Ежик в тумане

Алик Ежов Надо встретиться Артем Анисимов Я вообще-то думал с девушкой сегодня встретиться Алик Ежов Угощаю Артем Анисимов Да похуй на угощения, мне может кое-что обломиться! А что такое? Алик Ежов При встрече скажу. Через час в Крокодиле. Артем Анисимов Да иди нахуй, че за дела? Выбирая между сексом и тобой, я, как и любой нормальный человек, выбираю секс Алик Ежов Тёма Артем Анисимов ? Алик Ежов Я просил тебя помочь мне, ты обещал. Ты поклялся. Когда Артем вошел в бар, размашисто отряхивая шапку от январского снега на ближайших посетителей, Саша сидел за самым дальним столом в куртке, даже не смотря на лежащее перед ним меню, взгляд устремлен в зеленую стену. Присаживаясь напротив, Тирэпс услышал приглушенное мычание Сплиновских строк: «я падаю-падаю-падаю вниз головой». Сразу захотелось растаять, улыбнуться, но тот факт, что еще вчера он приглашал симпатичную Юлю гулять, активно обсуждал с ней план проведения целого дня вместе, мечтал, как будет убирать снежинки с её ресниц и греть её руки в своих, а сейчас сидит с сумасшедшим парнем, сорвавшись к нему по щелчку пальцев, приводит Артема в ярость. – Послушай, – раздраженно начал он, – я вообще не понимаю, почему приехал, у тебя должны быть веские оправдания... – Ты поклялся тогда, помнишь? После баттла, – перебил его Почерк. Тирэпс сморщил нос: – Ты бы еще клятву на мизинчиках меня заставил приносить. – Это не клятва на мизинчиках. Какой серьезный взгляд. – Поклянись. –Чего?! – эту фразу Артем в последний раз слышал в сериалах. Почерк расстегнул куртку и оттянул ворот футболки, обнажая татуировку культа: –Приложи свою правую руку сюда и клянись, что будешь помогать мне и не оставишь, как все остальные. На сердце. Только Почерк мог выдумать такое, только его больной разум может превращать знакомство в ритуал. Опасаясь, что при неисполнении, его заставят клясться на крови, резать вены, пить сперму младенцев и вытворять прочую муть, Тирэпс прикладывает к горячей коже Почерка ладонь и быстро тараторит: –Клянусь, что буду помогать тебе и не оставлю, как все остальные. Тот молниеносно и почти неуловимо делает движение рукой, лезвие блестит в желтом свете фонарей – и по предплечью Ти струится тоненькая красная дорожка. –Еб твою мать, да ты бешеный! Бешеный лишь молча берет руку Артема, сжимает так, что кровь капает на тату, затем подносит ко рту и методично зализывает царапину. Всё происходящее кажется Тирэпсу таким сюрреализмом, что он смотрит на Почерка, водящего языком по его предплечью, на падающий сверху оранжевый свет, кажущийся нимбом, на оживленную улицу в конце переулка, проходящих там людей, совершенно ничего не знающих о ситуации под носом, и не может собрать картину воедино. – Я не принуждал тебя, – Сашины туманные глаза, будто гипнотизируя, всегда заставляли соглашаться со сказанным. – А я и выполняю обещ...клятву. Пожалуйста, скажи, что я не зря приехал, – умоляюще говорит Артем, почти желая, чтобы у Почерка действительно была проблема для оправдания украденного дня с девушкой. – Ломка, – коротко бросает Саша. За окном бара крупными хлопьями падал сероватый под стать полудневному небу снег. Зимние каникулы нагнали в помещение школьников и студентов всех мастей, и они уютно расположились по углам с чашками кофе или горячего шоколада, беззаботно щебеча о чем-то мирском. Милая официантка уже несколько минут стреляла глазками на столик парней, и Тирэпс понял, что Почерк так ничего и не заказал. «Напиваться ли в полдень вторника?» думает Ти, разглядывая меню, не тронутое человеком напротив, и решает, что лучше не стоит. – А чем я-то могу помочь? – Просто будь рядом, – у него странный голос. Голос низкий, сельский, голос с нотками истериками. Из-за баттлов кажется, что он вот-вот сорвется на крик. Артем, не имевший никакого опыта с наркотиками и из наркоманов зная только Млечного, наивно спрашивает, как это работает. Простая арифметика: при ломке хочется новую дозу, сразу ищутся наличные, но они спрятаны как раз для такого случая, сам уже забываешь, куда. Из-за невозможности достать дозу, приходит желание калечить себя и всё, что попадется под руку. Битые тарелки. Лезвия. Ожоги от сигарет. Страх одиночества. Отходняк, открытое окно. Именно поэтому Тирэпс нужен рядом. – А как же твой культ? Твои кореша? – Артем не подъебывает, ему действительно интересно, его беспокоит, почему, имея в распоряжении людей, он страдает в одиночку. Какие глупые вопросы. – Вожак не может показывать слабость перед стаей. – Странные у тебя ценности, – вздыхает Ти и заказывает горячий шоколад.

