Имя на серебряном ключе

Элиот привык, что Лео не такой хьюманарт, как все. Лео не ластился, Лео не делал лживых комплиментов — скорее, даже наоборот: в его духе вполне было сказать что-то вроде: — Ты действительно в таком виде ходишь с самого утра? И Элиот понимал, что что-то правда не так, ведь Лео ни разу не пытался сделать дурное в его сторону. Да, он выказывал неповиновение и даже иногда пренебрежение — во что Элиот не верил, — мог отпустить едкий комментарий, словно забывая, что перед ним стоит вампир из древнего герцогского рода. В этом был весь Лео — и таким Элиоту он и был нужен, другого человека-арта ему было не нужно. Это все, правда, не отменяло того, что Элиота раздражала необходимость вечно искать Лео где-то. Не то чтобы все, что ему требовалось от хьюманарта, было делом первостепенной важности, но Элиот сам по себе был таким вампиром, что любая мелочь была способна привести его во взвинченное состояние. Тем более — когда эта мелочь намерена. Действительно, Элиоту начало уже казаться, что Лео специально от него прячется. Обычно хьюманарты не играли большую роль в жизни своих хозяев за пределами комнаты для игр и бальных залов, но Лео на то и был особенным, чтобы нарушать установленные порядки. Элиот все чаще стал ловить себя на мысли, что он хочет проводить с Лео больше времени, и ему даже потребовалось некоторое время, чтобы признать это. Но теперь юный Найтрей перестал обманывать себя. Ему так казалось, по крайней мере, а то, как это было между ними на самом деле, — уже совсем иное. Но постепенно, обходя комнату за комнатой, тревога внутри Элиота росла. Если поначалу он был больше раздражен, то теперь и не знал, что думать: Лео не было ни на кухне, ни в гостинной, ни в его излюбленном месте — библиотеке. Учитывая нездоровый интерес братьев к хьюманарту, Элиот уже начал изводить себя не самыми лучшими мыслями. — Где Эрнест? — без лишних слов спросил он напрямую у Ванессы, которая читала книгу в одном из крупных залов. — Он уехал сразу после заката, — пожала плечами вампиресса и погладила по голове своего хьюманарта — мальчика настолько бледного и красноглазого, что Элиот сразу поспешно отвел взгляд. Он не представлял, как этот арт еще жив, учитывая, что Элиот более чем хорошо знал о кровяных аппетитах своей сестры. Лишний раз с этим странным, жутким человеком, который был весьма по вкусу Ванессе и остальным членам семьи Найтрей, младший из них старался не пересекаться. Он умалчивал свое мнение относительно этого довольно дорогого арта и надеялся, что сестра будет точно так же игнорировать то, что и его арт особенный. До этого момент Ванесса предпочитала Лео вовсе не замечать, и уже за это Элиот был ей благодарен. — Точно? — переспросил Элиот. — Точно, — оторвалась от книги его сестра и глянула на него. — А что тебе нужно, Элли? Элиот поджал губы, а потом нехотя произнес: — Я ищу Лео. — Ну и зачем Эрнесту твой беспардонный хьюманарт? — у Элиота встал ком поперек горла, но он умудрился все-таки промолчать. — Единственное, в чем он хорош, — это в крови, судя по его запаху, — облизнулась вампиресса, — но в нашей семье все достаточно воспитанные для того, чтобы не использовать чужих артов без спроса. — Я лично помню, как твоего арта Эрнест чуть не убил, — процедил Элиот. — Это была единичная случайность, — возразила Ванесса, — к тому же, он в порядке, — перевела она взгляд на альбиноса. — В любом случае, — уже чуть приглушенным стал ее голос, — я не знаю ничего о твоем хьюманарте. Увидев, как сестра голодно обнажила клыки, Элиот поспешил пойти дальше по комнатам. Воспоминание о том, что Эрнест на самом деле весьма падок на чужих артов, вкупе с тем, что у Эрнеста был какой-то странный интерес к Лео, окончательно закрепили мысль в голове младшего Найтрея: что-то тут было не так. И когда он понял, что убил на поиски человека почти два часа, его опасения стали подтверждаться. Лео не было нигде, где он мог бы находиться по своей воле. Вариант, что хьюманарт сбежал, Элиот даже не рассматривал: это была верная смерть, ведь всех найденных людей отправляли на фермы крови в лучшем случае. Лео был достаточно умен, чтобы понимать это. Особо