Singular tastes

      На университетской аллее темно, хоть глаз выколи, не работает ни один из стоящих в длинный ряд фонарей, хотя они должны были давно уже включиться — время далеко за десять часов вечера, и на улице темь непроглядная, да такая, что Вон даже спотыкается пару раз о совершенно в темноте не заметный бордюр, на который он то и дело напарывается. Плечо неприятно оттягивает тяжёлый рюкзак с учебниками и толстенными тетрадями, а на второе давит неподъемная не меньше сумка со стареньким ещё ноутбуком, уже давно отжившим своё, но хранимым Воном из чистой жалости и только ради учёбы — на большее тот всё равно не способен. Холодный осенний ветер неприятно забирается под подол лёгкой куртёнки, обжигает кожу и заставляет зубы стучать какой-то слишком уж бодренький ритм. Вон как может кутается в полы сильнее, пытаясь согреться хотя бы так, ловит локтем стремящуюся ударить его под колени слетевшую сумку и вжимает голову в плечи. Больше всего на свете сейчас хочется оказаться дома, в тепле, с чашкой восхитительно горячего бульона в руках и пледом на коленях. Вон вздыхает, вжимает голову в плечи, защищая шею от особенно сильного порыва ветра, и трусцой бежит к автобусной остановке, заприметив подошедший транспорт с нужным ему номером. Опоздать никак нельзя, иначе придётся ждать ещё почти час — в это время интервалы между автобусами непомерно большие, и насмерть, наверное, замёрзнуть можно, пока ждёшь.       Вон запрыгивает на ступеньки, обшаривает карманы в поисках мелочи и наконец покупает билет, проходя затем в салон и садясь в самом его центре, у окна. Под ногами работает обогреватель, — или что это за штука, подающая такой восхитительно горячий воздух? — и Вон наконец начинает согреваться. Покрасневшие и начавшие шелушиться руки приятно покалывает, а холодный настолько, что кажущийся мокрым нос медленно словно бы оттаивает. Вон снимает запотевшие очки и вытирает их внешней стороной об ткань джинсов, внутренней же просто касаясь подолом куртки. Он наконец укладывает тяжёлые вещи рядом с собой и расслабляется на сиденье, вытягивая ноги вперёд и откидывая голову назад. В сон клонит неимоверно — сказывается тяжёлый день и холод, за которым последовало разморившее тело тепло, — и Вон широко зевает, прикрывая рот кулаком и сонно моргая. В голове прокручиваются картины того, как он заходит домой, просит Риза налить ему чего-нибудь горячего, и наконец падает в кровать. Видение настолько хорошее и приятное, что Вон и правда почти засыпает, принимая его за реальность, но резко остановившийся автобус прерывает все мечты. Кровать меняется на не слишком удобное сиденье, а Риз внезапно становится его, Вона, отражением в окне автобуса. Вон вновь зевает и старательно моргает чаще, чтобы на сей раз уж точно не уснуть. Ему вдруг становится интересно, спит ли уже Риз, или вновь сидит допоздна над своим компьютером?..       Риз — его сосед по комнате, его предмет подражания и самая большая влюблённость. Он учится на программиста, и Вон часами, когда не делает собственное домашнее задание, может наблюдать за тем, как бегают его пальцы по клавиатуре, прописывая код, как он хмурит брови, когда что-то не получается, или же как улыбается быстро и словно бы неуверенно, когда программа компилируется и запускается верно. Вон смотрит конечно же украдкой, так, чтобы Риз не заметил, — быстро поднимает взгляд от взятой в руки только для вида книги, оборачивается, чтобы вроде как посмотреть время во время готовки, тихо подходит к столу, чтобы якобы что-то взять, а на деле — только лишь посмотреть на Риза поближе. Он красив и обаятелен до невозможности, — так, по крайней мере, считает сам Вон, и он готов поссориться с любым, кто попробует убедить его в обратном, — даже в простой рубашке и футболке с дурацкой надписью он умудряется выглядеть так же круто, как и богатые студенты их потока в самых дорогих шмотках. Его волосы постоянно растрёпаны, они вьются у шеи и ушей трогательными колечками, спадают на лоб волнистыми прядями, отчего Риз то и дело забавно мотает головой, пытаясь убрать их во время работы. Его ногти постоянно обкусаны, — он грызёт их во время особенно сильного волнения, и Вон даже как-то один раз видит, как Риз сжимает зубами уже кожу, прокусывая и её. В тот день Риз стучит по клавиатуре исключительно средними пальцами.       