***
Я быстро шёл по очень тёмной и очень длинной улице. Меня гнало непонятное чувство тревоги. Казалось, минута промедления — и я не успею. Только вот куда? Я перешёл на бег, но всё равно не успевал. Правда, теперь я бежал не по улице, а по коридору. В конце была одна-единственная открытая дверь. Я приблизился к ней и с какой-то странной радостью узнавания понял, что стою на пороге гостиной Арсения Сергеевича, которая была намного темнее, чем настоящая, но всё же это, несомненно, была она. Хозяин комнаты стоял ко мне спиной и смотрел в окно. Меня это удивило. Обычно это он всё время либо подходил ко мне сзади, либо наблюдал за мной, либо уже я оказывался перед ним лежащим на полу. Мне же никогда не удавалось застать его врасплох. Я хотел окликнуть его, но внезапно понял, что лишился голоса. Впрочем, он сам обернулся ко мне и, чуть улыбнувшись, поманил пальцем. Я собрался было подойти, но мне не удалось сдвинуться ни на миллиметр. Чувство неясной тревоги усилилось стократ: я не мог ни говорить, ни шевельнуться, а Арсений Сергеевич всё звал меня с обидой и чуть ли не отчаяньем в голосе. А потом он просто отвернулся от меня, и страх сменился бессилием. В ту ночь я проснулся в холодном поту.***
— Вы такие молодцы, всё купили! — похвалила меня (и заочно Арсения Сергеевича) Надежда Константиновна, разглядывая груду разномастного хлама на полу своей лаборантской. — Антош, а ты не мог бы заодно унести это в подвал? Наш дворник, Сергей Иванович, даст тебе ключ. Репетиции начнутся только через неделю, и нам пока негде всё это хранить. Поэтому вы просто сваливаете всё, включая недешёвые микрофоны и прочую аппаратуру, в сырой подвал? Очень практично. — Да, конечно, — преувеличенно бодро откликнулся я и, взяв несколько коробок, двинулся на поиски дворника. Собственно, я наткнулся на него почти сразу же: его снова штормило по коридору с неебической амплитудой. У меня возникло чувство дежавю. — Извините, ммм, Сергей Иванович, вы не могли бы дать мне ключи от подвала? Меня попросили отнести туда вот эти вещи, — я кивнул на коробки. Он посмотрел на меня мутным немигающим взглядом, и я на мгновение засомневался, что меня вообще слышат, но потом он развернулся и пошёл вглубь коридора, махнув мне, чтобы я двигался следом. — Вот опять. Говорил я этим ебланам, что надо каморку при актовом зале сделать. Но нет же! А сейчас ни барахло сложить, ни детям места нет. Половина подвала теперь какой-то хернёй забита, а там, между прочим, по весне всегда потоп. И чуть что — сразу Иваныч! А что Иваныч? Я, блять, ещё двадцать лет назад этих долбоёбов предупреждал, — возмущался он. — Знаешь, как это называется? Наши вашим хуями машут, вот как. Надо запомнить. — Вот ключи, вот подвал. Давай, пиздуй, потом можешь на вахте оставить, — он указал мне на неприметную дверь в самом тёмном закутке и без того тёмного коридора и удалился. Я поставил коробки на пол, сунул ключ в массивный навесной замок и отпер дверь. Она открылась с жутким протяжным скрипом, и я вдруг подумал, что посетители здесь бывают нечасто. На меня неприятно повеяло холодом и сыростью. Единственным источником света оказались окна, меньше чем на четверть выглядывавшие над поверхностью земли. Вздохнув, я подобрал вещи и «попиздовал» вниз по узенькой лестнице без перил. Когда глаза чуть привыкли к полумраку, стало понятно, что подвал занимает площадь размером чуть ли не с половину первого этажа, но при этом очень сильно захламлён. Стены и пол были частично разрисованы какими-то непонятными знаками — мне невольно вспомнились слова Арсения Сергеевича о том, что когда-то здесь собиралась секта сатанистов. По подвалу гулял сквозняк, что-то мерзко скрипело, и моему больному воображению чудились шаги где-то возле