Граница между демоном и...

Сэм постепенно, последовательно отвоевывал себе свою собственную жизнь. Каждая похвала Габриэля давала ему новые силы на то, чтобы вновь и вновь вставать, открывать двери, окна, готовить себе еду, двигаться через силу, через «не могу» и «не хочу», позволяя этим задачам заполнять свой мозг и вытеснять все лишнее, заталкивать вглубь воспоминания, которые отныне должны были там и оставаться. Вскоре Сэм выгрыз себе зубами целый день. Целый день, в который он мог не выживать, а просто набираться сил и энергии, не прилагая больше гигантских усилий, чтобы не проваливаться в темноту. Ночи, правда, всегда заканчивались кошмарами, но если бы это было так просто, Гейб не обещал бы за восьмичасовой ночной сон целых пять баллов. Так что Сэм старался не зацикливаться на этом. Главное, светлое время суток теперь было целиком его. Потратив несколько дней, отъедаясь и восстанавливая тело, он принялся за свой сильно размякший мозг. Список поощрял за многое: за чтение, фильмы, игры. Это казалось простым, но было довольно сложным для Сэма. Он не мог сосредоточиться, не мог заставить свой мозг нормально усваивать информацию. Это было похоже на то время, когда он заново учился ходить. Сколько не перечитывал он страницы, все равно не мог уловить мысль. Просто… всё это было так неважно, все эти посторонние истории, не имеющие к нему никакого отношения. У него не получалось заставить себя вникнуть в них. Список также обещал баллы за уборку, так что Сэм, прекратив строить из себя великого интеллектуала, переключился на нее. Габриэль своей магией подчищал другие помещения, но спальня была его, Сэма, обителью, и за эти недели она успела зарасти чуть ли не паутиной. Он потратил целый день на нее, зато наконец смог выкарабкаться из минуса. Гейб целовал его, долго и нежно, но, как ни странно, голова Сэма была уже занята другим. Он хотел Габриэля целиком, а значит, предстояло еще много работы. Очень, очень много работы. Но он сможет. Не сложнее, чем махать тряпкой. Он смог побриться на следующий день. Он смог вынести мусор, оставшийся после уборки, еще через день, впервые за долгое время выйдя на улицу. Он снова чистил зубы, умывался по утрам, стриг себе ногти и расчесывался. Он смог пересказать сюжет фильма, который смотрел перед сном, через пять дней. Чтение книги заняло неделю, пусть и состояла из коротких рассказов. Он тянул сходить в магазин еще три дня, но в конце концов справился, хотя и напугал соседей своей не очень адекватной реакцией на контакт. Но ему полегчало, когда он наконец смог принять, что это не те люди. Не те, кого он убил в прошлом. Пусть и похожие. Кошмары не прекращались, но Сэм смог вернуться к своей учебе, получая за каждый час по баллу и радость Габриэля, который все чаще мелькал рядом, не закрываясь в дальней комнате. Сэм не мог не замечать теперь, насколько архангелу осточертело трахать его инертное тело. Но он больше не воспринимал это как наказание. И, хотя Гейб чаще всего не давал ему двигаться, иногда он умудрялся потереться об его Габриэля, безмолвно стараясь поддержать. Он вытащит их из этой затянувшейся игры. Гейб — достойный повод для этого. Ему все лучше, надо только еще немного постараться. Еще немного, и наконец можно будет сказать Габриэлю, насколько он восхищается им и его выдержкой, сказать, что понимает, насколько тяжело ему это далось. Сказать уже залежавшееся «люблю». Никто не запрещал сказать ему это сейчас. Но он чувствовал — это сломает Габриэля. А тогда сломается