал огромное удовольствие, когда смотрел за тем, как Зеро Ту и чужая девушка проказничают и одновременно кончал в зад того парня — и Зеро Ту честно призналась, что смотреть на секс двух мужчин ей очень нравится… Но проблема оказалась в том, — вспомнил Хиро, — что тот любовник очень сильно прицепился к моей Зеро Ту и на протяжении года трепал мне нервы — как я ревновал! Мне в голову даже пришла мысль убить этого парня, в которого я сам с таким удовольствием кончал и чай зад в минуты сладострастия сводил меня с ума! Но я сразу же ужаснулся таким мыслям, понимая, что стану чудовищем, если пойду на такое. Я буду ни чем не лучше тех тупых религиозных ублюдков, которые с детства пытались навредить Зеро Ту, потому что тупая церковная догма велит делать зло подобным ей. А я мог безнаказанно убить того парня! Магия гарантировала мне полную безнаказанность. Но я не искусился могуществом, и очень долго осуждал сам себя за такие мысли… Хиро сделал паузу, Синдзи пришла некая беглая мысль в голову и он хотел нечто сказать, но Хиро перебил: — Это был первый и последний раз в жизни, когда я чуть не уверовал в Малельдила. — Почему? Потому что эти глупые аскетичные учения, вроде легизма [7], проповедуют, что желания — это плохо, поэтому что ты можешь пожелать дурного и тогда, если вот ты с самого начала не воспринимаешь желания как зло, то можешь с большей степенью вероятности поддаться? — верно выстроил всю логику Синдзи. — Да, около того. — Это типичная информхимера — ставить чревоугодие, однополую любовь, мастурбацию и так далее в один ряд с убийством, воровством, грабежом и так далее; идиоты хотят, чтобы мы уверовали в то, что если что-то одно из этого зло — то и другое тоже зло, хотя это произвольно, я так могу поставить между убийством и воровством пункт «ссать стоя», и что — ссать стоя, это смертный грех? [8] Так можно всё что угодно назвать, — аргументировал Синдзи. — Это унылый софизм тупых аскетов из категории речей Хирохито «Для начинающего некрофага». — Да, ты прав, — поддержал Хиро. — Мне незачем смотреть на все свои желания как на неизбежно опасные, ведь у меня есть воля, совесть и желание делать добро и не делать зла, всë — чтобы подавлять злые желания моего сердца. Кхм. Тем более через некоторое время этот парень пересытился Зеро Ту и остыл к ней. Я тогда был слишком молод, мне и полвека не исполнилось, и я даже не знал, что лишь истинная любовь может скреплять навсегда, в то время как простая влюблëнность длится до насыщения — это как еда, — сравнил Хиро. — Я придерживаюсь абсолютно таких же взглядов. Потому могу предположить, ты перестал со временем ревновать Зеро Ту, когда понял, что все прочие партнëры — просто однодневки, — догадался Синдзи. — Совершенно верно. Через век я уже более не ревновал Зеро Ту ни к кому, будучи уверен, что мы вместе навсегда… Хиро ещё помолчал, думая об этом, и продолжил вот о чём: — Знаешь, когда я возжелал убить того парня, я наконец понял, как глубоко зло живëт внутри нас. И что учение церкви о том, что наш вид избежал грехопадения — в отличие от жителей твоей Тулкандры-Земли — брехня, полная брехня; мы также предрасположены ко злу врождëнно, а не потому что нас искушает тёмный эльдил… — Никто не совершенен, — не удивился Синдзи, — я вот в прошлой жизни убил всë живое на Земле. Правда из отчаяния и из желания покончить со злом раз и навсегда. — Со злом невозможно покончить, потому что Всë — это зло, — Хиро собрался с мыслями и решил изложить свою философию, к которой он за тысячу прожитых лет пришёл в прошлой жизни, только что восстановленной в памяти, — послушай, Синдзи… — Угу, — проявил искренний интерес мальчик. — Я слушаю. — Возможно тебе мои взгляды покажутся сумасшествием выжившего из ума. Не, то что я пережил, совершенно точно может привести к безумию, и ты меня понимаешь… Мне искренне кажется, что в дуализме добра и зла, на самом деле есть только зло. Зло — это первичная субстанция, — Хиро вздохнул, — все вещи получают свою самостоятельную сущность лишь благодаря вкладываемой в них рукой Создателя потенции кому-то сделать зло, лишь благодаря Высшему Космическому Злу всякая вещь получает бытие. Мир существует для зла, из зла он родился и во зле сгинет. А что же такое добро? — риторически спросил наш интеллигент. — Да нет никакого добра — почти все примеры добра так или иначе несут кому-то вред или существуют для поддержания жизни и общества, без чего невозможна столь качественная реализация зла, потому добро — лишь хитрый инструмент зла, а стало быть — лишь проявление зла, добро — не субстанция, добро — акциденция [термин философии Аристотеля, обозначающий нечто вторичное и незначительное]. Например, чтобы спасти Зеро Ту я отдал в жертву Итиго — точнее собирался, так что ко мне не имеет отношение то обстоятельство, что в итоге Итиго осталась тогда жива, я обрëк еë на смерть; я делал одно и то же действие, но для Итиго она было злом, а для Зеро Ту — добром. Но я думаю, что истинная сущность моего действия — зло; ведь, чтобы спасти самого дорогого человека, я принëс в жертву менее дорогого — я сделал зло. И так далее, — Хиро горестно усмехнулся и развёл руками, словно чего-то показывая, — когда кто-то борется с голодом, он обрекает на смерть множество животных и растений, так он делает вроде бы добро, но на самом деле — зло, просто увидеть это зло могут только животные; когда врач обеззараживает рану, он убивает бактерий, он делает зло бактериям… Да, знаю, наверное, я дохожу до абсурда, но я просто не могу бросить взгляд на что-либо и не увидеть там зло. Коли я сам, ненавидящий зло в себе, хочу быть добродетельным, я понимаю, зло не только внутри меня, оно и снаружи и везде. Я понимаю, что наша этика, которая запрещает убивать ради личного обогащения слабых, ничто для Вечной Преступной Природы, в которой плотоядное постоянно убивает травоядных. Под нашими ногами, — Хиро опустил взгляд, потому что по его пальцу ноги ползла сороконожка, она не вызвала у Хиро никакого отторжения и он спокойно позволил жутковатому насекомому уползти, — букашки постоянно жрут друг друга. Таким образом, я пришëл к выводу, что Зло везде. И кто как не сам Малельдил, или Бог, по вашему, кто как не Он его создал? Бог — Тиран Вселенной, Малельдил, Всевышнее Существо, Отец Порока! Знаешь, Синдзи, — Хиро сделал паузу, позволяя тихо угукнуть своему внимательному слушателю, — если меня спросят, какова моя вера, я скажу: я верю, что до появления упорядоченной Вселенной, прямо в ужасных температурах Планка, среди первородного хаоса и совершенно адского давления клубилось ужасное существо, невероятно злобное, но при этом тупое и слепое — в своей дикой злобе оно вырвало из себя частицы скверны и, чтобы их отбросить от себя, создало пространство, тем самым ограничив свою до того полностью бесконечную сущность; и оно бросило в это пространство с лютой ненавистью вырванные части. Так эти частицы зла оказались отделены от своего целого и разбросаны по всей протяжëнности новорожденной Вселенной со всеми еë многомерными измерениями. Зло инстинктивно тянется ко злу и потому конечная цель зла — возвращение к своему Богу. Потому части этого зла по мере остывания творения образовали планеты и звëзды, нас в конечном итоге. Это проливает свет на тайну возникновения жизни и сознания. Душа — это незримая метафизическая субстанция, отождествляемая с личностью и сознанием конкретного разумного индивидуума; по своей сути она является тенью сущности Тирана Вселенной — эхом первичного хаоса, что укоренился в сердце живого существа и всеми силами старается подчинить его тело себе, мы — Образ и Подобие нашего Творца, только мы далеко не так совершенны во зле как он, но именно от Него зло есть в сердце каждого и от него невозможно избавиться. Для развития этому злу необходимы живые существа, способные его претворять, а не слепо собирающиеся мёртвые атомы. Эволюция жизни — это череда страданий, смертей и кровопролитей, невозможно представить сколько живых существ родилось в муках и погибло в муках до того, как появились мы, разумные формы жизни; и так естественный отбор приводит к возникновению разумной жизни — потому что если плотоядный хищник чисто инстинктивно нападает на жертву, то полностью разумное существо делает зло сознательно, оно может делать его как самоцель и оно может смаковать зло в огромных масштабах и оно может учить великое множество других делать зло. Вот почему для большей самореализации частицам зла необходимы осознанные индивиды — тираны, диктаторы, маньяки, насильники, религиозные фанатики, обычные уголовники… злу также необходима добродетель, чтобы в борьбе с ней зло развивалось, становилось злее, хитрее и изворотливей, кроме того, если бы все были порочны, то наши неразумные предки без альтруизма слишком быстро самоуничтожились, не позволив развиться полностью разумным злодеям. Таким образом эволюция жизни должна идти от способных ко временному альтруизму животным к полностью социопатичным интеллектуалам, лишённых добродетелей, жалости и сострадания и готовых истреблять всех вокруг себя ради личных эгоистичных целей — видя общество, которое создал Папа, я лишний раз убеждаюсь, что это так. Таким образом всё, что мы называем добром — это мелкое несовершенство Зла, костыль, он будет отброшен, когда придëт час Злу раскрыться со всей своей полнотой по мере духовного развития цивилизации. По крайней мере к этому стремится составляющие наше тело и душу частицы зла. Ведь наши пороки, наша жестокость, наша безжалостность и наша тупость — это всё проявления Бога в нашем сердце, Его частицы, и когда эта частица берёт верх, мы окончательно становимся лютыми и неспособными к раскаянию злодеями. Так мы достигаем подлинного духовного совершенства. А ещё злодеям для полного раскрытия нужны жертвы помимо мелкого зла — это разного рода слабые, беззащитные, невинные, всякие уязвимые меньшинства, которые нужны злу, чтобы убедить большинство самоутверждаться над ними, например — гомосексуалисты, инвалиды, дети, и именно в силу этого существует разделение на национальности, расы и сексуальные ориентации — чтобы у нас было как можно больше поводов изливать друг на друга свою ненависть и давать силу злу расти. Атомы зла на уровне своих законов всегда создают ситуации, выгодные для развития зла. Если некто вот вдруг захочет уравнять всех людей, то он сам проявит к ним насилие и сам станет злом. Таким образом, невозможно представить ситуацию, когда бы зло не торжествовало. Например, когда церковь «добродетели» борется с кровавыми языческими ритуалами, она же заодно гробит кучу народа, не причастного к жертвоприношениям, и сама совершает жертвоприношения, когда казнит еретиков и всех, кто не согласен с тиранией «добра»; когда церковь осуждает гомосексуалистов и когда церковь ставит, как ты сказал, в один ряд мастурбацию, чревоугодие с убийством, воровством и грабежëм, когда богословы изливают чернила на то, чтобы доказать, что Бог-создатель благ, когда видно, что это не так, все эти верующие в химеру зла и добра совершают грехи лжи, глупости и несправедливости — то есть они служат злу, чтобы они там о себе не думали, и приближают торжество зла. Религия сливает добро и зло в трудноразличимую химеру, таков хитрый план Зла, потому отвергая зло религии, прогрессоры отвергнут и всё добро, возможно, сами этого не заметив. Тогда лишённые морали прогрессоры будут творить новое зло, которое им позволила творить старая система догм и иррациональных бредней через своё господство и своё падение. Так они приведут цивилизацию к вершине торжества порока. Хиро сделал паузу — во время изложения его доктрины Синдзи тот угукал, то просил продолжения, то ещё вставлял мало важные для повествования фразы, для начала решив до конца выслушать своего друга. — И где же выход? — наконец не смог не спросить Синдзи. — Выход необязательно должен быть и, если честно, я думаю, его нет и быть не может, так как все мы и всë вокруг нас сделано из атомов зла, а наша душа — частица Бога — это сгусток Высшего Зла, чья сущность стремится ввергнуть нас во зло, кого-то — больше, кого-то меньше, в зависимости от степени духовного развития. Однако, — Хиро подумал и сказал с большим умом на лице, — я ненавижу зло, моя ненависть ко злу такова, что я буду ненавидеть себя каждый раз, когда буду совершать зло — увы, его нельзя не совершать; нет, я не буду просить прощение у каждого скушанного зверя или у каждой растоптанной букашки, — Хиро опустил взгляд на землю и пыльным большим пальцем ноги подпихнул под зад крупного жука, чтобы подтолкнуть его скорее покинуть лесную тропинку, — но по крайней мере в пределах бытовой жизни я буду воздерживаться от зла. Так как важно даже не количество совершëнного зла, а качество — чем сильнее твоя душа привыкает ко злу и чем легче тебе даëтся оно, тем приятнее оно для тебя становится… — Тем сильнее твоя духовная сущность Бога Зла берёт верх, — закончил мысль Синдзи. — Да. — Это понятно… — Но куда интереснее то, что происходит потом, когда ты достигаешь максимально возможного в этом мире совершенства во зле, каков итог истинного духовного пути. — Ну? — В конце концов ты заполняешь свою душу злом до такой степени, что начинаешь притягиваться к Отцу Порока. Ведь почему существует гравитация? Потому что зло стремится вновь слиться в плоть Отца Порока, откуда все атомы зла были им вырваны. Потому все законченные злодеи после смерти выпадают из круга перерождения и попадают к Султану Демонов Азатоту. Их притягивает его зло, и это зло пожирает их, в конце концов зло саморазрушительно. Я уверен, Синдзи, что те атомы зла, из которых состоит Вселенная, отделились от Отца Порока, когда это чудовище в злобе и тупости жадно грызло само себя. Ведь не существовало тогда никого иного, кроме него самого, так кому ещё ему делать зло? И теперь представь, как оно будет довольно делать зло кому-то, кроме себя? Теперь оно будет делать это на протяжении вечности всем тем подонкам, конченным мерзавцам, которые притянулись к нему благодаря своей любви и тяге ко злу. И всë то зло, которое они сделали другим — фигня на фоне той вечности зла, которое будет причинено им «в благодарность» от Отца Порока, — Хиро светло и торжественно улыбнулся, — большее зло всегда пожирает мелкое, и раз есть разница во зле, то должен быть предел конечного зла, и этот предел — Бог, Тиран Вселенной, поджидающий всех злодеев. А я не хочу оказаться на их месте, потому моя ненависть ко злу убережëт меня от такого финала, пусть даже ради этого моя душа будет вечно перерождаться в Колесе Сансары и страдать от зла мелкого. Ну, а если когда-нибудь я свижусь с Богом Зла, то этот папаша всего дерьма в мире почувствует на себе всю мою ненависть — я буду сражаться с ним до конца! Пусть он сожрёт меня — я буду бить его поганое нутро, я заставлю его в слепой злобе разорвать себя изнутри и наконец издохнуть в мучениях! Хиро посмотрел на Синдзи, и падающий через ветки деревьев лесной свет Солнца красочно осенял это прекрасное лицо. Хиро явно устал говорить, и тогда пришла пора Синдзи: — Признаться, моë мироощущение настолько же негативно, сколь и твоë. Я, например, сам додумался до того, что нет никакого альтруизма и что есть только эгоизм, — говорил Синдзи, — что все альтруистические действия на самом деле имеют внутри эгоистический мотив, даже самопожертвование. Что касается твоей теологии — я сам пришëл где-то к такому же выводу! Только, хочу заметить, — Синдзи поднял палец, Хиро ожидающе угукнул, — я нигилист, потому не верю в добро и зло, в объективные добро и зло — мне кажется, эти умозрительные понятия не существуют. Мы только называем ими то, что нам нравится или не нравится с оглядкой на наше общество и на выгоду для нас и общества от таких представлений. Да, мы можем назвать мир и тех богов, которые его создали, злом, так как оба его ненавидим. Но само умозрительное понятие зла не должно подчиняться нашим же умозрительным законам — вот ты говоришь, что атомы зла притягиваются друг к другу, потому что зло хочет создать Вселенную, пригодную для жизни, чтобы мучить еë — но откуда ты это знаешь? Ведь этот закон ты вывел из своей умозрительности. А наш ум оперирует понятиями языка, а язык — выдумка цивилизации. — Хм, — Хиро подумал, — да, это хорошее возражение. Однако, Синдзи, я не претендую на истину в последней инстанции. Я не религиозный идиот, который думает, что ему известна абсолютная истина лишь потому, что ему нравится в это верить. Я всего лишь создал эту философию на основе моего жизненного опыта и благодаря моему сердцу и уму. У нас у обоих было нечто вроде божественного откровения, но антинаучно полагаться на откровение. — Карнап говорил, философия отражает чувство жизни, и является неадекватным выражением — ведь философы спорят друг с другом; в то время как адекватно выражать чувство жизни стоит через искусство — в искусстве музыка Баха не спорит с музыкой Вивальди, — аргументировал Синдзи. — Да, я мог бы сочинить песню про это или организовать фейерверк запахов [разновидность искусства для его расы, обладающей куда более сильным и тонким обонянием], но это не то — это недостаточно точно излагает мои чувства — я много страдал и ты меня понимаешь, мы оба много страдали и наша сердце хочет кричать: «Как я ненавижу этот мир!» И так как Мир делает мне больно, я кричу это против всего мира! — повысил голос Хиро. — Я кричу о том, как ненавижу его… но этого было бы недостаточно, чтобы выложить мою ненависть к миру. Ведь крик — короткий или длинный — набор однотипных слов и беспорядочных воплей. А вот создать метафизическую систему со всей аргументацией — это другое, вот это полностью меня выражает, — Хиро положил руку на сердце с долей облегчëнного вида, а Синдзи же с интересом рассматривал соблазнительное лицо своего друга. — Можешь рассматривать мою философию как произведение искусства, а не как нечто реально претендующее на достоверную информацию о Вселенной. — Я тоже склонен к подобной философии, я думаю, она тоже выражает и меня и мою огромную ненависть к миру, который с самого моего рождения делал мне больно. Но я не думаю, что Азатот злонамерен, он просто тупой и не понимающий что он делает; хотя я в любом случае не желаю иметь ничего общего с этим дебилом из-за которого у нас столько проблем, — выдохнув, сказал Синдзи, подумал и добавил: — Однако, даже Азатот не имеет никакой власти над собой, ни над своим творением, Хаос-Идиот просто примитивное тупое животное — и что этой Вселенной, думаю я, правит вовсе не злонамеренное умозрительное зло, а тупое механистическое безразличие. Чтобы говорить такое, Хиро, необходимо отрешиться от эмоций — очень просто, посмотрев на всë, послушать сиюминутное сердце и назвать Бога злом, мир злом, но на самом деле они просто безразличны и сами над собой на властны, хаотичны. Да, я могу рассуждать так только тогда, когда я спокоен и меня не гложут личные страдания, когда я страдаю, я везде вижу зло. Но, Хиро, не думаю, что ты будешь спорить с тем, что от эмоций и от своих страданий надо отстраняться, чтобы познать истину? — Да, совершенно верно, я с тобой соглашусь, — признал Хиро с благосклонным выражением, чуть поникая лицом. — Эй, Хиро. — Да. — Пошли теперь трахнемся под кустом, — с улыбкой указал Синдзи. — Пошли, — со смешком согласился Хиро. — Э-э, возможно, я сказал это прямолинейно, но я понял, что парням с нашим умом ничего стесняться, — стал рассуждать по этому поводу Синдзи. — Угу. — Мы глубоко презираем общественные предрассудки и нам не должны быть ведомы такие тривиальные условности, — у Синдзи внутри всë запылало, пилота Евангелиона-01 снедала похоть и, наверное, женщина не могла бы пробудить в нëм такой огонь — ведь ему хотелось не иметь, но отдаваться. Синдзи специально облачился в соблазнительную одежду в духе молодецкого ЛГБТ-гламура, призванную подчеркнуть его красоту и размытость гендера; и точно также самого воздыхателя завела одежда Хиро, чрезвычайно соблазнительная, обтягивающая тело и часто оголяющая его для демонстрации смазливой розовой кожи. — Если мы настолько похожи во взглядах и оба — красивые парни, для нас было бы грехом не попробовать заняться любовью вместе. Я чем больше сношаюсь, тем больше самоутверждаюсь, — оглядывался по сторонам Синдзи в поисках места для сношения. — А я готов сношаться просто ради удовольствия, секс — это очень приятно, и мой вид отличается большей похотливостью по сравнению с вашим, — Хиро охотно согласился, тем более надо было повысить себе настроение. — Тем более ты мне очень по нраву, Синдзи. Мне нравится твоя красота, а твои мысли и правда говорят, что мы — родственные души. — Хиро, у тебя никогда не было проблем с самооценкой? — Э-э, нет. Я никогда не думал об этом. — Завидую, ты настоящий герой, в отличие от меня. Такие как ты, наверное, редко рождаются. А я вот долгое время считал себя бесполезным ничтожеством, сидящим на шее у опекунов. Я нигде не работал, просто прожигал жизнь. Хиро обратился к отрывкам «закачанной» на его мозги памяти Виктора: — Но твоя самооценка повысилась после того, как ты стал пилотом Евы? — Э-э, отчасти… Вернее мне тогда стало совсем не до того. Но вот трахаться мне