***
Мы полулежим на каком-то очередном здании, опираясь на небольшую вышку, расположенную на нём. В душе не имею для чего она нужна, зато на небе расходятся тучки, появляются лучи моего внутреннего солнца. Хичиго опирается на эту вышку, полусидя раздвинув широко ноги, между которых пристроилась я, буквально лёжа на нём. Его лапти мирно покоятся на моей талии и грудине, прижимая к себе. Мы молчим, успокоившись, но нам хорошо. Я слышу его дыхание, размеренное и глубокое, чувствую медленные шевеления когтистых пальцев, поглаживающих меня. — Тебе ни к чему эта Завершённая Гетсуга, — это первое, что он говорит с тех пор, хриплым голосом. — Ты же знаешь, что это не так, — так же хрипло усмехаюсь. — Иначе я не была бы собой. — Знаю, — соглашается он. — Но всё равно считаю, что тебе нахрен не сдалось. Мы остаёмся при своих мнениях, тем не менее, зная о неотвратимости грядущего. Он не сможет не научить меня, я не смогу не применить её. Долбанная истина долбанного мироздания. Зато мою голову посещает внезапная мысль. — Где ты Старика-то хоть потерял? А то мы тут всё покрушили так люто, а он и не вылез, — вопрошаю, лениво оглядываясь. — Старпёр велел нам разобраться самим, сказав, что явится потом сам, — сжимает меня чуть крепче. Ему совершенно не нравится делить меня и наш мир с ещё одним жителем. Фыркаю в ответ. — Он, если что, на моей стороне. — Как ни странно, но в этом случае — даже не сомневалась, — откидываю голову на его плечо, приподнимаю руку, цепляя прядь белых волос. Они мне нравятся. — У тебя теперь шикарная шевелюра, Широсаки. — Плюнь на них, — заводит старую шарманку Конь. — Людишки — редкостно неблагодарные твари. — Если что, то смею напомнить, что я тоже отношусь к «людишкам». — Ты относишься к долбанутым филантропам, с отсутствующим чувством самосохранения, — недовольно ворчит. — Тоже факт, — тихо смеюсь, кося взгляд на его недовольную морду. Именно этот момент выбирает Старик, чтобы возникнуть пред нами. Правда, выглядит он вот прямо нифига не как мой старик. Этакий парнишка пятнадцати лет отроду с голубыми глазищами, зато в привычном плащике. Но без очков. Знатно охереваю, при чём не знаю от чего больше — от возрастной категории или от отсутствия привычного аксессуара на лице. Что-то все мои внутренние тараканы решили резко сменить имидж и лишь я одна, как лохушка, хожу всё так же, всё в том же. Что за жизнь?! Я почти искренне возмущена. — Разобрались, — кивает тип, роль которого совершенно непонятна, но явно необходима. Естественно, кто бы ещё мозг Коню в моё отсутствие выносил, заодно сшибая меня количеством пафоса на один квадратный метр?.. — Агась, — киваю ему, по-прежнему пялясь во все глаза. — А ты с чего это так преобразился?.. — вопрошаю, намекая всем своим видом на его непривычный облик. Ладно Хичиго-то, после нашей фееричной кончины и принятия мужицкого облика пустого, это всё вполне объяснимо, а вот такие изменения в нашем старце сюда прям совсем не вписываются. — Точно, ты ведь ещё не разу не была здесь во время банкая, — с покерфейсом произносит вот это. Ага, значит, это — нормальный облик для него, во время банкая?.. — Стопэ, — резко поднимаю вверх руку, не врубаясь. — Если мой занпакто ты, — тыкаю пальцем себе за плечо. — То с фига ли меняешься ты? — теперь палец обличающе указывает передо мной. Но меня, конечно же, как всегда игнорят. Гады. — Ладно, хорошо, если на этот мой вопрос, в который уже раз, никто не собирается отвечать, то просвятите хотя бы на тему того, почему вы так категорически против Завершённой Гетсуги Теншо. А то я всё ещё в непонятках, хоть и догадываюсь, что последствия обернуться для меня каким-то дерьмом редкостным. — Ты потеряешь свою