***
— …а потом ещё удивляются, что мы ничего не успеваем! — раздражённо говорила мама. Я сочувственно цокал языком и сокрушённо качал головой. Мои ежевечерние скайп-сессии с родителями очень часто превращались в гневные монологи матери по поводу безалаберности рабочих и курьерской службы, но я уже успел смириться с этим. — А у меня хорошая новость, — объявил папа, вклиниваясь в кадр и оттесняя маму от экрана. — Я приеду в ночь с субботы на воскресенье, так что танцуй: у тебя будет тёплая одежда и посуда. — Вот это действительно хорошая новость, — оживился я. Если я уломаю папу, можно будет даже не ходить в понедельник в школу и целых два дня гулять вместе по городу. Ради такого я даже готов отменить занятие с репетитором. Кстати, насчёт репетитора…***
На пятничном занятии у Арсения Сергеевича он дал своему классу контрольную, а меня отозвал в сторону. — Ты завтра как, свободен? Ах да, мы же идём по магазинам. — Свободен, аки ветер, до позднего вечера, — ответил я, благо, папин самолёт прилетал только в половину второго ночи. — Отлично. Завтра в два заеду за тобой, — деловито кивнул учитель. — Адрес я помню, — добавил он с улыбкой. Ну ещё бы.***
В субботу ровно в два часа дня я стоял на крыльце собственного подъезда и пристально оглядывал наш огромный двор, пытаясь издалека заприметить чёрную машину моего репетитора. В два ноль пять её всё ещё не было видно на горизонте. Я вздохнул, развернулся на пятках и нос к носу столкнулся с Арсением Сергеевичем, который с чего-то решил подкрасться сзади. — Привет, — с улыбкой поздоровался он, успокаивающе положив руку мне на плечо. — Здравствуйте, — нервно ответил я. — А я думал, вы с другой стороны подъедете. И подойдёте. — У вас там въезд неудобный. Ну что, пойдём? — он, не убирая руку, потянул меня к машине. — Садись вперёд. Я послушно плюхнулся на место рядом с водительским, отметив, что в салоне приятно пахнет кофе (рядом обнаружился стаканчик) и полюбившимся мне одеколоном. Сзади в беспорядке валялись какие-то вещи, кое-где были натыканы пустые бутылки из-под минералки и ещё что-то неопознаваемое. Пока я пялился по сторонам и хлопал ушами, Арсений Сергеевич уселся на водительское сиденье, потянулся ко мне и пристегнул меня ремнём безопасности. — Да я бы и сам мог, — смущённо сказал я. — Ничего, — бодро ответил репетитор и выехал со двора. — Куда поедем? — поинтересовался я. — Для начала — в торговый центр, потом… Да куда ж ты?.. —Арсений Сергеевич перебил сам себя и резко затормозил прямо перед мальчиком, перебегавшим дорогу. — Некоторые переходят дорогу, как самоубийцы. — А моя бабуля любит говорить, что я перехожу дорогу, как микроблогер, — поделился я и, заметив непонимающий взгляд репетитора, добавил: — Она просто не знает, кто это такой. Думает, наверное, что это как-то связано с некрологами. — В твоём случае это очень верное замечание, — фыркнул мужчина. Всю дорогу до магазинов я занимался тем, что глазел в окно: я всё ещё не бывал почти нигде и охотно пользовался выпавшим шансом осмотреться получше. Честно говоря, я ожидал, что торговый центр будет где-то на окраине, но, к моей большой радости, он находился почти в самом центре города, рядом с Московским вокзалом. Следующие три часа мы носились по всем этажам, скупая всё по списку, выданному администрацией гимназии. Меня невольно брала зависть: когда я играл в КВН в своей школе, мы не могли добиться даже покупки пяти одинаковых футболок по двести девяносто девять рублей. А здесь тебе и футболки, и ткань, и любая канцелярия, и микрофоны, и стереосистема, и ещё не Бог весть что. Арсений Сергеевич же сейчас очень напоминал мне электровеник, который сметал с полок всё без разбора и при этом не замолкал ни на минуту. Мне оставалось только таскаться за ним с кипой пакетов и поддакивать. — О, смотри, — он с абсолютно счастливым видом указывал на какую-то неведомую мне хрень. — Со скидкой даже в смету уложимся! Я вдруг подумал, что если бы Арсений Сергеевич был собакой, то он уже подмёл бы хвостом весь третий этаж, в таком он был восторге. — Что это вообще? Зачем? — начал было я, но меня прервал такой же восторженный продавец-консультант: — Потрясающий выбор! Вы знаете, у нас сегодня проходит акция… В этот момент моя душа поэта не вынесла таких мелочных разговоров, и я вышел в атриум. — Ну всё, пойдём в кино, — неожиданно сзади снова возник Арсений Сергеевич. Наверное, это у всех геев такая