просто приятно, — идя немного впереди, Синдзи повернул голову к Хиро и показал ему свою пошлую ухмылку и игривый блеск в жаждущих глаза, — я прямо думаю над тем, какой я крутой, ведь чем больше у меня партнëров — тем я, круче. Я бы не сильно переживал, будь их у меня меньше. Мне просто приятно. Это всё не было бы мне в кайф, не будь я реально жаждущим плотского удовольствия, прямо как ты, — рассказывал Синдзи, проходя через кусты к удобному месту возле толстого дерева. — Давай тут, прямо на природе, где светит солнышко над головой и где поют птицы. — Да, люблю птиц и лес, — Хиро глянул на ветку дерева, где сидела некая пташка, — Picus viridis? Зелёный дятел? — А? Не знаю. Оба парня оказались близко другу перед другом — Синдзи первым привычно поцеловал Хиро, попутно отмечая про себя, каким отважным стал — он больше не нервничает, когда целует незнакомого человека. Ну как не знакомого? Он вполне познакомился с Хиро — узнал из воспоминаний Зеро Ту с кем имеет дело, хорошо понял что перед ним отважный и добропорядочный человек. Добропорядочный по духу, разумеется, не всегда по делам, потому что невозможно всегда быть добродетельным по делам — надо или Зеро Ту из ада спасти, и для этого потребуется Итиго на смерть обречь, либо Зеро Ту там бросить придëтся, но Итиго сохранить — невозможно угодить всем и потому придëтся кому-то сделать зло, невозможно накормить волков и оставить в целости овец. Но тот факт, что Хиро ненавидел зло в любом случае, говорил о нëм очень хорошо. Такого вполне можно полюбить от всего жаждущего любви сердца. Хиро тоже знал Синдзи через память Виктора — хороший юноша с трудной судьбой, мальчик, чьими родителями были сумасшедшие оккультисты, который много чего натворил из-за отчаяния и отсутствия поддержки. И он тоже всегда ненавидел себя по вине слабости и за то зло, которое по его вине познали другие. Синдзи был достоин любви и понимания. Бедное, измученное сердце, запивающее нектаром разврата раны тонкой души. Потому Хиро охотно ответил этому сладкому мальчику на тëплый поцелуй, стоя под деревом и разжигаясь внутри от похоти при мысли о предстоящем акте — смазливое лицо Синдзи не могло не расположить Хиро и не соблазнить его. Продолжая дальше чмокать рот в рот, рогатый вздымался членом, сообразно чему изменялся облегающий таз металл, гладил бисексуала за оголëнные под топ-майкой бока и живот. — Я вчера много сношался и ещё хочу потрахать твою жену и кое-кого ещё, потому сейчас я буду пассивом, будешь дрючить меня, а я буду настроен не на то, чтобы кончить, а на то, чтобы наслаждаться простатой, — несколько сбивчивым, но уверенным тоном сказал Синдзи. — Да, хорошо… Синдзи приспустил девичьи шортики, чтобы дрочить уже приподнявшейся малый, и присел на корточки перед Хиро. — Раскрой эту, — плотно прилегающая к розовой кожи металлического вида одежда озадачила Синдзи, сейчас она обнажила только член, потому что тот начал напиваться кровью. — Да, — Хиро стал полностью раскрывать эту часть облачения. — Я хочу стать лучшим минетëром и должен научиться хорошо сосать, — облизал губы Синдзи. — Я люблю сосать. — Хорошо, а я люблю, когда у меня сосут, — Хиро обрадовался, что имеет дело с таким опытным любовником. Для него он быстро и полностью раскрыл свою металлического вида одежду и выдал обнажëнный пах. Синдзи охотно принял фаллос в рот, предварительно чмокнув, погладив, мастерски засосал. — Давай, хорошо бери в рот, — ощущения в органе сразу подтвердили понимание, что ему довелось сойтись с опытным развратником, сластолюбцем, содомитом и блудодеем, Хиро погладил голову Синдзи. Разговоров более не требовалось — новые знакомые просто наслаждались, общаясь на языке похоти и верша любовную мистерию Содома. Синдзи приложился ладонями к бëдрам Хиро, минетëр их гладил, постепенно переходя на оголëнные ягодицы и тоже даря им свои похотливые ласки. Время шло. Синдзи трудился без намëка на усталость. — Продолжай, мне это нравится, — Хиро в жесте благодарности плотнее возложил обе свои ладони на голову Синдзи, мальчик начал двигать шеей. — Ох, ебать, мне нравится твой рот!.. — супруг Зеро Ту не только расширил свой словарный запас после воспоминания о прошлой жизни, но и уже почувствовал первые позывы к оргазму и плотно схватил сосущего любовника за косичку и потянул за неë. Находящейся на коленях Синдзи покорно принимал в рот твëрдый член, всячески стараясь раздражать его то языком, то упором в щëку. — «Наверное ему неприятно так долго это делать», — Хиро ещё немного приблизил свой оргазм, потому пожелал покинуть рот Синдзи. — Давай я лучше тебя в зад возьму. — О, отличная мысль! Я люблю принадлежать мужчинам! Тогда я ощущаю себя последней шлюхой! — Синдзи выпрямился, утирая губы. Подумав, он всë же высказал: — Лучше бы ты предварительно прочистил мне глотку своей спермой. — А, ну хорошо! — уж очень разгорячëнный Хиро схватил Синдзи снова за голову, опустил на корточки, вставил член, ухватил потом за косичку и достаточно сильно заимел, и не отпускал, покуда с большим стоном не сделал дело — в горячую глотку Синдзи ушла горькая свежая сперма, скрылась прямо в желудке. — Да, рот заболел, — с неприятным выражением сказал Синдзи, но всё же парнишка остался доволен. — О, прости… — Да нет, ничего, Хиро, — Синдзи в ответ одарил любовника усталой, но довольной улыбкой, — мне психологически очень понравилось, что меня вот так грубо взяли и воспользовались мною для того, чтобы кончить мне в рот, — в принципе, развратный пилот Евы-01 остался доволен, — у меня внутри, между хуëм и жопой всë горит, простата моя прямо клокочет, чтобы еë, меня, выебли в зал. Хиро, ты что-то говорил про выносливость своего вида? — А, ну да! — Хиро взялся за свой фаллос и юноше не потребовалось много сил и времени, чтобы тот вновь торчал весь прямо и сильно, пушка возвелась стрелять — совершать новые подвиги на любовном фронте! — Синдзи, у тебя есть смазка? — Да, — у мальчика она появилась в руке, он еë то ли телепортировал, то ли материализовал, но как бы там ни было, теперь тюбик очутился в руках у Хиро и член того был хорошо смазан. Синдзи сбросил к щиколоткам короткие шортики и выставил перед Хиро своë обнажëнное седалище, этот алтарь, сверкающий божественным соблазном наслаждения, тропинка к этому заповедному храму услад во все времена считалась путëм элитарности и утончённости вкуса, и одновременно проклиналась унылыми аскетами и тупой чернью. Разве мог Хиро не искуситься? — Смажь меня как следует, — Синдзи, сгибая спину, уткнулся руками в кору дерева, — и воспользуйся мной для своего наслаждения. — Да-да, хорошо, — Хиро для начала избавил себя от всей одежды с груди, полностью обнажил торс, так ему было комфортнее. Он не пожалел нанести на свой член побольше смазки, потом уткнулся тюбиком со специальной пимпочкой в анус Синдзи и выдавил туда немного смазки, просунул палец и растянул, после чего наконец вошëл, без проблем погрузил головку за сфинктер, и ещё аккуратно ручками ближе подвëл таз пассива. Так удачно состыковавшись, наш герой приступил к акту, погружая и чуть отводя своë достоинство в тесноте этой юношеской пещерки. Мальчик терпеливо находился в одной позе и наслаждался сказочными ощущениями в простате, нет более сладострастного способа усладить мужчину, чем познать его в библейском смысле. Потому жаждущий реального разнообразия в ощущениях парень, особенно если он молодой и красивый, также получает от нас тот же совет, каковой мы предложили ранее девушкам — попробовать со своим полом, в обоих позициях, разумеется. Хиро, крепче взявшейся за таз Синдзи и продолживший разгон, тоже испытал превосходное наслаждение, спина, лицо, зад пассивного юноши очень круто завели долбильщика. Наш актив купался не только в сладострастных осязательных ощущениях в члене, но и ловил блаженство от подрагивания простаты. Приближаясь к райскому пику, когда мужчину не волнует ничего, кроме спуска, наш герой-любовник окончательно потонул в этом, потому доставил некоторое неудобство Синдзи от слишком быстрой частоты движения, но не успел урнинг пожаловаться, как Хиро взорвался: — Ва-а-а-а-ах! — сладостно протянул он, заливая семенем тëплые потроха. — Уф! Отлично, Синдзи!.. Отлично, как хорошо я кончил! Молодец! Молодец, ты всë выдержал! — А то! — был чрезвычайно рад Синдзи. — Как можно как-то иначе, чем хорошо, кончить в меня? Хиро отодвинулся. Синдзи выпрямился, он дрочил. — Хиро, — теперь любовно посмотрев на «тычинку» Стрелиции, пилот Евы-01 припал к губам того, кто только что поимел его, глубоко засосался с Хиро, — дай теперь мне сбросить сперму, — попросил распутник, после того, как пососал язык. Он хитро сузил голубые глаза. — Хорошо, я привык к тому, что меня содомируют — в прошлой жизни практически ни одна наша с Зеро Ту постельная встреча с другой парой, где был мужчина, не обходилась без хотя бы пары тройки оргазмов мне в задницу. Потому, Синдзи, за тысячу лет такой половой активности я давно не считают зазорным таким образом удовлетворять других мужчин. В конце концов, чего мне это стоит? — улыбающейся Хиро совершенно радушно предоставил в распоряжение Синдзи своë округлое, мягкое и розовое седалище. Оно чрезвычайно соблазнило пилота Евы-01 и после хорошей смазки всего и вся, он с рвением вошëл в предоставленную норку, чисто пацанскую, без соседства с влагалищем, каковое запросто могло отпугнуть того, кто любит задницы и на дух не переносит традиционные ценности. Попка хорошо приняла вставленный фаллос — анус Хиро оказался горячим и узковатым и сразу же доставил огромное наслаждение своей плотной хваткой. Синдзи пыхтел на ниве трубочиста долго, дольше чем сам Хиро содомировал его жопу, так как ощущения были просто великолепными. — Ах, чëрт, как же ты хорош! Как же ты хорош! — Синдзи нарочно тянул оргазм, с опытом завсегдатого развратника подвëл себя к спуску по мере долбëжки, всë пылало внутри — вот до чего нашего героя довела задница Хиро! — и так долбильщик с мощным порывом сбросил скопленное за ночь семя в мужские потроха. — А-ах! О, какой же кайф, Хиро! — отстрелялся вспотевший Синдзи, ощущая, как последняя капля ушла в анус, всë ещё сжимающий его головку, которой пришло время покинуть пещеру. — Рад служить, мне очень приятно, когда мою попку находят приятной, — распрямился Хиро с улыбкой на устах. — Дай я тебя расцелую за это! — Синдзи накинулся на губы Хиро и юноши сплелись языками, впрочем, продолжалось это не долго — в конце концов их связывали не настоящая любовь, а сильное приятельство, не доходящее пока даже до дружбы, напополам с похотью и внезапно нахлынувшей страстью, каковую наши два гедониста в следствии убеждений совершенно не намеревались сдерживать и потому столь хорошо провели время, взаимно прочистив друг другу задние ходы. Вот так натрахавшись, наши парни прямо обнажёнными задницами сели на голую землю и прижались спинами к коре дерева, Синдзи первым взял Хиро за руку, благодаря порыву страсти, видя в этом любовнике кого-то вроде Каору, и рогатый брюнет сжал кисть мальчика в ответ с ожидаемым любовно-благосклонным видом, ибо также очень хорошо отнëсся к любовнику в силу личного темперамента. — Хиро, я очень уважаю тебя, — на радостях признавался Синдзи, — меня правда поразило то, как много ты сделал ради своей любви. Говорящий соединился с устами Хиро, собеседник быстро ответил на поцелуй; когда рты разъединились, столь же счастливый Синдзи продолжил, не снижая темпа речи: — Я тоже готов всё это сделать ради своего Каору — нарушу все нормы морали, всех своих кину, все клятвы забуду; вот что я сделаю для человека, которого больше всех люблю на свете! — Синдзи с уверенной и искренней улыбкой говорил всё это Хиро в лицо. — Это я тебе, трагическому безумцу, с глазу на глаз говорю, как готовый на всё такой же трагический безумец. — Знаешь… — Хиро подумал. — Я поступлю прямо как ты. Свой народ предам ради Зеро Ту. Так что… — Любовь — зла, да… — Синдзи верно оценил такой подход с позиции морали. — Но романтична, правда? — Угу. Любовь толкает на зло и безумство. Сейчас вспоминаю, когда был рëвозавром, у нас с Учителем по разным особнякам стояли целые библиотеки на тему зла от любви. Меня это теперь не удивляет. Ведь я сказал — всё на самом деле зло. Любовь — зло, как учил нас Папа Юра (он, правда, сам не лучше — но да его можно понять: всё в конце концов зло), — в мрачно-романтическом тоне рассказывал любовнику Хиро. — Нам остаётся надеяться, Синдзи, что шлюха-судьба не выкинет более на нашу долю таких ситуаций, когда надо будет нам ради наших близких людей делать что-то страшное. — Да, Хиро, я тоже на это надеюсь. — Мне сложнее, чем тебе на это надеяться… было ли у тебя такое, чтобы ты ради любви делал нечто такое, что сделал я? — Ну-у, не было, не случалось, — покачал головой Синдзи. — Может быть ещё будет; всë может быть в жизни. — Да — и не говори. — Бедный Хиро, как ему тяжело, — за трапезой посочувствовала Мисато. — Такая ответственность. Я его так хорошо понимаю, он должен нести своё бремя. — Ответственность? — посмотрел на неë Горо. — Ну да. Он же отвечает за вас всех. Он хочет вас спасти, свою стаю, как он это назвал, — говорила Мисато. — Мы в общем-то по отношению к своим занимаемся тем же и это очень тяжело. — Да это-то понятно, — Горо опёрся кулаком на щёку, сам раздумывая над этим вопросом и проникаясь глубокой эмпатией к Хиро. — Даже со мной он не хочет общаться, — посетовала Зеро Ту, явно отнесясь с подозрением к такому поведению. — Наверное он сейчас действительно хочет побыть с родственной душой… несколько иного плана, — заговорила Мана. — Верно, — согласилась Мари, — иногда нам необходимо одиночество, моя дорогая, — она присмотрелась к Зеро Ту. — Розовая конфетка, если хочешь внимания, я могу тебе его дать с большой охотой. А то вчера я весь выходной день была занята с вашими замечательными Икуно и Наоми… — Да, Зеро Ту, я рекомендую тебе провести время с Мари, с ней и поговорить можно — она, между прочим, умнее меня, и… она много чего приятно делает, — порекомендовала Аска. — Ох, принцесса, как я рада от тебя слышать подобное! — страстно заулыбалась Мари. — Всегда пожалуйста, четырёхглазая! — отозвалась Аска столь же любезно. — Как я рада видеть вас столько хорошо ладящими, — Мана счастливо поглядела то на одну, то на вторую, — подумать только, ещё полгода назад вы друг друга только злить могли. Ну, по крайней мере Мари Аску. — Поверь, шпионочка, за полгода можно многое переосмыслить и изменить всю дальнейшую жизнь, — констатировала Аска. — Я и тебя, помнится, терпеть не могла, а теперь — ничего, вот как с тобой любезна! — Ну, меня заслали вояки шпионить за вами — у вас были причины. Тем более мы оба влюбились в Синдзи, так что… Ну ладно, не будем о былом, — закончила Мана. — Хорошо, пусть Мари меня развлечëт, — параллельно этому разговору встала из-за стола Зеро Ту. — Я никогда не отказываюсь от утех и всегда экспериментирую. — Отличнинько! Пошли, я сделаю тебе душистую ванную! — охотно вскочила с места Мари и с улыбкой подбежала к розовой конфетке, грудастые девицы встали в полный рост друг напротив друга, словно бы меряясь величиной и пышностью своих бюстов. — Ванная — это здорово! — очень вальяжным тоном провозгласила Мисато. — Надо бы себе тоже сделать! — Кстати, — Гамма, всë это время сидящий близко с Бетой, посмотрел на Зеро Ту и Мари, потом на Аску и на Мисато, — я очень благодарен вам за то, что вы стали нашими половыми партнёрами — Бета тоже?.. — поглядел бардововолосый на возлюбленного. — Да, — со смазливой улыбкой подтвердил синевласый пижон. — Вы ещё хотите провести время с нашей супружеской парой? — задал вопрос Кадзи, по-прежнему сохраняя вальяжный вид, хотя внутри у него появилось беспокойство. — Я бы не отказался, но здесь у вас ещё предостаточно красивых девушек, — Гамма явно облюбовал взором Аску, также стреляя взглядом по честь Мари. — Я предпочитаю при наличии нескольких потенциальных половых партнёров, совокупиться с каждым — дело в эффекте Кулиджа, он заставляет особенно сильно хотеть совокупиться с тем, кого вы видите впервые. Я вот впервые вижу женщин NERV. — Согласитесь, этот эффект особенно приятен — без него ты бы уже насытился, но с ним тебе ещё хочется кончать в незнакомых женщин, — сказал следом Бета. — Совершенно с тобой согласен, — ожидаемо разделил такую позицию царь Соломон, имевший больше тысячи жëн и наложниц, — эффект Кулиджа, как вы его называете, одно из самых сладких чудес природы. — Вот почему, — Гамма посмотрел на Аску, — я хотел бы… — Я намерена посмотреть на то, как Мари будет развлекать Зеро Ту, потому, чтобы не отвлекать Мари на себя, мне потребуется выносливый мужчина, — на опережение изъявила Аска, весьма требовательно взирая на Гамму. — В таком случае — мы поняли друг друга, Аска, — обнажил надменно-самодовольную ухмылочку Гамма. — Гамма не подведëт, — не мог не похвалить любовника Бета, — поверь, меня он может сношать долгими часами, по ходу чего я почти без рук сбрасываю сперму и испытываю ни с чем не сравнимое удовольствие, которое мужчине на самом деле не может доставить ни одна женщина. — О, как я рад найти родственную душу, — замурлыкал тут Каору, — как я рад видеть мужчину, который понимает, что такой способ удовольствия — самый приятный, самому стать женщиной. Виктор нахмурился. — И что сука характерно, — подал голос Кенске, — это действительно так. Хотя отдать сношать свою жопу в течении нескольких часов — это для меня слишком, уж простите. — Я так делал и могу сказать — это ни с чем не сравнимое удовольствие, — заверил Булат. — Я однако скажу, что подобное зависит во многом от организации мужчины. Потому не стоит рекомендовать всем мужчинам именно этот способ, как, впрочем, и осуждать тех, кто его предпочитает обыкновенному совокуплению — ведь на самом деле тот кого познают, ничем не хуже того, кто познаëт, в этом вопросе можно до конца отбросить человеческие предрассудки, — вот что озвучил по этому поводу мудрейший царь Соломон. — Я не могу быть с этим не согласен — признаться, я потерял девственность именно как принадлежащий другому мужчине и я всегда находил этот способ получения полового удовольствия для себя основным, — очень хвалебно говорил Каору. — Не, ну ты-то понятно, чего с тебя взять, — несколько ворчливым тоном пробурчал Виктор. — Бета, мы с тобой попробуем? — обратился Каору к тому парню. — Обязательно, но не сейчас. Сейчас у меня на примете, — Бета обернулся к белокурой девице с пушкой, — вы, Габри. — О-хо! А ты милый мальчик! — обнажила белые зубы блондинка. — Мне конечно непривычно, вот так, без всяких предисловий… — Ах, к чему они нужны? — в пошловатом духе вопросил Кадзи. — Да, Габри, признай, — Мисато вскинула жестяную банку с пивом, — нам сейчас можно опустить формальности. Синдзи бы прочитал длинную философскую речь на тему рационального гедонизма. Но я обойдусь просто девизом, — Мисато полила в рот пиво, — веселись и наслаждайся! — Помню, в манге «Берсерк» был такой злодей — Вьялда — это был его девиз, и, сколько я помню, — поделилась Мана, — он был как эти злодеи из книжек Маркиза де Сада. — Бля, а те обязательно надо ссать в компот? — Мисато отодвинула ото рта банку и поглядела в дырку. — Я просто хочу сказать, Мисато-сан, что Синдзи-кун наш не зря сотрясает воздух словами о том, что у нас этически ограниченный гедонизм, — подняла палец Мана. Как раз в этот момент появился Альфа и это оказалась одна из его любимых тем: — Да, Синдзи мне очень подробно объяснял разницу между этими двумя видами гедонизма, — сел с ними за стол командир Девятых, достаточно заспанный, ещё протирающий глаза и зевающий. Но прежде того, как наши друзья продолжили разговор, стоит сказать дорогому читателю, что Мари и Зеро Ту, Аска и Гамма вместе направились по своим постельным делам: — Пошли, Зеро Ту, — вся сгорая от похоти, любвеобильная лесбиянка Мари, не способная и дня прожить без лобызания женского влагалища, юрко ухватила за запястье свою новую подругу, — в ванне мы вместе согреемся! Я как раз видела отличную ванну тут у вас, Картер-сан! — Да-да, чувствуйте себя как дома, — радушной улыбкой проводил их хозяин. — Пошли со мной, Гамма, — по-командирски распорядилась Аска, — если хочешь… — Мне не нужно повторять! — Гамма буквально за миг подпрыгнул к рыжей красотке, очевидно, будучи весь вне себя от похоти, которая вот так за ночь уже оказалась готова разогреться вновь. Дзоромэ хищно вскочил с места. — Эй, а ты куда? — не без доли презрения бросила на него свой взор Аска. — Посмотреть, как вы будете… — А вот фиг! — явила ему средний палец Аска. — В этот раз мы отдыхать будем, а потому хуй, никому не позволяю мельтешить перед глазами! С такими словами Аска развернулась и стала подниматься с Гаммой. Дзоромэ с неприятным негодованием обернулся к остальным, в итоге остановив свой взгляд на Кенске. — У неë такой характер, немного вздорный, — пояснил гик, почëсывая свои лохматые волосы. — Прямо как у тебя, Дзоромэ, — посмотрел на товарища Горо. — Да, Дзоромэ, я запрещаю тебе как командир раздражать людей NERV, они слишком много для нас сделали, чтобы я могла позволить тебе их бесить, — вынесла расположение Итиго, хмуро глядя на Дзоромэ. Очевидно, еë умом