***

Через пять часов они обнаруживают себя в парке, где Почерк, счастливый, что его слушают, рассказывает о своих прошлых приходах, а Тирэпс внимает, изредка бросаясь снежками в голубей, мирно пасущихся рядом. – ...стены шевелятся, а лампа будто отрывается и плывет огромным шаром по комнате, прикинь? Один раз вообще трипануло на улице... Погоди, – Саша останавливается и смотрит в лицо Артему, – у тебя снежинки. И, придерживая ладонью лицо, он большим пальцем мягко убирает капли с ресниц. Артем, застигнутый врасплох, застывает, но Почерк, как ни в чем не бывало, отворачивается и идет дальше, продолжая вещать о том, как на улице ему постоянно приходилось цепляться за братков из культа, чтобы не попасть под машину. Немного подвисший Ти догоняет парня, чтобы шагать вровень, но теперь он не слушает, а прокручивает в голове последний момент. Из всей палитры эмоций Почерка Артем никогда не видел такой умиротворенной заботы. Видели ли это выражение его верные псы? Говорил ли он когда-нибудь с ними откровенно? А его девушки, что насчет них? Истории, рассказываемые им, вызывали миллион вопросов, ответы на которые мог дать только он сам. Загадочный тип. Тирэпс осторожно косится на Сашу. У него ведь тоже снег на ресницах. Шапка абсолютно дурацкая, выпирающие скулы, тонкие искусанные губы. – Погоди, – прерывает он разглагольствующего парня, – а сколько мне требуется находиться с тобой? Я же не сиделка все-таки... Ломка, наверное, долго проходит, да и помощь нужна... медикаментозная. Наверное... Почерк мрачнеет, глаза тухнут, снова подергиваясь дымкой, спавшей на несколько часов общения. – Ну, не то, чтобы мне не нравилось с тобой общаться, – спешит заверить его Ти, – просто, моё присутствие мало чего даст. Ну, и турнирка, сам понимаешь. – Знаю, – огрызается Саша, – я пытаюсь искать альтернативу. Плюс, трек новый вырисовывается, думаю, этим всю неделю буду занят. Ты нужен был именно сегодня. – Как шлюха, – смешок, – к тому же, побитая. Ах да, синяк на щеке. Судя по выражению лица Почерка, ему ни капельки не стыдно. Ни за синяк, ни за «вызов». – Тебе, кстати, совсем не интересно, почему я не побил тебя в ответ? – чуть обиженно, ни дать ни взять ребенок, обделенный вниманием, спрашивает Артем. Почерк усмехается: – Руки у тебя слабые, вот почему. Тонкие, как лапша, и при клятве дрожали, будто Паркинсоном болеешь. – Нихуяшеньки подобного! Теплая кожа, будто натянутая на барабан, скрывает под собой бьющееся о нутро сердце. Равномерный ритм под пальцами. Кажется, руки подрагивают в такт, мышцы выбрали неподходящее время, чтобы подвести. Надо же иметь такое влияние, чтобы сначала ударить, а потом заставить клясться в верности. Абсурдность ситуации ощутимо достигла апогея, и что чувствовать, было совершенно не ясно. Ещё этот пронзительный холод, а перчатки, как назло, остались в баре. – Я просто тогда перчатки в баре забыл! – Ну-ну. Щурится, падла. – Да ну тебя нахуй, – Артем добродушно пихает Сашу кулаком в плечо, но тот ловит сжатую ладонь и подносит её к лицу Тирэпса. – Видишь, опять дрожишь. Нет ведь? Раз-два-три – и начинается. Словно по команде. Мелкая такая дрожь, почти незаметный тремор. – Что-то я на тебя плохо действую, – наигранно хмурит брови Почерк, – зайчишка. А ведь добрее меня человека нет. Он дышит на покрасневший кулак, обдавая его теплом. Дыхание пахнет недавним шоколадом. Приехали.