Стая

      Метель бушевала с самого утра, застилала глаза, и ледяной ветер колол кожу лица Сансы мелкими острыми льдинками, словно иглами. Она шла справа от Джона, кутаясь в меховой плащ с капюшоном, и бездумно глядела на закрытый саркофаг с телом ее отца, который восемь крепких мужчин медленно несли через двор в крипту. На весть о возвращении останков лорда Эддарда откликнулись многие. Робетт Гловер первым прибыл из Темнолесья со своей семьей, затем леди Лианна Мормонт, тучный лорд Виман Мандерли в окружении вассалов и с двумя внучками. Лорд Сервин с дюжиной всадников. Флинты, Толхарты и Хорнвуды. Все они, закрывая лицо ладонями в подбитых мехом перчатках, медленно выходили из чертога и тянулись следом за процессией. Сир Давос Сиворт, которого Джон назначил своим десницей, в камзоле из плотной коричневой шерсти и сером плаще, лишенном эмблем и вышивок, шел по левую руку от короля. Хоуленд Рид держался прямо за ними. Рыжебородый одичалый Тормунд, на которого лорды все еще поглядывали с пренебрежением, вольные копьеносецы, рыцари, копейщики и оруженосцы держались поодаль. Снегопад был таким густым, что только горящие вдоль всей дороги факелы не давали сбиться с пути. Уже темнело, когда процессия вошла под своды древней усыпальницы Королей Зимы и принялась спускаться вниз по крутой каменной лестнице. Здесь метель не досаждала, и Санса поспешила откинуть капюшон с головы. Волосы Джона были влажными от снега. Он предложил сестре взять его под руку, чтобы та не упала, но Санса отказалась, потупив взор, и в очередной раз устыдилась своих мыслей, которые часто донимали ее по вечерам, лишая сна и покоя.       Минувшей ночью ей снова приснился Джон. Они были одни в темных комнатах, и он целовал ее. Она чувствовала себя беспомощной, и тепло разливалось в ее груди, она боялась открыть глаза... В ее голове роились тревожные мысли о том, что они делают что-то неправильное… запретное. Но она была счастлива. Джон не касался ее, только целовал…нежно. Но как только девушка протянула руки, чтобы обнять его, ее сводный брат исчез, и на его месте возникло мерзко улыбающееся окровавленное лицо Рамси.       - Ты думала, что счастливый конец возможен, женушка? – скрежетал его противный вкрадчивый голос. Рамси шагнул к ней, и девушка попятилась, пытаясь бежать, но тут ее обхватили липкие и холодные ладони мужа, сжимая в тисках так, что становилось трудно дышать.       Санса выскользнула из объятий сна с истошным воплем, отчаянно пытаясь стряхнуть со своего тела несуществующие руки ублюдка Болтона, словно стаю мелких пауков, семенящих скользкими лапками по ее коже. Она еще долго приходила в себя, всхлипывая от омерзения. Все ее сны заканчивались одинаково: Как только ей казалось, что она под защитой, что она любима, и все плохое позади, Рамси возникал из ниоткуда, превращая безмятежность в кошмар. Иногда он перерезал горло Джона на ее глазах, и Санса просыпалась со слезами, крича от отчаянья, а после не могла сомкнуть глаз до самого утра. Иногда его псы настигали ее в темном лесу, а муж шел следом за ними, держа в руке лук, и сердце девушки замирало от ужаса. По утрам служанки смотрели на нее с сочувствием, но ни одна не решалась задавать лишних вопросов. Наверное, они уже привыкли к ночным кошмарам их леди. Мейстер Волкан, порой, давал Сансе снотворное, и тогда она проваливалась в темноту до самого утра, но со временем она начала чувствовать постоянную слабость, и от отваров пришлось отказаться.       