Рагнарок Старшего Бога Евангелиона

Суда Апостолов Смерти и Мелькора — NHG Gebet, NHG Erlösung и NHG Erbsünde — все трое вырвались из недр гиперпространства. Борея — диск Мира Ветров, что в окружении трёх Лун простирался перед ними. Готического тона мрачные судна раскрыли свои крылья над поверхностью ничего не подозревающей планеты. Вновь началось высвобождение лучезарных конечностей Люцифера — нимбы сформировались под днищем. Как тогда — во время воскрешения Мелькора. — Приступаю к снятию печати, — прозвучал А-Шаир, — операция «Кладезь бездны» начата… Ветер обдувал горные пики, всюду лежал снег. Седна стояла на самой вершине, под звучный гул стихии, созерцая окрестности — километры рельефа, где тянутся реки, берущие притоки от этих гор. Седна встрепетнулась, когда ветер над головой как-то странно всколыхался. — «Что-то происодит!..» — забеспокоилась альбиноска. Девочка-ангел посмотрела на белые облака перед тем, как неожиданно плотная снежная метель накрыла её… *** Бойцы NERV вернулись на Плоскую Землю — Мисато первым делом начала расспрашивать, не случилось ли чего такого. Убедившись, что нет — она переложила все вторичные дела на Фуюцуки, а сама, переодевшись в повседневное, повалилась за стол кушать сладости и напиваться квасу. Рей и Рэндольф, сидящие в горячем источнике, гладили чёрного кота, плававшего вместе с ними. Шут в полусне валялся на диване. Кирби гулял в гордом одиночество по поверхности льда, накрывавшего Землю. Альтернативные версии Аски, Синдзи, Рей вместе с Анной играла огненными шарами и ледяными снарядами в пляжный волейбол. Три версии остальных Рей чуть ли не синхронно рубились в приставку. Надя и Ихт готовили себе и всем Рей растительные блюда без рыбы и мяса. Айони играла со своим ручным вороном. — Каору, чем бы нам заняться? — с игривой улыбкой Синдзи обнял своего мужа, когда наши супруги сидели за столом — с частью своих друзей. — Мы можем сыграть что-нибудь? — без долгих раздумий предложил Каору. Наши мальчики и девочки сейчас все носили лёгкую и летнюю одежду. — Сыграть? Я думаю, ты скажешь, что у нас будет очередная оргия! — посмеялся Синдзи. — О, ну если ты хочешь сделать прежде это — давай сделаем это, дорогой, — рука Каору покоилась на ладонях мужа. — Просто у нас уже было много оргий… — Если устроить оргию, то предпочту, чтобы у нас было много мужчин… я хочу, чтобы рядом было много мужчин, много членов, но чтобы не было никаких сисек, вагин и вообще женщин, — перечислил и посмеялся Каору. — О, ты хочешь, чтобы вообще не было женщин? Хорошо, давайте без женщин, Каору, а потом, — улыбнулся муж, — мы подумаем над концертом? — Конечно, Синдзи, конечно! Каору ещё раз посмеялся. Он, как любил, приблизил самоуверенное лицо к лицу Синдзи, такому же уверенному:  — Вот видишь, Синдзи, как хорошо я потрудился над твоим воспитанием: когда мы в первый раз занимались любовью, мне приходилось тебя соблазнять и ты весь неуверенно краснел. А теперь… — А теперь я буду стыдиться и краснеть, если откажусь от участия в гомосексуальной оргии между нашими товарищами, которую мы сейчас устроим. Мне будет неловко и стыдно, если я от этого откажусь! — посмеялся Синдзи. — Вот как я изменился после того, как ты лишил девственности мою попку. Видишь, Каору, достаточно один раз встать на путь гомосексуализма и тебе уже не свернуть — ты станешь абсолютно бесстыдным! Держась за руки, наши мальчики отправились собирать участников для своей оргии. Не тратят время, они придумали примерный список мужчин, которых хотели бы видеть на этом мероприятии. — Синдзи, ты не будешь приглашать нас на эту вечеринку, — пила сок его рыжая подруга. — Аска, — Синдзи обнял и поцеловал в губы свою девушку, — я хочу, чтобы ты устроила лесбийскую оргию, где были бы одни девушки — я с большим удовольствием посмотрю потом запись этого развлечения… — О, Синдзи! — Аска резко и крепко обхватила его в ответ. — В этом весь ты! Парень и девушка посмеялись, после чего Синдзи отправился дальше собирать содомитов. В число тех, кого они пригласили — и кто не отказался, разумеется, вошли Кадзи, Тодзи и Кенске, Макото и Сабуро. Шигеру, когда ему предложил Каору, подумав, тоже не отказался, решив не стесняться ничего. Друзья, жаждавшие познать свой пол или имитировать чужой, собрались в одной комнате — когда появились первые участники, наши мужеложцы не стали заниматься сексом, решив дождаться всех, и весело беседовали пока о том, что намерены совершить. С ними сидели некоторые девушки, включая Мисато, и представительниц слабого пола сразу выставили за двери, как только содомиты решили начать. — У-у, — Каору и Синдзи, сидя на кровати, слились в поцелуе, когда началась оргия. Трусы, майки — все эти предметы одежды оказались сброшены. — Синдзи, ты выдумщик и извращенец, — Кенске, конечно же, снимал это дело на камеру. — Смазывайте все попы, — Синдзи, первым делом встал на колени перед Кенске и принял за щёку член друга, который прямо навёл камеру ему на лицо, крупным планом фиксируя то, как ртом юноша сосёт ему член, заглатывает фаллос. У Кенске хорошо встало потому, что он снимал. — Давай я подготовлю тебе, — Кадзи смазал пальцы и стал ими растягивать попку Каору. Сам последний принял в рот член Тодзи. Сабуро пал на колени и пустился по очереди брать в рот члены Макото и Шигеру. Вот как наши герои предавались мужеложству. — Твой парень хорошо ведь в рот даёт, да? — посмеялся Шигеру. — Как пошло это звучит! — ответил Макото, кажется, с некоторым стыдом. Шигеру же оставался спокоен: — Я пришёл сюда ради интереса: давай возьму в попу сперва твоего парня, — Шигеру на таких словах взял Сабуро за волосы, когда любовник друга сосал член, чтобы чморить этого гея. — Ага, — Макото помог Сабуро смазать зад. Кадзи к тому моменту закончил сотворять подобное с Каору, после чего поставил прекрасного альбиноса на коленки, направил свой, налитый кровью, детородный орган на его выхлопную трубу. — О, Синдзи!.. Дай сюда свою попочку: я буду занят языком, покуда Кадзи-сан обхаживает меня сзади! — Каору сладострастно взмолился об этом, будучи весь охвачен блудной страстью. Как хорошо ему сейчас было сзади! Есть ли хоть одно удовольствие для мужчины, более приятное, чем отдаваться другому мужчине? — Да, Каору, — подбираясь к мужу, Синдзи подвёл Кенске поближе к себе. Пилот Евы-01 подставил собственное седалище под язык Ангела — муж пустился вылизывать — сам же Синдзи всё сосал член Кенске, стараясь добиться успеха на ниве минета. Шигеру вторгся в задний проход Сабуро, испытал на себе соблазнительную тугость обхвата. — Могу сказать, — так обратился он к Макото, — у тебя не самый плохой выбор. Сабуро, принимая в тыл движения члена Шигеру, ртом сосал таковой инструмент у Макото. Без дела остался только Тодзи, он сейчас дрочил. — Эй, Тодзи, вставь мне свой малый в зад, — попросил тогда Кадзи, попутно осыпая толчками нутро Каору, — я сейчас свободен… — Я больше по Синдзи, Каору и… — член Тодзи ещё не был поднят. — Тодзи, я сейчас займусь твоим, а у тебя, Кенске, уже торчком стоит. Синдзи оставил ртом этот орган, торчащий стволом перед его лицом. — Кенске, займись попой Кадзи, а я хуем Тодзи. — Хорошо, так и быть, я уважаю Кадзи-сана, — Кенске отложил камеру и подошёл за спину мужчины. — Да, уважь меня, мальчик, уважь дядю, возьми смазку и увлажни, — Кадзи с большим удовольствием позволил Кенске ввести свой член себе в зад, мальчик совершал толчки внутри прямой кишки у мужчины. — А-ах! Как хорошо! — с такой штукой внутри, Кадзи аж ускорился в процессе познания Каору. — Ум-ум, — Синдзи в этот момент с упоением заглатывал фаллос Тодзи, испытывая от этого большее удовольствие, чем от подобной процедуры с пенисом Кенске. Когда детородный орган мужественного друга вдоволь налился кровью, то наш педераст предложил: — Тодзи, думаю, эта штука хорошо встала, — пилот Евы-01 взял пальцами этот торчащий ствол, — думаю, ему место с другой стороны? Я побуду твоей Хикари? — Ты так этого хочешь, моя шлюшка? — немного нагло ухмыльнулся Тодзи. — Хочу, с удовольствием. Когда я делаю это с тобой и Кадзи-саном, я чувствую, что я — женщина. Это так приятно — имитировать в сексе женский пол. Вам, цисгендерам, этого не понять. Нет ничего лучше, чем испытать женское удовольствие, когда ты мужчина! Имитация женщины — вот хотя бы для чего стоит делать это! У меня у самого член твердеет от мысли, что я — девочка-шлюшка! В это время Каору убрал рот от зада Синдзи, а Тодзи на коленях подобрался и ввёл член в анус трансгендера. — А-ах, как хорошо! — Синдзи с большим удовольствием принял эту штучку в себя. — Да свои губки, Синдзи, я сосал тебя сзади, теперь хочу спереди, — попросил Каору, которого всё сношал Кадзи. — У-ум, о, дай, мой дорогой! Мой сладкий! — Синдзи припал губами ко рту Каору. Когда супруги целовались, их познавали с двух сторон другие мужчины. После этого Макото оставил рот Сабуро и дал член Каору, поимел в глотку его, потом — Синдзи; так оба супруга, сосали один член по очереди или давали свои глотки под толчки Макото. — Так, мне не очень нравится постоянно ебать, Кадзи-сана! При всём моём уважении! — Кенске покинул анус мужа Мисато. — Я хочу побыть сейчас внизу, — выказал желание лохматый гик. — О, чудно! — одобрил Кадзи, продолжая слать толчки в потроха Каору. — Ничего, я ещё познаю удовольствие сзади, а ты, Кенске, да, отдайся — это очень приятно! И Кенске занял позу пса, приняв в свои потроха детородный орган Макото. Так, посреди одной широкой кровати, четверо мужчин похотливо содомировали четверых же представителей своего пола. — Так, ребята, — подал голос Синдзи, — давайте меняться, давайте не будем зацикливаться на ком-то одном — это же оргия… — Так точно, — Кадзи покинул попку Каору, — давайте делать это максимально беспорядочно. Мужчин покинули анусы и вновь проникли — Кадзи присунул зад Кенске, в благодарность за уважение, как он добавил; Шигеру — в Каору, ибо желал познать потроха такого красавца; Макото — в Синдзи, Тодзи — в Сабуро, для разнообразия. Вот так теперь четверо продолжили совершать толчки в нутро своих друзей. — Ну как тебе, Кенске? Как я тебе отплачиваю за то, что ты делал это со мной? — бодро комментировал Кадзи, достаточно живо посылая атаки, кишка Кенске замечательно схватывала. — О, вы ебёте меня… прямо как Мисато-сан… О-о, я воображаю себя Мисато-сан! И меня это возбуждает! — Кенске с такими словами дрочил себе, попутно гик целовался то с Каору, то с Сабуро, то с Синдзи. — О-ох, а ты хорош! — так прокомментировал Тодзн, покуда фаллос ему обхватил зад Сабуро. — Мне больше нравится Каору, он классный, хотя и бледный — как смерть! — Шигеру совершал акт с альбиносом. — Ты как, Синдзи? — спросил Макото, желая узнать, не делает ли он больно тому, в чью тесную норку совершает движения. — Или ты привык? — Да, я привык… о-х, ах! — наслаждался Синдзи, получая по простате. — Пожалуйста, продолжайте. Ебите меня, как девочку-шлюшку! Сношаясь в таких позициях, парни провели больше времени. — Кадзи-сан, — попутно спросил Каору, — теперь, когда вы в заднице у Кенске-куна, скажите, пожалуйста, вам какая попа больше нравится? Синдзина, моя, Тодзи-куна, Сабуро-куна или?.. — У Кенске, по-моему, очень классная попка… Дай свои губки, Кенске!.. — попросил Синдзи. — Да, — друг исполнил пожелание друга — приблизил губы ко рту Синдзи — так Кенске слился поцелуем со своим ближним. — Да, хорошая задница! — отозвался Кадзи, сейчас начиная очень быстро отрабатывать Кенске, возможно даже, собираясь туда кончить. Это предположение нашло своё подтверждение вскоре: — А-ах! Да, Кенске, я в тебя кончу, чтобы и ты… ты познал мою кончу!.. Кадзи стал напрягаться, как было видно по его лицу. — О-ох, я тоже сейчас кончу! — сказал Шигеру. Тодзи и Макото пока не столь активно отрабатывали Сабуро и Синдзи. — Кенске, подсласти мои губки, — Каору взглянул на друга, — уверен, Кадзи-сану и Шигеру-сану кончать будет в нас куда приятнее, если мы будем ласкать друг друга… — Да, Каору… Кенске и Каору встретились устами, целовались и сосались рот в рот. Их в этот момент, каждого со своей стороны, сильно брали, Кадзи и Шигеру напряглись. — А-ах! Ва-ах! Ва-х! — Кадзи весь прямо изошёлся. Его сперма полетела в потроха мальчика. — О, Кадзи-сан меня заливает, — отозвался Кенске, прервав поцелуй с Каору. — О-ух! — Кадзи вытащил член у него из попки. Хлопнул по ягодице. — Да, славная попка. Мне очень понравилось залить твои кишки, Кенске. — Я теперь за это могу пообщаться с Мисато-сан? — Да, конечно, мой сладкий, — Кадзи в этот момент ущипнул Кенске за задницу. — Ай! Вторым разрядил свой мушкет Шигеру: — У-ух! У-у-х! Мужчина с длинными волосами издал громкий звук — после чего пошла его сперма прямо в недра Каору. — Спасибо, — улыбнулся тот, — обожаю, когда в меня нисходит мужская сперма. Это дико возбуждает меня. — Пожалуйста, — Шигеру отступил к Кадзи. Двое голых мужчин немного отдохнули, после поспешили на помощь своим друзьям, которые её не кончили. Так Шигеру смазал руку и стал дрочить у Синдзи. Тодзи и Сабуро заняли позицию на боку — теперь смуглый спортсмен с такого положения загонял член в норку гея. Кадзи, пользуясь этим, наклонился и припал ртом сосать член Сабуро. — Кенске, — Каору обернулся к мальчику, который сейчас давал то Сабуро, то Синдзи делать минет. — Дай мне в тебя кончить. — Э-э, хорошо, — Кенске покорно предоставил Каору то, что он так хотел — и гей-альбинос с большим удовольствием взялся за седалище лохматого гика с веснушками. Кенске, вновь занявшему положение пса, пришлось немного поморщить лицо, когда бледный фаллос Каору проник в него и заработал там, откуда недавно убрался фаллос Кадзи. Сперма последнего захлюпала. — О, как приятно разбавить сперму Кадзи-сана! — Каору это особенно понравилось. В этот момент Сабуро, которого теперь на боку сношал Тодзи, издал стон. Кадзи принял в рот порцию спермы. — Спасибо, Кадзи, что отсосал, — довольно поблагодарить Сабуро. — Хорошо кончил! — Пожалуйста, тьфу! — Кадзи сплюнул. — Ох! Нет причин удивляться, что Сабуро извергся столь легко — будучи склонен к однополым отношениям в пассивном виде, члена в заде Сабуро легко хватало, дабы разрядиться. Тем паче, когда такой солидный мужчина, как Кадзи сосал у него пенис, то сложно было не залить ему рот горьким семенем. — И от меня, пожалуйста, — Тодзи оказался свободен и покинул зад Сабуро. — О, как хорошо, Тодзи-кун! А ну-ка займись теперь моей попкой — быстро! — сладострастно попросил Каору, очень быстро отрабатывая Кенске — и желая лишь того, чтобы ему прочищали попку. — Да-да, — Тодзи поспешил занять позицию за спиной Каору — только смазал свой член и сунул его скорее меж бледных ягодицы. — О, это лучшее всего, когда с двух сторон! — Каору чрезвычайно понравилось происходящее. Потому не прошло много времени, как он добавил к сперме Кадзи свою собственную. — Уф! Как хорошо! Спасибо, Кенске-кун! Спасибо, Тодзи! — Каору покинул зад Кенске, и Тодзи освободил его собственную норку. — Кончаю! Я кончаю! — тем временем Макото как следует разогнался в попке Синдзи, потому смог сбросить в мальчика свой боезапас. — Спасибо, — зад Синдзи принял порцию спермы и освободился от члена. В благодарность Синдзи поспешил поцеловать Макото в губы — и повернулся к Тодзи и Кенске. — В кого бы из вас мне кончить? — Синдзи предстоял не такой уж простой выбор — Тодзи и Кенске его оба возбуждали. Тодзи возбуждал атрибутами своего мужества — своей голой грудью и лицом статного молодца. Потому Синдзи нравилось доминировать над его мужественной натурой — быть активом по отношению к Судзухаре и вставлять ему в анус, тем более там было очень хорошо. Кенске тоже обладал натренированным сложением — но Синдзи в нём более возбуждало лицо — с веснушками, какие-то отчасти детское, живое и доброе. Потому Синдзи решил так: пусть, если мужественность Тодзи может хорошо себя показать в активной роли (по отношению к нему), то он даст тогда Тодзи — и, методом исключения, сам будет брать Кенске. — Кенске-кун, раз тебя все ебут, дай и мне в тебя кончить, — с такими словами Синдзи поспешил припасть к устам друга. — Хорошо — мне для лучших друзей ничего не жалко, — Кенске начал снова занимать позицию пса. — Нет-нет, я хочу видеть твоё лицо, Кенске, потому что мне оно очень нравится, — Синдзи расположил любовника в миссионерской позе, чтобы видеть его глаза в глаза во время последовавшего акта — и целоваться с ним в губы, конечно же. — Давай, Тодзи-кун, я тебя приглашаю! На таких словах Синдзи, когда он заработал, и Тодзи присоединился к нему — так они трое слились. Кенске пришлось широко раздвигать ноги, когда он принимал в себя Синдзи. Каору, чтобы не терять время, припал сзади к ягодицам Тодзи, чтобы языком ласкать анус гетеросексуала. — Ох-ох-ох! — Синдзи напрягался, орудуя над Кенске. Он проникался любовью к своему другу — стонал и покрывался потом. — Кенске! Ах, Кенске! Тот в ответ также сжал зубы — парни сладострастно сливались. Тодзи добавлял движений. Его член не оставил Синдзи шансов, как и лицо Кенске, в губы друга он впился поцелуем перед тем, как сбросить в него. — Ах-ах! О-о-ох! Удовольствие особенно сильно захлестнуло Синдзи, когда он кончал в анус Кенске, чьи ноги были широко раздвинуты под ним. — О, спасибо, Кенске! — Синдзи ещё раз одарил его поцелуем. Потом отпрянул от него и поцеловал рот в рот того, кто прочищал ему кишки фаллосом. — Спасибо тебе, Тодзи-кун. Теперь осталось кончить тебе и Кенске-куну? — Да, — Тодзи взглянул на друга, ныне лежащего на спине и в такой распутной позе, что хорошо видны его живот, член, отчасти возбуждённый. — Тодзи, моя жопа горит — в меня кончили три раза… я чувствую себя шлюхой, — признался Кенске. — Думаю, будет круто, если в Кенске кончишь и ты, Тодзи-кун, — подбодрил друга Синдзи. — Хорошо, если ты ещё не устал… — Это последний раз, да, я больше не смогу… Румяный от смущения, Кенске занял место на боку, Тодзи, стоя у кровати, смог ему присунуть. Во время этого процесса Синдзи и Каору по очереди вылизывали Тодзи анус. — Ы-ы! — Судзухара сжал зубы, когда наконец пошёл боезард в потроха друга детства. — Давай, Кенске-кун, покажи нам теперь, сколько спермы внутри тебя? — попросил Синдзи. — Смотрите, — Кенске занял такую позу, словно хотел испражниться, и капли спермы пошли одна за другой из его ануса. — Кончить осталось тебе, Кенске, — заметил Шигеру. — Давай, — подставил ему свой зад Сабуро, — я уже отдохнул — могу ещё раз принять. — Хорошо, — Кенске осталось столько смазать свой член и рукой возбудить себя. Он вошёл в Сабуро — и совершал с ним акт, пока с губ не сорвался стон — Кенске извергся прямо в Сабуро, оставив сперму у него в кишках. — О-ох-спасибо… — Пожалуйста. Парни-содомиты на том привели себя в порядок. — Меня выебали основательно, — заметил Кенске, испытывая болезненные ощущения, которые потребовали выдавать в себя порцию обезболивающего. — Меня бы так! — мечтательно усмехнулся Каору. — Это хорошо, Кенске, лучшее удовольствие парень чувствует, когда становится девочкой, — похлопал его по плечу Синдзи. — Мне понравилось там у тебя, — подмигнул Тодзи. — Мне тоже, — Кадзи положил руки на плечи обоим друзьям — Тодзи и Кенске, — я думаю, парни, вам стоит в другой раз навестить постель Мисато. Там мы сразу трое пошалим с ней одной. Эта идея очень понравился как Тодзи, так и Кенске, ибо командующую они обожали оба. — Да, я хотел бы много чего сделать с Мисато-сан, — согласился Тодзи. — А я — снять на камеру! — подхватил идею Кенске. — Только учтите оба, — предупредил Кадзи, — когда я даю Мисато-сан другому мужчине, я тем самым задеваю свою гордость. Это требует компенсации. Унижения того, кто бесчестит меня. Я разрешаю вам обоим делать с Мисато-сан всё то, что вы захотите, но только при том одном условии… что вы разрешите мне делать с вами всё то, что я захочу. По рукам, да? — Ну, раз уж мы в жопу ебёмся — и для нас это о’к, то почему нет? — согласился Кенске. — А может вы пойдёте дальше? — взглянул Тодзи на Кадзи. — Ну, кто же знает, какие у вас ещё извращения. — Какие мне извращения придут в голову, не могу сказать, но я хочу делать в постели всё, что возможно — я не знаю, какие вещи мне стукнут в голову в момент страсти. Могу сказать только то, что мне может захотеться окурок о вас потушить или мне захочет вас с Мисато-сан связать и пороть. Кто знает. Но я хочу от вас полного подчинения. Таковы были желания Кадзи — и Кенске, и Тодзи, решившие, что ничего более возмутительного, чем уже было сейчас, не будет, решили согласиться на такое условие. — Послушай, Тодзи-кун, — Каору, который до того сидел и прислушивался к собственным ощущениям, когда парни стали расходиться, оторвал голый зад с дивана и обнял Тодзи перед тем, как тот бы успел взяться за одежду. — Не откажешь мне в милости напоследок отодрать тебя в попу? — А, ты ещё хочешь? — Тодзи отложил трусы. — Да, я ощущаю, что именно ты ещё мне нужен, — Каору схватил рукой гениталии Тодзи. — Ну о’кей. — Каору, тебе помочь? — повернулся к нему Синдзи, уже скрывший свой срам в шортах. — Нет, помощь мне не нужна, я хотел бы сделать это всё с Тодзи сам. Все ушли, а загорелому спортсмену пришлось, стоя у кровати, наклониться — сперва альбинос дал ему сосать член — когда бледный фаллос вкочил, Каору познавал своего друга прямиком ему в глотку — когда удовлетворился этим, то зашёл сзади — вставил; Каору сладостно постанывал, беря Тодзи. Его попа — чисто мужская — вскоре выбила из Каору подвижное семя. — У-а-ах! — огласил комнату гей, когда сперма полетела небольшими капельками в потроха гетеросексуала. Попутно Каору рукой пытался мастурбировать Тодзи, когда имел, но особых успехов это не принесло. — Спасибо, Тодзи-кун, ты — настоящий друг! — Каору удовлетворённо заулыбался вслед тому, как его член оставил очко Тодзи. — Рад стараться, — Судзухара распрямил спину и поцеловал Нагису в губы. — Вижу, я тебе нравлюсь. — Вся твоя мужская натура иногда повергает меня в страсть, — развёл руками Каору. — Я прекрасно понимаю Синдзи, когда он разжигается благодаря тебе. — Ну спасибо! — заулыбался Тодзи. Друзья-парни ещё раз поцеловались, вслед чему потопали в душ. А что же девочки? Вот мальчики предавались наслаждениям в духе Содома — а как представительницы слабого пола реализовали наказ Синдзи отдаться проказам Гоморры? Аска и Мари сидели и наблюдали с помощью камер за тем, какой бездне педерастии отдавали себя мальчики — они и их окружение, включая Хикари, стали свидетелями выдающегося мужеложства. — Ха-ха, как видишь, Хикари, не только мой Синдзи оказался тем ещё пидарасом! — посмеялась Сорью. — Да уж, — Хикари осталось только задумчиво потереть подбородок, особенно наблюдая за тем, как трудится её дорогой супруг в чужих потрохах. — Но не бойся, Хикари! — обратилась к ней Мари. — Присоединяйся к нам: пусть мальчики остаются в своём Содоме, а мы будем царствовать в своей Гоморре — мы тебе возместим всю любовь, которую эти похотливые парни потратили на парней! Вот как им надо! Ответить Тодзи на его педерастию, Хикари, самым неистовым лесбиянством! — Мари, я всё же отдаю предпочтение мужчинам, потому, если уж заниматься сексом не с Тодзи, то я предпочту Таму-куна, — подумав, ответила бывшая школьная староста. — Или Ихта-куна. — Аска, — обратилась тут к ней Джессика, — ты не могла бы уделить мне время? Только мне одной. — Да, — Аска не отказала. — А в чём дело? — Пошли со мной, — Джессика взяла Аску за руку и девушки покинули компанию. — Интересно, что это они задумали? — Мари приказала компьютеру проследить. — Аска, — она и Джессика остались в одной комнате, — я должна признать, что ты мне нравишься… — Ой, какая неожиданность! — Аска немного пренебрежительно закатила глаза. — Нет, послушай: ты мне нравишься больше, чем Мари, — стала пояснять Джессика. — Да — Мари красавица и я даже пошла на измену своей девушке, когда мы встретились… Но, Аска, — признавалась в своих чувствах эта законченная лесбиянка, — ты мне нравишься больше Мари! Прости, что повторяюсь, но я не знаю, как ещё мне выразить свои чувства к тебе! Джессика, как кажется, волновалась. — Я поняла тебя, Джесс, сердцу не прикажешь. Я, например, люблю Синдзи, мне он нравится, нравятся его доброта и верность другим. А тебе что во мне нравится? — комически интересовалась Аска. — Только моё лицо? — Нет! Не только! — Джессика немного сбилась с тону — американка волновалась, не ожидав такой реакции от Сорью. — Твоё поведение! Твоя энергичность! Я знаю, Мари очень хороша в этом плане тоже, но ты сейчас… ты… — Прости, Джессика, но я не могу принимать эти чувства всерьёз, — покачала тут головой Аска, глядя на собеседницу очень серьёзно и задумчиво. — Мне кажется, я просто вызываю у тебя самую обычную похоть, вот и всë. Если ты знала Мари какое-то время, тот не удивлена, что вы были любовницами, возможно, у вас могли возникнуть какие-то серьёзные отношения. Но, Джесс, — Аска сложила руки на груди, — мы с тобой друг друга не так много знаем, чтобы между нами возникло что-то серьёзное. Я так думаю. — Аска, я… — Джессика не знала, что сказать. — А как ты относишься к мысли, что мы когда-то уже знали друг друга? Я недавно спросила Каору, помнит ли он о нас что-нибудь из своих прошлых жизней? Он ответил мне, что помнит то, как мы были пилотами не Ев, но самолётов, и что мы были близкими подругами. И что когда я разбилась во время аварии, Аска, ты очень убивалась из-за моей смерти. — Я ничего об этом не помню, — Аска подумала. — Не знаю, кем мы были в этой жизни. Но я ничего не имею против, если мы будем подругами по сексу. Собственно, мы и так подруги по сексу. Только учти, мне нравится главным образом Синдзи, потому я не потерплю сценок ревности. Ревность может испортить наши удовольствия, а я этого не хочу. — Аска, я не имею ничего против того, чтобы ты была с тем, кто тебе нравится, — согласилась Джессика. — Просто я рассказваю, какие чувства я сейчас питаю к тебе, Аска. — Это я поняла, — Сорью живо заглянула Джессике в глаза. — Ты хочешь секса? — Хочу, Аска. Меня охватывает страсть к тебе! — Что ж, в таком случае я отвечу неистовым лесбиянством на гомосексуализм моего маленького глупого Синдзи! — Аска поцеловала в губы Джессику, американка в ответ не только всосалась губами, но и усиленно захватила рыжую красавицу руками. — Мы не будем никого больше звать? — поинтересовался Аска сразу после того, как поцелуй между женщинами оказался разорван. — Мари? — Нет, Аска; я надеюсь, Мари не обидится, но я хочу, чтобы сейчас меня отвлекали от тебя, Аска. Потому при всей моей любви к ней, Аска, я хочу, чтобы мы сейчас сделали это вместе, без Мари! — Джессика сняла футболку, обнажила свою грудь. Аска, питая жажду доставить ей удовольствие, поспешила припасть к этим мячикам. Нагая рыжая красотка ласкала титьки, активно гладила их руками, сосала рот Джессике и захватывала язык, пила слюну. — Ох, что они делают, — Хикари смотрела на это вместе с Мари. — Ой, как интересно! — это возбудило извращенку Макинами (в отличие от оргий между мальчиками). — Что ж — любить человека, значит — уважать его желания! Мари блеснула глазами в сторону Хикари. — Давай, дорогая, ты поможешь мне утолить страсти, которые разожгли эти маленькие проказницы… Аска и Джессика, сняв одежды, пали на кровать, где несколько минут непрерывно ласкали друг друга, после этого американка припала ртом к влагалищу рыжей красавицы, собственную куночку она подставила под уста Сорью. Так любовницы сосали друг у друга. В это же самое время Мари и Хикари занялись тем же самым, целуясь и сливаясь в ласках — Мари со всем мастерством сосала титьки Хикари, вслед чему вылизывала новой знакомой вагину, тёрлась своим нежным местом о место Хикари. Аска и Джессика за взаимным куни, сделали вот что: последняя села на лицо партнёрше и взялась тереться горящей вагиной о лицо Сорью — главным образом о нос и рот. Истовая лесбиянка совершала это чрезвычайно неистово, тем самым доставляя неудобство Аске. Бисексуалка попросила выбрать иной способ наслаждения. Принимая это, американка перебралась на бедро, пустилась отчаянно тереться уж об него. Аска смотрела на то, как женщина залилась краской, как торчат у неё титьки, как они затвердели. Сорью, сосредоточенно глядя на это, внимательно следила за движениями лесбиянки. Извращенка в один момент развернулась, подставила любовнице свою жаждущую вагину — рыжая красавица в ответ протянула руку и принялась дрочить пальцами эту мокрую куночку. Пока сок тёк очень живо, Джессика наклонилась, схватила ногу Сорью, дабы ласкать язычком пальчик за пальчиком, прочищать их. Аска дрочила, давая отдых то одной руке, то другой. После нескольких минут такого ублажения, Джессика, следуя на поводу страсти, попросила сунуть в себя ногу — Аска не отказала и направила — пальцы вошли в вагину Джессики — бисексуалка двигала там пальцами, разминала нутро лесбиянке, полное жара и влаги, каковая бешено струилась. Джессика очень хорошо отвечала на подобное. Позу содомитка изменила через некоторое время, чтобы лечь так: девушки состыковались, чтобы вагинами припасть, двигаясь, растирая одну о другую. Вот так любовницы действовали, сливаясь самыми нежными местами, и если отказались вскоре от такого трения, то лишь потому, что вожделели более живых и сильных ощущений. — Дрочи, дрочи мне, Аска! — Джессика сильно схватила руку партнëрши, заставила её впиваться пальцами в своë самое нежное место. Аска дрочила, Джессика, полным похоти взглядом пожирала голое тело своей любовницы, наблюдала торчащие груди, соски и вагину, рыжие волосы от головы и волоски в иных местах. Это привело к очень мощному всплеску — Джессика кончила, очень ярко и мощно выбрасывая удовольствие из своего лона. И это пальцы Сорью так энергично привели её к этому! — О-о-ох! Аска, ты просто прелесть! Просто прелесть! Джессика поспешила совершить ещё пару поцелуев прежде, чем зарыться в рыжих волосах столь сексуальной и очаровательной любовницы. — Ты мне лучше дай кончить, я люблю дело, а не слова, — на самом деле Аска специально повела себя немного неприступно и нахально, дабы спровоцировать Джессику. Она верно поняла намёк, потому приложила всё своё мастерство к тому, чтобы сосать, целовать и облизывать самое чувствительное место Сорью — совершать лесбиянство, покуда партнëрша не кончила, разряжаясь, ловя и испытывая такое же мощное удовольствие. — О, Иисус! О, Иисус! — сладостно кончив, Аска откинула голову, не пожалев, что ей удалось совершить этот однополый акт с Джессикой. — Вот видишь, как тебе хорошо, моя прелесть! — Джессика вытерла рот рукой, и какое-то время отдыхала от такого труда. Потом припала к Сорью, лаская и целуя любовницу куда тише и не столь страстно. Партнёрши ещё возлежали так вместе, обнимая друг друга. Что же касается Мари и Хикари, то здесь дело живо перешло во взаимную мастурбацию. Девушки трудились главным образом ручками, попутно, сколь то было возможно, целовались рот в рот и ласкали груди. Мари, будучи лесбиянкой, кончила первая от столь яркого интимного общения с другой женщиной, пусть Хикари не была искусна в деле однополой любви. Она пережила не самый мощный, но приятный оргазм, вслед чему поспешила отблагодарить жену Тодзи за такую разрядку. Мари сосала Хикари вагину, покуда гетеросексуалка не почувствовала, как нутро сорвалось от толчка и не оросило весь таз богатыми красками жара и экстаза, разлив их от клитора. — Спасибо, мне хорошо, — поблагодарила Хикари, чьи приятные веснушки окрасились в разлитый румянец. — Я тебе говорю, — Мари оторвала свои алые и мокрые губы от вагины, — мы, женщины, лучше доставляем друг другу удовольствие, чем мужчины — женщинам, потому, говорю тебе, киска, если хочешь получать от секса удовольствие — чаще предавайся любви со своим полом: ласкай титьки, соси вагину, суй туда самый разные предметы — и будет тебе счастье в любви! Девушку девушке куда проще понять! Вот что советовала опытная лесбиянка своей гетеросексуальной подруге. — Ну я попробую. Вижу даже мой Тодзи теперь знает толк в однополой любви! Обе девушки посмеялись. По возвращению, Синдзи поинтересовался у девочек, не проводили ли эти отпетые гоморритки пока оргии? — Оргий нет — я только дала Джесс, а Хикари — Мари, я тебя жду! Хочу с тобой, Синдзи! — Аска обняла своего возлюбленного на таких словах. — Хорошо, дай я отдохну от ебли с мальчиками и буду уделять время тебе, — Синдзи прижал Аску к себе покрепче, будучи доволен тем, что его возлюбленная дала чужой девушке. Что может быть приятнее сердцу распутника? — А я бы вот не отказалась ещё провести время со сладкой киской! — Мари подбежала и захватила Аску в душные объятия. — Джесс, ты отведала ласок Принцессы, теперь моя очередь! — Конечно, Мари, я не буду возражать! Кто я такая, чтобы отнимать у тебя Аску?! — Девочки, давайте я проведу время с вами обеими, но только с вами двумя, потому что в таком случае мне будет неудобно расточать силы, — поставил условие Синдзи. — Хорошо, — Аска ответила на поцелуй Мари, — я согласна. — Только сперва я должен отдохну и поесть, — Синдзи уселся за стол. — Так, мне нужно побольше белка! Чтобы проливалось больше спермы! Сперма — вот что главное! Джессика и Мари пока оставили Аску и Синдзи, а сами удалились поговорить с глазу на глаз. — Прости, Мари, если тебе показалось, что я хочу отбить твою девушку, — так начала Джессика, прислоняясь спиной к двери. Мари встала, держа руки на груди. — Ничего страшного, я сама чувствую дикое влечение к ней. Потому, Джесс, как я могу судить тебя за то, к чему сама падка? — Но, Мари, я не хочу, чтобы между нами были обиды. — Джессика, после того, как её страсть по отношению к Сорью оказалась хоть немного удовлетворена, стала теперь волноваться об этом. — Ты знала Аску раньше меня и у вас уже сложили некоторые отношения. Пусть несколько странные для меня… — Ничего такого, Джесс, не бери в голову. Аска принадлежит нам двоим. Поверь, я хорошо знаю её в постели и мне очень нравится делать это с ней. Аска — одна из лучших девочек, которых я только знаю. Если мне так хорошо с ней, то кем я тебе буду, Джесс, если лишу тебя связи с ней, а? — Но, Мари, ты не ревнуешь? — вот о чём волновалась Джессика. — Джесс, — подняла палец Мари, — я не намерена никак наезжать на тебя, если ты об этом, но при том важном условии, что тебе в голову не