реацу, Ичиго, — Старик (ну, или юнец, не знаю уж как его правильно сейчас называть) делает несколько шагов и из висящего состояния переходит в стоячее. Словом, становится на ту же крышу, на которой мы с Широсаки валяемся. Я же в это время немножечко ахереваю. — Не просто сил шинигами, Ичиго, а абсолютно все реацу, станешь самым обычным, слабым человеком, — слышу, как несогласно хмыкает за моей спиной Конь. Видимо, он в любом состоянии не считает меня обычным слабым человеком. Это почти льстит. Если абстрагироваться от всей ситуации в целом, конечно же. — И неизвестно, сможешь ли ты когда-либо обрести её вновь. Меня не пугает перспектива лишиться реацу. Быть беспомощной — да, но, уверена, при должно желании, я и без неё выгребу. Меня пугает совсем иное, что я смогла осознать совсем недавно. — Что тогда будет с вами? — смотрю в глаза Старику, едва ли не впервые понимая, что я отвечаю не только за свою жизнь. Нет, конечно, я всегда знала, что несу ответственность за своих сестёр, отца, друзей там. Поэтому и сражалась, рискуя шкурой, не боясь сдохнуть. Потому что если такое случится — да, они будут тосковать, им будет больно. Но они переживут. Потому что такова суть людей — несмотря ни на что, мы продолжаем жить дальше, забывая, притупляя, со временем свои раны. Как это произошло после смерти мамы. Всё ещё ноет где-то в груди, образовывая пустоту, но вполне терпимо. Жизнь ведь продолжается. Моя семья, друзья, все они — довольно-таки сильные люди. И смогут, уверенна в этом, превозмочь боль от утраты. Поэтому я как-то никогда особенно не парилась на этот счёт, считая, что вольна распоряжаться и рисковать своей жизнью так, как посчитаю нужным. Ровно до того момента, как Хичиго не смог донести до меня простую истину. За мной, тесно связанные с моей жизнь, стоят ещё и они. Конь и Старик. Если сдохну я, то сдохнут и они. Без вариантов. Это было довольно жуткое осознание. — Мы не знаем, — всё так же спокойно смотрит на меня голубоглазый. — Может, умрём, может, впадём в спячку до того момента, когда твои силы вернутся. Если вернутся. Мне жутко. По коже бегут мурашки. Именно сейчас мне становится по-настоящему страшно. Или весь этот грёбанный мир, или мой собственный. Семья, друзья, знакомые… против Хичиго и Старика. Я впервые в жизни совершенно не знаю, как мне поступить. Хочется просто сдохнуть. Но даже этого сделать нельзя. — Блять, Королева, — взрывается Конь, хватая меня за плечи, резко разворачивает к себе лицом. У него на морде красуется злобная гримаса. — Не еби себе этим мозг! Мы живём лишь для того, чтобы защищать тебя, а не наоборот, поняла?! Ты итак защищаешь всё, что можно, так знай — мы рождены для того, чтобы защищать тебя. Всегда, — верещит Хичиго. И не то, чтобы мне стало как-то от этого легче. Просто… просто мне надо с этим смириться и принять их такими, какие они есть. Как они принимают меня — вот такую дуру, которая рискует своей задницей едва ли ни ради всего, что шевелиться. Это тяжело, но необходимо. В конце концов, люблю я их именно такими. Видимо, процесс моей мысленной деятельности как-то отображается на моём лице, что Широсаки подуспокаивается и снова разворачивает меня спиной, тут же крепко обнимая. Так крепко, что ещё немного — и рёбра таки треснут. Но, честное слово, сохранность рёбер — это последнее, что меня сейчас волнует. Меня, но не Старика, которого я, волевым решением, решила звать Тенсой. А что? Тенса Зангетсу, да? Вот и будет Тенса, а то Старик — оно как-то не комильфо. — Не сжимай её так крепко, навредишь, — хмурится Тенса, который ещё не знает, что его так теперь зовут. Конь за мной недовольно фырчит, но хватку немного ослабляет. Не сильно, но всё же. — Мы научим тебя этой технике, Ичиго. Ведь если мы этого не сделаем, то навредим ещё сильнее. Ты не сможешь жить со знанием того, что могла, но не сделала. Улыбаюсь в ответ. Не слишком радостно, ведь радоваться особо нечему, но… эти двое действительно хорошо меня знают. Как и я их. Расслабляюсь, полностью откидываясь на Пустого, закрываю глаза. Да, я освою Завершённую Гетсугу Теншо. Потому что по-другому не умею.***
