Стая

      Миссандея с острова Наат – меднокожая и скромная переводчица королевы Дейенерис – рассказывала Сансе о своей родной стране, откуда работорговцы выкрали ее еще девочкой. Наатийка помнила не много, но леди Винтерфелла не уставала слушать о диковинных ярких цветах, что благоухают круглый год, раскидистых пальмах с такими огромными листьями, что они могут выдержать вес человека, бабочках с пестрыми крыльями, которым нет числа, и спелых плодах.       – Мой народ никогда не воюет, – заверяла девушка, смущенно улыбаясь. – Мы поклоняемся Владыке Гармонии и предпочитаем музыку кровопролитию.       Санса горько улыбалась, думая о том, во что обходится этим мирным невинным людям их миролюбие, ведь всегда находятся те, чья жажда наживы пересиливает голос совести, если тот вообще когда–нибудь звучит. В детстве Санса любила слушать прекрасные песни о доблести, мужестве и вечной любви. На острове Наат тоже пели такие, и в один из вечеров, которые они провели в пути, Миссандея спела одну из них глубоким, сильным и нежным голосом.       Многие женщины пришли послушать чужестранку, и даже мужчины прекратили спорить у огня и повернули к ней головы. Общество переводчицы драконьей королевы напоминало Сансе о тех днях, что она провела в окружении прекрасной и цветущей леди Маргери и ее щебечущих веселых кузин. Маленькая Королева любила волчицу и часто делилась мечтаньями о том, как увезет ее в Хайгарден, вырвав из лап Джоффри, где Санса могла бы выйти за сира Уилласа и жить среди тепла и роз, ездить на соколиную охоту и целыми днями гулять в садах. Глупые летние мечты или всего лишь еще одна попытка ухватиться за ускользающее счастье. Санса понимала, что Тиреллам был нужен Винтерфелл – ее наследство – а не она сама, но тогда ей было безразлично. Она была готова пойти на все, чтобы покинуть Королевскую Гавань и Джоффри… и чтобы ее новый нареченный полюбил ее.       Повозку качнуло на очередной кочке, и мысли леди Винтерфелла от мрачного прошлого вернулись в еще более суровое настоящее. За окнами плыли однообразные холодные пейзажи, усыпанные твердыми зимними снегами, запорошившими даже черными болота Перешейка с их губительными трясинами. Ночи, проведенные в лагере на дороге, казались бесконечными и ледяными. Холод прокрадывался под шубы и шкуры, прорезая кожу, словно нож, и даже тепло десятка костров не было способно унять его. Там, где широкий Королевский Тракт пересекает владения лорда Рида, дорога сужается втрое и совсем нет постоялых дворов и гостиниц, способных предоставить путникам какой–никакой кров. Люди спали вместе с лошадьми и псами или прижимались друг к другу. В первую ночь отряд потерял четверых: древняя старуха, служившая прачкой в Винтерфелле еще при Болтонах, не проснулась туманным утром, двое крестьянских мальчишек покинули насыпь, чтобы набрать свежих дров для своего костра, но так и не вернулись, схваченные коварным болотом; четвертой жертвой стал один из одичалых, укушенный змеей.       Сансу ночью согревал Призрак, но за пару часов до рассвета он уходил, оставляя ее одну. Несмотря на свою злость и обиду, она была благодарна, что Джон отправил своего волка вместе с ней. Зверь воплощал в себе все самое дорогое, что было или осталось в ее жизни. Его мех пах снегом, сырой землей, хвоей и псиной, рядом с ним Санса часто думала о Леди – своей мертвой лютоволчице – и особенно остро скучала по ней. Призрак напоминал и о Джоне – ее брате и короле, и сердце Сансы вновь сжималось в тисках боли. Она старалась не думать о нем и о его словах о королеве, на которую кузен выменял Север и любовь Сансы, но размышления сами лезли в голову, а однообразный путь им способствовал.       Красная Волчица была удивлена, когда брат настоял на том, чтобы оставить Мизинца в Сердце Севера, и не без удовлетворения вспоминала изумленное лицо Бейлиша, но вся эта ситуация беспокоила ее. Если Джон задумал что–то против Мизинца, ему предстоит быть очень осторожным, чтобы суметь переиграть Пересмешника.        