придёт забрать Аску в единоличное пользование! Я люблю Аску, но ещё её любят, — Мари стала загибать пальцы, — Синдзи, Виктор, кажется, Рей и Кенске — Аска принадлежит всем. Мы как коммунисты — у нас общие девушки. Джесс, никто не думает, что ты у кого-то того-то забираешь, когда спишь с Аской, но только тогда, когда любой из нас может переспать с ней. Аска пробуждает страсть у многих. Ты понимаешь? — Да, я это понимаю, потому хочу только… только следовать своей любви, но ничего более, — так сказала Джессика, как кажется, несколько виновато сведя руки за спиной. — Просто я хотела… — Джесс, я понимаю, тебе, кажется, не очень удобно, но поверь, пока ты не хочешь забрать Аску у нас, никто из нас не возражает, — Мари взглянула в глаза Джессике. — Слушай, я однако хотела бы сейчас провести время с ней. Но пусть она проведёт время с Синдзи, я не хочу сейчас навязывать себя. — Ясно, — Джессика смотрела в лицо Мари. — Как тебе Хикари? — Хорошая девушка, с ней было приятно развлечься, но далеко не всё я могу с ней осуществить. Я хочу, чтобы мне вылизывали анус… Чтобы целовали и услаждали мне попку. Я могла бы поручить Синдзи, он любит такое, но я больше хочу получить такое удовольствие от женщины, потому что секс с мужчиной — ерунда по сравнению с сексом между женщинами. Мари повела взглядом по прелестям Джессики, которые были наспех скрыты одеждой. — Джесс, посвяти сейчас себя исполнению моих желаний. — Хорошо, как скажешь, — Джессика поцеловала Мари. Давние подруги и любовницы слились в ласках, которые быстро привели девочек вот к чему: Мари выставила зад, Джессика заняла следующую позу — просунула ноги вперёд под ноги Мари, и положила ступни на затылок любовницы; сама Джессика сидела на попе и руками ласкала поясницу, ягодицы Мари, припадала языком к промежности, дарила ласки то анусу, то вагине, и как хорошо знала Джессика, Мари особенно любила анальные ласки. Потому Джессика пошла на все ухищрения, чтобы сделать Мари приятно. Ноги Джессики прижимали голову Мари к покрывалу, тем самым позволяя ощутить доминирование. И вот так, по ходу долгих и утомительных стараний, Джессика заставила Мари кончить, издавая стон под давлением своих стоп. *** Мир Снов — инфернального вида, холодное и пустынное плато Ленг, красные небеса колыхаются над мрачным пейзажем. Фиолетовые пауки отлетают от звонких выстрелов. — Нахуй! Нахуй катитесь! — Виктор всаживал пулю за пулей, покуда не оставил вокруг себя кучу трупов, согнувших лапки пузом кверху. Лимфа вытекала из пробитых отверстий на красный, холодный песок. Капли жидкости некоторых таких пауков становились новыми паучками, очень маленькими, они быстро разбегались в разные стороны. Виктор подошёл к крупному пауку, который, как ему показалось, ещё двигается — и усиленно пнул ногой. Голова врага разлетелась в брызги от столкновения с берцей. — Фу, блядь! Фу, блядь! Виктор покрылся капельками, которые обратились маленькими паучками. Ему пришлось стряхнуть их с себя и раздавить. — Ублюдки! Маленькие вшивые ублюдки! «Прямо как в первой главе ДДБ… Надеюсь, сюда не принесёт их мамочку, как её там? Атлач-Нача?..» Виктор, вслед тому, осмотрелся. Некоторые пауки сбежали в особенно сыпучий песок, в который очень быстро закопались. Виктор сам же продолжил идти. — Привет; ну как, сделал дела? — перед ним предстала Харлот — Хранительница Тайн, облокотившая руки на свои коробки. Вокруг много таких стояло и самые причудливые создания бродили между ними. В том числе поднимались по лестнице, составленной из пластов земли, оторванных от поверхности и зафиксированных в левитации так, чтобы парить, уходя в багровые облака. — Вы же и так знаете, что — да, — Виктор сложил руки на груди, смотря на Хранительницу Тайн. — Спасибо, что помогли мне. — Не нужно благодарности, мы для себя стараемся, — отклонилась от них Харлот. — Кстати, вы зря поссорились с Атлач-Нача, это божество могло бы предоставить свои услуги по части путешествия между мирами — паутина Атлач-Нача способна сплетать планы бытия. — И чего? Это может мне помочь? Виктор и сам подумал, что глупый вопрос: — А ну да… А чё, с этим Атлач-Нача вполне можно говорить? — Да, я могу тебя с ним… или с ней — свести, — пообещала Харлот. — Ну хорошо, а как Атлач-Нача мне поможет? Этот огромный паук меня укусит и я смогу плевать паутиной? Как Питер Паркер? — В зависимости от соображений, ты можешь получить помощь пауков Ленга, включая их возможность соединять планы бытия, — поясняла Харлот. — Например, тебе будет проще переносить предметы из мира фантазий в мир «яви». — А что Атлач-Нача попросит взамен? — Северов знал, что бесплатен только сыр в мышеловке. — Наверное Атлач-Нача попросит тебя… поделиться биологическим материалом для разнообразия своих потомков, — предположила Харлот. — Проще говоря, тебе надо будет трахнуть ещё одно божество. — Что?! Гигантского паука, блядь?! — Если тебя не возбуждают пауки, я попрошу Атлач-Нача принять более пригодную для тебя форму, — развела руками Харлот с откровенно издевательским видом. Её красные губы и зелёное лицо так и просили, по мнению Северова, славного кирпича! — Я не хочу ебать огромного, мать его, паука! Ебать! Блядь нахуй! Это же паук! Паук, блядь! — Виктор ещё более энергично замахал кулаками. — Почему вы так не любите пауков? — иронично дёрнула лицом Харлот. — Я вон делила ложе с Атлач-Нача и ничего… — Фу, блядь! Но вы такая же адова хрень, как и Атлач-как-его-там?!.. Как же жабе и гадюке не ебать друг друга?! Вы — больной вымысел Лавкрафта — вы стоите друг друга! — ткнул пальцем наш герой-попаданец. У Виктора не хватало слов, чтобы выразить шок и возмущение. — Ангелы, демоны-шмемоны, мужчины-бисëнены-трапы, ещё куда не шло, но не пауки-монстры — нет-нет-нет! Не буду я ни под каким видом присовывать паукам! — Как ты капризный! — Харлот более лениво опёрлась на коробку. — Слушай, — усмехнулась тут она, бросив взгляд куда-то за спину Виктора, — а чем Великий Ткач так отличается от Ползучего Хаоса? Когда они оба в приятной тебе форме. — Чего? — Виктор, чувствуя нечто подозрительное, обернулся. — Ты!.. Он выхватил «Глок» — прямо к нему приближалась девочка в платье и маске, эти маски она снимала и бросала позади на холодный песок. — Это Мэри — Немая в маске, Сестра Бездны — дочь нашего Врага! — Не нервничай так, с ней можно приятно повести время — поверь, — посмеялась Харлот, — я много раз с ней это делала. Мэри, не обращая внимание на ствол Виктора, подскочила к Харлот. — Фу! Как я не хочу это видеть! Если вы намерены дальше предаваться извращениям, я пойду! — Виктор подумал, что особой угрозы от Мэри, сейчас нет — девочка взяла за руки Харлот, очень довольную, и принялась отплясывать. Рядом ползали всевозможные сюрреалистические монстры. — Ну вас, хрени вы эдакие!.. У Харлот на лице дало о себе знать некоторое раздражение — Хранительница Тайн дала жестом понять Мэри, что ведьме надо кое-что сделать. — Эй! — она чрезвычайно быстро переместилась почти за спину Виктора, когда он уходил. — Ты, кажется, забыл, как ты залетел в прошлой жизни? — В прошлой жизни? — Виктор резко крутанулся к Харлот лицом. — Ну конечно я не знаю, что случилось в прошлой, мать еë, жизни! Люди же их не помнят! — А я напомню, — Харлот подняла одну из масок, сброшенных Мэри — они попадались самые разные, эта была серой с зелёным рисунком — Харлот приставила эту маску к лицу Виктора. В тот же момент перед глазами как открылось… Поначалу очень смутно, но Виктор вспомнил жизнь, в которой он победил всех Ангелов, кроме Табриса, с которым он объединился, чтобы противостоять серийным Евам и Армаросу. И тогда он встретил некую девушку — грудастую китаянку — Хальян Поттер. Встречал он её и в жизни этой, она работала на его базе представительницей от китайской стороны, пропала без вести (вероятно погибла), когда Ми-Го нанесли удары по всей Восточной Азии. Брюнетка с очень сексуальным ликом, которая пыталась забраться к нему в штаны. Забралась в тот раз. Виктор в деталях вспомнил, как Хальян восседает, как вытягиваются его ноги и как скачет перед ним обладательница пары огромных грудей. Эти две груди и пошлое, полное страсти лицо. Виктор видит только её живот, груди и лицо. Она дышит страстью. О, в какую пропасть он падает! Как ему хорошо. Его как выжимает. Он чувствует, как его фаллос… как лижут со всех сторон, как это влагалище пленяет его. Это пещера Слаанеш. — Ну как тебе, Виктор? — издевательски приговорил голос Харлот, когда член самого Виктор сейчас налился кровью. Он и ныне пожирал взглядом это тело и эти груди. Мячики с торчащими титьками двигались так быстро, так быстро она ими трясла… Бледная кожа, очень чёткие контуры всего самого интересного. И что самое любопытное — Виктор вспомнил, как он тогда ощущал отличные ласки, его член внутри этого влагалища купался в усладе — его… словно кусали тысячи маленьких пчёлок, но это было не больно, а приятно! Очень приятно! Такое чувство, словно уздечка, головка, сам ствол — постоянно под натиском. Мужское естество Виктора завлекло его в это воспоминание — он пожелал во всех деталях изведать эти услады. Котёл наслаждения взорвался — Виктор, словно это происходило сейчас, пережил оргазм в плотно застёгнутые штаны. А тогда он взорвался и исторг гейзер спермы под натиском тысяч поцелуев, которые ласкали его член внутри влагалища Хальян Поттер. Его голое тело тогда обливалось жарким потом, когда он выкладывал все силы в то, чтобы познавать и брать эту вагину, полную поцелуев и жара. Какое это было удовольствие! Только пережив это погружение, Виктор сбросил в штаны… — Тебя не смущает имя твоей новой знакомой? — ехидно поинтересовалась Харлот. — А? — сейчас пережитый оргазм в штаны, отвлёк Виктора от воспоминаний о том, как ритмично он вкушает тысячи пламенных поцелуев внутри вагины, когда берёт Хальян раком, на боку, поднимает её замечательные ноги и имеет лицом к лицу, позволяет ей отдаваться в позе обратной наездницы, сосёт ей груди как младенец… да, его фаллос, плотно налитый кровью, покрыт множеством следов, но они скорее как лёгкие синяки, а не как что-то хоть сколько-нибудь серьёзное. Зато как приятно, как приятно-то! Хальян Поттер… Х А Л Ь Я Н П О Т Т Е Р… Н Ь Я Р Л А Т О Т Е П  — Твою мать! — Виктора как кипятком обдало! К горлу подступила рвота — он отшатнулся от маски — обратил внимание на напряжение в члене и ещё раз как следует прочувствовал влагу семени в штанах. На что он сейчас кончил?! На то что чуть не убило его когда-то, высосав все соки тем, что было у НЕГО там!.. Харлот пустилась неистово ржать. — Всё-таки в одной из тысяч своих форм Ползучий Хаос развёл тебя на алименты! Разве ты не помнишь, как было это приятно — когда тысячи пиявок Опухшей Девы сосут твои соки! Это сравнимо с тысячью поцелуев твоего члена! Ох, сколько мужчин умирало от потери сил, когда они брали это лоно… И женщин — ведь Ньярлатхотеп даже в женском облике может вытащить нечто незримое, посадить на это женщину и дарить ей удовольствие тысячи поцелуев прямо в вагину! И с жопой любого пола Ньярлатхотеп волен сделать это же… Не хочешь поворотить?! А?! Харлот издевалась над ним, а Виктор пришёл в себя: — Я не хочу этого! Даже если это так приятно! — его губы дрожали, он то бледнел, то зеленел, то краснел — тело в Мире Снов куда ярче реагировало на эмоции. — Ебать-перемать!.. Меня изнасиловал Ползучий Хаос! — Ну вообще-то он никогда не хотел тебя насиловать. Так только… соблазнить, но не насиловать. Если бы он хотел тебя насиловать, это было бы… поверь, ты бы сразу почувствовал разницу, — заверила Харлот. Виктор, отведя взгляд от рожи мерзкой ведьмы Мира Снов, бросил его на девочку в маске — на Мэри. — Развёл на алименты… Погоди, так это моя дочь?! Виктор ткнул в Мэри — сейчас её маска была белой и с чёрными кляксами. И она спала, явив очень цветастую маску. — Твою мать!.. Харлот смеялась. — Ладно! — Виктор приложил все усилия, чтобы взять себя в руки, дабы не давать повод ведьме Мира Снов ржать над собой столь нагло. — Что было — то было! Что ни сделает русский мужик с бодуна!.. Так вот, Мэри… Виктор сделал несколько шагов к своей дочери: — Я тебя своем не знаю, Мэри, не думаю, что тебя можно вернуть на Светлую сторону силы, так как… твоя мать учила тебя воровать, убивать людей, устраивать концы света, ебать гусей и переходить на красный свет… Но я готов помочь тебе попробовать жить на Светлой стороне, а не на Тёмной, где ты родилась… Виктор от нервозности почесал затылок: — Не знаю, что тебе ещё сказать. Мэри сняла цветную маску, за ней открылась снова белая с чёрными вопросами. — Она меня понимает? Как она вообще общается?.. Она насколько разумна? Она что, всегда… ребёнок? — Да, Немая в маске постоянно находится в таком возрасте, даже если вечность будет позади, она останется такой. В конце концов на Мэри сказалась твоя воля к жизни — стремление избежать смерти, потому она как бы никогда не станет старой в любом смысле, она всегда — ребёнок, существо, не знающее о собственной смерти, — пояснила Харлот. — Потому с ней так приятно играть… Виктор задумчиво поглядел на то, как Мэри отвернулась от него, перебирает в руках маски, постоянно снимая их со своего лица, они отображают тонкие черты эмоций, все разные. Под каждой снятой — своя новая. Они всё падают на красноватый грунт и так остаются валяться десятками. — Ладно, думаю ей не нужны родители, раз она демон — да ещё такой демон, — испытывая некоторую печаль, Виктор развернулся и побрёл отсюда сквозь сумеречное зарево холодного Ленга и вой его ветров. *** Друзья опять закатили шумную пирушку, не обойдясь без некоторых возлияний. Попутно они послушали игру тех, кто владел музыкальными инструментами: Каору, обоих Синдзи, нескольких Рей, Маны и Шикинами. После продолжительного отдыха на свежем воздухе, охочие до разврата, наши сластолюбцы распределились следующим образом: Кадзи, Тодзи, Кенске и Мисато — на одну постель, Синдзи, Мари и Аска — на следующую, Каору взял с собой Сабуро, Макото и Мэтта. Смит слился в любви с Габриэллой. По совету Мари, Джессика, чтобы не остаться одной, разделила ложе с Майей и Келли. Что же касается Кодзи Такао и Хидэки Тамы, то эти двое пообещали Тодзи и Кенске удовлетворить их жён — потому разделили ложе с Хикари и Рей II. Рэндольф забрал себе в постель Рей I и Рей Quatre. Кирби взял с собой Альтер-Рей. Шон и Шикинами провели время вместе. Мана, Мусаши, Надя, Ихт и Асари настойчиво пригласили к себе Айони и вместе предались утехам. Шут, когда Рэндольф кончил, забрал к себе Рей, чтобы один на один сбросить в неё сперму. Расскажем теперь подробности того, как совершались эти совокупления. Сперва Синдзи заставил Аску языком вылизывать себе жопу — в то самое время, как Мари на коленях сосала ему член. Потом девушки поменялись местами — язык Мари трудился внутри попки Синдзи, а уста Аски обсасывали наливающейся кровью пенис. Мари немного простимулировала анус Синдзи, вставила ему в прямую кишку вибратор. Пилот Евы-01 в ответ благодарно припал ртом к вагине самой Мари — та в это время попросила Аску вылизывать себе зад. Рыжая красавица, надо сказать, несмотря на все оргии, живо так покраснела от такого поворота. Но поспешила осуществить приказание. Таким образом одна девочка вылизывала зад другой — развратная до мозга костей Мари просила Аску глубоко и далеко просовывать язык в нутро своего кишечника. В ответ лесбиянке нравилось сжимать кишечником язык бисексуалке. Это длилось достаточно долго, покуда Аска не прекратила смачивать слюной зад Мари на том основании, что язык у неё просто устал. Тогда было решено перейти к следующему, тем более вибратор в прямой кишке подогрел похоть Синдзи. — Девочки, — дрочил он себе, — я желаю ваши сладкие попки! Начать решили с Сорью — Мари живо впилась ей в анус своим языком, увлажнила его слюной перед тем, как сунуть пальцы сквозь дырочку. — Какая сладкая жопка! — Мари достала из её ануса то, что сунула, после чего добавила ещё смазку. — Как же жестоко щеночек тебя туда ебал! Синдзи в это время сунул свой член в мастурбатор, спереди он, в жопе — вибратор. Наконец подготовка завершилась, Аска приняла себе в вагину здоровый вибратор, в зад — фаллос возлюбленного. Последний положил свою девушку на спину, поднял ей ноги, поместил на свои плечи. Пока его член обрабатывал тесный задний ход, Мари села Аске на лицо и начала со всей силы тереться ей о нос своим самым нежным девичьим местом. Так продолжалось какое-то время, покуда пилот Евы-01 не запросил перемену ролей. Он видел перед собой жопу Мари, так как она была развёрнута к его лицу, и похоть Синдзи потребовала этот предмет. — Чёрт, Синдзи, неужели тебе больше нравится Мари! — как только последняя убралась своей мокрой вагиной от лица Сорью, рыжая содомитка пришла в возмущение. — Аска, я столько раз бывал у тебя в жопке, потому теперь я хочу побывать в жопке Мари! Если тебя это смущает, то можешь выпороть Мари перед тем, как я войду туда — я хочу, чтобы её жопа горела в пламени ада! — Ха! Ну раз так! — Аска, как только её собственная жопа освободилась, схватила плеть. Бестия покрыла Мари хлёстким пламенем, не оставив ни живого следа на ягодицах лесбиянки. Пока происходила это порка, Синдзи вновь вторгся в задницу возлюбленной, охваченный дикой похотью, любовник сношал её потроха ещё пять минут перед тем, как окончательно покинуть их и перейти к анусу Мари. Ягодицы последней все разукрасились от того, как с ними обошлась Аска с помощью плети. Она порола Мари прямо во время собственной содомии, и, казалось, страсть Синдзи переходит напрямую в эти удары. Когда оно кончалось, Мари не стала отказываться, потому заняла позицию раком перед развратным пилотом Евы-01, вручила ему в распоряжение свои ягодицы, а сама языком впилась в вагину той, в кого была влюблена. Аска, как только Синдзи покинул жопу, выставила своё самое нежное место перед лесбиянкой. — Да, твоя куночка всегда нуждается в усладе! — Мари облизала губы перед тем, как окунулась в процесс. Лесбиянка услаждала Аску в то самое время, как Синдзи надавил смазанным членом на анус девушке, ворвался ей в чувствительный проход, насладился им от души. Аска видела лицо Синдзи, наблюдала за тем, как любовник двигается в попке у Мари. Сама Аска наслаждалась тем, как лесбиянка опытно трудится у неё в вагине — эти толчки не отвлекали Мари от дела. Это продолжалось достаточно долго, Синдзи уже много сил отдал разврату, потому сперма не могла так просто покинуть его нутро, несмотря на все ухищрения. Мари первой испытала оргазм — по трём причинам сразу: Синдзи владел её попкой, очень чувствительное место — будучи отъявленной лесбиянкой, Мари обожала, когда ей стимулируют потроха женским языком — но сейчас ей сошёл член Синдзи; второй причиной оргазма послужил вибратор, который постоянно разжигал ей плоть внутри вагины; и наконец, это была самая главная причина, Мари сосала вагину Аске — и именно это, женское влагалище перед глазами, сок её, жар и то, что она постоянно делала куни языком — три этих фактора просто взорвали Мари! Оргазм охватил извращенку, чья плоть бурлила! Влагалище сократилось, одновременно с тем очень живые ощущения дали о себе знать и в анусе, по сути Мари почувствовала, как оба отверстия слились. Она несколько впала в прострацию, за это время как раз отдохнул язык. Аска потребовала продолжать ласки клитора. Мари стала теперь проходиться носом о клитор, тереться лицом о вагину. Синдзи продолжал размеренно трахать зад Мари. Пилот Евы-01 иногда отвлекался на что-то другое — он то впивался ногтями в красные от порки ягодицы, опускал руки к вагине Мари или наклонялся, чтобы хватать груди девушки. Наконец Синдзи решил больше перейти на жестокость, он поднял ногу и воздвиг стопу на голову Мари, тем самым уткнув лицо любовницы между ног Сорью. Как раз, попирая Мари, Синдзи смог наслаждаться оргазмом — спермы вышло мало, в яйцах дали болевые ощущения, но они все почувствовались достаточно приятно в общем контексте. Синдзи подумал, что он смог кончить лишь благодаря работе вибратора в своей жопе. — Так, теперь я должна кончить! — потребовала Аска. — Мари, я займусь её вагиной, а ты — отомсти мне за порку. — Хорошо. Синдзи успокоился после оргазма, припал лицом к вагине Сорью. Пока мальчик сосал ей это место, Мари схватила плеть и взялась разукрашивать спину, ягодицы и подошвы ног Синдзи. Он успел стать таким же красным, как жопа Мари, когда Аска кончила — последняя живо наблюдала за тем, как возлюбленного подвергают экзекуции, садизм победил — и вагина обдалась чистым удовольствием. Сразу же вслед за этим Синдзи рухнул на постель, обнимая Аску, которую с другой стороны обнимала Мари. — Слушай, щенок, мы с тобой пороты, а Принцесса ещё нет! Её надо пороть, чтобы она не стала плохой! Давай устроим ей хорошую тёмную! — предложила Мари через некоторое время. — Хорошо, я согласен, — решил Синдзи. — А как ты, Аска, а? — Ну, если вы двое хотите, вас больше, я уважаю ваши желания. И Аска предоставила свои ягодицы, спинку, бёдра и пяточки под порку — Синдзи и Мари прошлись плетью по всем прелестям своей любовницы. Более того, они попросили Аску лечь на спину и предоставить груди — сиськи тоже получили свою порцию порки, только более щадящую. После этого Аска лежала на животе, ласкала ртом член Синдзи, Мари сношала вагину своей любовницы с помощью искусственного члена. Аска облизывала яйца Синдзи, но тот более не смог кончить. Зато Аска смогла по итогу второй раз испытать оргазм от трудов Мари. Затем Аска с помощью искусственного члена сношала Синдзи, порола его, а Мари сосала ему. Потом девочки по очереди скакали на Синдзи наездницами, во время чего сливались ласками другом с другом, сосали рты, услаждали груди. Это довело Мари до второго оргазма, когда она сидела на лице Синдзи и он сосал ей вагину — но главным источником этого оргазма послужили ласки Аски, её губы, сиськи и руки. Вот эти женские прелести выбили оргазм из нутра Мари, а мужчина Синдзи сыграл роль лишь чего-то механического. Что касается мальчика — то пилот Евы-01 не смог более пролить семя. — Ничего, зато в другой раз кончу, — поцеловал он в губы Аску и Мари, — давайте спать, — зевнул любовник. — Сегодня я буду спать с вами, девочки, Мари, Аска. И все трое вытянулись на постеле без сил после таких развлечений — плеть и вибраторы валялись на полу подле ложа, с края которого из-под одной простыни выглядывал три пары босых стоп. За стенкой нагая Мисато вытянулась поперёк на постели, женщина осыпала себя розами, частично накрылась фиолетовой тканью — в тон иссиня-чёрным волосам. Мисато блистала красотой зрелости, пышная грудь, тренированные бёдра, прекрасный животик с пупком — очень соблазнительным пупком. А плечики! А попка! А ступни! — Мисато-сан! Ох, Мисато-сан, вы прекрасны! Кенске и Тодзи, как только Кадзи их сюда пригласил, пришли в дикий восторг. Вместе с ними сюда вошли Цумире Нагара и Мидори Китаками — две девушки, которые добились своего положения через постель с Кадзи, потому теперь служили его игрушками для утех. По замыслу Кадзи этим особам отводилась строго вторая роль в этом акте, потому что главным предметом влечение извращенца служили те, кому он отдавал свою жену. Первый из мужской троицы — Кенске, конечно же держал в руках камеру, с которой лохматый гик никогда не расставался, ибо эротическая съёмка более всего поднимала ему фаллос. Майки и трусы, в которые были одеты Кенске и Тодзи, мигом отправились в полёт, Кадзи же более спокойно снял с себя халат. Муж рукой приводил себе в возбуждение свой детородный орган, наблюдая за тем, как Тодзи и Кенске кинулись ласкать его супругу. Друг с другом мальчики быстро сориентировались, кто с какой стороны будет постигать прелести Мисато-сан. Судзухара решил идти с лица, потому первым делом поцеловал Кацураги в губы и зарылся загорелым лицом в волосы своей начальнице. Потом Тодзи жадно хватал руками её груди. Мисато же с ухмылкой легла на спину, дразнила этих двух ребят, гладила рукой волосы Тодзи, и как бы слегка, игриво отбивалась ножкой от Кенске. Последний начал как раз снизу, потом припал ртом к ступням Мисато, его губы сразу же покрыли поцелуями большие пальчики женщины. Лохматый гик с упоением водил языком по подошвам, по пяточкам. Но всё же ножки не служили его самой главной страстью. Потому Кенске, ещё немного уделив внимание ступням, перешёл к влагалищу — он ткнул в него носом, покрыл клитор поцелуями и стал сосать, для чего лёг на бок и взялся рукой дрочить себе член. Тодзи в это время ласкал мячики грудей, сосал титьки, вручив в руку Мисато свой член. Вскоре этот инструмент очутился во рту у Мисато — Тодзи заимел её в рот, сам заработав в движениях. Кенске поспешил пробраться в вагину тем, для чего этот орган восставал предназначением. Мисато подняла для этого ноги, согнула и развела. Кенске припал, сам немного полапал груди перед тем, как войти в вагину. — Так, девочки… Пока это происходило, Кадзи сам подле кровати раздел Цумире Нагару и Мидори Китаками, развратник быстро погладил двух девушек, вслед чему поспешил сесть на диван и предоставил свой фаллос в их распоряжение. Шоколадная Цумире и пухлогубая Мидори пали на колени перед столь солидным мужчиной и приступили, каждая со своей стороны, к ласкам его ствола — они обе водили по нему языком и по очереди брали в рот почти целиком, позволяя органу Кадзи достигать самых дальних уголков ротовой полости. Кадзи больше понравилось светлое личико Мидори с этими её пухлыми губами, потому зрелый мужчина властно захватил её шею ногой и удерживал девушку в таком положении, пока она непрерывно ему услаждала член ртом, держа его там почти целиком. — О, Мисато-сан, вы такая классная, такая классная! — Тодзи владел женщиной в рот с лица, Кенске припадал к грудям и брал в вагину. Парни решили поменяться. Для этого Мисато заняла позу на четвереньках — Кенске теперь дал ей член в рот, Тодзи с колен зашёл ей во влажную куночку. Кадзи, наблюдая за этим актом адюльтера, пальцами ковырялся в вагине смуглой Цумире, ногой держал Мидори у члена, не позволяя ей вытащить его изо рта. Мужчина дошёл до такой степени извращений, что вытянул вторую ногу и потребовал от Цумире ласкать себе пальцы, щекотать себе подошву языком, а потом — попробовать сесть на свои пальцы вагиной. — А-ах! Розы приятно пахли — Тодзи и Кенске становились всё похотливее. Взяв Мисато с таза и с лица, проворные мальчики сделали так — Тодзи лёг на спину, Мисато на него, Кенске вставил член Тодзи в вагину Мисато, после чего добавил туда свой — так сразу двое мужчин в одно детородное отверстие брали одну женщину. Мидори пожаловалась на то, что рот устал, а Цумире не смогла сесть любовнику на ногу. Тогда Кадзи сам встал, поставил к себе тылом смуглянку, принялся прочищать её — Мидори же Кадзи приказал пороть себе спину. Светлое лицо Мидори приняло строгое выражение, благодаря чему она покрыла Кадзи очень мощной поркой. Тодзи и Кенске изменили позу: — Кенске, давай я возьму Мисато в зад! — захотел Тодзи. — Хорошо. Они стали готовить Мисато — пока Тодзи совал смазанные пальцы в попку Мисато, Кенске давал ей водить языком по своим яйцам. Тодзи быстро совершил это дело — воткнул фаллос в анальный ход женщины, дал привыкнуть, принялся двигаться. Что же касается позы, то Кенске лёг на спину, Мисато смогла очутиться влагалищем на члене лохматого. И, залитая краской, женщина повернула голову, глядя на то, как Кадзи прочищает вагину Цумире, попутно получая плетью от Мидори. Тогда Мисато начала стонать, получая акт любви и в зад, и в вагину: — О, Кадзи под поркой от чужой женщины, а я получаю в обе дыры от чужих мужчин! Кенске в это время, с предельно довольным видом, потянул руку к грудям Мисато. Она ответила тем, что постаралась лечь на него, прижать как можно ближе к лицу гика эти два женских чудо-холмика, которые пробуждали в нём такое влечение. Тодзи получил же несколько более удобную позицию, чтобы яростно прочищать задницу Мисато. — О, Кадзи! Эта жопа такая горячая! Такая тугая! О-ох, а-ах!.. Кадзи этого хватало — на лице рогоносца наконец вспыхнула ярость. Он выхватил плеть у Мидори, молнией подлетел к Тодзи, покрыл очень звонками ударами парня, который сношал в зад его жену. Вслед этому Кадзи немедленно нанёс смазку на свой член, торчащий чрезвычайно уверенно — и тотчас стремглав устремил его в жопу Тодзи, в эту маленькую чёрную дырочку между парой ягодиц. — А-а-а! — Тодзи закричал то ли действительно от боли, то ли специально хотел сделать Кадзи этим приятно. Как бы там ни было, но Кадзи специально дал время своему любовнику привыкнуть к тому, что в юношеских потрохах находится его детородный инструмент. Но через некоторое время Кадзи заимел достаточно живо, попутно любуясь тем, как выступили на смуглой коже Тодзи красные следы от порки. Сам юноша продолжал содомировать потроха Мисато. Женщина принадлежала по-прежнему не своему мужу. — Так, Тодзи, — подумав, решил теперь Кадзи через некоторое время, — нам пора меняться. — Хорошо, — Тодзи не стал возражать. Кадзи поспешил покинуть его анус, дабы насадить на свой член неверную супругу — теперь Кадзи прочищал прямую кишку Мисато. Пока содомит совершал это, Тодзи ещё раз нанёс смазку и поспешил надавить членом на дырочку Кадзи, орган вошёл туда с некоторым сопротивление, оно доставило Кадзи боль, но следом за ним, когда Тодзи набрал темп, сразу же началось огромное удовольствие, на которое способны только утончённые мужчины. Кадзи познавал и самого его познавали, потому вскоре сластолюбец сам начал бросать стон с губ и почувствовал, что скоро может реально кончить. — Нет-нет, это конечно приятно, но слишком рано, слишком рано! Цумире и Мидори в это время подобрались к Мисато, чтобы брать её руки и прикладывать к грудям, они же своими пальцами щипали титьки Кенске и Мисато, целовались с ними — словом делать всё, чтобы ублажать и разжигать похоть. — Хватит! Кадзи разорвал состыковку. — Что теперь хотите, господин извращенец? — шутливо поинтересовался Тодзи. — Вам мало того счастья, что я насадил вас на свой хуй? — Тодзи, сперва я должен воздать долг твоему другу. Поза сформировалась теперь так — Цумире легла на спину, Мисато легла животом вниз перед ней, припала лицом к её вагине, подвела лицо, чтобы как лесбиянка лесбиянке ласкать языком женское влагалище. Мидори села своим женским местом прямо на лицо Цумире — таким образом, смуглая девушка ртом ублажала вагину своей коллеге. Кенске воткнул член обратно в вагину Мисато, но с другой позиции, он лёг ей на спину и так брал. Кадзи позади сперва языком припал к его попке, несколько раз провёл им по анусу, два раз глубоко засунул, только после этого выдавил прямо туда смазку и поспешил заполнить те потроха своим членом. Тодзи позади также забрался обратно в попку Кадзи. Вот так развратники теперь сношались — трое мужчин и три женщины, доставляя удовольствие друг другу. Мидори стала тереться вагиной о лицо Цумире. Мисато почувствовала, как жидкость выделяется из вагины Цумире. Кенске припал животом к спине Мисато, двигался больше, как бы выбрасывая себя по направлению к голове любовнице. Кенске достигал лицом её прекрасных волос, которые так отлично пахли шампунем. Позади Кадзи дарил ему удовольствие своими толчками — специфическое, но это тоже было наслаждение. А каково пришлось от всего этого Кадзи! Его позади также услаждал Тодзи, доставляя кайф и себе, и ему. Кадзи снова почувствовал себя в опасной близости от преждевременно оргазма. Преждевременного потому, что он ещё не все услады вкусил. — Так, достаточно, хватит… Кадзи снова разорвал позицию. — Теперь, — он указал на одежду, которую приготовил заранее, — Тодзи и Кенске, вы должны одеться в это. А вы — вон в то. Как оказалось, Кадзи приготовил два женских платья для Тодзи и Кенске. Парни в это облачили себя. Тодзи стоял теперь в женском платье розового цвета, поверх которого Кадзи попросил прикрепить женский лифчик. У Кенске платье вышло жёлтого тона, явно под лето, с цветочками. Что же Кадзи припас для женщин? А тут одежду, которую носили Тодзи и Кенске обычно. Первый предпочитал тёмный спортивный костюм, второй — одежду цвета хаки. Цумире облачилась в одежду Тодзи, Мидори — в облачение Кенске. При этом девушки поверх штанов вооружились искусственными членами. — Ебите их! Вот так Кадзи поменял роли — Тодзи и Кенске псами отдались двум женщинами, их познавали в зады. Что же касается Кадзи и Мисато, то супруги подставили свои гениталии, чтобы у них сосали. Кадзи тщательно вытер свой член влажными салфетками, чтобы дать Тодзи его в рот. Кенске снова ласкал языком вагину Мисато. Поменялись — теперь изменили положение, Тодзи ласкал куночку Мисато. — Скажи-ка, Кадзи, кто из них двоих тебе нравится? — поинтересовалась Мисато. — Кенске — милый, мне нравятся немного детские черты его лица и мне в кайф иметь его стройную жопу. Но Тодзи — Тодзи такой пацан! Плотный, его мужская жопа… Мне он особенно нравится в женском. — Но Кенске куда больше идёт женское! — заметила Мисато. — А Тодзи не идёт женское совершенно! — Вот именно, Мисато! — громко сказал Кадзи. — Мне нравится Тодзи в женском потому, что ему это совершенно не идёт! Так, пора бы заняться им! Кадзи покинул рот Кенске, поспешил вернуть член в рот Тодзи, поимел в глотку пацана сам. Быстро её оставил, ещё пару минут побыл сам по очереди в обоех жопах у переодетых парней, стараясь понять, какая их них лучше. В это время зад самого Кадзи прочищала одна из девушек. — Нет, Тодзи возбуждает меня больше! Какая у него жопа! Выбор был сделан. — Кенске, я теперь хочу, чтобы ты снял эти шмотки и поимел без них Тодзи в жопу. А я буду смотреть на это. Кенске снял одежду и взялся за зад друга, в анус ему вторглась Мидори. Цумире снова брала жопу Кадзи, сам он рукой мастурбировал Мисато и давал Тодзи сосать себе член в рот. И дальше случилось вот что: Кенске, бравший в зад друга, одетого в женское, смотрел только на него… И вдруг издал громкий звук. Он остановился и потребовал от Мидори прекратить себя сношать в зад. Сделав вдох, Кенске пояснил: — Я кончил. Тодзи почувствовал, как сперма Кенске заполнила ему задницу. — Меня возбудил Тодзи в женском, — не стал отрицать Кенске, — плюс Мидори брала меня в задницу… Это обстоятельство настолько возбудило Кадзи, что мужчина немедленно ощутил