и Сэм. А ему нельзя было останавливаться. Он смог навестить брата еще через неделю. Он обнимал его, и облегчение накатывало с головой. Ведь он смог даже это. Без магии и без волшебства, а сам. Он говорил с Дином, рассказывал, как у него идут дела, и Дин искренне радовался за него. Сэм понял, что если выкарабкается, то обратно уже не упадет. В прошлый раз вместе с ударами Габриэля его настигло какое-то забвение, отгородившее прошлое от настоящего, а теперь он помнил. Но учился справляться с этим. С кровью, горящей плотью, своим удовольствием от криков умирающих, своей услужливостью перед Азазелем, сексом с Руби, благодатью, переливавшейся между его грязных от крови пальцев. Он справлялся. Еще через неделю одним ранним утром Сэм встал, ополоснулся холодной водой, избавляясь от остатков ужаса на изнанке век, сходил в туалет, побрился, принял душ и закинул в машинку свои грязные вещи. На кухне он навалил в тарелку снеков, налил в кружку сок, помедлив, добавил еще пару бананов и унес все это к компьютеру. Следующие несколько часов он, периодически отвлекаясь на новостную сводку, прорабатывал темы по школьным предметам с упором на гуманитарные. Промелькнула сладко-предвкушающая мысль, что такими темпами он может сдать экзамен за старшую школу уже через месяц-другой. К обеду он выдохся и, откинувшись на спинку стула, позвал Габриэля. — Гейб! Я все, засчитывай. — Не понимаю, каким местом ты учишь математику, если сбился со счета еще на восьмом десятке. Дети и то до ста считать умеют, — Габриэль, зайдя в комнату, остановившись за шаг до Сэма. — В смысле? — Сэм непонимающе посмотрел на улыбающегося Габриэля. — Сотка прошла еще два дня назад. Но, честное слово, я больше ни минуты не собираюсь ждать, когда до тебя наконец дойдет. — То есть… все? — Сэм хлопал глазами, пытаясь решить, что он по этому поводу думает. Тут он спохватился. — Но я же так и не выполнил последний пункт! — Какой? — склонил на бок голову Габриэль. — Сон. — Это не важно. Пошли. Гейб взял его за руку — не насильно, а нежно, скорей предлагая идти за собой, чем заставляя. Сэм, следуя за его улыбкой, как сомнамбула, залез следом за ним на заправленную постель. Габриэль, впервые за много недель, обнял его, прижался к нему всем телом, и покрыл поцелуями шею и лицо — без всякого подтекста. — Ты такой молодец, малыш. Ты самый сильный, такой умный, такой старательный. Я восхищаюсь каждой клеточкой твоего тела. Готов отплатить тебе за каждую секунду времени, в которую тебе пришлось справляться самому. Что ты хочешь, малыш? Прямо сейчас? — Ничего не хочу, — всхлипнул Сэм, обмякая от голоса, наполненного заботой. Пусть к нему и обращались, как к ребенку, ему это было сейчас так нужно! Он и чувствовал себя ребенком, который наконец-то вырос. — Не уходи больше. — Никогда. Сэм плакал и плакал, и ему было стыдно, но ему не было бы так стыдно, если бы он знал, что еще долгие, долгие годы он не прольет ни одной слезы. Ни когда вечером проснется сам, осознав, что кошмар так и не пришел, ни когда они вчетвером снова соберутся вместе в доме старого Бобби, празднуя победу Сэма над своим проклятьем, и Сэм вполне успешно вытерпит присутствие Кастиэля, ни когда он поступит в Стэнфорд на юриста, ни когда он впервые выиграет дело, ни когда он ощутит себя старее возраста, на который выглядит Габриэль. Он не будет плакать ни от радости, ни от горя. Он будет жить вместе с тем, кто был смыслом любой его жизни, в каком качестве бы он не ходил под небом. Пока Дина не убьют.

