Amandoti

К полудню ей стало лучше. Чистая одежда, небольшой сон, бокал прохладного вина — и вот, Элеонор уже чувствует в себе силы двигаться дальше. Некоторое время она думала, следует ли удовлетворить желания тела и что-нибудь перекусить, но, в итоге, решила, что это лишнее. Одним из первых и главных дел на сегодня было то, затмившее все остальное — аудиенция с Катариной. Казалось, все было так давно… Элеонор глубоко вздохнула. Эти несколько дней для нее оказались вечностью. Она дошла до своего кабинета, обнаружив на столе несколько писем. Просматривая их, почти не вникая в строки, она обдумывала будущую встречу. Так о многом нужно поговорить, так много надо сказать… Элеонор поднялась, быстро подойдя к двери и распахнув ее так резко, что стражник за ней вздрогнул. — Пришлите ко мне командира караула. И пошлите за леди Катариной, — приказала она, прежде, чем захлопнуть дверь. Элеонор нервничала. Ожидание было долгим, но, вероятно, только для нее. Она пересекла комнату уже бесчисленное множество раз, в нервном жесте сжимая руки за спиной, пытаясь сдержать это неприятное чувство, которое не могла описать. Оно было похоже на змею, на что-то скользкое и влажное, будто капля дождя, проникающая под воротник. Объективно, Элеонор понимала, что опасаться нечего, в замке все было, как прежде, но предчувствие чего-то неминуемого не давало покоя. Она не верила в предчувствия. После короткого стука, дверь распахнулась. Элеонор замерла перед окном. Она почти незаметно вдохнула и выдохнула, лишь затем развернувшись. На ее лице уже была маска, та, которую она носила перед слугами. — Докладывайте, — коротко вымолвила она, снова сцепив руки за спиной и выпрямившись, глядя вошедшему прямо в глаза. Он поклонился и приступил к докладу. В целом, это было довольно скучное описание незначительных событий, произошедших за время ее отсутствия. Элеонор кивала, задавая какие-то уточняющие вопросы, почти не вникая в суть. Она вновь обратилась к столу, перебирая нераспечатанные письма, некоторые из которых имели отношение к обсуждаемым вопросам. Вдруг ее взгляд за что-то зацепился. Она вернулась немного назад, внимательнее оглядывая печати. Одна из них показалась ей знакомой. Элеонор подняла письмо, почти перестав слушать доклад. Эту печать она знала. — Откуда это? — бесцеремонно прервала она командира караула на полуслове. Он моргнул, на лице проступило секундное удивление. — Да, конечно, миледи, я как раз хотел перейти к этому делу. Пока Вы были в отъезде, приезжал сын барона… — он кашлянул, пытаясь скрыть, тот факт, что просто-напросто забыл имя высокого гостя. — В общем, сэр Томас хотел увидеться с Вами лично, но, к сожалению, не застал Вас в замке. Элеонор сжала зубы, пытаясь сдержать нарастающую вспышку гнева. Опять этот мальчишка! Пальцы смяли угол письма, едва удерживаясь, чтобы не разорвать его на клочки. — Сэр Томас передал его лично? — ее ледяной тон заставил командира караула приосаниться. — Да, миледи! — кивнул он. — Не дождавшись Вас, милорд уехал утром, оставив послание. Уехал утром… Элеонор замерла, не говоря ни слова, глядя словно сквозь собеседника. Командир караула поежился, но не посмел нарушить молчание. Прошло несколько мучительных секунд. — Когда утром? — наконец, выдавила Элеонор, облокотившись руками о стол и подаваясь вперед всем телом. — В. вчера утром, миледи, — запнувшись, пробормотал мужчина. — Милорд задержался допоздна и ночевал в замке… Он едва не подпрыгнул, так оглушительно громко Элеонор ударила кулаком о стол. Она даже не обратила внимание на боль. — Кто его пустил? — выкрикнула она. — Меня не было только два дня, и мои люди уже пускают в замок каких-то незнакомцев?! У нас тут что, проходной двор?! Мужчина сглотнул, едва удержавшись, чтобы не попятиться. В глазах графини горела чистая, ничем не прикрытая ярость. — Миледи, — попытался он. — Барон прибыл с официальной грамотой, и Вы приказали слушать указы леди Катарины… Челюсть Элеонор снова сжалась. Она почувствовала, как теряет контроль. Значит, это Катарина впустила этого мальчишку? Оставила его на ночь в ЕЕ замке? Командиру караула повезло. Раздался стук в дверь. — Леди Катарина, — отрапортовал стражник, отходя в сторону и пропуская девушку в кабинет. — Выметайтесь вон, — процедила графиня, не отрывая взгляда от командира караула. — Мы договорим позже. Он поспешно поклонился, скрывая выражение облегчение на лице и ретировался, закрыв за собой дверь. Теперь в кабинете их было только двое — Элеонор и Катарина, лицом к лицу. Девушка замерла, явно не ожидая подобного приема. Ее сердце билось так часто, что, казалось, способно выпрыгнуть из груди. Катарина спешила на эту встречу, удерживая себя невероятным