готовность кончить. — Тодзи! Тодзи! Попку! Дай мне свою попку! Кадзи немедленно лёг на спину и потребовал от Тодзи подставить жопу к лицу. Кадзи припал ртом к анусу Тодзи, потребовал выдать сперму — Тодзи выдал, немного светлой жидкости вышло из мужского ануса, чтобы язык Кадзи её тотчас слизал. Затем Кадзи потребовал от Тодзи очень быстро снять платье и как есть, сесть ему на член. Тодзи выполнил всё. Полностью голый тренированный парень вызывал у Кадзи дикий приступ похоти — всего несколько движений Тодзи туда-сюда, уже привели к тому, чтобы сперма Кадзи брызнула ему в задницу. После этого, Кадзи, однако не успокоился — извращенец целовался с парнем, сосал ему титьки и член, член особенно долго. Это привело к неизбежному: — Я сейчас кончу, — предупредил Тодзи. Вслед чему, понимая, что в первую очередь Кадзи этого хочет, парень спокойно спустил ему в глотку свою сперму, Кадзи проглотил одним заходом. Только сделав это, наш развратник смог наконец успокоиться. Что же касается последующего удовлетворения девушек, то оно состоялось так — сперва обе помощницы Кадзи сняли одежды Тодзи и Кенске, сам же Кадзи лично припал ртом к вагине своей жены, чтобы довести её до оргазма в тот момент, когда жопку ей по-прежнему прочищает Цумире. Кенске и Тодзи положили между собой Мидори, чтобы один гладил ей соски и целовал их и губы, в то время как другой — пальцами стимулировал им влагалище. Озвучивая стон, Мисато кончила в рот Кадзи, одновременно попкой ловя удовольствие от искусственного члена, он ещё там вибрировал у неё в прямой кишке. — У-ум, — Мисато охотно поцеловала Цумире в губы, потом сама вооружилась искусственным членом-вибратором, положила смуглую девушку так, чтобы самой с колен прочищать ей вагину в то самое время, как Кадзи пальцами стимулирует ей клитор и ласкает иным образом. Цумире кончила. Точно так оргазм пережила Мидори, сливаясь в ласках с Кенске, когда пальцы Тодзи довели до разрядки её куночку. Об остальных группах имеет смысл рассказать несколько более сжато и кратко: • Сабуро, Макото, Мэтт и Каору провели время так. Парни решили посвятить этот половой акт первому из четверых и предварительно обрядили его в женское платье, немного накрасили ему ресницы женской косметикой. Оно очень ему шло, кажется, больше, чем кому-либо. В таком виде гей откровенно возбудил всех троих извращенцев, они возжелали его зад, откровенно соблазняющий из-под платья. Первым мягким местом овладел Каору, сперва альбинос ритмично познавал Сабуро в платье, потом сорвал его, так как желал видеть полностью голое, мужское тело. В это время задницей самого Каору и ртом Сабуро по очереди занимались Мэтт и Макото — то один прочищал тыловую дырку Каору, то другой отрабатывал в глотку Сабуро. Когда Каору кончил в Сабуро, место его сменил Мэтт. Опытный развратник, парень Келли сумел со стоном выдавать из себя сперму в хорошенькую попочку эластичного гея, чья ресницы были по-женски накрашены. Его лицо в этом плане достаточно возбудило Макото, чтобы он, сношая ему рот, смог ещё раз кончить своему мужчине в глотку. Сам Сабуро не кончил, пассив сказал, что устал и попросил на сегодня закончить, добавив также, что ему очень понравилось, как его отработали. • Джессика, Майя и Келли поступили так: Джессика с большим удовольствием покрывала Майю поцелуями, ласкала нетрадиционно ориентированную девушку, покуда Келли, вооружённая имитатором, совершала толчки в куночку самой Джессики. Потом Джессика принялась раком отдаваться Келли, а Майя взяла голову Джессики и тёрла её лицо о собственную вагину. Таким образом обе девушки получали удовольствие. Сперва кончила Джессика, после чего дала Келли сношать Майю, а сама — языком стимулировала той клитор, дабы довести девушку до оргазма. Когда с этим было покончено, Джессика положила на живот перед собой Келли, долго её прочищала в вагину, периодически переворачивая, покуда Майя всячески гладила тело Келли во всех доступных местах. Это завершилось оргазмом Келли. Джессика после этого потребовала, чтобы Майя и Джессика одновременно вошли ей в вагину имитаторами — так и сделали, доведя так откровенную лесбиянку до нового оргазма. Келли и Мэтт ушли спать вместе, но для секса сил и желания у них более не осталось. Майя ушла к Шигеру, а Джессика провалилась в сон сразу после второго оргазма и хорошо и долго спала в одиночестве. • Мана, Мусаши, Надя, Ихт, Асари завлекли к себе Айони. Та решила, что если предаваться утехам плоти, то с самым красивым — то есть ноги Айони раздвинула под Ихтом. Пока этот непревзойдённый красавец сношал клона Юй лицом к лицу, обильно целуя, Мусаши взялся по очереди сосать вагину то Маны, то Нади. Асари помогал верному другу ублажать пальцами ту девушку, от которой он отстранился в пользу другой особы. Мусаши явно находился в вопросе, кому уделить больше внимания — жене или сестре? Обе его возбуждали. В благодарность же Мана и Надя наперебой хватали члены парней и дрочили им. После такой прелюдии обеих поставили раком, теперь девушки целовались, а парни по очереди прочищали вагины то одной, то другой. Мусаши хорошо разогрелся, но решил в итоге кончить в Айони. Асари поддержал это предложение, сказав, что тоже хочет кончить в Айони. Что же касается самой девушки, то Айони пожелала отдаваться теперь в позе раком. Пока Ихт слал в неё толчки, внутри обильно выделялся сок, Айони лицом очутилась подле Маны и приняла поцелуи от неё и Нади. Парни стали меняться — Ихт вернулся к Наде, Мусаши теперь владел Айони. Асари пожелал ныне Надю, Ихт переметнулся к Мане. Айони захотела лечь на бок, поднять ногу и получать прочистку так. Когда она заняла такую позу, все пожелали, чтобы Мана водила ей языком по клитору. Ихт в то время лёг и позволил сесть на себя Наде. Он в неё наконец кончил. Мусаши со стоном брызнул в Айони почти одновременно с ней самой — девушка озвучила стон оргазма, кажется, благодаря тому, что Мана настойчиво вылизывала ей бугорок девичьего наслаждения. Асари долго брал Ману, потом пожелал сделать это с Айони. Та к тому моменту спокойно сидела на кровати и наблюдала за тем, как Мусаши языком доводит Надю до оргазма. Ихт помогал ему, пальцами стимулируя груди своей жене. — Послушай, я чувствую, что ты хочешь, — посмотрела Айони на Асари. Тот смекнул. И они быстро очутились в ванной комнате. — Ты хочешь моего дерьма, я это чую. — О… о… да, прости, если… — Асари весь залился краской. — Но это правда, когда у меня стоит хер, я хочу видеть, как из тебя выходит дерьмо! — О-о-хо! — Айони чертовски позабавило то, как стесняется этого её любовник. Девушка специально спровоцировала, чтобы вдоволь ощутить его чувство стыда и замешательство. — Возьми меня и я насру тебе, когда ты этого захочешь! Можешь не говорить, я чувствую, чего ты хочешь действительно! — Блин, как стыдно, что рядом девушка, которая ощущает все твои желания, — Асари вставил Айони член во влагалище, где головку уже грела порция семени от Мусаши. — Слушай, я долгое время не знала, что меня возбуждает, но теперь поняла — меня возбуждает чувство стыда! Не собственного — твоего! Но так как нам всем привычны извращения, чтобы вам стало стыдно, нужно что-то особенное. Потому, Асари-кун, я выдам тебе порцию кала, когда почувствую, что ты готов кончить в мою вагину! Я знаю, ты этого хочешь! — О, да, Аойни, я этого хочу, очень хочу! Аойни нагибалась, Асари брал её сзади. Когда девушка почувствовала, что надо выдавить продукт, она это сделала, и Асари, видя, как на него выбирается из недр девушки то, что он хотел, этот извращенец разразился извержением своего семени в нутро Айони, в тёплое семя друга добавил своë. Огромное удовольствие пережил наш извращенец. Но как только последняя капля отыскала пристанище — страсть Асари угасла и парень оказался охвачен глубочайшим чувством стыда и столь же сильным отвращением! Ему стало мерзко от собственных желаний и от вида дерьма, вызывающего только омерзение в тот момент, когда нет страсти. И Айони это очень понравилось, ради этого, чтобы заставить пережить такое своего любовника, эмпатка пошла на подобные мерзкие извращения. Асари ничего более не говорил, но Айони чувствовала всё это. • Кодзи Такао и Хидэки Тамы соответственно разделили ложе с Рей II и Хикари. Такао заставил Рей сосать себе член, когда он хорошо вскочил, мужчина покрыл груди любовнице щедрыми поцелуями, пососал рот и проник членом. Рей задрала ноги, отдаваясь Такао. Он потом пару раз поменять позу — поднимал ногу Рей и брал на боку. Потом заставил её трудиться наездницей. Как раз в такой позе сперма мужчины вырвалась любовнице в куночку. После этого он довёл её пальцами до оргазма, попутно не переставая ласкать ртом язык, сосать губы и пить слюни. Хидэки и Хикари сперва легли лицом к гениталиям и долго на боку сосали и вылизывали друг другу. После этого Хикари села наездницей и трудилась лицом то к Хидэки, то лицом от него. Парень со стоном пустил сперму ей в куночку. Потом ртом старательно довёл саму Хикари до оргазма, когда она лежала и бёдрами обхватывала ему голову. • Кто ещё остался из интересных? Разные версии Рей и их любовники. Рэндольф познавал свою Рей-Лилит вместе с Рей Quatre. Средняя из этой перечисленной троицы, как обычно, взяла шефство. Первое Дитя заставила своего любовника раздвинуть ноги и дать ей энергично сосать ему член. Пока главная Рей это делала, вторая припала устами к её заднице, торчащей вверх, и работала там языком, смачивала анус, ласкала вагину, услаждала промежность. Вот так происходило это совокупление. Рей I вслед тому вставила себе в вагину искусственный член и начала прочищать куночку своему клону — Рэндольф же в это время усиленно содомировал саму Лилит. После этого они поменялись местами — Рей I содомировала Рэндольфа, мужчина своим членом дальше прощичал куночку Рей Quatre. Когда обладательница серебряных волос кончила, то она, поблагодарив, слезла с члена и развернулась сосать его ртом. От обильной содомии со стороны бледной японки, американец насилия краской, жгучей страстью. Светлые руки альбиноски обхватили его, давили на мужские титьки. Вторая белокожая азиатка энергично сосала фаллос англосакса. Потому Рэндольф испытал анальный оргазм и проникся усладой Содома. Это заставило Рей I счастливо улыбнуться. После этого она поцеловала в губы Рэндольфа и своего клона, посмотрела, как поцеловались они, и вышла к Шуту. Вместе мужчина и женщина быстро миновали ласки, так как Рей уже была возбуждена, а Шут дрочил, подглядывая за всем этим. Лилит взялась скакать на члене своего Ангела Смерти. В таком состоянии она пережила сладостной оргазм и продолжила активно двигаться, покуда страстное извержение любовника не заполнило ей нутро. • Кирби по очереди прочищал вагину и задницу Альтер-Рей, принявшей облик гермафродита. Что было интересно, так это то, что Сакура, влекомая чувствами к Кирби, тайком наблюдала за этими двумя. Её смущало то, как фаллос Кирби соседствует с фаллосом этой инкарнации Рей — он входит в вагину прямо позади мужского органа, который постоянно захватывает его рука. Кирби дрочит Рей, сношая его/её то в вагину, то в зад. При этом когда член в заду, то Кирби сильнее дрочит такой же орган у любовинцы/любовника. Наконец, это было видно по румянцу на бледном лице Рей, случился оргазм — капли спермы вырвались с члена в то самое время, как такой же орган у Кирби обхватили сокращения, кажется в такой форме у Рей происходил одновременно оргазм влагалища и члена. Стоны и экстаз на лице дали понять, как этому существу хорошо. Вскоре и сам Кирби прозвучал громким стоном, когда его сперма залила анальное отверстие Рей. Сакура, сама краснея, превозмогая стыд, наблюдала за этим под мощное биение своего сердца. На том завершим тему с оргиями. Синдзи, когда проснулся, то ещё какое-то время лежал до тех пор, пока желание увидеть Каору, которого он любил, не заставило оторвать спину от ложа. Что касается двух девушек, то Мари и Аска проснулись раньше любовника, но лежали до сих пор, ничего не делая. В этом тоже лежала своя тропа на пути гедонизма — лежать, не чтобы отдыхать, но чтобы наслаждаться бездельем. Это как секс не для размножения, а для оргазма, и как еда не для жизни, но для чревоугодия — точно так наши гедонисты сейчас предавались безделью, лени и праздности, потому что пока могли — потому и делали. Им было лень даже говорить, потому они мало что сейчас сказал друг другу, предпочитая просто валяться голышом на покрывале. Синдзи подумал, что если бы рядом пребывал Каору, то они в таком состоянии могли бы лежать хоть целый день. Но вот Синдзи оторвал себя от ложа, их гармония оказалась разрушена, и следом поднялась Аска, захотев хоть что-то поделать. — Одной лежать скучно, — потянулась Мари, зевая во весь рот. Лесбиянка соизволила облачиться в лёгкое летнее платье вслед тому, как Аска накинула на себя такое же. Надо сказать, они носили все очень свободную одежду, которая скрывала прелести лишь за тем, чтобы распалить похоть. Синдзи озаботился тем, чтобы натянуть предельно короткие гейские трусы-шорты. А ещё, чтобы вдохнуть прохладу, Синдзи выглянул на улицу Токио-3. За окном теперь всегда простиралось светлое небо — после того, как царь Соломон устроил Сопряжение сфер, Земля стала плоским Планетосом, над которым никогда полностью не заходит Солнце. Потому привычное чувство хода времени утрачивалось. — Может именно это имел в виду Безумный араб, когда писал, что «со смертью времени и смерть умрёт»? — размышлял Синдзи, переводя взгляд с окна на часы. Сейчас на улице было ясно и солнечно, значит ещё середина «дня», в плоском мире светило ходит по кругу, но не заходит, и начинает обратное движение от линии горизонта, когда оно лишь немного разукрашивает его заревом. С другой стороны Планетоса в это время темнеет край ночи, но он сразу же вновь уступает время дню. Более того, тот, возведённый Земными богами с Кадата, дабы защищать Планетос от солнечной радиации, кристалльно-чистый ледяной купол постоянно покрыт серебром, чьи отеннки развеивают всякий сумрак в любом конце диска. Синдзи подумал, что, залитый Солнцем и серебром, этот мир без ночи слишком однообразен. Мальчику постоянно казалось, что он спит днём, стоило только лечь спать и проснуться, и это приводило к ощущению, что он куда-то опаздывает. — Приятного завтрака, — обеда, ужина? Синдзи считал, что сейчас завтрак, раз он проснулся и вышел к товарищам, принимающим пищу. — Каору, что-то случилось? Синдзи сразу заметил далеко не самый радостный вид на лице возлюбленного. — Он сегодня беспокойно вертелся во сне, — сообщил Сабуро, лицо его тоже не выказывало большого довольства, но к угрюмому виду этого парня, все немного привыкли. А вот наблюдать безрадостно-задумчивое выражение лица Каору было неприятно не только одному Синдзи. — Мне кажется, печать, которой я запер Итакву внутри Бореи, была вскрыта, — заявил Каору, подняв тревожный взгляд на Синдзи. — Тебе кажется? Может узнать у Богов на краю Севера подробнее? — предложил Синдзи, садясь за стол рядом с Каору. — Если бы Итаква проявил себя, уверен, я бы об этом услышал… — Каору, немного подумав, встал из-за стола. — Я должен проверить, — решительно взглянул он на Синдзи. — Я отправляюсь к Миру Ветров. — Я с тобой, — вызвался Синдзи. — Нет, это всего лишь подозрение, я не хочу расточать наши силы, — отказался Каору. — Когда нас не было, Апостолы Смерти уже напали. Я уверен, они могут напасть ещё раз, если Земля останется без Небесных Рыцарей. Потому я… я возьму с собой только Кирби. Итаква имеет к нему отношение, и нашему другу не мешало бы познакомиться с сестрой. На том Каору слегка улыбнулся. — Нам предстоит разлука! — Синдзи с грустью оценил такой поворот, вслед чему поспешил обнять Каору напоследок. — Не бойся, Синдзи, по сравнению с тем, что мы пережили раньше, это — пустяк, — Каору тут живо улыбнулся. — У тебя много тех, кто поможет скрасить тебе разлуку. Каору и Синдзи ещё поговорили об этом, сердечно пребывая друг подле друга, как настоящие и любящие супруги, готовые быть в горе и радости. Потом они обсудили этот вопрос с Мисато и Рэндольфом (рядом присутствовали остальные важные лица, от Арлекина до Юй). Переговорив об этом, Каору настоял на собственном сценарии: — Апостолы будут пользоваться всякой возможностью нанести удар, и чем меньше мы им её предоставим — тем лучше, — Каору был уверен в том, что ему надо действовать одному. — Я согласен отправиться с ним, — высказал своё согласие Кирби. — Я даже хочу, чтобы Итаква был свободен — я очень хочу приложить свою руку к его поражению! Мне хочется внести в это как можно больше от себе, потому я очень признателен Каору за то, что рядом с нами не будет лишних людей! — Честно говоря, мне не хотелось бы отправлять вас в таком… малом контингенте, и никому бы из нас не хотелось, но если учесть, — рассуждала Мисато, — что тебя, Каору, вполне может хватить… Я думаю всё же пойти с тобой на согласие. — Верно, — поддержал Рэндольф, — вас сын совсем взрослый, потому доверимся его интуиции и его решению. — Да, я того же мнения. Я уважаю Каору, потому принимаю его решение, — поддержала Рей I. — Я того же мнения, — молвила Юй. — У меня нет возражений, если вы согласны, — сказала Рицуко. — И я, — ответил также Гендо. — Ну, тогда большинством голосов, такое решение принято, — заключил Фуюцуки. — Я всё же хотел бы отправиться с Каору, — был такого мнения Синдзи. — Я хочу. И если у нас голосование, то я даю голос — против, я хочу отправиться с Каору. — Синдзи, я понимаю твоё желание, я на твоём месте тоже хотел бы отправиться с тобой, но, Синдзи, я сейчас решил так и не намерен отказываться от этого плана. Просто удели больше внимания тем, кто кроме меня, также любит тебя — Аска, Тодзи, они заслуживают твоего внимания и твоей любви. Пусть их тепло укроет тебя от мук и тревог, — так рассуждал Каору. Он ещё раз обнял Синдзи, поцеловал в губы и взял за руку, чтобы увести туда, где супруги займутся сексом перед расставанием. — Я должен попрощаться с любимым как муж. Что до подготовки — то я думаю, мне не понадобится ничего лишнего — у нас всё есть. *** Ночь на Борее — три Луны среди белого полотна. Седна уснула на спине большого медведя, который в свою очередь спал на берегу подземного озера. Армандра пребывала в постели среди звериных шкур. Хорошие сны в эту ночь к Жрице Плато никак не приходили, зато злых явилось в избытке. Ей приснилось, как она ветрами погубила хирурга, который делал ей операцию на ногах — срезал ласты Итаквы. Тогда, будучи маленькой девочкой, она понимала только боль и отомстила человеку, который сделал ей больно, выкинув его из окна с большой высоты. Армандра открыла глаза, посмотрела в каменный потолок своей палаты. — «Что-то должно случиться…» Жрица Плато встала, взглянула на свои ноги, нормальные, красивые босые ступни, которые стали такими после того, как Каору обратил их в людской облик. Ступая ими по каменному полу, богиня подошла к окну, взглянула на океан звёзд, на три Луны и привычно вслушалась в звук ветра… Океан первичного эфира нарушил свой привычный покой. Завывают бури, неся ярость. Мироздание разрывается от схваток. Вспышки — как взрывы звёзд. Боги идут войной на богов. Ктанид — золотой дракон с лицом осьминога, извергает слепящий белый луч от шести глаз. Гигант света Адам, весь белый, разит Копьём Судьбы. Его супруга — семиглазая Лилит — бок о бок с ним, помогает пронзать тела хтонических чудовищ, таких огромных, но в то же время уязвимых под натиском равных противников. Четверо братьев Адама и Лилит несут в руках два Копья Отчаяния и два Копья Надежды — они ниспадают кавалергардой — и их отец, Древний Ноденс, стоит во главе них и сокрушает молниеносным Керауносом. Играет на флейте бесформенный Эру Илуватар, чтобы ритмы Музыки Сфер поддержали соратников и внушили ужас в сердца врагов. Кажется, бок о бок вместе с ним бьётся Мелькор — весь такой огромный, что если бы Восставший в Мощи оказался на земле, то голова его точно очутилась бы выше облаков; весь облачённый во тьму, огонь и лёд одновременно, Прекраснейший из детей Илуватара бьёт своим Грондом — молотом-булавой — вот кому-то сшиб голову, если то была голова — и в придачу колет Чёрным копьём. Н`тсе-Каамбл, Разбивающая Миры, закрывается щитом с Пятиконечным Знаком — атаки отлетают от него. Озталун, Шалалеот и Ворвадос втроём бьются подле против К’Тхуна и его Норт-Йидика, Воющего пса водоворота Азатота, породивших от извращённой связи орды гончих псов Тиндалоса и их вожака М’хитру-Фенрира, Господина невыразимых углов. С другой стороны Ползучий Хаос клубится, пожирая бесчисленных Святых, кто не смог вырваться из его хватки — насколько он ужасен! Кавалергарды ангелов искалывают тысячи его лиц, и они бурлят там, где раскинулись его пределы. Вот благородный Асталдо скрещивает мечи с ненавистным Кхорном. Яд-Тхаддаг, разноцветный змей, скрытый за маской разноцветных сфер, сходится с Хастуром, испускающим вихрь тьмы от золотых щупалец. Атлач-Нача накидывает сеть. Шума-Горат душит кого-то щупальцами, а Йибб-Тстлл удушает своей обволакивающей кровью. Коз-Шагоз впивается в плоть Святых. Йаэзлои выдыхает гнилые испарения разложения. Такхизис хватает пастями светоносных существ. Великий Ктулху поднимет на чешуйчатом трезубце одного из святых и закрывается его телом от луча своего брата-близнеца, бьющегося по ту сторону. Вот особенно слышен вопль — вопль Итаквы, поражённого Керауносом от руки Ноденса… Ярость Шагающего с Ветром затмевает битву — потому что это его воспоминание о Войне на Небесах.        Вой ветра, но уже, кажется, не эфирного. Гигант света… Адам? Нет… Другой. Его украшал бело-золотой ореол, равномерно распространяя мягкое свечение. В этом нежном освещении Юноша Ветров распрямился, невыразимо прекрасное лицо обрело мраморный оттенок, волосы по-прежнему напоминали солнечные ветра, сдуваемые со звëзд-гигантов, светящих только белым светом. Рубин — радужка в самодовольных глазах. И рёв побеждённого вновь Итаквы… Вялый снегопад и плотный сумрак, вокруг синие огни. Посреди лежит женщина в некой потрёпанной армейской униформе с растрёпанными инистыми волосами. Снег падал на бледную кожу. Когда она-то выглядела не столь жалкой и беспомощной — прекрасная и высокая — в стильной униформе, дополненной плащом и рапирой, чьи волосы переливались пламенем северного инея, подобно столь же величественному блеску ледяных очей. Светло-розовые губы, впрочем, всегда казались немного обмороженными — что обычно только подчёркивало всю прелесть этой снежной королевы. Приходила в себя, ей подумалось, что в глазах двоится, потому что, пробудившись на снегу, она обнаружила высоко в небе сразу две бледные луны. Точнее три. Глаза привыкли к этому виду, он не исчезал. В голове мешались воспоминания. — Добро пожаловать в Столицу, генерал Эсдес! — Здравия желаю, господин премьер, господа министры!  — О, всемогущие боги света и любви! Эсдес, вы невероятно прекрасны! Клянусь, Созидательная Сила обработала настоящий сапфир Севера! Сейчас рука наощупь искала рапиру — сквозь туман создание стремилось вооружиться… — Обожаю уничтожать людей или любых других созданий из плоти и крови — ничего с собой не могу поделать и делать не собираюсь, — когда-то говорила она во время приёма с важными лицами. Как давно это было? — Вот шингу, который вибрациями усиливает мои удары, — девушка извлекла из ножен длинную и увесистую рапиру, подобные габариты смотрелись странно для подобного оружия, но это в конце концов и не была обычная рапира. — Мне известна ваша биография, — первый министр Тысячелетней Империи простёр руку в сторону главы тайной канцелярии, но не назвал его, только разумея, благодаря кому это он столь хорошо осведомлён. — Вы — уроженка знаменитого на весь ваш регион племени Портас. Ещё три века назад с вашим племенем был заключён договор — вам поставляют оружие, вы очищайте границу от ëтунов, белых ходоков и прочей швали. Увы, но по иронии судьбы вы не смогли защититься от внезапного удара самого подлого из чудовищ — человека! Ваше племя было истреблено, вы — единственная выжившая… обратились за помощью в форпост Имперской армии, откуда вам поставляли оружие… Вы так долго одна шли через снежную пустыню за помощью, наверное, хгм, совсем выбились из сил… Увы, но в том форпосте нет ни одной женщины, а омерзительная содомия порядком надоедает нормальным мужикам… Вы находились там около полумесяца, а потом почему-то снова остались одна-одинёшенька средь кучи трупов, вас нашли сжимающей в руках это оружие… Эсдес лежала на не очень глубоком снегу, и в силу своей природы не чувствовала холода, вернее для неё он более не служил истоком страдания. — Тацуми! Она в первую очередь озаботилась им, так как возлюбленный был последним, кого она помнила после того, как Итаква схватил её… — Тацуми, если я проиграю, то тогда ты будешь мстить за меня! — отважно заявила Эсдес. — Там тебе пригодится твоя реликвия! — Ладно!.. Она быстро поцеловала Тацуми, после чего с прыжка буквально взмыла в небо, обдав холодным ветром своих соратников. — Ну давай… папаша! — Эсдес пару раз создала лёд под ногами, чтобы оттолкнуться и подняться выше. Она оказалась очень высоко, много выше стены Столицы и того места, где там находился Итаква. С её высоты можно было созерцать весь главный город Тысячалетней Империи, куда заявился Шагающий с Ветрами, грозя всё разрушить и уничтожить. — Лови! Эсдес произвела движение руками, с хрустом, прямо из воздуха формируя колоссального размера ледяную сферу — в синеве и инистой дымке, эта громадина завалилась в сторону монстра. Эсдес создала её позади себе, но это не помешало ей быстрым движением очутиться позади этой титанической глыбы. Итаква за доли мгновения, пока к нему двигался такой массив льда, вырос, как злой джин, вымахал до высоты в десятки метров — гигант тьмы ударом кулака встретил эту сферу. Она сразу же вся пошла трещинами и разбилась, огромными кусками сфероид чистой инистой тверди посыпался. Что-то пало на землю, погребая под собой зелёные деревья, дома и бегающих людей, что-то врезалось в стену Столицы, ещё больше сокрушая это массивное сооружение. Итаква, однако, стоял, совершенно несгибаемый, живой Бог не шевельнулся, покуда чистая лавина ледяных осколков холодным душем окатывала его. Титан зла состоял из чистой космической тьмы, сделал небрежное движение рукой — и половина всего этого льда ниспала в сторону, вдоль стены. Сфера иссякла. — Да твою ж!.. Эсдес устремилась к земле — вспышка белого хлада — от её ног внизу вырос стометровый ледяной тор. Из его вершины, прямо чуть ниже самой Эсдес, заработал чрезвычайно быстрый пулемёт кристаллических шипов. Они понеслись к Итакве — ударяясь в его морду — Эсдес целилась прямо в пылающие глаза демонического Бога. — Блядь, папаша, жри! Эсдес старалась вложить в натиск всю ненависть, отчего ледяные пики десятками били с невозможной скорость — одно их движение по-сумасшедшему возмущало воздух. На это Итаква сделал движение рукой — и целый торнадо за одну секунду возник там, где стоял ледяной тор. В небе сверкнули молнии и ударили в основание конструкции, отчего она стала распадаться. — Вах! — Эсдес развернула перед собой конус льда, который вырвался через водоворот воздуха — он снарядом пролетел к Итакве. Бог вытянул руку и уловил его. Снаряд-кокон Эсдес достигал достаточных размеров, чтобы гигант мог поймать это оружие и взять в руку, обхватив всеми пальцами. — Эх! — Эсдес выскочила на поверхность, миг спустя рука Итаквы с ходу раскрошила это средство перемещения. — На! По взмаху Эсдес тысячи инистых копий и клинков возникли перед лицом Итаквы — они ударили ему прямо в глаза. Тогда Бог дунул и смёл чем-то, похожим на бешено свистящий горный ветер, весь этот арсенал. Эсдес закрылась в лёд, создав браслет на руке Итаквы, где она находилась внутри большого утолщения на нём. Потому его дыхание сдуло тысячи копий изо льда и ненависти, но не смогло сдуть её. Итаква приблизил руку к лицу… — Тацуми! Эсдес находилась в просторном месте, где вокруг возвышались камни, а над ними — восходили скалы и потом горы, это была очень холодная и неровная местность. Тацуми оказался в нескольких метрах, и, что напугало Эсдес, на возлюбленном не осталось одежды. Тацуми лежал почти без ничего, если не считать тэйгу-полудоспех прямо на голую кожу. Сама кожа при этом приобрела оттенок крови одного из чудовищ, которого они победили перед появлением Итаквы. Его кожа стала желтовато-коричневой там, где наиболее плотно её обдало то, что струилось в жилах монстра. При этом Тацуми по-прежнему находился под воздействием магического усилителя — он вырос до двух метров, его мускулы неимоверно раздуло. Тэйгу особенно покрывал руки и немного плечи, чуть-чуть грудь, но ниже пояса ничего не было. Эсдес подумала, что артефакт и эффект усиления спасут пока от холода её возлюбленного, который так самоотверженно ринулся её защищать. Сама Эсдес была помята — её одежда пострадала во многих местах, плащ и униформа Тысячелетней Империи. Инистые волосы спадали в беспорядке. Она схватила свою рапиру — Акулий клык, немного помедлив, скрыла в ножнах. — Тацуми! — Эсдес! — когда Итаква её схватил, Тацуми к тому моменту не мог удержаться: — Адрамелех: Гнев Бога Грома! Может быть только Богу по силам убить Бога? Белая плазма охватила всего Тацуми с головы до ног, в миг спала и явила его ненормально накачанное, практически обнажённое тело, покрытое только массивной бронёй тэйгу. — Он справился! — восхитился Дайдара. — Поразительно! — округлил глаза Няу. — Так держать, Тацуми! — Эсдес, я иду! —  Тацуми молнией взмыл в небо. — Махападма! — Эсдес вырвалась прямо из пылающего глаза — из его, с позволения сказать, сетчатки, состоящей как из угольков, только полностью раскалённых. Тогда всё замерло — когда Эсдес озвучила это слово — то замерла каждая капля, стих всяких крик, смолк взрыв и угас пламень. Тацуми замер с отчаянным выражением на лице. Синева и холод покрыл мир. Козырь тэйгу Эсдес — заморозка времени и пространства! Эсдес выбралась из глаза Итаквы, созерцая в остальном потухшие цвета — серо-синий мир полностью замер, словно река в зимнюю пору. — Проклятье! Проклятье! В изорванной одежде и вся растрёпанная, она только одно изрекала. Потом обернулась, увидела позади глаз Итаквы, чьё пламя выглядело как прежде. Она смотрела несколько секунд. И глаз моргнул. — Нет! — Эсдес осознала, что Итаква поначалу только притворился — он двигался, этот проклятый демон двигался! Она могла заморозить время и пространства, но Итаква не принадлежал миру людей и людских богов — он не принадлежал нашему времени и пространству! — «Он всего лишь сильнее…» Пальцы стали смыкаться, когда она оказалась в его ладони. А потом он осторожно взял Тацуми, что было удобно, так как весь мир стоял в холодных тонах и ждал, как замороженная река, позволяя идти среди времени как по тверди зимнего озера… После пробуждения, когда над головой светило три луны, Эсдес подбежала к нему, юноша был тёпл, она его перевернула лицом к себе. — Тацуми, очнись! Одновременно Эсдес поняла, что они тут не одни — вокруг синими глазами светили холодные, бедные фигуры — белые ходоки, ледяные фэйри, в инистых кольчугах и с ледяным оружием, они окружали их, но не слишком плотно, они не подходили близко, просто стояли и взирали в привычном безмолвии. — «Должно быть они поклоняются этому Итакве — Великому Иному!» Тацуми дышал, по крайней мере, это успокоило Эсдес хоть немного. Его лицо осталось таким же миловидным, пусть даже сколь угодно чрезмерно раздуло ему мускулы. Пока Эсдес пыталась привести его в чувство, белые ходоки всё же живее активировались — вместе с ними сюда пришли ещё какие-то существа, похожие на прямоходящих белых медведей и белых обезьян одновременно, на нечто среднее между ними. А потом Эсдес услышала хлопот крыльев — из-за скал сюда перелетели иные монстры, которых ей ранее не доводилось видеть. Фиолетовые, тёмно-розовые и красноватые, они очень сильно выделялись среди окружения, выглядели худыми, скользкими, больше похожими на гуманоидных насекомых, чем на людей. Особенно противными казались их морды, одновременно похожие на муравьиные, птичьи и кротовые — пусть даже Эсдес едва ли подробно могла рассмотреть эти физиономии. В облике летунов могли попасться на глаза иные примечательные детали — но Эсдес пока более интересовал Тацуми, которого она пыталась усиленно привести в чувства. Так продолжалось, кажется, несколько минут, пока никто не приближался достаточно близко, несмотря на всеобщую активизацию. — Только посмейте подойти! Среди всех этих десятков созданий и чудовищ, появились несколько, они стремительно зашагали к Эсдес. Потому она обратила на этих типов особенно пристальное внимание. Худые, как человек в крайней степени истощения, — скелеты, обтянутые кожей в глубоких морщинах, а цвет этой кожи — белый, но трупно-белый, они были бледны — как поганки. Головы тоже определённо наводили на мысль о ядовитых представителях царства грибов — лбы нависали над лицами, а черепа были приплюснутыми и плоскими. Красные, как у Итаквы, лишëнные зрачков глаза, взирают прямо на неё. У них нет никакой одежды, эти создания, как она поначалу подумала — ожившие трупы, но нет — они были живы, хотя на морозе почти не различалось их дыхание. Среди них были и мужчины, и женщины, и все они — лысые, голые без намёка на волоски. Эсдес думала, кто это такие, пока в голове не прозвучал голос, это был как голос, посторонний голос: — Дочь Ветров! Мы рады видеть тебя на Борее! — А я не рада тут быть… Где? Где мы? — Эсдес поняла, что так эти монстры общаются. — Мы — ледяные жрецы, слуги вашего отца. Он забрал вас в Мир Ветров — Борею. — Мир Ветров? — Эсдес ещё раз взглянула на три луны во мраке. — Ваш Отец забрал вас через бездну между звёздами… — Что?! Я теперь… в другом мире… — но сейчас Эсдес беспокоило нечто иное. — Что с моим Тацуми?! Приведите его в чувство немедленно, иначе я сниму с вас кожу! — Он придёт в чувство… Эсдес показалось, что ледяные жрецы сосредоточились на Тацуми, отчего он уже живо зашевелился. — Тацуми! Эсдес по крайней мере успокоило то, что Тацуми точно жив. Он посмотрел на неё, кажется, пока первое время, не очень соображая, что происходит. Когда Тацуми смог нормально ориентироваться, ледяные