Метроолухи

      Вениамин спокойно доделывал свою перевязку, не обращая никакого внимания на сцепившиеся взгляды. Правда, Станислав скорее смотрел с недоумением и раздражением в ответ на нечитаемый и тусклый взгляд парня – от его вида слегка сосало под ложечкой, будто Станислав находился не в безопасном метро, а шарахался где-нибудь по поверхности.       Рыжий сидел неровно и кособочился, наверное, скорее для удобства Вениамина, чем из-за каких-то физических повреждений. Его одежда была неопрятной, но не грязной, висела не по размеру, как будто ее обладатель должен быть чуть более упитанным. А так – всё щерилось острыми углами плеч и рук, согнутые колени вырисовывались поразительно четко под тканью форменных штанов. Стас со смесью жалости и удивления думал, что если парень снимет свой свитер (наиболее эстетически ужасающую вещицу во всем гардеробе рыжего), то его ребра можно посчитать, даже не прикасаясь, а внутренности – будут просто просвечиваться.       Но если на одежду можно было закрыть глаза – не всякий счастливчик носил здесь то, что хотел, и то, что было ему по размеру, – то все внешнее состояние парня все равно вызывало удивление и иррациональную жалость. Ну и как же такой доходяга вообще выжил на поверхности? А судя по отличительным нашивкам на куртке, лежащей на ближайшей тумбочке, парень как раз из тех, кто с охотой шлындает над метро.       - Ну, вот и все, - доктор улыбнулся и слегка надавил на плечи пациента, призывая лечь обратно на койку. – Лежи, Денис, и без надобности не вставай.       Рыжий ничего не ответил, но покорно улегся, наконец отрывая взгляд от Станислава, и Петухов с ворчливым недовольством взглянул на доктора.       - Это еще что такое?! - вдруг громко поинтересовался Венька, обернувшись на Станислава и строго сложив руки на груди.       - Что? - не понял Стас, чуть растерянно осмотрев себя.       - Ты хотя бы умылся? Все лицо в разводах грязи! Ну и додумался же ты, Стасик, прийти сюда весь пыльный - а кто будет за тобой тут все убирать? Живо мыться! Может, ты еще заразу какую принес!       Станислав обиженно попятился назад, с сожалением признавая, что Венька прав - одежду поменял, а сам как и был грязным, так и остался, да и еще в медостек пошел пылью с волос трясти.       В какой-то момент Петухов неосознанно покосился на рыжего - ухмыляется или нет? - но Венька тут же недвусмысленно кашлянул, заставив Станислава спешно ретироваться под душ.       - Вчера привели, - наконец доверительно отозвался Вениамин о своем пациенте, когда Станислав вернулся посвежевший и чистый. – Торговцы наверху на него напоролись – странный был, потерянный – и в метро спустили.       - Он не выглядит шибко помятым, - ворчливо поделился Станислав, пока доктор намывал руки и избавлялся от старых бинтов, пропахших спиртом и пропитанных уже засохшей кровью.       - Так ему и не нужно. Похоже, парня контузило – ничего не говорит, указания, если и воспринимает, то с задержкой…       - То-то он так на меня вытаращился.       - Стасик, снова ты со своей паранойей?       - Да почему сразу с паранойей? Может, у меня просто чутье на плохих людей.       - Паранойя, Стасик, - неумолимо покачал головой Вениамин и завел друга в свой маленький кабинетик.       Внутри было вправду тесно даже для одного Вениамина, который, бывало, начинал сомневаться в своей приемлемой физической форме и слегка нарощенном брюшке. Правда, любая подобная мысль сразу же пропадала, когда доктор выходил из кабинета и больше не чувствовал себя зажатым в четырех стенах как в ужасно узком костюме.       У дальней стены стоял небольшой стол с двумя стульями, узкий коридорчик формировался из стеллажей и полок, где стояли папки с какими-то бумагами. Станислав привык на них не отвлекаться так же, как и на вездесущий горький запах лекарств, и уселся на один из стульев. Вениамин расположился на другом, поглядел вверх на насыщенно-желтую лампочку и одновременно с этим выставил на столик бутылку коньяка. Настоящего, еще из той жизни.       - Ого, - удивленно выдавил Петухов, оглядывая бутылку. – Это откуда у тебя такое богатство?       - Чрезмерно благодарный пациент принес сверху, - гордо отозвался Вениамин, демонстративно выуживая стаканы. – Но по чуть-чуть, жалко же.       - А то, - согласился Станислав. – Раритет.       Сперва они говорили о пустом, Стас едва удерживал мысль о том, зачем вообще решил выискать Вениамина в медицинском отсеке. Коньяк оказался хорошим и крепким, от пары глотков сняло напряжение и некоторую вялость.       Вениамин рассказывал другу о мелких и не очень происшествиях на Тульской за то время, пока сам Станислав отсутствовал, при этом виртуозно избегая темы «пенсии» и говоря так, будто ни о чем таком Петухов и не упоминал.       Через пару минут речь снова зашла о рыжем парне, валяющемся на койке. Как оказалось, Вениамину он тоже не нравился, правда, несколько по-другому поводу.       Притащили его не в буквальном смысле – шел он сам, обвешанный всякой мелочевкой по самые уши, и выглядел немного растерянным. Торговцы спустились и зашли вместе с ним, но оставили практически у самых ворот, а он так и не сдвинулся с места – как уперся взглядом в вереницу тусклых лампочек над головой, так и замер.       К нему иногда подходили дозорные и сперва вежливо, а потом уже более жестко спрашивали, кто он и откуда, на что парень удивленно таращился на них и показывал пришитый к внутренней стороне манжета куртки лоскуток с именем и фамилией – «Денис Воронцов». Дозорные снова на время оставляли его в покое, пока тетка Нюра, сердобольная старуха, работавшая на кухне, не довела Дениса до Вениамина и не оставила там.       У парня в медотсеке от яркого освещения слезились глаза, зрачок реагировал неохотно – и тут уж можно было дальше и не думать, но Вениамин нащупал на боковой части головы шишку и спекшуюся, налипшую на волосы кровь.       На вопросы вроде «Голова болит?», «Кружится?», «Тошнит?» Денис реагировал непонимающим взглядом. Вениамину приходилось использовать игру в шарады, показывая, как возможно, все это на себе.       Так выяснилось, что у него ничего не болит. Даже когда Вениамин нажал на шишку на голове, Денис никак не отреагировал, хотя по-хорошему должен был отдернуться от руки и зашипеть – но ничего. Абсолютно.       Доктор даже пытался расширить шарады дальше, жестами указывая на имя на рукаве, а потом на парня, продолжая оживленно размахивать руками, – тот путался сильнее, ничего не понимал и только лишь тыкал на лоскуток, а потом на себя, повторяя движения. Вениамин сдался, голову перевязал и оставил пациента в покое.       Возможно, у парня шок – это объясняет его дезориентацию, нулевую реакцию на боль и до невозможности бледный вид с поверхностным, частым дыханием; возможно, у него правда контузия – это уже объясняло его вялую реакцию на слух и амнезию (в которой Вениамин почти не сомневался), но его совершенно не рвало и не выворачивало на изнанку. Возможно, головой он шарахнулся сильнее, чем можно было бы сказать, только глянув на ушибленное место.       А возможно, что его накачали какой-то дрянью (или он сам это сделал), однако доктор мог продолжать теряться во всех этих догадках, пока сам пациент упрямо молчит и непонимающе реагирует на все вопросы.       - Привалило счастья, да? – усмехнулся Станислав, когда Вениамин убрал бутылку. Доктор лишь улыбнулся.       - И не такие попадались, - отмахнулся он. – И не таких на ноги ставили.       Петухов замолчал, инстинктивно потерев свой голеностоп при упоминании о ногах. Стоило же как-то и ему душу излить, верно?       - Слушай, Вень, - аккуратно начал Стас. – А ты веришь во всякое… сверхъестественное?       Друг, кажется, оскорбился и посмотрел на Станислава с прищуром и молчаливым приказом выкладывать, что у него на уме. Петухов нехотя пожевал внутреннюю сторону щек, а после наклонился, задирая штанины.       - В общем, так получилось, что… - начал было Станислав, но Вениамин его уже не слушал, удивленно уставившись на синеющие четкие отпечатки пальцев. Покачав головой, доктор откинулся на спинке стула и с обиженным укором посмотрел на друга.       - И, конечно, ты мне бы ничего не сказал про свои синяки, если бы мог. А я тут на твою сознательность надеюсь, жду, когда сам уже будешь на осмотры ходить.       Станислав несколько замялся и поджал губы. После последнего рейда синяков у него набралось прилично, грудную клетку до сих пор неприятно сдавливало, но это казалось такой несущественной мелочью, что отвлекать доктора от более серьезных проблем казалось эгоистичным варварством.       Венька был другого мнения, потому что все сталкеры думали похоже и оказывались на приеме у доктора только тогда, когда терпеть боль уже не могли. И хотя подобное наплевательское отношение к своему здоровью было чревато, вдолбить в головы взрослым мужикам, что лечение даже обыкновенных синяков не признак слабости, никак не получалось. Со временем Венька перестал всех донимать, только Стасика, как более-менее разумного человека и лучшего друга, усиленно приучал сразу рассказывать о том, где и как вывихнул, сломал или ушибся.       Но и он чаще отмалчивался - говорил, что это несерьезно, и все тут.       - Ну, Венька, - устало отозвался Стас. - Просто...       Последующие слова прервались тремя звучными хлопками, в которых только глухой не узнал бы выстрелы. Станислав, натасканный многими вылазками, среагировал быстро – вскочил из-за стола и метнулся к двери, раскрывая ее настежь одним точным пинком.       Воронцов стоял на ногах и хмуро сжимал в пальцах пистолет, направляя его на выход из медотсека, где замер бледный и напуганный мужик с перекошенным кислым лицом. В дверном косяке у его головы, расшибив в щепки дерево, зияло три пулевых отверстия.       - А ну прекратить! – рявкнул Петухов, впрочем, никакого повиновения от рыжего не ожидая – у мужчины не было ни оружия, ни какого-либо авторитетного влияния на этого парня, просто отработанный рефлекс. Однако рыжий неожиданно покорно опустил пистолет и несколько лениво повернулся к Станиславу лицом – слегка порозовевшим и живым, не то, что некоторое время назад.       Мужик, попавший под раздачу, испарился без лишнего шума, зато на его месте появилось аж трое удивленных людей, один из которых даже прихватил оружие – на всякий пожарный. Они с легким испугом таращилась на чужака с забинтованной головой, а потом за объяснениями обратили взоры на самого Стаса – уж он-то был своим, небось, и знал, что к чему.       - Венька, по-моему, твоему пациенту определенно лучше, - проворчал Станислав. Доктор за его спиной, всклокоченный и несколько ошарашенный, растерянно закивал головой и выбрался из кабинетика, одновременно протягивая обе руки к Денису – одну, чтобы вцепиться парню в плечо, а другую, чтобы рыжий вложил туда оружие.       - Петухов, - не удержался один из подоспевших, с нарочитым пренебрежением тыкая собственным пистолетным дулом в попорченный дверной проем. – Это что тут такое было?       Станислав бы сам хотел знать, но он не знал и немного заторможено наблюдал за тем, как Веньке удавалось выманить из пальцев Воронцова пистолет и подпихивать его самого до койки с какой-то бестолковой и малоубедительной угрозой в голосе – рыжий будто и сам находился в вежливом замешательстве, позволяя буксировать себя обратно и слушая претензии врача.       - Да кто его знает, - наконец ворчливо отозвался Стас. И прибавил, выразительно оглядев людей, толпящихся на входе: - Отбитый на всю голову.       В том, что парень «отбитый», никто и не сомневался: перевязанная голова и этот инцидент подтверждали диагноз хлеще любых медицинских анализов. Петухов с облегчением проследил, как толпа у медотсека медленно рассасывается, а слушок по станции – расползается.       