***
— Приехали, — сообщил Сергей Иванович, припарковавшись у неприметного бледно-жёлтого здания в два этажа. Мы высыпали на улицу, и яростный ветер сразу же швырнул нам в лица охапку грязных осенних листьев. Поёжившись, я натянул капюшон до самых глаз и, низко опустив голову, зашагал по краю тротуара. — Антон, осторожно, столб, — предупредил меня Арсений Сергеевич. — Я вижу, — огрызнулся я. «Вот что за отношение? Что я, ребёнок, что ли?» — мысленно добавил я и… врезался в вышеупомянутый столб. По всей улице пронёсся мелодичный ровный гул. Ну, или это мне так казалось. — Ой, Тоша, ты ударился? — запричитала Лера, подбегая ко мне. Сама-то как думаешь? Я потёр лоб, на котором уже начинала проступать шишка. — Давай я посмотрю, — Арсений Сергеевич хотел было подойти, но девушка так решительно оттеснила его в сторону, что ему пришлось уступить. — Давай заклеим ранку! — она начала рыться в сумке. — Давай лучше приложим что-нибудь холодное, — предложил репетитор и тоже начал рыться в портфеле. — А давайте лучше оставим мой лоб в покое и зайдём внутрь! — взвыл я.***
На стойке регистрации нас встречал молодой гиперактивный парень, который ни секунды не сидел на месте. — А в каких олимпиадах вы участвуете? — жизнерадостно спросил он, обводя счастливым взглядом наши кислые рожи. — По математике, — хором ответили Димка и Катя. — По информатике, — Лера гордо отбросила за спину волну длинных светлых волос и как бы невзначай взглянула на меня. — По физике, — еле слышно пролепетал Егор. — По литературе, — сказал я, и все присутствующие удивлённо оглянулись. Павел Алексеевич самодовольно улыбнулся. — Ну и чудненько, — парень ещё и размахивал руками, как ветряная мельница. — У вас сейчас завтрак, давайте я провожу вас! Несмотря на ранний час, в столовую наша группа пришла последней. Побродив по просторному залу, мы нашли свободные места: ребята заняли стол на четверых, учителя сели чуть поодаль от нас, у окна, а я остался один и по-барски расположился за столиком возле колонны. Лера обернулась и, увидев, что я сел отдельно, с неприязнью посмотрела на Егора. — Всё в порядке, я посижу один, ничего страшного, правда! — быстро сказал я, пока она не вздумала согнать его с места. Егор, по крайней мере, на первый взгляд, был мне очень симпатичен. Ну, во всяком случае, он не пытался меня ни с кем свести и сам не вешался мне на шею. Завтрак прошёл относительно спокойно. Я изредка поглядывал то на стол одноклассников, то на стол учителей, причём каждый раз и те, и другие перешёптывались, поглядывая на меня. Хм, похоже, я становлюсь мнительным. Все постепенно расходились. Дима с Катей тоже встали, но если Поз направился к выходу, то Катька подошла прямо ко мне и громко спросила, глядя в глаза: — Антош, не хочешь сегодня вечером сходить со мной прогуляться? — С тобой и Димкой? — уточнил я. — Нет, только с тобой, — медовым голоском ответила она. Я чуть не поперхнулся чересчур сладким чаем. — Так ты, может, с Димой прогуляешься? — Не боись, всё согласовано, — заговорщически шепнула Катя, подсаживаясь на соседний стул. — Что? — не понял я. — Шастун, не тупи, — прошипела девушка сквозь сжатые зубы. Я посмотрел поверх её головы и заметил, что за нами пристально наблюдают три пары глаз: ревнивые Лерины, настороженные Арсения Сергеевича и заинтересованные Павла Алексеевича. Но последний, видимо, был за любой кипиш, включая голодовку (причём, судя по его комплекции, ему только в них и предлагали участвовать). Зато остальные два человека меня сейчас очень волновали. — А, да, конечно, пойдём, — сказал я, лишний раз убеждаясь, что актёр из меня никудышный. Вашу бы энергию да в мирное русло… — Ну и отлично, — излишне радостно сказала Катя, скорчила гримасу и бодрым шагом вышла из столовой. Я остался наедине с моими надсмотрщиками. — Погода сегодня очень хорошая, — неловко сказал я. — Как раз для прогулок. Ветер за окном истерично взвыл и нагнул маленькое худенькое деревце почти до самой земли.***
