сгоревшие крылья

У Чонгука меж губ зажата ментоловая сигарета, а в глазах черти пляшут. Он ничего не предпринимает, просто смотрит своими глазищами в самую душу и, кажется, видит насквозь. Сокджину от этого не по себе, и вообще некомфортно. На Чонгуке безразмерная футболка с глубоким вырезом, который оголяет ключицы и немного загорелую кожу шеи. Сокджин тяжело сглатывает и пытается держать себя в руках, получается так себе, потому что Чонгук словно специально издевается, провоцирует, и выходит у него это блестяще. — Хен, ты сводишь меня в кино? — у донсена губы расплываются в сладкой улыбке, а сигарета по-прежнему в зубах. От него пахнет клубникой и дешёвым кофе. — Чонгук, хватит курить в общественном месте, ты ещё несовершеннолетний, — Джин делает попытку отобрать у мальчишки сигарету, но тот в последний момент уворачивается и звонко смеется. Сокджину очень тяжело с ним, особенно в такие моменты.

***

После школы Чонгук идет домой к Сокджину. Старший ему открывает, просто потому, что не в силах отказать, но только стоит двери закрыться за Чонгуком, как он тут же кидается на шею старшему, жмется к нему вплотную и дышит в полные, приоткрытые губы. Сокджин даже не дышит, чувствуя, как лицо обдает горячим, и сердце бьется быстро-быстро. От Чонгука как всегда пахнет клубникой и леденцами, вперемешку с ментоловыми сигаретами, и ещё он непозволительно близко. Так, что Джин может чувствовать не только его горячее дыхание, но и биение сердца, что грозится поломать хрупкие ребра. — Поцелуй меня, — громким, немного хрипловатым шепотом почти умоляет Чонгук. Глаза у него слишком темные, а губы непозволительно близко. Сокджину кажется, что он на самой грани, потому что все как бы понятно, и вполне взаимно, но… Чонгуку всего четырнадцать, Сокджину двадцать, Чонгуку на это глубоко насрать, Джину не совсем. — Нет, Чонгук-а, нельзя, — Сокджин убирает с себя руки, держит за хрупкие запястья, в груди что-то болезненно колит из-за упущенной возможности. — Н-но хен, я же люблю тебя, и ты меня любишь… — Чонгук мило дует губы, а в чёрных глазах плещется обида, он ведь так давно этого хотел, и хен тоже этого хочет, Чонгук уверен. — Дело не в этом, Чонгук-а, — Сокджин видит, что он совсем ребёнок и, видимо, совершенно ничего не понимает, но… — просто когда ты рядом, я не могу держать себя в руках и… На самом деле очень трудно пояснять такие простые истины четырнадцатилетнему подростку, который просто не замечает некоторых невероятно важных деталей. — Ты ещё совсем ребенок, и я… Чувствую себя чертовым извращенцем и педофилом, в свои двадцать — Хен, это же все не важно, — Чонгук улыбается мягко, будто боясь спугнуть. Он обнимает старшего за шею, и целует в уголок губ, — мы ведь никому не расскажем об этом, так чего ты боишься? Сокджина каждый раз убивала эта наивная и слепая смелость, но ему хотелось бы довериться хотя бы раз, потому что… — И то верно, — Сокджин решается.