***

Винить себя будут все трое. Сэм — за то, что слишком мало уделял внимания брату. Их интересы и желания после ритуалов настолько разошлись, что они так и не смогли вновь обрести ту близость, какая была раньше. Да и неловко им было из-за общих воспоминаний о тех временах, когда оба они были демонами. В итоге виделись братья редко, намного реже, чем стоило бы. Сэм всегда думал, что еще успеется… Но он ошибся. Прошлое накроет его, и он вынужден будет передать текущие дела помощнице, запираясь в доме и пытаясь справиться со своим адом в одиночку. Кастиэль будет винить себя за то, что слишком расслабился за последние годы, не уследил, не уберег. Он убьет того ангела, что пытал Дина, но пепел крыльев, оставшийся после удара, не утолит его жажды мести. Ханна зря будет уговаривать его одуматься — он перейдет от тактики пассивного сопротивления к наступлению, жестоко пресекая любые появления ангелов Майкла на Земле, загоняя их на небеса, не утруждая себя тем фактом, что демоны благодаря этому будут лезть из Ада с удвоенной скоростью, а дела людей вскоре пойдут под откос. Шквал плохих новостей станет настолько высок, что люди даже начнут массово отписываться от новостных каналов и лент. Габриэль… А что Габриэль? Он будет сидеть на могиле Дина и ругать его на чем свет стоит, потому что впервые в своей жизни потеряет не подопечного, не брата, не сестру, не отца — а друга, не связанного с ним ни кровью, ни благодатью, но от этого не менее важного. Со всем своим жаром он будет проклинать небеса, которые преследуют его, как бы далеко он ни бежал, ударяя заодно по его самым близким — по Кастиэлю и Сэму. А еще он будет ненавидеть их за то, что они снова напомнили ему о смертности людей. Не то чтобы об этом было просто забыть. Но все эти годы он старательно отгонял любые мысли об этом. Не забывая, впрочем, следить за здоровьем Сэма настолько пристально, насколько только тот ему позволял, и проверять знаки на его теле каждую чертову ночь, считывая их подушечками пальцев. Но как бы то ни было, рано или поздно Сэм должен был умереть. Отправиться вслед за братом за закрытые наглухо небесные врата. Габриэль со страхом думал теперь, что будет после. Он не хотел бы впасть в неистовое безумие, как Кастиэль. Но учитывая, что при самой мысли о будущем без Сэма у него мутнело в голове, отвечать он за себя не сможет. Ему хотелось сейчас быть рядом с Сэмом. Чтобы не думать об этом. Но тот просил его не беспокоить, и Габриэль слушался, вот уже который день просиживая на чертовом кладбище и представляя, что вот отныне так и будет. Ни дома, ни Сэма, ни брата, ни друга, ни Бобби, который умер годом раньше. Только странный, хотя и надежный охотник Гарт, который сменил Бобби на посту при Лилит. Один Габриэль, бессмертный и бесполезный, останется здесь навсегда. Ведь правда: Дин положил жизнь на борьбу с монстрами, Сэм — на борьбу с людской несправедливостью, Кастиэль — на борьбу с системой. А он? Один он не имел никакой великой цели. Он всегда хотел… немного счастья, может быть? Спокойствия и чертовой любви с тем единственным существом на Земле, благодаря которому он сделал в своей жизни хоть что-то правильное. Вдали от братьев, которых он любил, но которые доставили ему слишком много боли. В какой-то момент, по сотому разу прокручивая в своей голове эти мысли, Гейб плюнул на всё. Он точно свихнется, если хотя бы еще один день пробудет вдали от Сэма. Дверь дома отворилась громко, так, что Сэм точно должен был узнать, что кто-то пришел. Габриэль ждал сердитого окрика или чего-то такого. Даже отошел в угол, как будто если он займет поменьше места, то Сэм будет благосклонней. Сэм выучился на адвоката, начал правильно питаться и приобрел занудный тон, но не стал от этого белым и пушистым. Габриэлю особенно ярко запомнилось одно из его дел. Это было большое и важное дело, настолько, что Сэм появлялся дома только на несколько часов в сутки. Но всё закончилось провалом — Габриэль, пусть и не следя за его процессом, увидел это по лицу Сэма, как только тот зашел в дом. Но Сэм не собирался жаловаться или плакаться. Он тогда просто бухнул увесистую папку на колени Габриэля и сказал, нет, приказал: «Убей его». Габриэль, помнится, пытался воззвать к его разуму. «Но ведь улик недостаточно, разве нет?». Ответ был вполне четким. «Мне плевать. Я