настораживало то, что из прислуги никто не хотел говорить о Лео. Вампиры не очень жаловали людей, конечно, но сейчас поведение слуг стало казаться Элиоту действительно странным. Все как один заявляли, что никто ничего не видел, и спешили убраться с глаз найтреевских долой. Такое поведение можно было бы оправдать страхом перед сильным, пусть и юным, вампиром, но Элиот нутром чуял: все далеко не хорошо. И когда он столкнулся в коридоре с Винсентом, его подозрения подтвердились. Он не видел Винсента большую часть ночи, а теперь он весь пах так, как Лео — грозой, дождем и тягучим металлом, этот запах оставался, казалось, на языке Элиота, он мог попробовать своего арта на вкус, даже не прикасаясь к нему… И именно этот запах исходил от Винсента. — Откуда ты идешь? — с подозрением спросил Элиот. — И тебе доброй ночи, — мягко ответил Винсент, потягиваясь. — Я только что из постели, так что сонный немного, — сладко протянул он, ладонью губы прикрывая от очередного зевка. Элиот стиснул зубы. Он не собирался на это вестись. — Ты врешь. — Прости? — тряхнул золотыми волосами Винсент, на брата непонимающе глядя. — На тебе запах моего хьюманарта. Где он? — жестким стал тон Элиота. Он знал, что в нем вся семья видела милого маленького Элиота, а все его порывы быть тверже лишь радовали глаз братьев, сестры и родителей, но… Ему было все равно. Даже если Винсент сейчас начнет изворачиваться. — О, ты недоволен. Очаровательно, — улыбнулся тот. — Винсент! — почти рявкнул Элиот. Он не собирался церемониться с приемным братом, особенно учитывая то, что Винсент… Винсент, по правде говоря, был худшим вариантом из всех в этом доме, кто вообще мог покуситься на господского хьюманарта. И как бы Элиот ни пытался казаться грозным и сдержанным, в голове у него стоял немой крик, потому что ему впервые стало страшно за человека. За Лео. Наконец Винсенту, похоже, надоело ломать комедию, и он, изящно поправив рукой свои светлые волосы, протянул: — Я немного с ним поиграл… по просьбе Эрнеста. Последние слова Элиот услышал лишь краем уха, потому что размеренным шагом направлялся в комнату Винсента. Конечно, она оказалась заперта, но ухмыляющийся братец был тут как тут. — Ты!.. — резко обернулся к нему Элиот. — Я выломаю эту дверь, если ты ее не откроешь! Он чувствовал, чувствовал этот запах. Запах Лео был везде, он точно был за этой дубовой дверью, и Винсент все-таки ленивым движением протянул Элиоту ключ. Тот резко выхватил его и, повернув в скважине, распахнул дверь, внутрь заходя. Внутри было темно, но, конечно, Элиот прекрасно видео связанного Лео на стуле, и вид хьюманарта не вызывал никаких хороших мыслей. Его рубашка была порвана, так что Найтрей мог видеть, насколько молочна его грудь, а рот был перетянут тканью, в которую Лео вцепился зубами, наверное, несколько часов назад. Сейчас он уже казался измученным, слюна засыхала на его подбородке, и сам Лео выглядел так, словно его продержали в холодном подвале несколько часов. Скорее всего, так оно и было — почти. Элиот чувствовал, что его руки просто трясутся. Он опустился на колено, чтобы развязать ноги Лео, потом добрался до рук, и тот в панике схватился за его запястье; его глаза были тоже завязаны, поэтому Элиот прошептал: — Это я, — и повернулся к Винсенту. — Ты держал его под воздействием феромона?! — почти уже прорычал он. — Н-да, пару часиков, — легко признался Винсент. — Это было довольно забавно. Элиот с ужасом принялся рассматривать руки Лео. Похоже, все с ними было в порядке, лишь только пальцы были очень бледны; словно не доверяя своему зрению, Элиот все же пересчитал их, а потом потянулся к повязке на глазах хьюманарта. Когда она спала, Элиот увидел в глазах Лео такой страх, какого не было даже тогда, когда они встретились в Доме Фионы. Нет, не так: тогда Лео было абсолютно, кажется, наплевать, что с ним сделают господа вампиры, а теперь он испытывал ужас, ужас, и ему было вовсе не все равно. Его руки цеплялись за рукава пиджака Элиота, словно пальцы не могли разжаться, а Элиот осторожно развязал второй узел на затылке Лео, медленно доставая у него изо рта изжеванную ткань. Он бросил взгляд на Винсента, и