Знаете, как проходили мои тренировки? Нет? Я подскажу: как всегда. Короче говоря, меня просто лупасили, красиво обзывая это тренировочными боями. А ещё внезапненько выяснилось, что эти двое умеют как-то синхронизироваться, становясь единым целым — внешне это был почти всё тот же мелкий Тенса, только постиранный с отбеливателем, на левой половине которого красовался один рог от маски и глаз с чёрным белком. Ну, и голос становился металлическим, когда право болтать на себя брал Хичиго. И вот эти двое, скооперировавшись, гоняли меня по всем небоскрёбам. Несмотря на все мои стенания, я пыталась брать от этого времени всё. Не только в плане силы, нет, скорее… я хотела провести это время с ними. Хотела отдать всю себя этим двоим, забыть о том, что где-то есть другой мир. Я, Хичиго и Тенса — вот, чем я жила, боясь, что скоро этого не станет. Я не могла представить свою жизнь без пафоса Тенсы (от возрастного вида привычки вообще не меняются) и без едких высказываний Коня. Поэтому не представляла. Просто жила тем, что имею здесь и сейчас. На данный момент у меня перерыв, а Хичиго с Тенсой снова разъединились, при этом первый плевался так, как только мог. Ему явно не нравилось делить одну тушку с собратом. Видимо, в этом плане он предпочитал исключительно рыжих и фигуристых недошинигами. Могу его, впрочем, понять — моя тушка явно попривлекательнее будет, хотя Тенса тоже очень даже ничего. Но это на мой, женский взгляд, а вот Широсаки не нравится совершенно, да. Так вот, развалились мы всё на той же крыше с вышкой и полулежим в той же позе. Настроение было довольно тихим и спокойным, тушка ныла, но мне даже нравилась этакая послетренировочная усталость. Экс-Старик свалил куда-то поплавать — оказывается, тут даже озерце есть. И вот подумала я, что атмосфера — самое оно для откровений. Тему того, что за непонятки с моим занпакто в общем трогать пока не буду, эти двое явственно показали мне, что болтать на эту тему пока не намерены (что меня даже радует — ведь если не сейчас, то значит когда-то потом?..), а значит будем узнавать о Коне в частности. — Хичиго, — обратилась к нему негромко. В ответ раздалось пофигистичное мычание. Кажется, сегодняшняя тренировка вымотала не только меня, хотя Широсаки, конечно же, ни в жизни не признает. — Расскажи мне?.. — прошу, надеясь на то, что хоть на это получу ответ. Я хочу знать больше о своём занпакто. О том, почему и как он стал таким. — Хм, ладно, Королева, хер с тобой, — чувствую его ухмылку. — Я не всегда был занпакто. Точнее, изначально вообще не был им. Порождение экспериментов. Странный пустой, стоящий выше всех прочих. Белый, — насмешливо выдыхает последнее слово и чувствуется во всём этом застарелая грусть. — Ну, — хмыкаю. — Тебе подходит. — Сейчас — да. Но тогда… я был целиком чёрным. Единственное, что во мне было белого — это маска, — из-за такой информации даже оборачиваюсь, внимательно всматриваясь в его лицо, что сейчас как-то снисходительно улыбалось. При чём, на секундочку, именно улыбалось, а не усмехалось/ухмылялось/скалилось. Увау. Но всё равно не могу представить его в другом цвете. — Меня создали из душ шинигами. Подробностей не знаю, тогда не слишком хорошо соображал. А кто… не поверишь, Королева, — улыбка таки перерастает в оскал. — Это был наш