У них

У Тору внутри – всепоглощающая, бескорыстная любовь. У Тору внутри бездна запрятанной боли, нежеланных воспоминаний и ещё кровящая рана. Тору смотрит на мир через призму чувств, желая поделиться теплом и светом (если держать это в себе – сожжет). Свет её чувств согревает внутренности, вырывается наружу звонким смехом и иногда нежеланными слезами. Мама учила, как жить правильно, как не сдаваться и двигаться вперед. Учила, как помогать людям, быть нужной, но мама не говорила, что любить так больно. Наверное, просто не успела. У Кио в волосах пляшут солнечные лучики, отбрасывая апельсиновые тени, у Кио в голосе звучит сила, звучит «я не нужен тебе» и «нет, Тору, нельзя», но этого он, естественно, не говорит. Тору и так понимает, чувствует чисто интуитивно. Нет, Тору, нельзя. Даже если хочется. У Момиджи голос звенит, а глаза сияют неподдельным счастьем. В них Тору читает «слушай сердце, Тору», а ещё «мне больно, больно, больно», и от последнего хочется плакать. Но Тору смеется и готовит Момиджи завтрак. В его квартире много света и хлама – он любовно называет его воспоминаниями – Тору здесь нравится, возможно, она бы даже хотела остаться здесь навсегда. Тору уходит через двадцать мнут. У Кагуры милые платья и куча плюшевых котов на кровати. Тору утыкается лицом в самого большого – огненно рыжего – и натягивает повыше одеяло. Кагура в тихую курит в окно, наспех натянув милое платье и даже не застегнув его. В барабанном перестуке ее пальцев по подоконнику Тору слышит нежное «дурочка» и более строгое «холодно не только из-за открытого окна». Тору знает, но всё равно сворачивается клубочком и просит его закрыть. Кагура осторожно хлопает сворками, тушит окурок в милой пепельнице и залезает к ней на кровать. Дурочкой она её все же называет вслух. У Хатсухары и Рин в отношениях искры и обжигающая любовь. Иногда они (в основном Рин) ругаются, а иногда – уютно молчат. Тору заправляет огромную кровать и в привычной тишине их дома слышит «ты не сбежишь» и удивительно робкое «мы можем помочь». Тору взбивает подушки и поправляет кофту, одолженную у Исудзу. Тору не просит помощи и даже почти не бежит (на самом деле без «почти не»). У Шигуре вся комната заставлена книгами. Тору протирает пыль, вслушиваясь в стук клавиш и тихое гудение компьютера. Тору слышит «ты играешь с огнем, малышка» и «мне нравится», но на последнее она внимания не обращает. В комнате Шигуре Тору чувствует себя уязвлённой, чувствует себя мышкой перед змеем. Но она никуда не уходит. У Хатори кончается пачка сигарет, а фотография Каны покрылась слоем пыли. Тору смотрит на неё, пока разливает по кружкам чай. В сигаретном дыме она видит «одумайся» и болезненное «не надо». Тору не совсем понимает к чему относится последнее, поэтому отпивает горячий чай и достаёт из третьего ящика прикроватной тумбы пепельницу для Хатори. Она не одумается, слишком упрямая. Или, может, слишком больно. У Аяме в магазине тепло и пахнет чем-то особенным. Мине бегает туда-сюда, подбирая наряды, подшивая костюмы, и тихо напевает под нос. Аяме перешивает какое-то платье, используя Тору, как модель. В тихом шелестении нитки она слышит «Ты обожжёшься, принцесса» и «Ты не одна». Тору смотрит на серебряные волосы и невесомо проводит по ним пальцами. Она не обожжётся, потому что она не одна. Не дадут, удержат. У Хиро запас яда, детская влюбленность и Риса. Он бурчит под боком, переключая каналы. Риса дремлет у Тору на коленях. Тору слушает. В бурчании Хиро больное «тупоголовая проблема» с щепоткой искреннего беспокойства, а в сопении Рисы – «сестрёнка, побереги себя». Тору не может и не хочет. Внутри всё горит, сгорает в пламени чувств. Ей хочется больше ничего не чувствовать. Но ей хочется всё больше любить. Акито откидывается на подушки и прикрывает глаза. Тору вышивает свободную птицу у неё на кимоно. Акито рассказывает про богов, про глупых людей, про грешников. Тору кивает, проворно орудуя иголкой. Она слышит «ты им нужна» и знает, что никуда не уйдёт. У Юки есть Мачи, хороший, хоть и надоедливый друг, и Тору. Он смотрит ей в глаза и видит любовь. Видит бушующий пожар чувств, костёр, к которому они все тянутся. Юки видит в глазах «помоги», но не знает, что делать. Тору сияет так ярко, что глаза слезятся (от яркого света, конечно), а на сердце теплеет. Тору спасала их бесчисленное количество раз. И Юки задаётся вопросом: а кто спасёт её? Кио забирает у Тору корзинку с бельём, смотрит в глаза и говорит всё то, что она слышала и видела, но что никто так и не произнёс вслух. Кио говорит, что Тору дурочка, что так нельзя, что больно, холодно, что сбегать нет смысла, но они ведь рядом, её не обожжет, и о себе тоже надо думать, ведь она нужна им… ему. Тору кивает болванчиком, смотрит чуть испугано. Кио читает в этом взгляде «люблю» и озвучивает. - Люблю же, дурочка. - Но нельзя? Кио кривится в усмешке и притягивает её к себе, обнимая. Тору прижимает к себе рыжего кота и впервые за последний год плачет, туша в себе огонь чувств. У Тору внутри всепоглощающая любовь, которая рвётся наружу, притягивая своим светом людей вокруг. У Тору внутри угольки чувств, воскрешающихся как Феникс. Юки смотрит ей в глаза и видит любовь. Навсегда.