***
Но было в моих серых буднях кое-что, что оставалось неизменным. Этакий островок стабильности, что ли. Каждую ночь я засыпал и каждое утро я просыпался под мурлыканье Арсения. Это уже стало настолько привычным, что без неё я просто не мог спать. И да, все эти дни я старательно ломал себе язык и мозг, называя кошку мужским именем. Хотя, признаться честно, я испытывал какое-то извращённое удовольствие от того, что постоянно упоминал имя своего репетитора в самых странных контекстах. — Арсений, какого хрена тебе надо в стиральной машине? — Арсений, я тебе уши щас поотрываю. — Арсений, а ты можешь, пожалуйста, жрать так, чтобы корм не валялся по всей кухне? — Арсений, хватит жевать мои шнурки. — Арсений, а можно жопу мыть не на моей подушке? — Арсений, какая же ты скотина… Последнюю фразу в самых разных вариациях я произносил, пожалуй, чаще всего и вкладывал в неё особый, не доступный для окружающих смысл. — Арсений, да у меня вся жизнь из-за тебя по пизде пошла, ты понимаешь это? — в сердцах говорил я как-то утром. — Тебе не кажется, что ты слишком эмоционально реагируешь на перегрызенную зарядку? — сестра наблюдала за мной поверх монитора ноутбука. — Ты просто не понимаешь масштаба трагедии. И это было правдой. — Ты всё равно трубку никогда не берёшь, зачем тебе вообще телефон? Это тоже было правдой, и, поругавшись ещё немного ради приличия, я оставил и кошку, и зарядку в покое.***
Новый аккумулятор я купил только через три дня и, впервые за это время включив телефон, малость подохренел от количества уведомлений. Надо же, я кому-то нужен, кто бы мог предположить. А потом, лениво листая ленту, я увидел такое, от чего подавился яблоком и чуть не скончался на месте. Арсений Сергеевич снизошёл до меня с высоты своего величия и изволил подписаться на мой аккаунт в инстаграме. Ладно, возможно, в этом случае ирония была излишней, потому что лично я-то вообще не знал, что он там есть. Я подписался в ответ, а потом несколько часов маниакально разглядывал каждую фотографию и вычитывал каждую подпись. Кстати, судя по хэштегам, в душе у моего репетитора умирал либо поэт, либо сумасшедший. Командировали Арсения Сергеевича, как оказалось, в Париж: я даже узнавал знакомые улочки, по которым гулял ещё этим летом. Никогда не думал, что докачусь до такого, но я смотрел и гадал, кем ему приходятся все эти страшноватые мужики на совместных фото — а вдруг у него курортный, вернее, командировочный роман? Казалось бы, раз на фотографиях рядом нет ни одной девушки, живи да радуйся. Но нет, у меня же всё не как у людей. Трижды просмотрев всё от начала до конца, я отложил телефон. Ничего нового о своём репетиторе я, в принципе, не узнал. Никаких намёков на личную жизнь там всё равно не было, а то, что он ебанутый, я знал и без хэштегов.***
Все эти дни я думал ещё кое о ком, кто не давал мне покоя. Нет, не о Лере. Из-за отсутствия пятничных занятий у Арсения Сергеевича мы почти не пересекались, чему я был безмерно рад. Правда, это не мешало ей продолжать вести какую-то свою заумную любовную игру, в которой я понимал чуть меньше, чем ничего. Пока я просто отложил всё, связанное с ней, в папку «Я подумаю об этом позже» и занимался тем, что меня действительно интересовало. А интересовал меня, как бы странно ни звучало, Егор. Я, честно говоря, слабо представлял себе, как смогу его разговорить при такой-то застенчивости, но попробовать стоило. В этом оплоте агрессивной гетеросексуальности мне бы не помешал хотя бы один радужный сторонник. Поэтому на переменах я по-орлиному оглядывал атриум, пытаясь найти его среди