знаю, что это сделал он. Я в свое время был демоном. У него же нет даже такого оправдания. Так что просто сделай это». И Габриэль сделал. Он не выяснял, правильный ли Сэм вынес вердикт. Но Сэм не ошибся, когда поставил на то, что Гейб безоговорочно ему поверит. Потому что Гейб поверил. Сэм был далеко не мягким мальчиком-зайчиком. И Габриэль мог только предполагать, что сотворила с ним смерть брата. Но Сэм не лишился своей человечности. А может, даже наоборот. Выйдя в коридор, он встал, обхватив себя руками. Осунувшийся, с запавшими глазами, он показался вдруг Габриэлю слабым и потерянным. Несмотря на все такой же гигантский рост, такие же сильные руки и седые пряди в волосах. А еще… постаревшим. Габриэль не знал, что сказать, и в итоге Сэм открыл рот первый. Выталкивая слова из горла с таким трудом, как будто снова забыл, как разговаривать, он спросил: — Давай заведем собаку? Если что-то и могло сейчас напомнить Габриэлю, ради чего они проводили ритуал, то только это. — Давай. Позже в приюте они будут долго спорить, выбирая между маленькой лохматой собачкой, черно-белой гладкошерстной и здоровенной псиной размером с Габриэля, и в итоге возьмут всех троих. Сэм впервые за долгие годы не будет занудничать, а сделает вид, что не заметил, как Габриэль влияет на руководителя приюта. Им разрешат забрать всех троих сразу. Габриэль и думать забудет про великий смысл своей жизни. У него появится три маленьких в придачу к самому большому. Когда первая из собак умрет, горе его будет велико, но он смирится с этим и возьмет еще одну. Сэм промолчит, сделав выводы про себя. Сэм начнет по-настоящему стареть. Габриэль начнет это замечать, но будет упорно молчать, не желая в упор признавать очевидное. Сэму придется уйти с работы, перейдя на преподавательскую ставку, и на прощальном вечере Габриэль поймет, насколько многим людям Сэм умудрился помочь. А ведь в университете он с трудом мог взаимодействовать даже с преподавателями, а теперь легко улыбался на столь же неловкие попытки его отблагодарить, умудряясь сглаживать все острые углы. Когда Сэму исполнится восемьдесят семь, ему придется уйти и из преподавания тоже, уступая дорогу молодым. Вскоре, впервые за долгие годы, их навестит Кастиэль. — Здравствуй, Сэм, — он узнает Сэма в крепком старике, но если бы и не узнал, то захлопнуть дверь перед его носом после стольких лет мог только Сэм, который после смерти Дина не хотел даже слышать о нем. Слишком многое изменилось на Земле от непродуманных действий Кастиэля. Но и Кастиэль не был бы Кастиэлем, если бы все равно не зашел в дом, прорвавшись мимо Сэма. — Я проиграл, Гейб. Удивительно, но все еще существовали пасеки, не отличимые от пасек прошлого столетия. И пчелы совсем не поменялись на вид. Впрочем, они тут сидели не из-за пчел, а из-за того, что Сэм из дома их всё-таки выгнал. — Что ты имеешь в виду? — Габриэль, который неустанно приобщался к человеческой культуре — пусть и довольно избирательно — подумал, что сейчас Кастиэль должен достать несуществующую трубку изо рта и сказать: «Элементарно, мой дорогой Ватсон». Конечно, Кастиэль этого не сказал. — Я потратил кучу лет на борьбу с ветряными мельницами, — Дин навсегда вложил человеческие метафоры в уста своего ангела. — Я ничем не помогаю своими действиями. Ангелы умирают. Медленно, но верно, один за другим. Люди мрут пачками, и сейчас мне очень стыдно, что я не принимал это в расчет. Но Дин бы принял. И ради чего тогда всё это? — Они все еще не нашли Лилит, — напомнил ему Габриэль. Потому что так и было. Дина пытали перед смертью, пытаясь выведать, где она, но ангел обладал слишком слабой фантазией для сильнейшего охотника, овеянного защитой боевого серафима и испытавшего пытки Ада. Поэтому Майкл остался ни с чем. — Я могу бороться еще сто лет. Или двести. Триста — максимум. Но моих ангелов меньше, чем ангелов Майкла. Рано или поздно все закончится, просто без нас, Гейб. — Это даёт лишнее время. Нам, им, — Гейб кивнул на маму с дочкой, деловито осматривавшим ульи. — Если это только ради перерыва, то наслаждайся им, Габриэль. А я больше не могу. Мой отпуск закончился после смерти Дина. Кастиэль встал с травы. — Мой тоже скоро закончится, — впервые признал Гейб вслух. Кас внимательно посмотрел на него. — И что ты тогда будешь делать? Кас ушел, так и не получив ответа.