лестницы. Я оставил вещи у ближайшей колонны и огляделся. Во мне боролись два желания: с одной стороны, я очень хотел осмотреться здесь получше, а с другой стороны, я усиленно пытался прогнать из головы непрошеные мысли в духе «тёмные-заброшенные-подвалы-кровь-маньяки-сатанисты-жертвоприношения-трупы-крики-расчленёнка-здесь-я-и-сдохну-и-меня-даже-не-найдут-никогда-чё-делать-то-чё-делать» со всеми вытекающими. Как человек, обожавший ужастики и посмотревший больше сотни, я просто не мог не нервничать. Перефразируя интернет-классику, «я видел фильм ужасов, который начинался точно так же». — Жутковато, — пожаловался я пустоте. — Согласен, — раздалось где-то за спиной. Я уже приготовился заорать и биться не на жизнь, а на смерть, когда кто-то накрыл мой рот рукой. Заметка на будущее: если вы находитесь в огромном мрачном подвале и хотите успокоить человека, то подойти к нему сзади и зажать ему рот рукой — не лучшая идея. Я резко дёрнулся и, кажется, попал этому маньяку локтем в живот, потому что меня сразу же отпустили и взвыли от боли. — Ты что, придурок? — хрипло поинтересовался маньяк голосом Арсения Сергеевича. Ну да, конечно. Кто ещё стал бы так делать? — А вы? — в тон ему спросил я. — Зачем надо было подкрадываться и зажимать мне рот рукой? — Чтобы ты не закричал, — сказал он так, будто это было что-то нечто само собой разумеющееся. — Чтобы я не закричал, не надо было меня пугать, — буркнул я. — У меня сейчас инфаркта не было только потому, что в семнадцать лет для него ещё слишком рано. Что вы вообще здесь забыли? — Надежда Константиновна попросила меня принести оставшиеся вещи, — он неопределённо указал куда-то в темноте, всё ещё потирая ушибленное место. — Ну что, как тебе здесь? — спросил мужчина, отдышавшись. — Жутковато, — повторил я. И это ещё слабо сказано. — Давай пройдёмся, — предложил Арсений Сергеевич. Я посмотрел на него с сомнением, но согласился. А то, чего доброго, решит, что я трус. Подсвечивая себе путь телефонами, мы обошли почти весь подвал и нашли там столько всего интересного, что, наверное, хватило бы на открытие маленького музея и недурной камеры пыток. Почти всё время Арсений Сергеевич придерживал меня за руку, и я даже не мог понять, успокаивало это меня или, наоборот, напрягало. В любом случае, я, кажется, уже знаю, что будет сниться мне сегодня ночью.***
Я стоял возле кровати и с омерзением разглядывал шёлковое постельное бельё бледно-розового цвета, на котором мне сегодня предполагалось спать. Откуда у нас в доме вообще взялись все эти вещи вроде клюшек для гольфа, подарочных топоров и шёлковых розовых тряпок? Постояв ещё пару минут, я начал натягивать пододеяльник на одеяло. Воистину, это развлечение сатаны. Если я попаду в ад, я, пожалуй, знаю, чем буду там заниматься: вечно заправлять одеяла в шёлковые пододеяльники, учить физику, ездить с Арсением Сергеевичем за покупками, гладить брюки со стрелочками, завязывать галстук и далее по списку… Иногда, ради разнообразия, вариться заживо в кипящем масле — отдыхать ведь тоже надо, даже в аду. Не знаю уж, какой идиот решил, что спать на шёлковом белье — это верх роскоши и комфорта, но он чертовски ошибался. Ещё меньше я сейчас понимал авторов дешёвых любовных романов, которые охотно подхватили эту бредовую идею и предлагали своим героям предаваться любовным утехам исключительно на шёлковых простынях. Это ж как надо ненавидеть людей, чтобы заставлять их трахаться на этой скользкой штуке? Закончив с этим, я всё же улёгся на кровать и накрылся одеялом. Мнда, сейчас я чувствовал себя тутовым шелкопрядом, который решил расслабиться после тяжёлого трудового дня. Я протянул руку за книгой и начал бездумно листать страницы. В последнее время моя привычка читать