тот поспешно прокомментировал: — Он кричал. Не хотелось вырывать или выбивать ему зубы, к тому же, он кусался, как маленький вампиреныш, — столь довольной была улыбка аномального, что Элиоту хотелось ему врезать, но его заботило другое. Несмотря на то, что Винсент был аномальным, его… аномальность проявлялась лишь в отношении к Гилберту. Для людей же Винсент был не просто вампиром — он был худшим кошмаром, потому что, честно говоря, даже Элиот не мог понять все его жестокости. — Эл-лиот… — почти простонал Лео, и сам Найтрей торопливо наложил пальцы ему на губы, а потом убрал темные волосы с плеч хьюманарта, смотря с одной стороны головы и с другой. Только когда он ощупал уши Лео — причем, судя по странно дернувшимся рукам человека, он начал приходить в себя, и ему это не очень понравилось, — он смог выдохнуть. — Он цел и невредим, не волнуйся, — послышался голос Винсента, но Элиот ему не верил, пусть и очень хотелось. Винсент любил отрезать своим хьюманартам уши и пальцы; его нынешний арт, Эхо, была до ужаса изуродована, а ее сестра, Цвай, потеряла глаз, отчего взгляд оставшийся стал совсем диким и пугающим. Элиот никак не мог понять, как можно так относиться даже к людям, но идти против Винсента не решался. В конце концов, его арты были его собственностью, и с этим никто ничего поделать не мог. Элиот все-таки положил пальцы в рот Лео, дрожащей рукой проверяя, на месте ли все его зубы, и, окончательно убедившись в его невредимости, встал с пола. Его руки зудели, а клыки так и просили растерзать Винсенту глотку; причем Элиоту было сложно отказать своему телу. При всей его выдержке, сейчас Винсент перешел черту, и ограничивать себя в природных желаниях казалось просто ненужным. — Какого черта, Винсент?! Винсент усмехнулся… будто обиженно. — Эрнест сказал мне привести его в порядок. Мальчишка очень не аккуратен, — фыркнул Винсент, — так что я его подстриг. Страх за арта настолько застилал глаза Элиоту, что он даже не заметил, но, присмотревшись, понял, что так и есть. Лео был подстрижен, теперь его лицо было почти полностью открыто, а сами волосы стали короче; его вид был куда приятнее глазу, но Элиоту не хотелось этого признавать. — А… — Я долго не мог его успокоить, а потом это стало весело, — не дал ему даже задать вопрос аномальный, криво улыбаясь. — В конце концов, это всего лишь хьюманарт. — Это мой хьюманарт, — дрожащим от злости голосом почти крикнул Элиот, мягко беря ладони Лео в свои и прижимая его к себе. Это не было похоже на объятия, но Лео вцепился в него, как никогда раньше, и, очевидно, ему был нужен этот вампир. Младший из семьи Найтреев, самый честный и благородный. Мысль промелькнула в голове Элиота: ведь Лео мог бы его возненавидеть. Оставалось надеяться, что этого не произошло — Элиоту хотелось верить. — Я не травмировал его и даже не пил его кровь, хотя запах его, конечно, обворожителен. Можно сказать, я соблюл этикет, — не согласился Винсент. И самое ужасное было в том, что он был прав. Если вампир брал в пользование хьюманарта другого вампира, травмировать его, пить его кровь или, наоборот, лечить его было запрещено правилами этикета. На все подобное требовалось разрешение хозяина человека — и в данном случае Винсент действительно все сделал по общественным правилам. Его даже могли бы назвать вежливым по отношению к имуществу Элиота. — В следующий раз, если ты тронешь его, я порву тебе горло, — оскалился Элиот, на приемного брата глядя. Он знал: сейчас его голубые глаза холодны, как смерть. — Ты. Кто угодно. Я не шучу, Винсент. Ладонь Винсента замерла на горле, и он довольно улыбнулся, будто только этого и ждал. Пусть он и подчинялся Элиоту, как более сильному вампиру, но кое-что всегда оставалось. То, что Элиота пугало до смерти. И Винсент прекрасно умел этим пользоваться. Элиот отвернулся. Он помог Лео встать, держа его за горячие руки, и, подхватив за бок, повел мимо Винсента в коридор. Оскалился еще раз около брата; тот махнул ему рукой, словно на прощание, и закрыл дверь за ними. Элиот еще никогда не был так зол. Элиот еще никогда не был так испуган. Но Элиот просто не мог представить, насколько плохо было Лео.