Второе дыхание

А проклянёшь судьбу свою, Ударит стыд железной лапою, — Вернись ко мне. Я боль твою Последней нежностью закапаю. Иван Савин Впервые Гаврило обрадовался безлюдным часам, когда почтенные бряхимовцы, сытно пообедав, сидели по домам, накачиваясь чаем до шестого пота. Ничьих любопытных взоров не услаждают двое чудаков, устроивших выяснение отношений прямо напротив его заведения. Буфетчик сам постоял-постоял, окончательно продрог и, сплюнув, ушёл греться. Пусть их, не дети несмышлёные, авось столкуются. Пусто вокруг, одна чайка парила, пронзительно крича, будто призывала кого-то. Ветер лениво гонял опавшие сухие листья. Величаво и неизменно текла Волга, всё вперёд и вперёд. Лариса, смирившись с поражением, опустилась на скамью. Теперь только настиг настоящий страх перед тем, что она едва не сотворила и уже вряд ли решится повторить. Тело после пережитого колотила дрожь, воздуха в груди едва хватало, сердце, казалось, грозило лопнуть. Сейчас бы совсем кстати лишиться сознания! Шаль сбилась на плечи, растрепавшиеся волосы обрамляли пунцовое, как пион, лицо, делая девушку чудо, какой хорошенькой. Карандышев, шумно дыша, устроился рядом, взял Ларисины руки: — Замёрзли… Она не сопротивлялась, когда отвергнутый жених принялся растирать её ладони, покрывать поцелуями, согревать своим дыханием. Совсем неожиданно холодную руку её обожгла горячая капля. Юлий Капитоныч прерывисто вздохнул и подозрительно всхлипнул. — В любви приходится иногда и плакать, — вспомнила Лариса слова Паратова, — если мужчина заплачет, так его бабой назовут. В любви?! Разве её хоть кто-нибудь любит? Вожделенный приз в ней видят, только и всего. — Уф, никогда прежде… не бегал так… — вымученно улыбнулся Карандышев, жадно хватая ртом воздух, — откуда… сил хватило… — Зачем… вы остановили… меня? Он, не ответив, доверчиво спрятал лицо в её ладонях. Оба долго молчали. Дыхание постепенно выравнивалось, сознание прояснялось. Когда тишина стала совсем неловкой, Лариса нарушила хрупкое равновесие: — Зачем? Карандышев жалобно вздохнул и поднял голову. Никогда прежде она не видела столько мольбы и отчаяния в человеческих глазах, показавшихся ей отражением её собственных, померкших и выплаканных. — Я однажды едва не убил вас и не мог снова потерять. — Прошу вас, уходите, — Лариса вырвала руки. — Оставьте меня. Лицо мужчины исказила гримаса боли. — Оставить вас? Чтобы вы снова… Нет, я не могу вас покинуть, это свыше моих сил. Не было дня с той роковой минуты, когда бы я не проклинал себя. Лариса, я… Я понимаю, мне нет ни прощения, ни оправдания. Я не стою вашего мизинца, я причинил вам столько горя, что никакою мерой не искупить его. Умоляю, не гоните меня, не лишайте последней надежды! Моя жизнь в ваших руках, располагайте ею, как будет угодно. — Не я хозяйка вашей жизни, а на собственную посягнуть более не смогу, об этом не волнуйтесь. Я слабая. Видимо, судьба моя — цепляться за жизнь, какой бы жалкой и горькой она не оказалась, — печально вздохнула Лариса. — Зачем, зачем вы спасли меня? Мне так невыносимо одиноко, я места себе не найду, не знаю, куда податься, всё вокруг чужим сделалось. Как котёнок слепой, тычусь без толку. Никто не пожалеет, не поймёт, даже от маменьки ни оплота, ни поддержки. Юлий Капитоныч привлёк девушку к себе, бережно гладил по голове, как малого ребёнка. Лариса невольно потянулась к жениху. К кому же ей было ещё тянуться? Так истосковалась она по