сгоревшие крылья

Юнги с кислой миной перебинтовывает костяшки Хосока; белый, тонкий бинт мгновенно впитывает кровь насыщенного багрового оттенка. Это до одури глупо, нелепо и уже совсем не смешно, серьёзно. — Хосок, ты дебил, — констатирует и так общеизвестный факт, с самым пофигистичным выражением лица. Хоуп согласно, несколько вяло и грустно кивает, соглашаясь. Лицо у него мокрое от слез, щеки покраснели, что ярко выражалось на белоснежной коже. Вокруг осколки разбитого Хосоком зеркала и куча крови. Наверное, Хоби нереально повезло, что за агрессивным разбиванием зеркал в танцевальном зале, голыми руками его застукал именно Юнги, который по своей натуре был бодрым только после полуночи. Другие осудили бы Хосока или накричали, не поняли бы. Но хён понимает, поэтому молчит. Он понимает, что Хосоку сейчас тяжело, на него сильно давят, он недостаточно популярен, незаметен, он вынужден вкалывать больше остальных, совершенствоваться в рэпе, попутно улучшая свои танцевальные навыки, но без толку, это все равно, что пытаться разбить бетонную стену собственной головой, разобьешь только свою черепную коробку, стена будет же нетронутой, только твоё мозговое вещество будет её украшать. В душе Шуге обидно за донсэна, но виду он не покажет. Он готов даже заплатить за испорченные зеркала и убрать все вместо Хосока. Не потому, что Юнги такой добрый или великодушный, просто он обязан перед Хоби, сильно обязан. Когда Мину было плохо, рядом был Хосок со своей дурацкой солнечной улыбкой и, наверное, становилось как-то легче, Хосок сам вызвался научить танцевать кривоногого в этом деле Юнги, именно он сунул в руки старшему мороженку, когда тот после не самой приятной встречи с реперами из андеграунда, сидел на ступеньках в парке, тихо проклиная все на свете, потому что слова, которые бросили в лицо Юнги его бывшие друзья, резали без ножа, больно и глубоко, на душе тогда было гадко и Шуга серьёзно едва все не бросил. Хосок тогда потрепал мелкого хёна по, на тот момент еще естественным, чёрным волосам и сказал просто не париться и улыбнулся так ярко, что Юнги не удержался и улыбнулся в ответ. Хотя потом, по словам Тэхёна, Хосок долго лежал на своей кровати и, уткнувшись лицом в подушку, тихо всхлипывал. Джей-Хоуп отдавал другим свою радость и своё тепло, потому и страдал. В душе ему было холодно и одиноко, но никто не мог ему помочь, потому что он никогда не показывает свою слабость, пряча в глубине своей души, а когда эта боль переливается через край чаши, Хосок срывается на первом, что попадёт под руку. Юнги думает, что это глупо и нелепо. Они все одна семья и, несмотря на частые недопонимания и ссоры, они все равно как-бы помогают друг другу, поддерживают и, в каком-то смысле, оберегают. Юнги был отстранен от остальных ребят, потому что он все ещё боялся предательства и удара в спину. Но он никогда не скрывает, когда ему плохо, конечно он держит в себе, терпит до последнего, но все равно он пересилит себя и пойдёт к Намджуну, выскажет ему все и возможно попросит совета, когда уже совсем невмоготу. И правда становится как-то легче и спокойнее, хотя бы от осознания того, что его может кто-то понять, поддержать, утешить. Юнги хотел помочь Хосоку, но тот принимал это за жалость, и избегал какой-либо поддержки, хоть и больше всего на свете в этом нуждался. У Хоупа красивые руки, тонкие, бледные запястья и разбитые костяшки. Он выглядит слабым, болезненным и хрупким, улыбка на его лице вроде как искренняя, но Юнги видел фальшь. — Хён… — Я никому не скажу, — перебивает его Мин, смиряя грустным взглядом. — Можешь, конечно, ничего не объяснять, но если продолжишь делать вид, что все хорошо, сам же пострадаешь. Хосок молчит и смотрит на осколки зеркал, в душе его гадко, пусто и холодно. Он упускает момент, когда Юнги обвивает руками за шею и притягивает к себе, утыкаясь холодным носом куда-то в ключицу. Хоуп замирает, не зная, как реагировать и что думать. — Если тебе плохо, просто скажи, — шумно шепчет Юнги, опаляя чувствительную кожу горячим дыханием, — не держи в себе, не мучайся. — Хён, — Хосоку обидно до соплей и он обнимает старшего за талию, снова слышно всхлипывая, руки противно жгло, и костяшки сильно чесались, но было легче, намного легче.