— Неужели он правда похож на того человека?
Он бы хотел сказать, что это не так. Но... он ведь терзал её ночами, топя свою боль, но не замечая её боли. Он забыл свои обещания защищать её. Свои обещания стать Кисе Рётой в её глазах, а не Джуном Ито. Вот только во что он превратился, если она смотрит на него со страхом? Если теперь в её нежности сквозит настороженность? Ведь она знала лучше кого бы не было, что такое, когда даришь нежность и любовь, купаясь в ней ровно до того момента, когда тебя уже ломают каждый день. Она знала эту боль и отчаяние. Она знала, каково, когда любимый человек превращается в чудовище. Которое лишь иногда принимает человеческий облик. И обманывает снова. И Рёта вновь обрекал её на это. Но он был не единственным, верно?Но ты хуже них всех. Хуже капитана.
Рёта закусил губу. Это больно признавать. Слишком больно понимать, что Акаши Сейджуро лучше него. Он больше подходит Мари, ведь он может о ней позаботиться. Сердце привычно замерло, когда он увидел имя звонящего. — Да, Мари? — Рёта, мы можем встретиться? — голос Мари не дрожал, как в его воспоминаниях, но она была обеспокоенна. — Я приду к тебе через час, ты не против? — от тревоги хотелось согнуться пополам, упасть и остаться лежать на этом полу, но он вскочил с кровати, натягивая куртку. Он чувствовал, если он не пошёл бы сейчас, то не смог бы уже никогда поговорить с ней. Это было странное тошнотворное ощущение. Но он было. И его хотелось вырвать из груди вместе с мясом. Лишь бы не чувствовать, не ощущать. Лишь бы не думать ни о чём. — Да, я буду тебя ждать. — Какой шоколад мне купить? — Я ненавижу шоколад, Рёта. И отрывистые гудки гулом отзывались в груди. Рёта шёл, не разбирая дороги. Словно по заданной программе добираясь до нужного адреса. Кажется он толкнул кого-то плечом и нагрубил девушке, попоросившую автограф. Время текло слишком медленно Словно плохо застывшее желе, вытекающее из тарелки, но однажды оно просто внезапно упадёт к удивлению того, кто был недоволен тем, что оно так медленно ползло. И время ускорится точно также, неожиданно падая из окна. Как этот цветочный горшок с орхидеей. Рёта остановился, внимательно вглядываясь в окно, которое знал слишком хорошо, чтобы просто спокойно пройти. Которое мог отыскать даже в кромешной темноте, опускающейся на город прямо сейчас. Из которого рвались наружу занавески, увлекаемые ветром. Он видел тонкий силуэт, очерченный тёплым светом лампы. Он видел белую рубашку и каштановые волосы. И синий свет приближающейся ночи. Сердце так и норовило выскочить через глотку вместе с подкатывающей тошнотой. Страх сковывал движения, но что-то внутри не давало остановиться. Рёта бежал на красный свет, оглушаемый визгами машин. Едва не попал под одну из них, и озлобленный водитель было уже выскочил, чтобы приподать ему урок, но Рёта был уже далеко впереди. Ноги несли вперёд. Рёта упал, разбив, кажется, колено, но даже не заметил этого. В голове отчаянно билась мысль: «Лишь бы успеть». Дверь оказалась открытой, поэтому не особо церемонясь, Кисе толкнул её. Силуэт вздрогнул от удара входной двери о стену и обернулся. На Кисе смотрели два удивленных глаза цвета ненавистного ей шоколада. Он почти мог видеть своё отражение в них: растрепанный, запыхавшийся от бега и с ужасом во взгляде. Он застыл на пороге комнаты, а она с интересом его разглядывала. Ей было интересно. Словно это не она заставила его почти сойти с ума от страха. Словно в её голове не было никаких пугающих его мыслей. Словно она просто присела отдохнуть. И совершенно случайно это оказалось открытое нараспашку окно. Приведя в хаосе мечущиеся мысли хоть в какой-то порядок и глубоко с шумом втянув воздух, он ринулся к окну. Одним рывком, он затащил Мари обратно в комнату