усилием, чтобы не бежать. Матушка говорила ей, что леди никогда не бегают. И вот, сейчас, достигнув цели, она видела перед собой разъяренное лицо Элеонор. Она, невольно, подобралась, в замешательстве. — Приветствую Вас, леди Катарина, — голос графини был холоден, как лед. — Как Вы провели эти несколько дней во время моего отсутствия? Катарина пыталась подобрать слова, но ничего не приходило в голову. Казалось, будто комок встал поперек горла. Она пыталась понять, что вызвало эту неожиданную перемену в графине. Катарина до сих пор ощущала нежное прикосновение и взгляд, которым она ее одарила всего несколько часов назад. Что же случилось? Элеонор кашлянула. Замешательство баронессы было очевиднее любых слов. Ей, определенно, есть, что скрывать. И эта простая истина ударила страшнее самого острого кинжала. Графиня резко выпрямилась, складывая руки под грудью. Звук и резкое движение вывело Катарину из ступора. — Элеонор., — она замешкалась, подбирая слова. — Миледи. Ваш замок — надежное и гостеприимное убежище. Я проводила дни, гуляя в вашем саду, читала книги из вашей библиотеки и пользовалась всеми предоставленными мне возможностями вашего гостеприимства. Катарина едва заметно поморщилась, надеясь, что этот невольный жест укрылся от взгляда графини. Она не хотела говорить так официально, но замешательство заставило ее сказать эти бессмысленные слова. Элеонор нахмурилась. Теперь она была уверена, что девушка что-то скрывала. Сжатые в нервном жесте руки, официальный тон и это странное выражение лица говорило само за себя. Она только собиралась ответить ей, как Катарина поспешно выпалила: — И… я беспокоилась о Вас. Вы так внезапно уехали. Эти слова болью отозвались в сердце Элеонор. Как она смеет делать вид, будто ее что-то волновало?! Элеонор вновь подалась вперед, упираясь руками о стол. — Оставьте! — почти прорычала она. — Я уже говорила Вам, что мой замок — не дом свиданий! Или Вы думали, будто я не узнаю? Ярость вспышками красного света отдавалась в глазах графини. Она пыталась сдерживать себя, но безуспешно. Элеонор почти чувствовала, как теряет контроль, но ее силы были на исходе. Перед глазами вставали картины, где Томас касается ее Катарины, берет ее за руку, говорит слащавые речи об их безупречном будущем, обнимает под сенью деревьев. — Я… не понимаю, о чем Вы говорите! — донесся до нее голос Катарины. В нем явно слышалось отчаяние. Элеонор выпрямилась, глубоко вдыхая, пытаясь отбросить образы, отравляющие ее разум. Так спокойно, как могла, она выдавила: — Вы ставите под угрозу мою репутацию. Я обещала вашему отцу, что здесь Вы будете под надежной защитой. А, в итоге, Вы пускаете на ночь этого., — Элеонор запнулась. — Этого мальчишку. Слухи быстро расходятся, Катарина. Девушка вздрогнула. Томас? Она совершенно забыла о нем. Внезапная догадка буквальное ослепила ее. Так, значит, графиня ревнует? Ревнует ее к Тому? Улыбка, невольно, возникла на ее губах. Такое нелепое предположение! Но, увы, Элеонор восприняла все по-своему. — О, вижу, Вы догадались, о чем речь, — ее голос буквально сочился ядом. — Вы ведь знаете, что вступать в связь до брака — грех? Если другие лорды узнают, что Вы зачали ребенка в моем замке… Катарина побледнела. Графиня говорила что-то еще, но она не слышала. Так вот, кем она ее считает?! Распутной женщиной, готовой отдаться каждому, кто проявит к ней интерес? Девушка сжалась, обхватив себя руками. Глаза наполнились влагой. «Неудивительно, что она так думает, — звучал голос в ее голове. — Ведь ей ты отдалась без сопротивления.» Обида, гнев, бессилие сменяли друг друга. Катарина пришла сюда в наивной надежде на разговор, близость, слова утешения, а ее смешали с грязью. Она резко подалась вперед, со злым удовлетворением увидев, как вздрогнула графиня. — Вы отвратительны! — выпалила она, глядя ей прямо в глаза. — Как Вы смеете говорить обо мне такое после всего, что сделали?! Элеонор отшатнулась. Стол разделял их, но тот гнев и обида, которую она увидела в глазах девушки заставили ее инстинктивно отступить назад. В голове набатом звучала эта фраза — «после всего что, сделали»… «что сделали»… «что сделали»… И тогда она почувствовала вину. Вину, охватывающую все ее существо. Но она не могла затмить ревность и ярость, которую она испытывала, представляя Катарину с другим. С этим мальчишкой, который не стоит и ее мизинца. — Уходите, — холодный и ровный голос заставил Катарину вздрогнуть. Глаза графини теперь скрывали черные пряди ее волос. Она облокотилась о стол, и только по напряженным ее рукам можно было понять, что гнев полностью захватил ее. Девушка попятилась, не сумев выдавить не слова. Поспешно, она развернулась и покинула кабинет.