Мрачное подземелье крипты освещали факелы, вставленные в гнезда на холодных стенах. Здесь пахло сыростью и землей. Каменные короли зимы провожали их застывшими глазами, как и лютоволки, верно сидящие у их ног. Причудливые тени идущих падали на их лица, отчего те казались живыми. Санса поежилась. Она никогда не любила спускаться сюда, в эту бесконечную холодную тьму, которая когда-нибудь заберет то последнее, что у нее осталось, как забрала матушку, отца, Робба и Рикона. Каменщики совсем недавно изготовили статую ее младшего брата и его лютоволка, но девушка не смогла найти в себе сил взглянуть на нее. Шкуру Лохматика, которую Рамси бросил на пол своих покоев, Джон приказал похоронить вместе с Риконом, и Санса поддержала его в этом решении. Если боги и существуют, Рикону Старку не будет одиноко в их обители.       Последняя мысль заставила Сансу вздрогнуть. Она мимолетно взглянула на Джона, хмурое лицо которого ничем не уступало каменному изваянию, и тени факелов плясали на его коже причудливые танцы. Она слышала шепот всюду, как только приехала в Черный Замок, но отказывалась поначалу верить этим нелепым слухам. Ее сводный брат не мог быть мертв, как не мог и восстать снова, благодаря магии Красной Жрицы, от одного вида которой Сансу бросало в дрожь. Ведь если бы Джона, в самом деле, закололи его же люди, все ее путешествие было бы напрасным… Никто бы не смог защитить ее… Никто бы не вернул ее домой… Она долго не решалась задать вопрос, а когда решилась, то прямой и честный ответ брата едва не остановил ее сердце. Санса до сих пор помнила, как глядела на него широко распахнутыми глазами, наполненными страхом и недоверием. В сказках Старой Нэн мертвецы возвращались к жизни холодными гниющими сущностями с синими, словно сапфиры, глазами. Но Джон вовсе не был похож на такого мертвеца... он все еще был живым, и руки его были теплыми, а глаза… по-прежнему карими. Брат ясно дал понять, что не хочет продолжать говорить об этом, и Санса не стала навязываться. Она не знала, существует ли что-то по ту сторону смерти, да эта мысль и никогда особо не волновала ее. Боль от потери близкого человека никакое знание не заглушит, а веру в каких-либо богов Санса утратила слишком рано…       Коридор тянулся бесконечно. Гробница лорда Эддарда давно ждала своего постояльца, и его статуя возвышалась над ней, изготовленная еще до того, как Винтерфелл попал в руки к врагу. Она стояла по соседству с лордом Рикардом, Брандоном и Лианной. Огромный лютоволк лежал у ног отца, опустив каменные уши. Пустая гробница зияла черной зловещей бездной, но, несмотря на это, вселяла в душу Сансы странное чувство умиротворения и легкой грусти, какую всегда оставляет после себя боль в качестве послевкусия. Крипта тянулась и дальше, ожидая своих постояльцев, и в душе леди Старк все еще теплилась надежда, что когда-нибудь Робб тоже окажется здесь, среди своих предков.       Процессия остановилась, и крепкие жилистые мужчины сперва поставили саркофаг на пол, а после вновь подняли, начав неторопливо опускать его в недра усыпальницы. Санса глядела на это, не моргая, до самого последнего мгновенья, когда гладкая плита закрыла гробницу, навек упокоив под собой ее лорда-отца. Полную тишину крипты нарушал лишь треск огня и скрежет камня о камень. Джон шагнул вперед первым, достав из ножен двуручный меч, по ширине клинка не уступающий Льду. Кузнец выковал его по приказу короля несколькими днями ранее. Джон осторожно опустил его на плиту, вложив рукоять в каменную руку отца, и поднял глаза на изваяние, в точности передавшее облик лорда Эддарда, но не способное снова вдохнуть в него жизнь. Тяжело вздохнув, Санса повернулась к статуе Рикона и едва не обомлела от того, насколько точно скульптор передал повзрослевшее и возмужавшее лицо ее брата, которого она видела так давно…       Когда все закончилось, лорды, шествовавшие следом, двинулись обратно к выходу, и их шаги эхом отдавались от сводов потолков.       