привычка — заходить с тыла. Профессиональное, так сказать. — Чего? Куда? — растерялся я. — В кино. Всё равно полтора часа ждать, пока аппаратуру настроят, — пояснил он и решительным шагом направился, видимо, в сторону билетных касс. — Спасибо, что выслушали моё мнение и приняли его к сведению, — ответил я ему вслед, но он, конечно, не услышал. Несмотря на моё удивление и недовольство, Арсений Сергеевич не только не разрешил мне заплатить за себя, но ещё и взял места на последнем ряду. На последнем. На «места для поцелуев». Что не так с этим человеком? К счастью, хотя бы в выборе фильма мы были единодушны и пошли на экранизацию одного довольно популярного пару лет назад ужастика. В зале выяснилось, что смотреть кино с Арсением Сергеевичем просто невозможно: он то хватал меня за руку, то сыпал комментариями по поводу и без. В конце просмотра меня ждало ещё одно огромное разочарование — сценаристы убрали самый эффектный сюжетный поворот и полностью запороли и без того не слишком впечатляющий фильм. — Они вырезали сцену, где она убивает свою мать, — громко и потрясённо произнёс я в наступившей на мгновение тишине. — Пиздец, да? — сочувственно отозвался кто-то с передних рядов, и почти весь зал, как и Арсений Сергеевич, засмеялся. Вам лишь бы поржать. Когда мы забрали из магазина нашу последнюю покупку, было уже начало восьмого. Я стоял рядом с машиной и критически наблюдал, как учитель тщетно пытается запихнуть несколько пакетов в и без того уже забитый багажник. — А, чёрт с ним, — махнул рукой мужчина и небрежно закинул оставшиеся вещи на заднее сиденье. — Садись, сейчас ещё в одно место заедем, а потом отвезу тебя домой. — Что за место? — полюбопытствовал я, торопливо пристёгиваясь, пока репетитор снова не вздумал мне помогать. — Квартира моего друга. Там часть барахла ещё с первого сентября лежит. Надо забрать. Я не стал спорить и снова уставился в окно: вечерний Питер не переставал восхищать меня своей терпкой осенней красотой. К моему вящему удовольствию, друг Арсения Сергеевича жил в одном из старых домов в центре, и я впервые вживую увидел один из тех самых знаменитых петербургских дворов-колодцев. Я задрал голову и уставился на хмурое тёмное небо, слабо видневшееся в узком криво вырезанном пространстве между крышами. — Пойдём, успеешь ещё налюбоваться, — шепнул мне на ухо тихо подошедший сзади мужчина. Нет, это не человек, а набор идиотских привычек. Мы зашли в подъезд (парадную — надо бы уже запомнить), а потом — в тесный старёхонький лифт, который освещался одной тусклой лампочкой и вообще выглядел так, будто его установили ещё во времена основания города. Арсений Сергеевич потыкал в то место, где раньше, предположительно, находились кнопки, и двери с жутким скрипом начали закрываться. — Между прочим, этот лифт, как и сам дом, легендарный, — заметил мне репетитор. — Чем же? — Говорят, когда в тридцатых годах проводились массовые аресты, один из жильцов сбежал от чекистов прямо отсюда, из лифта, на глазах у троих человек. — Как это? — Ну, он вроде как щёлкнул пальцами, лифт остановился, свет погас, а пока всё это включали-чинили, его и след простыл. Фокусник он был. Довольно известный. — Бред какой. Нафига они влезли сюда вчетвером? И вообще, вы правда думаете, что стоит кому-то щёлкнуть пальцами, и всё: лифт остановится, свет погаснет? — скептически поинтересовался я. — Так гласит городская легенда, — пожал плечами мужчина. Я щёлкнул пальцами. Лифт остановился. Свет погас.***
— Прекрасно, блять, просто прекрасно, — произнёс я в кромешной тьме. — Тшш, не матерись, — сказал Арсений Сергеевич, и я был почти уверен, что услышал в его голосе усмешку. Как же тут не материться? — Двадцать первый, что у вас случилось? — из динамика послышался приглушённый женский голос. — Мы застряли, — просто ответил учитель. — Твою ж мать, — с чувством ответила женщина, и я был с ней полностью солидарен. — Ждите. Я на ощупь прислонился к стене и глубоко вздохнул. Не то чтобы я страдал клаустрофобией или боязнью темноты, но застревать в лифте, а тем более таком старом и хлипком, не любит никто. Где-то сбоку раздался громкий шорох, какая-то возня, а потом Арсений Сергеевич бесцеремонно взял меня за руку (не мог же он упустить такой случай) и потянул куда-то вниз. — Да садись уже, я постелил на пол пакет, — сказал он, отчаявшись преодолеть моё сопротивление. — Сел, — послушно сказал я, плюхаясь рядом с