перед сном превратилась в просто лежание с книгой в руках: в голове было столько странных, сумбурных, а порой и откровенно идиотских мыслей, что сосредоточиться на чтении совершенно не получалось. Процентов девяносто этих мыслей, к моему великому раздражению, занимал Арсений Сергеевич. Нет, я, конечно, очень ценил его как преподавателя и всё такое, но совершенно не понимал как человека. Для меня он оставался тёмной лошадкой, и это бесило неимоверно. Многие, наверное, назвали бы его харизматичной личностью и были бы правы. Другие — в том числе я — назвали бы его ебанутым на всю голову и тоже бы не ошиблись. Сегодняшнее занятие прошло весьма и весьма неплохо: Арсений Сергеевич решил отвлечься от школьной программы и, как и на первом занятии, читал мне лекцию на свободную тему. — Если бы мне в школе так преподавали физику, я бы, возможно, даже мог бы её полюбить, — сообщил я ему по прошествии полутора часов. — Но не факт. — Я польщён. Так, может, будешь сдавать её в этом году? — с улыбкой ответил он. — Упаси Боже, — сразу открестился я. — Мои тонкие детские нервы такого не выдержат. Арсений Сергеевич рассмеялся, и по коже привычно пробежала волна мурашек. А потом он, провожая меня до двери, положил руку мне на плечо, и мне стало совсем уж не по себе. Вспомнив об этом, я поёжился и назло самому себе уставился в книгу. Не хватало мне ещё, словно юной вечно краснеющей девице, мечтать перед сном о каком-то мачо питерского разлива. Неудивительно, что мне потом только он и снится. Нет уж, не дождётесь, слишком много чести будет. Я твёрдо решил прочитать сегодня хотя бы тридцать страниц, нашёл нужную и… отрубился.***
Я снова стоял в тёмной комнате. Только на этот раз он действительно был у меня за спиной. Он подошёл ко мне сзади и молча уткнулся лицом мне в затылок. А потом легонько провёл носом по моей шее, за ухом, и у меня чуть не остановилось сердце. Тогда он неторопливо поднял руки и обнял меня, не давая возможности ни высвободиться, ни развернуться. Максимум, что я смог сделать, — это положить свои руки поверх его и чуть откинуться назад, доверившись ему. Я не знаю, сколько мы стояли вот так, обнявшись и не двигаясь. Его горячее дыхание обжигало кожу, а у меня перед глазами плыли тёмные круги. Вдруг он тихонечко, почти невесомо поцеловал меня в шею, и у меня подкосились ноги. Но мне не дали упасть. Он удержал меня, а потом, наконец, развернул лицом к себе. Теперь мы стояли друг напротив друга. Он молча, не мигая, посмотрел мне в глаза, протянул руку и легонько провёл по моим волосам, по щеке, по шее, по ключице… У меня сбилось дыхание. Мы стояли безумно близко, почти вплотную, и я так явственно чувствовал тот самый запах, который уже почти месяц преследовал меня наяву: смесь его парфюма, кофе и ещё чего-то непонятного. Я судорожно сглотнул. Он улыбнулся, и я заметил мелкие морщинки, разбегавшиеся вокруг его пронзительных голубых глаз. Я хотел было что-то сказать и уже приоткрыл рот, но он воспользовался этим и накрыл мои губы своими. Я даже не стал сопротивляться, а просто позволил ему делать с собой всё, что вздумается. Он выдернул из-под ремня края моей рубашки и бесцеремонно запустил под неё руки, оглаживая меня везде, где только мог дотянуться. Когда он провёл по животу, я непроизвольно застонал и вцепился в его пиджак, чтобы устоять на ногах. Впрочем, это не помогло: я услышал тихую зловещую усмешку, он запустил руку в мои брюки, мне окончательно снесло крышу и… Я проснулся. Проснулся и обнаружил, что лежу в розовом скользком комке из сбившегося одеяла и простыней, что я не выключил свет, что книга валяется где-то в ногах и что у меня стояк. Прекрасно. Что ж, вот и мой первый эротический сон. Не совсем то, что я ожидал, но всё же…