Королева в каждом дюйме

В тишине студии лязг ножниц звучал как-то особенно угрожающе. Клац-клац-клац — и прядь волос падает на пол. Клац-клац-клац — и еще одна летит на отполированные до блеска плитки. Виктория смотрела на свое отражение в зеркале с легким ужасом и затаенным восхищением. За все свои восемнадцать лет она никогда не стригла волосы по-настоящему — только обрезала кончики. Мама считала, что тяжелая, густая копна длинных волос — это главное украшение девушки, и всю жизнь сокрушалась, что ей такого подарка судьбы не досталось. И каждый раз, когда Виктория пробовала заикнуться о другой прическе, или показать модную стрижку из глянцевого журнала — ее тут же встречал возмущенный взгляд серых глаз. Но сейчас — сейчас мамы рядом нет. И можно наконец исполнить детскую мечту. Виктория зашла в парикмахерскую студию почти спонтанно — она планировала погулять в парке перед тем, как ехать на работу, но заметила разноцветную вывеску на углу — и зашла почти не задумываясь. Ранним утром в салоне было почти пусто — наверное, мало кто задумывается о смене имиджа в девять утра. Стилист — мальчик, чуть старше самой Виктории, с ярко-красными волосами и густо подведенными черной подводкой глазами, смотрел на нее почти с ужасом и переспрашивал, кажется, раз десять: вы точно хотите их отрезать, мисс? Столько? Как — еще больше? Да вы с ума сошли! У меня рука не поднимется! Но Виктория была непреклонна. Глядя на себя в зеркало, она чувствовала себя немного принцессой Анной из «Римских каникул» — впрочем, на столь радикальную смену имиджа ей смелости не хватило. Когда она была маленькой, «Римские каникулы» были самым любимым фильмом на свете. Виктория пересматривала его раз двадцать, могла закончить смотреть — и тут же включить фильм заново, чтобы еще раз посмотреть на несравненную Одри и не менее великолепного Грегори Пека. Папа тогда смотрел фильмы с ней — он любил старое кино — и эти минуты, когда можно было свернуться калачиком на мягком диване, прижаться щекой к папиному плечу и молча смотреть, были лучшими за все детство. Когда папа умер, «Римские каникулы» с Викторией смотрела мама, но она легко отвлекалась на приготовление обеда или разговоры по телефону. Потом появился Джон — и он вовсе не смотрел черно-белых фильмов и не любил Одри Хепберн. В глубине души Виктории казалось, что именно поэтому Джон ее всегда раздражал. К двенадцати годам Грегори Пек из просто любимого актера превратился в идеального мужчину — Виктория грезила им и, в то время, как одноклассницы вешали в комнатах плакаты с Брэдом Питтом или Джонни Деппом, она печатала в фотомастерской фотографии Грегори и приклеивала над кроватью — ей нравилось смотреть на него сразу после пробуждения. Грустно, что сегодня такие мужчины — идеальные и восхитительные, немного нуаровые — просто перестали существовать. Как класс. — Ну вот, — грустно сообщил мальчик-парикмахер, еще проводя щеткой по волосам Виктории, — ваша новая стрижка готова. Хотя если вас интересует мое мнение, мисс, длинные волосы вам невероятно шли. Но Виктория его не слушала. Из зеркала на нее смотрела какая-то другая Виктория — похожая, но совершенно иная. У этой Виктории волосы были куда короче, а еще была челка, и глаза почему-то казались больше, и почти сияли, и вся она была взрослая, яркая, утонченная — настоящая леди, настоящая жительница Лондона, а не какая-нибудь провинциальная девчонка. — Идеально, — выдохнула эта новая Виктория, — сколько с меня? Когда она вышла на улицу, ей казалось, что все проходящие мимо мужчины смотрят на нее. *** Рассказывать матери о стрижке Виктория не собиралась. Впрочем, она о многом не могла бы рассказать. Например, о том, что жизнь в одной квартире с Альбертом и Эрнестом не так чинно прилична, как мама, наверное, думала. Эрнест имел ужасную привычку ходить по дому в одних трусах, особенно по утрам, и если первые пару дней Виктория нервно вздрагивала и отворачивалась, то потом привыкла и невозмутимо предлагала брату кофе или завтрак — с момента ее появления в квартире приготовление еды с утра легло на хрупкие женские плечи. Как оказалось, Альберт вполне мог сожрать кусок позавчерашнего хлеба, не отрываясь от интересной книги, а Эрнест просто ленился готовить и зачастую завтракал только кофе, который покупал в ближайшей к доме кофейне, спеша по своим таинственным, но невероятно важным делам. Еще Виктория не стала бы упоминать о всех женщинах Эрнеста, которые менялись с умопомрачительной периодичностью. Впрочем, если верить Альберту, в последнее время братец успокоился и приводил в основном лишь одну блондинку — и с ней он не только уединялся в комнате, но по вечерам даже сидел на