жрецы продолжили: — Когда-то Миром Ветров правил Итаква. У него родилась мятежная дочь, восставшая против него — Армандра, Дева Ветров! Жрица Плато! Итаква желает, чтобы ты убила Армандру, — через паузу сообщили ледяные жрецы. — Армандру? А что, Итаква не может сам её уничтожить? — Итаква сам может её легко уничтожить, но это слишком просто для него… Ты должна исполнить волю своего Древнего Отца. Иначе он будет недоволен. — Хм. Ладно, хорошо. Он победил нас, он сильнее, потому он имеет право приказывать, — мужественно согласилась Эсдес. Тацуми пока ничего не мог сказать. — Ты согласен? — Да… наверное сейчас надо согласиться, если у нас нет выбора, — голос Тацуми звучал очень охрипло, но вскоре вернулся в норму. — Не пытайтесь обмануть нас, — следом заявили ледяные жрецы. — С вами отправится один очень опасный зверь… — Ну, это не так страшно, — на родине Эсдес победила множество чудовищ Севера, потому позволила себе это произнести в слух. — Вы не знаете, что это за зверь, — уверено смотрели ей в лицо ледяные жрецы. — Узнаю… А что с Тацуми, он не? — Он не погибнет, потому что ваш Древний Отец об этом позаботился. — Эсдес, я кажется, не могу снять это тэйгу с себя, оно… оно ко мне прилипло! — Тацуми особенно осмотрел свои руки, полностью скрытые в перчатки, к котором намертво присоединялось некое подобие тонфу. — Тацуми, тебе главное, не холодно? — Нет, я не очень сильно… мёрзну, — Тацуми, кажется, слегка впервые улыбнулся. Он стоял босиком по щиколотки в снегу, но пока ничего, не замерзал благодаря всему этому усилению. Тацуми поднял голову к трëм лунам Бореи, после чего опробовал полёт, в который он отправился, охваченный едва заметной неоновой аурой. — Я сразу нацепил на себя Адрамелех, как только он тебя схватил, поэтому не умею почти ничего в нём… — Я надеюсь ты быстро научишься. — Ну… что мне ещё остаётся? Пока Эсдес и Тацуми приходили в себя, ледяные жрецы позвали того зверя, о котором они говорили. С гор прямо по воздуху спустилась огромная белая рыба, которая плыла по воздуху, словно в воде. Хотя, скорее это была не рыба, а кит, но Тацуми и Эсдес, не видевшие китов никогда, подумали в первую очередь о рыбе. От головы до хвоста длина превышала пятьдесят метров — это создание всё было белым, очень бледным, прямо как оттенки ледяных жрецов; плавники создания были очень острыми, их выходило несколько, с красными краями, которые Тацуми и Эсдес хорошо рассмотрели с первыми лучами восхода. Его глазки почему-то хорошо были видны сквозь сумрак — и были очень маленькими, относительно общих пропорций, злобными и голодными; его также сверху морды выделял рог, такой же белый, направленный вперёд, при этом согнутый концом вниз. При желании можно было рассмотреть линии по бокам создания, возможно, подобия жаберных щелей, только на боку. — Белый кит — один из великих зверодемонов, — пояснил ледяной жрец. — Вам лучше не злить его. Он пожирал героев, магов, целые города и целые армии — до того, как Древний Отец не забрал его на Мир Ветров — как одну из своих игрушек. — Опасный, да… А можно его испытать? — попросила Эсдес. — Он сильнее Армандры? Ледяные жрецы не торопились отвечать. — Не важно, как сильна Армандра, важно, что вам надлежит сразиться. А Белый кит — присмотрит за вами. Белый кит опустился, кажется, он провоцировал движение воздушных масс, портя, в целом, безветренную погоду. — Я пожалуй позволяю себе некоторые… испытания боем! — Эсдес взлетела, не воспарила в буквальном смысле, а оттолкнулась ногой от земли и полетела дальше как бы в очень длинном и далёком прыжке. Она привычно формировала под ногами кристаллы льда, от которых вновь отталкивалась, и прыгала так дальше. Это позволило ей в считанные секунды подняться выше того уровня, где находился Белый кит. Блеск инея — ледяные стрелы посыпались чрезвычайно плотно, они росли прямо на ходу, становясь настоящими снарядами, и попадания приводили к разрывам и мощному разбросу… Белый кит, чрезвычайно злобно смотря, выпустил из жаберных щелей густой туман, очень бледный и плотный, облако скрыло его… в него уходили снаряды Эсдес, ныряли и исчезали там без следа, ничего из тумана не вылетало. — Э-х! — Тацуми решил помочь: он никогда не тренировался раньше, потому действовал по наитию: столкнул тонфы от своих перчаток, в результате высвободился мощный пучок ярко-белого оттенка, разноцветный по краям — подобный скорее лучу, нежели молнии, эта атака хорошо осветила местность и поразила белый туман… Кит издал агрессивный звук и очень быстро сорвался с места. При сближении с Эсдес, она создала пару айсбергов, которые рухнули на создание… Они раскололись, большая часть их массы, как показалось, пропала — провалилась в туман — а по краям айсберги осыпались крошкой. — Это бесполезно! Белый кит выделяет Туман, который просто обращает в ничто то, что его атакует. Хватит! — потребовали жрецы. — Итаква не будет доволен, если его игрушки передерутся! Безуспешность атак на Белого кита заставила Эсдес сникнуть. Девица приземлилась, создав под собой глыбы льда шиповидной формы, она встала на их гладкую сторону. Когда она стояла на льду, то не скользила по нему. — Вы не Дева Ветров, как Армандра, вы Дева Холода, — прокомментировал ледяной жрец. — Но Древний Отец доволен, что после боя с ним, вы ещё полны сил сражаться. — Да, я чувствую, как я восстановилась! — Эсдес, улыбаясь, бросила взгляд на свои руки. — В Мире Ветров в воздухе развеяна мана, она помогает проще творить колдовство, — пояснили слуги Итаквы. — Хм, а почему мой Древний Отец только сейчас появился? — спросила Эсдес, хотя предполагала ответ на этот вопрос. — Древний Отец наблюдал за вами. Он хотел сделать вас сильнее — только сильной вы были ему нужны. Эсдес в этот момент испытала гордость. — Верно, только за силу в первую очередь надо ценить других… — Ваш Древний Отец воспитывал вас, все ваши дела, были совершены с его проведения… Эсдес подумала. Страшная догадка блеснула в уме. — Мой путь начался с того, что моё племя было уничтожено… Это… — Да, и это тоже дело рук Итаквы. Разве вожди других племён могли отказать Итакве? Эсдес не удивилась, но инистый взгляд показал все эмоции, которые только могло вызвать это откровение. — Выходит, он уничтожил мою родину… чтобы я стала сильнее?!. — Именно. — Какова цель Итаквы?! — глаза Эсдес блеснули. — Древний Отец желает, — отвечал единый голос ледяных жрецов, — чтобы кто-нибудь из его детей смог превзойти и отделать его. Потому всех своих детей Шагающий с Ветрами подвергает тяжким испытаниям. Он желает, чтобы они его ненавидели и вели с ним брань до самого конца. Гнев Итаквы не знает берегов, а жестокость его не знает пределов. Лучше трижды умереть, чем появиться на свет одним из его детей. Даже слуги Итаквы этого не скрывали. — Эсдес… — стоящий рядом Тацуми, не мог не проявить сочувствуя. — Что ж, если мой Древний Отец хочет этого!.. Если такова воля Великого Иного, — Эсдес эмоционально схватила свою рапиру, — я покажу ему!.. Лезвие вонзилось в твердь, выпустив вибрацию, которая метров на десять, к камням, расколола её, и разломила там следом валуны. — Эсдес… Кажется, — понял Тацуми, — Итаква, твой отец-демон, он сделал тебя такой, какая ты есть. Тацуми подумал, что Эсдес должна будет… переосмыслить своё поведение. — Мне ничего не остаётся, кроме как принять свою судьбу, Тацуми! — Эсдес энергично повернулась к нему, ещё больше укрепившись в своих воззрениях. — Теперь я должна буду отомстить Итакве за моё племя, за смерть Вождя, которого я считала своим отцом! Месть! — Я понимаю, Эсдес, твои чувства… — Тацуми подумал. Ледяные жрецы продолжали: — Когда-то Итаква правил всей Бореей, а Армандра правила лишь единственным плато, где хранились реликвии, хоть немного ограничивающие власть Владыки Ветров. Он попустил мятеж, чтобы было на кого обрушивать свои воинства… Но однажды из моря звёзд, — на небо поднялись взгляды алых глаз жрецов, — явился молодой Чужестранец, которого призвали Юношей Ветров. Хотя он не был из рода Итаквы. Чужестранец бросил вызов Итакве… и победил, сковал его внутри Бореи. — Как ему это удалось? — удивилась Эсдес. — Чужестранец был одним из богов. Не человеком. Но его можно было лишь с виду принять за человека. Его волосы были похожи на морозные облака, кожа — чистый лёд, глаза — алая кровь, но не как у нас… — повествовали жрецы. — Чужестранец оставил Армандре ребёнка, а потом исчез. Армандра и её дочь стали править Бореей. Многие приняли их как новых правителей и богов. Но остались мы, те мудрые, кто знал, что рано или поздно Итаква будет свободен — ведь и в прежние эпохи его запирали здесь. Но Безжалостный Владыка освобождался, и тогда, когда он вновь будет свободен, как сейчас, безбрежный гнев познают те, кто не сохранил верность Жестокому Господу… Итаква вернулся и пока держит гнев на Мир Ветров, он изольёт его… но сперва Он желает отправить вас на бой с Армандрой. Эсдес и Тацуми обменялись взглядами. — В ветрах Бореи достаточно маны, — поторопили жрецы, — потому отправляйте, не нужно томить Итакву… — А что может Армандра? — спросил Тацуми. — Многое: она управляет ветрами, она бросает с небес молнии, она владеет Великой Мыслью, как ей владеем мы, — говорили жрецы, очевидно, разумея свою способность общаться телепатией. — Армандра много чего может и пока только сам Итаква сильнее неё на всей Борее… Но, возможно, сильнее матери — Дочь от Чужестранца: о её силах мы мало знаем. — Хорошо, значит, будем вести разведку боем… Как привычно, Тацуми, — Эсдес на краткий миг ушла в воспоминания и осмысления своей жизни, — ведь я всегда была на острие клинка Империи и никогда не знала, что может ждать в других странах… Чудовища и племена Севера, Страна Пурпура — земля Баалов, Мидия, адские джунгли… Вся жизнь — борьба, а теперь это!.. Крепись, Тацуми! — Эсдес вдруг взяла его за руки, хотя он не почувствовал её касания через массивные тэйгу-перчатки. — Тацуми, я хочу, чтобы ты всегда сопровождал меня по этому пути… — Да-да, куда я ещё денусь, — Тацуми иронично подумал: — «Вот и выбрался я из деревни в люди — сперва Революция, а теперь — это!» — Если вы готовы, то бьякхи отнесут вас к Армандре, — под такие слова жрецов, к ним опустились летающие существа, которые ранее держались стороной, и Эсдес с Тацуми как следует вблизи изучили наружность сих страшилищ. Широкие кожаные крылья избороздили фиолетовые, жёлтые, пурпурные линии. Веретенообразное туловище было со вздутой грудью и худое. Шестипалые руки трёхметрового монстра заканчивались нечеловеческой структурой ладони: у него как бы было два больших пальца с длинными чуть изогнутыми когтями. Ноги завершались не стопами, а чем-то вроде присосок от которых отходило по четыре трубковидных пальца. Кожа желтоватых, серых, красных, фиолетовых оттенков казалась отмирающей и обвисшей — как у истлевающего трупа. Но более всего в глаза бросалась голова на костлявой шее. Она формой более напоминала муравьиную. Торчали усики-антенны, чернели низко посаженные крупные глаза насекомого, присутствовали угрожающие жвала. И вместе с ними имелся нос или же второй рот, выглядящей больше как клюв или хобот, который служил верхней частью органа, больше похожего на рот крота или землеройки. — Как вы сказали они называются? Бьякхи? Они разумны? — поинтересовалась Эсдес. — Да, они разумны. Бьякхи — межзвёздный народ Хастура, прародителя Итаквы. На своих крыльях они бороздят в эфире бездны меж мирами, и, так как Итаква наследует от Хастура власть над эфирными ветрами, бьякхи повинуются Итакве, — изложил ледяной жрец. Когда они взошли на высоту, то поднялось и Солнце, освещая три луны, ныне бегущие от него за горизонт; мягкий свет был пролит на холодные предгорья, где собралось воинство Итаквы. — Армандра добра, в отличие от Итаквы, потому не убивает тех, кто ей враг. Она сослала всех нас сюда, куда также изгоняют впредь преступников, — поясняли ледяные жрецы. — Здесь собрались те, кто верен Итакве по зову крови или из страха. Кроме белых ходоков и белых полуобезьян-полумедведей, кроме бьякхов, здесь на глазах попадались даже обычные люди, все мрачного вида, но в белых одеждах. Здесь ветра обдували нежить — восставшие из мёртвых воины в облачении — драугры; мохнатые великаны-ëтуны, белые и бурые йети. Больше всего привлекали внимание, конечно, тёмные и бесформенные шогготы, также бывшие то тут, то там, и ещё одни чудовища, которых ни Эсдес, ни Тацуми ранее не видели. Они были даже крупнее шогготов. Эти создания походили то ли на червей, то ли на миног — каждый из них в толщину составлял не меньше девяти метров — начиная от слизистой тупой головы со сложным ртом — круглым и зубастым, с многочисленными придатками. Один такой, как бы зевая, отверз утробу, и в ней появились внутренние рты с ещё более длинными придатками, вырвавшимися наружу. Их обтекаемые головы придавали им сходство с рыбьими, сверху громоздилось специфическое утолщение в виде двух больших серых полушарий очень грубого покрова, предавая непристойное сходство с мужским фаллосом. Внизу под ртом можно было разглядеть нечто вроде редуцированных плавников. Холодящий пар при этом восходил над этими монстрами — и те, в чьих жилах строилась тёплая кровь, особенно сторонились этих длинных и толстых выползней. — Они называются «йлидхим», «великие холодные», они дети и слуги Рлим-Шайкорта — одного из Древних, он порождение Афум-Заха и Шудде-Мьелла. Они предпочитают родственников, потому обитают здесь и служат Итакве. Йлидхим превосходили по размерам Белого кита. Эсдес чувствовала, что эти черви-громадины с фаллосами на голове — наделены родственными с ней способностями. — Вы можете разделить с нами нашу суровую пищу перед тем, как отправиться, — вдруг предложили ледяные жрецы. — Не бойтесь отравиться: Итаква приспособил вас к Миру Ветров. Тацуми вызвал разряд с рук, чтобы зажечь костёр. Ледяные жрецы и белые ходоки держались всякого огня, а вот привычные живые обитатели холодной земли не стеснялись жечь костры. Они в качестве хвороста использовали некие светлые и голубые растения, которые спокойно росли тут — прямо на скалах, выходя из снега — они вились на камнях и на сотни метров восходили по склонам. Ледяной жрец пояснил, что Итаква сотворил эти травы, чтобы они не мëрли с голоду. Местные пепел от костров смешивали с фекалиями некоторых обитателей этих земель, чтобы делать из этого удобрение для роста новых растений. — Что это? — Эсдес понравилось мясо, которое ей дали. — Это шантак. Ледяной жрец указал на очень крупное существо с крыльями, оно пока находилось далеко, и его плохо рассмотрели. Тацуми сидел голой задницей на камне, но не жаловался — его магией раздутые мускулы, кажется, не замечали этого. Он не мог ничего толком придумать, голова не варила — одно только он мог сказать, но не в слух: — «Я перейду на сторону этой Армандры. Лучше умереть в борьбе, чем надеяться на милость этого Итаквы!» Один из ледяных жрецов, либо все они, уловив такие мысли, честно сказали прямым текстом: — Можешь уповать на что угодно, но не надейся на того, чего нет [1]. Когда они собрались в путь, к ним приблизилась одна из тех тварей, чьё мясо они сейчас съели. По размерам она превосходила слона и напоминала дракона, но в то же время общее сложение в чём-то перекликалось с лошадью. Серобуромалиновая шкура чужеродных оттенков, вытянутая шея, сужающаяся морда, формой похожая скорее на клюв, большие слизистые глаза, длинная тёмно-фиолетовая грива, когтистые конечности — всё это сочеталось во внешности шантака. Тацуми и Эсдес заняли чудовище и взялись за его гриву. Повинуясь порыву ветра, шантак и множество бьякхов поднялись в небо — Белый кит последовал за ними. — Эсдес, — Тацуми открыто обратился к ней, когда ледяные жрецы остались позади, — я не хочу сражаться с этой Армандрой! — Посмотрим по ситуации. Если она знает кого-то, кто побеждал Итакву, возможно, разумно заключить с ней союз, — не стала спорить Эсдес. — Но почему Итаква этого не предвидел? — Тацуми сам понимал, что его вопрос звучит глупо. — Наверное — предвидел. Его тут нет, он куда-то смылся… — Эсдес осмотрела окрестности с высоты полёта чудовищ. Там простирались целые джунгли разнообразных «зимних» растений, совершенно не похожих на те, которые росли в родной тайге. Монстры летели очень быстро, вокруг них самым странным образом закручивался ветер, он очень громко выл и свистел, и вскоре Тацуми и Эсдес поняли — в некотором роде он был живым или вёл себя как живой. Кожаные крылья шантака и бьякхов очень специфически с ним взаимодействовали, да и вообще имели странноватую форму по сравнению с привычными рукокрылыми. — Итаква ведёт свою игру. Но, как я говорила, Тацуми, я намерена мстить ему при любом раскладе! Он сделал всё, чтобы стать мне врагом, я не буду огорчать его! — Тут я с тобой в деле! — Почему, Тацуми? — вдруг спросила Эсдес. — Ты меня любишь? — Скорее я не люблю Итакву! Хочу бороться со злом! — Тацуми не стал скрывать. — О, Тацуми! — рассмеялась Эсдес, их голоса странным эхом разносил свист ветра. — Но ладно! Главное — мы вместе! Они ещё обо всяком поговорили. Наконец впереди появились иные земли, которых они достигли, очевидно, благодаря ветру, очень быстро. Долины тут покрывали уже привычные растения зелёных цветов — рощи, дубравы, поля и даже степи. Иногда на глаз попадались местные животные — стадами, крупные травоядные вкушали пищу. Иногда встречались и городки, которые они не успевали толком рассмотреть, как пролетели уж вдаль, открытую впереди. Наконец они достигли некого плато, где их встретили противные и мощные порывы встречного ветра. — Духи неба сражаются, — поняла Эсдес, улавливая, как воздушные потоки яростно сходятся друг с другом. — Они назвали Армандру — Жрицей Плато, — вспомнил Тацуми, — наверное, это — первая линия обороны! Белый кит выпустил свой туман, которые вобрал в себя встречный ветер, и там он стих. Похоже, духи-хранители Плато исчезли, будучи уничтожены этим существом. Как же им его победить? Эсдес особенно по-злому поглядела на Кита: — Тацуми, надо убить эту рыбину до того, как она пукнет этой дрянью! Она и Тацуми даже засмеялись сейчас, но быстро смолкли, когда шантак стал сходить. Белый кит вдруг… размножился, он сформировал вокруг себя тонкую ауру, после чего раскидал её, эта аура уплотнилась… и стала копией — теперь сразу дюжина Белых китов наступала на Плато Армандры! — Так, надо запомнить настоящего, — Эсдес вертела головой. — Я запомню, — Тацуми помогло то, что двойники пошли вперёд, а сам оригинал держался поодаль. Внизу простирались улицы, дома и строения из камня, все они были низкими — тут росло очень мало деревьев, но довольно много кустов и трав. Город был развит, там вместе с людьми на глаза часто попадались животные вроде медведей. Шантак приземлился, встал на каменную кладку — вокруг разбегались случайные свидетели. — Так, нам нужна Армандра! — Эсдес решительно спрыгнула с шантака. Как только и Тацуми с него слез, монстр поспешил убраться. Бьякхи тоже отлетели. А вот кто приближался — так это копии Белого кита. Они вызвали панику по всему городу. Шантак опустил их не куда-нибудь, а у обширного склона, он принадлежал к возвышенности, восходившей над более гладким рельефом плато. Тут прямо в породе, похоже — за века, а то и за тысячелетия — вырубили множество очень гладких каменных ходов. Из этого муравейника выбегали люди — мужчины, женщины и дети, чтобы бросить взгляд на небо и ужаснуться. Эсдес и Тацуми пока стояли, осматривая всё это. Последний, разумеется, больше беспокоился об атаке Китов, как бы он или они не пережрали местных. И вот, прямо из каменного прихода, к ним выпрыгнула особа, сочетающая бледность и яркие-рыжие цвета — она бросилась в глаза, а то, что произошло далее, не оставило сомнений, кто это. Яркая вспышка алым — пламенные змеи быстро протянулись в небо, огрели плетью ближайших Китов, отчего призраки быстро распались в белый туман, следом просто исчезнувший. — Пошли, скажем ей — что это нечто вроде иллюзии! — вознамерилась Эсдес. — А ты уверена, что она нас поймёт?! — Ледяной жрец говорил, она тоже умеет общаться мыслью! Тацуми и Эсдес быстро очутились перед девушкой. — Ты — Армандра?! — Да! А кто вы?! — спросила она, говоря на языке, который они раньше не знали, но при этом понимали смысл её слов. — Я — Эсдес, а — это Тацуми! Итаква свободен, если ты об этом не знаешь. Я — твоя сестра по отцу! Итаква хочет, чтобы я убила тебя, но я хочу, чтобы мы объединились против него! Понимаешь?! — Да, понимаю! — голос Армандры был толков и отважен. — Хорошо, слушай дальше: Итаква послал за нами этого Белого кита, чтобы он атаковал нас в спину, если мы не будем с тобой сражаться! — Он изначально был один, — указал Тацуми, — настоящий — вот тот, там, а эти — похоже, больше наваждения… они только отвлекают! Пока Тацуми говорил и указывал пальцем, в небо вырвалась ещё одна особа. Окутанная блеклым ореолом, она столкнулась с двойником, развоплотила его. Пока это происходило, настоящий Кит хищно поплыл к ней. — Осторожно! Его дыхание уничтожает буквально всё, с чем касается! Даже атаки! — испугался Тацуми — испугался за жизнь дочери Армандры. Последняя в это время, кажется, немного успокоилась. — Ты не знаешь мою Седну… Седна в небе встретилась с Белым китом — монстр разинул свою неимоверно хтоническую пасть, способную, наверное, за раз проглотить полсотню человек. Девушка залетела туда… перед ней возник прозрачный янтарный многогранник, как щит, этот барьер на скорости столкнулся с дном нижней челюсти Кита — мелькнул он зримо только на мгновение. Брызнула алая кровь, Кит срочно взял вверх — вся его нижняя челюсть, а также начало брюха — они просто оказалась оторваны от остальной туши! Получив такую травму, Кит полетел вверх, обильно проливая кровь. Седна, быстро скользнув вниз, окутала аурой ту часть гиганта, которая обещала упасть на город. И закинула её так далеко, что она исчезла в небе! А потом сама Седна метнулась к противнику — она столкнулась с ним, раз — появилась череда янтарных барьеров-многогранников, они откинули Кита со всем его белым туманом в небо. Он его выпустил так обильно, как никогда не выпускал, наверное, раньше — но это не помогло: барьеры пробили облако и развеяли его. Потом все увидели, как далеко в синее небо оказалась закинута эта рыбёшка. Её кровь ещё долетала до земли. Седна же рванула ему вслед, они встретились у края диска последней луны, которая осталась на небосводе. И на таком фоне отчётливо разогрелся пламенный крест — это был, кажется, взрыв. И Седна вернулась, очень быстро вернулась, и держа над собой, парящий в окружении тонкой ауры, рог монстра — отломанный от него. Когда полыхнул крестообразный взрыв, все клоны Кита развеялись. — Ха! На всякую рыбку — будет рыбка покрупнее! — очень довольно оценила Эсдес такой исход. — Их бой длился мгновения! — Тацуми обернулся к Армандре. — Седна — ваша дочь от Чужестранца, который победил Итакву? — Да. Седна приземлилась перед ними, рог в десятки метров висел в воздухе почти рядом. — Как-то слишком быстро оно закончилось… неужели Итаква не знал, что Седна так сильна? — удивлялся Тацуми. — Скорее всего, — решила Эсдес, — Итаква так и планировал… Я думаю, мы ещё узнаем, в чём его план. — Мама, можно я оставлю этот трофей?! — весело обратилась Седна к Армандре. — Надо бы убедиться, что он не ядовит, — настороженно отнеслась к этому мудрая Армандра. — Кто знает, что может прислать Итаква! Тацуми внимательно изучил внешность Седны. Мягкая, нежная и тонкая кожа отличалась привлекательной белизной. Радужки очей уподоблялись рубину; светло-пепельные волосы, казавшиеся хлопковыми, в такт пышной чëлки, возвышались по бокам в виде густых косичек. Носила эта небесная красавица-альбиноска жакет из светлого меха, вероятно — из известного северного зверька; он оголял руки и достигал таза и закрывал его, но ниже полностью открывал отличные бëдра. Ноги спускались голыми почти до самых щиколоток, скрытых далее уже в обувь из того же материала. И хотя торс полностью облачался белым мехом, не требовалось много внимания, дабы увидеть то, как весьма тонкая ткань покрывает от прямого взгляда отличнейшие формы. Красота Армандры и Седны, то, как мать и дочь изучал Тацуми, не могло не напрячь Эсдес. Она стрельнула взглядом на член Тацуми, благо, его ничего не скрывало — фаллос чуть налился кровью. Огня добавляло ещё и то, что Армандра сама, похоже, выскочила, едва ли не в чём мать родила — её голые ноги, частично видная правая грудь, это вызвало у Тацуми до боли естественную мужскую реакцию. Проследив за взглядом друг друга, а то и за мыслями, четверо предприняли действие: Армандра закрыла свою грудь. — У вас не принято так ходить? Простите, — Тацуми повёл руками перед членом. — Я в бою потерял одежду. — Ничего, я выдам тебе новую, — пообещала Армандра. — Давайте поговорим, что там да как. Они оказались в апартаментах Армандры — прямо в породе тянулись сети подземных путей и комнат, в одной из которых и жила Армандра. — То, что вас забрали из родного мира, это обычное, — сказала она, — все, кто населяет Мир Ветров — были взяты откуда-то из других миров, либо это их потомки. Итаква создал этот мир, чтобы ему было не столь одиноко. — Тогда они должны звать меня не Седна, а Табуко! — вдруг сказала её дочка. — Да, у неё два имени, потому что у её отца было два имени. Одно людское, другое божественное, — сказала Армандра. — Мы решили, что чужаки будут звать её как богиню. — Хорошо, Седна, Табуко, мне без разницы, — сказала Эсдес. — А как звали её отца? — поинтересовался Тацуми. — Нагиса Каору — как человека, и Табрис — как бога. — Я никогда о нём не слышал. — Я тоже. — Что ж, он должен быть известен в родном мире. Впрочем, возможно, вы из другого мира. Итаква может взять вас откуда угодно, — не удивилась Армандра. — Миры — это острова в морях звёзд, и таких морей много, не только островов. — Ваш муж оставил вас? — спросила об этом Эсдес. — Да, он должен был идти дальше… Борея — не его родной мир, он попал сюда случайно, — сказала Армандра. — Должно быть… ему было жаль оставлять тебя. Ты очень красива, — Эсдес то и дело бросала взгляд на лицо Тацуми — сейчас он смотрел на Армандру. Красно-рыжие, как пламя, волосы, зелёные, как воды глубоких полярных морей Земли, глаза и кожа, белая и гладкая, как лучший мрамор из каменоломни, какая может существовать лишь в сновидении — таким было лицо Армандры. Эсдес боялась, что Тацуми западёт на Деву Ветров. — Нет, Каору-Табрис из тех мужчин, которые бегут девичьего лона, — лицо Армандра посетила ироничная ухмылка, довольно злая. — Он оставил меня потому, что у него в Материнском мире уже был возлюбленный! Просто, чтобы я не была одинока, он оставил мне дочь. Ведь для всех — я богиня, никто не равен мне… А это угнетает. Тем более я — дочь чудовища, против которого в незапамятные времена восстали люди Плато. — О как. Он победил Итакву… его дочь, она может это сделать? — Эсдес взглянула на Седну. — Потому что я победить его не смогла, — призналась Эсдес. — Ни я, ни мои воины не смогли даже ранить нашего общего папашу. При этом у нас было тэйгу на вооружении. Эсдес кратко объяснила, что это такое, также пролив свет на вопрос, во что это такое одет наполовину Тацуми. Сейчас, к слову, ему выдали ткань, которую он повязал вокруг срама. — Тэйгу — это священное оружие, созданное из разных опасных созданий, оно позволяет овладеть их силами и способностями. Мой тэйгу, — Эсдес коснулась татуировки, бывшей на груди, — в моей крови, он позволяет мне владеть силами холода. А тэйгу Тацуми — Адрамелех — это вот эти перчатки. — Они дают мне возможность летать и стрелять молниями, — пояснил Тацуми. — А ещё повелевать грозами. — Я и Тацуми — воины Великой Тысячелетней Империи — нашу Столицу атаковали какие-то твари, мы бились с ними, пока не заявился этот Итаква… Он победил нас, пусть хоть я сражалась с ним до конца… И он забрал нас сюда. — Весьма похвально, что вы с ним именно сражались, — оценила Армандра. — Я не знаю, какой силой обладает ваше тэйгу, но только оружие, созданное богами, способно ранить Итакву. Такие, как наши Святые звёзды. Она указала на каменные кривые пятиконечные реликвии, у которых внутри находились пылающие ромбовидные глаза; эти артефакты были тут всюду, в стенах, в потолке, их носили некоторые жители. — Я знаю, у меня раньше была такая реликвия, но Итаква забрал её, — поведал Тацуми. — Я ничего не знаю о таких реликвиях, — сказала Эсдес. — Старшие Боги прокляли род своих врагов, это их Знаки. Все, кто происходит от племени Итаквы, — Армандра указала на себя и на Эсдес, — обречены терпеть боль от Знаков, они — преграда. Исключение — я сама: с рождения эти Знаки вредили мне, но Каору избавил меня от этого проклятия. По понятным причинам, Седна также свободна от него. — Да, теперь я понимаю, почему ты спокойно носишь реликвию, — сказал Тацуми. — Эсдес не могла прикоснуться к такой же реликвии из моей деревни. — О каких Старших Богах ты говоришь? — спросила Эсдес у Армандры. — В самом начале времён, насколько мне известно, два племени богов сошлись в бою. Это была Война на Небесах. Итаква был тем, кого заперли и сковали этими реликвиями. Они были на этом Плато в изобилии, — рассказывала Армандра. — Но Итаква смог вырваться. Его нельзя окончательно убить, даже Старшие Боги, как говорят, не смогли это сделать. — Значит, надо его снова запереть внутри самого этого мира, — сказала Эсдес. — Или мы погибнем, или сделаем это! — Да, надо… — Армандра очень неприятно и глубоко задумалась. Сюда то и дело заглядывала её свита. — Я должна буду поговорить с Советом старейшин. Армандра встала с места. — Вы пока можете побыть здесь. Моя дочь поможет вам, если что. — Да, мама! — улыбнулась девчушка-альбиноска с косичками. — Я бы предпочла немного поспать, — зевнула тут Эсдес. — Вообще, я чувствую, что довольно неплохо выспалась, когда Итаква меня вырубил. — Если ты хочешь, чтобы я ушла, — смекнула Седна-Табуко, — то я не против! — Да, можешь оставить нас одних. — Спасибо, Табуко. Вы очень любезны к нам, — поблагодарил от души Тацуми. — О, мы всегда добры к чужакам! — широко улыбнулась Табуко, при этом очень внимательно смотря на Тацуми своими искрящимися глазами. Она выглядела какой-то слишком радостной, несмотря на возвращение Итаквы. Впрочем, это легко объяснялось тем, что Табуко родилась после свержения деда, потому не увидела своими глазами его тиранию. — Думаю, они будут решать вопрос о доверии к нам, — Эсдес подумала. — Ну, для них мы не очень опасны, — заметил Тацуми. — Они сильнее нас. — Потому — мы в их власти. Нет ничего первее силы, Тацуми, — Эсдес приблизилась к своему избраннику. Игнорируя то, что он не выглядит хоть сколько-то заинтересовано, Эсдес начала раскрывать ткани, которые скрывали таз Тацуми. Тот ничего по этому поводу не сказал — пусть делает, если хочет. — Как жаль! — потянула руки Табуко, идя по коридору вместе со своей матерью. — Они не из мира моего отца и ничего не знают про него! — Могу ли я доверять им? — задалась вопросом Армандра. — При этом об освобождении Итаквы я знаю только с их слов. Сбрось он цепи, разве не обрушил бы он первым делом свой гнев на всю Борею? — Может быть Итаква боится меня, мам, а? — немного наивно сказала Табуко. — Даже твой отец не мог просто так его победить… Но это возможно, возможно, Итаква опасается тебя. Это в его духе — использовать других и наблюдать в стороне, ожидая момента… Если Эсдес и Тацуми говорят правду, то у Итаквы точно есть какой-то план. Но мог ли он заслать Тацуми и Эсдес нам в ловушку?.. Я пока не вижу, зачем бы это ему понадобилось. Но они говорят искренне, во всяком случае Итаква знает, что я могу их ментально изнасиловать… потому он не стал бы засылать тех, кто осознанно бы ему служил. С такими рассуждениями, Армандра вышла к Совету старейшин. *** Держась за руки, Каору и Синдзи вошли в комнату. Первый снял футболку, явил рельеф груди, второй — снял майку, представив свой поджарый торс. Оба возлюбленных носили очень тонкие и сексуальные, короткие шортики, которые не стал бы даже трогать ни один гетеросексуальный мужчина — и сейчас откинули их куда подальше, обнажая аппетитные ягодицы и фаллосы, в чьи вены возбуждение вливало кровь. Альбинос и его супруг любовно и алчуще ласок поглядели в глаза друг другу. Обнялись, слились губами, очень плотно и страстно засосались, руки пустились захватывать и гладить. Мужчины стремились познать друг друга, проникнуться жаждой вожделения, целиком отдаваясь влекущему порыву любви. Две пары босых ног — бледная и обычная, прошли по паркету к ложу — два супруга свободно протянулись на покрывале. Синдзи решил взять инициативу — он водил языком по соскам Каору, гладил длинную белую шею, отпускал руки к члену, освобождал там красивую розовую головку из плена крайней плоти. Каору в ответ брал руками член самого Синдзи, поглощал его полностью ртом. Оба супруга вскоре на первом этапе довели свои страсти до того, дабы взаимно сосать друг у друга. Синдзи чувствовал солёные капли предсемени из уретры мужа, потому их вкус ещё больше разжигал желание и энергию отсасывать дальше. Каору, смочив слюной и смазкой пальцы, сунул один в анус Синдзи, дабы массировать это самое нежное место своего возлюбленного. Синдзи очень хорошо почувствовал это — и ответил тем же. Каждый хотел доставать друг другу большее удовольствие, каждый до потери чувств любил иного, их любовь постоянно двигала ими, чтобы думать не о собственном удовольствии, а о наслаждении красивого и доброго супруга. Наконец это соревнование закончилось тем, что Каору взял на себя решительность и воссел. Сперва попой к лицу Синдзи, дабы предоставить анус для предварительного ублажения языком. Синдзи смочил губы, взялся за это дело без излишнего волнения и без капли брезгливости. Ибо он настолько любил Каору, что был готов лобызать этот зад даже, если бы его всё покрывало дерьмо. Но зад Каору был чист, как попка только что помытого младенца. Очень приятная кожа, язык Синдзи водился по отверстию, потом входил туда до упора. Каору в это время уделил ответные ласки члену Синдзи, он намазывал торчащий фаллос руками, не жалея для него смазки. Каору под конец с помощью того же лубриканта увлажнил себе задний проход, сел анусом на головку