Умерших спустили в незастывшую черную воду, в которой утопали близстоящие деревья, хотя многие призывали просто оставить их на дороге.       Речные Земли все еще переживали последствия прошедших войн. От многих постоялых дворов, в которых когда–то давно останавливался отряд короля Роберта, не осталось и следа, от других – лишь припорошенные мелкой снежной крупой обгоревшие руины, где на черных столбах сидели вороны, провожающие беглецов с Севера сверкающими бусинками глаз. Собаки подняли лай, и птицы, недовольно каркая, вспорхнули в небо, хлопая тяжелыми крыльями.       Миссандея снова занимала Сансу интересными историями о Вольных Городах и языках разных народов, когда снаружи раздался крик:       – Всадники! Ланнистеры!       И сразу же после этого крытая повозка леди Винтерфелла резко остановилась, и несколько пуховых подушек повалились с сундуков на пол. На улице послышался шум, возня, фырканье и ржание лошадей. Переглянувшись с наатийкой, Санса поспешила выбраться наружу, посмотреть, что произошло. Оставалось не более двух миль до того места, где Королевский Тракт пересекался с Верхней Дорогой, ведущей в Долину Аррен.       Небольшая деревенька перед Перекрестком выгорела почти целиком, и из пятидесяти дворов с аккуратными домиками в ней осталось не больше двадцати, но гостиница из белого камня стояла нетронутой. Ее увенчанная башенками и трубами крыша виднелась вдалеке.       Люди кругом засуетились, и вся процессия беженцев, которую долгий и тяжелый путь сократил на четверть, медленно остановилась. Санса уже успела привыкнуть к смерти, шествующей за ними по пятам. Каждую ночь кто–то из их отряда замерзал насмерть или умирал от болезней. Из Винтерфелла они взяли с собой совсем мало еды, оставив запасы тем, кто остался оборонять замок, охотники уходили каждое утро, но дичи в лесах почти не осталось.       – Чтоб Иные побрали мерзких львов, – буркнул старый конюх с обветренным лицом, покрытым шрамами и рытвинами, схватившись за кнут, первым попавшийся под руку, и второй – чуть моложе и бодрее – поддержал его, сплюнув и глядя на приближающихся с юга всадников с нескрываемой враждебностью.       Ланнистеров было не больше дюжины, и над их головами трепетали алые знамена, увенчанные золотым львом. Санса сумела их разглядеть даже с большого расстояния: солдаты, облаченные в броню и вооруженные. Сердце ее упало на миг, но она тут же одернула себя, справившись с испугом. Серсея мертва и больше не сможет причинить ей вреда, а лорд Тирион является десницей новой королевы и Хранителем Запада. Рассудок ее прекрасно осознавал, что опасаться нет причин, однако всеобщее настроение еще не забывших Войну Пяти Королей людей, сказывалось и на ней.       Леди Винтерфелла вышла из повозки, ступив в неглубокий снег, и Миссандея последовала ее примеру. К тому времени всадники приблизились еще, и Санса разглядела человека, возглавляющего отряд.       Лорд Тирион собственной персоной сидел на быстром коне в специальном седле, позволяющем ему держаться наравне со спутниками. Десница не имел шлема, и светлые волосы шевелились на огромной голове под порывами ветра. Жуткий шрам все также рассекал его лицо, а разномастные глаза глядели на Сансу с любопытством. Он был облачен в панцирь, из–под которого виднелся бурый кафтан, шерстяные толстые бриджи и высокие сапоги. На плечах висел соболий плащ, красивый и мягкий, скрепленный у горла брошью в виде руки.       – Миледи, – изрек он, с трудом спешившись и подковыляв к ней на коротких ногах. – Вы… изменились с тех пор, как мы виделись в последний раз.       