В понедельник после занятий ребята позвали меня гулять по городу: я до сих пор не был почти нигде, кроме школы и дома, хотя провёл в Питере больше недели, и они решили это исправить.
Мы прокатились на метро до Гостиного двора, прогулялись по Невскому, посмотрели Казанский собор, полюбовались на набережную Мойки (я порывался пойти к музею-квартире Пушкина, но меня отговорили), дошли до Дворцовой площади, а оттуда — до памятника Петру. Уже стоя на Адмиралтейской набережной и глядя через Неву на Васильевский остров, я вспомнил, что примерно через час должен быть у Арсения Сергеевича.
Короче говоря, к репетитору я снова собирался впопыхах.
Дома я наскоро переоделся, закинул на плечо рюкзак и открыл входную дверь. Точнее, попытался открыть. Минут десять я яростно ковырялся в замке, прежде чем окончательно убедился, что дверь заклинило. Чёрт, вот знал ведь, что нужно было сразу вызвать мастера.
Самое обидное, что с той стороны дверь открывалась очень легко, только сейчас некому было это сделать. И здесь, к сожалению, не воронежская квартира на втором этаже, из которой можно было бы спуститься на землю по связанным друг с другом простыням. Я уселся на пол и вынул из кармана телефон, прикидывая, кто бы мог меня вызволить. Бессмысленно пролистав список контактов, я решил сначала предупредить Арсения Сергеевича.
— Да? — послышалось на том конце линии.
— Арсений Сергеевич, здравствуйте, это Антон, — затараторил я. — Извините, я сегодня сильно опоздаю. Или вообще не смогу прийти.
Вот это, кстати, более вероятно.
— А что случилось? — насторожился репетитор. — Ты опять покалечился?
— У меня дверь заклинило, а открыть меня снаружи некому, — объяснил я, проигнорировав его подкол.
— Скинь мне адрес, я приеду, — распорядился он и бросил трубку, не дав мне возможности возразить.
— Спасибо, — ответил я тишине.
Да, неловко вышло. Тем не менее, выбора не было, поэтому я послушно отправил ему сообщение с адресом и уставился в стену напротив. Кстати говоря, очень хороший способ решать проблемы: сидеть на полу с телефоном и ждать, пока кто-нибудь приедет тебя спасать. Через двадцать минут медитативного созерцания рисунка на обоях раздался телефонный звонок.
— Я вроде как у тебя во дворе. Ключ запасной есть? — послышался голос Арсения Сергеевича.
— Нет, но я могу вам скинуть свой, — предложил я.
— Давай, — после короткого раздумья ответил мужчина.
Я поднялся с пола, взял связку ключей, подошёл к окну и высунулся наружу. Чуть левее крыльца стояла какая-то чёрная машина, а рядом, задрав наверх голову, — Арсений Сергеевич.
— Господи, Шастун, ты ещё и на восьмом этаже живёшь, — простонал он в трубку. — Постарайся уж не очень далеко кинуть, а то я этот ключ никогда не найду.
Осторожно, стараясь не размахиваться, я скинул связку вниз.
— Ну и? — поинтересовался он через несколько секунд. — Ничего не падало.
— Может, они на дереве застряли? Или в кусты упали? — робко предположил я.
— Так, я пошёл искать, а ты сиди наверху и жди, — ответил он и отключился.
Последнее оказалось лишним, потому что я и без телефона услышал его мат. Видимо, я скинул ключи в ту самую крапиву, в которую сам свалился неделю назад. Впрочем, он их всё-таки нашёл, потому что вскоре я услышал, как открывается входная дверь.
— Извините за неудобства, — с ходу сказал я. — Не думал, что так получится. Можем у меня сегодня позаниматься, если вам удобно.
— Да ничего, бывает, — отмахнулся он, снимая куртку. — Давай у тебя, какой смысл сейчас ехать ко мне.
— Тогда проходите, я угощу вас чаем. То есть кофе, — поправился я, вспомнив, что у себя в квартире Арсений Сергеевич пил именно его. — Отблагодарю вас за моё спасение.
Мне одному кажется, что это как-то пошловато звучит?..
Судя по лицу репетитора, не одному.
— А давай, — согласился он и, не спрашивая разрешения, расположился на маленьком диванчике в углу. — Живенько тут у вас, — добавил он, разглядывая мою сине-оранжевую кухню.
— Это съёмная квартира, мы пока ничего не переделывали, — сказал я. Да уж, если я ещё и ремонтом буду заниматься, то либо сожгу-затоплю квартиру, либо сам попаду в реанимацию.
— А родители ещё на работе? — продолжал репетитор.