участливой, бесхитростной ласке, что и в объятиях ненавистного Карандышева блаженно затихла, склонила голову к нему на грудь. Она сдалась ему, но в то же время по капельке возвращалась к ней уверенность в себе: хоть кому-то она небезразлична. Значит, рано хоронить себя, она всё ещё хороша. Бальзамом на душу пролились слова: — Вы сильная, Лариса. Жить наперекор всему — не слабость. Бедная моя, вы столько страдали по моей вине! Позвольте же мне искупить причинённое вам зло, доказать, что любовь существует на белом свете! Позвольте мне всегда и всюду следовать за вами, стать вашей тенью, понимать с полуслова. Я научусь быть достойным вас, вот увидите, я хорошо учусь. Девушка удивлённо отстранилась. — Да разве возможно вернуть утраченное? Вот здесь, — Лариса приложила руку к груди, — пусто. Ничего не осталось. — Вы не простили меня?! — отчаянно воскликнул Карандышев. Лариса помотала головой. — Я не держу на вас зла. Но никому более не верю. Да и что я могу отдать взамен? Я никого не смогу полюбить, никого не сделаю счастливым. Зачем вам приносить себя в жертву мне? Вы ещё встретите ту, что станет вам достойной женой. Мне же лучше остаться ничьей. Юлий Капитоныч, соскользнув со скамьи, опустился перед девушкой на колени, обнял её ноги. — Нет, нет, не говорите так! Вы сделаете меня счастливейшим человеком на свете! Мне нужен был жестокий урок, чтобы понять, какое сокровище я потерял. Чем мне заслужить ваше прощение? Я на всё готов! — Встаньте, что вы?! — смутилась Лариса. Карандышев нехотя подчинился и вновь сел с нею рядом. Его полная покорность и виноватый вид что-то будоражили в её душе. Девушке захотелось вдруг провести ладонью по его волосам. Она рассердилась на себя за столь неуместное желание. — Я боюсь ошибиться, я слишком часто ошибалась. Но мне больше некуда податься. Только не домой! — решительно сказала Лариса. — Что же, видимо, судьба… Мы оба растоптаны, как же держаться нам, если не вместе? В конце концов, и я ведь виновата перед вами. — Вы ни в чём не виноваты… — Подождите! Я на распутье стою, мне нужно выбрать правильный путь. Вернуться домой я не могу. Снова одна, и ночи без сна, и такая тоска, тоска! Или остаётся Кнуров, я — да и вы тоже — многим ему обязаны, он всё жаждет заполучить меня. Я не хочу стать вещью, не нужно мне его золото. Оставить мир, уйти в монастырь? Или бросить всё, искать счастье на чужой стороне? Меня страшит неизвестность. Вы хотите доказать мне, что любовь есть. Я не нашла её. Возможно, я мало искала и не там. Но мне не нужна любовь. Сейчас я хочу лишь покоя, у меня душа изболелась. Можете ли вы обещать мне тихую спокойную жизнь? — Да, да, да! — В таком разе я доверяю вам свою судьбу. Видите, я вновь вернулась к тому, от чего убежала. — Вам не придётся усомниться в правильности вашего выбора! — горячо воскликнул воспрявший духом Карандышев, не веря до конца в реальность происходящего. Вдруг всё сон? Проснёшься — и снова: одиночество, бесплотные чаяния, презрение к себе самому. Неужели всё возвращается на круги своя? — Приказывайте, Лариса Дмитриевна! Я выполню любое ваше желание! — Увезите меня отсюда! — Хоть на край света! — расцвёл Карандышев. — На край не надо, — серьёзно произнесла Лариса. — Едемте в деревню. — Будет исполнено, моя повелительница! Первые прохожие, вышедшие на послеобеденный моцион вдоль Волги-матушки, провожали удивлёнными взорами странную пару. Девушка, заботливо поддерживаемая мужчиной