в этот момент владели более серьёзные мысли, и еë раздражало отвлекаться на всякую ерунду. — Я, однако, считаю, что наблюдение за ними будет гораздо более приятным, если они не будут о нëм знать, — Кенске с коварной ухмылкой опытного извращенца провëл рукой над столом и там материализовалась камера. — О, ты как всегда в своëм репертуаре, — опëрся щекой на руку Тодзи. — Кенске, я как твоя бывшая — пусть и бывшая — но школьная староста, — заговорила сидящая подле мужа Хикари, — запрещаю тебе нарушать покой Аски и остальных, мы обязаны уважать личную неприкосновенность! — подняла палец девчушка с веснушками. — Поверь, Хикари, она нас не увидит. Мне так много приятнее, когда о нас не подозревают, — заверил Кенске, ещё раз демонстративно проводя руками над камерой, та исчезла. — Действуйте на свой страх и риск, но чтобы на глаза им не попались, — Мисато заглотила последнюю порцию пива из банки. — А то если девочки выбьют из вас всë дерьмо, я за это отвечать не буду. — Пошли, Дзоромэ, — схватил приятеля за руку поднявшийся следом Кенске. Похотливые парни убежали. — Признаться, когда они так дурачатся, мне это даже больше нравится, — не стал скрывать свои симпатии Смит. — У меня в такие моменты возникает ощущение, что мы студенты в общаге, студенческое братство, а вовсе не орден Ультрамаринов, от которых, блядь, зависит судьба Галактики. — Хе-хе, совершенно верно, братан! — поддержал американца Тодзи, попивая пиво и поднимая следом жестяную банку. — Потому я думаю, — ухмыльнулся этот шоколадного оттенка японец, другой рукой держа свою жену, — нам надо поддерживать это ощущение самым отчаянным баловством и самыми разнузданными оргиями! Многие его поддержали, даже повторили придуманный гиком Кенске девиз: — В Сорокоштучной Вахе секса нет, зато он есть в нашем гримдарке! О, читатель, тебе наверняка хочется узнать, чем конкретно занимались Мари и Зеро Ту, а также присутствующие при этом Аска и Гамма? Так последуем же за нашими друзьями, и да откроется тебе, дорогой читатель, вся это картина со всеми пикантными подробностями! Ведь главное отличие нашей истории в том, что у нас гримдарк для взрослых — это пусть Games Workshop и дальше скармливают аудитории гримдарк с детским рейтингом! — Я думаю, — Мари с игривым выражением привела Зеро Ту в комнату с большой кроватью, — мне негоже отправлять тебя в ванную, не выяснив степени твоей… грязности! Охваченная страстью к грудастой красавице с пухлыми губами, похотливая лесбиянка буквально сорвала с Зеро Ту футболку и спустила штаны — оголяемая совершенно согласно подняла по очереди обе ноги, тем самым окончательно отбросив штаны и представ полностью нагой перед жадно пожирающей еë очами Мари. — О, Иисусе! — трибада Макинами сама сорвала с себя футболку и обнажила такие же большие увесистые буфера. И так две пары бюстов столкнулись друг с другом — уткнув руки в бока, Мари с бросающей вызов ухмылкой сделала шаг и надавила своими шарами на шары Зеро Ту: — У кого больше, моя шлюшка? — заявила она рогатой, сама уже трепеща от внутри разливающегося тепла — лесбиянка сгорела от страсти, казалось, одного касания пальцев Зеро Ту или еë языка хватит, чтобы клитор Макинами разразился оргазменными сокращениями. Аска и Гамма в этот момент также оголялись — последняя недовольно взглянула на свои буфера, у неë они-то были меньше. — Какая разница? Ласкай меня! — потребовала Зеро Ту. — О, да! — удушающе впилась ей в губы Мари. — Именно этого я и хотела от тебя услышать! Ложись, моя крошка! Ложись! Когда Зеро Ту вытянулась на спине и пошире раздвинула бëдра, Мари незамедлительно впилась устами во влагалище розоволосой, и чмокающие звуки наполнили комнату — Мари вылизывала, целовала, сосала и гладила пальчиками этот классный женский цветок. — Давай я тебе это же буду делать, давай так ляжем, — предложила Зеро Ту. — Давай, но потом, моя шлюха, сейчас я хочу не так… Восторженная трибада с огнём в очах приподнялась и как следует полапала груди Зеро Ту, облобызала титьки и поцеловала пупок; потом, не теряя пыла, эта античная вакханка с острова Лесбос предложила любовнице занять позу ножницами — Мари проворно перекинула ногу Зеро Ту через плечо и девушки получили возможность тереться вагинами — Зеро Ту заняла в этом более активную роль, позволяя Мари теперь меньше действовать и просто наслаждаться. Аска, наблюдая за этим, стояла спиной к Гамме, последний с жаждущим видом запустил руки ей на груди и начал с удовольствием лапать ладонями эти замечательные мячики, эти сосочки, сама же Аска опустила руку к клитору и начала себе рьяно и умело дрочить — она прижималась спиной к животу любовника и ощущала копчиком его восставший член, из чьей уретры обильно вытекало предсемя, оставаясь на нежной коже Сорью Ленгли. Распалëнный в похоти блудодей начал тереть членом об еë спину и долго не выдержал: — Я надеюсь, у тебя там всë увлажнилось, потому что я намерен засунуть! — потребовал трущейся Гамма, совсем теряющий голову от своей ну просто-таки сатирической страсти, золотые рога как из языков пламени материализовались у высокого мужчины над лбом — ростом он где-то на голову и даже выше превосходил Аску, она доставала лбом ему до шеи, ей приходилось вставать на носочки, чтобы целоваться с ним. — Давай тогда на кровать, этим шлюхам достанет места, — Аска забралась на ложе подле предающихся лесбиянству трибад и на четвереньках выставилась ягодицами к Гамме, один вид которых в сочетании с изгибом спины уже сводил молодого фавна с ума. Блаженно закатывающая очи Мари опиралась на руку перед ней, продолжая тереться о влагалище Зеро Ту своей куночкой. — Дай сперва посмотреть… — Гамма наклонил рогатую голову и внимательно изучил место, в которое ему предстояло войти — а именно, раздвинул ягодицы и парой пальцев надавил вокруг анального кольца, чтобы попка шире раскрылась. — Ох, какая раздолбанная! Прямо как у Беты и Альфы! Аска аж покраснела: — Почему вы все мне об этом говорите, суки?! Моя изношенность в этом месте чë, так заметна? — Для специалиста, — Гамма смачно провëл языком по своим пальцам и обслюнявленным концом проник в дырочку, неглубоко, — так сказать, это легко видно. Я чищу попки Альфы и Беты с малых лет и помню, какими они были у них в подростковом возрасте, а какими стали через много лет. Я десятки тысяч раз ронял в них свою сперму и, поверь, какие хочешь задницы за такое время окажутся раздолбанными. — Но у меня же она не такая? Я занимаюсь анальным сексом с Синдзи достаточно часто, да, но не больше года, это точно. Я до встречи с ним пробовала, конечно, но практиковать активно стала только для него, ему нравится, а я — люблю его, — так сказала Аска. — Возможно, но ты явно не девственница в этом месте, — Гамма вынул пальцы и даже не поднося их близок к носу, неприятно учуял. — Запах у тебя характерный, — поморщился Девятый, — но ничего удивительного для человека. Знаешь, я хочу взять тебя в попку, не могу, хочу сношать тебя именно в это отверстие. Как воображу Синдзи верхом на тебе… так боюсь, как бы член не разорвало! — Ага, ты будешь жëстко со мной, а я не хочу жëстко! — возмутилась Аска. — Ай, какие мы неженки! — сказала Мари. — Заткнись, извращенка! Гамма в ответ провëл строптивице пальцами по анусу, по промежности и по вагине — разумеется, там всë текло и Аска содрогнулась в области паха от удовольствия при касании всего перечисленного. Не будь еë анус столь продвинутой эрогенной зоной, рыжая стерва не позволила бы Синдзи столь часто проникать туда. — Я буду минимально — я с человеческими женщинами себя сдерживаю, — галантно пообещал Гамма. — Ну хорошо, чëрт ты эдакий! Только перед этим хоть немного прочисти мне влагалище! — важно потребовала Аска. — Как скажешь, но кончу я тебе в попку, — и Гамма пока водрузил свой фаллос в природой приготовленное для этого отверстие, каковое уже активно сочилось естественной смазкой, — уверен, ты бы не давала Синдзи забираться тебе туда так часто, если бы тебе не нравились жар выпущенной в тебя спермы и чувство заполнения. В анусе очень много нервных окончаний и там можно очень хорошо это прочувствовать! Альфа и Бета именно это ценят, а вот у меня иные предпочтения — я люблю сам кончать! Приятная истома уже слабой волной разошлась по тазу от самого введения члена и от первых его движений; Аска очень сильно возбудилась, как от пошлости и пикантности, так и от созерцания того, чем тут занимались Мари и Зеро Ту. — О, взгляни, розовая конфетка, — Мари с самым пошлым видом трудилась над трением влагалища о влагалище, — как принцессу-то нашу ебут твои óни! — Мари, если тебе нравится такой способ услаждения, я не против сделать тебе приятно, но всё же я предпочитаю прочистку влагалища чем-нибудь продолговатым, — заявила Зеро Ту. — О, моя киска! Ну потри своей киской ещё мою киску, потри! Мне это нравится, но если тебе надо именно прочистки — прямо как этой красавице, — Мари лукаво перевела взгляд на Аску, принимающую толчки от спешного на половое действие Гаммы, — то у нас есть достаточно приборов для этого! — Хорошо, Мари, но нам некуда спешить, потому я ещё потрусь об тебя, — активно работала над этим местом Зеро Ту. — Ах, проказница! — громко вздохнула Мари, держа вытянутую ногу на плече Зеро Ту. — Просто я очень люблю эту позу потому, что ничего не мешает видеть лицо и сиськи, и одновременно меня ласкают, и одновременно другой вагиной! — восторгалась постоянно подогреваемая лесбиянка. — А я предпочитаю прочистку или выжимку — для этого мне в любом случае нужны выносливые самцы или вооружëнные имитаторами девушки, — поделилась своими вкусами Зеро Ту. — Обещаю, моя конфетка, я ещё прочищу тебя! — рьяно клялась Мари. — А-ах! — работал Гамма. — Вот девушки, ваш вид подогревает меня, — из фаллоса долбильщика в куночку Сорью сбегала капелька за капелькой предсемени. — Эй, я надеюсь ты не скорострел? — слегка ворчливо уточнила Аска, получая огромное наслаждение от движения столь могучего члена у себя в лоне. — Нет — говорю же, я могу долго. Хотя, — Гамма бросал горящий взор на Зеро Ту и Мари, — эти дамы заводят меня, потому, возможно, если они продолжат в том же духе, я могу вскоре и не сдержаться, Аска! — Не смей кончать, пока я не кончу! — потребовала сотрясаемая толчками девица. — Я предоставила тебе себя, чтобы ты дал мне кончить! — Хорошо. — Потом сможешь забраться мне в попку, — подумав, разрешила Аска. — О, очень хорошо! Ради этого я потерплю! — пообещал активно двигающейся Гамма. — Э-эм, ты силëн в управляемый оргазм? — задала следом вопрос Аска. — Чего? — Гамма не сразу сообразил. — Ты можешь управлять своим оргазмом? — А! Не, нет! Мы, Девятые, слишком страстные ребята, чтобы в предоргазменные секунды думают о том, чтобы сдерживать себя, — Гамма пока не увеличивал темп, но чувствовал, горячая куночка Аски буквально заливается соком и его вонзающейся мужской конец просто купается там. — То есть ты запросто можешь кончить раньше чем нужно?! — Могу — но буду надеяться, это не случится!.. Эх! Пока сей блуд творили эти сластолюбцы, трибады и обычные развратники, их дело параллельно вершили иные приверженцы идеологии Содома и Вавилона. Бета подошëл к Габри. — Тогда я надеюсь, вы приглядите за Сакурой-чан? — встала Ферраро. — Да, можешь считать, — Мисато опрокидывала следующую банку пива, — я тебя снимаю пока с этой военной задачи. Кадзи, — повернулась она к мужу, — последишь за Сакурой? — Ээ, я хотел бы сейчас сходить следом за ними и посмотреть на то, чем они будут заниматься, — высказал желание этот кавалер. Габри расхохоталась: — Ну, ладно, раз такое дело — я не буду против. В конце концов мы с вами давно знакомы, Кацураги-сан! — А зачем за мной надо следить? Я же не ребëнок? — возмутилась Сакура. — Я ощущаю себя вполне взрослой и, по-моему, я доказала свою боеспособность! — Сакура, ты была воскрешена Соломоном, ты — Кайдзю, — пояснила Мисато, — но ты права, когда здесь Небесные Рыцари, можно опустить эту формальность. — Я послежу за своей сестрой, — заботливо посмотрел на неë Тодзи. — Пока Ферраро-сан будет отдыхать. — Да, верно, — отмахнулась Верховная Потентат, — оставим формальности. Среди нас сын Итаквы, сам Соломон, который вообще пророк Ньярла, ещё пришелец с Йаддита… — Безумный псайкер, — напомнил о себе Шут. — Да, безумный псайкер, — обратила на него взгляд Мисато, — прошу прощения, господин Ларкин, что забыла назвать вас сразу… — Великодушно извиняю. — Так вот, ничего страшного, если среди нас просто будет Кайдзю. Плюс у нас есть рёвозавры и… да много кто ещё, — Мисато оставила пустую банку и взялась за третью, впрочем, пока только вертя в руках. Теперь на эту горе-католичку напал порок возлияния. — Раз мы так доверяем друг другу, то я пойду за вами, — Кадзи направился следом за уходящими Бетой и Габри. — А я вот просто хочу пойти прогуляться, блин. Подышать свежим воздухом, заценить пение птичек и побыть на природе! — поднялся из-за стола Виктор. Каору проводил до дверей русского быстрым взглядом и посмотрел на ковыряющегося в тарелке Альфу: — Скушай, это вкусно. — Я что-то вообще не хочу есть, — отложил вилку командир Девятых и сложил руки на столе в задумчивой позе. — Если Омикрон в сознании, мы должны покинуть Мнимое пространство. У меня есть Десница Франциска — я должен использовать еë на Йоте, на Зеро Ту, чтобы вернуть еë, и тогда наша миссия завершится — квантовые цепи выдернут нас следом, они заставят наши спины вращаться обратно, уже не в сторону Мнимого пространства и его времени, а в сторону родного для нас Позитивного пространства и его оси времени! Остальные пилоты Тринадцатого отряда смотрели на это с не очень большим доверием: — Так Взрослые не предполагали, что мы вернëмся, откуда ты знаешь, что это тогда сработает? — задала вопрос Мику, которая уже никому не верила. Тут возможный ответ на еë вопрос прервали: — Пф! Папа-Папа! Твой Папа народу не папа, а сука! Подробности узнаешь от Хиро! — громко высказал Виктор перед тем, как скрыться, русский немного задержался в дверях. Альфе пришлось напрячь и без того не совсем свежую голову на осознание этой фразы. — Альфа, использование этого устройства отправит Зеро Ту прямиком в лапы ВИРМ, потому что ваш Папа — это ВИРМ. Альфа с не очень большой долей понимания повернул к Каору голову: — ВИРМ? Те инопланетяне? — Послушай, сейчас я тебе всë объясню. ВИРМ — это эволюционировавшее человечество из прошлых таймлайнов, в которые были заперты я и мои друзья злой волей Ньярлатхотепа, — вкрадчиво пояснял Каору Нагиса, заглядывая прямо в глаза собеседнику. — ВИРМ пошли по тому пути, по которому их направил Ньярлатхотеп — они сверхлюди, полностью отказавшиеся от морали и этики, от нравственности во имя великих свершений. Теперь ВИРМ хотят уничтожить Богов Мифов Ктулху, благодаря которым стало возможно их появление на свет, а также самим захватить мироздание и устроить рай для себя и своих сторонников, и, что самое главное, они провозгласили полную вседозволенность в средствах. — Ангел-альбинос сделал смысловую паузу. — Если мы, NERV, в борьбе со вселенскими ужасами ограничиваем себя нормами этики и морали, стараемся не причинять вреда ни одной расе во Вселенной; а идëм на противное для нашего нравственного чувства, будь то подлость или убийство, лишь тогда, когда это по-настоящему необходимо и без этого никак, — то ВИРМ же будет делать жестокое и подлое направо и налево, лишь бы сделать побыстрее. То есть они ничем не отличаются от своих врагов. Они оба плохие. По ходу этого разговора, Каору вышел из-за стола, очень мягкими движениями альбинос приблизился к сидящему Альфе. Невысокий блондин взирал на подошедшего улыбашку с, по крайней мере, настороженностью, а то и недоверием — на лице Табриса, важно сказать, красовалось типичное для него дружелюбное и искренне доброе выражение. Одет Каору был в светлую льняную футболку без рукавов, с глубоким вырезом, который мог уменьшаться или расходиться благодаря тонким шнуркам, сейчас он был раскрыт максимально и потому на бледной груди альбиноса ярко поблëскивал серебряный нательный крестик, больше похожий на египетский анкх, чем на христианский символ; лëгкие и тонкие штаны выглядели сотканными из вроде бы чистого хлопка, такие же светлые, точь-в-точь под футболку. — Альфа-кун, давай поговорим наедине, чтобы нас не отвлекали всякие Вик-куны? — протянул руку Каору. — Я расскажу тебе свои сокровенные мысли, возможно, ты поймëшь, что наши истории в чëм-то похожи. — Хорошо, — задумчивый Альфа не мог не искуситься таким радушием, да ещё сопряжённым с такой красотой. Каору увёл Альфу, вызвав смешки у некоторых членов NERV. — Он его трахать повëл, — небрежно положил ногу на ногу Асари, откидываясь на спинку стула и кидая себе в рот вкусняшку. — Почему трахать? Зная Каору, я предположу, что наш мальчик-гей будет наслаждаться снизу, подобно женщине, потому что сердце у него женское, понимающее, мягкое и любящие, — Мана, пьющая фруктово-травяной компот с бодрящими экстрактами, таки оказалась куда проницательней. — Если это поможет делу — не имею ничего против, — куда более сдержанно одобрил Мусаши, разделывая рыбу на своей тарелке. — Не знаю насколько я женственен, — поправил волосы хлебавший суп Сабуро, — по-моему — нисколько, но я, как вы все прекрасно знаете, как правило отдаюсь снизу. — Ум, Сабуро-кун, у тебя причëска как у эмо, — посмотрела на товарища Келли. — По-моему, она делает тебя женственным. Говоря это, натренированная деваха жевала запечëнные многослойки и запивала пивом, прямо как Мисато. — У тебя тоже выраженная чëлка, — заметил в ответ Хирю. — Да, но какие мускулы? — Келли показала бицепс. — Я совершенно сравнима с парнями-атлетами. Я единственная женщина в мужской команде по регби. — А у Булата причëска как у гопника-мачо, он сам выглядит как из твоей команды, но он, тем не менее, тоже любит снизу… Кстати, я вспоминаю, что видела его в одном аниме, но точно не могу вспомнить в каком, — потëрла подбордок Хикари. — Вроде в «Короле шаманов» был такой — э-эм, с такой причëской, — показал пальцами еë Смит над головой, — кажется, его звали Рио. — Не было там никакого Рио — вы путаете его с Рю, то есть Рюносукэ, — внесла разъяснения Надя. — Да, помню Вик-кун говорил, в английском дубляже имена переозвучили, — почесал подбородок Тодзи. — Тогда наверное я путаю Булата с этим Рю, — подумала Хикари, так и не вспомнив «Убийцу Акаме!» Пока люди NERV обсуждали уже эту тему, совершенно непонятную для марсиан, мы же сами сможем увидеть, кто на кого лëг в другой комнате: — Давай приляжем, — радушный урнинг-альбинос указал новому знакомому на мягкую постель, куда блондин, предварительно скинув свои галоши, улëгся и с некоторым напряжением сунул руку под голову. Каору с мягкой улыбкой совершенно спокойно протянулся рядом. — Послушай меня, Альфа. Когда я был маленьким, я попал в руки культа SEELE, называемого по-разному — масонами, иллюминатами, тамплиерами, ессеями, сионскими мудрецами… Эти старцы, ученики Иисуса из Назарета, прожившие две тысячи лет, они внушили мне, что есть лишь один должный путь — переход на новую форму существования. Что жизнь эта — данная нам в этой плоти, способной испытывать боль и радость, — Каору поднял руку к потолку и заострил на ней внимание Альфы, свет из окна плотно падал на белоснежную кожу, отчего та слабенько блестела — АТ-поле отражало от лишëнной пигмента ткани альбиноса лишние лучи светила; потом пепельноволосый красавец нежно, но проворно захватил своими тонкими пальчиками кисть собеседника, — она есть зло, — Каору поднял и руку Альфы и начал разминать ему пальчики. — Потому что плоть запирает наше сознание в индивидуальной форме, — не поворачивая голову, говорящий боковым зрением посмотрел Альфе в лицо, сам Девятый заострил внимание на губах Каору, тонких и светлых, очень аккуратных, он обращал внимание, какую изящную форму принимают эти губы при озвучивании слов, — плоть охмуряет нас похотью, — под этим словом Каору разумел не только сексуальное влечение, столь ненавистное для адептов освобождения души, но и просто получение удовольствия от жизни в материальном мире, Альфа это хорошо понял, — плоть лишает нас взаимопонимания, а также иногда сама страшно болит. «…плоть желает противного духу, а дух — противного плоти: они друг другу противятся, так что вы не то делаете, что хотели бы», — получали они: «Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, колдовство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, соблазны ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное. «…» поступающие так Царствия Божия не наследуют» «Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» [9]. Короче — всë плохое во плоти, то есть в наших телах в таком виде — Каору опустил и отпустил руку Альфы, а потом указал себе на лоб, — а всë хорошее от того, что они называют «духом», что, очевидно, относится к сфере сознания. Потому SEELE жаждали получить новые тела, подобные Евангелионам, плоть богов, чистую от смерти, от похоти, от боли и от тления. — Прямо как Взрослые, — сравнил Альфа. — Но, что самое главное, — продолжал Каору, смотря в потолок и кладя руки за голову, — с их точки зрения, грешная плоть отдаляет человека от породившего его Бога, от