старый добрый друг Айзен, — вот на этом моменте мои глаза, кажется, повылазили из орбит. — До сих пор помню. Жидкость, стекло колбы, шинигами с отвратными очками и неприятной рожей. Так что мир, можно сказать, тесен. Сидим, молчим. Я перевариваю инфу. Класс, мой занпакто создал Айзен, которого этим самым занпакто я собираюсь уделать. Почему нет, собственно?.. Всё равно я давно уже знала, что этот мир сошел с ума. С нетерпением жду продолжения, но не тороплю его. Впрочем, Широсаки и сам всё чувствует, смысл что-то говорить. — Потом меня выпустили. В какой-то мелкий городишко. И я жрал. Жрал всё, что попадалось под руку — души, пустых. Было похуй. Была лишь пустота в груди, пусть и закрытая какой-то дрянью, но никуда не уходящая. Она была всегда. Это был не голод, Ичиго, — качает головой. — Как это бывает у простых пустых. Это была та самая пустота, когда не знаешь куда идти, что делать и, главное, зачем. Существование без смысла, с чётким осознанием этой самой бессмысленности. Я был экспериментом, которому перепало многовато мозгов. И многовато сил — шинигами я жрал, как дышал. Поэтому-то и нарвался на того ублюдка. Сожрал парочку его подчинённых, вот капитан Готея и примчался, — тянусь, обхватываю его лапу своей, переплетаю пальцы. Странным образом, но и его, и меня этот жест, контакт, когда две ладони становятся чем-то одним успокаивал. Вот и сейчас так же. — Поначалу я даже побеждал. Слопал на его глазах не одного подчинённого, ранил, — на лице Широсаки само по себе появляется кровожадное выражение. — А потом пожаловала одна мелкая рыжая квинси. Они кое-как объединились. И этот капитанишка таки смог меня одолеть. Точнее, ту мою оболочку. Меня-то он теперь точно прибить не в состоянии, — сумасшедше хохочет. — Почувствовав риск кончины, я цапнул ту квинси. Во мне была функция таким образом пустифицировать кого-то другого, занять его тело… — О-о, так вот откуда эта твоя жажда захватить мою тушку? — скашиваю на него взгляд, поглаживая большим пальцем ладонь. — Именно, Куросаки, — хохотнул. — Словом, поняв, что свою задумку выполнил, самоуничтожил тело. Дело было за малым — захватить тельце квинси. И всё шло вполне успешно, пока снова не заявился тот капитанишка, ответственным оказался слишком уж, а так же не встрял, опять-таки, наш старый знакомый Урахара, — вот тут мои глаза снова чуть-чуть на лоб полезли. В который раз убеждаюсь, что Урахара — в каждой бочке затычка. А ещё в моей головёшке уже давно начали формироваться догадки на тему того, кем были те капитанишка и квинси. Единственное, что заставляло сомневаться — это именно последнее. Как-то оно прям совсем не вяжется. — Тогда они как-то остановили пустификацию, как-то запихнув шинигами в специальный гигай, что блокировал его силу, на пару с моей. Вот только, ха-ха, не всё они смогли предусмотреть. Женщинам, знаешь ли, свойственно рожать, — Хичиго крепче, почти до боли, сжал мою руку. — И тогда я перешел от квинси к её первенцу. Только, вот незадача, у неё были силы шинигами, так что как-то так вышло, что я слился с её занпакто, заняв вакантное местечко. Хичиго расхохотался, правда, довольно-таки напряженно. Было видно, что он весь похож на хорошо натянутую струну, а его руки сжимали меня всё крепче. Что ж, зато теперь я знаю, что моя мать была квинси. Нежданчик, так сказать. Ерзаю в руках Широсаки, заставляя того ослабить путы и разворачиваюсь к нему лицом. Улыбаюсь, чуть щурясь. А потом тянусь, обнимаю, прижимая эту дурную башку к плечу. — Тогда мне есть за что сказать «спасибо» этому ублюдку, — глажу по спине Коня. — В конце концов, если бы не он — то фига с два сошлись мои родители и не было бы у меня такого чокнутого