толпы. Парень одиноко стоял в самом дальнем углу и почти сливался с комнатной растительностью в горшках, а рядом, как назло, крутилась Лера со своими подружками. Я сделал глубокий вдох и подошёл прямо к Егору. — Привет. Не хочешь прогуляться со мной сегодня-завтра, показать мне город? Я просто не местный, до сих пор почти нигде не был, — произнёс я на одном дыхании. Он посмотрел на меня с таким изумлением, что было понятно — в этой школе его никто и никогда гулять не звал. В который раз за наше недолгое знакомство мне стало его жаль. — Хочу, — радостно выпалил он, однако тут же сник. — Но я могу только в субботу, третьего декабря, с двух до четырёх. Хуя себе график. Мамочка, похоже, составляла. — Ты, наверное, не можешь? — добавил он, глядя на меня грустными щенячьими глазами. — Могу, — твёрдо сказал я. — Напиши мне в пятницу Вконтакте… — Меня нет в социальных сетях. И живёшь ты, скорее всего, в клетке, я понял. — Тогда вот мой номер, созвонимся в пятницу, — я вручил ему клочок бумаги. — Телефон же у тебя есть? — с надеждой спросил я. — Есть! — ответил он со счастливым видом. — Домашний. Прозвенел звонок, и все начали расходиться по классам. У Леры было такое выражение лица, будто на неё вылили ведро ледяной воды. Она отвернулась, яростно взмахнув своими светлыми волосами, и что-то быстро заговорила другим девочкам. Мне вдруг пришло в голову, что если я когда-нибудь и прослыву педиком, то отнюдь не из-за Арсения Сергеевича.***
Наконец, время сжалилось надо мной, и наступило тридцатое ноября. Я приехал на занятие сильно заранее и почти час нарезал круги возле дома Арсения Сергеевича, прежде чем решился подняться к нему. — Здравствуйте! — Привет! Мы поздоровались почти одновременно и так же одновременно рассмеялись. — Рад вас видеть, — признался я, вешая куртку на крючок. — Я тебя тоже, — сказал Арсений Сергеевич. — Что, неужели соскучился? — Ага. Я сделал шаг, запнулся о Лапусика и наверняка рухнул бы на пол, но репетитор очень мило (и неудачно) попытался меня поймать, поэтому на пол мы рухнули вместе. Пару мгновений мы полежали в обнимку: он снизу, я сверху. Забавно, я думал, если уж однажды мы и окажемся, так сказать, друг на друге, то сверху будет он. — Ты хотел меня обнять или убить? — спросил мужчина, чуть оклемавшись. — Я ещё не решил, — пробормотал я, неловко сползая с него и помогая подняться. — Извините. — Да ничего, я уже почти привык, — фыркнул он. Его зверинец, видимо, соскучился по мне не меньше, чем я по их хозяину, и поэтому за столом я сидел, весь увешанный котами, как новогодняя ёлка игрушками. — Куда вы лезете? Вы все здесь не поместитесь, — я удерживал на коленях сразу троих. — Просто у кого-то слишком тощие ноги, — хмыкнул Арсений Сергеевич. — У меня нормальные ноги, просто у кого-то шесть котов, — ответил я. — С кем вы их оставляете, когда уезжаете? — поинтересовался я. — Когда как. То с соседкой, то с другом, — репетитор энергично рылся в своём портфеле. — Я тебе кое-что привёз. Он протянул мне брелок в форме — нет, не Эйфелевой башни — буквы «А». Некоторое время я оторопело разглядывал подарок. — Извини, я хотел привезти что-нибудь посолиднее, — смутился Арсений Сергеевич, видимо, истолковав моё молчание как знак недовольства. — А потом замотался и не успел, пришлось уже в аэропорту в киоске купить брелок. Мне показалось, что везти Эйфелеву башню было бы как-то банально, нет? — обречённо договорил он. — Да. Всё прекрасно, спасибо, — заверил его я, выходя из ступора, принял сувенир и спрятал в карман. — Как контрольную написал? — спросил Арсений Сергеевич, присаживаясь