***

Тем вечером Горди не спалось. Он вышел на стену, чтобы подышать свежим воздухом в надежде, что это поможет справиться с бессонницей. Но то, что он увидел, начисто лишило его сна. Сперва были звуки. Протяжный, резкий удар хлыста и болезненный стон. Это повторялось снова и снова, и Горди пришлось напрячь глаза, почти свеситься с крепостной стены, чтобы увидеть страшную картину. Во внутреннем дворе стояло три столба, к которым были привязаны люди. Факелы скудно освещали небольшой участок вокруг. В этом неясном свете Горди разглядел рыжие волосы одного из людей. Он узнал в нем одного из своих недавних подчиненных, Генри, парня, стоявшего в карауле на воротах. На спине его проступала кровь, яркими полосами выделявшаяся на бледно коже. Но страшнее всего была фигура графини, которую Горди сразу узнал по движениям и блеску золотой оторочки платья. Именно она, графиня, была палачом в этой безумной экзекуции. Ее рука безжалостно замахивалась плетью, опуская ее на спины привязанных людей. Горди стоял и смотрел, как безжалостная плеть разрывает кожу, а крики становятся все громче с каждым ударом. В какой-то момент он не выдержал. Горди бежал, преодолевая узкие пролеты винтовой лестницы, почти рискуя свернуть себе шею. Но, когда он, наконец, достиг внутреннего двора, графини там уже не было. Стражники уносили стонущих людей в караульную, и он не рискнул подойти ближе. И тогда что-то в нем изменилось. Горди не мог понять, за что их постигла такая страшная участь. Он с внезапной ясностью понял, что и с ним может случится то же самое. К Джеффри уже пускали. Доктор просил лишь об одном — не утомлять раненого долгими беседами и ни в коем случае его не будить. Горди с готовностью пообещал выполнить эти требования. — Дядя? — негромко произнес он, переступая порог комнаты и закрывая за собой дверь. — Вы спите? Фигура на кровати пошевелилась. В следующую секунду он увидел бледное лицо Джеффри, пытающегося приподняться на подушках. — Вам нельзя двигаться! — Горди подошел, садясь рядом на кровать. — Как Вы себя чувствуете? Джеффри измученно улыбнулся. — Уже лучше. Что привело тебя ко мне в этот поздний час, мальчик мой? — на его лице проступило беспокойство. Горди молчал, обдумывая, как лучше рассказать о том, что он видел. Наконец, он решился. — Графиня высекла людей, стоявших на воротах. Они этого не заслужили. Джеффри понимающе вздохнул. — Миледи Элеонор — наш сюзерен и может делать все, что посчитает нужным. Тебе не стоит об этом беспокоиться. Горди нахмурился. — Но это несправедливо! Они просто исполняли свою работу! Джеффри приподнялся. Было видно, что каждое движение причиняет ему боль. — Что ты видел? — Она высекла их! Собственноручно! Секла, пока на них живого места не осталось! — Горди повысил голос, сжимая руки, не в состоянии больше сдерживаться. — Это ее право. — Да она, блядь, безумна! — почти прокричал он. В следующую секунду Горди сморщился от сильного удара, зажимая разбитые губы. — Не смей говорить так о графине, сопляк! — голос Джеффри вдруг стал таким громким, что в нем было сложно заподозрить голос обессиленного после ранения человека. — Ты думаешь, если я лежу тут, я совсем ослаб? Видимо, я плохо учил тебя, раз ты так и не научился уважению! Она лучший сюзерен, который мог тебе попасться, неблагодарный мальчишка! Горди вскочил в гневе, одним движем стирая кровь с подбородка. — Это мы еще посмотрим, дядя! — последнее слово он произнес так издевательски, как только мог. После этого Горди быстро пересек комнату и выскочил за дверь, не желая больше выслушивать все эти бредни. Он и сам знает, что делать, и никто ему не указ.