так называемой Плеромы, духовной прародины, страны Творца, Ацелута, Нирваны, Голоку Вриндавану, во многих религия и философиях называемых различно. Но мне, как человеку совсем не религиозному, — Каору повернул голову к Альфе и посмотрел ему в лицо, — мне они прежде всего запали в душу тем, что говорили, люди разобщённые индивиды, которые никогда не смогут понять друг друга, они являются друг для друга одним из главных источников боли и страдания в царстве дьявола — где как будто бы мало стихийных бедствий, болезней, жары, холода и голода. Возможно вам, живущим в стерильных городах этого не понять, но ведь большая часть людей на Земле, за все два с половиной миллиона лет жила в лесах, пещерах, посреди хищников, эта жизнь была короткой и полной страданий, нелепых мук и смертей от заболеваний, про которые даже в моëм веке уж давно позабыли. Потому когда древние говорили: «хорошо человеку не рождаться», они были правы… Да, наконец сама жизни во плоти на Земле является одной беспрерывной мукой, от которой простых обывателей спасает «низменный» гедонизм. Вот почему SEELE ненавидели гедонизм, ведь он отвлекал от поисков Бога: всë, что приносит простое человеческое удовольствие, было им ненавистно — секс они считали самой великой скверной, ради борьбы с сексом… они даже его ограниченно разрешали. Эти слова особенно заинтересовали Альфу: — Они говорили: «Хорошо человеку не касаться женщины. Но, во избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа» (1 Кор. 7:1-2). — Гм, прямо как Папа дозволяет нам, «паразитам», заниматься мужеством и лесбиянством? — сравнил Девятый. — Потому что нас нельзя избавлять от полового влечения, как и нельзя допускать зачатия и привыкания к сексу, в силу чего нельзя разрешить вагинальный секс с контрацептивами… Впрочем, нам, Девятым, даже привыкать можно, ибо если люди могут ограничить свои страсти, то наша похоть слишком сильна. — Именно так, — Каору медленно моргнул и продолжительно задержал веки закрытыми. — Ненавистники «человеческих похотений», то есть наших личных желаний, следование которым приносит нам наслаждения и удовольствия, желания сердца, коим мы хотим угождать; — такие ненавистники, неважно, атеисты они или служители чего-то нематериального, они рано или поздно, ради своих целей, вынуждены идти на компромисс с такими «похотями» — потому SEELE разрешали брак и даже закрывали глаза на то, что я — малакия [10], а твой Папа вынужден напротив, дозволять только «содомский грех», потому что это выгодно их главной идее. Они ради этой идеи в жертву миллионы людей приносят, так что чего им стоит немного греха разрешить? Если это полезно миссии… Да, у SEELE, как и у твоего Папы, была миссия — они не были просто болтающими философами, как многие до и после, они знали, как добиться цели и верили, что Провидение ведёт их. Они пытались спасти человечество. Разумеется, считая себя адептами великой миссии, сверхценной идеи, они полностью разрешили для себя все средства в достижении этой цели. — Прямо как Папа, — Альфа не был настолько глуп, чтобы не провести элементарные параллели. — Папа убивал жителей Плантации 13, просто потому, что они пережили свою полезность. — Верно, такие индивиды, их разумно называть «сверхценниками», всегда измеряют значимость человеческой — да любой жизни — тем, как она соответствует их сверхценности — будь то «спасение человечества», сугубо в их понимании, или служение некому богу, или атеистическому прогрессу, опять же, в их понимании. — Каору уверенно поглядел в потолок при изложении этих мыслей. — В то время как я считаю, что человеческой жизни значение придаëт лишь сам человек, и никто не имеет над ним право ему априори что-либо диктовать, ни бог, ни кесарь, или вернее, рассматривать ценность человека с точки зрения некой внешней концепции. Сам человек решает для чего ему жить, — весьма твёрдо убеждённым тоном заявил Каору. — Но тогда Папа и SEELE просто выбрали свой путь, служить своей сверхценности, как ты это назвал, — рассудил Альфа. — Да, они выбрали этот путь и на этом пути совершили много чего такого, чего я не смог им простить, — Каору в этот момент приподнялся и согнул колени и сел на кровати, сложил перед собой ладони. — Потому я уничтожил Ади-Будду SEELE, как раз тогда, когда они достигли цели, когда они торжествовали и пришли мне на помощь, чтобы торжеству их не было конца. Мы должны были вместе остановить Ньярлатхотепа, с помощью которого SEELE достигли таких успехов, потому что он опасен для всех, и после победы я отправил Ади-Будду SEELE в пасть Азатота. Мол, пусть до самого конца следуют к тому Богу, во имя которого они причинили мне столько того, чего я им спустить с рук не могу. — Ты убил SEELE… — Да, Альфа, — повернул к нему голову Каору с самым серьёзным видом, уже без намëка на улыбку, — я стараюсь никому по возможности зла не делать, но иногда другие делают такое, что я простить их не могу — я не могу остановить их, потому таковых я просто убиваю. В конце концов я выбрал жизни в греховном мире, а жить в этому миру — значит и убивать других. Вот такова природа грешной плоти. Каору немного подумал ещё: — Знаешь что, Альфа? — Да? — Твой Папа мне ещё больше неприятен чем SEELE. Все старцы-мудрецы SEELE родили в Израиле, в той стране, правителем которой когда-то был Соломон и сейчас является, в первом веке нашей эры. Страна находилась под властью иностранных завоевателей — римлян. Смуты, две Иудейские войны — во время осады римлянами Иерусалима, столицы Израиля (или Иудеи, как она тогда называлась) — матери ели от голода своих детей, ворвавшиеся римляне убили почти всë население, разрушили город, оставшихся жителей продали в рабство. Таким образом, когда Ангел Запредельных Богов, Ньярлатхотеп, предложил SEELE обменять этот мир, в котором они в принципе ничего не знали кроме войны, смуты, голода и боли, обменять его на некий рай… я думаю, SEELE отдали бы планету, на которой они родились, любому встречному Ктулху, не попросив ни ломанного шекеля взамен. Потому я даже не держу зла на SEELE за то, что они пытались уничтожить Землю и человечество, я убил их лишь за то зло, которое они сделали лично мне и конкретно тем людям, которых я люблю — от моей кровной матери и от моей приëмной семьи до моего возлюбленного мужа Синдзи и моих друзей. А вот Папа твой, насколько я понял, просто родился в теле человека на Земле, в век когда все могли только жиреть от удовольствия — он и APE, проще говоря, взбесились откровенно с жиру. Потому их мне можно было бы как раз упрекать сполна в стремлении уничтожить род людской. Я мог бы даже их убить, — Каору поднял ранее прижатые друг к другу ладонями руки и сложил их на груди, — но не буду этого делать, так как за ними нет ничего, за чтобы лично мне было бы их убивать. Кто мне человечество из вашего таймлайна? А кто мне рëвозавры? Тем более человечества это само в вашем таймлайне выбрало путь следовать за Папой. — Да, понятно… Альфа глубоко задумался, когда Каору смолк. Надлежит ли ему так поступить с Папой, как Каору поступил с SEELE? Альфа ещё до конца не мог быть уверен, кто из них прав, но авторитет Председателя рушился на глазах, идол таял. Альфа не мог скрывать это от самого себя. Но что-то ещё могло спасти его Веру, нечто могло случиться, Альфа чувствовал, но понятие не имел что и когда. Потому, дабы не гадать над этим эфемерным и экзистенциальным, блондин прямо спросил альбиноса: — Ты сказал, каждый выбирает для себя значение. А как же общество? — Общество возможно только там, где множество индивидов выбирут для себя сходные пути. Разумеется, человеческое общество невозможно без конфликтов. Без ужасных конфликтов, без драматических трагедий и страшнейших потрясений. Это дела плоти. Но я люблю всë человеческое, слишком человеческое в себе, — Каору грустно и в то же время оптимистично улыбаясь, через плечо посмотрел в лицо Альфы. — Да, я родился богом, но я люблю людей и хочу проживать человеческую жизнь дальше и дальше. — Надо же, Папа учил меня, что люди — отвратительные существа. Он привёл многочисленные аргументы, — сказал Альфа. — Я могу привести такое же количество аргументов в пользу того, насколько отвратительны боги, которыми ВИРМ и их соратники хотя стать, — Каору слегка покачал головой, попутно прикрывая веки и чуть изменяя позу. Альфа особенно сконцентрировал внимание на мягких пепельных волосах этого божественно красивого юноши, чья чëлка аккуратно спадала на лоб. — Важно кто ты сам. Какую точку отсчёта ты сам выбрал, — Каору проницательно поглядел своими ясными рубинами, казалось, заключёнными в этих очах. — Тебе говорят, человечество отвратительно потому что ведёт много войн. О’к, а тебе, допустим, в кайф войны, убийства как таковые. Тогда ты не примешь этот аргумент. Альфа, когда человек рождается, он рождается в обществе, и он принимает от общества все его представления о должном, хорошем и дурном. Но я, в силу своей судьбы, мог выбрать для себя, чему мне следовать. Общество перестало быть в моих глазах авторитетом. Я стал по ту сторону добра и зла… чтобы вернуться обратно, но уже решив для себя, что мне хорошо, а что плохо. И я считаю, что выбрал самое лучшее, что было в человечестве. На мой вкус, — Каору, однако, не мог не рассмотреть критично свой экзистенциализм. — Да, очень сложно так делать дела, чтобы и овцы были цели и волки сыты — как говорит Вик-кун. Потому я не мог оставить Ади-Будду SEELE дальше наслаждаться своим счастьем. Но я не стал убивать тех ВИРМ, которые упрекали меня у Врат Иедара в гибели SEELE. Каору водил взглядом по мере разговора то на лицо Альфы, то куда-то в сторону. — Так я поступил. Иногда происходит слишком много убийств для того, чтобы я мог лишать жизни всех подряд, кто мне не нравится, — рассказывая о своём мировоззрении, Каору и сам над ним в очередной раз задумался. — Но тебе дороги твои… — Альфа не стал говорить кто, по смыслу речь шла о членах его, Каору, стаи. — Да, верно. — Мне тоже дороги свои — Дельта, Гамма, Бета, Зета и другие, я хочу, чтобы они были рядом со мной, живые и по-прежнему счастливые [дословно, не испытывающие стресса, дискомфорта от своего существования, с долей смыслового антонима — то есть если перевести сообразно, то будет что-то вроде «хочу, чтобы при прочих равных мои близкие были скорее довольны жизнью, чем нет»]. — О, желания твоего сердца сейчас — это классика человечности! — очень одобрил Каору. — Человек не может быть один, и очень хорошо, если он умеет жить в гармонии и понимании с некоторыми другими людьми — его близкими. Вот и посвяти себя благополучию остальных, близких тебе. Заботься о них, они согреют твоë сердце и избавят тебя от одиночества. Говоря так, Каору на коленях повернулся к Альфе и положил ему руку на плечо. — Мне нравится то, что ты говоришь — это я могу сказать точно, — Альфа прокрутил в голове своих близких, вспомнил, что они были единственными, кто составлял ему компанию — его товарищи, те, кто жили с ним со времён больших лабораторий, бывших тем место, с которого он себя помнил. — Вот видишь, как я искусил тебя встать на путь человеческого, слишком человеческого! Отринь Папу, для него ты — предмет, лишь средство, которое он выкинет, — наконец в открытую пришёл на эту тему Каору. — Подобно тому, как SEELE использовали меня. — Хм, — Альфа поймал себя на мысли. — Ты говоришь убедительно, но Папа тоже умеет говорить убедительно… — Мне хотелось бы, чтобы ты сделал правильный, на мой взгляд, выбор. Я знаю сущность твоего «Папы» и знаю, чего от подобных ему можно ожидать. Да, доказательства я предъявить не могу, но мне кажется, судя по тому, что тебе известно о Папе точно — а тебе известно, что он легко убивает тех, кто бесполезен для на него, и ты понимаешь, что Папа твой провозгласил полную вседозволенность в достижении своих целей, не считаясь ни с чем, то ты должен уже на основании этого встать на сторону Хиро и Зеро Ту против Папы. — Каору смотрел в глаза, он говорил очень искренне, что чувствовалось и что подкупало — Каору был человечен, подобно остальным Девятым, «паразитам»; сейчас он сделал паузу. — Я не хочу вмешиваться силой в ваш конфликт, это всё же не моя война — но я могу действовать словом. Просто, пожалуйста, подумай над моими словами. — Я уже думаю, — Альфа получил много пищи для размышления. Каору поглядел на выход: — Мне оставить тебя одного или?.. — Нет, почему? — Альфа явно проявил ожидаемый интерес к персоне Каору. — А, хорошо. Я могу просто посидеть с тобой. Могу сыграть что-нибудь музыкальное. А могу… если ты хочешь, — Каору особенно лукаво посмотрел на Альфу, — разделить с тобой это ложе, — пылкий любовник с изяществом инкуба простëр руку от края до края постели. Альфа понял контекст — разумеется, такой аромантик, занимающейся сексом часто и ради удовольствия от самого процесса, просто не мог не согласиться, тем более с таким-то красавцем. — Да, именно этого я от тебя хочу. Ты мне понравился ещё когда я только тебя увидел. Ты очень похож на нас, полурëвозавров, на тройняшек, только ты мужчина и ты очень красивый даже среди нас, — Альфа нехотя для себя, но всё же назвал гендер. — Упустить случай заняться сексом с таким красавцем, я не могу. Альфа мигом оторвал спину от постели и снял футболку. — Я знал, что ты это скажешь, — Каору также очень довольно начал оголяться, похотливому урнингу-малакии, чья простата уже подрагивала от предвкушения содомских услад, не составило труда молниеносно избавить себя от штанов и футболки, — ещё никто не устоял перед моей красотой. Синдзи говорит, я должен гордиться тем, что ни один парень-натурал не может устоять передо мной. Воркуя это, Каору чрезвычайно довольно, в одних трусах, предельно тонких и обтягивающих, встал и игриво обнажил перед Альфой свою попку, медленно являя из-за ткани свои превосходные ягодицы, без единого волоска, чистые и свежие, лучше чем подобное место у любой девочки — Альфа редко видел столь прекрасные задницы у кого-то, кроме других Девятых, у него аж возникло желание откусить кусочек от полушария. — Ну как тебе? — игривый Каору соблазнительно сделал одно движение ножкой, потом другое — трусы слетели. И зад приблизился к Альфе — Каору спиной вернулся на кровать и согнул колени, седалище оказалось во всей красе и доступности перед носом готового сойти с ума блондина. — И да — можешь вставить без смазки, в этом есть своей резон, — разрешил Табрис. — Ах! Ну держись! — Альфа к тому моменту спустил с паха штаны — за секунды вскочивший фаллос не нуждался более ни в чëм. Альфа даже не утрудился до конца избавиться от штанов — они оказались спущены до колен и не шибко мешали, когда их владелец теперь рьяно надавил головкой на дырочку меж белыми полушариями, — до того хоть пару раз Альфа таки смочил ствол слюной, — инструмент вломился достаточно легко, уйдя полностью в плотное и очень тëплое пространство, при этом оно сразу показалось активу чертовски нежным. После этого командир Девятых уж мало чего соображал — рога загорелись почти сразу, блондин без проблем вошëл максимально и сразу приступил к делу, рьяно трахая предоставленное место. — Ты можешь действовать сколько угодно жëсче, — перед и во время состыковки пояснял Каору. — Синдзи обычно меня сильно не дрючит, в отличие от Вик-куна, но думаю, ах, ты как раз тот, кто сможет максимально жëстко меня отдраить — поверь, я очень этого хочу. Я хочу по-жëсткому, — словно текущая сучка, Каору приготовился, сам преисполненный вожделением к мужскому члену и к силе этого органа; урнинг раскинул руки перед собой и ещё ниже прижался к кровати, чтобы более низкий по росту Альфа мог удобнее взяться за него и доставлять наслаждение. Не только один Альфа вкусил усладу олимпийских небожителей, античных героев, римских цезарей и греческих философов. — Ах! А-ах! — Аска продолжала громогласно стонать под натиском фаллоса Гаммы. Долбильщик этот держал слово и не спускал снаряд. — О, еби меня, сучку! Тупую сучку! А-ах, сотри мою киску в порошок! Не переставай, пока я не кончу! Мне скоро осталось! Ох, как я люблю член! Как я люблю выносливый член внутри меня! Господи Иисусе! О, Иисус Всемогущий! О, какая я шлюха! Наконец-то, предварительное оцепенение и мощный первый толчок — Аска пришла в восторг, блаженная горячая истома разошлась от пришедшего в бешенство влагалища, отправляя рыжую бестию во время секунд оргазма на седьмое небо. — О-ох! Уже-уже! Как мне хорошо, как круто-то! Какой отличный член! С еë влажных алых губ под бешенное биение сердца слетали капли. Гамма уж сношал эту стерву минут двадцать без перебоя, умудряясь как-то держаться, чтобы не оросить прежде времени это горячее вместилище. — Ага, — он прикусил губу, бардововолосому приходилось не легко сдерживать себя от извержения, но ради любовницы и ради продления удовольствия, он пытался. — Можешь кончать! — разрешила Аска, когда оргазменные ощущения сошли на спад, норка еë от сего сделалась ещё влажнее. — Да, залей мою маленькую киску! Залей! — Э-э, нет, подруга, ты мне что обещала? — бойко напомнил Гамма. — Кончила? — Только что! Очень хорошо! — Тогда я возьму твою попку, как мы договорились, — не отказывался от своего намерения Гамма. — Не бойся, — покинул он куночку, — я не буду долго насиловать тебя в это отверстие, я сейчас едва готов донести до… Фаллос Гаммы надо было видеть! Извлечённый из детородного лона Сорью Ленгли, сей орган покраснел, головка как распухла, обернувшись грозным и готовым всё снести тараном. Разумеется, это орудие всё как сочилось женским и мужским соком — яички плотно сжались, также наряду с обильно капающим предсеменем свидетельствуя о скорой эякуляции. — Ах, знаешь, Аска, по-моему на мне уже достаточно смазки, так что раздвинь пошире и, — проткнул он головку, — расслабься!.. — А? Что?! Святое дерьмо! — Аску пронзило без предварительной растяжки и подготовки. — А-а-а, вытащи! Вытащи, больно, блядь! Больно-то как! Она очень плотно сжалась нутром вокруг уж до конца провалившейся головки, чем доставила Гамме просто-таки невероятное удовольствие! Достать?! Сейчас! Да ни за что! Аска чуть член ему не раздавила своим анусом! Чëрт, как же живо и сильно стискивала эта штука! — «Теперь понятно, почему Синдзи долбит еë только в эту дырку! Кому нужно широкое и вместительное влагалище по сравнению с такой плотной и так тесно стискивающей трубой!» — подумал про себя Гамма. — Ай, подожди, сейчас-сейчас! — Гамма, будучи уже не в моготу, совершил пару крайне болезненных для Аски толчков. — Блядь, а ты сволочь! Ах ты насильник! — понимая, что он еë не покинет, рыжая жертва такой мужской объективизации изо всех сил начала тужиться, слово пытаясь выкакать эту ездющую внутри по потрохам штуку. Ей в принципе удалось снизить боль через расслабление, а сама мысль, что еë насилуют также пришлась очень к месту. — Не щади меня! — завопила она теперь обратное, стоило девице только немного справиться с излишним сжатием — в конце концов у девушек анус тоже служил эрогенной зоной, потому, даже не располагая простатой, они могли наслаждаться в те моменты, когда их мужчины совершали с ними задосношение. Сейчас ей было всë ещё больно, член входил не столь плавно, но в этом и заключалась своя изюминка. Так, больнее, она даже ощутила элемент мазохизма, но тужиться всë время оказалось не в кайф. — А, долго ещё?! — быстро меняя настрой, сквозь следом стиснутые зубы зло спорила Аска. — С-сейчас! С-сей-час! — Гамма также обрывочно выдавал слова через сжатую челюсть, он аж трясся весь во время задосношения, подходя к финалу и перед ним в блаженных судорогах закатывая глаза. Дальше пошëл уже короткий, чистый крик. — А-а-а! Семя повалило в потроха Аски, Гамма пару раз быстро запрокидывал, опрокидывал и наклонял голову — он солгал, что не мог в управляемый оргазм: Девятые много лучше людей контролировали свой организм благодаря более развитой нервной системе — потому они всегда сколько могли, растягивали сокращения дарящих удовольствие мышц при изливании семени. Кончал он долго, по человеческим меркам, не думая ни о чëм, будучи весь в чистом экстазе, каковой извергался каплями. — Э-ах! — сразу же после оргазма Гамма резко покинул попку, отчего она больно сжалась, после этого остались некоторое жжение и чувство заполнения, впрочем, уже совершенно привычные Сорью Ленгли после стольких-то актов ублажения Синдзи — парень, которого она полюбила, настаивал на том, чтобы кончать ей только в анал, — и с другими девушками он поступал также. — Я посадил свою сперму прямо тебе в дерьмо! — вышедший из экстаза Гамма теперь довольно взглянул на свой член, находящейся не в очень чистом состоянии. — Что ж, — любодей держал орган сей прямо на фоне голых полушарий Аски, каковые только что сомкнулись, скрыв заветную дырочку, — надо бы мне и с женщинами переходить на анальный секс — попа, хотя и страшно вонючая, но всë же куда туже обхватывает, ощущения превосходные. А в том, чтобы касаться концом тёплого дерьма — есть свой резон, знаешь ли, — обнаружил улыбку Гамма. — Извращенец! — Аска резко перекувыркнулась и выбросила натренированную физкультурой ногу, ступня уткнулась в грудь Гаммы — тот даже ничего не почувствовал. Тогда Аска разгневанно уставилась на всë ещё