кухне, участвуя в общих разговорах. Это очень быстро вошло в привычку — собираться вечером вместе. Пока Виктория готовила ужин — или просто разогревала принесенную Альбертом пиццу — братья варили глинтвейн, болтали о ерунде, шутили, стараясь делать это максимально прилично, и иногда рассказывали о студенческой жизни. До начала учебы оставалась еще неделя — но Виктории уже не терпелось приехать в университет, столько интересного она узнала во время вечерних бесед. Так же, она не знала, стоит ли рассказывать о своей работе. Мама планировала присылать Виктории деньги, и вряд ли она обрадовалась бы, узнав, что ее единственная дочь устроилась — о ужас! — бариста в Старбакс. По мнению мамы, все модные кофейни были исчадием ада, туда заходили слишком разные люди, и кто знает, как они могли повлиять на неокрепший разум неопытной девочки. Но в этом вопросе Виктория была абсолютно согласна с Эрнестом. — Тебе стоит заняться чем-то, — сказал брат во время одного из вечерних разговоров, — ты быстро заскучаешь, если будешь заниматься только учебой, я тебя знаю. В Старбаксе обычно работают неплохие ребята. Да и кофе ты любишь. И свои собственные деньги никогда не будут лишними. Ты же не у нас просить собралась, верно? Имей в виду, на косметику я, так и быть, тебе еще подкину, может быть даже на мини-юбки, но если на книги — это только к Альберту. Но просить у братьев деньги Виктория, конечно, не собиралась — еще чего не хватало! Тем более, что ей ужасно нравилось чувствовать себя взрослой. Проходить через парк, покупая себе кофе в картонном стаканчике со смешным логотипом, спускаться в метро, слушать музыку в плеере, а потом приходить на работу. На работу — как упоительно и по-взрослому это звучало. *** — Латте гранде с малиновым сиропом, для Элис… Очень вкусный, кстати, я сама его люблю. Заказывайте дальше, пожалуйста. В первые дни работы Виктории наперебой твердили, что принимать заказы — самая сложная часть работы, готовить кофе куда приятнее и спокойнее. Однако, как оказалось, ей нравилось все — в том числе и общаться с посетителями, мило улыбаться и запоминать тех, кто приходил постоянно. Чаще всего заходили студенты старших курсов, у которых даже в августе не прекращались какие-то проекты, работы и конференции. Они брали побольше разного кофе с собой, чтобы хватало на всех, иногда сидели в дальнем углу кофейни и что-то обсуждали, размахивая руками и хохоча. Виктория посматривала на них украдкой, немного завидовала и одновременно с этим предвкушала жизнь, которая начнется у нее вместе с учебой. Периодически заходили сотрудники из ближайших бизнес-центров, иногда за порцией эспрессо, озабоченные и при этом все равно веселые, забегали ребята из офиса BBC неподалеку. Однажды — Виктория бы не поверила, если бы сама в тот день не готовила кофе — заходил мистер Моффат, и Джейн, принимавшая у него заказ, несколько секунд не могла и слова сказать. Она была одной из сумасшедших фанаток «Шерлока» и даже попросила автограф — Моффат рассеянно расписался на ближайшей салфетке, дежурно улыбнулся и ушел, а Джейн весь день ходила счастливая и сияющая. Она тогда даже не поверила, что Виктория не смотрела «Шерлока». Пришлось потратить весь вечер на просмотр первого сезона, но оно того стоило. — Колд брю, пожалуйста. Мне просто необходимо проснуться. — Прекрасный выбор, — согласилась Виктория, не поднимая взгляда от кассы, — как вас зовут? — Уилл. Только тогда она вскинула глаза — и даже замерла на мгновение. Пожалуй, это было даже круче, чем мистер Моффат. Она успела уже тысячу раз забыть про таинственного и галантного незнакомца из метро, а он тут как тут — озабоченный чем-то, невыспавшийся и серьезный. Он, кажется, тоже только сейчас ее узнал. — О! Девушка с драгоценностями Королевы! Рад снова вас встретить. — Я же говорила, что там только книги. Оплачиваете картой или наличными? — Картой. О, у вас и имя королевское. Вик-то-ри-я, — он произнес его по слогам, будто пробуя слово на вкус, — вам подходит. Пока он доставал кошелек и банковскую карточку, Виктория обратила внимание на его руки — на безымянном пальце был светлый след от обручального кольца. Заметив ее взгляд, он торопливо убрал руку, и Виктория покраснела. — Извините, я… — Ничего страшного, вы же ничего не сделали. Просто я недавно… — Развелись? Я все понимаю, простите. Не нужно объяснять. — Нет-нет, я просто… А, неважно. Он криво улыбнулся, будто желая загладить неловкость, но Виктория почувствовала, что он весь напрягся и мгновенно замкнулся. Ей вдруг стало обидно, но с другой стороны — с чего бы он стал с ней откровенничать. — Ваш заказ принят, можете забрать его в конце стойки. Хорошего вам дня. — Вам