Риз долговязый, и рядом с ним низкорослый Вон смотрится почти комично. У Риза длинные худые ноги, на которых болтаются, кажется, школьные ещё затёртые джинсы, но всё равно это смотрится так восхитительно, что Вон ещё долго не может отвести взгляд от разноцветных носков на тонких лодыжках, виднеющихся из-под слишком коротких штанин. Риз красивый и умный, он привлекает к себе внимание, он может пройти только благодаря своему обаянию даже туда, куда «обычным» людям вход заказан. Он неловкий и временами нелепый, у него полно забавных привычек, которые вызывают у Вона улыбку, он вечно извиняется непонятно за что и смеётся даже над самыми глупыми его, Вона, шутками. Он замечательный друг, в которого Вон имел несчастье влюбиться по самые уши.       Автобус движется вперёд, чуть подпрыгивая на каждой кочке, и Вон, задумчиво смотря в окно, на каждой такой подпрыгивает вместе с ним, головой только не ударяясь об стекло. Он придерживает одной рукой сумку с ноутбуком, а в пальцах второй крепко сжимает лямки рюкзака, и думает о том, что скажет Ризу, когда вернётся. Тот, наверное, уже давно спит — время слишком уж позднее даже для такого полуночника, как он, да и лечь ему сегодня нужно было намного раньше, чем обычно, — Вон знает, что с утра у него первой парой важная лекция, которую проспать никак нельзя. И поэтому Вон осторожно достаёт из кармана куртки ключи, готовясь выходить, и думает, как же тише открыть немилосердно скрипящую входную дверь и переодеться, поужинать и принять душ так, чтобы не разбудить вдруг уже спящего соседа. Стены в квартирке словно бы картонные, отчётливо слышно чуть ли не каждый звук, но Вону иногда это их качество даже нравится — он любит, готовя завтрак, слушать то, как поёт в душе Риз.       На улице стало будто бы холоднее по сравнению с тем временем, когда Вон только-только выходил из здания университета, а может быть так кажется только потому, что тело за достаточно продолжительную поездку согрелось в тёплом салоне. Вон перехватывает удобнее сумки, сжимает ключи в ладони и быстрым шагом идёт в сторону их с Ризом дома. Лабиринт зданий встречает его полным безветрием и тишиной, бетонная коробка двора, освещённая по углам фонарями, пуста, нет даже собачников, зачастую выгуливающих питомцев в столь позднее время. Вон взбегает по ступенькам, открывает подъездную дверь и поднимается пешком на третий этаж — уже давно своё отживший лифт снова не работает. Дверь получается открыть совершенно бесшумно, и это радует, потому что судя по темноте в квартире — Риз уже и правда давно спит. Вон тихо складывает вещи у порога, быстро, наступая на пятки собственных кроссовок разувается и снимает с себя верхнюю одежду, убирая её затем в шкаф и мимоходом, пока тянется к вешалке, утыкаясь носом в капюшон парки Риза и вдыхая лёгкий запах его шампуня и недорогого парфюма, оставшийся на ткани и мехе оторочки. Вон проходит в свою комнату, попутно раздеваясь и натягивая домашнюю одежду, стараясь при этом особо не шуметь надрывно скрипящими дверцами старого шкафа — закрытая дверь в зал только подтверждает его догадки о том, что Риз уже лёг спать, — после чего идёт на кухню. Он улыбается, видя на столе приготовленную для него тарелку с бульоном, в котором плавают макароны в виде букв. Риз невероятно милый.       