Тирион Ланнистер поцеловал ее лишенную перчатки руку теплыми губами. Сансе было всего лишь четырнадцать, когда королева Серсея заставила ее выйти за него замуж в септе Красного Замка, но уже тогда девушка возвышалась над своим супругом на добрых полтора фута, а сейчас, когда она из напуганной девочки выросла в статную молодую женщину, разница в их росте достигла почти двух футов.       – Вы тоже, милорд, – учтиво ответила Санса, присев в изящном реверансе, на что лорд–десница лишь склонил голову набок, поглядев на нее с проницательной улыбкой.       Красная Волчица не смогла выдержать этого взгляда и отвела глаза в сторону, чувствуя, что краснеет. Они расстались сразу же после свадьбы Джоффри, когда сир Донтос выкрал Сансу прямо со свадебного пира, и с тех пор произошло слишком много всего, о чем ей не хотелось вспоминать.       – Что Вы делаете здесь? – наконец, спросила она, когда Тирион кивком поздоровался с Миссандеей. Одичалые женщины, дети и слуги таращились на десницу во все глаза, шепчась меж собой.       – Увидев вдалеке знамена Старков, я решил лично встретить Вас, ведь мы как–никак были женаты.       Глаза Сансы на миг широко раскрылись, а после щеки вновь обжег румянец смущения. Ланнистер, очевидно осознав неуместность шутки, тоже потупил взор, попытавшись выгладить возникшую неловкость. Но тут белая тень скользнула за спиной Сансы, и Миссандея, вздрогнув, отошла к повозке. Лошади, завизжав, взвились на дыбы, а удерживающие их латники схватились за оружие.       Тирион поднял вверх руку, призывая своих людей успокоиться.       – Я только хотел заметить, что у Вас довольно мало охраны, леди Санса, – ухмыльнулся он, протянув ладонь к морде Призрака. Волк обнюхал его перчатку и позволил карлику дотронуться до своей головы и потрепать себя меж ушами.       «Боги, они ведь почти одного роста» – в недоумении осознала Санса. Лорд Тирион был ростом с ребенка, и лютоволк, стоя на четырех лапах, доставал ему до подбородка. «Что же будет, если Призрак встанет на задние лапы?» – последняя мысль заставила леди Винтерфелла улыбнуться уголками губ.       – С таким телохранителем никакие разбойники не страшны.       К вечеру трехэтажная гостиница на Перекрестке была полностью заполнена постояльцами. Лошадей поместили в стойла, накормив свежей соломой. Многие из одичалых беженцев отправятся ночевать с ними. Сансе же выделили просторную комнату на верхнем этаже, из окна которой открывался вид на выжженную деревушку. В столовой ярко горел очаг, было дымно и шумно, но пахло растаявшим снегом, мокрой шерстью и печеным хлебом. Толстый парнишка чуть старше Арьи торопливо расхаживал меж столов и разносил чаши.       Леди Винтерфелла, не раздумывая, приняла приглашение лорда Тириона отужинать вместе с ним, хотя обоюдная неловкость долго мешала им заговорить. Призрак убежал с закатом, напугав худощавую молоденькую хозяйку и четырех прачек, с визгом кинувшихся прочь при виде волка.       Латники с нашивками в виде львов охраняли десницу, но большая часть их осталась около дюжины крытых телег, оставленных на расстоянии от двора, и Санса невольно задалась вопросом, что же такого ценного может в них быть. Она сидела прямая, словно копье, ловя на себе осторожные взгляды десницы, и сама поймала себя на том, что нередко с любопытством поглядывает на него.       – Я слышала, что случилось с Вашей сестрой, – осторожно начала Санса, не уверенная, что подобные речи уместны, однако приличия требовали от нее выразить соболезнования. Ланнистер допил свой эль и посмотрел на нее так, будто заранее не верил ни единому слову, что еще даже не сорвались с ее уст. Но следующая фраза далась Сансе куда легче: – Я скорблю о короле Томмене и его жене – королеве Маргери. А также о принцессе Мирцелле.       Сказать, что жалеет о смерти Серсеи, леди Винтерфелла не могла, а ложь выглядела бы смешной.       Тирион кивнул, и губы его растянулись в кривоватой невеселой ухмылке.       – Мои младшие племянники – лучшее, что могла породить на свет моя дражайшая сестрица. Я в свою очередь также скорблю о вашем брате Риконе. В последний раз я видел его совсем еще ребенком.       «Ребенком, у которого слишком рано отняли детство…» – с горечью подумала Санса, опустив глаза в тарелку. Рыбная похлебка была не слишком наваристой, но съедобной, как и ломти жесткого жаренного мяса.       – Значит, Вы направлялись в Долину? – как бы невзначай спросил десница, откусывая кусок еще горячего хлеба. Мужчины за столом у двери громко захохотали, и Санса, отвлекшись, не сразу поняла сути вопроса, но все внутри нее напряглось.       – Да, Орлиное Гнездо считается самым безопасным местом, хотя замок обычно пустует во время зимы. Мертвецы не смогут взобраться туда, к тому же моему кузену не будет слишком одиноко одному.       Тирион Ланнистер чуть приподнял брови в удивлении.       – Боюсь, лорду Роберту все же придется пережидать зиму в одиночестве или же в компании Мизинца, за что я готов его пожалеть. Я хочу сказать, что Ваш брат, леди Санса, просил меня в письме встретить и сопроводить Вас в Королевскую Гавань или же на Бобровый Утес.       Санса казалась потрясенной. С пару мгновений она вглядывалась в разномастные глаза полумужа, не в силах осознать, шутит ли он или же говорит правду.       «Так, вот зачем Джон настоял, чтобы Петир остался в Винтерфелле» – пронеслось в ее голове, и мысль эта, скорее обрадовала, нежели расстроила. Джон хочет любой ценой защитить ее от влияния Пересмешника… или же он боится, что после их последнего разговора Санса вступит в сговор с Бейлишем.       – Разве Джон не предупредил Вас об этом? – снова спросил десница, но Красная Волчица лишь неуверенно хлопнула ресницами.       – Значит, Вы здесь только ради меня?       Взгляд Сансы метнулся к сидевшей рядом Миссандее, но переводчица потупила взор, сделав вид, что не слушает их разговора. Ланнистер пожал перекошенными плечами:       – Завтра я выделю Вам мою личную охрану и отправлю прямиком на юг, но мне самому предстоит еще некоторое время задержаться в Речных Землях по приказу моей королевы.       Что это за приказ, Санса уточнять постеснялась, хоть и ее гложило любопытство. Она не видела смысла протестовать отъезду в столь ненавистный для нее город, как Королевская Гавань, но еще больше угнетало ее то, что ей придется находиться там в одиночестве до возвращения десницы – единственного человека из ее прошлой жизни, кто был с ней обходителен и добр.       – Говорю тебе, Майло, их целая стая! – прорезал общий гул заполненного зала чей–то голос, пропитанный выпитым. – Путешествовать малыми отрядами в наше время – гиблое дело.       Латники десницы королевы, прекратив смеяться, хмуро обернулись на говорившего. Сам Ланнистер, оставив кубок, воззрился куда–то за спину Сансы и прислушался, и леди Винтерфелла не смогла перебороть свой интерес.       Обернувшись, она увидела худого мужчину в простом домотанном кафтане, местами пошарканном от времени. На осунувшемся лице не было ни волоска, и глаза, будто впали в темноту глазниц. Он пил в одиночестве, сидя подальше от всех остальных. Напротив устроилась группа вольных всадников, глядящих на своего соседа с насмешкой.       – Мы не боимся каких–то щенков, – хохотнул один из них, указав на товарища слева: – Харт способен изрубить в куски десяток человек. Однажды на нас напали какие–то бродяги, и он своим мечом лишил жизни дюжину. Остальные ж трусливо улепетнули.       Тому, кто назывался Хартом, польстило это воспоминание друга, и он, криво ухмыльнувшись, горделиво выпрямил сутулую спину, опустив ладонь на рукоять спрятанного в ножны меча и с нежностью ее погладив.       – Ты говоришь о людях, а я – о волках, – продолжил худощавый бесцветным тоном, не впечатлившись боевыми навыками и даже не глядя на собеседников, а продолжая смотреть в стену и пить. – Моего брата и пятерых его друзей разорвали прямо на Королевском Тракте. Целая стая свирепых тварей во главе с исполинской волчицей.       – Точно. Их там больше сотни! Как–то раз их видели и вблизи нашей гостиницы, и все мы сидели, заперев двери, и боялись даже нос высунуть на улицу, – вмешалась полноватая кухарка, принесшая свежие пироги с капустой. – Они держат в страхе многие деревни в округе и жрут всех, кого унюхают. У нас в ту ночь пожрали лошадей в стойлах и разорвали собак. Я до сих пор слышу их отчаянные визги. То нам досаждали разбойники, теперь еще и это! Благие боги, когда же кончатся все эти напасти!       – Видимо, они и разбойников сожрали, – усмехнулся молодой крестьянин, сидевший ближе всех к очагу. – Хоть кто–то нашел на них управу, если от высоких лордов нет никакого толку.       Крепкий мужчина в годах с короткой рыжей бородой, которую уже тронула седина, отвесил парню подзатыльник, отчего тот нырнул носом в свою кружку.       – Когда–нибудь тебе отрежут твой наглый язык, мальчишка, – прохрипел он, кивнув на стол, за котором сидели Тирион и Санса.       – Если мы начнем резать языки за правду, вскоре разговаривать будут только лжецы и льстецы, а это не самые приятные собеседники, – возразил десница. Несколько мужчин одобрительно подняли кубки.       – Волчьи стаи никогда не нападали на людей так открыто, – хмыкнул один из латников Ланнистера, на что кухарка, прижав поднос к полной груди, развернулась к нему.       – Клянусь всеми Семерыми, сир. У моей кузины извели весь скот на полях, а моя тетка говорила, будто ночью твари зашли прямо в деревню и разгромили все оставшиеся там дворы.        Ночью, лежа на набитой соломой перине и глядя в обветшалый потолок, леди Винтерфелла ругала себя за излишнюю покорность. Пусть сейчас ей предстояло покориться не очередному врагу, а воле Джона – ее названного брата и короля. При упоминании его имени обида вновь шевельнулись в ее душе, и девушка, сжав зубы, перевернулась на другой бок, спрятав ладони под щекой. Часы тянулись медленно, а ночь была длинной и неуютной. Где–то вдали выл волк, затем к этому протяжному звуку добавилось еще несколько. Голоса целой стаи… огромной и свирепой. Они навевали на Сансу дрожь, и рассказы в столовой воскресали в памяти наряду с жуткими картинами.       Она знала, что Призрак не среди них. Белый волк Джона никогда не выл и двигался всегда бесшумно… одинокий странник среди незнакомых земель.       Сансе отчего–то стало невероятно тоскливо вдали от родного дома, который вскоре постигнет ужасная гибель. Раз уж чудовищам удалось разрушить древнюю Стену, то что для них башни и стены Винтерфелла? Сумеют ли армии отстоять Сердце Севера, как только мертвые выйдут из Волчьего Леса? Сумеют ли драконы Дейенерис расплавить их заледеневшие сердца…? А если все пойдет прахом, будет ли Сансе важно, что станет с ней самой, если вся ее Стая падет в одночасье?       Слезы обожгли ей веки, а горло перехватил всхлип. Она поняла, что плачет, но уже не могла остановить начинающуюся истерику.       Война близко… Зима близко. Ужасающая Зима, сошедшая с рассыпающихся страниц сказок старухи Нэн, воплотившихся в мрачную реальность. Все падет перед этой угрозой… ничто не выстоит. Ни замки, ни армии. Только сейчас Санса осознала со всей отчетливостью, что надежды практически нет… и зачем же тогда она оставила дом и свою семью? Зачем сбежала в поисках защиты, хотя безопасности не найти нигде?       Прошло около недели с тех пор, как маленький отряд Сансы, окруженный гвардейцами Ланнистеров, двинулся на юг к Королевской Гавани. Сам же лорд Тирион поехал на Север в окружении конной охраны, крытых груженых телег, вокруг которых толпились мужчины в длинных коричневых балахонах без каких–либо отличительных знаков, и полудюжиной добровольцев, желающих отправиться на войну. Четверо из новобранцев, явно, имели благородное происхождение. Юные еще безбородые мальчишки, сквайры и оруженосцы, желающие прослыть героями. Остальные выглядели грязными оборванцами, были разного возраста, и вид у них был хмурый, однако цепи на руках отсутствовали, что говорило о добровольном решении отправиться в опасный путь.       