Имя на серебряном ключе

Нельзя было сказать, что Лео стал тише. В его душе ничего не изменилось: Лео остался тем же Лео, которого Элиот захотел себе в хьюманарты — горделивым, честолюбивым, честным и умным… Но поведение его стало немного иным. Не сильно изменилось, на самом деле — но, когда Лео не был в закрытой комнате с Элиотом, он явно боялся. Элиот чувствовал: от его хьюманарта действительно пахло страхом. — Доброй ночи, — с лукавой ухмылочкой поздоровался Винсент с Элиотом, чуть голову склонив. Элиот услышал, как сбилось дыхание Лео, что шел позади, и остановился. Лео тоже замер, и Элиот мягко нашел его руку у своего бедра, холодными пальцами горячее запястье сжимая. Он мог почувствовать, как стучит человеческое сердце — и, каким бы непроницаемым ни было лицо Лео, он не мог обмануть свою кровь. Она стыла в его венах, при этом продолжая проноситься по всему телу с огромной скоростью — и только прикосновение Элиота Найтрея чуть поубавило ее. — Доброй, — сдержанно ответил Элиот. Винсент лениво склонил голову, пальцы к щеке поднеся, и с интересом посмотрел на Лео. Вздохнул сладко — от звука этого Лео вздрогнул, и Элиот, сделав шаг назад, увидел, как он чуть склоняет голову, пряча взгляд. — Как мило. Такими покорными и должны быть хьюманарты, Элиот, — игриво пропел Винсент. — Заткнись, — пошел Элиот дальше, Лео за собой утягивая: оставаться с Винсентом наедине в коридоре было не самой лучшей мыслью. — Это мой хьюманарт, — продолжал говорить себе Найтрей под нос, зная, что приемный брат прекрасно его слышит, но все равно в итоге голос его стал громогласнее: — И он будет таким, каким его захочу видеть я! Он буквально чувствовал, как Винсент пожирает взглядом его затылок, и этот самый взгляд всегда пугал Элиота, а ныне — особенно. Найтрей даже представить не мог, что, если так ощущает это он, чистокровный вампир, чувствует Лео. Человек. Вернее, его человек — до самого конца принадлежащий не всему благородному роду Найтрей, а Элиоту и только Элиоту. Лео высвободил свою руку, как только они отошли достаточно далеко, и задумчиво попытался набросать свои волосы на лицо, но у него не получилось. Элиот же просто видел, что каждый раз, когда он смотрит на Лео, он отводит взгляд. Почему-то он был уверен, что раньше Лео так не делал: пусть лицо его было скрыто темными густыми волосами, хьюманарт всегда смотрел в глаза своему хозяину, и за это был им любим. Теперь же ему было плохо, пусть и выражалось это почти только в одних взглядах, от Элиота отведенных. — Какой красавец, — прошептал удовлетворенно Эрнест, на Лео смотря. — Эта прическа идет ему куда больше, и, надо сказать, я почти готов похвалить Винсента. — Перестань, — процедил Элиот. Они сидели в гостиной перед камином, когда зашел Эрнест. Он вернулся после одной из деловых поездок, связанных с фермами крови во владениях Найтрей, но усталым не казался. Как всегда идеально выглядящий и зоркий, он, поправив брошь на своем пиджаке, в первую очередь обратил внимание на подстриженного Лео. — Клод говорил мне по телефону, что твой арт теперь выглядит лучше, но кто бы мог подумать, — с сомнением протянул Эрнест, а у Элиота по спине пошли мурашки: уже и Клод заинтересовался его хьюманартом. Элиоту это не нравилось — и это еще мягко говоря. Лео, сидевший на подлокотнике его кресла, ощутимо прижался к Элиоту плечом, когда к нему потянулась бледная рука Эрнеста, но ничего не сказал: он не боялся Эрнеста так, как Винсента, но теперь в его человеческой душе появился хоть какой-то страх перед вампирами. Это было так нормально с точки зрения природы — и довольно страшно для Элиота. Ведь сам он был вампиром, и, честно говоря, это было лишь вопросом времени, когда страх Лео обратится и против его хозяина. Элиот боялся этого, пусть и не произносил вслух. Когда Эрнест коснулся Лео, тот даже не дернулся, хотя вряд ли ему был по душе лед вампирских рук. Эрнест лишь тронул его щеку, отводя в сторону те небольшие пряди, что остались у Лео на лбу, и почти мечтательно произнес, в глаза Лео глядя: — Теперь я понимаю, почему ты выбрал его. Ведь глаза Лео были так красивы, что никто бы не устоял, на самом деле — как и перед запахом Лео, казалось бы, человеческим, но особенным. Он пах для Элиота ночным дождем и металлом, и именно так должны были пахнуть подушки Элиота в его желаниях. А сейчас Эрнест наслаждался красотой глаз Лео и свежестью его запаха, причем он даже не спросил разрешения у Элиота, как владельца арта. Элиот считал, что это недопустимо. Мысль подобная пронеслась в его голове со скоростью лунного света, и он не знал причины, но за руку Эрнеста схватил, от Лео ее отводя. Эрнест разочарованно цокнул языком. — Элли-Элли, — протянул он. — Это мой хьюманарт, — повторил Элиот уже в который раз. — Я бы не пожалел для тебя своего арта, братец, — печально ответил Эрнест, и в голосе