сгоревшие крылья

Босиком по стеклу, в негляже, в никуда, в пустоту. У Намджуна состояние — уныние, и пустая пачка сигарет в кармане брюк. Как-то не очень прозаично. Так иногда бывает. Пусто, беысходно, серо, тускло, никак. У Намджуна так бывает, правда бывает, иногда, каждый день, каждое утро, обед, вечер, ночь. Всегда в общем. Задумываться о смысле жизни — это да, это в стиле Намджуна. Иногда ему кажется, что на большее он не способен. Просто не способен. Тяжело оставаться живым и работоспособным, когда каждое утро тебя сжирает слишком ярко выраженное желание сдохнуть. Лезть в петлю как-то слишком просто и не интересно. Намджун уже живёт, потому что не может умереть. Просто не может. Или просто слишком слаб, чтобы набрать ванну воды и вскрыть вены, когда его убогое тело нашли бы, вопрос времени. Но Намджун не горит желанием баловаться с колюще-режущими. И он пишет, пишет, пишет, о том, что творится у него в голове, о том вихре мыслей, что не стихает ни на секунду, о том, что давит, мешает дышать. Намджун погружён в себя настолько, что наверное уже и забывает о том, что существует ещё огромный мир, в котором он лишь звездная пыль. Звучит красиво, а на деле — не очень. Намджун наблюдает за людьми через огромное окно кофейни, уже выпивая третью чашку крепкого кофе, параллельно читая очередную заумную книгу, которую адекватно мыслящий человек просто не осилил бы. Адекватным себя Намджун никогда не считал. Он уныло смотрит на кисти собственных рук, подмечая, что чернила ручки отпечатались на ребре ладони. Дурацкая привычка никогда не замечать этого. Как и не замечать того, как же сильно давят стены в родной квартире. Намджуну двадцать два. Всего двадцать два, но в душе уже все шестьдесят два. Миленько. Череда серых дней не прекращается, ровно до того момента пока в его жизни не появляется пятно. Ярко-рыжее пятно, точнее кнопа ярко-рыжих, окрашенных волос. Намджун поначалу не обращает внимания, но… эти рыжие волосы… он постоянно их видит на пару рядов впереди, на парах. Он видит их в кофейне, в библиотеке и даже на улице. Это не даёт покоя, начинает раздражать. Первое время Намджун думает, что на нервной почве уже мерещится всякое, и один раз он решает проверить. В коридоре он идёт за этим кем-то с бесящими рыжими волосами, а после догоняет. Хватает за запястье, и беспардонно поворачивает к себе лицом. И… замирает. На него снизу вверх смотрит это рыжее нечто, хлопает длиннющими ресницами и смотрит огромными чёрными глазами. То, что это парень, до Намджуна доходит далеко не сразу. Просто у него такие тонкие запястья… а ещё тонкие губы раскрывающиеся в немом вопросе. Намджун не знает, что с ним не так. Он пялится на него, как баран, и вообще не вникает в то, как это выглядит со стороны. У парня напротив слишком тонкие черты лица, слишком тонкие руки, и сам он сли-и-шком то-о-онкий. Намджуна кроет, у него будто переустановка механизмов и внутри будто все встало на место. — Т-ты… — у Намджуна язык заплетается, и вообще он не знает что говорить. Тёмные глаза смотрят на него с испугом, — ты будешь моей музой? И Намджун вообще не знает, почему сказал именно это, просто… Просто в него будто жизнь вдохнули, и это впервые за годы. Он ожидает любой реакции, любых слов, ругательств, и даже рукоприкладства, но вместо этого всего слышит: — Я очень надеюсь, что ты не художник с больным воображением, для которого мне придется позировать голым. Мир Намджуна наполняется красками.