— Угу, они поздно приедут.
Примерно через восемь месяцев.
Мы немного помолчали; я помешивал кофе, а Арсений Сергеевич разглядывал висящие на стене сувенирные тарелки.
— Кстати, а почему ты из всех классов пошёл именно в физмат, если ты туда не хотел? — вдруг спросил он.
Сам вот понять пытаюсь.
— Это не я пошёл, это меня туда направили, потому что в других классах мест нет, — пояснил я. — Хотя я и в пятом классе тоже пробовал учиться в математическом профиле — у моих родителей почему-то было стойкое убеждение, что у меня способности к точным наукам. Они, наверное, никогда так не ошибались.
— Ну, родителей иногда бывает трудно переубедить. Мой отец мечтал, чтобы я пошёл по его стопам и занимался бизнесом, а мне это было совершенно не интересно. До сих пор воюем из-за этого, — поделился Арсений Сергеевич. — Да и вообще, человеческие убеждения — штука странная и не поддающаяся объяснению. Раньше, например, многие верили, что геи не умеют свистеть, * — добавил он.
— Потому что рот всё время занят? — брякнул я, не подумав.
Репетитор несколько секунд молча смотрел на меня, а потом звучно расхохотался.
— Не знаю, но подозреваю, что логика была примерно такая, — сказал мужчина, отсмеявшись.
— А вы умеете свистеть? — неожиданно для себя спросил я.
Зачем. Тебе. Эта. Информация.
Арсений Сергеевич, скорее всего, задавался тем же вопросом, но всё же ответил с уже привычной ухмылочкой:
— Нет. Не умею.
— Ну и ладно. Я тоже, — «приободрил» его я.
Боже, ну, а это-то я зачем сказал? Я торопливо прикусил язык, отвернулся к плите и начал гипнотизировать стоявшую на конфорке турку. Однако я даже спиной чувствовал, что Арсений Сергеевич смотрит на меня.
— Ты сегодня почти как принцесса, — внезапно заговорил он, — которую заперли в башне. Как её?.. Рапунцель!
Так себе ассоциативное мышление.
— Не помню, чтобы Рапунцель скидывала своему рыцарю на чёрном авто ключи от хаты, — сказал я. — Да и вы, наверное, не на свидание приехали.
— Наверное, — задумчиво откликнулся он.
Немного не тот ответ, который я ждал услышать, ну да ладно.
В тот вечер мы просидели у меня намного дольше положенных полутора часов. Он оказался на удивление интересным собеседником и много шутил, хотя юмор у него местами был довольно специфический (издержки профессии, наверное). В какой-то момент мне вдруг подумалось, что я хотел бы общаться с ним и вне занятий.
***
На следующий день после второго урока я заглянул к Павлу Алексеевичу.
— О, Шастун, — он оторвался от кипы тетрадей на столе и поднял на меня глаза, — а ты почему не в буфете с остальными? Фигуру бережёшь?
— Да там очередь длиною в жизнь, — отмахнулся я. — Так что я к вам за заданиями к олимпиаде.
— А, да, спасибо, что напомнил, — он полез в шкаф и зашуршал какими-то бумажками. — Ну что, как тебе учёба? Тяжко приходится?
— Я ждал худшего, — признался я, — поэтому терпимо.
— С дополнительными занятиями легче стало? — спросил учитель, выныривая из-под вороха листочков.
— Да, Арсений Сергеевич мне очень помогает, — искренне сказал я.
— Главное, чтобы не перепомогал, — туманно ответил Павел Алексеевич и вручил мне кипу заданий.
Я решил не уточнять, что он имел в виду.
***
В среду занятие у Арсения Сергеевича проходило на удивление
нормально. Я спокойно добрался до его дома, при этом не заблокировав дверь, никуда не упав и ничего не сломав. Я почти усвоил новую тему и даже решил правильно несколько задач, хотя в предыдущие годы эта отметка стабильно держалась на нуле. Охренев от такой удачи, я уже собрался уходить, но Арсений Сергеевич неожиданно сказал:
— Хочешь чаю или кофе? Так сказать, гостеприимство в ответ на гостеприимство.
Помявшись несколько мгновений, я согласился и проследовал за ним на кухню.
— Значит, участвуешь в олимпиаде по литературе? — спросил мужчина, заваривая чай специально для меня. Он же, видимо, пил исключительно кофе.
— Ага, — я сидел за столом и по очереди гладил его многочисленных котов, облепивших меня со всех сторон. Из-за лезущей шерсти я и сам смахивал на кота.
— А олимпиаду по физике ради интереса не хочешь посмотреть? — улыбнулся репетитор.