и, сжав зубы в злобе, откинул на кровать. — Что..? Она жёстко падает на кровать, ударяясь спиной и выбивая воздух из лёгких. — Ты совсем свихнулась? — завопил Кисе. Да, завопил, вне себя от ярости. Но за этой яростью сотрясался от дрожи и страха тот испуганный Рёта. — Что ты пыталась сделать? — Рё-чан... — Я спрашиваю, что ты хотела сделать?! Он задыхался. Задыхался от своей беспомощности. Ведь он знал, что ничего не сможет поделать с её мыслями, которыми она никогда не поделится ни с кем. Задыхался от страха потерять её, так и не исправив своих ошибок. Страха не увидеть, как она снова живёт и улыбается. Задыхался от злости на неё за то, что не позволяла ему сделать шаг к ней. На себя, ведь это он не решался сделать этот шаг, а выстраивал стену между ними, надевая маску того, кем не являлся. — Какого чёрта ты творишь, Рёта? Я лишь... — Я? Я творю?! Это ты какого чёрта творишь! Объясни мне, твою мать, что ты пыталась сделать, Ито Мари! Объясни мне! Объясни! Рёта не понимал, почему он так кричит. Он хотел бы замолчать, хотел бы просто прижать к себе Мари так крепко, чтобы никогда не отпустить, хотел бы, чтобы она выплакалась ему в плечо, отдавая свою боль, избавляясь от неё. Но единственный, кто плакал это он. Он продолжал кричать, чувствуя, как саднит горло. Он охрип, но продолжал срывать голос, крича уже не на Мари, а в пустоту. Словно делал то, что должен был уже давно. Мари неподвижно сидела на кровати, подтянув ноги к себе. Она была напугана. Она боялась криков. Боялась, ведь Джун всегда кричал, когда был зол на неё, а за этим непременно следовало наказание. Но всё же это были не те крики ненависти и безумия. Это были крики отчаяния. И Мари видела, что это кричит Рёта. Её дорогой Рёта. И он кричал безысходностью, выплёвывая свою боль. Он кричал не на Мари. Он кричал на самого себя. Так кричал Джун в своей комнате, проклиная себя. Но все же это было совершенно по-другому. В криках и рыданиях Джуна в ночи кабинета было лишь бесконечное безумие и вина. Но в крике Рёты Мари явно ощущала облегчение и... свет. Свет, который озарял не только Рёту изнутри, но и свет, проникающий в самые тёмные уголки прожжённой души Мари, помогая дышать полной грудью. Внезапно он замолчал, и две слезы скатились к подбородку. Он не мог контролировать это. Он плакал. Не сдерживая слёз и рваных всхлипов, он опустился на колени. Мари легко соскочила с кровати. Отпечатки босых ног. Она обхватила Рёту руками, прижимая его крепко-крепко к себе. Горячие слёзы текли по плечу, скатывались за шиворот рубашки. Он сжал её тело в ответ. Мари два могла дышать в его тисках, но она лишь ласково улыбнулась и поцеловала его в макушку. — Прости меня, Мари. Прости... — За что? — За то, что делал с тобой. Я причинил тебе столько боли, не осознавая этого. Но я не знал, что пугаю тебя... что похож на него. Мари зажмурилась, и слезинка скатилась по её щеке. — Ты слишком похож на него, Рёта, — с горечью в нежной улыбке говорила она, — Это правда. Но ты всё же совершенно другой. Я поняла это ещё тогда, когда мы впервые встретились. Но мне были страшно от этого сходства. Ты сильно любил меня, Рё-чан. Ты был добрым, вежливым, мягким и заботливым, солнечным и ярким. Но Джун тоже когда-то был таким. Я опасалась, что ты последуешь его судьбе. Я думала, что я в этом виновата. И до сих пор так думаю. Почему дорогие мне люди сходят с ума? Что я делаю не так? — Мари сглотнула комок в горле. Кисе отстранился от неё, чтобы видеть её искренние заплаканные глаза. Она продолжала дрожащий голосом: — Я пыталась выстроить стену, чтобы уберечь тебя, но ты только больше бесился от этого. И образ Джуна не давал мне покоя. Рёта, — она заглянула ему в глаза, потянув за футболку. — он до сих пор преследует меня. Она