Синдзи. Свободная пещерка опытного гея легко вобрала в себя небольшой фаллос возлюбленного. Супруги настолько хорошо научились делить друг с другом постель, что совершенно не нуждались в вербальном общении — им без него было всё понятно, потому красавцы отдавались любви без единого лишнего слова, по глазам и тому, как плоть чувствовала плоть, парни понимали, чего жаждут друг от друга — словом, стали одним, столь плотно слили их страсти. Каору пустился очень живо отдаваться своим отверстием, как первоклассная шлюха и не было ему равных в сладострастии. Обнажая белизну улыбки, Каору очень быстро хлопал ягодицами, когда соприкасался ими с тазом и бёдрами Синдзи — член последнего показывался и пропадал там. Что же касается самого ствола бравого ковбоя, то альбинос сам рукой дрочил его себе. Синдзи только лежал и ничего не делал, он получал удовольствие и созерцал красоту, которую не видели ни Содом, ни Гивы [2]. — О-а-ах! — Каору в один момент издал очень страстный стон, когда совершал всё это и член его торчал, натираемый рукой. Синдзи, как мог, помогал ответными движениями. Возлюбленные, однако, совершили следующее перемещение — Синдзи сел на постели, поставив подошвы на пол, добавил смазки; Каору приземлился ему на бëдра, простирая свои ноги вперёд за спину мужа — перед этим сладострастники быстро слились ртами; и хотя этот поцелуй был быстро разорван, жар от влажного языка иного, как следует прочувствовал каждый. Фаллос Синдзи вновь отсыскал пристанище, заключившее его в горячую тесноту и многочисленные движения, каждое из которых высекало собственную искру удовольствия, ублажало целым фонтаном таких красок. Неутомимый Каору прямо вздымал свой рельефный белый торс, противопоставляя его поджарой груди Синдзи — таково было торжество его похоти. О, какая страсть охватила возлюбленных! Румянец проступил не только на щеках Синдзи, но и под глазами у Каору, будучи хорошо виден на бледной коже. Член Синдзи, привычного цвета, очень хорошо входил мощным, налитым кровью стволом в анус Каору, меж пары его бледных шаров и позади напряжëнных яиц. Рука Синдзи ныне мастурбировала ему такой же, яро торчащий пенис. Каору ничего специально не совершал для удовлетворения Синдзи и ныне изведовал только удовольствие, больше разгоняясь благодаря бёдрам мужа. Ангел теперь стал женой. Очевидно, они оба гнали к своей цели, к извержению, вот куда устремились конь и его мальчик. Кто первый извергнет молодое, белое семя? Шли минуты в страшном напряжении, когда парни ни на миг не замирали и не переводили духу, всё предаваясь скачке за оргазмом и покрываясь каплями пота. И вот настал момент истины — первым кончил… Синдзи! Сейчас без стонов, достаточно спокойно мальчик залил нутро возлюбленного своим семенем — отправил сперму в жаркие потроха страстного гея, что, разумеется, доставило кончившему огромное удовольствие. Синдзи балдел с умиротворённым, но тактикчным выражением, когда сперма плескалась в потроха мужа. Каору в свою очередь, под хлюпающие звуки, продолжал скачку — и только через некоторое время уже теперь его белая сперма, предельно свежая, брызгами полетела порция за порцией — рука Синдзи очень живо сжимала бледный фаллос и водила по нему пальцами, особенно уделяя внимание уздечке и головке — и вот к чему это привело. Каору тоже обошёлся без громких стонов, его светлая сперма выпала на руку мужа, но одна — первая — капля улетела аж на сосок, в тот момент, когда альбинос, в экстазе, коснулся губы языком, тем самым явив глазам Синдзи очень пошлое выражение. Супруги вновь поцеловались, на сей раз в порыве остаточной страсти, подробно распробовав языки друг друга. Парни свободно откинулись на кровати. — Думаю, можно проглотить дозволенную дозу, — Синдзи встал и вернулся на кровати с горящей сигаретой марихуаны. Он так балдел, предоставляя отдых яйцам, которые наполняла приятная усталость. Каору положил руки за голову и с улыбкой наблюдал за тем, как Синдзи выпускает в потолок струю дыма. Каору коварно ухмыльнулся и бросил взгляд на потолок, отчего сработала система пожаротушения — гасящий огонь, специальный пар, полился струями на наших нагих парней. — К-каору! — вскочил Синдзи, весь потому в большой степени покрываясь осадком от вещества. Муж засмеялся: — Прости, не мог удержаться! — Каору вытянул руку и в ней с сконцентрировалось это вещество, собравшись в снежинку. Каору весело бросил её в Синдзи. — Ха-ха, Каору! — наркоман кривился от хохота и холода, обдавшего кожу. Каору же лежал на боку и счастливо взирал на него. Синдзи, сжимая в зубах погасшую сигарету, сел на кровать. Он подержал её между пальцами, зажимая с помощью магии — фиолетовый оттенок отразился в очах японца, сигарета вновь пошла струйкой дыма. Синдзи затянулся, поднял голову и протянул ноги, руки. Каору спокойно наблюдал за его спиной. Синдзи переместился ближе к самому дорогому на свете человеку, снова лёг подле него, будучи как можно ближе. — Может тебя ещё раз трахнуть? — предложил Синдзи, когда счастье марихуаны подействовало, заставляя курящего юношу улыбаться. — А ты можешь? Ты хочешь, мой сладкий? — Вполне. Каору поинтересовался, как бы Синдзи хотел это сделать — курящий супруг предложил любимому лечь на живот. Член активного содомита вскоре вновь вступил в анальный проход Ангела. Этот великолепный зад, с которым не мог сравниться ни один иной зад в мире, влил в фаллос достаточные силы, дабы этот кол можно было бы воткнуть в дырку. Сжимая в зубах сигарету, Синдзи приступил к толчкам. Он получал удовольствие от двух процессов сразу — от курения марихуаны и от движений внутри прямой кишки Каору. Актив смотрел на протянутую спину любимого, который сейчас лежал и обнимал руками подушку, белокожий красавец утыкался в неё лицом. Дальше Синдзи потребовалось приложить большие силы — к счастью, на Каору у него стояло лучше, чем на кого-либо ещё. То, что не сработало тогда с Аской и Мари, могло сработать с ним — в конце концов парни приятнее девочек. Наш мужеложец вытащил почти выкуренную сигарету, чтобы более ни на что не отвлекаться. Синдзи долго трудился, пыхтел, обливался потом и стонал над этой задницей, ругался и обзывал Каору грязной бранью, шлёпал и особенно часто повторял слово «шлюха» в отношении того, чей зад он столь яро брал — покуда наконец у пилота Евы-01 не случился даже отчасти болезненный, но всё равно чертовски приятный оргазм. Краска покрыла лицо и поджарый торс Синдзи, Каору всё утыкался в подушку — так гей принял второй разряд от бисексуала, включавший в себя всего несколько капель. После него Синдзи просто рухнул на постель рядом, даже не вспомнив про недокуренную марихуану. Каору наконец оторвал голову от той подушку, которую пассив обнимал во время акта, и нежно поцеловал в губы своего мужа, выбившегося из сил на ниве исполнения своего супружеского долга. Член Синдзи быстро сник вслед извлечению из задницы. Дорогие мужья так полежали какое-то время — Каору привычно тепло улыбался с ясным, любящим взором, вид его возлюбленного более являл приятную усталость и удовлетворение, они вскоре сменились сонливостью. Двум страшно любящим сердцам не хотелось говорить о предстоящей разлуке. Так, от пребывания в абсолютном покое, Синдзи стал засыпать. Каору, видя это, вскоре оторвался от постели и покинул возлюбленного — оставшегося на кровати, только раз посмотрел вслед… С собранным видом Каору вышел из душа. Обтёр полотенцем свою рельефную фигуру. Рядом был Кирби, на котором, к слову тоже не наблюдалось никакой одежды. Брюнет с длинными волосами мрачно сжимал руки на груди. Чёрная чёлка закрывала один глаз, второй смотрел очень напряжённо и мрачно. Каору, заметив что-то необычное, посмотрел на лицо Кирби. Тот обнажил зубы в ответил на немой вопрос, словно бы в напряжении — и тогда под алый всполох волосы всколыхнулись — прямо из глазницы потянулась чёрная эктоплазма! Она заканчивалась, или, вернее начиналась, с яростно скалящих свои зубы ликов, похожих на лики Итаквы или его детей, только с ярко выраженными челюстями. Все они словно что-то цедили сквозь ряды зубов в адрес лица Каору — самого ненавистонго из врагов Итаквы. Конечно это полилась речь из языка Древних — губы Кирби повторяли это: Иа! Иа! Итакуа! Итакуа! Аи! Аи! Итакуа! Се-фиак вульг-т’ухм Итакуа фхтагн Угх! Иа! Иа! Аи! Аи! Каору, вытирая волосы, немного удивился, слушая это; струя жуткой субстанции почти добралась до него — но тут Кирби её резко втянул, закрыл рукой, которая наполовину стала демонической, прямо как остальные тело. Когти теперь выступили на руках и ногах. — Моя ненависть к Итакве так бурлит! Кипит! Он точно свободен! — выпалил обнажённый брюнет, сползая по стене на пол. Вены разительно проступили на его коже. — Ясно, — Каору откинул полотенце, решительно отсутпил от друга и раскрыл шкаф, где висел плащ, который он всегда брал на удачу… *** Эсдес тоже времени зря не теряла и сбросила с себя свою драную униформу — Тацуми снова увидел в первозданной наготе её бледные формы, большие груди и атлетическое тело, хранящее в себя великолепие женственности. Только соски были несколько темноваты, словно обмороженные губы, они тем самым броско выделяли мячики грудей. Тацуми не двигался, он просто наблюдал за её действиями. Эсдес активно гладила ему пах, благодаря чему восстал фаллос. — Тацуми, у тебя теперь раз в три больше! У-у, какой он отличный! Эсдес стала рукой доводить его до конца, и у Тацуми орган окончательно затвердел. Когда это случилось, Эсдес немного потрогала там у себя, после чего воссела — член проник ей в лоно, тем самым заставив её ещё пуще восхититься размером. — О, Тацуми! — наш герой почувствовал, как там обильно потекло, выступило много жидкости. Эсдес возбудилась до предела почти сразу. И стала быстро скакать наездницей. Она прерывалась только, чтобы рот в рот сосаться с Тацуми. Он только отвечал поначалу, потом стал немного помогать тазом и бёдрами, но по большей части позволял Эсдес действовать. — О, Тацуми, пожалуйста, будь всегда таким! Как мне хорошо! Как мне хорошо! Она не замечала, что от Тацуми почти нет никакой отдачи. Потому он даже извергся вслед тому, как дикий оргазм охватил её саму. Тацуми испытал удовольствие, но такое, как если бы он трахал овцу. Чисто физиологическое, без капли более высоких чувств. — О, Тацуми! Ты меня заполнил! Как теперь много хранят семени твои яйца?! — Эсдес приподнялась — светлая сперма выпала из вагины, потекла по огромному фаллосу Тацуми. — О-ух! Давай ещё, Тацуми! Эсдес теперь повернулась к нему тылом, вытянула торс и захотела, чтобы он её отымел. Тацуми пришлось взяться и за это — благо в таком физическом состоянии он, кажется, мог кончать, не вынимая. — Ох, Тацуми! Ох, Тацуми! Её груди аж тряслись, когда Тацуми её трахал, стоя позади. Он чувствовал, как активно там выделяется внутри жидкость, да с прошлого раза хлюпает его семя. По итогам Тацуми сжал зубы, издал несколько звуков, включая ругательств. — Бля, сука! Блядь! — Да-да! Ругайся, Тацуми! Ругайся, Тацуми! Эсдес успела издать больше звуков, стонов и брани перед тем, как Тацуми извергся и заполнил её вагину. Она кончила через несколько минут после этого, будучи особенно возбуждена от того, что её залили. Она бы и дальше продолжала, но Тацуми это надоело, потому он попросил отдых. — О-ох, Тацуми! — Эсдес растянулась в ванной — она представляла собой вырубленную нишу, куда вода подавалась из подземных источников. — Как хорошо ты меня отжарил! Я прямо вся растаяла! Эсдес провокационно вытягивала ноги, прямо-таки сверкая своей бледной наготой, как горный снег на солнце. — Я пойду погуляю по окрестностям, — Тацуми запеленал свой срам и босыми ногами зашлёпал по полу. Эсдес осталась отдыхать одна. — Вы решили, что будете делать? — поинтересовался Тацуми у Табуко. — Мама ещё обсуждает со старшинами! — девица с косичками показалась Тацуми немного беззаботной. Сам он смотрел на её ноги, открытые из-под верхней одежды и уходящие в меховую обувь. — Тебе не жарко? — Мне — нет. Я не знаю, что это такое. Тацуми взглянул на медведей, которые купаются в обширной нише с водой. За ними наблюдали люди, потом один из них подходил, пристально смотрел на зверя, обращался к нему — медведь делал то, что ему говорят. — Вы умеете говорить с животными? — Да. А вы — нет? — Нет… — Да, я помню… В материнских мирах люди не умеют говорить с животными, — Табуко вытянула это из памяти. Тацуми заметил целый деревянный корабль, стоящий на подобии огромных саней. Когда он спросил что это, Табуко ответила: — Когда Итаква правил Бореей, тут везде, где сейчас трава, были снег и лёд, потому мы ездили на огромных кораблях-санях по Плато. Мы запрягали в них огромных медведей. — Тогда тут всегда был холод, когда Итаква правил всем здесь? Должно быть, трудно вам жилось. — Трудно… Не похоже, впрочем, что собеседница предавала этому какое-то трагическое значение. Тацуми она показалась слишком ребёнком. И поэтому вызвала симпатию: — «Она кажется лучше, чем маньячка Эсдес». Но ему было сейчас не до поисков второй половинки. — Ты любишь Эсдес? — вдруг наивно взглянула ему в лицо Табуко-Седна. — Прямо как мама папу? — Э… если честно… Только не говори никому. Я не особенно… люблю… Эсдес, — Тацуми с долей неуверенности признался. — А почему ты тогда с ней? — искренне удивилась Табуко. — Если ты её не любишь? — Так надо, — Тацуми не мог всё рассказать о себе Табуко. — Хм… А ты можешь прочитать мои мысли? — Обычно мы не читаем мысли, когда говорим с другими. Нам проще понять то, что ты хочешь нам сказать. И мы поймём, даже если не знаем языка. Но влезать в голову сложно. И не принято. Тебе бы это не понравилось? — Я не хотел, чтобы мне читали мысли. Но если бы вы их читали, я бы не сомневался, говорить ли мне всё о себе. — Если ты попал на Борею, то ты не вернёшься назад, — сказала Табуко. — Так говорят… — Потому можно спокойно говорить о себе? — Да, ты как умер для родного мира… — Но я пока подумаю. Табуко не настаивала. Этим она понравилась Тацуми. — Я обсудила дела со Старейшинами, — Армандра встала перед Тацуми, Эсдес и Табуко, — мы решили обратиться за помощью к одному шаману. Его зовут Шончин и он живёт на Нуминосе. Армандра указала на ближайшую из лун. — Я так понимаю, вы можете туда отправиться? — запрокинула голову Эсдес. — Да… Я возьму вас, — решила Армандра. — Хочу, чтобы вы слышали слова Шанчина, как услышу их я. После захода Солнца, когда прошло всего несколько минут, вдруг постепенно стало вновь светлеть — темноту прорезали мерцающие серые полосы — и всё вокруг приняло матовый молочный оттенок. Тацуми не удивился, если бы здесь поднялось в небо ещё одно Солнце. Никто сейчас не стал ничего говорить. Армандра смотрела вдаль, давая всем видом понять, что не стоит сейчас говорить с ней. Окружавший молочный туман сменился бешено вращающейся воздушной стеной. Превращение заняло одну лишь секунду. Когда вокруг путешественников разгорелся тусклый свет, они увидели, что смерч растянулся до крайней степени и до его вращающихся стен можно достать рукой. Появился и звук: яростный высокочастотный вой, заставивший Тацуми и Эсдес, с непривычки, заткнуть уши и сжать зубы, ибо с каждой секундой частота всë нарастала. — Не бойтесь! — выкрикнула Армандра. Те, кто наблюдали со стороны, увидели — как по мановению волшебной палочки — вертящиеся стены исчезли. Великий ураган иссяк, закончился, его остатки превратились в облака из кристалликов льда и растворились в верхних слоях атмосферы Нуминоса, чтобы потом выпасть снегом. Путешественники, пролетевшие на этом урагане меж двух миров, рухнули сквозь эти облака с высоты примерно двух миль, в их ушах всë ещë звенел предсмертный вой ветра. Во время падения их швыряло с ног на голову, и всë перепуталось друг с другом — плащ Эсдес, казалось, уподобился крыльям; Тацуми пришлось рукой придерживать свою набедренную повязку. Табуко весело засмеялась — ей это было забавно. — Не бойтесь, вокруг нас мои воздушные духи — они держат вас! — предупредила Армандра. Скорость падения — они ощущали это как падение — кажется, всё увеличивалась. К тому моменту Эсдес и Тацуми смогли развернуться вниз ногами. Они приближались к лежащей далеко под ними поверхности Нуминоса. — Вы как?! — спросила Табуко, ведя себя очень весело. — Нормально! — отозвался Тацуми, чьё дыхание перехватывало. — Я тоже! — Эсдес прищурилась. — Вы никогда не испытывали ничего подобного? — спокойно спросила Армандра. — А ты как думаешь?! — Эсдес дохнула морозным паром. — Мне нравится! А тебе, Тацуми?! Он ничего не ответил. Их голоса разносились эхом, вливающимся в вой и свист воздушной спирали, внутри которой они заключались. Их несло сквозь тьму в окружении тысяч сверкающих ледяных частиц. Солнце светило сквозь окружающий мрак… Вскоре вид этот сменился горизонтом — там высились, словно горная цепь, огромные синие ледяные глыбы — так бороздили океан плывущие из холодных далей могучие айсберги. В небе над ними висела Борея — огромный диск, серо-зелëный, зловеще скрытый облаками. Жëлто-розовый диск Солнца палил здесь яркими красками, хотя он был скрыт менее чем наполовину Бореей, вокруг него широко струилась сочная корона — кажется, сполохи, выплëскивающиеся в пустоту, затихали там и быстро втягивались обратно в пылающее сердце звезды. — Вот это да!.. — Тацуми ощутил себя путешественником в сказочное царство фей. — Вы говорили, в вашем мире никто не летает за его пределы… Должно быть, для вас такое — действительно удивительно, — сказала Армандра, легко поправляя огненно-рыжие волосы. — Сестра, мною не каждый день стреляют из пушки на Луну! — так прокомментировала это дело Эсдес. — Ха-ха-ха! — Табуко очень звонко рассмеялась. — Хи-хи! Они пролетали прямо над скоплением небольших островов, направляясь к более крупному острову, стоявшему на несколько миль от них. Возле одного островка периодически вставал огромный столб воды, выпуская облака пара и кипящего жëлтого газа. Хоть путешественники летели достаточно высоко, до них донëсся запах серы, казавшийся в чистом воздухе Нуминоса особенно резким. В один момент прямо под ними спокойно блестящая гладь холодного моря взбурлила фонтанами, но это оказался не гейзер. — Что это?! Какой-то опасный зверь?! — Эсдес заметила, что это создание в воде похоже на то, с которым они сражались. — Кит! — бросила на него взгляд Армандра. — Обычный кит, а не как тот монстр… Итаква много живности сюда приволок! В полумиле от них, куда они приближались с каждой секундой, на скалистых берегах фьорда показались дома. Судя по их количеству, в деревне жило много народу. От дыма, что лениво поднимался из дюжины — а то и более — очагов, воздух над деревней был синеватым. От этих сравнительно примитивных жилищ спускались к морю утоптанные дорожки. Позади пляжа стояло большое здание, окружëнное высоким частоколом, — зал собраний, очевидно. Внутри ограды, прислонëнные к частоколу, стояли вытащенные на берег корабли — классические драккары, судя по их размерам и форме. На берегу и по скалам ходили люди, издали казавшиеся не больше муравья. Когда все четверо встали на землю — их все встретили с большим интересом и любопытством: люди выбегали из домов и хижин, из-за ограды зала собраний; работающие возле вытащенных на берег судов побросали свои труды и тоже побежали к ним — все спешили первыми увидеть странных гостей с неба. — Здесь жила моя мать, — кратко пояснила Армандра для Эсдес и Тацуми. — Меня здесь знают и любят. Местные жители отличались очень большими размерами — даже их подростки иногда были ростом выше типичных взрослых людей. У них, к слову, нашлась теперь более приличная одежда для Тацуми. — Я не буду говорить им, что привело нас сюда, — сказала так своим спутникам Армандра. — Не хочу портить их радость. Они долго жили в страхе перед Итаквой — пусть они лучше пребывают в неведении. Всё равно они не могут помочь нам в борьбе с ним. Армандра была вынуждена быстро распрощаться с родственниками и прочими местными. Её появление здесь, однако, вынудило рассказать своим новым знакомым следующее: — Однажды Итаква притащил на Нуминос маленький кораблик из Материнского мира, — начала она, — и на этом кораблике были муж, жена, их сыновья и дочка. Это были первые люди с Земли на Нуминосе за пятьсот с лишним лет. Женщина была красивой. Она вышла замуж за хорошего парнишку из здешних. У них родились две девочки, одна из которых была моей бабушкой. Её звали Мойра, говорят, она была само совершенство — и прекрасна, и добра. Если бы Итаква увидел её, он бы её обязательно утащил. Но он тогда редко появлялся на Нуминосе, он в основном объявлялся в Норенштадте, — без уточнений, Эсдес и Тацуми поняли, что речь идёт о местной Столице. — Мойра родила Морин, очаровательную малышку — Морин Улыбчивую, её ручки и ножки были как у людей Земли — маленькие, не то что у здешних. И вот Итаква увидел её. Она была девочка уже красивая, как цветок. Свежая, как весенняя трава в полях, вылитая мать, как рассказывали мне, она была отрадой для родителей, радостью всего клана… Итаква пришёл, увидел, как она играет, и поднял её в небеса. Говорят, моя мать не плакала и вела себя по-детски, словно то был не монстр из кошмаров, а нечто доброе… Когда Итаква опустил её, он ещё, рассказывали мне, какое-то время стоял и смотрел на то, как Морин Улыбчивая играет возле дома и машет ему ручонкой… — Он не причинил ей вреда? — удивился Тацуми. — Он ждал, пока твоя мать станет зрелой, — поняла Эсдес. — Верно, — продолжала Армандра с печалью в глазах. Табуко отошла от них, похоже, не желая слушать эту историю ещё раз. — Время шло — был тогда в клане один парень по имени Гарвен Красивый. Он был почтительным сыном, но один раз ослушался родителей. И Морин тоже… При иных обстоятельствах они бы скоро стали мужем и женой. Когда Итаква снова пришёл, Морин в деревне не было. Возвращения его никто не ожидал, как и злых ветров и тёмных грозовых туч, что он с собой принёс… Злой бог явился, полный подозрений, и, не найдя Морин, расстроился. Трусливые люди клана бегали туда-сюда в поисках девушки, которая одна была способна успокоить Итакву, но так её и не нашли. Ну и того парнишку, Гарвена, конечно, тоже. А когда гнев Итаквы перешёл в бешенство, появилась и невинная парочка рука об руку. Они шли по горной тропинке, возвращались после прогулки в полях. Итаква их увидел… Они были лишь дети, чистые, как выпавший снег, Итаква отреагировал, как потерявший голову муженёк! Прямо на глазах Морин он смял в кулаке Гарвена — медленно, не торопясь, выдавил ему кишки и превратил мальчишку в кровавую кашу, скинул с высоты! Морин кричала не переставая, а он сорвал с неё одежду… Ему было мало! Он убил большую часть людей в клане! На глазах Армандры навернулись слёзы, и она чрезвычайно разозлилась; сами небеса отреагировали на гнев в сердце полубогини — над головами прямо посреди чистой глади громыхнули молнии. — Что он сделал, после того, как изнасиловал твою мать? — спросила Эсдес, оставаясь невозмутимой. — Никто с тех пор больше не видел мою мать живой, — немного сдавленным тоном сказала Армандра. — Иногда, — шмыгнула она носом, — Итаква забирал женщин. Их находили потом иногда… ужасно убитыми, их разрывало от таза… Похоже далеко немногие могли вообще выжить после того… как он насиловал их. Однажды, мне рассказывали, много веков назад, одна такая женщина родила чёрного мальчика. Он пил кровь из груди — не молоко. Старейшина клана решил сжечь этого ребёнка. За это Итаква страшно разгневался — он обрушил бури и огромные волны, он погубил почти всех жителей Нуминоса. А ещё, рассказывают, он выводил особых людей, разводил их как скот, его интересовали женщины, которые могли выносить ему детей. Он развёл их великое множество, говорят, эти люди были очень красивы. Но однажды что-то пошло не так — они начали рожать уродов. Тогда Итаква истребил всех этих людей — просто из-за порчи. Его злодеяниям нет конца! Эсдес вдруг положила руку на плечо Армандры: — Я готова вместе с тобой вырвать его сердце! — сказала она, совершенно уверенно, но при это Эсдес абсолютно не удивили и не возмутили злодеяния Итаквы — обладательница инистых волос и глаз исходила из неких иных соображений. — Он уничтожил мой клан, просто, чтобы я стала ему врагом, если он этого хочет — он получит. После того как Армандра проведала родной клан, она отправилась вместе с остальными на Гористый остров, где жил искомый шаман. Высоченные изыски ландшафта тут скрывали странные туманы, среди них роились летучие мыши. Очень большие летучие мыши. Путешественники пролетели туман насквозь, и над их головами было теперь чистое небо, где кружились эти рукокрылые. Животные успевали корчить рожицы, пищать и кричать, когда мимо них быстро пронеслись те, кто их встревожил. Корабли местных жителей у побережья отсюда казались не больше спички, а впереди, как некий созданный природой бастион, вырастал основной массив Гористого острова. Путешественники убедились, что он действительно имеет форму правильной пятиконечной звезды. — Это похоже на святой символ! — заметил Тацуми. — Я слышала, когда-то очень давно это были просто пять высоких гор, скорее всего, активных вулканов. Шончин воспользовался властью над стихиями, они поработали над островом, и пять пиков слились в одну большую звезду, а посередине осталось вот то озеро неправильной формы. Он сделал из него огромный Знак, чтобы иметь крепость от злых сил. — Выходит, я не смогу войти на этот остров? — уточнила Эсдес. — Можешь; пока Шончин не задействовал этот Знак, он ни на что не влияет просто формой. Из центра острова, к слову, с хлюпаньем вырывались пар и дым, что подтверждало вулканическое происхождение острова и говорило о том, что подземный огонь все ещё не угас. Армандра приземлилась на горном лугу — числом и зелёном. Здесь паслись белые козы, способные удивительно ловко перемещаться по крутым склонам. Разумные потоки воздуха свободно переносили за Армандрой тех, кого она желала, хотя помощь с этим требовалась только Эсдес — она умела высоко прыгать, хоть на сотни метров, но это нельзя было назвать полноценным полётом — в свою очередь такой способностью обладали все остальные. — Шончин был взят Итаквой, чтобы служить ему. Но Шончин отказался, за это Итаква заморозил его. Шончин пребывал во льдах до тех пор, пока Итакву не свергли, и тогда я освободила его. Вскоре Армандра привела их к поселению, где жил шаман. Он предстал перед ними — это был плотный мужчина, накрытый одеждой из шкур коз. Он облысел, но отличался густой, седой и длинной бородой. Глаза — маленькие, плечи — широкие, скулы — хорошо выделяются, кожа — шершавая и слегка загорелая. На лбу знак — красная отметина как от касания пятипалой ладони. — Вот значит, какая беда провела вас… — Шончин расстроился, сел у костра. Вокруг собрались остальные шаманы, носившие похожую одежду — но они были из местных, потому их рост был много выше обычного человеческого. — Если Итаква освободился, мне нужно для начала пробудить Звёздного духа. Шаман взял в руки пару инструментов — один из них выглядел как небольшой предмет из металла — размером чуть меньше среднего кубка; на вид — обтекаемый, с одной стороны — как верх колокола, с иной — от него отходят небольшие шипы кругом. В другой кисти шаман сжал рукоять странного меча бронзового отлива, чей конец как бы раздваивался — это оружие казалось малопригодным для боя и, вероятно, носило чисто ритуальную функцию. Оба предмета при этом выглядели очень древними, со следами повреждений и коррозии. С таким арсеналом Шончин сосредоточился, пребывая в позе для медитации — от этого прямо близ его лба возгорелся сгусток — он напоминал пламень свечи, ярко-янтарный, что горел без дыма и формировал из себя объëмной формы фигуры, которые постоянно менялись. Шончин раскрыл рот и выдохнул язык подобного пламени, он слился с этим сгустком, вслед чему шаман проглотил всё это. — Я теперь вновь вместе со Звёздным духом, это значит, он вновь будет простить меня о пище… Ему надо будет постоянно что-то сжигать, это как голод. — Ясно, но я не уверена, что Звёздного духа будет достаточно для победы, — усомнилась Армандра. — Когда мы встретим Итакву, я попробую воззвать к силам, которые помогут нам его сковать вновь, — предполагал Шончин. — Вы, я вижу, опытный человек, — сказала Эсдес. — Мне довелось пережить многое. — Расскажите, наверно, это очень интересно, — Эсдес было искренне любопытно. — Я происходил из племени Т’шетуан. Мы, как многие из нас, внимали гласу Святых [Айнур]. Мы получили от них великие знания, потому стали великим народом. — Вы часом не были Вестернессом? — спросил Тацуми. — Древним государством из легенд. Когда они общались, то говорили на разных языках, но понимали друг друга благодаря ментальным силам так, как если бы собеседники знали языки друг друга. Услышав слово Вестернесс, Шончин кивнул: — Да, возможно это оно… Однажды вы сражались с врагами, мы захватили их правителя — никто не знал его настоящее имя. Мы называли его просто Чародеем [Зигур], так как он был очень могуч в тайном искусстве. Никто из нас не знал духов, к которым он взывал. К тому моменту у нас было всё, кроме вечной жизни. Чародей пообещал нам вечную жизнь, если мы будем молиться его Повелителям. Он называл их Огдру. Самого главного из них он называл Мелькором. По его словам, это имя означает «Возлюбивший мир». Чародей утверждал, что Мелькор любит каждое живое существо и желает блага для каждого из живых… — Кажется, это очевидная брехня, — цинично заметила Эсдес. — В доказательство Чародей предложил нам открыть сознание для Мелькора. Те, кто отважился, говорили, что никто не любит их так сильно, как Мелькор. Они стали бредить любовью. Я же насторожился. Со временем становилось всё больше тех, кто оказался одержим этой любовью. А потом в их телах стали расти… Огдру. Эти чудовища избрали нас, как сосуды. Я в свою очередь пытался узнать правду. И мне удалось узнать, что любовь Мелькора равнозначна уничтожению — этот безумный дух чем больше любит, тем сильнее он хочет уничтожить! Чудовища, которых Чародей назвал Огдру, это воплощения любви Мелькора. Эти создания хотят пожрать всю жизнь… из любви к ней. Но перед тем, как сделать это, они изменят всякую тварь по своему образу и подобию, чтобы любовь — подобная безумная любовь — стала единственным их чувством… Потому, чтобы спасти мир, я собрал всех верных, они покинули наши земли; и когда это случилось, я воззвал к самым могущественным духам и стихиям, чтобы они уничтожили всю мою родину. Мои уста изрекли Губительное слово. На глазах шамана появились слёзы. — Когда огромные волны обрушились, я думал, мне конец… Но Итаква наблюдал за этим всем с небес. Он спас меня — и с небес я смотрел, как стихии пожирают мою страну… — Я очень сочувствую вам, — сказал Тацуми. — Вы поступили очень мужественно, — оценила Эсдес. — Я бы на вашем месте поступила также — если вы проиграли, то лучше уничтожить всё. — Что ж… мы теперь должны готовиться к новой битве, — сказала Армандра, строго и мрачно размышляя обо всём этом. — И каков наш первый шаг, мама? — немного волнительно спросила Табуко… Шончин призвал янтарное пламя, которое объяло его, заключая в геометрические фигуры, из них выстроилась броня самых разных тонов и цветов — янтарный, бронзовый, расплавленное серебро, она выглядела как разогретый металл, и так она полностью скрыла шамана. Потом он вытянул руки, сперва на груди у него запульсировал розовый треугольник, после чего прямо перед ним раскрылся подобной формы и такого же цвета портал — внутри этого треугольника открылся вид на пейзажи Плато Армандры. — Вот так Звёздный дух позволяет мне открывать врата между мирами, — пояснил шаман. — А с его помощью я смогу вернуться обратно в свой мир?! — подумал Тацуми. — Возможно. Но для этого тебе надо будет подчинить Звёздного духа. — Тацуми, сперва мы должны одолеть нашего врага — Итакву! — сказала Эсдес. — Да, хорошо, — согласился Тацуми. — Вы добры к нам, — взглянул он на Армандру и Табуко, — я не брошу вас один на один с ним. Они порталом вернулись на Борею, а вскоре — были в другом месте, нежели Плато. Армия Итаквы собиралась в землях, где всё ещё царили мрак и холод, оставшиеся со времён, когда Владыка Ветров полностью повелевал всей планетой. Белые ходоки и бьякхи, изгнанные преступники и ледяные жрецы — все они и им подобные разом взглянули в сторону горы, откуда послышался голос. Управляя ветром, Армандра так обратилась к ним, стоят в окружении четверых своих соратников: — Вы, слуги моего отца! Он вернулся, не так ли?! — Армандра, Дева Ветров, — заговорил в ответ телепатический голос ледяных жрецов, — мы хранили верность Богу Бореи. Потому что он — сильнее, а только сила достойна почитания. — Вы продолжили служить моему отцу, боясь за ваши шкуры! Вы думали, когда он скинет оковы, то сотрёт вас с лица земли! Но вам стоило подумать, что в таким случае, за то, что вы верны ему, я, Армандра, избавлю Мир Ветров от вас! Говорите, где мой отец! — Мы не знаем, Армандра, где твой Древний Отец пребывает… В этот момент угрожающе подул ветер. Все услышали голос, ревущий в этом потоке: — Услышьте меня, демоны и кровопийцы, убийцы и колдуны! У меня все ещё есть дочери, которых вы должны убить! Все вы — в бой! Уничтожьте моих дочерей, или я уничтожу вас! А пока я буду взирать на это и ожидать! — Ха-ха! — Армандра очень эмоционально отозвалась на голос Итаквы. — Отец, ты трус, если прячешься за спинами своих жалких слуг! Но ничего, — вскинула кулак Армандра, — я уничтожу вас! Я покажу вам, что бесполезно было вам служить его злу! Потому что зло не думает защищать вас! — Это уж точно! — бодро поддержала Эсдес. — Наш Древний Отец — само зло, если он думает бросить в бой своих людей без шанса на победу! Армандра и Эсдес взглянули на Тацуми, Табуко и Шончина, все были настроены серьёзно. И они начали. — Адрамелех: ярость бога грома! — Тацуми вскинул руки — и излил десятки молний на предгорья, занятые слугами Итаквы. Трупы великанов пали дымиться обугленными костями. — Эх! — Табуко, напряжённо сдвинув брови, от лица полыхнула светом — огромный крестообразный взрыв накрыл лагеря варваров. — Покатись мячик! — Эсдес вскинула руку к облакам, отчего там соткался инистый айсберг. Он очень быстро рос, издавая треск, и падал изначально