занпакто, — фыркаю, отмечая, как расслабляется в моих руках Пустой. Я не говорю больше никакой ванильной ерунды, типа «Я в любом случае буду тебя любить», «Ты мне нравишься любым» и прочее, но сидим мы так ещё долго, пока не появляется Тенса и не напоминает о том, что, вообще-то тренировки ещё не закончились. Кошу заинтересованный взгляд в сторону последнего. Если моя ка-сан была квинси, то, вполне вероятно, мне могла передаться часть её сил… но, со вздохом, признаю, что этот глубоко интересующий меня вопрос придётся отложить — во-первых, хрен мне кто ответит, во-вторых, тренировки ждут. И Айзен своих пиздюлей тоже, да.***
Честно говоря, под конец я была люто уставшая. Мои тараканы меня абсолютно не жалели, впрочем, и не просила я их об этом. А ещё мне очень тяжело дался уход обратно в реальный мир. Просто от осознания того, что, возможно, это последний раз, когда я вижу этих засранцев. И вот, стоим мы все втроём на крыше, надоедливо отросшая чёлка жутко мешается, а я не могу подобрать ни единого слова, потому что глотку словно кто-то сжал сильной рукой. Тенса и Хичиго тоже молчат, у первого на лице написано сожаление, у второго в глазах злость (что, в общем-то, почти тоже самое, если в переводе на обычно-человеческий), а делать что-то надо. В конечном итоге не выдерживаю первой я — шаг вперёд, притягиваю их к себе, обнимая за шеи. На небе снова собираются тучи, но солнце робко проглядывает через них. — Я сделаю всё, чтобы вернуть свои силы как можно скорее. Обещаю, — выдыхаю, прикрывая глаза. Тяжело. — Мы знаем, Ичиго, — в голосе Тенсы слышна улыбка и грусть. Конь молчит, но руку на мое талии сжимает так, что когти впиваются в кожу, заставляя почувствовать, как кровь ручейками начинает стекать, пропитывая ткань формы. Тяжело выдыхая, отстраняюсь. Пора. — Только посмей оплошать, Королева, — уже растворяясь слышу я, улыбаясь. Не оплошаю, Хичиго, даже не сомневайся. Стоит открыть глаза, как понимаю, что тело занемело, а чёлка в глаза так и лезет. Видок мой тоже, кстати, изменился — с рукавами распрощалась, а цепь на конце меча удлинилась и обвила всю мою руку, на которой теперь красовалась чёрная металлическая перчатка. Крутой апгрейд, что уж тут сказать. Правда, я теперь босая аки Лютиэн, но да хер с ним. Кое-как вытянув ноги, смотрю на отца. Тот выглядит откровенно измождённым, с сильно отросшей бородой и явно держится на одной силе воли. Вот даже думать не хочу, сколько времени так просидела. С усилием встаю, хромая подхожу к то-сану, кладу руку ему на плечо. Только тогда он открывает глаза и фокусирует взгляд на мне. — Я справилась, то-сан, — улыбаюсь, показывая большой палец. — Молодец, дочка, — устало пытается выдавит из себя улыбку, резким движением выдёргивает сдерживающие штуки и валиться вперёд. Успеваю его подхватить, понимая, что он отрубился. Вообще, удивлена, что он столько продержался — это показывает то, насколько я недооценивала его способности всё это время. Взваливаю бессознательно родителя на спину и бегу к выходу из Сенкаймона. Оказываюсь на окраинах родного города, замечаю спящих и лежащих на земле людей. Целеустремлённо быстро бегу. Не в сюмпо, нет, сейчас я способна только на обычный бег, но он подобен тому, как бежит Зараки — чертовски быстро, возможно, даже быстрее, чем в сюмпо. Айзена нахожу быстро — рядом с ним находиться откровенно слабое (я бы даже сказала, подыхающее) реацу Гина, Мацумото (это лейтенант десятого отряда, пересекались пару раз вскользь) и Тацуки с Кейго и Мизуиро. Последнее — откровенно дерьмово. А ещё по направлению к ним бежит Орихиме, а я даже догадываюсь, как последняя оказалась здесь. Вот ведь неугомонная альтруистка. Впрочем, учитывая состояние Ичимару