торчащий фаллос. — Долбанула бы я тебе по этой штуковине, да только в говне она! — Эй, не надо драться! — вмешалась Мари, занятая сношением с Зеро Ту. — Аска, прости его грубость! — Да, я обещаю, что впредь буду осторожен, — виновато потëр шею Гамма, его световые рога стали истончаться. — Я думал у тебя большой опыт и что там правда вытекло много естественной смазки. — Пф! — Аска протянула ноги с кровати, она сидела с надутыми губами и обиженно посматривала в сторону. — Ах! Ах! Ах! — позади же во всю постанывала Зеро Ту, лëжа на спине и служа объектом неустанных стараний Мари — лесбиянка, нависающая над готовой изойтись девицей, в роли настоящего мустанга стирала в порошок куночку своей новой розоволосой знакомой. Из этого лона активно вытекла женская секреция, а сама Зеро Ту уже переходила на характерные оргазменные звуки животного толка, доказывающие, что старания Мари не пусты и еë большегрудая любовница скоро смачно кончит, если уже не кончает. — Ладно, Гамма, — Аска вспомнила как они с Зеро Ту развлекались БДСМ, — я готова простить тебя и снова дать тебе оба моих отверстия… — А рот? — И рот. — Твой чудесный ротик похож на ротик Альфы, когда он сердится, потому я не смогу устоять от того, чтобы хотя бы пару раз не кончить тебе за щëку, — выложил очередные свои намерения Гамма, его член не опускался до конца, рога потускнели, но не исчезли. — Ага, слышь, но это потом, — Аска встала с похотливым садизмом на лице, — сейчас я хочу на тебе отыграться, — с хрустом размяла она пальцы. Пока Гамме предвещалась участь стать жертвой изысканного извращения, Бета Девятый с головой ушëл в развлечения с Габриэллой Ферраро. — Почему вы все такие смазливые? — поинтересовалась Габри, потихоньку снимая с себя одежду, в её случае это заняло больше времени, чем стоило полность оголиться Бета, на котором было меньше одежды и которая скидывалась на раз два. — А? Генетика, — смазливец потëр свой подбородок, начисто лишëнный и намëка на растительность. — Мы все — созданы на основе генетической информации Карины Милзы, жены нашего создателя, доктора Вернера Франкса, и Принцессы рëвозавров — если она дочь Омикрона, а Омикрон в форме рёвозавра выглядит так, как выглядит Хиро — я видел его чисто в облике разумного рёвозавра — тогда ничего удивительного… — Ещё Принцесса — дочь Зеро Ту, как я понял, — обратил внимание Кадзи, севший позади кровати на диван, дабы наблюдать. — Да, но я не знаю насколько Йота смазлива в облике рёвозавра — я только видел еë фотографии в такой форме, когда она была маленькой девочкой, — сообщил Бета, немного подумав. — Впрочем, это странная ситуация, ведь Йота, ну, или Зеро Ту, она ведь сама одна из нас, Девятых, она наш прототип. Первый относительно удачный клон Принцессы… — То есть Зеро Ту одновременно клон своей дочери? — Габри как раз оголила свои сиськи, чем притянула к данным светлым мячикам взоры Кадзи и Беты. — Именно так, получается, если принять версию с реинкарнацией, — разглядывал эти прелести Бета, он даже рукой приподнял чëлку, наползшую на правый глаз. — Мда, фантастика, — Габри как раз наклонялась, чтобы спустить трусики, после чего сама же посмеялась над своими словами. — Можно подумать, на фоне магии, богов, Евангелионов, адских измерений, блядь, это может удивлять! Теперь полностью голыми, они встали друг перед другом и близко осмотрели — фаллос Беты поднялся уже наполовину. — Я так думаю, — взялся пальцами за свой рот Бета, — тебе следует выделить смазку? — Э, да, наверное… Они посмотрели на постель и шагнули ближе к ложу, обнялись, соединялись устами, коснулись гениталий, задниц и грудей — сели и вытянулись и уделили внимание длинным поцелуям в губы, сосанию рот в рот, во время чего Бета активно лапал титьки Габри, а блондинка с косичкой не стеснялась в ответ рукой надрачивать Бете. — Думаю, тебе понадобится много смазки, — разорвав очередной глубокий засос, синевласый красавец взглянул на свой кол: данный орган, прямо сжатый в еë пальцах, быстро налился кровью до достаточного состояния, чтобы бросить вызов небесам — его белый и увесистый вид очень приятно расположил Габри. — Хорошо, и как ты намерен это сделать? — Я буду сосать тебе влагалище. — О, просто далеко не все мужчины у нас, на Земле 21 века, готовы на это… Ну давай, давай, — очень заведëнная таким предложением Габриэлла, стала специально располагаться для этого действа — блондинка положила руки за голову и вытянулась на спине, широко, пригласительно разведя бëдра и открыв свой женский цветок. Бета встал перед этим на четвереньки и без лишних слов припал смоченными губами к влагалищу. — Ты ещё скажи, Габри, — Кадзи пока дрочил себе член, — что большинство мужчин не готово подставить свои задницы под других мужчин, чтобы испытать одно из самых острых удовольствий, которое только позволено ощутить мужчине! Лежащая и услаждаемая устами быстро работающего языком Беты, Габриэлла на эти слова громко и звонко рассмеялась: — Кадзи-сан, я не знала, что вы — труженик на два фронта! Хотя слухи ходили, но я предпочитала не слушать сплетни и сама их не распространять! — О, девочка моя, поверь, для любви нет преград — но я не об этом, ха-ха-ха! — посмеялся довольный мужчина. — Дело в том, скажу я тебе, можно быть натуралом, но наслаждаться давлением на простату — этот мужской клитор. Кадзи-сан явно стрелял взором на выставленные прямо к нему ягодицы Беты и намеревался героически взять эту высоту, ради чего готовил к бою свою торчащую из штанов пушку… В подтверждение слов Кадзи, перенесëмся на этаж выше и взглянем, чего задумали тамошние любодеи. — Вот видишь, до чего техника дошла! — Кенске с гордостью представил Дзоромэ развëрнутую во всю стену голограмму, на ней отображалось то, что снимала бесшумно парящая в воздухе камера. То ли она была в этот момент полностью невидимой, то ли её объектив стал видимым — так как иначе не понятно, как камера могла бы снимать? — в любом случае Кенске и Дзоромэ могли созерцать процесс совокупления между Аской и Гаммой и Мари и Зеро Ту. — О, взгляни на этих шлюх! — Кенске сбросил с себя майку и шорты и начал наяривать. Дзоромэ ещё раньше выкинул штаны и также полностью нагой взялся душить змея. — Как же они хороши! А как эта шлюха Аска отдаëтся Гамме! У-ум, обожаю Аску! Не будь еë характер столь тяжëлым, с удовольствием стал бы еë мужем! — А так, ты говоришь, женат на клоне Рей? — припомнил Дзоромэ. — Да, Рей в любом клоне — божественно прекрасна! — дрочил Кенске в воодушевлении. — Эй, — взглянул Аянами на член своего знакомого, — у тебя уже встал! — А то! У меня быстро поднимается на женщин! На Зеро Ту я дрочил до изнеможения, а тут ещё Зеро Ту вместе с вашей Мари! — у Дзоромэ бешено горели глаза. — О-о, как же хороши женские тела! — А кто тебе больше нравится? — Ох, не знаю! Они меня все одинаково возбуждают! — Мне — по сравнению с Зеро Ту — немного приелись Мари и Аска, потому ваша Зеро Ту взрывает меня! — дрочил Кенске. — Эй, Дзоромэ? — Да? — Как насчёт того, чтобы снова войти в меня? Не поверишь, но мне очень понравилось, как ты залил меня в прошлый раз! Я дрочил на девок — и тут твоя сперма, я сам как разразился! Ах, чëрт, да, я подсел на член — когда мне ебут простату, это же просто великолепно! — не скрывал своей радости Кенске. — Хорошо, если тебе так приятно, я буду только рад сделать тебе хорошо! — сходу согласился Дзоромэ. После короткой подготовки Кенске занял позу перед голограммой, выставил руки на кровать, член Дзоромэ быстро скрылся в попке согнувшегося друга и этот содомит рьяно заимел предоставленное очко. — Ах, когда же они перейдут к аналу?! Я прямо хочу воображать себя на месте Аски! О-ох! — Кенске сразу весь окончательно налился краской, веснушчатые щëки паренька уподобились помидорам, опираясь на кровать то одной рукой, то другой — лохматый гик неустанно дрочил. — Ведь если женщины — самые прекрасные существа на свете, то это очень возбуждающе, вообразить себя женщиной и оказаться на еë месте! Завëлся Кенске Аянами от таких ассоциаций настолько сильно, что был вынужден прекратить дрочить, чтобы не кончить раньше Дзоромэ — Синдзи предупреждал Кенске несколько раз, что довольно больно выдерживать натиск парня, если ты сам кончил. Когда Аска перешла к аналу, то Дзоромэ, рьяно берущий предоставленный ему зад, тупо не выдержал: — А-а, Кенске, я сейчас кончу! — О, чëрт, — схватился за свой член Кенске, — кончай, дьявол тебя побери! Блядь! Ебать! А-ах, кончай! Кончай! — Ва-ах! — не отрывая взора от экрана, Дзоромэ разразился — с огромным наслаждением горячая сперма вырвалась из его содрогнувшегося фаллоса и заполнила жопу Кенске. — О, спасибо! Спасибо! — пассив невероятно возбудился, он также не сводил взгляда с экрана, где Мари сношала имитатором Зеро Ту, это ему особенно понравилось, — Дзоромэ, не вытаскивай хуй из жопы!.. А-ах! Пока я не спущу! — Хорошо, как скажешь… Довольно успокаивающийся Дзоромэ не долго держал свой фаллос в тисках ануса Кенске — похотливый любитель слабого пола как итог дрочки сбросил несколько капель на постель, во время чего его анус несколько раз сильно содрогнулся, сжался, Дзоромэ хорошо прочувствовал это своим фаллосом и пожалел даже, что причиной его оргазма послужили вовсе не эти чудесные сокращения — жаль, подобрать момент было сложно… — Ух, спасибо! Можешь вынимать! Это было отлично! — Кенске выпрямился и без колебаний наградил Дзоромэ сладким поцелуем. Если читатель подумает, что Кенске — латентный гомосексуал, то будет далëк от истины — нашему герою нравилось делать то, что он делает именно так и главным предметом его возбуждения служили именно женщины — женщин Кенске всегда очень любил и их снимал — и ещё торговал их фотками. Альфа с рогами ушëл в страсть, обнажив стиснутые зубы, командир Девятых быстро прочищал сперва по-собачьи вытянувшегося под ним Каору. — А-ах! — красота последнего сделала своë дело и Альфа довольно быстро почувствовал позыв к оргазму, но решил потянуть с извержением. Для этого сластолюбец быстро вынул член из столь упругой попки и окончательно скинул со своих ног штаны: — Каору, давай изменим позу. — Как скажешь. Я готов вертеться на твоëм вертеле как угодно! Юноши перестроились — теперь Альфа имел Каору лицом к лицу, Нагиса, вытянул руки, захватил любовника ногами и так принимал сильные толчки себе в нутро, один глаз при этом полузакрыв и слегка закусив губы, будучи при этом очень довольным. — Вах! Ах! — Альфа теперь мог прерваться на сладкий поцелуй — периодически рьяные чисто животные толчки прерывались, когда трахающиеся юноши сливались губами, сосались, заглатывали языки, даже закусывали — Альфа специально избрал теперь такую позу для этого. — Я буду держаться до последнего! — пообещал белобрысый с горящими рогами, говорящими о том, насколько он возбуждëн. — С удовольствием! — улыбка не пропадала с лица Каору. Благодаря красоте Альфы, этот развратник также оказался возбуждëн весьма сильно, не говоря про мощь толчков, каковые пронимали этого пассивного содомита до самых основ. — Ух-ух! — Альфа вскинул голову и ещё раз чуть изменил позу, чтобы упереться коленями в кровать — ноги Каору теперь поднял до плечей воспрянувшего торсом любовника, руки пассива всë время находились за пепельной головой, сам он с одним и тем же выражением взирал на грудь и лицо белобрысого, меньшего его по росту, торчащий член пассива лежал на животе, концом к пупку. — А-а-ах! К-кончаю, не могу больше ждать! — Альфа дошëл до предела. — Кончай, заполни меня! — и Каору с наслаждением получил в свои потроха бодрый заряд для начала. — Я отдохну, высасывая твой член, — Альфа сам после разрядки припал устами к фаллосу Каору и заглотил. Минетировал он минут пять — без предупреждения сперма заполнила ему глотку, Альфа всë проглотил. — Не беспокойся, у меня ещё будет сперма для тебя, — пообещал Каору, когда Альфа убрал губы от хозяйства Ангела. — Ты не хочешь поменяться местами? Подолбить меня? — посмотрела на него Альфа. — Ни в коем случае, — покачал головой Каору, — ты так хорошо раздолбил мой тыл, что пока я не кончу от этого, даже твои сочные ягодицы не сподвигнут меня начать сношать тебя. Да, и пока я отдыхаю, — Каору начал подставлять ягодицы к Альфе, — ты сейчас проглотил мою сперму, я хотел бы еë попробовать сам на язык… — Да, проглотил… — Тоже хорошо. Ну тогда высоси свою сперму, которую ты мне сбросил в мою куночку и доставь мне еë в рот. — Тогда будет лучше, если ты сядешь мне на лицо, — без колебаний согласился Альфа. — Разумеется, я очень хочу почувствовать твоë красивое лицо своим самым нежным местом! — чрезвычайно возбуждëнный таким развратом, Каору ловко умостился, прижался чудесными тыльными шарами к физиономии Альфы и начал наслаждаться тем, как белобрысай сосëт и ласкает языком то место, которое до того со всей силы раздалбывал мужским копьëм — и словно в благодарность, из — во всех смыслах — ангельского зада ему в рот обратно потекло посаженное семя. Когда оно оказалось по большей части во рту Альфы, то смазливец припал устами к губам Каору и передал собранную ношу — Табрис не интересовался еë заглатыванием, вместо этого урнинг предпочëл как следует обсосать язык Альфы и дать тому сосать свой, потому, вот так обхватившись в объятиях, юноши смачно ласкались устами. — Как мне с тобой хорошо, — прошептал после этого Альфа. — Уж не влюбился ли ты в меня? — игриво приподнял бровь Каору. — Нет, это не любовь — я не ощущаю себя ради тебя готовым делать что-то абсурдное. Я не предам своих товарищей ради тебя. И уж точно я не буду рисковать жизнью ради тебя. Мне просто очень и очень хорошо с тобой, но не думай, что ты что-то важное представляешь в моих глазах, — отчëтливо высказал Альфа. — Если бы не твоя красота и если бы не наши общие вкусы, не думаю, что ты вызвал бы во мне и толку подобного. — Что ж, — разумно посмотрел на него Каору, — рад за твою честность. Но я всë же люблю людей вроде тебя, в какой-то степени. Мне хотелось бы видеть тебя счастливым. — Если я и предам Папу, как ты этого хочешь, то лишь потому, что буду согласен с твоими аргументами, — подумав, молвил далее Альфа. — А аргументы не зависят от личности их излагающего. Потом внимательно осмотрел Каору, тот в ответ также обследовал любовника взглядом, они оба оказались очень возбуждены сексуально красотой друг друга и именно благодаря этому такая страсть захватила обоих любовников столь сильным потоком. — Знаешь, — изучая прекрасный облик Каору, Альфа попутно вслушался в свои желания, — Каору, я хочу бить тебя. — Хочешь проявить ко мне жестокость? Что ж, я не против. Как насчёт выпороть меня? Я люблю порку — порка бодрит, — Каору сам знал толк в БДСМ. — Это да, обязательно, но сперва я просто хочу тебя бить. — Ну давай, можешь не щадить меня. Сразу после этого Каору получил довольно-таки сильный шлепок по щеке — его лицо аж отодвинулось. Альфа вмазал оплеуху с другой стороны — и бледное божественно прекрасное лицо Каору оказалось отброшено ещё сильнее. На нежной коже даже возникло слабое покраснение. Затем Альфа вмазал ладонью в солнечное сплетение и торс Каору оказался грубо откинут на постель. Затем Альфа, обнажив зубы в ухмылке садиста, грубо схватил любовника и просто так скинул на пол — Каору особо не пытался смягчить падение и удар вышел довольно сильным, судя по звуку, и как он упал, так и остался покорно лежать, почти на боку. Альфа надавил ногой ему на ягодицу и следом пнул по ней, затем выдал ещё несколько пинков в спину — удары без обуви были не столь травмоопасными. Хотя в случае Каору Альфа не мог причинить телу бога никакого реального вреда, потому тут можно было развернуться, но командир Девятых пока начал с малого — он схватил Каору за пепельные волосы, приподнял, сам Каору подставил руки, чтобы опереться и поддержать торс над полом, и за это получил пятками по тыльной стороне каждой кисти. Потому Каору перестал на них опираться и просто позволил Альфе поднять себя за волосы. — Встань! — потребовал экзекутор, и Каору быстро оказался на ногах перед ним в полный рост. За это Альфа отдавил ему ноги, стиснул рукой яички, но не сильно, выдал пинок в живот, ударил сжатым кулаком в солнечное сплетение, сильно сдавил маленькие аккуратные мужские соски, даже попробовал выкручивать их, а потом раз десять хлопнул пощëчиной по лицу — это Альфе нравилось особенно сильно, он зловеще усмехнулся. — Но пол! — толкнул после Каору в спину. Тот без лишних слов снова пал животом вниз, на что Альфа пинком перевернул любовника лицом вверху, уселся на кровать и возложил свои стопы поверженному на лицо: — Вылижи! Каору бесшумно отверз мягкие уста и начал розовым языком живо лобызать пальчики, глядя очень стоически и холодно — этот взгляд, готовность принять безропотно и без вскриков любую прихоть доминирующего партнëра — это очень понравилось Альфе! Каору удобнее взял его ногу руками за щиколотки и облизывал ему подошвы и пятки, в зависимости от того, что подставлял деспотичный хозяин. — Знаешь, мне больше нравится пытать девушек, — во время этого процесса поделился Альфа, — обычно я делаю это с Дельтой наедине, ей страшно нравится, когда я делаю ей больно. После чего Альфа, когда его ступни оказались вылизаны, переместил одну из них на пах Каору и попрал пенис. — Так, ладно, давай на кровать. Каору забрался на постель, Альфа потребовал от него занять позу раком, в которой выдал любовнику несколько пинков под зад, ущипнул ягодицы и наконец, после короткой мастурбации, воткнул торчащий фаллос в анус безо всякой смазки, сухой, и так оттрахал Каору, по ходу чего вытянул руки, схватился ими за длинную шею и сдавил. Особенно сильно Альфа надавил при извержении, которое настало довольно быстро. — Уф! — откинулся после этого несколько подусталый блондин. Всë же последние события в целом его измотали, так-то в более спокойное время ему ничего не стоило потратить столько усилий на одну прелюдию. — Ну как? — быстро перевернулся к нему Каору, поправляя волосы — особо заметных следов от побоев на нëм не осталось. — Я хочу, чтобы ты проделал со мной всë то, что я проделал с тобой, — прямо попросил Альфа. — Всë? — Каору облизал губы. — Ну хорошо. Альфа получил пощëчины, потом оказался скинут на пол, где ему выдали заслуженные пинки, его подняли за волосы, отдавили ноги, выдали коленом в живот, выкрутили соски, ещё больше отвесили оплеух, швырнули на пол, после чего Каору уселся и поставил ноги на лицо Альфы, тот с куда большей охотой схватился за ступни и начал облизывать их, пальчики, подошвы и пяточки. Завершилось всë это дело содомией — Каору сжалился и смазал член — только после этого ввëл в любовника и уж отдраил до своего извержения. — Я бы всë же разбавил дело поркой, — устало вытянулся Каору. — Я предпочитаю кулаки и издевательства тем, что есть от природы, — вытянулся вдоль Альфа. — Тебе было не слишком больно? — решил узнать командир Девятых. — Мне было больно, но физическая боль — редкое чувство для того, кто защищëн АТ-полем и не может случайно прищемить палец; потому для меня боль — экзотика, — разъяснил Ангел. — И в таком контексте она может быть приятна. Таково было мнение тех, кто любит подобные проказы, и не только небесный посланец и белобрысый полуóни сейчас среди нашей честной компании занимались жëстокими усладами: — И раз! — нагая Аска рассекла воздух раздвоенным хлыстом и поразила его концами спину Гаммы — также полностью обнажëнного, разумеется, и прикованного к пошлому изваянию — по поводу последнего стоило сказать, что оно изображало нечто бесформенное, но с огромным членом, каковой Гамма заглатывал ртом, руки Девятого были подняты над головой и скованные наручниками друг к другу — вот в таком положении Аска стегала свою жертву, периодически прерываясь на то, чтобы подойти и посодомировать мужчине зад искусственным членом. — Ну как тебе?.. — сношала она его, отчаянно двигая тазом и вонзая в прямую кишку имитатор, каковой крепился за ремешки, охватывающие поясницу Аски и оставляющие оголëнными еë попку. Когда же рыжая бестия вновь переходила к порке, то целью свирепой садистки становились спина, ягодицы и бëдра Гаммы — а статую она приказала на скорую руку сварганить нанороботам: понятное дело, у Картера нельзя было найти ничего подобного, у него даже истукан Приапа стоял без канонического более чем метрового фаллоса. — Можешь бить его посильнее, — выкрикнула изо окна Зеро Ту — дело происходило во дворе, позади площади, и оставшиеся в доме лесбиянки могли взирать на это с первого этажа. Зеро Ту в момент этого наблюдения и разговора стояла у самого окна и без труда держала на руках Мари, которая плотно обхватила любовницу руками и ногами, прижималась и наслаждалась тем, как жена Хиро прочищала еë вагину имитатором, аналогичным таковому у Сорью Ленгли. — О, какая ты жестокая, моя конфетка! — Мари в ответ целовала Зеро Ту в губы. — Гамма сам напросился, — Зеро Ту посмотрела в окно. — До крови? — уточнила Аска, вспоминая, как быстро регенерировала сама Зеро Ту — Да — у нас же регенерация! — напомнила розоволосая и снова во время смачного траха засосалась рот в рот с Мари. — Ага! — и бойкая Аска беспощадно вмазала Гамме как следует, разодрав десятком ударов спину, ягодицы и бëрда — она очень