как с замедлением. Целая гора льда, протяжением до сотни метров, рухнула и покатилась, погребая по собой драугров, измельчая эту нежить до костей своим весом. — Дух огня! — Шончин махнул своим странным мечом, отчего с его стороны ниспал водопад расплавленного золота — сотни белых ходоков обратились в пар от звёздного жара. — Вы смели служить отцу — вот плоды этой службы! — глаза и волосы Армандры налились алым, в её руках материализовалось нечто вроде бумеранга, состоящего как из сгустка разогретой магмы — она бросила его. Её оружие понеслось, извергая плазменных змей — их головы шли по кривой траектории, падая и покрывая всё внизу взрывами и сжигающими вспышками. В ответ колдуны и ходоки подняли ветра и метели, фронты буйного ветра чуть ли не кольцом окружили горный пик. Бьякхи роились всюду — несколько из них ринулись к ним. — На вам! — Армандра усилием воли подняла на одну стену воздуха свою собственную. — Копьё Императора! — Тацуми сдвинул руки, от перчаток пошёл плотный луч, похожий на луч лазера, он расчертил рой бьякхов, заставляя десятки из них падать, объятых густым пламенем, и это были только те, кого задело — те, кого поразило прямо, шли по ветру чистым пеплом. — Тысяча стрел Солнца! — Шончин вскинул меч, отчего над ним зажглись десятки всполохов, из них уплотнились парящие боевые луки, сотканные как из расплавленной породы и металла, стрелы из жидкого серебра натянулись призрачными руками — они осветили бурю, разя врагов в воздухе — одна стрела легко прожигала цель и летела дальше, попутно ещё и бросая от себя дротики — такие лишь слегка касались врагов, и тотчас обращали бьякха в прах. — О, я тоже так могу! Белый клюв! — довольная Эсдес сотворила по взмаху рапиры десятки ледяных копий, особенно зловеще мерцавших инеем, и они пали прицельно, разя гигантских червей — «великих холодных» или «йлидхим», детей Рлим-Шайкорта — от поражения ими эти создания не умирали, так как копья были всё же слишком малы для них, но исчадия зла ревели от страшной боли. — Моё желание сделать им больно воплощено в «Белом клюве»! — кратко пояснила Эсдес, будучи очень довольна болезненным воем монстров. — Вы говорили они умеют колдовать? Убьём их, пока они сбиты болью! У Эсдес прямо лицо струилось энергий, а глаза сверкали. Табуко несколько взволновано взглянула на неё. Тацуми это заметил: — Эсдес больше похожа на отца, чем Армандра! Йлидхим в ответ начали палить с придатков струями холода — потоки мороза охладили сброшенный Шончином водопад расплавленного золота, они же объяли морозом бумеранг Армандры, отчего он угас. — Да, бейте этих червей внизу! — Армандра запрокинула голову в небо, рыжий поток заструился от её глаз и волос — корона молний цветком распустила свои ветви, ещё уменьшим рой бьякхов. — Осторожно! — Тацуми увидел одного из них, смело летящего на них с каким-то оружием в руках. — Это ему следует быть осторожным! — Эсдес взмахом руки выстрелила ледяной дробью, пробившей тело и крылья бьякха, и его снесло. Следом она столь же быстро соткала ледяной щит, об который ударился ещё один бьякх. — Эх! Эсдес выпадом рапиры обратила крылатого монстра в дождь ихора. — Ладно! — Тацуми выдул из перчаток шаровую молнию, он прицельно сбросил её на крупного йлидхима — прямым попаданием она прожгла чудищу фаллическую голову. — Горите! Познайте жар звезды! — Шончин также сосредоточился на поражении морозильных червей — он изверг нечто вроде управляемого болида, который прицельно ниспал на монстра. Тот успел наморозить ледяной щит, об который разорвался снаряд, щит пал, но враг за ним более или менее уцелел. — Осторожно! — Табуко что-то увидела — а именно, всполохи, предвосхищавшие каскады света — шогготы, несущие на себе некие высокотехнологические орудия, произвели залп — их выстрелы угодили на горный склон у самой вершины, отчего он посыпался, слой породы счистился, распавшись в пыль от этих лучей. — Отражаю! — Эсдес вызвала стену льда, нагромождения кристаллов полыхнули, направив попавшие в них лучи обратно — каскада ниспала на самих шогготов, отчего они развеялись в жидкую густую мокроту, как выблеванную больным человеком. Это было не единственное высокотехнологическое оружие — культисты из развитого мира, забранные прямо вместе со снаряжением, навели нечто вроде установок залпового огня — ракеты покинули гнёзда и поднялись вдоль высокого склона. — Собью! — Армандра заметила их и закрутила там эфирный ветер, который подхватил часть ракет, они врезались друг в друга или в склон, и так масштабно разорвались — ветер разнёс грохот на километры. Но пара ракет всё же опередила бурный ветер — и оказалась у вершины. — Стоять! — Табуко вскинула им навстречу руку, отчего возник прозрачный янтарный барьер-многогранник — ракеты разорвались о него, призрачный бастион не дрогнул, через него не прошла ударная волна, даже грохот за ним послышался очень приглушённо. — Отлично! — Тацуми посмотрел через специальный прицел, установленный на его тэйгу, он просветил через мрак урагана, втянувшего дым. — Есть! Разящий луч испарил установку, впрочем, к тому моменту там не осталось ничего в гнезде. — Пора вызвать жар из недр! — Шончин вновь активировал розовый треугольник на груди, от этого в небе появился портал, из него поилась самая настоящая лава. Шаман перемещал портал туда, где были черви, теперь их заливала жидкая порода, плотная, подобно камню, но раскалённая и текучая. Вдобавок она выделяла ядовитые испарения, от которых всем внизу пришлось тоже весьма худо. — Итаква! — Тацуми первым увидел то, как соткалась над ними чёрная тень с огненными глазами. — Где?! — не поняла Табуко. — Вон! Вон он! Тацуми увидел, как Итаква опустил руку прямо к ним. — А-а-а! — Тацуми запустил по нему залпы разрядов, все они пролетели сквозь него, отчётливо полыхнув за плечами. — Что?! Тацуми боковым зрением увидел, как ещё один Итаква бьёт со спины… — Это иллюзия! — Армандра обратила внимание на Тацуми, отчего все Итаквы пропал. — Что?! — Тацуми чуть не ударил тонфой саму Армандру. — Помнишь, я тебе говорила, что ледяные жрецы умеют внушать наваждения? Ты просто, похоже, самый уязвимый к ним! Они хотят поставить нас под твои атаки! Армандра и так была нервной, но ещё больше занервничала, когда Тацуми чуть не огрел её. — Седна, пора с этим кончать! — решительно объявила Дева Ветров. — Да, мама! — девчушка-альбиноска тут сосредоточилась, отчего распространилась её аура — над головой с густыми косичками появился блеклый нимб, янтарная аура уплотнилась за спиной в виде шести эфирных крыльев. Марево ниспало по всей горе, достигнув самого низа. Аура пошла, все, кто попадал в неё, мгновенно распадались в жижу — просто лопались изнутри и летели брызгами, только одежда и оружие падали целыми. Но это было ещё далеко не всё. В эпицентре этой атаки сильно исказилось распределение света. Искажение стало очень плотным, после чего оно как ударило в гору. Это привело к тому, что весь массив равномерно разделился, и тогда гора разломилась ровно на пополам; она распалась так, чтобы рухнуть столь же равномерно, обе части, высотою в километры, легли на твердь земную — все чудовища пропали под ней, и не осталось никого из слуг Итаквы, кто мог бы атаковать их более. В центре сгущения марева свободно висели все пятеро, только прикасаясь ногами к небольшому куску породы, взятого с самой макушки горы, который Седна-Табуко держала в невесомости. — Молодец! — довольно обратилась к ней Эсдес, наблюдая небо, чистое от летающих существ. — Ты по силе равна Императорскому тэйгу! — Это пока ещё только прелюдия… Самого Итаквы пока нет! Мне это ужасно не нравится! — Армандра нервничала. — Где же ты, отец?! Где же ты, сукин сын?!.. *** Разноцветные звёзды Мира Снов плотным шлейфом разлиты над головой. Массивные конструкции тянутся к ним — зелёноватый камень, какие-то жуткие изваяния, древние статуи и монолиты-исполины образуют общее нагромождение чего-то массивного и фундаментального. — Чё ещё за Р’льех? — оглядывался по сторонам Виктор. — У каждого из нас свой внутренний маленький Р’льех, солдат! Услышав этот наглый тон, Северов взметнул взгляд и увидел стоящего выше него, на каком-то мосту, барона Гауптмана. Позади него выглядывал гроб с циферблатом, сам Безумный араб и кто-то ещё, кого Виктор не знал — Шрайк: адского вида металлический монстр с шипами и несколькими руками. — Я вам нужен, да?! — Виктор немедленно достал пистолет… после чего вообразил вместо него пару ручных установок по метанию напалма. — О-о-о, йааа, Р’льех! — прозвучал воем Альхазред. От его голоса ожили отвратительные каменные изваяния, расставленные всюду в том городе снов. Как обычно, у них имелись щупальца, какие-то хоботы клещей, ещё что-то такой — Виктор не стал их рассматривать, сразу посыпал пакетами, содержащими в себе напалм. Взрывы, которые не брызгали ничего в сторону самого солдата, сходу разметали на мелкие кусочки ближайших монстров, остальных сбило с ног (или что у них там было вместо?) прямо в воду, в которой отражалось зловещее инопланетное небо. — Лови, фашист! — Виктор сразу же после этого запустил пакет напалма в сторону нечистой троицы. От души, что называется. — Глупый мальчишка! — Гауптман вскинул руку, отчего пакеты разорвались раньше, чем достигли цели. — Зелёные человечки! Виктор материализовал позади себя около десятка бойцов, полностью скрытых камуфляжной униформой, они несли самое разное вооружение, включая ручные гранатомёты и электрические пушки Йит. Шрайк спрыгнул к ним. — Ты что ещё за урод?! — Виктор бросил в него пакеты, монстр уклонился от них, он чрезвычайно проворно проскочил прямо над ними — разорвались они уже позади него, сотрясая эти монолитические строения. Бойцы по разные стороны от Виктора открыли огонь, их пули просты ныряли в ртутного вида поверхность создания. Хоть немного ему доставляли проблемы пушки Йит. — «Это просто головорез покемон — мне надо давить босса!»… Виктор резко нырнул в каменный пол так, как если бы он вдруг стал жидкими. Шрайк своими руками-лезвиями быстро искромсал «зелёных человечков», они легко разрезались… и падали пустой камуфляжной униформой, которой они и являлись. Виктор проскочил в толщине стены, по мере своего движения заставляя из поверхности появляться солдат-болванок одного вида. — Я тут! — Северов выпрыгнул почти перед бароном прямиком из толщи конструкции, вместе с большим количеством самого разного вооружения, включая дула автоматов, станковых пулемётов, противотанковых винтовок и тому подобного, самого разного калибра — оружие выходило просто из толщи. — Мальчишка! — барон с насмешкой раскрыл руки, благодаря чему перед ним замелькали всякие оккультные символы. Между ними появился Шрайк, прыгнув сюда следом за Виктором. И железный монстр получил большой выстрел сбоку — снаряд прямо сорвал его и вбил в монолит, разрисованный какими-то щупальцами. — А?! — барон взгляд туда, откуда это прилетело: как оказалось, в том направлении прямо на воде возник какой-то корабль немецкой армии Второй мировой — целый линкор, чьё бортовое орудие угодило прямо в Шрайка, и отбросило на добрых четыре сотни метров. — Сдавайся, сукин сын! — приказал тут Виктор, пока только держа барона на своей батарее. — Ха-ха! Ну ладно-ладно… — то ли чернокнижник прикидывался, то ли действительно понял, что переоценил свои силы. Виктор, чрезвычайно недовольно, держал на прицеле этого чародея. — Мы через всё мироздание за тобой гнались, парень… Виктор взглянул на Шрайка — он спокойно вышел из той дыры, которая осталась на месте от попадания орудия в монолит, куда этого скота первично впечатало попаданием. — Что это за хуйня?! — взглянул на него Виктор, попутно понимая, что этот железный ублюдок много прочнее обычных монстров. — Это Шрайк — Палач, Ангел Последнего Искупления, Хранитель Гробниц Времени… — А по сути?! — Это убийца культа Ньярлатхотепа, странствующий сквозь само время и несущий ужасную смерть тем, кто был выбран жертвой… — спокойно высказал Гауптман. — Понятно, очередной говноед! — Виктор старался держаться уверено, но в душе страшно боялся, что что-то пойдëт не так — этот проклятый колдун точно что-то задумал. И Виктор не хотел вот прямо сразу прижимать его к стенке, ибо чувствовал, что у него ещё есть в руке козырь. — Зачем я тебе нужен?! Шрайк пока ожидал внизу, когда они наговорятся. Что же касалось Альхазреда… то Виктору показалось, автор Некрономикона за спиной барона шепчет ему, Виктору, одно слово — «беги!» — Зачем? Чтобы было больше приключений, разве не ясно? Ты думаешь, я помог Рэндольфу и Рей из своего побуждения? Это был приказ Ньярлатхотепа! Он жаждет вечных приключений. — А, то есть твоя цель — просто быть занозой в заднице! — понял это так Виктор. — Я предпочитаю именовать это трагичностью бытия… — ответил так барон. — Пошли с нами, — потребовал мастер-оккультист уже совершенно серьёзно. — Прости, но мама и папа мне запрещали уходить с неизвестными! — Виктор ещё раз взглянул на Шрайка. — Вы бы мне хоть леденец пообещали… — Леденец… — Гауптман посмеялся. — Похоже, наш диалог не выходит содержательным. Ладно… я изреку вместо тысячи слов — Предвечный Логос!.. Барон откинул голову, после чего лицо его полностью почернело, обратившись бездной, через которую проступил тройной пламенный глаз. Из прямо из головы вырвался поток сплошной хаотичной эктоплазмы, в которой пузырилось всякое, и она страшно воняла. — «Понос из лица! Ньярлатхотеп!» — Виктор почувствовал, что сейчас просто парализован страхом. Впрочем, не на долго: гейзер ужаса, перед которым склонил колени Альхазред, тотчас взметнулся очень высоко и далеко. По неким своим причинам, одному ему известным, Обитатель Тьмы не посчитал нужным вообще уделять внимание этой ситуации — и быстро пропал, как показалось Виктору, куда-то завернув. Перед тем, как окончательно исчезнуть, Ньярлатхотеп махнул на прощание хвостом, от кого отпали два сгустка, бесформенных, но лишённых вытянутости, каждый из них успел показать в конечностях что-то вроде флейт или труб. Барон сперва очень растерянно, а потом чрезвычайно зло посмотрел вслед Ползучему Хаосу. — Я хочу стать Первым Апостолом Господина! Но, похоже, Он не воспринимает меня всерьёз! В этот момент, прямо позади барона, на каменную поверхность приземлился… — Кавёр! — с радостью увидел его Виктор. — У вас какие-то проблемы? — поинтересовался Табрис, взирая на старого знакомого-оккультиста весьма недобрым взглядом. — Нет, никаких!.. — барон Гауптман, очевидно, оказался очень сбит с толку тем, что Ньярлатхотеп не стал вообще обращать на него внимание, и спокойно так оставил одного на один с врагами. — Похоже, твой Повелитель ни во что тебя не ставит, — взглянул на него Каору. Сейчас Ангел ступил в контактном комбинезоне и плаще, который ему подарили на Элизии. Кроме того, здесь приземлился Кирби, будучи без одежды и пребывая в облике полубога. Брюнет с длинными волосами и горящим алым оком сложил руки на груди перед Шрайком. — Радуйся, Агатодемон [3], — так обратился к Табрису барон Гауптман, только прейдя в себя, — пока твои крылышки не подрезаны!.. — Барон, ты — пророк, который даже не нужен своему Богу, — отозвался Табрис, необыкновенно холодно глядя в глаза сбитого с толку чернокнижника. — Ты думаешь, ты нечто большее, чем SEELE, но на самом деле Ньярлатхотеп ещё больше презирает вас, собственных слуг и шестёрок, потому как он презирает вообще всех, кроме самого себя, но тех, кто ползает у него в ногах, уповая на то, чего нет — таких ваш августейший засранец особенно презирает. Если ты думаешь возвеличить себе через служение ему, Гауптман, придать смысл своей жизни — знай: для него ты просто ещё один червь, об которого он вытирает ноги. Очевидно, такие слова проняли этого человека. Барона трясло, но чернокнижник сдержался от дальнейших действий, понимая абсолютное бессилие. — А что до ваших зловещих пророчеств, — читая в глазах такую реакцию, Табрис уж тут позволил себе злорадно усмехнуться, — я так долго становился их добычей, что привык. И потом: я всего лишь хочу наладить свою жизнь, бытовой комфорт, и мне глубоко наплевать на тебя и твоего Господина. Знаешь, почему Мелькор сошёл с ума, когда глядел на трон Азатота, а я — нет? — Почему? — нервно спросил барон. — Я ничего не ждал в Небесах. У меня никогда не было надежды. — Каору сузил свои и без того узкие, красные глаза. — Как мне надоели все эти ваши Боги Хаоса и прочая ерунда! Как бы я хотел, чтобы ваш вонючий пантеон тупых каракатиц оставил меня в покое — оставил в покое со всеми своими пророчествами, апокалипсисами, откровениями, флейтами и культистами. Знаешь, я не такой, как эти слабые, маленькие и хрупкие Лилим — ваши безмозглые порнушные покемоны меня совершено не ужасают, в моём сердце нет ни капли страха перед ними, ни перед их Ньярлатхотепом — которому я как Скуби-Ду для нелепого злодея в конце серии! Вообще ваш Ньярлатхотеп — всего лишь мелкий, вредоносный засранец-мальчишка, которому отец-имбецил дал Большой Пистолет. Отбери его — останется жалкий червяк, который никому не нужен, ваш Всевышний — никто без своей молнии. Это всё, что я думаю о вашем Боге-Сыне, а вот что я думаю о вашем Боге-Отце: ваш Ваятель Мироздания — безмозглая обезьяна с самой Большой Гранатой и с печатной машинкой. Кто ваш Азатот без Гранаты? Сочинитель повествования? — Каору с усмешкой огляделся по сторонам, бросая взгляды то на воду, то на разноцветные звёзды в вышине, которая находила своё отражение во все стороны на глади, то на эти окружающие их монолитические сооружения, выходящие из воды. — Он даже не способен сделать ничего сам — за него всю эту красоту соткал из букв и нот Случай! — Каору раскинул руки, потом указал на собеседника пальцем в лицо, чего обычно не делал: — Седина — не признак ума: и то, что дурная Обезьяна предшествует Случаю, не делает Обезьяну господином Случая… Что же до вас — вы пророки и апостолы, слуги: что ты, что SEELE, что Ктулху и Дагон, что прочие бесчисленные шестёрки-клевреты Ньярлатхотепа — вы самые ничтожные и жалкие клоуны, влекущие самое безблагодарное существование в этой Вселенной! Вы думаете, что ваш Наилучший из Хитрецов — ваш Ньярлатхотеп вам что-то даст или от чего-то избавит, но не знает милости мелкий засранец с Большим Пистолетом — тень чьих замыслов лежит на этом несчастном мире, — махнул рукой Каору в сторону внешнего пейзажа, — неужели вы до сих пор не знаете, что нельзя уповать на то, чего нет? Весь ваш Абсолютный Хаос для меня — всего лишь гадкий таракан, который иногда выбирается доставить мне неудобства. Я надеюсь, ваши дурацкие божки и их клоуны займутся более интересными делами, чем донимать меня. Повисла некоторая пауза. Мастер-оккультист ответил на эту тираду в духе подобного учения: — Ты говоришь гордо и богохульно, как Дракон!.. На Бога и на живущих на Небе… Но лишь потому что Ньярлатхотеп дал тебе эти уста! Он — Ползучий Хаос — дал тебе уста говорить так! По воле своей! Он дал!.. Он — возьмёт! Когда-нибудь, когда настанет час для тебя, Сидящий на Престоле — Господин миров, у которого много Прекрасных имëн, Всемогущий — Он будет судить больших и малых, и тебя осудит на скрежет зубовный и на пламень неугасимый… Каору демонстративно зевнул.  — Спасибо, мне хватило американских телеевангелистов, — Каору как-то издевательски вежливо бросил свою ухмылку. — Разве ты не знаешь, что смерть и ад — друзья мне? Я тысячи раз умирал и был брошен на участь, хуже смерти. Для кого-то, кому дана такая судьба, пора бы видеть рок ни чуть не более важным господином, чем дурную погоду. Смерть и ад — мои добрые соседи, а всепожирающий бич — знойная муха [4]. Гауптман сбился, понимая, что сейчас выглядит посмешищем. Ведь Ньярлатхотеп явил свою волю: Он явился лишь в знак богооставленности — он брошен. Виктор хотел что-то спросить, но тут почувствовал, как пол под ногами ушёл… его стало уносить по каменному коридору, который отворился позади. — Вик-кун проснулся, — Каору взглянул на Кирби, так комментируя пропажу товарища в дали каменного туннеля, сейчас закрывающегося. — Скажи, куда направилась та форма Ньярлатхотепа, которую ты призвал? — немного печально и больше даже обеспокоенно, но твёрдо взглянул Каору на барона. — Откуда мне знать?.. Он — не ручной лев. Но, могу предположить, Ему приготовили очередную жертву где-то там… Каору тогда требовательно взглянул на Шрайка, стоящего напротив Кирби: — Ты поможешь мне его выследить. Если я последний, кому дано победить проклятого засранца — я не упущу! Барона внутри охватывала ярость, но он унял её, вспоминая, что Ньярлатхотеп знает о том, что сейчас кипит внутри него. — «Господин — Наилучший из Хитрецов, значит, Он хочет, чтобы я следовал этому порыву души…» *** Небо напоминало далеко нарисованный акварелью пейзаж — уж больно много оттенков цвета оно сочетало. Над самым горизонтом тянулась световая линия от Солнца, дальше шли — без различимых границ — раскатанные полотна серо-синего, каждый — своего индивидуального окраса, своей пропорции того и того цвета. Они поднимались к той части купола, что простиралась над головой, и уже дальше всë становилось тëмно-синим, плавно перетекая в ночь. Булат понятия не имел ничего о месте своего нахождения — с помощью считалки выбрал направление, всегда идти на Запад. И вот сейчас двигался сколько хватало на то сил. Ему очень повезло, что климат позволял обходиться без значительного утепления. — «Моя горячая кровь не даст мне замëрзнуть ночью», — Булат впервые смог поесть только на девятый день — наткнувшись на следы, потратил несколько часов на выслеживание горных козлов, которые забрались в этот край чисто случайно, травы на тутошних склонах росло очень мало. Надо сказать, что через полдня пути он покинул территорию того вулкана, куда его телепортировал заклятый враг, и спустился в вышины окончательно и шëл дальше тоже по спуску, совсем не крутому, но зато очень длинному. Похоже, когда-то это прямо был огромный вулкан. — «Наверное — Юпитер именно здесь заключил Тифона», — подумал он, вспоминая древнюю легенду. Особой роскошью оказались горячие источники, где можно было понежиться и полюбоваться на долину гейзеров. Тут скапливались рогатые — они приходили от более крутых и травянистых склонов, по которым могли очень ловко перескакивать. Кроме горных козлов, из которых Булат мог изготовить также более утеплëнную одежду, здесь обитали крупные ящерицы — «хозяйки медных гор» — они напоминали игуан, только были каменно-серыми, с изумрудными россыпями по бокам, такие с помощью особого строения лап очень юрко перемещались по склонам. Булат смог собрать достаточное количество хвороста из местных очень сухо выглядящих деревьев. Он очень долго разжигал костëр — мешала как сырость, говорящая о наличии поблизости моря, так и холодный, идущий всë время с одного направления ветер — в конце концов ему надоело это и он попробовал воспламенить хворост побочным эффектом от материализации Инкурсию. Это у него удалось. Вот так он ел вдоволь и нежился в тëплой воде около полунедели. — «Прямо райское место какое…» Только после этого двинулся в путь-дорогу. Каменистые дали, кажется, всë постепенно спускающиеся, сменились осенней тундрой — Булат на самую скорую руку изготовил себе утеплитель из шкуры, он просто еë снял, высушил как мог и накрыл офицерскую униформу, в походном плаще он тащил с собой немного мяса. Увы, у него отсутствовало что-либо, чтобы сохранять его. К счастью, в ниже идущей тундре паслись какие-то мохнатые буйволы, довольно миниатюрного размера, потому с голоду наш герой-выживальщик не пропал. Следуя навстречу холодному и мокрому ветру, он вышел к морю и направился вновь по каменистому берегу. Здесь находились лежбища морских животных, вроде моржей или тюленей, так что и тут Булат подкрепился. Когда шëл дождь, то накрывшись плащом, он выставлял язык и руки — собрать воду толком было не в чего. — «Дурацкий И́лмир, какого хрена ты сделал воду в морях солёной? Столько воды рядом, а я должен мучиться! Неужели после сотворения мира, боги любви и света, у вас осталось так много соли и вы не нашли, куда еë присобачить?!» Так Булат держал путь в выбранную сторону вдоль берега. — «Если это остров — я влип! Хотя для острова эта земля выглядит очень большой. К тому же, наверное, местной тундры недостаточно для прокорма такой популяции тех животных, скорее всего они мигрировали отсюда откуда-то из недо территории». Галька почти всë время шуршала под ногами. — «Бля, почему этот подонок Сюра не мог перенести меня в тропический край? Небось, он сам там часто бывает и развлекается с девочками, ест кокосы и бананы, греется под тëплым Солнцем и живëт как в раю! Неужели там нет вулканов? Я тоже хочу греться на Солнце и купаться в тëплом море, нежиться с прекрасными юношами и есть бананы и кокосы!» — так сказал в сердце своëм Булат, ибо тащился уже несколько недель вдоль холодного и угрюмого моря. Постоянно дующий с этой мрачной дали ветер уж сделался ему другом. Булат хотел выйти на людей и сделал ставку на то, что если они таки тут есть, то живут именно на берегу, чтобы иметь рыбный промысел. Так Булат вышел к огромной площади, засыпанной светлеющей в северном сумраке солью. Он подобрал смахивающий на ракушку камень и, веря в руках, подумал: — «Так, ну с помощью соли можно в принципе как-то попробовать сохранять еду». С последней опять возникли проблемы — никаких лежбищ ему более не попадалось на подходе к этому краю соли и мела. Булат остановился на привал под ковром ясных звëзд где-то в середине солевой долины, облака шли над головой очень редкими и не особо густыми стадами. Так он мог бы в очередной раз спокойно заснуть в одиночестве, кабы не заметил на горизонте от моря некое странное свечение зеленоватых и фиолетовых тонов. — «Колдовство», — подумал Булат. И в ночи направился на это знамение. Шëл через барханы соли он больше часа, пока не достиг склона глубокой ямы, прямо там, где вновь поднималась земля, стоял какой-то камень, метров пять, явно искусственно приданной формы, некий монолит. И вот вокруг него возносили руки и нечто кричали несколько десятков фигур в балахонах, их руки при этом как-то странно двигались… как мираж что ли? Булат отсюда не смог внятно это разглядеть. Странный свет, похожий на северное сияние, струился в звëздный дол, по мере своего восхождения, похоже, рассеиваясь. Он аурой исходил от монолита. Булат прилëг среди камней и минут десять выслушивался в завывания собравшейся шайки: — Йа-йа! Нглаааааааах! Ньярлаааатотеп! Ньярлаааатотеп! Ахл’льяааааах! Йа-йа! И так далее — это лилась какая-то тарабарщина и слова «Йа-йа, Ньярлаааатотеп» или его варианты, звучали наиболее часто. Булат выждал ещё минут пять, чтобы узнать, чем это кончится, тем паче, свет, казалось, менял свой оттенок и частоту излучения. Наконец-то, когда одно протянувшееся облако сошло с глади звëздной бездны и открыло полную Луну, ночная госпожа прямо на глазах Булата приняла зеленоватый оттенок. И из света образовался сошедший от монолита чëрный колосс — метров пять и выше, весь постоянно меняющийся, как огромный нарост, его конечности то вытягивались, то обратно втягивались, меняя пропорции, окончания становились то клешнями, то когтищами, то набором придатков, то всем сразу. — «Какоморф? [5] Нет, от него исходит такая аура зла…» — Булата аж пробрала дрожь. Ночь сразу наполнилась какофонией мерзостных звуков — ибо у этой главной нечисти внизу на каких-то трубках выли раздувающиеся кучи такой же, не имеющей постоянной формы, материи… что ли?.. У главного же существа на Луну выбросился хобот или щупальце, кажется, оно являлось продолжением головы. И оно завело главный мотив — ох, как завыло! И ему в такт начали выть многочисленные силуэты — из-под балахонов потянулись такие же языки-щупальца! — «Это не люди! Возможно вообще не гуманоиды. Это те редкие опасные звери, которые приходят из других континуумов… Дропать!» Булат решил бежать отсюда… Но внезапно прозвучал громкий женский крик. — Что, там человек?! Он трансформировался в Инкурсио. Многовение — и Булат стоял полностью и плотно покрытый облегающей бронёй серых металлических оттенков, не имеющей привычных глазу сочленений и выглядящей эластично во многих местах, глаза в шлеме мерцали подобны двум погружённым в сталь жёлтым драгоценным камням; позади заканчивал развиваться плащ под тон общего облачения, в руке материализовался Нойнтотер — копьё такого же вида — под стать размерам, с очень широким треугольным наконечником алого цвета. Вот он — тэйгу-доспех — Инкурсио, созданный из дракона Тирана, также известного, как Вритра! Когда Инкурсио, преобрпзовашись из меча, объял его подобно огоню и молнии, этой вспышкой Булат мог выдать себя во тьме — но, увы, он был совсем не тем человеком, который мог бросить кого-то в беде! В глазах Инкурсио он сквозь сумрак разглядел каменный алтарь с привязанной голой и кричащей девицей. — Сука, блядь! Так и знал! Булат ни о чём более не думал — рванул с места. — На те, блядь! — домчался он мигом, сходу с помощью острых краëв Нойнтотера располовинил двух мерзавцев, которые успели только обернуть свои языки-щупальца, выходящие из-под тьмы балахона; нечеловеческая слизь брызгами вышибла из разделëнной пульсирующей плоти. — На вам! — он оказался на каменном алтаре, голая сисястая девица у ног — конец Нойнтотера смахнул по половине головы у каждой из двух ближайших сволочей. Монстры явно не ожидали такого и отшатнулись, в возмущении шевеля своими конечностями — ну или что там у них? Булат пока швырнул Нойнтотер в пятого деятеля с хренью на башке, наконечник уткнулся в землю сквозь него. Обеими руками Булат взвалил себе девку на плечи, схватил опять Нойнтотер… И вполне ожидаемо попал под руку главного вселенского ужаса — большущая сволочь с чернющей дырой у основания головной хрени — она легко запустила Булата в неуправляемый полëт. Вместе с визжащей девицей. Он врезался прямиком в дно ямы. Ублюдки со щупальцами вместо голов побежали к нему. Булат не успел подняться, как в черепе прозвучал голос: — Наш Повелитель хочет размножаться со смертными! Ты отобрал у него жену?! — Жену, да?.. — Булат взглянул на то, что осталось от девицы после такого падения. Узнать красавицу было невозможно. Это только в эпических историях герои всегда спасают красавиц от монстров. В жизни — как получится [6]. Впрочем даже профану ясно, что смерть всяко лучше, чем то, что эта сволочь с той девушкой бы сделала. — А жена была согласна?! — весь в крови и соли, Булат поднялся с Нойнтотером. — Нас это не волнует! — ответила телепатема. — Не волнует?! — Булат за шлемом стиснул челюсти. Сволочи подбежали, обнажая нечто вроде лап богомола из-под оккультного одеяния: — Ты заменишь жену! — Я? Жену? Я ж мужик, сука! — Нашему Повелителю без разницы!  — Ща вам покажу разницу! Булат к тому моменту уже раскрутил своë оружие, двигая им столь быстро, что глаз обычного человека не смог бы различить движения. Словно живая мясорубка, Булат прошëлся через свору бегущих противников — их куски полетели в разные стороны, опали всюду вокруг него и пропитали своей дрянью соль под ногами — их слизь смешалась с кровью погибшей барышни. — А ты храбр, человек, — теперь телепатией прозвучал уже главный заводила. Его двое мерзких приспешников-музыкантов всë гадостно дудели в свои трубки. Конический нарост, у подножья, кажется, ползущий, весь состоящий из постоянно содрогающейся грязи, сверху чаще и чаще — под звуки флейты — оно выбрасывало из себя конечности, и там конус, а под конусом — дыра, а над дырой, от конца конуса — эта штука, как язык или как щупальце. — Спасибо за комплимент, паскудина! — Булат нервно перекидывал древко из руки в руки. — Откуда ты сама такая выползла?! — Тебе лучше не ведать, человек, откуда я выползаю. Даже одно слово об этом может убить тебя, — ответил урод. — Да и правда — нехер мне знать, где такие как ты выплождаются! — Булат уверенно воткнул конец Нойнтотера в землю и гордо посмотрел на сволочь. Попутно он разумеется думал, как эту дрянь убить. Тело этой паскуды казалось полужидким, есть ли у него жизненно важные органы? — Твоя отвага меня забавляет. Я дам тебе шанс остаться в живых. Я позволю тут появиться одному моему врагу, который поможет тебе спастись от меня… Возможно. Противник издал громкий вой на зелëную Луну, после чего решительно двинулся на Булата, спускаясь в яму, за ним устремились двое ползущих прихвостней с флейтами. — Ну хорошо! — глаза-драгоценности осветили сумрак неземного огня. — Держись! И Булат сорвался и в воздухе занëс копьë. — Граааах! — удар рукой монстра сбил его. И наш герой врезался прямо в испускающий свет монолит. — Сука! Блядь! — он рухнул на каменный алтарь. Очевидно, не случайно. Инкурсио ещё несколько секунд продержался и дематериализовался. — Сука! Булат вскочил — у него теперь остался только меч в руке. Здесь ещё остались прихвостни главного подонка. Убежать от него наш герой более не мог. — «Я умру! Ну и ладно!» Он незамедлительно опустил меч на голову-щупальце, лезвие рассекло слизистую погань и пошло вниз, дошло до груди, где шевелились всякие гадости, их частично скрывала одежда, у Булата не осталось времени их рассматривать. Он вырвал Инкурсио, оставляя противника в судорожных движениях сваливаться к останкам пятерых ранее тут прибитых. — Йиииииииии!!! — издал со спины несущейся с острой штуковиной, как лапа богомола, Булат парировал, после чего подрезал с боку — и ударил по щупальцу на голове, наполовину срезал, обогнул сбоку и пронзил с области затылка. И ещё раз прошëлся со спины — монстр пал на колени и растянулся подле уже испустивших дух. Ещё оставалось несколько — они явно боялись подходить, мерзко верещали, двигали всеми своими гадкими конечностями. Их главарь при этом стоял и ждал, явно забавляясь отчаянием своей загнанной жертвы. И Булат не собирался радовать нечисть поражением. Даже без силы тэйгу он с остервенелой яростью накинулся на ближайшую паскуду — ожидаемо изрубил, начиная от башки, которая отлетела после нескольких ударов, и он ещё проткнул её в спину на всякий случай. Как раз где-то в этот момент на фоне визга трубок двух служителей заиграла другая музыка — Булат не сразу обратил на неё внимание, как и на её источник. А вот монстры обратили сразу. Булат напал на одного из них и тот наконец смог скрестить свои органические лезвия и остановить Инкурсио, спереди выбросилась похожая на плеть штуковина и довольно чувствительным попаданием по животу отбросила Булата. — Сука! — он довольно ловко устоял на ногах. И наконец, бросил взгляд на новый источник звука. Прямо под лучезарным монолитом стоял юноша, чрезвычайно красивый! Это намётанный глаз Булата определил прямо сразу, несмотря на такую ситуацию. Он был бледным, с, кажется, пепельного оттенка волосами — парень стоял в неком облегающем костюме, плаще и очень чувственно играл на скрипке. У Булата не было времени выслушиваться в его игру и даже разглядывать, но он отвлëкся и только боковым зрением успел отреагировать на бросок языкоглавца. Тварь даже не смогла приблизиться — перед Булатом развернулся янтарный восьмигранный прозрачный барьер, об него чудище в балахоне столкнулось и оказалось отброшено — как только барьер пропал, Булат срезал выродку ту штуку вместо головы. — «Что за бесовщина?!» — только покончив с этой сволочью, он наконец смог ещё раз одуматься — тут происходило какое-то соревнование звуков — седой парень со скрипкой и двое живых наростов в компании своего начальника пытались перекричать друг друга — или, вернее, переиграть. — «Да боже, это какой-то абсурдный кошмар! Сон!» — Булат уже теперь отказался верить в реальность происходящего… Тут главный гад вытянулся к монолиту, как затянулся концом, с ним искривились и по воздуху потянулись прислужники. — А-ах! — Булат резко закрыл лицо от порыва пыли и ветра. Когда он уже посмотрел, то всё затихло. Луна вернула нормальный оттенок. Загадочный неземной свет вокруг монолита пропал. Воцарилась былая тишина. И это после такого-то гама! — «Так, ну ладно, это точно сон!» — Булат почти ничего не видел в темноте, но, кажется, парень в плаще с музыкальным инструментом ещё молча стоял тут. Потом вдруг тьма отступила — Булат смог отчëтливо различить окружающие предметы, будь то положенные им монстры, каменный алтарь и высокий монолит, на котором изображены тот безликий подонок с парой ублюдков-дуделов. Ну и тот юноша, да — сказочно красивый. — Булат?.. — вдруг узнал его этот кадр. — Доброй ночи. Откуда меня знаешь? — Булат не стал скрывать своего интереса. — Уверен, такого красавчика я бы запомнил. — Ээ… Твоя причёска, — обратил внимание собеседник. — Да? А что с ней? — Когда я тебя видел в последний раз, она была как у японского гопника. — Что такое японский? — Булат не понял прилагательного, зато осознал, что данный кадр вообще говорит на другом языке, с которым Булат не знаком совершенно. Но он его понимает! Этот чудесный прекрасный голос! — Меня зовут Нагиса Каору, ну или Табрис. Булат-кун, ты меня никогда раньше не встречал? — интонация была такой, словно они недавно бухали в ближайшей таверне и он настолько сильно злоупотребил, что память отшибло начисто. — Э… нет, говорю же, К-Каору, я бы такого красавчика точно запомнил! — у Булата не было никаких сомнений в том, кого он знает, а кого нет. — А я тебя запомнил, — очень красиво и мягко улыбнулся Каору. — Впрочем, я понимаю, кажется, ты Булат-кун, но в другой реинкарнации. — В другой реинкарнации? А-а-а! — Булат хлопнул себя ладонью по голове. Почему-то всё стало на свои места — как с точки зрения внутренней логики этого сна, так и с признания того факта, что Булату это всë снится. Он не хотел впутываться в игры Великих Богов — Булат всего лишь хотел предупредить юного и несмышлёного Императора о том, что первый министр за его спиной творит всякую дичь — но, к сожалению, у сына интригана — Сюры — под рукой оказался тэйгу телепортации, закинувший Булата со всеми его супер-доспехами прямо к чёрту на рога… Борея. После возвращения на Плато, Армандра и Шончин стали очень мрачно вести беседы о том, что им делать теперь — они пытались понять, что задумал Итаква. Табуко, кажется, в силу молодости, не очень понимала всю серьёзность положения — и теперь, увидев достойного мужчину, молоденькая девчушка стала обращать внимание на Тацуми. Сам Тацуми сейчас просто тихо думал над происходящим — он совсем оказался не готов к тому, что его так закинут на другую планету. Простой деревенский парень вспоминал с грустью и тревогой тех, кто остался позади. Эсдес же постоянно держала на виду его — и особенно ревнивая шайтан-девица с Севера смотрела на то, как Седна-Табуко пытается завладеть вниманием её мужчины. Наконец она подошла к Седне, прямо тогда, когда она пыталась всего лишь развеселить Тацуми, и сказала: — Эй, красавица, если ты хочешь заполучить моего мужчину, то ты должна меня победить. Поняла? — А? — эта грудастая альбиноска с оголёнными бёдрами совершенно невинно взглянула на Эсдес в ответ. Тацуми возмутился тем, что Эсдес в такой ситуации волнует это, но он решил ничего пока не говорить. — Хорошо! — Табуко без проблем согласилась. — Тацуми будет моим мужем, если я смогу победить тебя! У нас раньше как раз такой обычай был! Только у нас мужчины сражались за женщин… Тацуми хотел было возмутиться, но решил пока промолчать, так как понял что ни одна из женщин его мнение вообще не намерена брать в расчёт. — По рукам, красавица! По рукам! Как мне нравится ваш обычай! — у Эсдес аж поднялось настроение. — В моей деревни женщины не такие… — только мог вымолвить Тацуми. — Эй, рыжая красотка! — Эсдес дерзко отобралась к Армандре, когда Жрица Плато вела беседу с Шончином. Бой-девка с Севера выложила затею. — Хорошо, только не надо драться насмерть, у нас так не принято, — Армандра во взгляде Эсдес прочитала очень твёрдое намерение биться за Тацуми. У своей дочери она нашла такое же выражение, только куда как более наивное и сиюминутное. — Я просто хочу посмотреть, на что ты способна, Эсдес. — Увидишь, Армандра. Они выбрали широкое и безлюдное место, где гладко простиралась каменистая поверхность от горизонта до горизонта. Когда-то, по словам Армандры, здесь простирались бескрайние белые барханы, но холод отступил, когда Итаква оказался заперт внутри планеты. Солнце в небе ясно светило. Эсдес и Табуко встали друг на против друга на расстоянии в сотни метров, каждая из них могла бы пересечь его за ничтожные доли мгновения. Ангелица с белыми косичками и шайтан-девица приготовились. Шончин, Тацуми и Армандра наблюдали за дуэлянтками с расстояния, которое сочли безопасным. Когда Армандра громыхнула молнией, соперницы начали: — Эх! — Эсдес сорвалась первой, одновременно вызывая с собой настоящий ледяной шквал, состоящий из целого фронта ледяных осколков, чудовищно многочисленных и идущих лавиной — она буквально развернула посреди каменистой пустоши изо льда и снега целую волну — если не цунами. Табуко совершенно уверенно позволила ей себя накрыть — в том месте, где она стояла, выросла целая пирамида — снег и лёд сжимался там, где девушка-ангел стояла. Эсдес безжалостно давила, хотя и знала, что её соперница жива. Она не могла умереть от такого. — «Она точно сильнее меня, но как я могу без боя уступить ей Тацуми?!» Эсдес сражалась не ради Тацуми, а ради своей гордости — снежная ведьма не могла уступить так просто парня своей сопернице! Даже если знала, что проиграет. Табуко начала сопротивляться: раз — и вся эта куча льда и снега пробита — Табуко выскочила в прыжке, сверкнув белизной голых бёдер. Прямо перед ней, как чешуйки дракона, мелькали бесчисленные мелкие щитки — янтарные и прозрачные прямоугольники, возникающие и гаснущие всякий раз на пути ледяной дроби. — Ум! Эсдес пришлось резко ломануться в сторону от неё — она при этом перемещалась по снежной волне на ледяной доске, словно катаясь на сноуборде. Табуко отскочила меховым ботинком от своего барьера, возникшего позади — грудастая чрезвычайно быстро приземлилась подле Эсдес: какой бы скоростной та не была, а Табуко за ней поспевала. От этого в постоянно двигающейся массе снега, пошла ударная волна — белая масса сперва разошлась вместе с Эсдес, после резко стянулась — белый торнадо, сверкая миллионом ледяных копий и ножей, вращаемых внутри него, сбился в столб, вытянулся и замер, как колонна льда, высотой в сотни метров. Эсдес силилась и дальше её сжимать — казалось, лёд достиг неимоверной плотности, он прямо стремился сжиматься ещё сильнее, хотя, казалось, куда уж бы? Эсдес вскинула руки — ледяной столб оторвался от земли, точнее пустился очень быстро расти и улетать, как боеголовка, в чистое небо. Он смог выстрелить собой, роняя вслед хвост крошечной россыпи, сверкающей на солнце. Ледяная ракета улетела на несколько километров, где ударилась о землю с особенной кинетической энергией — это вызвало прямо взрыв, только без огня, но с большим выбросом пыли, снега и морозного тумана. Эсдес, однако, не стала праздновать победу — она ещё раз подняла руки к небу, прямо из синевы пошла волна белого тумана, он уплотнялся на ходу, становясь снегом. Его стекло столько, что облако белизны, полное сверкающего снега, заняло пространство в сотни метров. Это облако сразу же уплотнилось — из него вышла фигура, высотой в десятки метров, похожая на Эсдес. У неё в руке был меч, ледяная дева сделала шаг… и тогда, как только она приблизилась, прямо из того места, куда улетела ракета, из кратера восстала идеально-белая Табуко — примерно такого же размера. Она состояла словно бы из молока или зефира, была голой и её волосы спали распущенными и были подобны снежным облакам. Две гигантские женщины сошлись за одного маленького мужчину, которой, весь изумляясь, взирал снизу. Армандра и Шончин никаких эмоций не показали, им это вообще показалось типичным. Ледяная меха Эсдес отпускала позади себя волосы, похожие на проволоку цвета инея. Кристаллически-голубой корпус — эластичные в сочленениях ноги и руки, они двигались вопреки тому, что лёд вообще-то был твёрдым. Тацуми этого не понимал. А Эсдес нанесла удар ледяным двуручником. Табуко закрылась щитом — она прямо воплотила тот же барьер, только в этот раз во весь рост. От него отлетел меч Эсдес. Табуко выглядела теперь хмурой и решительной. Прямо в груди у неё вдруг проявился сферический алый кристалл, ещё одна алая точка на лбу — под цвет рубиновых очей. И наконец у неё от спины отошли назад крылья: идеально белые и похожие на листья растений: они растянулись от головы, от лопаток, от щиколоток, их было много, при этом они казались такими же не совсем материальными, как вся она: они поразительно не препятствовали телодвижениям. Удар — Табуко несколько раз, очень быстро заехала кулаком, отчего покров ледяной мехи покрылся трещинами. Она попытались обрушить меч, на что Табуко просто встретила его рукой — выстрел несколькими барьерами, очень маленькими, но достаточными, чтобы просто отломать продолжение оружия чуть выше рукояти. И ногой Табуко пнула — от столкновения с крылатой пяткой, вся ледяная дева очень далеко пролетела, рухнула и раскололась полностью — это ещё сопровождалось очень звонким грохотом. Табуко очень быстро оказалась над ней — и опустила руку. Она достала Эсдес, удержала её в больших белых пальцах, на удивление, очень осторожно, чтобы не раздавить. После чего отнесла туда, где находились наблюдатели. Эсдес спала с руки на землю, но сразу же на ноги — от её обуви буквально на лету, вырос торс снега и льда, с него она уже спрыгнула, один раз замедлив падение прыжком на возникший, пример посредине конструкции, уступ. Табуко попутно втянула все свои крылья и очень быстро уменьшилась, что характерно, её одежда не пострадала. А вот Эсдес выглядела больше потрёпанной. — Седна-Табуко больше бог, чем ты, — совершенно хладнокровно сказала Армандра. — Неважно, главное — она сильнее, а нет ничего более правого, чем сила, — Эсдес, кажется, была даже довольна, она сейчас вытряхивала снег из волос и смотрела на Табуко, кажется, даже восхищаясь её силой. — Знаешь, я уверена, что если кто сможет справиться с Итаквой, так это ты. — Учитывая, кто был её отец, я не сомневаюсь, что она по крайней мере может, — согласилась Армандра. — Во всяком случае, кажется, она — это единственная причина, почему Папаша ещё не напал в открытую. — Теперь Тацуми мой! — молодая грудастая Табуко повела себя так, словно выиграла какой-то приз на фестивале. — Имеешь право… Я только попрошу тебя не забирать Тацуми от меня насовсем, — Эсдес надеялась, что Табуко не будет против. — Ладно! Он будет наш! — с совершенно той же детской непосредственностью, согласилась девчушка. — «Почему меня никто не спросил?» — Тацуми осталось только об этом подумать, когда он, такой весь мускулистый, в этих доспехах Баала-Громовержца, был с двух сторон взят решительными женщинами. Тацуми не стал противиться подростковой и совершенно сиюминутной симпатии Табуко — он знал, что в некоторых деревнях, особенно изолированных, есть такой обычай: дать семя тем, кто тебя там приютил. Потому Тацуми совершенно спокойно ответил взаимностью на симпатию Табуко: у неё была очень выразительная грудь, симпатичная мордашка, хорошая кожа, привлекательные бёдра, которые она всегда обнажала, и, как вскоре узнал Тацуми на деле, у неё внизу ниже пояса красовалась аккуратная попка. — Мама говорила, папа был очень нежен с ней, — Табуко оголилась перед Тацуми — его похоть разжёг нагой девичий облик: её груди, соски и лицо, очень аккуратное и привлекательное, да и ножки… — Я постараюсь, — Тацуми решил. Тут надо сказать, что Шончин договорился с духом тэйгу, потому Адрамелех отпустил нашего героя. Теперь он остался просто голым и мускулистым, по-прежнему очень мускулистым, каким он стал после того, как послушал флейту Няу. Сказать об этом можно только то, что Шончин предупредил: — Дух этот очень злой. Он сейчас не разумен, он спит, но он зол. Я ощущаю гордыню и злобу… Опасное у тебя оружие, — старый шаман достаточно мрачно предупредил об этом. — Иного тэйгу у меня нет. Тацуми искупался, смыл с себя остатки крови отродья Ньярлатхотепа. Его кожа, однако, похоже, впитала краску, не способную смыться. Тацуми не знал, что с этим делать, но подумал, что это благодаря данной жидкости его организм не уменьшается — его мускулы не сдуваются, рост не уменьшается, плечи не сужаются. — «Ничего, я не против побыть богатырём, как старший братец». Обнажённый Тацуми прошёлся по каменному полу, поднялся по вырубленными в породе ступенькам. — Тацуми… Ой, какой ты хороший! — голая Табуко протягивалась посреди ложа, сотканного из шкур животных. Бледная, светлокожая альбиноска, очень тонкая в чертах, при этом не особо высокая. Но особенно Тацуми возбудила её грудь — большие и очень аппетитные шары-мячики, украшенные, где надо, торчащими титьками, очень нежными. У Тацуми кровь сразу прильнула к фаллосу. — «У Майн груди не такие». [7] Тацуми припал к её губам, поцеловал, взял и стал дрочить, смотря на Табуко. Потом дал ей, по взгляду молодые поняли, что это должна сделать она. И Табуко захватила пальцами этот большой мужской ствол, стала рукой водить по нему. Член сразу же достиг полной боевой готовности, достаточно было смотреть на грудь. — Возьми в рот. Табуко, без лишних вопросов, приняла его в свои уста, заглотила член в рот. Она его сосала. Тацуми было чрезвычайно приятно от этого, он стоял у ложа и наслаждался. Потом, через некоторое время, когда деревенский парень сообразил, что Табуко не наслаждается, он пожелал мастурбировать ей. И Тацуми сунул руку ей к вагине — взялся в ответ мастурбировать ей влагалище. — Тебе приятно? — Приятно… Да, продолжай. Табуко сосала член ртом, Тацуми мастурбировал ей вагину. Из-за этого из уретры пошла жидкость, сок потёк из недр вагины. Так молодые любовники какое-то время занимались взаимным рукоблудием. Они насладились так и пожелали по-иному: Тацуми вытянулся на мягкое ложе, Табуко воссела ему на член. — А-ах… Тацуми почувствовал, что-то не пускает его. — Ты девственница? — Да-а, — на секунду, лицо Табуко явило достаточно болезненное выражение, когда она села на него, он увидел, как его большой член нырнул — благодаря размеру этот орган вызвал кровотечение, красная жидкость пошла по фаллосу. — А-ах… — Табуко поначалу болезненно приняла его весь. — О, Седна… Табуко, мне жаль, — Тацуми аж заволновался. — У-ф, — Табуко, пребывая на члене, вмещая его своим влагалищем, продолжила приподниматься и опускаться. — Ничего, у женщины так должно быть. И вот Тацуми лежал и с серьёзным видом наблюдал за тем, как Табуко неумелой наездницей скачет на его члене. Тацуми сперва волновался, наблюдая за выражением её лица, но потом, посмотрев ей в глаза, постепенно перестал волноваться и просто продолжил наслаждаться. Когда они решили, что так хватит, Тацуми пожелал вытащить член — он сделал это аккуратно, чтобы ничего не испачкать. Его фаллос оказался в крови и соку. Они стояли. Табуко повернулась к нему тылом, нагнула спину. И Тацуми вошёл, он стоял и двигал тазом. Ему было очень приятно и вскоре, действуя внутри жаркого влагалища, парень пожелал кончить. — Табуко, я хочу бросить семя… — Брось! Брось его в меня! — разрешила она. — Хорошо. Тацуми более не думал. Он завершил дело огромным взрывом удовольствия, который случился от извержения. Ему было очень приятно и это ощущение продолжалось куда дольше, чем обычно. Семя выходило более десяти секунд, очень приятных секунд чистого экстаза, оно выбрасывалось во чрево женщины. — «У Булата такое же тело, наверное старший брать всякий раз кончает столь же сильно…» И Тацуми вытащил. — Я пойду, помою его — Да, иди… Она распрямила спину, размышляя о пережитых ощущениях. Тацуми тоже подумал: — Табуко, пошли тогда со мной, тебе же тоже надо помыться. — Да, Тацуми. Они вместе сошли в купальню, откуда вода поступала по специальному каналу, стали омывать гениталии. Тут Тацуми и Табуко смогли сесть на специальную каменную скамью, позволившую пребывать в таком положении по пояс в воде, и повели разговор без спешки. Тацуми рассказал о себе, о том как он покинул свою деревню, изолированную настолько далеко от Столицы, что он почти ничего не знал о геноциде, тирании, несправедливости и коррупции, охватившей его стану — он только через предания сказителей мог познакомиться с героями и их чудо-оружием — узнать о чудовищах, тёмных богах, о колдунах и кровавых культах. Табуко слушала с таким видом, что казалось, ей это было интереснее, чем те чудеса, которыми она окружена постоянно и о которых пожелал следующим узнать Тацуми. — Я ничего не видела такого в своей жизни, — подумала Табуко, — почти ничего… Я только слушала рассказы матери, рассказы мудрецов, которые говорили об очень далёких древностях, и ещё я много чего слушала от духов воздуха — им известно то, что происходит в других мирах. — Духи воздуха? — Невидимые ветра — они рождаются везде, где есть стихия воздуха, и они носятся над землями и в бездне, где несутся сферы небес — звёзды и всё остальное. — Ну да, — моргнул Тацуми, — я до сих пор удивлён, что земля похожа на шар. Табуко посмеялась — очень игриво и приятно. — Я тоже в своё время не понимала, Тацуми! Эсдес в это время владела ревность — но ей ничего не осталось, кроме как подавить это чувство, решив, что прав всегда тот, кто сильнее. А Табуко была сильнее. Если кого она и должна винить, так это саму себя. — Эсдес, если хочешь бороться с Итаквой, теперь нужно пробудить всю твою сущность, — Армандра вдумчиво глядела на Эсдес. Она узнала от неё, что эти ледяные силы вообще не принадлежат ей, а являются только кровью северного зверя — тоже сына Итаквы. — У меня с самого детства были ветер и молния, а у тебя, выходит, вообще ничего? — приподняла бровь Армандра. — Но я быстро учусь: как только я проиграла бой с Итаквой, я сразу же поняла, как мне соорудить огромную куклу, чтобы управлять ею, — немного самодовольно пояснила она. — Тогда пусть Шончин… поговорит с твоим духом, — размышляя, предложила Армандра, — уверена, он что-нибудь сделает… Шаман из древней страны сел напротив. Армандра также пребывала рядом. Эсдес, совместно с ними, попыталась войти в тот же транс. Они так трое пребывали в молчании и без движения. Жрица Плато и древний шаман пронизывали ум Эсдес, они чувствовали, какой злой душой она была. — Ты больше похожа на отца своего, чем твоя сестра, — очень негативно смотря на неё, сказал Шончин. — Знаю, старче, все под небом — Звери: я хочу быть самым опасным, — Эсдес оценила это сравнение скорее, как комплимент. — Вот уж удивительно, что в тебе больше от него, но сил твоих от рождения никаких его не было, — Армандра тоже посмотрела на Эсдес очень негативно. Та же вспомнила, как пила кровь своего брата, как тогда всплыли в голове те отзвуки его ярости, которая охватывала ëтуна в день, когда Первый Император и его гвардия сокрушили его. Убить, убить их всех — требовало настойчивое желание в миг, когда она приняла Экстракт. Эсдес коснулась отметины на груди, возникшей после этого. — Теперь кровь брата — в моих жилах. Но я не знаю больше ничего, никакой сущности, которая была бы во мне… Она убрала руку от символа. — Когда Каору сражался с Итаквой, я на какой-то миг стала такой же огромной, как Итаква, — вспомнила Армандра. — Это дала о себе знать сущность его рода. Но, выходит, в тебе совсем мало божественной сущности. — Да, никакой такой силы во мне нет. Потому мне остаётся использовать то, что есть. Эсдес подумала: — Знаете, а у меня есть план, как нам быть на случай появления Итаквы. Если мы будем бить его по-одному, то ничего не выйдет, потому нам нужно объединить наши силы в одного воина… Тацуми и Табуко продолжили через некоторое время свои ласки — молодые целовались и стимулировали руками груди и гениталии прямо в воде. Тацуми захотел сосать титьки Табуко. Потом ему к лицу она подставила влагалище — Тацуми, как умел, ртом ласкал и его. — Прости, ты надеюсь не обижаешься, что я тем самым… унижаю тебя? — немного и совершенно трогательно обеспокоилась она. — Это глупости. Главное — нам хорошо, — сразу же отверг все эти предрассудки Тацуми. Он присосался устами к влагалищу ещё пуще прежнего, стараясь так доставить удовольствие Табуко. Потом он вновь встал, легко удержал её над водой — всё же тело с такими мускулами было на удивление очень сильным. Табуко оказалась насаженной на член, её влагалище вновь обхватило своим теплом его чувствительную головку. Тацуми заработал, держа Табуко на весу, её ноги заключали любовника. Бледная кожа и его, немного желтовато-коричневая, порождали контраст — этот союз прекрасно дополнило сочетание больших грудей Табуко, упирающихся в плоскую и предельно мускулистую грудь Тацуми, в его рельефный пресс кубиками. Кавалер так уже брал свою даму быстрее и уверенно, покуда не кончил. Вот прямо так держа, Тацуми вновь ополоскал, залил куночку Табуко. Она, моля об удовольствии, попросила его не останавливаться — и Тацуми ничуть не сбавил темп, он чувствовал, что может так. Под хлюпающие звуки спермы, Табуко вся изошлась стонами, Тацуми почувствовал то, как она кончает. — Это твой первый?.. — ласково поинтересовался он, аккуратно снимая Табуко со своего члена — и бережно кладя её. — Если не считать того, что делала я сама и того… кхм! Что делали мне служанки, когда я шалила с ними — да, это первый раз, когда меня прожигает удовольствие от мужчины! Тацуми от этого только тепло и приветливо посмеялся. Табуко полностью подхватила его тон и добрый смех. Тацуми с ней поцеловался в губы. Они вышли из воды и вернулись к ложу. Там, пребывая вместе, Тацуми продолжил — он снова взял Табуко лицом к лицу — ныне так, что её ноги очутились высокого задраны, это были очень хорошие, мягкие и белые ножки — ступни выбрасывались вверх, пальчики ритмично двигались в такт всем действиям Тацуми — он наносил всё новые и новые натиски, утопая членом во влагалище женского вместилища. — Оа-акх! — он аж поднял голову, широко раскрыл рот и вынул язык, когда был близко к извержению — явил именно это лицо в момент, когда сперма сладострастно побежала в третий раз. Едва ли это остановило Тацуми — после короткого отдыха она взял Табуко ещё раз рачком — девица кончила, и любовник кончил ей следом. Потом мускулистый богатырь с тонким ликом сам лежал и только давал ангелочку отдаваться, очень активно наседать в позе обратной наездницы — и Табуко, пронзительно застонав, так кончила, когда принадлежала его члену. Тацуми потом тоже извергся, когда она продолжила тем же способом ублажать его, стиснул зубы и отправил боезаряд в нутро Табуко, видя её спину и жопку в те моменты, когда она скачет, и те половые губы, в которые энергично ныряет его большой и твёрдый фаллос, мокрый от постоянно идущего. сока. Когда оно было кончено во всех смыслах, седая грудастая девчушка с косичками и её мускулистый приятель с выразительным лицом — легли вместе, переводя дух и остывая. Тацуми просто дал ей возможность лежать на своей широкой груди, на своём мокром прессе. Он закрыл глаза, так они теперь просто спокойно отдыхали и наслаждались тем приятным тёплым чувством, которое наступает после извержения последней порции спермы. Когда Эсдес легла спать, ей, в состоянии, близком к погружению в забытье, явился голос: — Эсдес, твой отец хочет отчаянной борьбы между тобой и твоей сестрой, — с ней говорил ледяной жрец (Эсдес не удивилась, так как Армандра предупредила о том, что ледяные жрецы обладают ментальными силами). — Он желает бойни до конца… — Если он хочет бойни до конца, то пусть приходит сам. Будет ему бойня. Ледяной жрец промолчал сперва, потом предупредил: — Учти, Эсдес, гнев Итаквы скоро потеряет берега! — Пусть приходит хоть всем морем! Давай! Скажи ему, чтобы он не тянул время. Я не та, кто пляшет по дудочку своего заклятого врага! — Хорошо, Эсдес, ты сама напросилась… Тацуми учился метать молнии — он взмахивал рукой и слал разряды либо в виду луча с чистого неба, либо разил сжигающей плетью с рук. Седна-Табуко приветливо следила за ним. — Твоя мать — Армандра — умеет разить громом, а ты? — обратился он к своей подруге. — Ну… Я в принципе по всякому умею, но предпочитаю делать так, как делал мой отец. — Как? Табуко взглянула на линию горизонта — Тацуми успел уловить лишь всполох от лица Табуко — мощный взрыв почему-то в виде креста протянулся более чем на сотню метров. Хотя он случился на расстоянии примерно в пять километров, если не больше, ударная волна докатилась и до них. — Это сила твоего отца? — Да — он был Ангелом, — прелестно улыбнулась Табуко. — Ладно… Тацуми боролся с Табуко в качестве тренировки — один удар за другим находил на эти щиты-многогранники, которые возникали по желанию Табуко. Она, чтобы просто не стоять стеной, активно перемещалась, вынуждая Тацуми целиться и столь же живо двигаться. — К слову, — Эсдес осмотрела свой Акулий клык, замечая, что он покрыт трещинами и пробоинами, — сестра, а ты умеешь драться без колдовства? — Никогда не училась. — А жаль. Она показала свой шингу Шончину. — Я могу попробовать его залатать, возможно, даже сделаю сильнее, но… не уверен. Могу и сломать. — Ты довольно внушительный, так что я не буду злиться, если что. Эсдес отдала свой Акулий клык Шончину. Он воззвал к духам огня, которые накалили до красна рапиру. После шаман попросил Эсдес самой остудить её. Она взяла оружие в руки, отчего оно вернуло прежний оттенок, но без трещин или следов коррозии. Эсдес ткнула в сторону ближайшего булыжника, отчего цельный камень оказался разделён предельно ровно. — Спасибо, старче, по крайней мере хуже ты его не сделал. Подул грозный ветер. — Армандра! Эсдес! Это звучали голоса ледяных жрецов, исходя прямо из центра надвигающейся бури. — Итаква требует от вас боя насмерть! Он желает… — Он не получит того, что желает! — громко ответила в бурю Армандра. — Народ Бореи изведал свободу, потому теперь никто из нас не захочет жить под тиранией отца! Нам есть с чем сравнивать! С рабством мирится тот, кто ничего иного в жизни не видел и кому нечего терять, кроме своих пут! Давай, Итаква! Папаша, выходи на бой, хватит прятаться в небесах! Иначе вся Борея увидит, что ты — трус! Когда Армандра нарекла своего отца-тирана трусом, то небеса громыхнули — гневная высь полила молниями, столь щедро и плотно, что вспышки от них залили всю долину, а грохот заглушил даже свист мощнейшей бури. Однако весь этот небесный гнев натыкался на постоянно возникающие сегменты барьера — одна лишь Табуко их не пускала, да ещё без усилий. — Итаква, это всё, что ты волен?! Это вся твоя сила?! — бросила ему вызов Армандра. — Хватит детских игр, покажись сам! И Итаква появился — среди ока урагана возникли два огонька, вокруг них выступили очертания гуманоида. В виде фигуры из тьмы, разминая острые когти, проклятый тиран, насильник и убийца начал спускаться. Владыка Ветров шагал своими непропорционально крупными стопами, что были с перепонками, как бы по невидимым ступеням. Его глаза особенно ярко полыхнули — две эти точки сосредоточения зла обрушили два красных луча, которые уткнулись в барьер. Табуко пришлось уже напрягаться, чтобы не пускать врага. Насыщенные рубиновые лазеры пытались прожечь её бастион. — Давай, объединение сил! — воскликнула Эсдес. Она придумала эту технику и они использовали её: световая аура Табуко материализовалась в белый эфир, он слился со льдом и снегом Эсдес. Там, где они закрывались за барьером, выросла фигура, ростом равная Итакве — эта дева состояла изо льда, пронизанного светоносным эфиром Табуко — и в руках её рапира состояла как из чистой магмы. Шончин оказался скрыт в её рукояти. Табуко — в сердце, Эсдес в выше в груди, Тацуми и Армандра оказались в глазах. Они испускали электричество, которое заставляло всё тело божественной девы сверкать и искриться. Враги Итаквы соединили разные стихии и энергии, как придумала Эсдес, чтобы вместе, используя способности каждого — дать отпор злодею. Языки плазмы послужили гривой и шевелюрой для этой сущности. — Получи, папаша! — Эсдес подняла рапиру — она удлинилась, идя концом против лучей Итаквы. Он сам взревел, когда пал на землю, вся пустая долина раскололась от его падения — целые массы камней полетели в небо. — Давай, Шончин! — приказала Армандра. Шаман заставил своего духа открыть врата — розовый треугольник возник рядом с ними. Итаква в ярости наскочил — Эсдес воздвигла ледяной щит, который встретил его пинок: это — впрочем, по плану — привело к тому, что их выбросило за врата. Портал закрылся. Дева-воительница и его враг очутились на поверхности одной из необитаемых планет, где простиралась только унылая пустыня под тонкой атмосферой далеко от звезды. Теперь они могли биться, не боясь, что народ Мира Ветров пострадает… Итаква и команда схлестнулись — к небесным высям потянулись закрученные вихри: Итаква сразу поймал деву-воина в масштабный ургант, который, словно из огромной глотки, выплюнул нашими героями. Они поднялись высоко-высоко, откуда можно было увидеть весь диск этой серой и унылой планеты, лежащей в сумраке далеко от центральной звезды этой системы. При этом деву кидало и швыряло. — Нет уж! Мне тоже подвластен ветер! Давай, Седна! — Армандра приложила сейчас усилия, чтобы захватить контроль над ураганом, который поднялся аж до самой стратосферы. Они и правда взяли его под контроль, сколь это было возможно. Итаква в полёте поднимался к ним. — На, Папаша! — Эсдес низверглась на него с короны урагана — его увеличившиеся когти заблокировали огненный меч, когда он скрестил их. Глаза Шагающего с Ветрами вновь испустили лучи — их выстрел отбросил противников ещё выше и дальше к вершине урагана. И сам Итаква, заскочив в этот вихрь, резко выпрыгнул позади своих врагов — так быстро, что это можно было счесть телепортацией. — Ах! — Эсдес первой среагировала, мигом воздвигнув на пути между собой и врагом широкий ледяной заслон. Итаква просто рукой сокрушил бастион в мелкие кристаллики льда, его когти следом натолкнулись на барьер-многогранник. — Получи! — Тацуми приложил усилие, выстрелив неоновым лучом из глаза огромной воительницы, в котором он находился. Итаква просто уклонился, его даже не задело. — Вниз! — закричала тут Армандра, так подчиняя вихрь, чтобы он прибил их к поверхности планеты. Когда они пали, Эсдес вновь мгновенно возвела вокруг башни ледяной крепости, ростом с деву. Табуко обернула их своими барьерами. Какие-то башни — как ракеты — запустили целиком, какие-то раздробили на мелкие режущие осколки и дроби — эти залпы накрыли Итакву на самом приближении. Они вонзились в ту тьму, из которой он был соткан, и заставили Бога Севера резко отшатнуться. — На-а! — Эсдес после этого совершила резкий рывок, она взмахом рапиры запустила огненный серп. Итаква в ответ метнул с когтей воздушный — они слэшами сошлись, эфир и пламень разметали друг друга. — Гром! — вскричала Армандра: она и Тацуми шарахнули неоновым из глаз, Итаква — пустился рубиновым: от схождения двух цветов рвануло мощным взрывом, ядерный гриб поднялся посредине столкновения, выбив в воздух особенно много пыли и более крупных фрагментов породы. Противники обогнули «ножку гриба» каждый со своей стороны, снова столкнулись — когти Итаквы резко удлинились, уподобившись копьями в сотни метров, их концы нашли на щитки Табуко, пробили, коснулись корпуса девы. Эсдес сформировала кусок льда достаточного размера, чтобы вобрать в себя все эти протянутые лезвия. Пока они замерли в нём, ледяная дева зашла с боку. Итаква, как змей, выбросил второй рукой чрезвычайно гибкой. — Щит! — вскричала Эсдес. Так как их разум был связан, Табуко возвела особенно плотный барьер в несколько слоёв. Когти Итаквы смогли сходу сломить первый слой: щит как смялся, подобно бумаге. Зато, когда он следом пропал визуально, Эсдес метнула рапиру. Она на этот раз точно угодила в правый глаз Итакве — и повела вниз, к середине груди, ближе вправо, метя туда, где у человека билось бы сердце. Это, кажется, оставило посреди тьмы лучезарную расщелину — из неё вырвались брызги, подобные расплавленному золоту — кровь бога. Все обрадовались, когда подумали, что его ранили. Итаква на это чрезвычайно быстро разбил ту глыбу, которая удерживала его вторую руку, ударил освобождённой конечностью по руке девы, чьи пальцы сжимали меч. От этого рука раскололась до плеча. — Блядь! — Эсдес перекинула рапиру в другую руку прямо на лету — она полетела, когда следующий удар Итаквы их отбросил. Они врезались в грунт, оставили борозду. Итаква приближался под вой ветра и мощную метель. По мере движения в