ним. Теперь мы были просто неприлично близко, мне оставалось только удивляться, как четыре человека умудрились здесь поместиться. Я с утроенной силой чувствовал запах его крышесносящего парфюма и с трудом боролся со своим иррациональным желанием прижаться к нему посильнее и положить голову ему на плечо. Да, такие ароматы надо запретить на законодательном уровне, нечего тут совращать юных невинных созданий вроде меня. — Хороший сегодня был день, — высказался Арсений Сергеевич. — Шутите? — изумился я. — Нет, — серьёзно ответил он. — Издеваетесь? — предположил я. — Нет. — Иронизируете? — Нет. — Ехидничаете? — Нет, — сказал мужчина, и мне показалось, что он улыбается. — Сарказм, да? — Вовсе нет, это правда был очень хороший день. По крайней мере, для меня. — Ладно, для меня, в общем-то, тоже, — сдался я. — Я тут пока ни в кино, ни в торговых центрах не был. И в лифтах тоже не застревал — удивительно, правда? — Очень, — он негромко рассмеялся, и у меня по спине побежали мурашки. Некоторое время мы сидели молча. Мне было слышно, как Арсений Сергеевич пошевелился, откинул назад голову и, видимо, уперся затылком в стенку лифта. Я представил себе его профиль: высокий лоб со спадающими на него тёмными волосами, прямой нос, приоткрытые губы, небритый подбородок, шею с выпирающим кадыком… и немного, самую малость пожалел, что мы сидим без света. Мужчина поднял руку, чуть задев меня, извинился, и потёр ладонью лицо — я отчётливо распознал этот ни с чем не сравнимый звук, когда проводят рукой по щетине. Мне тут же жутко захотелось протянуть руку и тоже провести по его щеке, я даже всерьёз задумался, какой бы найти для этого предлог… — Ненавижу замкнутое пространство, — вдруг признался Арсений Сергеевич, и его голос отрезвил меня. — Ничего хуже, по-моему, нельзя придумать. — Согласен, не лучшие ощущения, — отозвался я. Не зная, что бы такого успокаивающего сказать, я наугад протянул руку и ободряюще похлопал его по тому месту, где, по моим прикидкам, находилось его колено. Повисло недолгое странное молчание. — Ты хоть знаешь, по чему ты меня сейчас похлопал? — с непередаваемой интонацией спросил Арсений Сергеевич. — По коленке? — с безграничной надеждой откликнулся я. — Ну… не совсем, — мягко ответил он. Я буквально чувствовал, как пылают мои щёки и уши, и поблагодарил всех известных мне богов за темноту. Да уж, лучше бы всё-таки по щеке погладил. Я лихорадочно соображал, как разрядить обстановку, но в голове был то чистый лист, то перекати-поле, то обезьянки, хлопающие в тарелочки, — словом, что угодно, только не адекватные вещи. — Почему вы решили стать учителем физики? — тихо спросил я. — Потому что считал, что это моё призвание, — так же тихо ответил Арсений Сергеевич. — Потому что я всегда хотел узнать, как устроено всё на свете, откуда мы появились и чем же всё закончится. И я хотел делиться этими знаниями с другими. Он говорил, а у меня было ощущение, что я прикасаюсь к чему-то очень личному, сокровенному, интимному. — А вообще моей заветной мечтой всегда было увидеть сверхновую. Это такая звезда, которая, умирая, не просто гаснет: она взрывается и на мгновение озаряет своим светом всё на расстоянии многих-многих миллиардов световых лет. Незабываемое, наверное, зрелище. — Я уверен, что когда-нибудь вы её непременно увидите, — очень искренне сказал я. Он не успел ответить — где-то снаружи послышались шаги, громкие окрики, какое-то дребезжание, откуда-то появился свет, и нас вызволили из нашей временной камеры. Арсений Сергеевич отправил меня вниз от греха подальше, а сам всё-таки пошёл до квартиры друга. На улице я просто стоял, снова задрав голову вверх и разглядывая как по заказу прояснившееся звёздное небо. Мысли путались, но на душе было как-то удивительно тепло, и у меня снова появилось то ощущение, которое впервые возникло у меня накануне школьной линейки. — Красиво, да? — как всегда вкрадчивый голос, как всегда сзади, как всегда над самым ухом. — Какая-то из этих звёзд станет сверхновой. И если у меня будет шанс это понаблюдать, я обязательно покажу и тебе. Обещаю. Верю.***
Отец ходил туда-сюда по кухне и, радостно жестикулируя, что-то рассказывал. Я кивал, как китайский болванчик, и смотрел на него отсутствующим взглядом. — Так что, в понедельник прогуляешь и школу, и репетитора? — весело спросил он, выдернув меня из транса. — Что?.. Нет… Нет, к репетитору надо будет сходить. Надо сходить, да…