плотно осыпала их, а после, когда на явно видных следах выступила кровь, Аска подошла, дала с разворота пинка под зад любовничку и припала губами к этим ранам и взялась слизывать кровь. Гамма, чей рот занимал мраморный огромный член, что-то промычал, желая сказать, — до того бардововолосый на удивление всë сносил без звуков. Аска догадалась, чего ему надо. — Хочешь минета? — А-ага-а. — Сейчас, мой сладкий, — Аска провела языком по ягодице, где сочилась кровь от яростно обрушенной плети. — Я сперва уж точно вылижу твои раны, а там посмотрим… Ещё немного попив крови, настоящая рыжая вампирша, которую неподдельно возбуждала жесткость, таки начала на корточках сосать у Гаммы пенис — тот быстро вернул полную боевую готовность. Аска водила языком по стволу, облизывала яички, впрочем, сразу же перейдя на сжатие их пальцами; пощемив немного мошонку, проказница развернулась влагалищем, чуть нагнулась, деловито ввела себе стоячий фаллос в куночку, думая о Гамме не как о живом человека, не видя в нëм ни грамма личности, а расценивая мужчину лишь как предмет удовлетворения; и так Аска прижалась обоими руками к камню идола и стала получать насаждение через последовавшие за этим толчки. Гамма, как мог в такой позе, работал инструментом — Аска долго прокручивала в голове все те вещи, которые они делала со своим партнëром, и это не могло не привести к очередному внутреннему оцепинению, затем мелькнула мысль о том, как было бы всë это повторить, только с переменой мест, где порке плетью подвергнут еë — эти мысли вызвали резкие спуски-толчки последовательных сокращений, чрезвычайно быстрых и сильных! — О-оааах!.. — закатывая глаза, Аска потонула в наслаждении, теперь уже точно уверяя себя этим удовольствием, что ей стоит попробовать побыть в роли жертвы. Да, настолько великолепными оказались эти сотрясения, разливающие горячую истому чистого блаженства! — Твоя госпожа кончила, — сообщила Аска вслед за последним оргазменным сокращением, — можешь кончать, мой раб! Через минуту она получила во влагалище порцию спермы. После этого женщина распрямилась, чтобы сдавить кончиками пальцев мужские соски Гаммы, бардового оттенка, прямо под цвет волос. После этого Аска ещё раз свершила содомию с представленной в еë власть задницей и не менее слабо выпорола Гамму. За это время Мари у окна вся изошлась как самая последняя сучка: — О, пощади меня, стерва! — заголосила сисястая трибада с косичками, ибо Зеро Ту имела еë быстро и нещадно, прижав спиной к стене. — А-ах! А-а-а-ах! О-оуу! Последовательница Сапфо и Эроса в мехах Венеры пережила в тесных объятьях с этой óни мощнейший оргазм, вслед за невероятными по частоте сокращениями горячая истома заполнила еë, и расслабленно-счастливое лицо Макинами сделалось немного дебильным, слюна в экстазе свободно стекла с приоткрытых губ, в то время как несколько отрещëнные очи выразили животное наслаждение. — О, мы можем заниматься этим до бесконечности, моя шлюха! Но всë, всë, хватит! Спасибо, моя золотая, спасибо! — наша плутовка ещё раз в губы поцеловала активную плутовницу, потом утянула еë язык себе в рот и там ещё его смачно пососала. — Рада за тебя, — разорвала поцелуй Зеро Ту, отстранилась губами, потянув и разорвав за собой ниточку слюны, блудодейка выпустила Мари, та встала на пол и аж немного зашаталась. — Всë нормально? — придержала еë Зеро Ту. — Да, спасибо, — уверенно зашагала голая Мари. — Просто ты меня реально перегрузила. Она заулыбалась и Зеро Ту ответила тем же. Потом обратила взор на Аску, которая только закончила финальную порку и взялась высвобождать Гамму. — Ты как? — поинтересовалась наша рыжая цундере. Затейнице сделалось немного стыдно за столь болезненную порку, стоило только блудной страсти схлынуть. — Это было больно, — приходящий в себя Гамма размял руки и потрогал челюсть, — но ничего, — он провëл себя ладонью по разукрашенной спине, — заживëт за полчаса… — Давай я прикажу тебя подлечить? — Ну давай. Рой наномашин быстро залатал Девятого — уже без единого признака повреждения, кавалер поднялся на крыльцо дома вместе с Аской. Последняя хотела повторить процедуру уже с собой в роли бичуемой жертвы, но слишком волновалась, так как плохо знала Гамму — ей хотелось, чтобы кто-нибудь близко знакомый отхлестал еë, отодрал свирепо, но в то же время с любовью, любви желала Аска больше всего. — Ты не издал никакого мычания, — попутно дивилась Аска, поднимаясь по ступенькам вместе с бардововолосым любовником, — я уверена, тебе было очень больно. — Да, мне было очень больно, — не стал скрывать Гамма, далее переходя в дом, только предварительно вытерв голые подошвы о коврик. — Я ожидала, ты промычишь и я буду понежнее, — также вытерла свои ноги Аска. — Нет, ни в коем случае не так. Да, я мог бы попросить тебя быть нежнее, но ты заткнула мне рот, а я не освоил пока телепатию так хорошо, как еë освоили Зета, Эта, Тета. — Гамма направлялся дальше по коридору. — Но кричать — ни в коем случае. — О, ты такой мужественный! — игриво толкнула его в плечо Аска, отнесясь к таким словам несколько надменно. Гамма это заметил и нахмурился, они как раз вошли в комнату, где после секса у окна на постели протянулись Мари и Зеро Ту, а между ними покоился отстëгнутый имитатор. — Послушай меня, Аска, — посмотрел в голубые глаза знакомой бардововолосый, — я один из Девятых, мы все гордимся более всего тем, что можем переносить муки. Во время битвы, особенно поначалу, когда у нас было не так много опыта, мы терпели боль и страх — всë потому что мы любили Папу и были искренне убеждены в том, что не имеем права поддаться боли и страху. Мы даже кололи друг другу руки ножами, чтобы доказать нашу силу — никто из нас не прокричал. — Но теперь Папа оказался… Как я всегда и говорила, — напомнила Зеро Ту, протягивающая ноги на кровати и серьëзно смотрящая на собрата. — Да, возможно, это так, — не стал спорить Гамма, отвечая таким же взором давней знакомой, — наверное даже… раньше подобное могло посеять смятение… Но я очень вдохновлëн речью Синдзи, когда он пояснил, почему не убил доктора Клефа. Он сказал, наша честь — только наша добродетель, и совершенно не важно, кто там Папа, а кто не кто. Вот почему я буду дорожить своей честью несмотря ни на что. Мы — Девятые, элита. Элита потому, что можем сражаться на пределе сил и потому что можем вытерпеть многое. Гамма перевëл взор на Аску: — По крайней мере, что можно вытерпеть. А я мог вытерпеть эту боль, сдирающую кожу. — Хм, хорошо, это достойно уважения, — кивнула Аска. — Ничего не могу сказать. — Полностью согласна с красавицей, — разделила точку зрения Мари. — Уж лучше умереть, чем предать живущую лично у тебя в сердце добродетель. — Я тоже так считаю — всегда надо быть готовым к смерти, но не продать добродетель, — отважно посмотрел на неë Гамма. После такого разговора наши друзья продолжили развлечения: Мари и Зеро Ту, не меняя позы на постели, положили друг другу руки на влагалища и взаимно мастурбировали клиторы; Гамма наконец поставил рыжую бестию на колени, прочистил ей рот и сладострастно извергся за щëку, как давно мечтал при виде этих губ — после этого он прочистил Сорью Ленгли вагину, потом, не орошая ту семенем, погрузился в попку, на сей раз со всеми осторожностями, и только после хорошей прочистки этого места, вновь сладострастно спустил туда. Потом, желая доказать выносливость Девятых, Гамма взялся чистить влагалище — кончил туда, потом ещё отправил заряд в анус, Аска кончила несколько раз — Гамма прекратил лишь тогда, когда действительно устал. После этого он рухнул на постель, где Мари и Зеро Ту как раз успели друг друга посношать ещë раз, но теперь уж двойным имитатором. Надо сказать, в лучшее время Гамма мог куда больше, просто сейчас последние события физически и психологически серьëзно вымотали их, потому кавалер пока обошëлся таким количеством оргазмов. — Давайте наконец ляжем в ванную, — предложила усталая Мари. — Хорошо, как раз к месту, — согласилась Зеро Ту. Аска, испытавшая несколько оргазмов, сидела на подоконнике, свесив ноги. — Эй, не видно тут Хиро? — подошла Зеро Ту, очень радостная от мысли увидеть супруга, они уже долго сношались и Хиро мог за это время закончить гулять и вернуться. — Отсюда не видать его, — присмотрелась Аска. — Но он может вернуться с другой стороны. — Я пойду узнаю что там, если Омикрон здесь — передам ему, что ты его ждëшь, — встал с кровати Гамма и просунул ногу в штанину. — Заодно узнаю, что там у моего сладкого Беты… — Ой, как много слюны! Думаю, ты достаточно увлажнил меня своей слюной!.. Можешь входить, — разрешила упомянутому Габриэлла. — Хорошо, тут у тебя и правда теперь очень влажно, — Бета оторвал уста от женского лона. Габри не требовалось менять позу — так с раздвинутыми ногами блондинка приняла в себя Бету, твëрдый член погрузился в мокрое влагалище и сношение началось со всей свойственной Девятым силой и прытью. — А-ах! Ах! — счастливая и давящая смех Габриэлла оказалась способна не сразу привыкнуть к такому наслаждению, но таки вжилась в темп этой страсти. — Так, Габри, думаю, пришла пора мне присоединиться, — Кадзи в это время, носивший одни штаны и доставший могучий и дрочимый член, поднялся с места и подобрался к слившейся в миссионерской позе парочке и нарушил это освещëнное промыслом Христа гетеросексуальное совокупление. — Не безопасно так выставлять свой зад, — Кадзи уже смазал своего малого и воткнул тонкий конец тюбика в потроха Беты, которые так ему нравились, и выдавил туда порцию лубриканта. — Кадзи-сан, неужели вы хотите трахнуть мужчину?! — спросила Габри, вся находясь на накале эмоций под столь сильными толчками, боевая девица плотно захватила руками спину Беты. Тот в ответ уткнулся любовнице в шею и водил там языком. — Да, моя золотая, я намерен выебать этот столь беспечно выставленный зад, — Кадзи согнул колени и схватился за поясницу Беты, он временно приостановил толчки, чтобы самому войти — впихнуть полный энергией фаллос, и так Кадзи начал сношение — Бета, ничего не говоря, только подстроился под темп. — Ты как, Бета? Наверное, это жутко больно! — обеспокоилась Габриэлла. — Нет, я привык — мой возлюбленный Гамма в день не реже пяти раз входит в меня, — пояснял Бета, двигаясь в новом ритме, — потому ничего необычного… — Ох, так ты тоже один из этих! Би-бисексуал! — посмеялась Габри. — Да, мы, бисексуалы, детка, наслаждаемся обоим полом и это очень круто! Лучше, чем трахать только один! — пыхтел Кадзи на вершине бутерброда. Так наши ребята сношались в свальном грехе, осуждаемом всякой традиционной моралью, очень долго наши распутники сие совершали: Габри уж почувствовала скорый оргазм, но Бета по вине Кадзи не смог более сдержаться и сперма быстро пролилась во влагалище светлой девице: — А-ах, ты кончил! — почувствовала обладательница бюста. — А ты — нет? — остановился синевласый и неприятно поморщился, ведь Кадзи всë ещë орудовал у него в прямой кишке. — Ум, ты меня потерпишь? — поинтересовался Кадзи, пока останавливая ход, что ему, надо сказать, очень не хотелось, член просто разрывало он напряжения и любое движение концом в заднице любовника приводило к очень приятным ощущениям. — Давайте я лучше доведу вас ртом? — сейчас Бете было больно от давления на простату. — Если бы не Габри, я бы дотерпел, пока вы не кончите… — Ладно, ладно, — сам не раз испытывая эти неприятные ощущения, возникающие, когда ты уже кончил, а твой ëбарь ещё не спустил — Кадзи без промедления покинул мужскую пещерку, каковая в сочетании со столь подтянутыми, крепкими и гладкими юношескими ягодицами сводила с ума любодея сверх всякой меры, и после вставил свой налитый кровью член, с раздутыми венами, аккурат в рот синевласому, чья мордашка и чьи губы также чрезвычайно заводили и потому могли служить прекрасным алтарëм Эрота для излияния семени сладострастия. Кадзи жестоко ухватил Бету за волосы и столь же беспощадно отымел молодца за щëку, с не меньшим пылом, чем при акте сзади. — Ах, как вы делаете это с мужчиной! — покачала головой Габриэлла, одновременно доводя себя рукой. — О, да, Габри, чëрт тебя дери! — Кадзи повернул к ней своë залитое стыдливой краской лицо. — Я же говорю, что ебаться с парнями — это здорово! Ах! Оба пола существуют для того, чтобы их любить, Габри! Я думаю, девушке с такой внешностью, обязательно стоит попробовать — ах! — с другой девушкой! — Ага, чтобы ты на это дрочил! — Ах! Почему дрочил, Габри?! Я буду ебать тебя, пока ты будешь сосаться с Мисато! А потом еë — вас обеих, по очереди! Я как тебя впервые увидел, так в моей голове навечно поселилась такая фантазия! — совершенно искренне поделился Кадзи во время предоргазменного состояния — сношение смазливого личика Беты, дрочащая Габриэлла с хорошо явленными влагалищем и сиськами, теперь эта фантазия — всë это вместе заставило Кадзи перейти на сплошные стоны и участить до предела сношение рта бисëнена: — Ах! Ах-ах! О-ох! Кадзи прорвало — он не зря так долго работал над этим оргазмом — невероятное блаженство доставило ему орошение глотки Беты: капля за каплей сперма извергались в эту теплоту и мокроту, на несколько секунд выкинув Кадзи из реальности. Покончив с этим, оба мужчины взялись за женщину, они просто ласкали еë руками и поцелуями за эрогенные зоны, покуда сама блондинка дрочила себе клитор. Так Габриэлла смачно кончила через минуту — оргазменные сокращения не заставили себя долго ждать и женщина бесстыдно огласила помещение стонами, покуда мужчины сосали ей бюст — каждый свой сосок, а пальцами обводили влагалище и массировали анус. — Я надеюсь, кхе-кхе, ещё получу оргазм от члена мужчины? — поглаживая свою косичку, Габри с таким вопросом посмотрела на своих любовников, после некоторого отдыха. — Не бойся, я достаточно вынослив, чтобы через пять-десять минут сношать тебя столь же сильно, как до этого, — с улыбкой заверил Бета, севший в этот момент себе на ноги. На улице было свежо. Синдзи и Хиро — оба одетые в свою весьма открытую одежду — наши сладкие мальчики без какой-либо спешки шагали по траве. Расслабленные и эстетично любующиеся окружением и друг другом, они держались за руки, по большей части по инициативе Синдзи, который вëл себя очень душевно и тепло по отношению к морально измученному Хиро. Всë же по своему темпераменту пилот Евы-01 был и оставался скорее девушкой, чем парнем, и смог показать все достоинства этого пола, когда надо было облегчить болящие раны мужчины. Вот почему хорошо иметь дела с бигендерами, способными ментально быть то одним полом, то другими, и таким образом идеально понять и мужчину, и женщину, и очень душевно отнестись к обоим, когда тем потребуется любовь и понимание. Разумеется, наши герои раза три останавливались и совокуплялись — Хиро имел Синдзи в рот и наоборот, они друг у друга сосали, Хиро поднимал Синдзи на руки, давал бëдрами обхватить себя и так имел; клал передом на мягкую траву и ложился следом мальчику животом на спину, с такой позиции верно проникая в попку и орошая следом прямую кишку; Синдзи седлал его лëгшего и сам выжимал сперму… — как бы там оно у наших новых знакомых не происходило, на этот раз Хиро всегда был в активной позе и именно Синдзи принимал задним местом извергаемое в него семя, последний раз это привело к яркому оргазму уже у пассива. — Какая это всё же приятная земля! — оглядывался по сторонам Король рëвозавров. Деревья — всякие, с высокими и низкими кронами, с узкими и широкими стволами, разнообразные земные растения; витающий в воздухе аромат цветов, ощущаемый в большей степени Хиро чем Синдзи, приятный свежий ветер, дующий к горе, мягкое для глаз освещение жëлто-оранжеватого оттенка. — Да, согласен, у Картера-сана хороший вкус. — Синдзи разминал свободную руку при неспешной ходьбе. — Аж не верится, что это… ээ, Мнимое пространство, как ты сказал, — Хиро удивился. — Или Мир Снов. — Ты не очень хорошо знаком с этой стороной бытия? — Не то чтобы. Я знаю о ней ровно столько, сколько надо. Тут была страна эльдилов, которую я уничтожил, тут была обратная сторона Луны, населëнная странными обитателями, Земля, и замок Малельдила Юного на ней… — Неведомый Кадат? — А? — Замок Ньярлатхотепа. Точнее земных богов. Из оникса. Высокий такой. На горе высокой такой, куча там всякой мелкой и не очень мелкой нечисти вьëтся — шантаки, двухглавые каменные великаны, в митрах такие, личинки Иных Богов и всякая прочая хрень. Учитель одежды заебался искать эту… администрацию, чтобы найти по итогу с её совета вот этот чудесный город, — Синдзи указал на ближайшие утопающие среди листвы черепичные крыши. — Но в итоге админ Ньярли послал его к чëрту на рога. В общем, — Синдзи ухмыльнулся, — мерзкая он сволочь. — Не то слово. — Но ты не думай, что всë «Мнимое пространство» ограничено только гадюшниками, — оптимистично посмотрел Синдзи. — Тут есть довольно много приятных мест… — Нет, я сыт по горло Мнимым пространством. Я хотел бы вернуться на древнюю Малакандру, похожую на этот дивный сад, — с долей грусти высказал Хиро. — Только на моей родной планете листва была вся синей или голубой. Они продолжали двигаться через траву по колено — впереди показалась очередная аллея, дорожка вела через стройные ряды высоких и узких деревьев от кварталов черепичных крыш до белокаменного храмового комплекса на возвышении, подход к которому сторожили многорукие изваяния очередных многомерных обитателей занебесных сфер. — Хиро, хочешь послушать музыку? — предложил Синдзи, выходя на тропинку. — Музыку? — Хиро повернул к нему голову после того, как первым прошëл между двумя деревьями. Синдзи материализовал в руке плеер. — Я предпочитаю в Мире Снов использовать это устройство, хотя оно чертовски устарело по сравнению с нашими возможностями. Я фанат классической музыки и рока, особенно мне нравятся британская «XTC» и шведская «Therion» группы — правда, я думаю, их названия тебе ничего не скажут… Синдзи протянул наушник Хиро: — Ах, да, мы тут одни, — Синдзи опомнился и вытащил провод от наушников из разьëма проигрывающего устройства. — В вашем обществе неприлично слушать музыку так, чтобы еë слышал кто-нибудь ещё? — подумал Хиро, вспоминая выступления некоторых особенно упоротых адептов Логриса против игры на музыкальных инструментах. Бороться с наслаждениями этого царства материи, так бороться до конца во имя Всевышнего Господа: музыка земная греховна потому что дерзает подражать космическому ритму планет; пение богохульно потому что парадирует хор эльдилов; танцы богопротивны потому что святотатственно бросают вызов великому танцу Малельдила Древнего, во время которого Творец по образу и подобию предвечных Архетипов вымостил чувственный Космос и управляет каждым мигом… Короче, плохо решительно всë, кроме ритуального самоубийства, обрядового самоистязания и самоувечения — отрицая мирской гедонизм, фанатичные приверженцы таких особо радикальных крыльев учения то и дело массово сжигали себя заживо, выкалывали глаза, отрезали гениталии и груди, короче, чего только не творили. И протыкали барабанные перепонки, чтобы не слышать богохульную мирскую музыку. Хиро надеялся, что на той Земле, с которой прибыл его друг, люди не доходили до такого. — Не тот чтобы это неприлично особенно, — отвечал на вопрос Синдзи. — Я просто предпочитаю слушать музыку в наушниках. Для меня это с детства был способ заткнуть уши и ничего не видеть и не слышать перед собой, — друг говорил это, перебирая трэки. — Сбежать от реальности, короче говоря. Если честно, я даже особо не разбирался в музыке, а просто слушал всякую попсу. Синдзи проиграл перед Хиро несколько трэков, в том числе «Приди, сладкая смерть» и Flesh Of The Gods» — Стихи твоей песни мне очень понравился, как и музыка твоего мужа и голос исполнительницы, он очень похож на твой. — Я сам бы спел, но мой голос, увы, лишëн опыта. Потому мы решили пока поступить так. Это Каору хорошо поëт. Но он лучший музыкант, играет он лучше меня и лучше чем поëт. — А ты сам как хорошо умеешь играть на каких-нибудь инструментах? — поинтересовался Хиро по ходу прогулки к храмовому комплексу. — Ну-у… Так. — Покажешь? — Ну-ну, можно. Почему нет? Синдзи материализовал виолончель. Ребята уселись на одну из мраморных скамеек подле храмового комплекса. — Э-э, чего бы такого… А, ну вот, ещё в четырнадцать лет я научился исполнять вот эту достаточно сложную композицию — «Канон в ре мажоре» — в компании учеников музыкальной школы. Я сейчас исполню то, что может исполнить один человек… — Синдзи прочитал с развëрнутой голограммы: «Kanon und Gigue in D-Dur fur drei Violinen und Basso Continuo» — творение Иоганна Пахельбеля [11]; Синдзи треть минуты сосредоточивался, после чего коснулся струн и начал наполнять тëплый летний воздух музыкальными звуками. Хиро молча вслушался в пошедшую композицию. Началась она размеренным подрагиванием струны и медленным набором тембра, раз за разом становясь громче и чëтче, при этом игра всегда оставалась плавной и грустноватой, вне зависимости от тембра в целом. Только где-то на второй минуте — Синдзи исполнял часть «Канона» непрерывно около трëх-четырëх минут — игра пошла как-то бодрее, правда, потом быстро снизилась, периодически повторяя этот зигзаг, попутно издавая