её присутствие очень даже не лишнее. Оказываюсь на месте раньше Иноуэ, ловя на себе взгляд почти всех собравшихся — только валяющийся на грани обморока лис и лейтенант рыдающая над его телом выбиваются. Сгружаю рядом с последними отца, смотрю на обратившую на меня внимание Мацумото. — Не волнуйся, Орихиме уже рядом, — улыбаюсь, видя удивление в льдистых голубых глазах. Женщина выдавливает из себя благодарную улыбку, а Ичимару даже глаз приоткрывает смотря на меня. — Я провалился, — хрипит. — Тогда справлюсь я, — отвечаю, вставая и твёрдо смотря в глаза с фиолетовым белком, да белыми зрачками, недо-богу. — Куросаки Ичиго? — обращается ко мне Соска. — Ты меня разочаровала. Я совсем не чувствую твою реацу. Даже если ты пытаешься скрыть её — полностью сделать это невозможно. Ты не смогла эволюционировать, упустив последний шанс, который я даровал тебе. Всё так же пялюсь ему в глаза, поднимая свободную руку и оттопыривая средний. Ибо же нахуй пошел. — Не стремилась тебя обрадовать, — выдаю, сдувая мешающую чёлку. — Мне жаль тебя, Куросаки. — Мне тебя тоже, — абсолютно не впечатляюсь его словами. — Ребятки, — обвожу глазами однокашников, замечая среди них и того дядьку-шинигами с афро. — Оставайтесь на месте и никуда не ходите, поняли? — после чего, особо не церемонясь, срываюсь вперёд, впечатываю свою ладонь в морду Айзену и прыгаю подальше, за город. Вижу в глазах противника шок перед тем, как впечатать его в землю. Приземляюсь неподалёку. — Тебе пизда, — выдаю лаконичное и бросаюсь в атаку. Он её, ожидаемо, блокирует своим мечом, а стоящий неподалёку холмик от отдачи разрушается. Печально. — Вот как? Ты не лишилась реацу, ты отказалась от неё в пользу физической силы, поняв, что меня не одолеть с помощью реацу, — выдаёт он, отпрыгивая от меня на свои крыльях моли. — Но я докажу тебе, что физическая сила, на которую ты так полагаешься — ничто в сравнении с моей. Не обращаю ни малейшего внимания на его тупой лепет. Делать мне больше нечего. — Вижу, наши правые руки слились с занпакто. Видимо, это следующая ступень эволюции для всех мечей, — на самом-то деле — замечание любопытное. Я бы даже сказала, что в этом с ним согласна, но вслух не признаюсь ни за какие коврижки. — Однако я вижу, что наши эволюции разные. Я смогу запросто уничтожить твой меч одним ударом, — он размахивается, чтобы атаковать, очень быстро, стоит заметить, а я самодовольно скалюсь. Кретин. Выражения морды Айзена в момент, когда я одной рукой перехватила его занпакто. Этот самовлюблённый идиот так и не понял, что я с Зангетсу шагнула дальше него. Что ж, сам виноват. И последующая попытка запечатать меня при помощи пафосного кидо девяностого уровня, что стало вокруг меня огромной абсолютно чёрной коробкой. Взмах руки — и вокруг лишь осколки, а у Соски снова стресс. Мне уже, по правде, не смешно. И даже превосходства нет. Лишь раздражение и горечь. Ради этого я пожертвовала всем?! Тенсой, Хичиго?.. Не смешно, чёрт побери. Выхожу из себя, совершенно не слушая продолжающийся лепет противника о том, что он-де всё равно превосходит меня, а мне просто повезло. Наношу удар. Стремительно, сильно. Чужая кровь брызгает на лицо, стекает по лбу, щекам, шее. — Эй, чего ты так далеко? — спрашиваю, смотря на него из-под чёлки. — Боишься? — ухмыляюсь. Наблюдаю за тем, как у Соуске (да-да, я знаю его правильное имя, но не коверкать не могу) трясутся руки. Он сам начинает трястись, лицо искривляет уродливая гримаса из гнева, ярости и, о Ками, страха, который он скрывает даже от самого себя. Жалкое зрелище. — Ха! Ты так счастлива, что смогла остановить мой меч?! Что смогла оставить шрам на моём теле?! Не зазнавайся, глупая человечишка! — кричит