вздрогнула, тревожно оглянувшись на распахнутое окно, но решила вернуться к своим словам. — Этот страх неосознанный, Рёта. Но всё же я поняла, именно сегодня, что вы всё-таки разные и что ты не повторить судьбу моего брата. Но я не смогу побороть этот страх сразу, Рёта. Поэтому потерпи, пожалуйста, и помоги мне. — Разумеется, — кивнул Рёта, снова обнимая её. — Но что ты делала на окне? Я уверен, что ты не просто решила посидеть. Он снова отстранил её от себя, держа за плечи. И Мари зарыдала. — Я думала о том, чтобы спрыгнуть. Но не смогла. Это слишком страшно. Он снова был здесь со мной, Рёта. Он вернулся. Он сидел рядом, разве ты его не видел? — Она вглядывалась в его глаза с надеждой, но он лишь хмурился, притягивая её к себе. — Мари, его нет здесь. Он умер, понимаешь, Мари? Это лишь твоё воображение играет с тобой злую шутку. — Да, — протянула она, полностью расслабляясь в руках Рёты, и взглянула в сторону окна, слабо улыбаясь чёрному силуэту, который приложил палец к губам, умоляя молчать. — Его нет здесь. — Я люблю тебя, Мари, — прошептал Рёта, не надеясь услышать нужный ответ. Ведь Мари мирно посапывала на его плече, обжигая кожу горячим ровным дыханием.***
— И что из этого мандарин? — Ты сейчас шутишь, да? — недоверчиво спросила Айко, внимательно разглядывая озадаченную Мари, держащую в руках мандарин и апельсин. — В каком смысле? — Она точно издевается, — вынес вердикт Тайга, наблюдая за тем, как она вертит фрукты в руках. Мари гордо вскинула голову и возмутилась: — У нас никогда не было в доме этого, — она подкинула фрукты в ладонях. — У Джуна была аллергия на некоторые виды фруктов, вот родители и не покупали. — Вот это, — Тайга взял в руку фрукт поменьше и указал на него, — Мандарин. Второй — апельсин. — Ясно, — кивнула Мари и с любопытством снова посмотрела на Кагами. — А какой вкуснее? — Мне нравятся мандарины, — он пожал плечами. — Давай помогу очистить. — А мне апельсины, — вставила Айко, отрываясь от готовки. И ревностно посмотрела на Мари, когда та заявила: — Попробую то, что нравится Тай-чану. — Я же просил не называть меня так. Меня аж передергивает каждый раз. Он для наглядности передёрнул плечами и сморщился. — А мне нравится, — безаппеляционно заявила Мари, кидая в рот дольку, и удивлённо распахнула глаза. — Вкусно! — Сладкие? — поинтересовался Кагами, но, не дождавшись ответа, съел дольку. И теперь по-настоящему сморщился и съежился, выдавая: — Кислые. Ужасно кислые. — Да нормальные. Мари даже в лице не изменилась и уже доедала фрукт. — Доброе утро. Кисе с осторожностью оглянулся и вошёл на кухню, сразу пожалев об этом, ведь теперь три пары глаз уставились на него. Айко стояла у плиты и усердно готовила, похоже, омурайс. Кагами и Ито сидели за столом на диванчике и беседовали. — О, Рё-чан! Как спал? — Мари, улыбаясь, потянула его за руку, усаживая рядом с собой. — Почему ты спал на диване? Ты ведь всегда спишь со... — Я отлично выспался, не переживай, — быстро перебил её Рёта, намеренно не давая закончить. А Тайга уже презрительно скосился на него. — Что у вас вчера произошло? — поинтересовалась Айко, которая была крайне удивлена. Она пришла к Мари утром и обнаружила спящего на диване Рёту, беспрестанно бормотавшего во сне «прости, Мари», наспех закрытое окно и разбитый цветок на асфальте под окном. А теперь ещё и опухшее лицо Кисе и его покрасневшие глаза. Он всегда проклинал это свойство своего тела на утро и завидовал Мари, которую лишь в сон клонило после слёз. — Что случилось? — грозно посмотрел Тайга на Кисе. И погрозил кулаком. — Если ты навредил... — Всё в порядке, Тайга, — ответила Мари, накрывая его руку своей ладонью. — Мы просто поговорили и прояснили некоторые моменты, если так можно сказать. — Ладно, — не стал спорить