Вон счастливо вздыхает, снимает с тарелки пластиковую крышку, призванную сохранять тепло, и откладывает её в сторону, смотря затем на собственные запачканные карандашом руки. Он идёт в ванную, и только на подходе к ней начинает подозревать что-то неладное. Дверь приоткрыта, и из-под неё пробивается луч неяркого света, не замеченного ранее — видимо, включены только те светильники, что над зеркалом, — а в воздухе витает отчётливый аромат геля для душа. Вон, думая, что Риз после тёплой ванны, разморившей его ещё больше, забыл спустить воду и выключить свет, а после так и ушёл спать, касается дверной ручки, приоткрывая створку ещё больше, да так и замирает на пороге, не в силах пошевелиться или сделать хоть какое-то движение.       Риз лежит в воде, на бортике под его головой — небольшая надувная подушка, которую он купил, собираясь в поход со своей группой. Его глаза закрыты, а тело полностью расслабленно, он явно дремлет, убаюканный тихим, едва слышным плеском и горячим теплом. Зеркало подёрнуто матовой дымкой от пара, поднимающегося над водой, и именно на общую высокую температуру в комнате Вон списывает то, как горячо вспыхивают его щёки и как внезапно разливается обжигающий жар где-то в животе. Риз прекрасен: его ноги полусогнуты оттого, что ванная слишком маленькая для него, руки расслабленно покоятся на бортиках, а лицо впервые за многие дни сумасшедшей учёбы полностью расслабленно: хмурая морщинка меж бровей исчезла, а губы, всё время поджатые, чувственно приоткрыты. Влажные волосы спадают на лоб мягкими прядями, словно бы тончайшие шёлковые ленты медленно вьются в воде и обрамляют шею. Вон понимает, что подсматривать за лучшим другом нехорошо, что пялиться на обнажённого и не знающего о его присутствии Риза низко, но ничего не может с собой поделать, — взгляд будто бы сам собой скользит по телу, сокрытому под водой, ласкает каждый сантиметр кожи и останавливается меж ног. Вон поспешно отворачивается, чувствуя, как переворачивается всё внутри и начинает кружиться голова, и собирается было уйти, но в последний миг вновь оборачивается, запоминая Риза таким. Он смотрит долго, пристально, не отрывая взгляд, прочно укрепляя в голове каждую деталь, каждый изгиб тела. Он чувствует себя чёртовым извращенцем, но взгляд отвести никак не может, смотрит, будто зачарованный, и даже пошевелиться не решается. Но всё же он поспешно шарахается за дверь, когда Риз, явно разбуженный прохладным сквозняком, просачивающимся сквозь приоткрытую створку, недовольно хмурится и сжимает пальцы на бортике ванной чуть крепче, готовясь встать. Того, как он открывает глаза и выходит из воды, Вон уже не видит, только слышит шумный всплеск и затем звук вынимаемой пробки. Он сидит на кухне и торопливо, ложка за ложкой, пьёт бульон, молясь, чтобы Риз ничего не заподозрил. Сердце неистово колотится и кажется, что его бой можно услышать просто вот так, перед глазами всё плывёт, — и это не из-за того, что очки немного соскользнули вниз, — а в штанах неожиданно горячо и тесно.       И когда Риз — распаренный, одетый в свою просторную домашнюю майку и мягкие штаны, — заходит на кухню, вытирая волосы висящим на шее полотенцем, и с улыбкой спрашивает почти сонно:       — Надолго же тебя задержали. Давно пришёл? — Вон отвечает, улыбаясь в ответ и надеясь, что румянец на щеках уже исчез:       — Да нет, буквально минуту назад, только раздеться вот успел.       Риз кивает и, пожелав ему приятного аппетита, уходит в свою комнату, судя по шуму, начиная разбирать постель.       Вон откладывает ложку в сторону и на мгновение прикрывает глаза ладонью, не заботясь даже о том, что вот таким вот жестом он только что испачкал очки.       Нос до сих пор щекочет свежий запах геля для душа, а перед глазами стоит картинка обнажённого Риза, уснувшего в воде.       Вону невероятно стыдно, потому что он знает, какой образ будет преследовать его ещё не один день.