этот псих, а во лбу звезда горит. Точнее, появляется третий глаз. Воу, теперь я знаю, как выглядит тот самый знаменитый «третий глаз». Правда, он ещё почему-то кровью истекает, но то уже так, мелочи жизни, походу. У Айзена закатываются глаза, по лицу бегут трещины, он начинает сильно трястись, кричит, его тело лопается, из него вырываются какие-то белые тентакли, а всё вокруг заполоняет его странно-фиолетовая реацу, заодно с запахом крови. Мерзость какая. Когда я снова могу его видеть, то осознаю, что белый презик — не верх его уродства. От груди и до паха — три дыры, от самой большой в грудине с хоугиоку внутри, до самой маленькой недалеко от того места, где должен быть член, но его нет. Весь белый, на морде подобие маски пустого с клыкастой, ничем не прикрытой челюстью, чёрной лысой головешкой и лишь где-то от затылка начинают быть видны длинные волосы. Такой ощущение, что на него натянули обычную маску для хэллоуина. Из спины же торчат те самые белые тентакли, на концах которых красуются белые мини-морды по типу айзеновской, а обрамляют всё это крылья с глазами. Глазами, Карл! Это я молчу о хвосте за его спиной, но вот как раз таки к нему претензий не испытываю — сами мы хвостатые. Знаете, мы с Хичиго в нашей форме пустого, прямо-таки красавчики, оказывается, каких ещё свет не видывал. Можно прям в модели податься, на фоне такой страхолюдины. Из одного тентакля вырывается маленький фиолетовый шарик. Уворачиваться и не думаю — надо проверить его мощность, а заодно принять основной удар на себя, чтобы, если что, Каракура не сильно пострадала. Мало ли. Выставляю вперёд свободную руку, её обжигает болью, а всё вокруг полыхает огнём. Взрыв получился не хиленький. Когда пламя начинает гаснуть, Соуске бросается ко мне, хватает за шею, возносится вверх, окружает меня своими крыльями, глаза на которых распахиваются (жуть-то какая), а вокруг сжимаются белые кольца. Теперь, вблизи, замечаю, что черепободобная маска — это ни фига не маска. У него тупо разошлась кожа лица, что теперь собралась по бокам морды и выглядит настолько уродливо, насколько это возможно. — Похвально, — хрипит сие создание. — Приняв урон на себя ты осталась целой, — ну, если не считать того, что одёжку потрепало и сиськи теперь почти голые, ткань еле-еле прикрывает соски. — Но сомневаюсь, что от твоей левой руки теперь есть хоть какой-то толк, — вишу, чуть ленивенько поболтала в воздухе ногами. Мне почти смешно. — Это правда, на мгновение тебе удалось разрушить границу между шинигами и пустыми, даже превзойти их. Но теперь ты утратила всю свою мощь, став совершенно бесполезной. Теперь я уничтожу тебя, положив край существованию таких вульгарных существ, смешавших в себе эти природы. Тебе конец! — Бля, какое же ты трепло, — раздражено выдыхаю, взмахом меча разрушая все эти кольца, заодно откидывая врага от себя. — Ты меня уже задолбал, ублюдок. Так что пришло время тебя прикончить, — выдыхаю, выставляя вперёд руку с занпакто. Пришло время воспользоваться тем, чему мне пришлось научиться. — Завершённая Гетсуга Теншо. Меня буквально пронзает силой. Она во мне, она вокруг меня. Она повсюду. Сила, мощь, могущество. Я знаю, что сейчас я — на вершине мира. Я могу всё. Могу уничтожить вселенную, а могу её создать. Всё в моей власти. Само это знание пульсирует в моей голове, но Конь молчит. Обычно именно он кричит мне об этом. Но не сейчас. И это — отрезвляет. Мне такое могущество ни к чему, не такой ценой. Но раз уж мне довелось им воспользоваться, то Айзену Соуске придётся заплатить в два раза больше. Ненавижу его. Реацу, коконом окутывающая меня, расходится. Лишь от самого тела исходят чёрные её потоки. Да и сама я