Сансе было жаль их всех, ведь они даже не подозревают, с каким злом им в действительности предстоит бороться. На рассвете перед ее отъездом десница королевы подошел к ней, прежде чем она забралась в свою повозку, и пожелал доброго пути.       – Добровольцев на юге гораздо больше, чем я наделся, – без улыбки сказал он, заметив взгляд Сансы, брошенный в сторону смеющихся и улюлюкающих юнцов. – Варис придумал, как заставить народ прислушаться и поверить в то, что угроза реальна.       – Как? – изумленно прошептала Санса, когда Тирион приблизился к ней, чтобы его слова не долетели до ушей мальчишек.       – Некоторые из его пташек научились петь героические песни, а баллады о доблести и чести воспламеняют юные сердца мечтателей.       Санса поняла. И осознание пролилось горечью в ее душе. Мальчики идут в бой со сказками, не веря до конца в их реальность. Они умрут со словами любимых песен на языке, столкнувшись с жестокой правдой. С голодом и жестокими северными ветрами.       – Думаю, мой король и королева Дейенерис оценят Вашу помощь, – серьезно проговорила Санса, на что полумуж мрачно усмехнулся.       Спустя некоторое время, Санса жалела, что не попросила его взять ее с собой на Перешеек. Сердце ее болело за всех тех, кто остался там… в самом пекле. Скольких из них ей еще суждено будет увидеть? Ланнистер обещал, что как только решит кое–какие дела, сразу же вернется в столицу, и Сансе не будет там настолько тоскливо в окружении нового королевского двора. Хотя умом Красная Волчица понимала, что ее нахождение в Винтерфелле или на Перешейке только помешает. Она не являлась воином, не умела сражаться и не была настолько сильна в стратегии. Всего–лишь, слабая женщина… Но ведь ее леди–мать тоже была слабой женщиной, чья храбрость и решительность всегда восхищали Сансу. И Арья… и даже маленькая Лианна Мормонт, которой нет еще и одиннадцати. Все они остались оборонять замок. Остались в авангарде, одержимые единственной целью: защитить Север любой ценой.       А она… трусливо сбежала, даже не попытавшись воспротивиться решению Джона, не попробовав побороться за собственный дом и собственное право остаться в нем до конца.       Эти мысли терзали леди Винтерфелла по ночам особенно остро, и она прятала лицо в подушку, не желая, чтобы спящая рядом Миссандея слышала ее рыдания.        Этим вечером Санса не отправилась спать раньше всех, хотя усталость дневного перехода донимала ее. До Королевской Гавани им оставалось ехать не более шести дней. Ее люди разбили лагерь прямо на дороге, установив шатры у кромки леса. Охотникам посчастливилось подстрелить изможденного оленя, который жарился на вертеле над костром, и аромат жаренного мяса приободрял всех. Одичалые распивали эль вместе с гвардейцами Ланнистеров, вольными всадниками, примкнувшими к ним в пути, и наемниками. Одноглазый и однорукий Родерт, заросший густой медовой бородой, рассказывал похабные истории, и мужчины разражались приступами хохота, выливая на себя содержимое глиняных чаш. Старая Маржа пела задушевную песню, и две молодые девушки присоединили к ней свои звучные голоса. Призраку тоже достался кусок от ужина, и ни одна собака не пожелала оспорить право лютоволка на добычу. Наевшись, он мирно лежал у костра, положив морду на скрещенные передние лапы. В лагере все привыкли к его присутствию, дети даже осмеливались дергать его за косматую шерсть и смеялись, когда волк игриво пытался схватить зубами их ускользающие ручки. Они называли его: «Белый Песик», почти также, как крошка Рикон когда–то окрестил своего зверя Лохматиком, но теперь они оба покоились в крипте Винтерфелла.       