под локоток, брела задумчиво, опустив очи долу, зато спутник её прямо-таки сиял от счастья, невероятного и незаслуженного. Вид, между тем, оба имели всклокоченный, словно наспех приводили себя в порядок. Ещё с бульвара не вышли они, а горожане, не остыв от прежних новостей, вовсю судачили: девица Огудалова, которая летом едва не застрелилась, помирилась с Карандышевым и гуляет с ним, как ни в чём не бывало. — Она верно рассудила. Куда же ей деваться в её положении? — Стоило переполох затевать. — Погодите, не разойдутся ли опять. Если за истории из первых уст плату взимать, то Гаврило-буфетчик, несомненно, озолотится, рассказывая, как знаменитая девица Огудалова едва не бросилась с обрыва, как её в последний миг перехватил Карандышев, да как они долго потом сидели на скамейке, о чём-то толкуя, причём мужчина то валялся в ногах у девушки, то хватал её за руки. Страсти в лучших традициях амурных романов! — Шу-шу-шу, — тянется шлейф свежих сплетен за скандальной парой. Они и прежде, гуляя летом, ощущали повышенное внимание к себе, но сейчас досужие разговоры особенно тяготили их. На выходе с бульвара голубков поджидала коляска, в которой чинно восседала Огудалова в сопровождении приторно улыбающегося Вожеватова. — Нашлась ваша пропажа, Харита Игнатьевна, — указал Вася, — а вы уж хотели было тревогу поднимать. — Вижу, — буркнула Огудалова, испепеляя гневными взглядами дочь вместе с кавалером. — Ох, Васенька, дала она мне жизни, и что опять затеяла — одному Богу известно. В сущности, Харита Игнатьевна согласна была даже на Карандышева, только б сбагрить поскорей с рук неугомонную дочку! Муж-покойничек избаловал некогда Ларочку-любимицу, а ей расхлёбывать приходится. Творит девица, что вздумается, удержу не знает! — Здравия желаю, Лариса Дмитриевна! — козырнул Вася, жмурясь на девушку, будто вороватый кот на крынку со сметаной. Её учтиво раскланявшегося спутника он не удостоил вниманием. — Здравствуй, Вася, — сухо ответила Лариса. Маменька Огудалова не проронила ни слова. — Мы уж вас потеряли, Лариса Дмитриевна, — продолжал болтать Вожеватов, не обращая внимания на тон, которым его поприветствовала подруга детства, — думали, вы опять в побег ударились, весь город взгомонили, полицию на ноги подняли, ан вы — вот она, гулять изволили. — Вася, с тебя разве сняли кандалы? — холодно оборвала Лариса. — Ох! — театрально схватилась за сердце старшая Огудалова. — Мама, вот мой жених, Юлий Капитоныч, — посторонилась Лариса, открывая всеобщим взорам готового сквозь землю провалиться Карандышева. — Доброго дня, Харита Игнатьевна, — смущённо поклонился Карандышев и брякнул. — Мы с Ларисой решили в деревню ехать. — Сегодня, мама! — встряла Лариса. — Лариса Дмитриевна у меня останется. Я к вам человека пришлю за вещами, — осмелел Юлий Капитоныч, чувствуя поддержку невесты. Харита Игнатьевна ушам не поверила. — Что выдумали?! Какую вам деревню? Лариса, сейчас едем домой! Довольно меня позорить. Что люди-то скажут? — Лариса Дмитриевна не желает ехать домой, — процедил сквозь зубы Карандышев, не отводя глаз от уничтожающего взгляда Огудаловой. — Вон как ты заговорил, братец! — хмыкнул Вася. — Запамятовал, чем мне с Мокием Парменычем обязан? — Вовек не забуду! — ощетинился Карандышев, готовясь к возможной схватке. Он давно понял: будешь всегда хвост поджимать, трусливо огрызаясь, так сжуют тебя и не подавятся. Надо кусаться, вырывать у судьбы своё, как Кнуров, как