Джон все также стоял неподвижно, глядя на меч.       - Ему не заменить собой Льда, но это все же лучше той ржавой железки, которую прислали Ланнистеры, - тихо произнес брат, и было не ясно, к кому он обращается.       - Это добрая сталь, - подбодрила его Санса, встав за спиной короля. Ей хотелось бы знать, что он чувствует сейчас, какие мысли полнятся в его голове… Ей до боли хотелось обнять его или просто взять за руку, но она не смела. Джон обернулся, заставив ее встрепенуться, и только в это мгновенье Санса поняла, что лорд Хоуленд за ее спиной что-то сказал. Рид стоял у изваяния леди Лианны, пристально рассматривая ее.       - …она мечтала вернуться сюда, - со скорбью в голосе произнес Хоуленд. Санса не слышала начала фразы, но сразу поняла, о ком идет речь.       - Вы знали ее? – изумилась девушка. Лорд Эддард никогда не говорил о Харренхолле и о своей погибшей сестре.       - Мы познакомились на турнире в год ложной весны, - с теплой улыбкой пояснил болотный лорд, - Она была мне добрым другом, как и ее братья. Разве Ваш лорд-отец не говорил об этом?       - Нет. Мы слышали только, что Вы были с моим отцом у Башни Радости, - сказала Санса, и Рид, обернувшись, пристально посмотрел на нее печальными глазами, казавшимися черными в полумраке крипты.       - Да, - кивнул он, переведя задумчивый взгляд на Джона. – Мы надеялись найти Лианну живой, но она умерла на руках у Вашего отца. Даже мне до сих пор тяжело говорить о ее смерти.

***

      Великий Чертог был заполнен настолько, что лордам и рыцарям приходилось сидеть на скамьях впритирку. В очаге пылали дрова, на стенах горели факелы, над помостом висели знамена с серым лютоволком, бегущим по снежному полю, и белым, бегущим по серому.       Джона прозвали Белым Волком, и, несмотря на то, что теперь он был королем, он, все еще, являлся бастардом Сноу. Санса видела, что осознание этого до сих пор его тяготит, хотя брат и упорно старался это скрывать.       «Бастард тоже может подняться высоко», - сказал однажды Рамси, и в этом ублюдок Болтон был прав.       - Для меня ты – Старк, - убеждала Джона Санса. – Ты вправе носить знамена отца.       В ответ на это брат лишь улыбнулся, взглянув на нее с нежностью, и сердце Сансы затрепетало, когда он снова поцеловал ее в лоб. Джон стоял на своем, говоря, что бастард должен иметь собственные знамена, и Санса сама вышила для него полотно, на котором лишь поменяла местами цвета ее дома. «Белый на сером».Пока что оно было лишь одно, но вскоре такие полотна затрепещут рядом с серым лютоволком Старков по всему Винтерфеллу.       Ужин был скромным. Овощи, кровяная колбаса, поджаренная на углях, свежий хлеб и пироги с луком и почками. Лорд Виман Мандерли привез несколько бочонков вина, много лет хранящегося в погребах Белой Гавани. Он же привез и музыкантов, которые играли на лютнях и волынках. Певцы пели «Зимнюю розу», когда Санса, Джон, сир Давос и лорд Хоуленд вошли под своды чертога. С появлением короля музыка стихла, но Джон жестом руки велел продолжать. Ни к чему было надевать траур, все слезы давно были выплаканы, и сейчас оставалась лишь радость от того, что останки истинного Хранителя Севера обрели покой в родном замке.       