Singular tastes

      На горизонте алыми всполохами догорает закат, похожий на огромный небесный пожар, разразившийся посреди вечернего дымчато-серого неба. Языки небесного пламени облизывают тучи, подкрашивают их ватную рыхлость в насыщенные цвета цитрусовых и напитывают яркостью настолько пронзительной, что больно смотреть. Темнеет медленно, синева ночи наступает почему-то со стороны высотной части города, и подсвеченные кровавым окна многоэтажек кажутся чем-то совершенно сюрреалистичным на фоне глубокой графитной синевы.       Крыша тёплая, нагревшаяся за долгий, ещё по-летнему тёплый день, и Риз сидит, облокотившись позади себя на руки и подставив лицо закату. В тёмных очках отражается неон уходящего солнца, и Риз жмурится на яркость, но глаз не отводит, впитывая зрачками её всю до последней капли. Под ладонями шершаво ощущается покрытие крыши, волосы приятно ерошит чуть более прохладный здесь, наверху, ветер, а до ушей едва доносятся звуки города, впавшего в час пик. Муравьи машин копошатся внизу целыми колониями, а людей с такой высоты не видно совсем, — кажется, что их просто не существует, — и лишь разноцветная неясная масса, похожая на слепленный в один ком весь набор пластилина, напоминает о том, что они ещё там, внизу, спешат по своим делам.       Август сидит рядом, и Риз боковым зрением видит, что его лицо также обращено в сторону заката. Они оба молчат, да и не нужно сейчас слов, слишком хорош момент, чтобы прерывать его чем-то столь незначительным. Август настолько близко, что Риз, усаживаясь на достаточно жёсткой поверхности удобнее, несколько раз то и дело задевает его колено своим, вполне ощутимо, скорее всего, пихаясь. Но Август не обращает на это совершенно никакого внимания — будь кто другой на месте Риза, он непременно огрызнулся бы, посмотрел недовольно исподлобья и процедил бы что-то уничижительное, — но сейчас он только вздыхает, качает головой и, поджав губы, кладёт ладонь на колено Риза, словно бы намекая, чтобы тот перестал ёрзать и дёргаться. И когда Риз и правда замирает, найдя то положение, в котором сидеть достаточно удобно, руку Август не убирает, медленно, задумчиво поглаживая чужое бедро пальцами.       Риз поднимает очки наверх, взъерошивая волосы и запутывая дужки в растрёпанных к концу дня прядях за ушами, жмурится на мгновение и растягивается на крыше во весь рост, укладываясь головой на увесистую сумку с учебниками, а ноги совсем чуть-чуть свешивая за пределы невысокой оградки, проходящей по всему периметру. От осознания того, что под ним сейчас многометровая пропасть, у Риза в животе всё переворачивается, а дыхание перехватывает, но он не убирает ног, наоборот, мотает пятками из стороны в сторону, то загораживая кедами садящееся солнце, то вновь позволяя ему слепить себя. Август смотрит за его действиями с лёгкой усмешкой, он по-турецки садится позади Риза, укладывает его голову к себе на колени и расслабленно откидывается назад, опираясь на одну руку, а второй что-то ища в карманах своей куртки. Риз не видит, что именно, но когда до обоняния доносится яркий ягодный запах, он понимает.       Август выпускает густой пар в сторону, вновь затягивается и, улыбаясь, смотрит на Риза, на что тот подозрительно щурится, а затем негодующе кряхтит, когда ароматное облако окутывает уже его лицо. Август же лишь только усмехается, подносит к губам прибор, название которого Риз не знает и знать не хочет, а затем вдруг просит:       — Открой рот, и… не бойся, окей?       Риз подозрительно на него смотрит, но губы всё же размыкает — причин не доверять Августу у него совершенно нет, — а затем, повинуясь ладони Августа, лёгшей на его глаза, прикрывает и веки, ожидая непонятно чего. Он чувствует себя невероятно глупо, лёжа вот так вот, с таким совершенно идиотским выражением лица, но всё же ждёт покорно, гадая, чего же хочет от него Август.       Он слышит, как тот глубоко затягивается, и готовится было вновь задерживать дыхание, чтобы не расчихаться ненароком от слишком близкого приторно-сладкого аромата, но не успевает этого сделать — сладость сначала обволакивает язык, а потом ощущается ягодным вкусом где-то в горле, и Риз от неожиданности даже сглатывает, будто сейчас не пар прокатился по языку, а свежий сок. Он чувствует, как всё ниже и ниже склоняется Август, даже почти видит это, — алый свет за веками становится всё темнее и темнее, пока полностью не превращается в черноту, — а затем чувствует, как тот касается его губ своими, запечатлевая короткий поцелуй.       Риз довольно мычит, улыбается в чужие губы, протягивает руки вверх и обнимает Августа за шею, кончиками пальцев ероша его волосы на затылке и легко массируя кожу. А тот в свою очередь мягко придерживает его за подбородок, поглаживает линию челюсти большим пальцем и также улыбается, всего лишь на мгновение затем отстраняясь, чтобы вновь затянуться почти сиропной сладостью.       Риз слизывает с губ Августа ягодный аромат, вдыхает в очередном поцелуе густой пар и жмурится на лиловое небо.       И его цвет вкупе с ярким запахом, дразнящим обоняние, напоминает ему о парфе.       Август поглаживает Риза по голове и, заглядывая ему в глаза сверху-вниз, отчего тот смешливо фыркает, спрашивает:       — Такая альтернатива сигаретам тебя устраивает?       И Риз на мгновение поджимает губы, но затем всё же улыбается, нащупывая руку Августа и укладывая её себе на грудь.       — М-мхм. Но если я узнаю, что и здесь есть хоть капля табака, я могу и передумать, — вредничает он.       Август закатывает глаза, несильно щипает Риза за нос, а после довольно усмехается и вновь затягивается.       В этот вечер они целуются неприлично много.