Вожеватов и Паратов! Пора проявить характер, он ведь обещал Ларисе стать достойным её. Девушка ободряюще стиснула его руку, что придало Юлию Капитонычу решимости. Между тем, перевес ощущался на стороне Огудаловой. С нею Вожеватов, кучер — мигом скрутят Ларису, увезут силой. Нет — так у Васи и деньги, и связи, и закон. — А всё-таки не уступлю! — думал Карандышев. — Пускай и в острог упекут. — Вот у меня для Ларисы Дмитриевны сюрприз приятный имеется! — ухмыльнулся Вожеватов: не драться же, в самом деле, ему с ничтожным Карандышевым, когда есть другой способ образумить Ларису. — От Сергей Сергеича письмо получил, он для вас персонально весточку прислал, наказал передать лично в руки. С этими словами искуситель Вася вытащил из кармана и протянул Ларисе конверт, испещрённый марками и почтовым штемпелем. Письмо от Паратова! Как страстно ждала она его когда-то, раздираемая тоской! Как часами дежурила у окна, высматривая почтальона, всякий раз не задерживавшегося возле их дома! Как грезила о нём, лёжа с простреленной грудью! Сколько слёз пролила! Он не прислал ни строчки. Так чего же он хочет теперь, когда всё в ней перегорело, когда огонь подёрнулся пеплом? — Отпишите Сергею Сергеевичу, чтобы не смел более интересоваться моею жизнью, — стараясь сохранять спокойствие, произнесла Лариса, с каменным лицом, не глядя на обратный адрес, разорвала конверт, бросила обрывки на камни мостовой. Ветер, только того и ждавший, подхватил бумажные клочки и унёс вдаль. Что содержалось в письме Паратова — покаяние ли, очередной посул, пустое житейское любопытство — теперь никто не узнает. Если б Лариса заглянула в этот миг в сияющие глаза жениха, то прочла бы в них целый спектр чувств: восхищения, радости, гордости. Сегодня провидение играло с несчастным Юлием, то швыряя в бездну отчаяния, то вознося на упоительные вершины. — Поезжай куда угодно, хоть в деревню, хоть к чорту* на кулички! Одумаешься — пеняй на себя, я тебя предупреждала, — взбеленилась Огудалова. — Сделай милость, Вася, отвези меня домой. — Не извольте беспокоиться, Харита Игнатьевна! — отозвался предупредительный Вожеватов и скомандовал кучеру. — Пошёл! Кучер взмахнул хлыстом, прикрикнул на лошадей, и те послушно покатили коляску, увозя прочь проигравших Васю и Огудалову. Харита Игнатьевна по дороге успела поплакаться молодому купцу на беспутную дочь. Тот, слушая вполуха, прикидывал: ему-то ещё не так обидно потерпеть поражение от Карандышева, когда Кнурову сделка не удалась. Почти вытянул бреднем рыбку, а та вильнула, да и выскочила в подвернувшуюся брешь. То-то потешит себя Васенька, передавая новость Мокию Парменычу! — С другой стороны поглядеть, так Лариса умно поступила, — успокаивал хитрец Хариту Игнатьевну. — Он-то, чуя за собой вину, на цыпочках перед ней забегает, а она станет им помыкать, как захочет. «Муж-мальчик, муж-слуга, из жениных пажей…»** — Ой, Вася, о таком ли зяте я мечтала? Поле столкновения осталось за Ларисой и Карандышевым. Не став наслаждаться лаврами победителей, они продолжили путь, рука об руку, сплошной вызов всем и вся. Давно знакомым, но не знавшим как следует друг друга, им предстояло учиться строить отношения, понимать и доверять. *До того, как Правилами 1956 г. была закреплена норма «чёрт», встречались две формы написания, через «о» и через «ё». Здесь устаревшая форма оставлена нарочно, для антуража. ** А.С.Грибоедов — «Горе от ума», последний монолог Чацкого