его послышалась почти детская обида. — Да, но мне твой арт без надобности. Пожалуйста, не пугай Лео, — достойно ответил ему Элиот. — Да тебе и твой арт без надобности, — раздался позади кресла низкий голос Клода. — Ты не играешь с ним, как подобает вампиру твоего происхождения… — тут же подхватил его идею Эрнест, по своим мягким волосам пальцами поглаживая. — Ты не пьешь его кровь. — И в свет ты с ним выходить не хочешь. Тем не менее, рядом с хьюманартом находимся мы, и ты прекрасно понимаешь, что он нам интересен. — А можете, пожалуйста, вернуться в то время, когда вы его презирали? — недовольно спросил Элиот, но внезапно его перебил Лео: — Я — хьюманарт Элиота. При всем уважении, я бы не стал удовлетворять ваши желания, — произнес он отрешенно, вдаль куда-то глядя. — О, ну это уже на усмотрение самого Элиота, — усмехнулся Эрнест, сощурившись, и в миг голос его стал грозным. — Не мни о себе слишком много, человек. — Да горите вы на солнце, — разочарованно пробормотал Элиот, вставая с кресла, и книгу взял под локоть. Лео тоже закрыл свою и к груди прижал, а, когда младший Найтрей направился прочь, последовал за ним под тихий смешок Эрнеста. Кажется, старших братьев пока что еще все устраивало, но даже Элиоту уже становилось не по себе от внимания семьи к его хьюманарту. После того ужаса с Винсентом все поняли красоту Лео — внешнюю. И Элиот боялся, что они могут погубить его красоту внутреннюю. Это начинало походить на паранойю, но на самом деле Элиот понимал, что он практически ревнует своего арта. Это было мерзкое ощущение: само по себе оно вызывало гнев и недовольство, отчего у Элиота начинало холодеть под сердцем, но, если он еще и задумывался о природе происхождения такого чувства… Ему не хотелось даже думать об этом. — Это мерзко, — словно озвучил его слова Лео, когда они отошли достаточно далеко. Он не сказал это раньше, потому что Эрнесту и Клоду слышать подобное просто не следовало — но, кажется, мысль просто не хотела оставаться лишь мыслью. Элиот замер, а потом обернулся. Лео держал книгу у груди и смотрел на него, и губы его были плотно сомкнуты, а пальцы белы от напряжения… Нет, это все было не важно. Он смотрел на Элиота, и именно его глаза Элиот хотел видеть. Красивые. Прекрасные. Честные, не лгущие, искренние — зеркало души Лео, а душа у него была лучше, чем у любого другого хьюманарта. Человека. Даже вампира. Некоторое время Элиоту понадобилось, чтобы понять, что Лео говорит не о «собственническом» его отношении к арту, а о поведении старших Найтреев. — Знаю. Не позволяй им прикасаться к себе, если меня нет рядом, — сделал он к Лео шаг, а потом, даже не подумав, мягко коснулся его рук. Он знал, что не сможет согреть их, но он надеялся, что Лео станет хоть чуть легче на душе. — Нет, вообще не позволяй им к себе прикасаться. Лео скрипнул зубами, а потом выдохнул: — Ты будто ревнуешь. Странно, но в его словах не было ничего обвинительного или обличающего. Элиоту стало чуть лучше, и он покачал головой. — Потому что я не считаю тебя вещью, Лео. А они — считают. Я не хочу, чтобы ты стал… подсвечником или запонками, которыми можно обменяться, ты… Ты другой, — сказал он. Потом покраснел, поняв, что его слова совсем не прекрасны, а глупы и даже немного забавны, но Лео уже все услышал — и из уважения решил не подкалывать своего господина. Вместо этого заметил: — Это не меняет того, что я являюсь твоей собственностью. Элиот глубоко вдохнул. От Лео, как и всегда, пахло дождем, так мягко и в то же время явно. Сейчас только Элиот чувствовал его запах, и это было прекрасно — но надолго ли?.. Это Элиота и беспокоило. — Потому что только так ты будешь защищен. Будучи моей собственностью. Свободных людей убивают легко и без раздумий, — твердо сказал он. — Я не хочу быть собственностью. — Ты уже давно… — тише, — уже давно не просто собственность, Лео. Дело было не только в красоте хьюманарта, или его уме, или… характере. Элиот знал, что больше никогда не найдет еще одного Лео. Потому что он допустил ошибку — он привязался к человеку, но исправлять ее Найтрею не хотелось. Ему почти нравилось быть привязанным — а вместе с тем Лео становился все более ценным для него. С каждым днем. Сердце Элиота стучало как бешеное, он не знал, чувствуют ли руки Лео, как дрожат его пальцы, но боялся подумать, хочет ли вообще этого. Эрнест выглянул в общий коридор, и Элиот, не отпуская горячих рук Лео, снова пошел прочь, лишь бы не сталкиваться с братом вновь. Его настроение было уже хуже, чем после захода солнца — но это можно было исправить. Если не настроение, то хоть отношение всех в доме Найтрей к его арту. — Куда ты меня тащишь? — пробормотал Лео рассеянно. — Мы поедем в город. — О… Оу, — лишь проронил человек, а Элиот бросил на него строгий взгляд и добавил: — Купим тебе очки. «И тогда ты вновь будешь вне зоны их интересов».