вся… чёрная. Волосы отрасли и почернели, всё тело в бинтах, лишь на ногах старые-добрые хакама и то, словно сотканные из самой энергии, а не из ткани. Так вот ты какая, техника, ценой которой является жизнь моего занпакто. Верно, теперь я — Мугетсу. На морде врага — страх. Удар — и мир словно рассечён на чёрное и белое. Его разрезает напополам откидывает куда подальше. Приземляюсь около него. Айзен потерял предыдущую форму зависнув в переходной — рожа человеческая, тело тоже такое, как было до «эволюции». Лишь на правой стороне лица, в уголке губ остались зубы подобные тем, что были раньше. — Бойся не ножа, а вилки, один удар — четыре дырки, — не понятно к чему выдыхаю, ухмыляясь. Не то чтобы в тему, но смешно. Сила начинает покидать меня, но я упорно держу её, наблюдая за тем, как регенерирует эта сволота. Дерьмо. Он встаёт пошатываясь, а бинты на моём теле и лице рушатся, оставляя меня топлесс. Неважно, на самом-то деле, комплексов, особенно в таких ситуациях, не имею. В этот момент Айзен чувствует себя победителем, заливает что-то о том, что теперь он сливается со своим занпакто, становясь на ступень выше меня. А я лишь ощущаю, как облик Мугетсу развеивается, оставляя меня в привычном, малость заросшем виде, с потрёпанной формой шинигами. Это не важно, на самом-то деле. Сейчас он ослаблен, добить его смогу и без этого. Даже с учётом того, что реацу словно выветривается из моего тела. Неважно. Я всегда преодолевала барьеры, даже если это было невозможным. До конца. До самой победы. Я буду биться до тех пор, пока дышу. А дышать буду до тех пор, пока хочу. Моё оружие — не реацу. Лишь решимость и сила воли. Здесь, сейчас, я не могу проиграть. Потому что знаю, что стоит за моей спиной. И потому, что прекрасно ведаю, чем пожертвовала уже. Не проиграю. Но мне не приходится более ничего делать — в груди Соуске вспыхивают сгустки чужеродной реацу в форме креста. Я её даже узнаю. Долбанная Панамка, всегда на шаг впереди планеты всей. Здесь, очевидно, срабатывает принцип — помяни солнышко, вот и лучик, ибо же Урахара появляется рядом. Я же в это время кое-как шатаюсь на ногах. Слабость ненормальная. Стою, с каким-то похуизмом наблюдая за тем, как Киске запечатывает Айзена той печатью, которую он внедрил ему ещё во время их боя, замаскировав её под кучей других кидо. Чёртов гений. А поверженный противник кричит о том, что не может проиграть, что не понимает, почему человек с таким интеллектом, как Киске, подчиняется Королю Душ. Он отчаянно пытается выбраться из печати, рушит её, но бесполезно — она восстанавливается вновь, пока на месте Айзена Соуске не остаётся три клинка перемотанных от рукояти до кончика лезвия бинтами воедино. Выглядит откровенно странно. Обессиленно плюхаюсь на землю, пялясь на то, что раньше было Айзеном. — И это того стоило? — спрашиваю, поджимая колени к себе, упираясь в них подбородком. Долбанная чёлка по прежнему лезет куда не просят. — Не знаю, Куросаки-сан, не знаю, — Киске подходит ко мне ближе, так же смотря на статую. — Знаешь, какой интересный парадокс всего этого? — спрашиваю, поднимая на него глаза. Урахара заинтересованно поворачивается ко мне. Непривычно видеть его без вечной панамки на голове и плутовской улыбочки. — Он хотел быть побеждённым, — снова отвожу взгляд на печать. Панамка-без-панамки удивлённо смотрит на меня. — Но всё равно сражался. Псих. — Бремя такой силы и ума не каждому дано вынести, — замечает. — В такие моменты искренне радуюсь, что родилась не грёбанным гением, как вы, — кривлюсь я, слыша в ответ смешок. — Наверное, вы правы, Куросаки-сан, — улыбается учёный, заставляя улыбнуться в ответ. В конечном итоге, всё действительно было не зря. Мы победили.