Вечером я, покорный судьбе, потащил Катьку гулять. Ну, как гулять… Быстро шагать против охуевшего ветра, судорожно клацая зубами от холода. Судя по лицу девушки, она пожалела не только о том, что решила мне помогать, но и что вообще познакомилась со мной. — К-к-красиво, — попытался сказать я, указывая трясущейся рукой в сторону Финского залива. — О-о-ч-чень, — подтвердила Катя, которую чуть ли не сдувало. — М-может, п-пойдём обратно? — предложил я. — П-п-посмотрим н-на… «Посмотрим на парк», — хотел сказать я, но она не дослушала, развернулась и чуть ли не побежала, таща меня за собой. Нет, ну, а кто вас просил? Сами знаете, куда вымощена дорога благими намерениями.***
Кстати об аде. Распорядок на школе, особенно с учётом экскурсий, был по-настоящему адским. В семь утра начинались первые мастер-классы, а освобождались мы иногда ближе к полуночи. С одной стороны, уже к концу первого дня мы были совершенно вымотаны, а с другой стороны, так у Леры и ребят оставалось гораздо меньше сил на то, чтобы свести нас друг с другом, и это радовало. Впрочем, их работа приносила свои плоды: на последний день девушка перешла-таки в активное наступление и всё утро выхаживала вокруг меня кругами. — Ой, здесь так холодно, — кокетливо говорила она, бросая в мою сторону выразительные взгляды. — А у меня такая тоненькая кофточка, и она так легко расстёгивается, смотри! — девушка потянула край одежды и действительно очень легко расстегнула три нижние пуговицы. Арсений Сергеевич и Павел Алексеевич наблюдали за нами с интересом учёных-натуралистов, которые изучают брачные игры и поведение обезьян перед спариванием. И это бесило, пожалуй, сильнее всего. Я молча отдал Лере свою кофту, от души надеясь, что этого знака внимания будет достаточно. Она приняла её, но надевать, несмотря на якобы жуткий холод, не стала. На тренинге нас обоих вызвали на импровизированную сцену, где мы должны были наглядно выполнять указания инструктора. Впрочем, до этого дело не дошло. Нас попросили сдвинуться в сторону от доски, я неловко потянул Леру за рукав, дёрнул ткань на себя, и кофточка какого-то чёрта расстегнулась сверху донизу. Пару мгновений я тупо смотрел на Лерин белый кружевной лифчик, а потом до меня дошло, что хорошо бы перестать пялиться и извиниться. — Блять, — вырвалось у меня. — Сука, — добавил я на случай, если этих «извинений» было недостаточно. Девушка пришла в себя, вырвала руку, запахнула кофту и, громко всхлипнув, выбежала из кабинета. Я остался стоять на месте, мечтая провалиться под землю, и обвёл взглядом аудиторию. Катя и Дима, как и большинство других учеников, сидели с приоткрытыми ртами, Егор был весь красный, Арсений Сергеевич, кажется, не знал, смеяться ему или лучше не надо, а Павел Алексеевич закрывал лицо руками и качал головой. — Ну, факир был пьян, и фокус не удался, — виновато сказал я в полной тишине.***
Остаток школьного дня я предпочёл пропустить. Вместо этого я гулял по улочкам пригорода, впервые за эти дни любуясь им не на бегу. Перед самым отбоем я стоял, прислонившись спиной к стене школы возле крыльца, и курил, пуская в небо кольца дыма. Мама ама криминал. К моему вящему удивлению, ко мне подошёл Егор. — Антон, тебя там Арсений Сергеевич ищет, — он смотрел так настороженно, будто боялся, что я его прогоню. — Спасибо, Егор, сейчас приду. — Он просил взять с собой ноутбук и скачать какой-нибудь фильм, — уточнил парень, всё так же неуверенно глядя на меня. Так, а вечер-то, кажется, перестаёт быть томным. — Ты Лере нравишься, — вдруг брякнул Егор и замолчал, видимо, испугавшись моей возможной реакции. — Я знаю, — тоскливо ответил я. — Только мне нравится другая. Та, что зовут Арсением. — И ей не нравлюсь я. — Сочувствую, — как-то уж очень грустно ответил парень. Я пристально посмотрел на него. Невысокий, чуть полноватый, в круглых очках, весь в веснушках и с детски-округлым лицом, он казался младше своего возраста. А учитывая его стеснительность и тихий голос — так вообще можно ставить крест на отношениях с противоположным полом. Как его ведущим-то на линейки брали? Хотя это как раз неудивительно, если мама — завуч школы. — Мне тоже нравится один, — сказал Егор как бы сам себе, а потом развернулся и ушёл. Я рассеянно кивнул, глядя ему вслед, и сделал две затяжки, прежде чем в сознание ворвалась мысль: один. ОДИН. Не одна.***