тоже, — он наконец улыбнулся нормально, и от сердца немного отлегло. Принимая следующие заказы, Виктория наблюдала за ним краем глаза. Как он стоял у стойки, потом достал смартфон, позвонил кому-то, пару минут болтал, сосредоточенно что-то объясняя. Ей доставляло какое-то непонятное удовольствие просто смотреть на него. А еще она злилась — потому что ей нравилось смотреть на него. *** Она закрывала смену вечером, когда за окнами было уже совсем темно. После вечерних смен Викторию обычно встречали братья. Они оба — пусть Эрнест и старался этого не показывать — очень нервничали, когда она гуляла одна по вечернему Лондону. Альберт просто прочитал ей целую лекцию о том, что юной девушке не пристало ходить одной через ночной парк, будь это хоть самый спокойный район Лондона, а ведь это даже не он. Впрочем, половину лекции Виктория пропустила мимо ушей — Альберт говорил прямо, как мама, а Виктория привыкла отвлекаться на что-то более интересное, чтобы не сойти с ума от частых нравоучений. Что до Эрнеста, то он, как обычно, отшучивался, но все равно исправно встречал сестру, чтобы ей не приходилось ехать одной. — Я принес тебе чай, — радостно сообщил Эрнест, когда Виктория вышла из кофейни, на ходу застегивая куртку, — я хотел принести кофе, но потом подумал, что учитывая твою работу, ты выльешь его на меня, и я перестану быть столь красив. — Тебе не кажется, что мужчина не должен столько думать о своей внешности? — спокойно уточнил Альберт, обнимая сестру. Эрнест бы, наверное, тоже ее обнял, но сегодня его сопровождала «пр-р-рекрасная белокурая Николь», как он представил ее Виктории, когда привел в первый раз, и, пожалуй, только воздушная бомбардировка могла заставить его убрать руку с талии девушки. — Я не думаю о ней много, — с напускным кокетством заметил Эрнест, — просто кофейный цвет не сочетается с цветом моих глаз. Не сегодня. Николь захихикала. Насколько Виктория знала, она тоже училась в университете, но было совершенно непонятно, как она умудрилась туда поступить. — Знаешь, кто ты? — фыркнула она, забирая чай. — Кто? — очень заинтересовался Эрнест. — You can play brand new to all the other chicks out here but I know what you are, what you are, baby…* — напела Виктория. Эрнест захохотал так оглушительно, что на них начали оборачиваться прохожие. — Кстати, почему ты не сказала нам, что планируешь сменить стрижку? — нахмурился Альберт, — твоя мама в курсе? — Если бы она была в курсе, ее бы уже инфаркт хватил. Мне идет? — Безумно идет, — сообщил Эрнест, — ты меняешься, сестренка. Еще пара недель в нашем обществе — и ты начнешь носить мини-юбки. — Только не носи их в университет, — вмешалась Николь, — по крайней мере, не на все пары. Я однажды пришла в кружевном платье, там наш Лорд М. отправил меня переодеваться, представляешь? — Ну, так ты с ума сошла, — уточнил Эрнест, — кто же приходил на занятия к Лорду в кружевном. — А Лорд М. — это?.. — подняла брови Виктория. — Уильям Лэм, правая рука нашего декана, — объяснил Альберт, — говорят, его сделают деканом в ближайший год, но он не хочет. Он известный политолог, не хочет отказываться от карьеры ради университетских бумажек. — Тогда почему он Лорд? — О, это прекрасная история, — заржал Эрнест, — говорят, когда он только пришел в университет, по нему сохла вся женская часть университета и кое-кто из мужской — впрочем, это не поменялось до сих пор. В общем, они умудрились где-то достать его личное дело и обнаружили, что он не просто мистер Лэм, а еще и виконт Мельбурн — жутко старый титул, достался еще от предков. В общем, теперь наши девочки любят его втройне. И мечтают, чтобы он их тр… хмм… — Эрнест виновато покосился на Викторию, — красиво обесчестил на преподавательском столе. — Правда, — добавил Альберт, — некоторые перестали его соблазнять, когда узнали, что он женат. — А он женат? — удивился Эрнест, — по нему вроде непохоже… У него же такой классический недотр… Ой, прости, Вики. — Он в разводе, — встряла Николь, — давно еще развелся. Ой, там такая красивая история. Говорят, жена ему изменила и ушла, а он ее простил, при разводе почти все свои деньги ей отдал. А потом она умерла, то ли в автокатастрофе, то ли что-то такое… В общем, говорят, что он обручальное кольцо снял только на похоронах, до последнего верил, что она к нему вернется, что она его любит… А тот мужик, к которому она ушла, даже на похороны не пришел. — Так может он тоже умер?** — заржал Эрнест и разрушил всю романтику. — В общем, — подытожила Виктория, допивая остывающий чай, — он у вас жутко занудный и скучный тип. Хотя слегка романтичный. Ей в голове уже представился кто-то вроде Альберта. И с такими же колючими усами.