Уложить пациента на койку не получалось, он сидел на ней неукоснительно ровно и с молчаливым упрямством не давал Вениамину никаких шансов уложить себя на лопатки. Пусть даже это сугубо во врачебных целях. Добродушный доктор, все еще сжимая отобранный пистолет в руке, пытался сперва ласково, а затем строго заставить Дениса лечь. Станислав, на свое несчастье, подошел именно в тот момент, когда друг, не сдержав чувств, размахался руками, доказывая рыжему необходимость постельного режима.       - Ты же стрелять не начнешь?       Вениамин дернулся и вцепился в пистолет всеми пальцами, сразу не узнав Станислава и вжав голову в плечи. Петухов тоже резко втянул голову, испугавшись, что от страха доктор все же нажмет на курок. Невозмутимо заинтересованным оставался только рыжий, у которого от перемещений слегка сбилась наложенная повязка.       - Ну, что пациент? – во второй раз подал голос Станислав, когда Вениамин с непередаваемой брезгливостью отложил пистолет на соседнюю койку. – Всё партизанит?       - Как воды в рот набрал, - устало кивнул Вениамин: было как-то непривычно, что контуженные (контуженные ли?) пациенты вдруг так легко подрывались с места и без причин открывали огонь. И хватило же ему, рыжему, ума схватиться именно за пистолет – всё обмундирование, в котором парня привели, Вениамин далеко убирать не стал и как мог запихал в небольшую тумбочку, стоящую рядом. Но все выглядело так, будто Воронцов не копался в своих вещах, а материализовал пистолет из воздуха, просто потому что вот сейчас ему переклинило мозги и ему нужно было шмальнуть.       Повезло, что оружия, грознее этого, у него не было. И то, что так удачно промазал, всадив пули лишь в дверной косяк, а не в чью-то голову. И что вообще угомонился, стоило Станиславу рявкнуть, а ведь мог и в него попробовать пострелять.       Денис не выглядел ни виноватым, ни особенно задетым недавним происшествием. Он крайне вежливо сидел на своем месте, спокойно положив обе руки на колени. Вениамин замечал положительную реакцию во всем его поведении – он не казался ошарашенным и растерянным, как совсем недавно, его глаза ожили, блестели смутным интересом и незаметно, ненавязчиво изучали все вокруг.       Станислав просто считал парня засранцем с отшибленными мозгами, но в том, что выглядит он на порядок лучше, с неохотой соглашался.       - Может, у него рефлекс, Стасик, - выгораживал Вениамин своего пациента. Стас бы и не вякнул, если бы этот «рефлекс» не предполагал убийство («ладно, хорошо, покушение на убийство, Веня!»).       Когда вялые препирания окончательно наскучили, Петухов наконец-то набрался смелости и взглянул на рыжего, усиленно зажевывая неприязнь и недоверие. Тот выглядел предельно честным, бесконечно невинным и живенько глазел своими голубыми глазами, будто спроси его, зачем тот все это устроил, и он тут же ответит.       Но нет, не ответит – пытались. Все еще строит легкое непонимание и неловко складывает кривую улыбку. Вениамин вздыхал – да под каким неведомым углом встряхнуло ему голову?! – а Стас продолжал наливаться молчаливым неодобрением, граничащим со злобой.       Медотсек Станислав покинул в одиночестве и с настроением более дрянным, чем туда вошел. Мыслей прибавилось, а желание их думать отпадало сразу же, стоило лишь этих самых мыслей коснуться. Единственное, что смог вынести Петухов из последних часов своей жизни – на поверхности как-то спокойнее. Там хотя бы точно знаешь, что твоя задница всегда в опасности и всегда что-то охотится за тобой, чтобы сожрать. И не надо думать ни о каких странностях, сверхъестественных происшествиях и стукнутых на всю голову рыжих доходягах.       Достигнув в голове какой-то соблазнительной мысли, которая, в обход прочих, почему-то не показалась столь страшной, Станислав малодушно сменил курс и зашагал до кабинета начальника станции.