— Только если паралимпиаду, — фыркнул я. — На большее меня не хватит.
Он рассмеялся и поставил передо мной чашку с чаем.
— Да ладно тебе, это же очень просто — те же задачи по физике, только на соображалку.
— Как у вас вообще слова «просто» и «физика» оказались в одном предложении? — спросил я, и он снова засмеялся.
Я вдруг поймал себя на мысли, что у него очень приятный смех: такой тёплый и в чём-то заразительный.
— Смотри-ка, ты им нравишься, — Арсений Сергеевич кивнул на свой зверинец. — Обычно они чужих людей и близко не подпускают, так что можешь чувствовать себя польщённым.
— Начну прямо сейчас, — заверил его я.
Чёрно-белый кот — кажется, Оппенгеймер, но это не точно — игрался с одним из моих браслетов и не давал протянуть руку к чашке. С видом победителя я взял её левой рукой, но моё торжество длилось недолго, потому что его ярко-рыжий собрат потёрся об мой локоть, толкнул, и в следующий момент я с жалобным «ой, бля» перевернул на себя горячий чай.
— Лапусик! — рявкнул на него Арсений Сергеевич, разом отгоняя от меня всех своих питомцев. — Ты как? — спросил он меня.
— Терпимо, — ответил я, кривясь от боли. На самом деле, мне не привыкать.
— Раздевайся, — скомандовал Арсений Сергеевич.
— Чего-чего? — не понял я.
— Раздевайся. Надо обработать ожог и переодеться, — коротко бросил он и вышел из комнаты.
Я застыл истуканом и не знал, как лучше поступить. С одной стороны, стесняться другого мужчины странно, с другой стороны, раздеваться на кухне у Арсения Сергеевича мне казалось ещё более странным. Вернувшись со стопкой одежды в руках, репетитор обнаружил меня всё в той же позе глубокого раздумья.
— Так и будешь стоять?
— Да не так уж и горячо, там нет ожога, — сказал я почти правду. — Тем более, я совсем чуть-чуть облился.
— Ну да, только джинсы, футболку и кофту, — хмыкнул мужчина.
Ещё частично трусы и немного правый носок, но вам об этом знать необязательно.
— Переодевайся, — настаивал Арсений Сергеевич. — Домой я тебя в таком виде всё равно не отпущу. Если хочешь, я выйду или отвернусь.
Однако он не вышел и не отвернулся, и вся процедура проходила под его пристальным — чересчур пристальным — взглядом. Поэтому всё это время, которое показалось мне вечностью, я переодевался как первоклассник перед уроком физкультуры в школе, где нет отдельных раздевалок для мальчиков и девочек: снял кофту и футболку, быстро надел его толстовку, а потом, натягивая её как можно ниже, снял собственные джинсы и натянул его спортивные штаны.
— Спасибо, — смущённо поблагодарил я и, чтобы хоть чем-то занять себя, снова начал гладить виновника моих нынешних мучений.
— Да не за что, — ответил Арсений Сергеевич, всё ещё глядя на меня.
Повисло неловкое молчание, которое никто из нас не пытался нарушить. Он разглядывал то ли меня, то ли свою одежду на мне. Я наглаживал кота так яростно, что выработанного электричества, наверное, хватило бы, чтобы неделю обеспечивать весь Васильевский остров.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал я через несколько минут, когда стало ясно, что Арсений Сергеевич ничего говорить не собирается и вообще, видимо, может стоять так до скончания веков.
— Да, давай, — очнулся он. — А то родители потеряют.
Я сгрёб свою мокрую одежду в рюкзак, оделся, неловко попрощался и выскользнул за дверь. Почему-то каждый раз, уходя от этого человека, я чувствовал себя как заключённый, который после двадцати лет отсидки вырвался на волю: вроде и свобода, а вроде и хочется обратно, потому что всё уже не так и не то. Этакий стокгольмский синдром в лайт-версии.
Я ехал домой в его штанах и толстовке, которые были мне слегка великоваты и пахли
им. Знаете это чувство, когда вся одежда, пусть даже стиранная, всё равно хранит на себе специфический запах хозяина, его тела, парфюма, квартиры? Так вот. Я поймал себя на том, что сижу, наполовину засунув голову под его толстовку и уставясь невидящим взглядом куда-то вдаль. Женщина напротив смотрела на меня, как на умалишённого, и я принял нормальное положение.
Я до сих пор не мог до конца определиться, нравится ли мне Арсений Сергеевич, но мне определённо нравился его запах. И смех. И голос. И…
И мне это не нравилось.