Кагами. — Кстати, Куроко сказал, что они скоро явятся сюда. — Сюда? В мою квартиру? — с нарастающей паникой в голосе спросила Мари. — Но ведь здесь такой бардак. Хоть бы предупредили! — Хочешь расскажу секрет? — прошептал Кагами, и Мари, кивнув, склонилась к нему. — Всем плевать на твой порядок или твой бардак. Всё равно эти придурки не оставят и следа от твоей квартиры. — Что правда, то правда, — беззаботно подтвердила Мари, пожав плечами, и откусила кусок апельсина. Горечь цедры мгновенно поразила вкусовые рецепторы. Мари скривилась, выплевывая остатки апельсина, и протянула их Тайге, жалуясь, — Горько! — Ты зачем мне свои слюни суёшь? — Горько! — А тебя не смущает наличие шкурки? — скептически хмыкнул он. — Так у яблока тоже есть шкурка! — Что значит, «не оставят и следа»? — возмутилась Айко, снова отвлекаясь и поворачиваясь к ребятам и размахивая лопаткой. — Пусть только попробуют, я им... — Яйца горят! — в три глотки завопили Мари, Тайга и Рёта. — Вот чёрт, — она поспешила обратно, потеряв нить разговора, но все же успевала ворчать на Мари, которая отдала свой завтрак Рёте. Вот только теперь он насильно пытался её накормить. — Да, капитан тоже написал мне смс-ку. Ведь тогда в кафе так и не получилось... — Кисе не хотел договариваться и объяснять всё Тайге. Он резво запихнул ложку с омурайсом в рот Мари, когда та отвлеклась. — Куроко мне всё рассказал, — тихо поделился Кагами с Кисе, с жалость глядя на Мари, которая заметила его взгляд и недовольно нахмурилась. — Не надо меня жалеть, Тай-чан. Я ненавижу, когда меня жалеют. Это моя жизнь, и жалеть тут нечего. — Не заводись. Я просто хотел сказать, что твой брат... — говорил Тайга, не замечая того, как отчаянно мотает головой Кисе, подаввя ему, Тайге, знаки. — был полной скотиной. Мари затихла и вся поникла. Тайги не мог видеть её лицо за волосами, но почему-то знал, что она надула губы, как всегда делала, когда обижалась или расстраивалась. Он сразу же пожалел о своим словах, но не считал, что он не прав. Он хлопнул Мари по плечу и потрепал макушку. Но услышав следующие его слова, Рёта был готов биться головой о стену. — Прости. Но я все же прав, и ты это знаешь. Иначе бы не расстраивалась. Я знаю, что ты его любила, и, может, любишь, но ты не можешь отрицать то, что происходило. И ты в этом не виновата. — Прекрати, — прошептала Мари. — Дай мне договорить. Так вот, твой брат полная сволочь и его надо бы хорошенько побить за то, что он сделал с тобой, — заметил Кагами, разминая кулаки. — Но он твой брат. И твой родной человек. Поэтому ты не сможешь забыть его. Но ты можешь жить дальше. Ты должна жить, Мари. Вокруг тебя столько людей, которым ты дорога. Вон только этих, — Тайга указал пальцем на ошарашенного таким обращением Кисе. — шесть штук. Ещё твоя сумасшедшая подруга, — Айко даже не возразила ему. — Та розоволосая. И я, а конце концов. И уж мы никому не дадим тебя в обиду. Даже призракам. Всё молчали. Лишь скипевший чайник щёлкнул, срывая оцепенение с людей, неподвижно застывших от одних лишь незначительных слов на кухне. Айко незаметно смахнула слезу со щеки и в мыслях поблагодарила Тайгу за эти слова. Кисе почувствовал облегчение. Ведь Кагами смог сказать то, что им не удавалось выразить в словах, которые были так важны для Мари. Мари несмело глянула на Тайгу, который был серьёзен, но в его взгляде она не могла не заметить мягкость и осторожность. Она счастливо улыбнулась и обвила его шею руками. — Спасибо, Тай-чан. — Я же просил не называть меня так, — усмехнулся он, похлапывая её по спине. Раздался громкий звонок в дверь, вернув всех обитателей квартиры в реальность. — А вот и они, — вздохнула Айко, успокаиваю себя и стараясь не думать о том беспорядке, который учинят все эти бестолковые парни.