борозде, Эсдес вызывала там, где они пролетали, множестве ледяных кольев. Итаква обильно полил против них лазерами из глаз, взрывая их в мелкие брызги осколков и искр. Когда он достиг последних, дева уже встала, уже восстановила руку, а пламенная рапира обернулась луком — натянулась плазменная тетива, запустила стрелу, словно сотканную из клочка Солнца. Итаква просто поймал её когтями. — Твою же!.. — разозлилась Эсдес, до боли кусая губу от досады. — Получи! — Тацуми следом высвободил от глаза насыщенную шаровую молнию — большая сфера плазмы полетела следом. Итаква просто бросил стрелу в этот «солнечный колобок», отчего случился очередной масштабный взрыв. Итаква пропал после него. — Блядь! Куда он делся?! — Тацуми ориентировался через специальный прицел возле глаза, который очищал изображение. Но среди бурана и белого пара Итаква действительно пропал. Куда делся Владыка Белой Тишины? — Он тут! — донёсся испуганный голос Шончина. Все сразу же заметили, как прямо из тверди планеты под их ногами высунулись его руки — когти Итаква сомкнулись на голенях девы, раздробив их. Выше того места, нижние колен, по воле Эсдес, конечности отделились от прочего льда — от места отделения снова вырос ещё лёд. Эсдес опять попыталась с разворота настигнуть Итакву концом рапиры. На что Папаша весь просто… выбросил голову, уподобился змею, принял форму тёмной спирали, у которой глаза, в виде красных точек, перекинулись в разные концы! Обломки породы активно полетели — Эсдес замахала рапирой, несколько раз фехтовальщица попала по Итакве, принявшему новую форму, но не похоже, чтобы это принесло хоть какой-то результат. Зато через несколько мгновений Итаква принял облик спрута — или вроде того — и запустил ударом многих конечностей своих противников в полёт. Дева изо льда снова отдалилась от него — и пустила из выси против него пару неоновых лучей — это били Армандра и Тацуми. Итаква из подобия спрута распался в сгусток тёмного не то дыма, не то тумана, и просто пропустил сквозь себя эти атаки. А потом и во всем пропал в такой форме, чтобы соткаться из неё сбоку от противников, прямо там, где они были, через десятки миль от него. Он вскинул руки к небу, отчего с него пал очень длинный воздушный слэш. Его конец ещё раз прошвырнул ледяную деву, на сей раз сбивая ею неровности рельефа. Итаква за этим развернул вокруг себя ауру инея, от неё вокруг выросло множество очень длинных и тонких кристаллических пик, похожих на лёд. Небесный гигант их разом метнул. Дева вскочила, выбросив рапиру — по воле Шончина она от этого приняла форму широкого щита, состоящего из насыщенной магмы; попадания этих кристаллов вызвали обильные выделения пара, целые струи его, словно гейзеры, били в точках попаданий. Когда залп закончился, щит вновь принял форму рапиры, чьё лезвие заструилось разрядами грома — Тацуми и Армандра влили свою силу. Эсдес воткнула рапиру в землю, отчего по направлению к Итакве развергся разлом, из него обильно вырвались струи магмы и лучи плазмы, чья клетка покрыла местности. На это Итаква ещё более обильно расширил ауру, отчего всё это застыло, скованное кристаллом инея. — Да получи ты! — Седна разозлилась как следует. От девы разразился один мощный выстрел, отчего крестообразной взрыв протянулся через почти всю местность, которую они до того рассекали по ходу схватки. Итаква вытянул руку, выстрел, идущий на него, по сути оказался разрезан подобием воздушного клинка — краст-взрыв утратил свою характерную форму. Итаква ответил своими рубинами-лучами — перед девой Шончин раскрыл розовый портал-треугольник, чтобы выстрел ушёл в него. Первые секунды лазер действительно пошёл туда, но потом лучи буквально изменили траекторию, зашли с другой стороны. Это значительно повредило деву. Она изменила место положения. Лучи из глаз Итаквы нарочито издевательски заходили терпеть с разных углов — даже без необходимости. Итаква выпускал их прямо, на что они вонзались в землю, после чего били из земли под целью; они уходили в небо и обрушивались с неба; выходили прямо, но направлялись в бок, чтобы ударить так. От каждого такого попадания выбрасывалось много искр, отлетали куски девы, возникал и распадался на осколки щит Табуко. — В оборону! — наконец приказала Эсдес. — Нам нужен другой план! Она вырастила вокруг высоченную ледяную пирамиду, пропитанную теперь эфиром Табуко — Итаква забил в неё руками, каждый раз отбивая крупные осколки — на их место лёд выростал; Итаква принялся пинать бастион своими непропорционально большими ступнями. — Какой план?! — Армандра сбилась с толку. — Щас!.. Эсдес вдруг разбила защитный лёд — дева подпрыгнула аккурат из пика пирамиды, метя вонзить рапиру в голову Итакве. На это Папаша схватил лезвие руками, начал вгонять в него свой холод, отчего оно всё остыло и потухло тёмным и ледяным. Эсдес в это время трансформировала одну из ног в лезвие, которым с боку заехала по Итакве — увы, но бить так в эту тёмную субстанцию его туши оказалось практически бесполезно. А дальше Итаква вдруг стал очень маленьким — он уменьшился до габаритов человека — это произошло столь резкое, что ледяная дева аж рухнула. Когда она почти сразу вставала, то Итаква, будучи очень маленьким, с тарана пробил ей лёд в груди. Проворный злодей добрался до Табуко. — Седна! — Армандра чертовски испугалась. — А-а-а! — дед схватил свою внучку, пусть та и обернула себя силовым полем. Схватившись за его слой чёрными когтями, Итаква вырвал её с собой в полёте. Они обе покинули пределы девы. — Не отдам! — Армандра сама следом вырвалась из глаза голема. Пылая рыжими волосами, Жрица Плато полетела вслед почти как метеор. И там, в небе, мама Армандра выросла, превратившись в такое же существо — каким был её отец — большое и тёмное, но более женственное, кажется, с алой шевелюрой в качестве волос. — Может она хоть так его одолеет?! — с надеждой посмотрел ей вслед Тацуми. — Нет! — прозвучал у него в голове телепатический голос Шончина. — Его нам не одолеть! Я попробую воззвать к Старшим Богам! Это единственный способ!.. — Давай, старче! — без раздумий согласилась Эсдес, попутно поднимая на ноги своего ледяного голема, которым ей было теперь куда сложнее управлять без Табуко — да и в скорости они теперь потеряли. Армандру и Итакву довольно быстро закрутило в небо — но Тацуми через прицел своего тэйгу ещё мог видеть, как она пытается поливать отца чистой энергией своего гнева. Увы — это не очень помогает. Взрывы грохочут над ними почти беспрерывно — но Итаква несокрушим. Тацуми подумал, что это уже конец… Внезапно в небе полыхнуло изумрудом — Тацуми через прицел отчётливо увидел, как струя изумрудного или огня, или света угодила в Итакву, и это куда эффективнее всего остального заставило его дрогнуть. Пока оно было так, Армандра разжала ему когти, вырвала Табуко и пустилась на землю. Итаква послал ей вслед рубиновые лучи, но его ещё раз сбило изумрудным шквалом. И теперь он был вынужден повернуть голову туда, откуда по нему били — и отвечать алыми лазерами. — Э-х! — Армандра уменьшилась до обычной формы, после чего забралась обратно в глаз голема. Табуко была у неё на руках — целая и невредимая. — С кем он там сражается?! — спросил Тацуми, тщетно пока силясь разглядеть. Вдруг случился ещё один грохот — со штормового неба, пусть даже в сотнях километров отсюда, пал особенно огромный субъект. — Дракон! Тацуми ясно увидел тёмное, кажется, тёмно-зелёное создание с несколькими головами — с семью — как посчитал он. Каждая голова вытягивалась, каждая имела лапки со своей стороны, так что, это были скорее семь сросшихся драконов — чем один с семью головами. Тацуми не мог во всех деталях разобрать их формы, в первую очередь он видел головы на длинных шеях — так они больше напоминали змей. Каждая голова, кажется, несмотря на похоже черты, чем-то отличалась от другой — и над каждой полыхал изумрудный пламень. — Это не Старшие Боги, которых я звал! — ужаснулся тут вдруг Шончин. — Это Огдру Еб Джурхад! Его дети вынудили меня отправить на дно моря родную землю! — Что?! Вместо одного бога тьмы ты вызывал другого?! — поразилась Армандра. Эсдес вдруг посмеялась: — Существуй боги добра и пушистости, едва ли им хватило бы зубок потягаться с Папашей… так что это неплохой выбор, если этот… Дракон — враг Итаквы, — Эсдес сформировала линзы на своих глазницах, что позволило ей видеть чрезвычайно остро и точно. Она теперь, как и Тацуми, сама могла различить бой этих созданий. Итаква проходился рубинами по тушам Огдру, те же выдыхали в него изумрудным пламенем. Огдру, пользуясь размером, двинулся на Итакву, буквально своими габаритами прорубаясь сквозь рельеф местности. Что было не удивительно — длинна Огдру Джахад исчислялась десятками километров! Для боя с ними, конечно, Итаква прибавил в размерах — он теперь размашисто врезал по голове одному из Огдру — его морда откинулась. Дракон попался укусить, на что сам Итаква обратился как был нитью, эта нить связала морду Огдру — отчего все Семеро сбились с толку. — Эй! — тут Армандра вскинула свою голову, посмотрела прямо наверх. — А что это?! Все остальные оторвали свой взор от боя Итаквы и Лотана, дабы узреть то, как над ними появился огромный и тёмный объект — у него в обе стороны раскрывались крылья, но он казался неподвижным и металлическим — от него отходили шипы, перед был симметрично раздвоен по краям, хвост тянулся длинным и тощим, а под дном раскрывался золотистый нимб. Разглядывая эту штуку длинной около двух километров, напрашивалась мысль, что это не живое существо, а нечто вроде летающего корабля из металла. И, ни у кого не возникло сомнений, что в силу размеров, на нём бороздить просторы мироздания мог только бог. Золотистый нимб сформировал ещё один барьер, которые поднял на себе ледяного голема. — Оно хочет… взять нас борт? — поняла Армандра. — Да! — принял сообщение Шончин. — Но не знаю, можно ли ему доверять. — Сейчас он сильнее, так что… — у Эсдес не возникло никаких проблем покориться воле сильного. — Он враг Итаквы, — сказал Тацуми, — может, он окажется для нас большим другом! Когда ледяную деву взяли к днищу этого небесного корабля — впрочем, очень мрачного, чтобы на нём мог странствовать кто-то мягкий и пушистый — участок его дна буквально пропал, чтобы взять внутрь «гостей». Внутри открылось большое пространство, освещённое по краям красным — тёмный пол появился следом под тёмным же потолком. Эсдес, Шончин, Тацуми, Армандра и Табуко собрались вместе, покинув те разные части тела голема, которые они до того занимали. В то место, где они теперь стояли, будучи на ледяном корпусе, сверху сошёл некто. Он выглядит как гуманоид, ростом то ли три, то ли четыре метра. Его облик был весь скрыт следующими одеяниями: лицо закрывала маска предельно странной формы — сколько можно было понять, у него был открыт рот — и в этот рот входила некая трубка, соединяющаяся с прочей наружной экипировкой; линзы скрывали глаза; остальной наряд сочетал в себе жёсткую кожу и металл — они сплетались, не оставляя участка голой кожи. Сама фигура при этом была очень мощной и широкой в плечах. Козырёк готического шлема перетекал в начало массивной короны, где три зубца-рога живо струились чёрной плазмой. Герб тьмы с тремя лучезарными зубцами — над бледной помесью червя, личинки и осьминога — украсил это облачение. От его сапог исходила та же чёрная плазма, позволяя ему вертикально летать. Она пропала, когда он приземлился на пол. Прежде, чем кто-то из пятерых что-то сказал, вокруг появились прямоугольники, подобно окнам, открывающие для взора изображение происходящего снаружи. Сейчас все увидели, как Итаква отступает. Он сбежал на другую сторону планеты. На что Огдру Джахад дружно дыхнули в твердь — их атака прошла насквозь планету, вырвалась мощным изумрудным взрывом на обратной стороне, прямо под Итаквой. После этого его как отбросило в космос, на что он уже полетел прочь и скрылся в глубинах космоса. Огдру Джахад победоносно поднял головы над дырой в коре в планеты, чьи края состояли из оплавленной породы. — Вы его прогнали… — начала разговор Эсдес. — Это было несложно, если учесть, сколько его силы до сих пор ограничено моим родом, — спокойно молвил хозяин корабля. Его голос, мужской по тону, звучал у всех в головах на родном языке того, с кем он говорил. — Вы бог? — спросил Тацуми. — Один из богов света и любви? — Я был одним из них, — ответил он. — Я по-прежнему бог любви, но для вас моя любовь будет… слишком жёсткой. Это заявление вызвало дикий хохот у Эсдес: — А тебе возбуждают страдания твоих любовниц? Или любовников? Или ты предпочитаешь скотину?! — Не в смысле сношения — плотская любовь чужда мне. Я люблю сердцем, а не удом, и люблю всякую живую тварь. Потому меня глубоко печалят страдания тварей… — Я знаю, кто ты! — указал на него Шончин, полный тревоги. — Ты Мелькор, Чёрный Враг мира! — Я предпочитаю, когда меня называют «Возлюбившим мир», пусть даже подразумевая иронию, — уточнил собеседник. — Да, у меня много имён — я Мелькор, Моргот Бауглир, Моринготто, Белегурт, Алкар Лучезарный, Червь-Герой, Червь-Победитель, Рок Шаггая, Червь-кто-грызёт-ночь… Чёрный Враг, Чёрный Вала, Первый среди Айнур, Безумный Титан, Восстающий в Могуществе, Бог-есть-Любовь, Тано-Учитель и так далее. — Я помню, я читал про вас предания, мне известно, что вы когда-то были богом света и любви… Но вы сошли с ума! — сказал Тацуми. — Сошёл с ума? Возможно, но я предпочитаю думать, что я просто стал самым здравомыслящим в этой безумной Вселенной, — лаконично ответил Мелькор. — Если вы хотите смерти всем, то почему спасли нас? — спросила Армандра. — Я люблю вас. Я намерен убить разом всех, но пока я не могу это сделать, не вижу смысла убивать вас, — пояснил Мелькор. — Кроме того, вы взывали к моему роду о защите… я предпочитаю не разрушать ожидания. Потому что я люблю вас. Армандра, Эсдес, Тацуми, Табуко и Шончин обменялись взглядами — вот так они избежали одного безумного злодея, чтобы попасть в руки другого! — Мы поняли ваши взгляд на жизнь, любезный, — обратилась Эсдес ко Врагу мира, — но мы все ещё хотим жить, потому не могли бы вы выгрузить нас где-нибудь с вашего Нагльфара? [8] Меня и Тацуми — желательно у нас дома. — Есть кое-что, что мне нужно от вас, — начал бог любви и смерти, — ты, — указал на он на Тацуми, — носишь дух моего брата. Я вас всех намерен отправить в небытие, которое спасало вас от боли бытия до вашего рождения, рано или поздно, потому двоим из вас предстоит погибнуть сейчас. — Ты убьёшь нас всех или отпустишь нас всех! — Эсдес приставила рапиру к горлу живого бога. — Какая храбрость. Нет, я не могу убивать вас, так как вижу, что нити судьбы мне куда тяжелее разорвать, чем кажется, — пояснил Мелькор. — Потому грози я вам смертью всем, судьба бы повернулась иначе. Вы должны жить, чтобы я мог встретить отца этой девочки, — ткнул пальцем Мелькор в Табуко. — У меня к нему разговор, а пока ты, — указал Тёмный Властелин также на Тацуми, — вы будете здесь. Остальные — вы свободны. — Эсдес, ты не сможешь его одолеть, — обернулся к ней Тацуми, совсем забыв, по доброте душевной, что Эсдес ему вообще-то враг. — А что тебе от них надо? — спросила Армандра. — Я намерен вернуть к жизни брата моего, для чего мне потребуется душа твоей дочери. И тело её возлюбленного, — Мелькор, будучи богом, мог знать всё о любом, на кого он бросает взгляд, включая прошлое и возможное будущее, разные варианты судьбы. — Скажу сразу, у вас двоих, Эсдес и Армандра, ещё будет шанс спасти тех, кого вы любите. Я дам вам им воспользоваться потому, что это даст мне шанс нормально поговорить с отцом Табуко. Увы, но я не смог в прошлый раз нормально поговорить с ним… — А если мы не согласны?! — Эсдес не убирала рапиру. — У тебя ли мышца, как у Бога? — одного взгляда Мелькора хватило, чтобы у Эсдес отнялись ноги и руки. Оружие выпало, она рухнула следом, ощущая такое давление, словно небо на плечи упало. — В отличие от Итаквы я не намерен играть с вами — одного моего присутствия хватит, чтобы даже боги, будь они слабее меня, не могли бы и пальцем двинуть без моего ведома. Тацуми и Табуко не осталось ничего, кроме как грустно посмотреть на тех, кто за них переживал. — Когда-то я успел провести вечность в боях против Ньярлатхотепа, — сказал Мелькор. — Я пытался спасти всех, кто ощущает боль, от его зла. Но сил мне не хватало. Тогда я решил, что отправлю мир в небытие, но спасу всех от Ньярлатхотепа. Моя решимость была со мной тогда, когда мои братья рвали меня на части; она со мной и теперь, когда я вновь вошёл в двери жизни. — Ньяр… рл-ло-то-кто? — у Тацуми аж язык сломался — ещё бы, куда это простому парню из деревни до таких разборок? — Величайший из Господ зла, именуемый тысячами имён, — сказал Мелькор. — Мой заклятый враг. У него столь масок и титулов, что их невозможно сосчитать. Зачастую он изображает из себя Учителя праведности, но как говорится — по плодам он узнаётся. Увы, часто те, кто вкушают его плоды, слишком поздно познают, что Дьявол был отцом их и что прихоти его они исполняли… В твоей Империи он известен как Змей Веков. На твоей земле его также знают как Дьявола и Князя Тьмы, а в Мидии он изображает из себя якобы «благого духа». Жители других планет тоже знают его — например, из тех, кто виден на твоём небе: на Карниле его зовут Малельдилом Юным и Оярсой Тулкандры, где-нибудь на Морвинионе он будет представать под именем Крэга [9]. Тацуми едва успевал за этим полётом мысли — простой деревенский парень едва ли разбирался в астрономии, ему потребовались усилия просто, чтобы понять, о каких небесных тела идёт речь. Видя такие затруднения, Мелькор даже над ним сжалился — очевидно, в силу своей вселенской любви: — Не парь мозги — просто все мы жертвы сил, которые выше нас — в том трагедия. Мелькор потребовал от Тацуми и Табуко следовать за ним. Что им ещё осталось? Эсдес, Армандра и Шончин пошли тоже, чтобы увидеть, какую участь этим двоим приготовил безумный бог. Мелькор на ходу пояснял: — Это судно, которое ты верно нарекла Нагльфаром, апостолы Ньярлатхотепа с боем отбили от армии, к которой принадлежит Каору. В его чреве я возродился после того, как Ньярлатхотеп бросил мой дух в Огдру Джахад. — Эти Огдру как-их-там теперь живы отдельно — если дух твоего брата в Тацуми, то почему бы тебе не вернуть к жизни брата, не отнимая у меня Тацуми? — логично рассудила Эсдес. — Чтобы вернуть меня к жизни, апостолы Ньярлатхотепа высосали жизнь из Огдру Джахад. Я вернул их к самостоятельной жизни потому, что использовал Креативность Эру, — Мелькор решил пока не пояснять, что это точно такое. — У моего брата же Креативности нет… Сейчас они вошли в помещение, где множество механических трубок и шлангов пришли в движение, значительная часть этого места отводилось под нечто, что казалось одновременно и живым, и механическим, и нельзя было понять, одно это или иное. Как только Тацуми и Табуко встали там, куда им указывал Мелькор, множество конечностей Нагльфара потянулись к ним. — Твой брат — тот, из кого сделали тэйгу Тацуми?! — наконец поняла Эсдес. — Да. — Так сними с него ëбаный тэйгу, дай мне Тацуми! — Не выйдет: кровь дочери Ньярлатхотепа и музыка слуги Азатота навек связали их — если этот тэйгу снять, это будет лишь видимость разделения. Кого только Мелькор это пояснил, чрево Нагльфара скрыло Тацуми и Табуко — все увидели лишь, то как девушка успела поцелуем впиться в губы парня в самый последний момент. Эсдес хотела быть там. — Когда Эру создал нас, — повёл речь Мелькор, пока чрево трудилось, — он сделал это из своих мыслей. И мысли эти были о качествах самого Эру. Потому что когда рядовой музыкант рода Азатота отстранился в пустоту, ему осталось думать лишь о себе. Алуин, он же Яд-Тхаддаг, был Временем его жизни; Манвэ, он же Сулимо, был Самопознанием; я — Мелькор — его Креативностью… Я вышел самым могущественным, потому что креативности тому, кто изменил Абсолютному Хаосу — не занимать. А мой брат, известный среди вас как Баал Адрамелех, олицетворяет Власть Эру. Но каждый из нас был неполноценен, ибо Эру не желал видеть в обществе своём равных себе. И Адрамелех начал исходить завистью. Он пытался использовать свою Власть для созидания, но без Креативности, которая была у меня, он не мог ничего создать. Но зато он мог разрушать. В конце концов это привело моего брата к мысли всё разрушить, до чего он только дотянется. — То есть, как и ты, — сказала Армандра. — Верно, но мотивы наши различны. Моя Креативность не может больше создать что-то, кроме того, что я намерен использовать для смерти. Так как Огдру хотят сожрать всех, я вернул их к жизни, если Адрамелех хочет всё разрушить, я могу его вернуть. А вот Тацуми и Табуко я не могу вернуть. Даже себя самого я смог вернуть только в силу моей духовной некрофилии — потому имя мне: Чёрный Феникс. — Бля, меня уже тошнит от твоего высокого слога! — сплюнула Эсдес, чрезвычайно злая от всего: от того, что у неё отняли Тацуми, от того, что она ничего не может сделать. — Что поделать? — Мелькор развёл руками. — Мне это по чину положено. Все вышли туда, где находился мостик корабля. Он представлял собой обширное место, где прозрачной выглядела внутренняя сторона кокпита. Через неё представлялось возможным увидеть наружное пространство вокруг судна с высоты его полёта. Нагльфар парил над полем недавней битвы. Туманы и дым застилали пострадавший рельеф, а тёмную высь начал освещать блеклый восход. К центру кокпита от входа тянулся механического вида мостик, он завершался платформой, где на таком же механическом троне расселся Мелькор. Эсдес, Армандра и Шончин встали рядом и стали смотреть на то, как Адрамелех, особенно явственно различимый благодаря своему хвосту павлина, спускается к Огдру Джахад. — Что вы намерены делать? — спросила Армандра. — То же, что и всегда, — ответил Мелькор. — Попробуем спасти мир. В смысле, уничтожить его. Эсдес громко заржала над этим: — А кто-то ещё говорил, что жесткость погубит мир — нет, его погубит любовь! Вот уж верно говорят, любовь — страшная сила! Адрамелех — он же Тафабоот или Оноил [10] — распростёр руки: — Услышьте меня, Силы Творения и Разрушения! О, вы — близнецы, Мрил Торион и Мландот, я взываю к вам — властью, данной мне Илуватаром, моим отцом!.. — Мрил Торион и Мландот, — внял ему Шончин, — это Мировые силы созидания и разрушения… Никогда бы не подумал, что увижу, как кто-то будет взывать к ним. Говорят, они сжигают любого, кто посмеет соприкоснуться с ними. — Но не того, у кого есть право повелевать их Огнём. Мрил Торион и Мландот, известные также как Инь и Янь, — они всего лишь разность в теме Азатота, которой Безумный Бог творит всё, что не есть Он, — пояснил Мелькор. — И я очень рад, что могу обернуть силы Вселенского Идиота против него самого. Слепой Сакла так и не узнает, что я, Мелькор, сам спровоцировал его раздавить свою же любимую игрушку. Надеюсь, Хаос-Идиот не слишком расстроится? Короны изумрудного огня, полыхавшие от глав Огдру Джахад, отбросили языки и стали закручиваться концами в воронку. В её центре сразу пророс тëмный объект, к которому Адрамелех протянул руки. — Если провести параллели, понятные вам, то мы сейчас планируем одной искрой спалить весь мир, ведь даже одной искры хватает, чтобы поджечь стог сухой соломы, — пояснял Мелькор. — Ибо в этой горошине будет заключена Созидательная и Разрушительная Мощь Негасимого Племени! — Вот уж я верно сказала, что мы попали на борт Нагльфара, — прокомментировала Эсдес. — Нагльфар? Тоже верно. Настоящее имя моего корабля «Erlösung» — «Спасение». *** Булат и Тацуми вытягивались на кровати, обнажённые, потные и довольные. Тацуми выглядел столь же мускулисто, как и Булат. — Знаешь, старший брат, — улыбаясь, говорил Тацуми, — мне сложно было поверить, что легендарный Убийца тысяч человек — любит мужчин… — Да, Тацуми, дружище, — улыбался Булат ему в ответ, — я очень люблю мужчин и совсем не люблю женщин. Он просмотрел на возлюбленного: — Хочешь ещё? Булат медленно поднялся… — Ах! Ах! Ах! — Тацуми, сжимая зубы, постанывал, вытягиваясь раком. О, как его кидало на кровати! — Ох! Уф! Уф! — Булат двигался очень быстро, то особенно акцентируя внимание на том места, где копчик переходит в спину, то просто отрешённо смотрел куда-то по верх. Новые капли пота выступали на его мускулах. Булат чрезвычайно энергично совершал половой акт, попутно ускоряясь — ему хотелось быстрее, быстрее, он не мог насытиться. Булат брал Тацуми и не мог остановиться. Мальчик принадлежал ему весь. — А-а! Старший брат! Старший брат! — Тацуми начал издавать особенно болезненный звук. Мальчику стало больно — Булат слишком быстро и сильно пронзал его нутро своим членом, слишком мощно и беспощадно. Но Булат не мог остановиться. — Ах! А-ах! А-а! — Булат почувствовал, как его клыки растут. — Старший брат?.. Потный Тацуми, с мучительным видом, повернул шею назад… Грудь Булата раскрылась — она стала драконьей пастью, зубы яростно показались испуганному Тацуми… теперь его сношал настоящий дракон — Тиран, ужасное чудовище, у которого было больше одной пары глаз, кожа — как металл, яростный оскал и страшное дыхание! Пылающая струя извергается, пасть рвёт горящее мясо, зубы перемалывают челюсти, взгляд множествах глаз на вытянутой морде яростно бегает… Булат раскрыл глаза, увидел над собой потолок. Полностью один он лежал в кровати. Пот покрывал его мускулы, он бы прилепил одежду, будь она на теле мужчины. Член яростно стоял под одеялом. — Тиран, сукин сын, какой ты мне чудесный сон испортил! Тэйгу навевал сны. Это произошло за некоторое время до путешествия. — Борея — Мир Ветров, — Каору Нагиса запрокидывал голову, чем выделял свою тонкую и длинную шею. Они стояли на поверхности ледяного спутника — Дромоса — среди снега и под ночным небом, в коем Булат, прежде всего, увидел зеленовато-облачный диск — такой, как встретил Тацуми на Нуминосе. — Желаешь мстить отцу? — спросил Булат у Кирби, стоящего подле. — Да… — Что ж, — облачённый в свои деспехи, Булат ещё раз взглянул на диск Мира Ветров, — значит, мы на месте! Высшушав ветер, Каору сообщил: — Тот, кого ты ищешь — не на месте, Булат-кун. — А где? Мой Тацуми? Где он?.. Каору посмотрел на него — уже без улыбки. — Он был схвачен одним из Валараукар [11]. — Кем? — Одним из врагов — как и моя дочь, ради которой я здесь. — Они живы? — В некотором смысле. Валараукар проглотил их — проглотил не в том смысле, в каком обычно — их ещё можно из него достать… Каору чуть сузил век, глядя над диск Бореи. — Духи всё видели, они приведут нас к ним… — Значит, твоя дочь тоже у него?.. — Булат со всей серьёзностью принял такой поворот. Каору кратко рассказал о том, что случилось — узнав об этом от воздушного духа. — Но сперва, — уверено посмотрел Кирби на Борею, — мне надо решить вопрос с отцом! Из демонического глаза посыпались искры, словно из костра, чувством ненависть выразилась во втором — человеческом. — Что он тебе сделал, Кирби? — только поинтересовался Булат. — Убил мою мать, которую он изнасиловал, когда зачал меня… — Ясно. — Булат, — обернулся к нему Каору, после того, как ещё послушал здешний ветер, — я думаю, чтобы ты помогал нам, а не мешал, тебе понадобится более могущественное оружие — чем то, которое у тебя на руках сейчас. — А?.. Мой Инкурсио? — Булат взглянул на себя — на свои доспехи. — Да, ты прав, я мало что смогу сделать против таких ребят. Я всего лишь человек — мне, если подумать, совсем нечего делать среди ангелов, богов и демонов. — Это ты прав, Булат-кун, — улыбнулся Каору, попутно у него перед глазом появилась тонкая, нематериальноя пластина, парящая в воздухе, на которой бежали некие быстрые строки и формулы. — Булат-кун, ты уже не человек. Ты — один из Огдру… Существо, из которого сделали доспех Булата, было одним из внуков Семерых. Каору несколько секунд без слов посмотрел на владельца тэйгу через призму своего «монокля», где бежала какая-то спираль — потом убрал его, и лаконично сказал: — Я предлагаю тебе уровнять шансы с нами. Аф, ко мне! — Каору бросил взгляд на свой тэйгу. Стоявший позадит, Евангелион Марк-06 в этот момент резко вскинул голову, вслед чему из красной линии, подобной рубину, за которым скрывались его глаза, вырвалось… Булату сложно было осмыслить, что это. Оно имело вид угловатых чёрных шнуров, собранных очень плотно, близко и вместе, которые начинались с обрубков — эти обрубки горели, как горят красные рубины. — Что это? — Булат наблюдал за тем, как это нечто выходит из Марк-06 дальше и дальше в ночное небо — простирается над заледенелой пустошью, словно очень большая змея — совокупность эти шнуров по толщине быстро росла, превосходя прежние размеры того прихода, через который оно выходило из Марк-06. — Это один из моих Ангелов, я хочу отдать тебе его силу. Его зовут Аф, — Каору ещё улыбнулся, — он родился от союза Лилит и одного из Огдру Хем — прямо как тот, из кого изготовлено твоё тэйгу, как ты это назвал. Ангел Аф закончил выбираться из Марк-06 — он был по фигуре подобен змею, собрался в клубок или шар — он постоянно при этом находился в движении. Более ста метров в диаметре, эта штука свободно пребывала в воздухе над ледяной долиной. — Аф, — обратился Каору к Ангелу, сейчас пристально смотря на него. После чего ткани комбинезона Каору как вырвались с его рук — очень быстро хаотичные продолжения его одежды сплели музыкальные инструменты — смычок и скрипку. Каору начал игру. Под звуки его темы, в начале достаточно монотонной, но постепенно берущей ход, Аф начал краснеть, словно нагреваться. Кирби и Булат молчали, продолжая ожидать завершения этой операции. Аф преобразовался в сгусток крови, подобной рубину. Его поверхность уподобилась жидкости, которую размешивали. Постепенно, по мере завершения игры Каору, Аф принял облик, подобный облику самого Каору, только целиком состоящего из жидкого рубина — с чёрными провалами в качестве глаз. Его волосы состояли словно бы из бесформенной красной глины. — Жуткий, — оценил Булат, когда кровавые стопы гиганта коснулись льда — и он растянулся из позы эмбриона во весь рост. Аф сделал несколько шагов, Булат ожидал, что за ним будут оставаться следы окровавленных босых подошв, но великан не оставлял даже вмятин на льду. То ли он очень мало весил, то ли вообще не состоялся из привычной материи. — Ты должен пройти через чрево Афа, если хочешь получить силу, — Каору закончил играть и повернул голову к другу. — Ты готов на это? — Да! — Булат раскрыл позади крылья. — Раз я прошёл так далеко, то я не перед чем не остановлюсь! В этом суть настоящего мужчины! Если мужчина решился раз, то он не имеет права остановиться перед тем, на что он решился! Я потеряю к себе уважение, если остановлюсь. Это всё, Каору? Мне достаточно залететь ему в пасть, чтобы получить силу? — Да… — Спасибо тогда! Булат метнулся к чёрным дырам в лицо Афа и нырнул ему в рот, Ангел его пригласительно раскрыл. Каору начал ещё одну тему. От этого Аф, вобравший в себя Булата, вновь свернулся в позу эмбриона и сам стал менять форму — из пустых глазницы вынырнули привычные глазные яблоки — такие же красные, подобные глазам Вритры-Тирана. Красная кровь, из которой, как казалось, Ангел целиком состоял, уплотнилась до склизкого кожного эпителия. Его волосы пропали, тем паче голова уподобилась голове младенца — при этом пропорции очень сильно были гипертрофированы. Ножки и ручки — всё это резко скукожилось, сжалось, голова оказалась похожа на мешок, наполненный кровью, размером с половину всего тела, даже больше. Глаза пучились — и были единственным, что проглядывается на этом лице. Так все эти метаморфозы продолжались, покуда Ангел не стал сдуваться — он уменьшался, пропорции нормализовались. Позади проклюнулись крылья… Итог предстал таким: сто метров ростом — весь с металлической кожей, которая заменила собой привычную ткань — по строению полугуманоид-полузверь, но стоит на двух ногах. Широкая грудь, широкие ноги, массивные пропорции, стальные когти на руках и ногах. Фигура подобна воину в облачении, при этом очень тяжёлом. Руки очень длинные и особенно большие, визуально по сложению отдающие чертами медведя. Голова — от дракона, с двумя выростами на морде, с четырьмя большими зубами с каждой стороны челюсти — кроме них, спереди ещё много мелких, но два последних — особенно большие. Стальные перья гривой украшают голову. Позади от широких плеч поднимаются ещё две шеи, всегда воздетые, на вид — твёрдые, завершаются такими же стальными головами. От плеч отходят большие крылья, от их основания до краёв в ряд идут длинные, стального тона перья. Завершает это чудо — мощным и достаточно длинным хвостом, опять же — из металла, как весь он. Единственное, что не состояло из металла — глаза, только глаза были живыми, они не мигали. — Э-э… — Булат пребывал весь где-то внутри, покуда вокруг него возникает прозрачное пространство, позволяя смотреть на мир как бы из головы своего Дракона. Богатырь сидит на троне из металлических перьев — к его Инкурсио подведены тёмные шнуры, прохожие на те, из которых состоял изначальный облик Афа. — Булат, ты меня слышишь? — голос Каору передавался как-то по шлему. — Слышу тебя отлично! Булат осмотрел, внезапно ощущая себя очень привычно. — В той жизни, в которой мы в первые с тобой познакомились, ты управлял чем-то вроде этого, потому уверен — у тебя не будет проблем освоиться, — пояснил Каору. Пока Булат осваивал движения этой штуки, голос продолжал пояснять. — Однажды мне понадобилось пересекать мироздание. Тогда Боги сделали мне этот механизм, чьё имя — Рыцарь-дракон Люцифер! Он оказался уничтожен во время одной из битв… Но он ещё мог существовать как бесплотная идея — я выразил её через музыкальную тему, чтобы воплотить на твоей основе. Я только добавил немного темы от Меха-Короля Гидоры, чтобы ты мог управлять этой машиной… — Машиной говоришь?.. Так как она называется… Рыцарь-дракон Люцифер? — уточнил Булат, пока просто ходьбой рассекая ледяную местность. Несмотря на огромный рост, массивный размер, Люцифер не проваливается под корку льда. — Да, зови его так! — одобрительно отозвался Каору. — Хорошо, мне нравится! — Булат блеснул решительной улыбкой под своим шлемом… NHG Erbsünde и NHG Gebet пребывали в ожидании — Сисификс приятно предвкушала грядущее шоу…