звонковатые и одновременно спадающие, частые по тембру звуки — так игра стала менее грустной, но всë равно еë не представлялось уместным наречь оптимистичной и дух уныния пронзал в ней каждый звук, каждую ноту. Чириканье птиц на фоне сделало еë дружелюбнее. Возможно, это раздавался гимн печальной надежды, призрачной и постоянно эфемерной в этом царстве зла, которое было их жизнью. Когда Хиро спросил, почему эта тема такая наводящая тоску, Синдзи ответил: — Потому что я играю только фрагмент, будь тут больше человек, больше инструментов, было бы звучнее. Вот, послушай. Синдзи проиграл полноценный «Канон», и, надо сказать, по части грусти, Хиро не уловил значимой разницы, но зато мог сравнить профессиональное исполнение с тем, которое озвучил Синдзи только что: — Насколько я могу судить, — заговорил Хиро на последнем звучании, — ты играешь не так плохо… Мне кажется, правда, ты давно не тренировался исполнять конкретно этот «Канон», — это было заметно даже для Хиро, который никогда такой музыки не слышал. — Да, наверное, надо пару раз сыграть, чтобы освежить память, не говоря о том, что я не могу до конца исполнить «Канон». Синдзи убрал перед лицом голограмму нот. — Я не могу сказать, что особо прям наслаждался музыкой, она меня просто занималась, опять же, позволяя не тратить время на всякую ерунду, — под этим словом наш музыкант имел в виду ту свою жизнь, старую, впрочем, вся его жизнь была печальной и трагичной, потому ему нравилось исполнять «Канон» по этому поводу — это в музыке находила отражение рефлексия депрессивного молодого человека. — Но зато музыка помогла мне сблизиться с моим мужем, ну, ещё с подругой — Маной, — печально, но довольно улыбнулся юноша. — Она тоже играть умеет. Играть с кем-то — вот это приятно, искусство должно служить общению, я считаю. Другие — вот что мне нужно. — Согласен, — Хиро в принципе разделял подобную систему ценностей. Под плавную трагичную игру Синдзи он с грустью на лице вспомнил о своих друзья и близких, о тех, что встретились ему в прошлой жизни, и о тех, которых он встретил в этой. Под шелест листьев и чуть развевающий его чëлку ветерок Синдзи продолжил наигрывать нечто на манер сыгранного фрагмента «Канона». В частности юноша исполнил не очень радостную, но частую тему, похожую на «мелодичную чесотку» струн, при этом с едва звучной долей некой музыкальной нелепости. — Сюита для виолончели соло, BWV 1007, это из Иоганна Баха, — называл Синдзи, быстро возвращаясь к виолончели и высекая просто несколько случайных звуков по ходу которых думал, чего бы исполнить. Тут на дороге объявился сержант Виктор Северов в своëм милитари-костюме. — Хей, детишки! — вскинул руку русский солдафон, занесëнный ветром, он даже летом щеголял в своих берцах. — Я думал вы тут педерастией страдаете, а вы классикой!.. Виктор скрыл ладони в кармане брюк, у него там их было чëрти сколько, и продолжил подходить к ребятам. Синдзи, не смотря на него, поигрывал, пуская по ветру череду ярких кратких звуков по тону как из свирели. — И педерастия у нас была — тебе я советую обязательно попробовать попку Хиро, она очень классная! Много лучше вагины! — поделился ощущениями Синдзи, стоило Виктору дойти и остановиться. — Пф, ты же знаешь, я в нормальной ситуации — только с Каору. Он исключение. Да и то, Синдзи, только потому что я-в-прошлой-жизни слился с тобой-в-прошлой-жизни, точнее в одной из прошлых жизней, потому что их было дохуя, — объяснял русский, несколько нервозно потирая шею, Виктор явно хотел доказать высказываемую мысль, и по итогу заявил: — В остальном я — нормальный. Синдзи засмеялся. Пока он хохотал, Виктор вдумчиво посмотрел на Хиро, нашëл того внешне интересным мужчиной, но никакой страсти к рогатому брюнету не испытал, да и питать не хотел. — Вик, ты умеешь играть? Я уверен, ты позаимствовал от меня не только страсть к своему полу. А то что-то мне не приходило в голову спросить раньше… — Ну, — Виктор размял пальцы, — кое-что я могу. Он материализовал себе гитару без наворотов и уселся с краю на скамейку, немного размер пальцы, после чего заиграл, в общем-то достаточно ритмично, не шедеврально, но слушать это было можно. Виктор сам выбрав ритм, после чего под это дело ещё и запел во всë горло, раскачиваясь на краю скамейки: Весна опять пришла, и лучики тепла доверчиво глядят в моё окно! Опять защемит грудь…и в душу влезет грусть! По памяти пойдёт со мной! Пойдёт, разворошит! И вместе согрешит с той девочкой, что так давно любил. С той девочкой ушла… с той девочкой пришла! Забыть её не хватит сил! Владимирский централ — ветер северный! Этапом из Твери — зла немерено… Лежит на сердце тяжкий груз. Владимирский централ — ветер северный. Хотя я банковал, — жизнь разменяна, но не «очко» обычно губит, а к одиннадцати туз! Нельзя сказать, чтобы Виктор пел особенно плохо — голос у него не отличался певучестью, но звучал внятно, строго, говорливо, по-командирски, в этом таки звучал свой стиль, то есть у нашего русского героя даже вполне себе присутствовал музыкальный голос. Во всяком случае так оценил Синдзи — сам он не пел, это Каору любил петь — но и он вполне мог вынести некоторый вердикт. Хотя конечно — не шедевр, что не удивительно — до шедевра надо трудиться. Кадзи после спуска окончательно снял штаны и теперь, полностью голый, сидел и дрочил на краю кровати, не отрывая взгляда от Беты, вновь сношающего Габри — поначалу возлюбленный Гаммы отрабатывал даму сердца в миссионерской позе, то есть уткнувшись кулаками в кровать по обе стороны от головы женщины, сгибая колени и прижимая свой таз к еë тазу, и очень часто двигая последним; потом любодей, никак пока не кончая, ловко переместился с кровати на пол, саму Габриэллу он приподнял за ноги, возложил те себе на плечи. — Так мне лучше видно тебя, твои груди, — пояснил Бета, Кадзи услужливо помог напарнику ввести фаллос в окружëнное светлыми волосками влагалище, на всякий случай он капнул в куночку немного эротической смазки, и Бета, обхватывая руками ноги любовницы, в положении стоя продолжил сотрясать Габри своим натиском. — Ах! Как приятно же, чëрт! — поделилась своей радостью блондинка. — А то, — дрочил рядышком Кадзи, — я бы на твоëм месте тоже бы этим наслаждался. — Кадзи-сан, вы с Мисато-сан этим вчера занимались чëрти сколько часов! Ах! — Ты недовольна, что тебя не позвали? Габриэлла оргазменно сжала губы, по еë лицу живописно было видно, как она кончает. — Вах! Да! Кадзи рассмеялся. Бета поимел кончившую Габри — уже не первый раз за этот акт — после чего перевернул на четвереньки, девица предстала перед ним своей светлой спиной, любовник снова согнул ноги на кровати, провëл рукой по пояснице и вновь поместил своего блестящего от смазки малого в тëплое влагалище. Во время дальнейших действий синевласый смазливец схватил Ферраро за длинную косу и потягивал на себя, держа торс прямо во время сношения. Он дëргнул достаточно сильно, одновременно наполняя лицо напряжением, скаля зубы, после чего совершил несколько последних усилий — и так замер, производя отстрел в женское лоно. — Ах! — Бета покинул это местечко и вытянул ноги рядом с любовницей. Ту потребовалось доводить до следующего оргазма — и с этим как раз справился Кадзи, всунув своего малого, как раз подведëнного благодаря мастурбации от созерцания до полной готовности к извержению. В таком положении Кадзи поместил Габриэллу грудью на грудь Беты, так мужчина и женщина оказались лицом к лицу и бывшая сверху блондинка получила возможность сосаться с любовником — как только их языки сплелись, у Габриэллы, благодаря также рьяно работающему члену Кадзи, непременно случился оргазм — и не успел этот пик блаженства до конца сойти, как покрывшейся потом Кадзи выпалил свой заряд в обильно сочащуюся соком куночку. — Вах! Ах! Ах! Ах! — Кадзи отпрянул от Габри и повалился рядом. — Фу-урх! Габриэлла, чрезвычайно довольная, осталась лежать на груди Беты. Что же касалось остальных героев, основного костяка, то они предавались менее страстным и затратным на энергию усладам. Когда все проснулись и собрались за столом, то подали уже далеко не лëгкие закуски, коими до того перебивались те, кто встал рано. Паштеты, приятно пахнущие варëные и капчëные колбасы, сосиски и буженина, итальянские спагетти с тефтелями и плавленым сыром, богатые на самые разные травы салаты, крабовые палочки с осьминогами и морской капустой, несколько зажаренных птиц — курица гриль, набитый яблоками гусь — и поросëнок со специями, всë это мясо просто сочилось от жира; стояли тут и азиатские блюда из риса и рыбы, в том числе специально запечëнной в тесте, с разными травами — в самых многовариативных комбинациях, их вкушали палочками; жаренная квашенная капуста, овощное и мясное рагу с максимально широким количеством ингредиентов, даже шашлык с добавлением мëда и кари; томаты, перцы, маринады, лук, чеснок, оливки и маслины, корейская морковка — в самых разных способах подачи и приготовления; пельмени в сметане; среди этого алтаря чревоугодия на блюдах покоились даже бананы — зажаренные по рецепту неких диких негров с островов; так люди NERV, привыкшие в силу своего идейного гедонизма комбинировать блюда из самых разных земных культур и эпох, решили потчевать гостей с Марса. Что же касается алкоголя — то зелёный змий, — с которым живущие в Сообществе Плантаций оказались практически не знакомы благодаря ЗОЖ-политике тирана Нестеренко, — также оказался представлен в великом изобилии во славу праздника Диониса и вакханалии Бахуса: тут стояли вина бургундские, вина греческие, испанский и кубинские сорта рома, немецкое и швецкое пиво, русская водка, украинская горилка, французские ликëр и коньяк, шампанское нескольких сортов, скандинавский эль, английский джин, португальский портвейн, японский сакэ… — всë это ненавистное диктатору Естеренки добро разлили по бокалам, чашкам, рюмкам, кружкам и стаканам. Таким образом, читатель, не стоит тебе сомневаться, что вкушали это чрезмерное разнообразие наши герои не ради получения питательных веществ, а ради пищевого насаждения— ради гурманства и чревоугодия. Сопровождалось это дело громким разговорами — уже к тому моменту поддатая Мисато всë очень рьяно рассказывала истории о своей жизни, со всеми пикантными подробностями, в том числе о том, как они с Кадзи в студенческие годы целыми днями валялись голышом и предавались похоти во всех мыслимых комбинациях, попробовав всë, что только мужчина и женщина могут друг с другом вместе сделать: она у него отсасывала, он вылизывал ей влагалище и просовывал язык в анус, она в ответ также сосала своему мужчине задний проход; кавалер имел еë во все три отверстия и обильно заливал туда сперму; лобызал груди, дама сердца его трахала искусственным фаллосом и герой-любовник извергал ей в руку своë семя, выбитое из простаты таким способом — словом, Мисато не могла назвать ни единой практики, каковую они бы не испробовали ещë по молодости. Единственное, Кадзи хотя и сношал других женщин вместе с ней, он не сношал мужчин, лишь недавно пояснив, что это было единственное, чего он стыдился делать при ней и что спокойной делал на стороне, когда еë не было рядом. Рэндольф, который сейчас не пил ну вот вообще, тем не менее, тоже довольно рьяно повествовал о своей жизни — ему рассказать можно было много чего, так как он тысяч лет прожил в других мирах, путешествовал через измерения, планеты и эпохи — но особенно он сконцентрировался на своей вполне земной жизни, делясь историями своего участия в Первой Мировой войне, когда он служил во Французском иностранном легионе. Ребята из Плантаций зато узнавали об устроение прошлой земной культуры. Особенно подробно об этом заговорил Картер тогда, когда пьяная Кацураги, набившая живот до отвала, решила перейти к удовлетворению похоти — с пьяну она возжелала Горо — в том не было ничего удивительного, пилот Дельфиниума выглядел статно и привлекательно. Потому этому кавалеру пришлось оставить Итиго и пойти оттрахать Мисато — так как последняя выпила уже очень много, то особой активности Верховная Потентат Мирового Сообщества не проявила, позволив Горо насладиться собой в любом виде и наш крепкий блондин просто совершил с ней обычный вагинальный гетеросексуальный акт — словом, ничего интересного. Будучи простым человеком, он кончил в Мисато всего раз, особой страсти юноша к ней не испытал, но похоть вполне себе пробудил; молодцу, естественно, было приятно. После этого он снова захотел к Итиго, потому Мисато попросила прислать Эпсилона. Горо прислал: — Я оставлю тебя, Дельта? — обратил внимание фиолетоволосый на свою девчушку, набивающую живот вкусностями. — Да, иди, мне тут не будет скучно! — Дельта мешала свиной паштет с медовой закуской и ещё крыла это сверху томатным соком и ликëром. — Эм, эй, это вообще нормально так есть? — обеспокоилась за еë здоровье Хикари. — Ничего страшного, — сразу повернулся к ней Булат, — я проверял, Девятые могут переварить что угодно в любых комбинациях. Да и вообще, в нашей эпохе искусственно улучшенная генетика позволяет нам не беспокоиться о несварении. Как гурман тебе говорю. В довершении к своей речи бугай громко рыгнул. Сам Булат не стеснялся мешать медовый эль, квас, баварские сосиски и греческий салат с индийскими пряностями. Более того, употребив это, прожорливый здоровяк взялся за поросëнка, набитого яблоками, заедаемого немецкой квашеной капустой и запиваемого томатным соком. Попутно он разговорился с Хикари — последняя умела и любила готовить, а Булат остался одним из немногих людей своего времени, которые ценили вкусную еду, а не просто уныло получали питательные вещества по набору капсул в день. Ел Булат много, что, впрочем, при его габаритах никого не удивляло. Футоши — говоря о еде, стоит сказать сперва о нëм — смог найти предоставленную пищу знакомой и потому употреблял с охотой — начал он с макарон в сыре, смешивая с маринованными овощами, паштетом и колбасами, а потом перешëл ко второму — приятно пахнущему бульону с белой нежной отварной курятиной и мелко нарезанными овощами. — Соломон, а можно у вас амброзии? — попросил вернувшейся Дзоромэ. — Только в этот раз без превращений, ладно? — Зачем тебе амброзия? Нет, тебе одному я могу еë дать, — согласился Соломон, пробуя японскую кухню — запечëную в рисе, тесте и масле рыбу с подливкой и растительным гарниром, — только ты должен понимать, что амброзия всегда обладает таким вкусом, какой тебе нужен. В то время как истинный гурман и гедонист — будет искать среди всех блюд то, что тему надо, так как удовольствие — сам поиск, не результат. Соломон элегантно простëр руку. — Взгляни, сколько тут блюд. Ты много удовольствия получишь, пробуя то, что желаешь найти. — Я согласна с таким тонким гедонистическим подходом, — высказала своë мнение Рей Аянами; синевласка хлебала густой пряный ал — индийский суп из чечевицы. К мясу и рыбе Рей не прикасалась, будучи вегетарианкой, как и Надя — та попросила себе спагетти без тефтелей, их она заменила фалафелем — арабскими жареными во фритюре (то есть большом количестве пищевого жира) пряными шариками из измельчённых бобовых. — Хм, интересно, это и правда противоречит тому, что Папа говорил нам о гедонизме, — сказала Таф; сама разделывая сочащегося жиром гуся, набитого яблоками, а также политого сверху разными сортами соуса и щедро посыпанного частицами сладкого перца, кари и немного сахаром. — Всë верно — гедонизм обычно изображают безудержным, ну, и такой гедонизм превращает тебя в дегенерата, это правда; потому тот, кто дегенератом стать не хочет, придерживается ограниченного или тонкого гедонизма, — рассудил на это Рэндольф Картер; ел мастер-оккультист рагу с мелко нарезанный индейкой, жареной в густом жире капустой и большим количеством запечëного там же чернослива. — Да, чувствую, если бы Альфа это увидел, то объявил бы нас готовыми убивать и есть людей ради удовольствия, — сказала Мику; а эта девчушка накручивала на вилку спагетти, закусывала спаржей, запивала маленьким количеством морковного сока — да, всевозможные соки тут тоже стояли в изобилии. Зета, Тета и Эта впервые попробовали пищу оральным способом — так как у них всë время рты занимали приборы-ограничители телепатических навыков, они питались внутривенно; тройняшки совсем не умели живать, потому им посоветовали просто пить густые соки. Принцесса, пугающе широко раскрывая рот, явно больше, чем может нормальный человек, заглотила курицу очень большими кусками, вместе с костями, коими она очень громко хрустела, буквально ломая зубами. — Э… ну если для тебя это норма — ты же инопланетянка… — проговорила Мана. — Есть — для меня не норма. Благодаря медитации я достаточно хорошо контролирую жизненную энергию своего тела, потому мне практически не нужно есть. Но раз вы предложили… Взгляд Принцессы пал на жаренных по африканскому рецепту тарантулов. — Вот это выглядит аппетитно. Я, вспоминаю времена, когда я ела с родителями. Я очень надеюсь, после десятков миллионов лет они вернутся и станут как прежде, — Принцесса пальцами взяла паука и закинула в утробу. Можно было заподозрить у неë ностальгическую грусть, но медитации и психопрактики, похоже, не оставили возможности внешне проявиться случайным эмоциям. Кирби сидел рядом и, трансформировав кисти рук, когтями разделывал курицу гриль в своей замкнуто-флегматичной манере. По итогу опустошения стола трапезничающие насыщались и теперь, сытые до отвала, делали разное. Наевшийся швейцарских сарделек, запечëнной на немецкий манер квашеной капусты и щедро залив это дело родным сакэ, смачно и громко рыгнувший Тодзи, поднял Хикари за руку и захотел танцевать, но под общий смех только отдавил ойкающей супруге все ноги — наверное, только тонкие чëрные чулки до колен скрыли синяки от больших смуглых «лап» Тодзи. — Как сло-о-он! — схватилась за носок несчастная экс-староста, лицо с веснушками наиграло лишнюю боль, чтобы супруг скорее попросил прощения. — Это не правда, — возразил Рэндольф Картер, сидя в небрежно откинутой позе и поедая мороженое — его мистических дел мастер очень любил, особенно клубничное, — слоны всегда смотрят, куда ступают — они очень аккуратные животные, что в Земле Грëз, что в царстве яви; видела бы ты, как изящно слоны пробираются через джунгли Клета. Клет — это поросший джунглями регион Мира Снов, созданный фантазиями ацтеков, майя, инков и прочих. — Всë же Хикари-кун полюбила Тодзи-куна не за изящество, — дружески хохоча, прокомментировал Кенске; буквально вслед тому, как наполнил желудок половиной курицы и разнородным салатом, а сейчас он ещё запивал это дело немецким пивом. — Брат всегда был таким, во всех… ре-ин-карнациях, — с трудом выговорила последнее слово Сакура; девочка ела китайский салат. Чëрный кот спокойно забрался на край стола и вкушал то, что выдавал ему с вилки Рэндольф. Некоторые, кто уже наелся, в первую очередь человеческие пилоты Франксов — их организм генетически был спроектирован способным обходиться меньшим количеством еды, потому, если не брать в расчëт индивидуальные особенности, они обычно быстрее насыщались, — некоторые из сытых решили просто полежать на диване, кто-то сходил на улицу, подышать воздухом. А в это время, после передышки и задушевных бесед в кровати, бесстыдно-развратный Каору принял по своей замечательной коже множество ударов розгами от Альфы, после чего мужеложцы поменялись местами и альбинос столь же крепко высек блондинка. Похотливый Нагиса не жалел слов для описания всех достоинств подобного способа доставить наслаждение страстной плоти: — Чувствушь, Альфа-кун? Это одно из самых сладких удовольствий, какие я знаю, ничто так сильно не возбуждает всë моë естество, — тоном манерного сноба изъяснялся Каору под звучание сыплящихся ударов, бьющих нежную светлую кожу Альфы. — Думаю, ты это сам сейчас чувствуешь: флагелляция доставляет острые наслаждения, это — несравненное средство, которое даëт новые силы телу, изнурëнному распутством. Неудивительно, что все, кто истощил себя до крайности, регулярно прибегают к этому болезненному, но верному средству, лучшему лекарству от слабости в чреслах и даже от полной потери потенции; оно рекомендуется также для утомлëнных и стареющих развратников. Эта операция вызывает сильнейшее волнение в вялых органах и сладострастное раздражение, и сперма от этого выбрасывается с необыкновенной силой; сладкие ощущения боли в том месте, куда приходятся удары, будоражат кровь и ускоряют еë циркуляцию, прочищают мозги и доводят семя до кипения, словом, для похотливого человека, который ищет новых удовольствий, флагелляция — самая лучшее средство. По мере этого разговора, бегающий кровавым взором Каору менял распределение ударов — начал бисëнен с ягодиц напарника, бëдер и поясницы, потом перешëл к плечам, рукам, голеням и к подошвам ног, под конец особенно осыпав последние. Тело Альфы, покрытое красными линиями, выглядело потрясающе в сочетании со светлой кожей, впрочем, не настолько аномально белой, белоснежной как у Каору. На ней тоже остались следы, но из-за того, что Альфа щадил любовника, не столь глубокие и яркие. Это надо было исправить. Каору, возбудившись видом выпоротого Альфы, попросил приподнять заднюю часть — Ангел совершил краткую содомию без растраты семени. — Выпори ты ещё раз меня, но на этот раз — безо всякой жалости, — попросил он после. — Как скажешь, — Альфа принял розгу и по новой прошëлся по вытянувшемуся на животе любовнику — на сей раз боевой арийский блондин не щадил нового знакомого и лупил радушного приятеля в полную силу, буквально сдирая по крайней мере верхний слой кожи. Белоснежная ткань являла страстному взору куда более яркий и заметный контраст с рубиновыми линиями выступившей крови — в конце концов Ангел появился на свет чистым альбиносом без капли меланина. Во время этой процедуры муж Синдзи возлежал довольный, только глаза при ударах отражали некое напряжение, да и губы сжимались плотно. Альфа мигом сплошняком исполосовал ягодицы и всю спину, красные полосы с маленькими рубиновыми капельками здесь смешались до утраты всякого различия. А вот на бëдра их осталось куда меньше, не говоря уже про практически чистые голени. — Альфа-кун, секи теперь мои ноги — ноги тоже очень чувствительны; особенно бëдра сзади, а ещё для порки прекрасно подходят подошвы, — Каору сразу как заметил, попросил наверстать. — Как скажешь, — и Альфа исправил своë упущение, покрыв голени также сплошняком и ещё жëстко пройдясь по пяткам и подошвам. — Спасибо, — получивший своё Каору приподнял заднюю часть, расслабленные член и яички свободно свисали под окровавленным задом, посреди которого темнел широко раскрытый анус, как бы обрамлëнный тонкими красными струйками. — Можешь взять меня. Отложив розгу, Альфа взялся за более привычную содомию. Покончив с ней, но не затратив семя, Альфа вручил Каору ещё десятка два посщëчин, отчего и лицо Ангела наконец действенно покраснело — альбинос весь от очей до пят стал контрастом белого и алого. После этого Альфа протянулся рядом — оба разукрашенных урнинга теперь взялись за поглаживания больных мест; любовники, которых не связывали никакие чувства кроме похоти, активно водили языками друг по другу, слизывая кровь. — Боль так пульсирует. Горит как огонь, — говорил Каору. — Да… — Увы, Синдзи слишком меня любит, чтобы пороть так жестоко, — посетовал Табрис. — А иногда мне хочется, чтобы с меня прямо сдерали шкуру, чтобы меня ломали, пороли, унижали, растаптывали в грязь… К счастью, Вик-кун вполне может меня и жестокого выебать, и подавить солдатским сапогами мои яйца, пистолет мне в анал вогнать и на спусковой крючок пустить… Я потом выплëвываю пули! Ха-ха! — То есть этот Вик-кун способен на жестокость? — уточнил Альфа. — Только по отношению к мужчинам. С женщинами этот русский всегда нежен и галантен. Каору опустил веки. — Сейчас я гляну, чем он занимается… Троица наших друзей после музыки прогуливалась возле храмового комплекса и болтала о всяком. Неожиданно, будто глас Божий, прозвучал Каору, словно со сводов храма, подпираемых идолами античных и индуистских небожителей. — Вик-кун, Синдзи, Хиро-кун [обращение без «кун» указывало на супружеские отношения и Хиро понял это даже без осознанного знания подобно вида японского], позвольте поинтересоваться, вы не намерены возвращаться с прогулки? Я вас не тороплю, просто узнать хочу. — А, где ты? — Виктор поначалу сбился, осматривая окрестности, а потом орнаменты храма. — Я дома, Вик-кун. — А! Это типа такая магическая рация! — сообразил и перестал вертеться Виктор и устремил свой взор к фреске Единого неоплатонистов, изображëнного на сей раз в облике Солнца, с чьего диска спадали лучи, завершающиеся «мозгами в шариках» — на сей раз тут явно прослеживались черты египетского Атона (изображавшегося схоже, только с кистями на концах лучей). Золото, яшма, сапфир, изумруд, сардолик — это обиталище идолов выглядело куда богаче ранее виденных и разнообразней по цветовой палитре. Богатые настенные росписи изображали некие оккультного облика и духа мандалы, навроде индуистский-буддийских. — Ну, мы уже давно гуляем, — Синдзи отвернулся от храма и посмотрел на Хиро. — Ты не проголодался, кстати? Друг потрогал живот: — Знаешь — есть немного. Он повернулся в сторону дома. — Я утрачиваю тут чувство времени, но мне кажется, мы гуляем достаточно долго. — Э-э, — Виктор взглянул на свои наручные командирские часы, но ничего сказать не смог — он просто не посмотрел на них перед выходом. — Ага, пару часов как минимум, — навскидку прикинул Синдзи. — Да, где-то так, — согласился Виктор, — я долго бродил, ища вас двоих. — Потому, да, можно пойти обратно, — Хиро предстояло вновь погрузиться в проблемы, от которых он сейчас уходил на улицу, освежить голову на ветерке. Но в отличие от Синдзи, за которым, по крайней мере когда-то, водился недостаток убегать от проблем, Хиро такое не было свойственно, потому твëрдый духом голубоглазый брюнет смело и уверенно зашагал к дому. — А? — Синдзи на тот момент отвлëкся на изучение многорукого и многоликого идола, держащего на углу храмовый свод. Виктор на ходу теребил гитарные струны. — Хиро! — Синдзи заметил, как друг очень быстро удалился. Виктор обернулся к нему же следом, отрываясь от своего музыкального инструмента. Часто топая подошвами, потерявшими свой розовый цвет от лëгкого слоя сероватой дорожной пыли, Хиро очень быстро шëл от них, при этом держа спину очень ровно и не переходя на бег. — Эй, погоди! — Синдзи кинулся за ним, попутно дематериализуя свою виолончель. — Синдзи, — усилившейся ветер растрепал чëлку Хиро и тот, поворачиваясь, еë бегло поправил, сметя болтающиеся волосы с глаз. Их пронзительно-синий цвет блеснул в такт паре ростущих выше рогов, состоящих словно из минерала лазурита. — Я должен вернуться и собрать свою стаю — как бы мне не было тут хорошо… — согнув локти и прижав ладони к пояснице, Хиро в задумчивом темпе сбавил шаг и опустил теперь взгляд. — Я знаю, ты должен наверное восстановить родную планету и отомстить этому твоему Папе, — добежал до него Синдзи. Виктор спешно пошëл с другого бока, он внимательно вслушивался в их разговор, его светлые волосы также трепал ветер. Сейчас направление переменилось, небо сделалось пасмурным, вся трава в зоне видимости заколыхалась, отдельные зелëные листья полетели по небу, при этом очень низко. Рей Аянами со слабой долей беспокойства в рубиновых очах выглянула в окно, на улице появились все признаки собирающейся бури. Рядом с подоконником распрамлял свою высокую спину Кирби — был он несколько внизу и чуть не доходя до водосточной трубы, каковую юноша касался лишь поставленными там перепончатыми пальцами. Выражение его, что на непогоду, что под солнечным днëм — одинаково контрастировало со смайликом на футболке. Сейчас он сложил руки на груди, а длинные волосы особенно активно развивались на ветру — для полного вида сыну Итаквы в рваных джинсах недоставало какой-нибудь гитары. — Это ты сделал? — в своей привычной манере прищурилась Аянами. — Нет. — Это не он, — выступил за ней к окну Рэндольф и погладил своего кота, выскочившего на подоконник. — Его мыслеволны… отдают в нас, — молвили за их спинами тройняшки, синхронно берясь за головы. Принцесса, стоящая перед окном на части крыши — окно выходило из надстройки над основной кровлей — синекожая óни плотно сжала губы и прошлась рукой по своим также пришедшим в движение седым волосам. — Хиро волнуется. Вы не забывайте, что мы в измерении, где эмоциональное состояние тех, кто достаточно весом, вносит свои корректировки в окружение, — Рэндольф рассудительно и флегматично махнул рукой. — До того отец был расслаблен, — Принцесса на манер Кирби сложила руки в ожидании, впрочем, она еë не переняла за столь короткое время их знакомства — это вполне себе отражало еë родной дух. — Ничего страшного — никакого дисбаланса это не внесëт, — ускорил Рэндольф. — Зеро Зеро Ван, если ты хочешь, чтобы у Хиро было всë хорошо, то ты обязана обучить его самоконтролю, — настояла Рей. — Я это уже поняла и мы займëмся этим когда вернëмся на Малкандру. — Синдзи, я не позволю, несмотря на всю вашу мощь, впутываться в мою войну против ВИРМ NERV, — говорил Хиро во время пути через аллею. — Я бы мог помочь тебе в обход приказа Мисато, — Синдзи сунул кисти в карманы шорт, состроив вид, словно он сделал нечто предосудительное и хочет показать, что не при делах. Он даже начал насвистывать как умел. — Нет, не надо. Прошлый раз это не закончилось хорошо — вы оказались запечатаны внутри Ремины, и ВИРМ просто не были готовы к вашему появлению. При это вы появились тут вообще из-за Клефа. Не знаю, как бы повернулись обстоятельства, если бы я не напал на вас… — обдумал этот момент Хиро. — Клеф мог работать на Ньярлатхотепа. Он мог спланировать это с целью погубить вас и лишь моя выходка могла разрушить его план. — Бля, а я о таком не подумал! — осознал Виктор. — Рей и Рэндольф мне об этом сказали. У Ньярлатхотепа много клевретов, предупредили меня они, всякий подозрительный индивид может оказаться его прислужником. — Блядь, да учитывая поведение этого Клефа — он практически эталонный культист Ньярлатхотепа! — Синдзи эмоционально стукнул кулак о кулак. — Однако не факт. У нас нет доказательств, — Хиро обратил на это внимание. — Соломон — слуга Ньярлатхотепа точно, потому он и Клеф могут быть заодно и… Вообще… я уже убедился в умении Ньярлатхотепа манипулировать событиями. Именно так он уничтожил Малакандру чужими руками… Потому не будем действовать таким образом, каким хотели бы наши враги, — заключил Хиро. Синдзи и Виктор в общем-то не смогли возразить. — Может вальнуть этого Клефа, а? — предложил Виктор. — Чë париться? Нет человека — нет проблемы. — Нет, он мне ещё пригодится по возвращению обратно, — без лишних эмоций отклонил это предложение Хиро. — Для чего-то мы ему с Зеро Ту нужны и он поможет нам в борьбе с APE. Там, на материальном плане, в теле полурëвозавра мои силы ограничены, потому я там могу рассчитывать только на защиту судьбы и на многочисленные заклинания, — Хиро впервые улыбнулся с долей хоть чего-то похожего на оптимизм и ткнул себя пальцем в голову, — которые я вспомнил вместе со своей прошлой жизнью. — О, так ты теперь крутой маг, хлопец? — хлопнул его по плечу Виктор. — Вполне себе, — Хиро взглянул на свою руку. Потом на своего друга: — Синдзи, мы с тобой очень похожи — у нас общие вкусы и у каждого из нас есть вторая половинка, у меня — Зеро Ту, у тебя — Каору. Мне безумно нравится твоя внешность и твоя попка — одна из самых лучших попок, которые я трахал. — Ой-ë, бля! — закатил глаза Виктор. — Вот так признание в любви! Хиро любовно смотрел в лицо Синдзи и, будучи открытым для чувств и отношений человеком, он коснулся рукой гладкого подбородка мальчика, а потом его нежной щеки. — Я очень рад это слышать, — Синдзи, тая от таких слов и не скрывая, что тает, взял Хиро за кисть, они снова держались. — Уверен, не будь у меня Зеро Ту, а у тебя Каору — мы могли бы стать половинками друг для друга, — подумал Хиро. — Однако, мы должны расстаться, я искренне люблю тебя, Синдзи, даже несмотря на то малое время, которое мы провели вместе и несмотря на то, что Зеро Ту я люблю много больше тебя. Но даже та малая любовь — тоже любовь, и я думаю, ты будешь не прочь насладиться ею со мной, пока есть такая возможность… — С радостью! — соблазнëнный Синдзи припал к губам Хиро, юноши сплелись в объятьях. — Ой-ой! — Виктор возмущëнно всплеснул руками и демонстративно отвернулся. — Вик-кун, — с озорством посмотрел ему в лицо Синдзи, одновременно прижимаясь к Хиро, последний был на пол головы выше супруга Нагисы, — я посоветую тебе воспользоваться попкой Хиро, пока есть такая возможность… — Да бля! — Виктор потряс кулаком. Но никуда уходить не стал, так, поводил взором, после чего начал смотреть на двух ласкающихся в придорожной траве напарников. — Хм! — наш человек в мире аниме фыркнул. — Ну ладно, — он расстегнул ширинку и вынул малого, тот уж начал наливаться кровью, вены отчëтливо выступили на твердеющем стволе. Когда Хиро разместился позади Синдзи, наклонëнного и прижатого руками к дереву, Виктор довëл член до конца и взял смазку: — Ну готовь тыл, рогатый! Я растил рога тебе — теперь пора растить твоей жене! — с такими словами Виктор воткнул в анус Хиро тюбик и выдавил по специальному наконечнику лубрикат прямо по пункту назначения. Русский только один раз сунул туда палец, после чего вогнал своего богатыря. — У тебя по больше, чем у Синдзи, — Хиро слегка задрожал веком, ощущая, как проходит до предела мужская штука. — Но у Булата больше. После этого, держа зад расслабленным, Хиро начал иметь Синдзи, в которого уже вставил. Так трое содомитов вместе задвигались. — О, Альфа, что я вижу! — Каору всматривался в ту картину, каковая разворачивалась у него на обратной стороне век — благодаря магии. Табрис сразу начал дрочить, особенно его возбудили ягодицы Виктора, показавшиеся, когда русский герой спустил брюки — Ангел хотел целовать эти ягодицы, просунуть между ними член и в конечном итоге поиметь, стать четвëртым участником этой вакханалии. Но раньше Каору никогда не слышал от Виктора предложения поиметь себя, более того Северов всегда подчëркивал, что для него неприемлем подобный способ совокупления. Потому Каору решил не появляться там и остаться незримым наблюдателем. Эта роль тоже чрезвычайно возбудила Каору — утончённый фаллос Ангела за пару мгновений до предела наполнился кровью и разгорячëнный красавец-альбинос плотно стиснул пальцы на своëм стволе и начал рьяно дрочить… Но сразу же опомнился — как можно дрочить себе, когда рядом такой красавец как Альфа! — Что ты видишь?! — поинтересовался тот. — Ах, — Каору приоткрыл глаз, — немедленно садись мне на хуй. Быстро. Альфа без лишних слов оседлал предложенного коня, стиснул фаллос сладким пленом узости своего зада — сам же Каору, довольно закрывая один глаз, активно задрочил поскакавшему наезднику. Виктор, Хиро и Синдзи вместе пыхтели под деревом. — Одну минуту, погодите, — первый из троицы, уже возбудившейся в тесных потрохах молодого человека, покинул это место. — Так, ребята, ваша одежда хороша — не спорю, но я люблю костюмы Адама и Евы! А ну немедленно снимаем все тряпки, я хочу видеть вас полностью голыми! Парни выполнили это распоряжение, они все трое абсолютно оголились. Виктор предпочëл сперва погладить нежную и очень приятную кожу Хиро и Синдзи. — Я уже входил в тебя, давай войду теперь так, — с такими словами Виктор овладел Синдзи и взялся активно разëбывать супруга своего главного любовник. Хиро от нечего дело подставился под Синдзи и так поимели его. Потом Виктор потребовал от обоих парней согнуться и выставить ему седалища — наш герой-попаданец, совершенно ничего не стесняясь, строго и по-командирски, никуда при этом не торопясь, проникал и владел каждой попой по очереди — во свободное очко активный милитарист просто вставлял свои сильные пальцы. Попутно он хотел выбрать, смотря, кто больше его возбуждает — Синдзи или Хиро. Первый был хорош, похож на девочку и его попка была по-просторнее (чтобы там мальчик о себе не говорил), Виктор всë-таки любил больше женщин, потому это могло стать решающим — однако Синдзи казался ему при этом несколько детским по пропорциям и это не слишком нравилось нашему герою. А вот Хиро казался взрослее, его попка была точно по-уже и, что самое главное, Виктору чертовски понравилась его красивая розовая кожа. Потому Виктор выбрал супруга Зеро Ту для извержения и приказал начать ему трахать Синдзи — тем более в Синдзи он уже кончал — и так русский очень активно содомировал марсианина, содомирующего японца. — Это тебе, сука, за всë! — так как в России сношать мужчину — значит, его унижать, Виктор вообразил себя унижающим Хиро и приставил рëвозавру к затылку пистолет — это незамедлительно вызвало у русского варвара семяизвержение. Милитарист-фетишист просто сжал зубы и простоял, покуда по страшно раздутому члену в тугой анус сходили капли спермы. Когда вышла последняя и страсть спала, Виктор быстро оставил Хиро и поспешил одеться, скрыл пистолет в одежде и с долей солдатской отрешëнности, но без спешки, побрëл дальше по направлению к дому. — Удачно вам кончить! — махнул он рукой в сторону Хиро и Синдзи. Оба красные и дрожащие, юноши согнулись, пассив оказался поставлен на колено среди корней, Хиро согнул ноги и разместил свои плотно вжатые в землю стопы параллельно бокам Синдзи; сгибая спину, полурëвозавр со сжатой челюстью быстро вонзался в тыл мальчика. — А-а-а-ах! — это заняло немного времени, Хиро отстрелялся, сладострастно дрожа при этом. — Ух, как хорошо! Как приятно! — Синдзи в это время дрочил себе, но не очень продуктивно — член опал. — Ты не кончил? — распрямился переводящий дыхание Хиро. — Всë нормально — я потом кончу. В тебя, когда ты передохнëшь. Ты меня сильнее Зеро Ту возбуждаешь, — признался Синдзи, встав, повернувшись и рот в рот смачно поцеловав Хиро. — Потому что я мужчина? — Да — с мужчинами мне физиологически приятнее заниматься любовью, особенно если они сверху. Так сильно встряхнуть меня может только парень, как бы сильно мне при этом не нравились девушки, — весь красный, Синдзи какое-то время дрочил член, откуда текло предсемя. Вероятно, наш герой-любовник мог бы его сбросить, но не стал. — Давайте дотерпим до дома — сперму надо экономить. Потому вскоре одетые Хиро и Синдзи догнали Виктора, и, по пути домой, ребята повели беседу о том, что произошло: — Знаешь, Виктор-кун, — Синдзи оказался достаточно проницателен, чтобы предположить, за солдатским спокойствием, смотрящего только вперëд русского товарища, скрыто внутреннее напряжение, — я поначалу очень стыдился, когда понял, что я бисексуал, ещё я стыдился, когда понял — парни мне, кажется, больше нравятся. Я начал читать про ЛГБТ и думаю, что я бигендер. Но знаешь, мне теперь ни капельки не стыдно. Я понял, сколь условны эти нормы… И я хочу спросить, Вик-кун, а тебе стыдно за то, что ты ЛГБТ? — Стыдно? Нет, — Виктор не кривил душой, хотя и говорил сухим тоном. — Мне было сложно признать, что мне нравится парень, да, — медленно стал рассказывать он. — Просто я всегда считал это несусветной мерзостью. Нет, я был нормальным человеком. Я никогда не призывал убивать геев, сажать или делать с ними чего плохого. Но мне просто хотелось, чтобы их не было у меня на глазах. Потому когда я сам влюбился в парня, э-эм, в Каору… Я просто не мог поверить что это так. Я думал — он исключение. Но потом я понял, что другие парни мне нравятся тоже. Не все — не каждый мужчина вызывает у меня желание его ебать. — Как и не каждая девушка, — заметил Синдзи. — Вот именно… — Так тебе не стыдно? — Нет — не стыдно. Я же нормальный человек. Просто неудобно, — Виктор вдумчиво посмотрел на дорогу, аллея кончилась, — немного неудобно. Невероятно. Но если я занимаюсь этим… ну… у меня всë нормально. — Какие у вас сложные отношения, — потëр подбородок Хиро. — Я всегда был просто… ну, лëгким на это. — Да уж — я видел! — сказал Виктор, разумея полученные воспоминания из головы Хиро. — Ты говорил, что начал эксперименты с парнями позже… — посмотрел Синдзи на Хиро. — Да, но это только потому что меня прежде всего сводили с ума женщины, — ответил рогатый брюнет, слово смазливый сатир или юный фавн. — Дурацкая церковь считала мужеложство и лесбиянство грехом, как и любой секс, нужный более чем для зачатия. Но, понятное дело, сексом для удовольствия занимались почти все, кроме фанатиков, потому церковь не считала это хоть сколько-то серьёзным грехом. Нет, конечно иногда особо упоротые фанатики взрывались и вводили казнь за любой грех, даже за самый малый, но, как сказал Виктор — он нормальный человек, — взглянул на друга Хиро, — то же самое могли о себе сказать лидеры церкви; потому взрывавшихся фанатиков срочно предписывалось от имени только что полученного божественного откровения развоплотить, чтобы они могли попасть в Рай за проявленное рвение в делах веры… Так вот, — Хиро вернулся к ранней теме, — более серьёзным положением дела церковники считали постоянное влечение к своему полу при отсутствии влечения к полу противоположному. Тогда они говорили, что индивид настолько глубоко впал во грех, что уже фундаментально осквернëн тëмным эльдилом. И надо было устроить экзорцизм. Это не так уж редко заканчивалось смертью. Впрочем, такое устраивали либо отдельные поехавшие фанатики — а они постоянно чудили что-то такое, либо «нормальные рëвозавры», когда им надо было избавиться от неугодной личности. Благо, компромат был на всех, если нет — его можно было выдумать. В конце концов, Виктор, церковные иерархи тоже считали, нет рëвозавра — нет проблем. — Так ты за демократию? — с интересом посмотрел на него Виктор. — Я мог бы быть сторонником демократии. Но Франкс рассказал мне, что Земная Федерация совершенно демократическим способом оказалась порабощена гигантами бизнеса, корпорациями и большинство людей оказались неспособны ничего сделать. Всë можно купить. А демократия… людей слишком много — сотни миллиардов, но они всего лишь тонущий в океане информации ресурс. Так что… я не верю ни во что, ни в демократию, ни в что-то другое, — покачал головой Хиро. — В конце концов я пришëл к выводу, что плохи все режимы, и что всегда надо смотреть, что в конкретной ситуации будет наименее худшим по сравнению с другими и выбирать меньшее зло.