рядом. — На четыре с тремя минусами, — похвастался я. — Правда, Галина Юрьевна сказала, что если я и полугодовую напишу так же, то она меня прибьёт. Такое ощущение, что у всех учителей физики какие-то садистские замашки. Он с улыбкой покачал головой. — Просто нам очень тяжело работать с гуманитариями. Физика — это же фундаментальная наука, наука о Вселенной, о всём, что нас окружает, о нас, в конце концов. И иногда хочется, чтобы ученик понимал не только что он учит, но и зачем он это делает. А вместо этого мы получаем абсолютный ноль. — Абсолютный ноль — это ведь минус двести семьдесят три градуса по Цельсию, да? Так вот, я — это абсолютный ноль в физике. Если уж я что-то знаю, то это знают все. Как вам такая теорема? — раздумчиво сказал я. — Интересно, — протянул мужчина и провёл рукой по небритой щеке. — Физика — это, наверное, слишком сложно для тебя, раз ты гуманитарий. — Как будто в гуманитарных науках всё легко и просто, — проворчал я. — Ну, в той же литературе-то нет ни правил, ни симметрии, ни геометрических фигур, — снисходительно произнёс Арсений Сергеевич. — Чой-то вдруг? — воскликнул я в праведном возмущении. Следующие полчаса репетитор со стоическим выражением лица слушал мою лекцию о симметрии образов и положений в литературе, о палиндромах, системах стихосложения, фигурных стихах, анафорах, эпифорах, эпаналепсисах и эпанастрофах. — Я теперь должен заплатить тебе за занятие? Или я могу откупиться чашкой чая с печеньем? — весело спросил он по окончании моего рассказа. Можете, в принципе, отдать натурой, я не против. — На первый раз это бесплатно, — расщедрился я. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. — Не обижайся на меня. Просто мне кажется, это грустно, когда человек не знает, что такое минус двести семьдесят три градуса по Цельсию, — заметил Арсений Сергеевич. — А мне кажется, это не грустнее, чем не знать, что такое четыреста пятьдесят один градус по Фаренгейту, — парировал я. И снова мы замолчали. — И что, у меня всё совсем плохо? — спросил репетитор, улыбнувшись. — Да почему? Нормально, — дипломатично ответил я. — Просто теперь я понял, как выгляжу со стороны, когда говорю о физике. Он мягко рассмеялся. На том уроке мы больше болтали, чем занимались, и уходил я немного позже обычного, зато в отличном настроении. Пока я одевался, Арсений Сергеевич стоял рядом и что-то заинтересованно разглядывал на экране телефона. — У меня на тебя стоит, а у тебя на меня? — вдруг сказал он. Чё?.. Я застыл на одной ноге с ботинком в руках. — Прошу прощения? — переспросил я, не дождавшись пояснений. — Уведомление в инстаграме, — он посмотрел на меня так, как будто это было что-то совершенно очевидное, и продемонстрировал телефон. Тьфу, блин, я ж так скоро поседею. — Нет, но сейчас поставлю, — пообещал я. Все возможные уведомления на него, разумеется, я поставил уже две недели назад.***
Дома я достал из кармана подарок репетитора и связку ключей. Связку, на которой висел точно такой же брелок, который я купил в том же аэропорту и, вероятно, в том же киоске, что и Арсений Сергеевич. Брелок, который я купил в качестве сувенира, потому что сначала я хотел что-то посолиднее, а потом замотался и не успел. Брелок в форме буквы «А», потому что мне казалось, что везти из Парижа Эйфелеву башню было бы слишком банально. — Чего такой задумчивый? — поинтересовалась Вика. — Что-то случилось? — Нет. Всё прекрасно. Это так странно. Можно быть абсолютно разными людьми с разными складами ума, но при этом из тысяч побрякушек в сотнях сувенирных лавок многомилионного города выбрать одно и то же.