Собаки шныряли меж столов, стараясь ухватить кусок-другой. Призрак мирно лежал у очага, положив морду на передние лапы. Ниже соли сидели простые солдаты, копейщики, латники, но и их ужин был сытным. Вольный Народ держался в стороне. Большинство одичалых покинули Винтерфелл, отправившись после битвы на север, к своим семьям. Джон, будучи лордом-командующим, отдал им большую часть Дара, где те и раскинули свой лагерь. Тормунд Великанья Смерть остался в замке вместе с несколькими копьеносецами и двумя дюжинами молодых мужчин, не пожелавших возвращаться к Стене. Им в чертоге было уготовано место по соседству с благородными лордами, которым не нравилась такая благосклонность короля по отношению к дикарям, но Санса знала, что с Вольным Народом Джон прошел куда больше, чем со многими, сидящими здесь.       Закончив петь «Зимнюю розу», певцы принялись исполнять «Бурый Медведь и Прекрасная дева». Кто-то из лордов стукнул кружкой по столу, крича: «Медведь! Медведь», к нему присоединились и остальные, подпевая певцу и смеясь.       - За лорда Эддарда! – выкрикнул лорд Гловер, когда песня закончилась, подняв в воздух свой кубок. Остальные громко поддержали его: - За возвращение Тихого Волка!       Джон поднялся со своего места и выпил вместе со всеми.       - За Джона Сноу! – перебил общий хор рев Вимана Мандели. – За короля Севера!       - За короля Севера! – грянуло следом.       - За леди Сансу! – громко сказал Джон, оборачиваясь к сидящей рядом сестре. – За леди Винтерфелла. – его голос подхватили еще яростнее, чем прежде.       Кубки звенели, наполняясь вином, и стучали по столам, забрызгивая скатерти. Санса кротко улыбнулась, пригубив вина из собственной чаши. Оно было кислым, но достаточно приятным, и хорошо согревало горло. Лорды сели по местам, принявшись за еду. Музыканты снова заиграли ненавязчивую спокойную мелодию. Но тут Хоуленд Рид, сидящий недалеко от помоста, поднялся, и Санса заметила, как он достал из-за пазухи пергамент, скреплённый печатью.       - Ваше Величество! – голоса и звуки мелодий вмиг стихли, и все взгляды обратились к болотному лорду. Санса напряглась, ощутив легкую дрожь в коленях, глядя, как Хоуленд покидает свое место и шаг за шагом приближается к помосту. Джон снова встал, недоумевающе смотря на него, и Рид протянул ему письмо. Санса затаила дыхание при виде восковой печати с изображением лютоволка.       - Это письмо передал мне лорд Галбарт Гловер, который скончался от лихорадки в Сероводье, - звучным голосом пояснил лорд Хоуленд. По чертогу прокатился ропот, лорд Робетт отставил кубок, приподнявшись со стула. – Перед смертью он сказал, что с ним была леди Мейдж Мормонт, погибшая во время шторма в море, а также то, что король Робб перед тем, как отправиться в Близнецы, послал их ко мне с королевским указом.       Джон, тем временем, развернул пергамент, и Санса заметила, что кадык брата нервно дернулся. Это было письмо от Робба… ее сердце забилось чаще.       Голос Джона звучал приглушенно и хрипло, когда он зачитывал последнюю волю старшего брата, и Сансе казалось, что он сам не до конца верит в написанное:       «…признаю своего единокровного брата Джоном Старком, а также своим единственным наследником и лордом Винтерфелла. Подпись: Король Севера. Робб Старк».       На чертог опустилась гробовая тишина, нарушил которую тонкий детский голос Лианны Мормонт:       - За Джона Старка! За короля Севера и лорда Винтерфелла.       - За Джона Старка! Законного сына лорда Эддарда! – подхватил ее речь лорд Сервин.       - За Джона Старка! - взревел чертог. Джон стоял перед ними, все еще потрясенный, и Санса знала, что даже став королем, брат никогда бы не решился назвать себя этим именем, о котором он мечтал с самого детства. И она, в самом деле, гордилась им, хоть и понимала, что ее положение теперь целиком зависело от него.       Когда все успокоилось, Джон взглянул на нее виновато, словно ожидая ее одобрения, но Санса лишь улыбнулась, легко задев его запястье, и поспешила мягко отстранить руку, как только обветренные пальцы брата легли сверху на ее ладонь.       - Теперь тебе не нужно собственное знамя, - тихо проговорила она, отводя взгляд. – А мне не нужно больше спорить с тобой по этому поводу, – наверное, вино придало ей смелости и позволило расслабиться в его присутствии. Джон засмеялся, и его хриплый смех вызвал искреннюю улыбку и у нее. Музыка заиграла вновь, и Санса, переведя взор на Хоуленда Рида, внезапно задумалась над тем, сколько еще сюрпризов таит в себе этот невысокий загадочный человек. Но одно она знала точно – лорд Хоуленд – всегда был предан их семье, и остается предан по сей день.       Певцы вновь заголосили, на этот раз лиричную «Дорнийскую жену», а потом веселую «Снял король корону – королева – башмачок». Несколько пар вышли в центр чертога, чтобы потанцевать. Обводя взглядом гостей, Санса приметила внучек лорда Вимана Мандерли, одетых в прекрасные платья цвета морской волны, украшенные мирийским кружевом, жемчугом и вышивками герба их дома. У одной волосы были зелеными и заплетенными в тугую косу, вторая же была шатенкой – высокой и худенькой – с бойким взглядом и пухлыми красивыми губами. Про такие обычно говорят, что «они созданы для поцелуев». Сердце Сансы вдруг ёкнуло от понимания того, зачем лорд Виман Мандерли взял с собой двух молодых и незамужних внучек.       - Миледи, позволите? – голос Гловера заставил ее мысли рассеяться. Она не очень хотела танцевать, но один танец могла себе позволить. От лорда Робетта крепко пахло вином. Он говорил едва разборчивые комплименты ее умению, но и сам, несмотря на выпитое, танцевал неплохо. По крайней мере, в Королевской Гавани ей встречались танцоры и похуже. Краем глаза она заметила, что зеленоволосая Вилла Мандерли, тем временем, пригласила Джона, и король согласился. Когда песня закончилась, Санса вернулась на помост, отказав следующим кавалерам, и Джон, очевидно, собирался сделать то же самое, но вдруг рядом с ним оказалась прекрасная Винафрид – старшая внучка лорда Вимана. Ей удалось увлечь его в еще один танец, и Санса видела, как ее брат смеется какой-то очередной шутке темноволосой красавицы, а ее рука как бы невзначай поглаживает его плечо.       Это зрелище далось ей болезненнее, чем она могла предположить, и даже новый кубок вина не заглушал удушающего чувства в груди. Вскоре она ощутила, что выпила слишком много. Ее щеки запылали, а глаза защипали непрошеные слезы.       «Нет! Не здесь! Не смей плакать, дура!» - корила она себя, изо всех сил стараясь взять себя в руки, когда Джон вернулся и занял место рядом с ней. На его щеках тоже вырисовывался румянец от выпитого вина и танцев. Привычная угрюмость, словно исчезла совсем.       - Танцор я некудышный, - сбивчиво дыша, шепнул он Сансе. - Уроки, которые нам давали в детстве, пошли прахом.       - Сир Родрик всегда говорил, что для мужчины важнее умение держать меч, нежели плясать, - как ни в чем не бывало, ответила Санса, но, видимо, что-то в ее голосе привлекло внимание брата, заставив его опять нахмуриться.       - Ты в порядке? – спросил он, осторожно коснувшись ее предплечья.       - Да, - поспешила ответить она, поднимаясь и все еще пряча от него взгляд. – Мне вдруг стало нехорошо. Я думаю, что мне стоит пойти спать. Сегодня был трудный день.       Джон не стал задерживать ее против воли, и Санса вышла через дверь за помостом, предназначающуюся лордам, и поднялась по лестнице в горницу своих покоев. Как только она осталась одна, эмоции захлестнули ее, пролившись горькими слезами. Ей было больно видеть Джона с другой женщиной, и будет еще больнее, когда он всерьез задумается о женитьбе…