Заслушавшись историй Маржи о ее молодости, Санса и не заметила, как прохладная ночь степенно вытеснила длинный синий вечер, и половинка луны повисла над деревьями в окружении ярких мерцающих звезд. Леди Винтерфелла сидела на устеленном шкурами бревне, закутавшись в плед и подобрав под себя ноги. Костер почти догорел, и холод медленно смыкал тиски вокруг слабеющего пламени. Миссандея давно скрылась в шатре. Мужчины еще пили и пели, громко сетуя на жару южных ночей и делясь воспоминаниями о землях за Стеной.       Маржа как раз с печалью в голосе рассказывала о своем муже, умершем еще при короле Эйерисе, когда Санса заметила, что Призрак сперва навострил уши, потом открыл красные рубины глаз, поднялся на лапы и обнажил клыки в бесшумном рыке. Его нос жадно улавливал запахи, а шерсть на загривке встала дыбом. Леди Винтерфелла ощутила невесомый укол тревоги, которая только усилилась, когда лютоволк порывисто шагнул к кромке леса, откуда на него смотрела тьма, и принял защитную стойку, продолжая скалиться. В это мгновенье его заметили и одичалые, резко замолчав и уставившись туда же, куда безотрывно смотрел зверь. Многие из них потянулись за мечами. Холодная жуть поползла по позвоночнику поднявшейся на ноги Сансы. Напряжение и ожидание чего–то недоброго повисло над лагерем черной тучей, и проснувшиеся собаки подняли лай, а в следующий же миг глубокий, протяжный и грозный вой послышался из леса наравне с человеческим отчаянным криком.       «Предсмертным» – мысль щелкнула кнутом в голове Сансы, когда кто–то из латников лорда Тириона потянул ее за локоть к шатру.       – Бегите, миледи, – поторопил сквайр, обнажая сталь. Лошади, привязанные к деревьям, рвались с места, вздымая копытами снег и грязь.       Угроза надвигалась из леса, но вскоре черные силуэты с оскаленными клыками, белеющими во тьме, показались и со стороны дороги, и с поля, и из–за неглубокого журчащего ручья. Лениво приближаясь, волки окружали лагерь, смыкая смертоносное кольцо из зубов, когтей и горящих, словно факелы, желтых глаз.       – Сколько же этих гадов? – воскликнул кто–то из мужчин. Одичалые женщины тоже похватали оружие, остальные в страхе сбились в кучу, прижимая к себе детей. Мечи со звоном вылетали из ножен, вздохнули тетивы луков, послав первые стрелы в темноту, но не поразив цель.       Волки ускорили шаг, будто поняв, что добыча не достанется им легко, и вскоре раздался первый жалобный скулеж бросившихся навстречу псов и свирепое рычание хищников. Лошади завизжали, вставая на дыбы и копытами тщетно пытаясь отбиться от окружающих врагов. В немом рыке Призрак приготовился к нападению, и совсем скоро все смешалось в кровавом безумии.       Стрелы вздыхали, звенела сталь, сопровождаемая визгами и лаем собак, рычанием и криками раненых людей. Они наступали со всех сторон, и им не было числа.       Обезумившие от голода звери, привлеченные запахом жареной оленины.       Кучка людей столпилась вокруг шатра. Призрак вгрызался в глотки меньших собратьев, и они отступали.       Санса вдруг поняла, что осталась одна среди жестокой битвы, безоружная и парализованная ужасом. Она схватила палку, сунув ее конец в костер, и только сейчас увидела Миссандею, выбежавшую из укрытия. Красная Волчица хотела закричать, чтобы девушка немедленно спряталась, но крик застрял в горле, а ноги стали ватными и еле подвижными. Не помня себя, она попыталась продвинуться к шатру, но тут к ней устремился один из зверей. Заметив его, девушка беспомощно выставила перед собой горящую палку, в нелепой надежде отпугнуть волка. Кто–то сзади что–то крикнул ей, но уши Сансы, будто заткнули ватой. Обмерев, она смотрела прямо в глаза хищнику, пока другой волк, взявшийся из ниоткуда, не напрыгнул на нее сбоку, повалив в грязь. Оружие отлетело в сторону, выпав из ослабевшей руки, и огонь потух, источая в воздух тонкий дымок.       «Это конец» – осознала Санса, закрыв лицо обеими руками, – «Сейчас они разорвут меня на части».       Ей казалось, что зубы сомкнулись на подоле ее платья… тошнотворный треск ткани заставил всхлипнуть, но и внезапно придал ей сил. Пнув животное по окровавленной морде, девушка попыталась отползти, цепляясь онемевшими пальцами за толстые жилы корней, выступающие из земли. Волк отшатнулся, но после, ощерившись, приготовился к роковому прыжку, целя зубами в ее незащищенную шею. Помолившись всем богам, леди Винтерфелла приготовилась к смерти, но тут… по обе стороны от ее рук, сжимающих корни и жухлую траву, встали огромные когтистые лапы, и грозный рык над самой макушкой едва не остановил ее сердце.       Прямо над ней выросла косматая фигура, что была больше всех остальных зверей. С белоснежных кинжалов–зубов чудовища капала слюна и алая кровь, запачкавшая морду. Сотрясаясь всем телом, леди Старк завороженно глядела на хищную пасть, не замечая, что волк за ее спиной, готовившийся к атаке, остановился и прижал уши к лохматой голове при виде вожака, и тот, что был справа от девушки, сделал то же самое. Ей казалось, что время остановилось, и все вокруг тянется годами, отсрочивая ее кончину еще на несколько бешеных ударов сердца, пульсирующего в висках.       Исполинский волк рыкнул снова, заставив меньших собратьев бежать, и потянулся к Сансе, жадно обнюхивая ее волосы, но тут белая молния скользнула слева от леди Старк, и наступающее на нее чудовище с недовольным ворчанием повалилось набок, в ярости пытаясь сбросить с себя Призрака, вцепившегося ему в загривок. Два зверя слились в одно, катаясь по вытоптанной забрызганной кровью земле меж бурой травы, снега, грязи и иголок, но поединок не продлился долго. Высвободившись из лап собрата, серый волк пригнулся к земле и поджал уши, глядя на белого снизу–вверх. Несмотря на свои размеры, он был все же меньше Призрака. Его стая подняла вой. Им удалось разделить людей на две группы, отогнав выживших от того места, где стояли шатры, лошади и недоеденная оленья туша. Прочие разделывались с павшим конем, некоторым лошадям удалось вырваться, и они сбежали в ночь. На земле вокруг Сансы лежали растерзанные тела людей и трупы волков, а от остальных ее защищал только Призрак, который все еще стоял над вожаком стаи, но уже не скалился. Прочие звери не рисковали приближаться ни к ним, ни к Сансе. Откуда–то еще доносились звуки битвы, крики и плач детей.       Белый волк приблизился к противнику, обнюхивая его, и серый лизнул того в нос вполне миролюбиво. Санса больше не смогла отвести от них взгляда, будто забыв обо всем остальном, когда промораживающий до костей ужас немного схлынул, позволив пробиться внезапному осознанию:       – Нимерия? – откашлявшись, прошептала она пересохшими губами, и волчица, навострив уши, глянула через спину Призрака на нее золотистыми умными глазами. Прошло много лет с тех пор, как обе дочери Неда Старка лишились своих лютоволчиц недалеко от Трезубца, и останки Леди отправились на Север, а Нимерия, по слухам, убежала в леса. Санса старалась не спрашивать у Арьи о ней, зная, что воспоминание это причиняет сестре боль, как и ей самой причиняла боль потеря Леди.       «Стала бы Леди такой же дикой, окажись она на свободе?» – подобные мысли мало подходили к сложившейся ситуации, как и слова, которые Санса принялась выкрикивать, могли бы сказать остальным о том, что леди Старк повредилась рассудком:       – Нимерия! Уходи! Уходи прочь и отзови своих слуг! Уходи! Ты нужна Арье! Ты не нужна лесам!       Нащупав на земле камень, Санса бросила его в сторону волчицы, и ей показалось, что та выглядит пристыженной. В последний раз взглянув на Призрака, Нимерия, молча, повернула к лесу, и тут же оставшиеся в живых волки побежали следом, будто забыв про оставленную добычу. Люди не попытались гнаться за ними, слишком изумленные, измученные и уставшие от резни.