Когда я зашёл в комнату учителей, Арсений Сергеевич сидел на кровати, поджав под себя ноги и завернувшись в одеяло до самых глаз. Он очень тактично не стал комментировать инцидент в аудитории, хотя я подозревал, что мужчина улыбался от уха до уха. — Вы уверены, что хотите сейчас смотреть кино? — спросил я, поставив на стул ноутбук. — Вам бы поспать. Первый час ночи вообще-то. — Да ладно, — он сделал непонятное движение, которое, видимо, должно было означать, что он пожал плечами, — мне всё равно Павла Алексеевича ждать. Хоть время скоротаем. Если хочешь, конечно. Шутите? — Ну, воля ваша, — я сел рядом и включил «Географ глобус пропил». — Люблю этот фильм, — признался я. По многим причинам, о большей части которых вам лучше не знать. — А я не смотрел, — он заинтересованно зашевелился под одеялом и придвинулся поближе ко мне, заставляя сердце биться в три раза чаще. Интересно, я когда-нибудь привыкну к этому? Арсений Сергеевич уснул примерно на семнадцатой минуте, положив голову мне на плечо. Я же досмотрел фильм до конца, сидя абсолютно неподвижно и боясь даже сделать глубокий вздох, чтобы не разбудить мирно посапывающего рядом мужчину. Потом я посмотрел титры. Тоже до конца. Потом я смотрел на пустой экран с одинокой надписью «Батарея разряжена. Подключите зарядное устройство». Потом я смотрел на чёрный экран вырубившегося ноутбука. Было очень интересно. Посреди ночи вернулся Павел Алексеевич, который был настолько измотан, что даже не сразу обратил на нас внимание. — Здравствуйте, — поздоровался я трагическим полушёпотом. — Твою мать, Шастун, — он вздрогнул. — Ты чего здесь? — Мы фильм смотрели, — так же тихо ответил я. — Арсений Сергеевич уснул. — А ты почему сидишь? — учитель тоже перешёл на шёпот. — Шёл бы к себе. — Жалко будить, — я умоляюще поглядел на него. — Вы не против, если я здесь останусь? — Да мне вообще пофиг, — сказал Добровольский и, даже не раздеваясь, ничком рухнул на постель.***
Почти всю обратную дорогу до Питера ребята спали, наплевав на ремни безопасности, о которых так пеклась Генриетта Владимировна, и занимая по два сиденья каждый. Лера со мной не разговаривала: как я понял со слов Димки, она всю ночь ждала меня в моей спальне, а я, бессердечная скотина, так и не явился. Как я должен был догадаться, что она меня ждёт, никто мне не объяснил. Меня, честно говоря, такое положение вещей совершенно устраивало. Остаток ночи я провёл, сидя в жутко неудобной позе и загоняясь по поводу моих странных взаимоотношений с репетитором. Под утро он сполз с моего плеча на кровать, и я тихонько слинял ещё до того, как кто-то проснулся. Павел Алексеевич, к счастью, меня на этот счёт не подкалывал, а сам виновник торжества, видимо, ничего не помнил. Что ж, так даже лучше. Я сидел, уткнувшись лбом в грязноватое стекло автобуса, когда Арсений Сергеевич подсел ко мне. — Антон, — позвал он и слегка потряс меня за плечо, до сих пор болевшее после ночных посиделок, — наше следующее занятие, скорее всего, будет только в конце ноября. — Почему? — напрягся я. — Улетаю в очень важную командировку, — он чуть улыбнулся. — Зато потом мне будет, что тебе рассказать. — Рад за вас, — искренне сказал я. — Только без вашей помощи я контрольную по физике не напишу. — Да брось, — он рассмеялся. — Всё ты напишешь. — А если не напишу? — зачем-то упёрся я. — А если не напишешь, я тебя изнасилую, — негромко, чтобы слышал только я, пообещал Арсений Сергеевич. М — мотивация.