Стая

      

Daenerys

      Рассвет не настал. Темнота наползала с севера вместе со свинцовыми непроницаемыми снеговыми тучами, за которыми пряталось солнце. Никто не мог ответить с точностью, естественно ли портилась погода с приходом зимы или виной тому была магия чудовищ, надвигающихся на них.        С южной стороны небо еще светлело, хоть и было пасмурным, только так и удавалось понять, день ли сейчас или ночь. Снег валил, почти не переставая, омрачая и без того отчаянное положение.        Меж трех оставшихся башен Рва Кейлин копошились люди, укрывая повозки с Диким Огнем и готовя к бою баллисты, скорпионы и требушеты. Солдаты вяло тренировались, укутавшись в плащи по самые уши, что значительно затрудняло движение.        Всем было не по себе с тех пор, как вернулась королева, но никто не решался заговаривать о случившемся в Винтерфелле.       Короля Севера несколько латников и сир Давос первым стащили со спины Дрогона. Берен Толхарт следил, чтобы потерявший сознание Джон не соскользнул вниз. Дени боялась, что он умрет от потери крови задолго до того, как они достигнут Перешейка.        Кровь из рваной раны на плече короля уже не текла. Толхарту удалось ее остановить. Он, как мог, прижимал к плечу короля промоченный насквозь обрывок собственного плаща, но Джон был по-прежнему сильно слаб. Сир Джорах стонал от боли, его правая нога безжизненно висела, обезображенная в области бедра.        Дрогон протяжно рычал, хлопая крыльями, и в реве его слышалась скорбь по своим погибшим братьям. Дейеренис с трудом могла припомнить, что произошло в Сердце Севера, все было, словно в тумане. Яростная битва… несметное количество упырей… падение Визериона… охваченное синим пламенем тело Рейегаля на земле.       В душе она оплакивала своего зеленого дракона, но и надеялась, что он сгорел целиком, и Королю Ночи не удастся вернуть к жизни и его тоже, иначе все было напрасно.        Внизу, когда они летели, проплывали зимние леса, и ветер хлестал по лицу, рукам и волосам Дени. Королева видела наступающую армию лорда Ройса, принявшего решение развернуть обозы и отправиться на помощь. Люди кричали, показывая пальцами в воздух, когда дракон пролетал над ними.        «Все кончено… они поймут, что все кончено…» — думала Дейенерис, словно оцепеневшая от ужаса, боли и скорби.        Джон так и не пришел в сознание. После того, как Дрогон приземлился во дворе древней крепости, короля отнесли в Привратную Башню, где устроились сир Давос и Тирион Ланнистер,  а сира Джораха — в Детскую, где располагались покои королевы.       Лорд Берен не отходил от своего сюзерена ни на шаг, помогая мейстеру, прибывшему вместе с леди Береной.       Лорд Сероводья Хоуленд Рид — невысокий худощавый мужчина — поклонился Дени вместе с ее десницей. Он был бледен, будто снега вокруг.        — Я соболезную о вашей дочери, милорд, — проговорила королева, в который раз напомнив себе, что дракону не следует плакать. — Она сражалась храбро.        «Как и Арья…» — последняя мысль оказалась невыносимой, и Дени, глубоко вздохнув, поспешила отвернуться, подставив лицо ветру. Она винила себя в том, что оставила храбрую волчицу там, но другого выхода не оставалось. Рид опустил голову, прикрыв глаза на миг, но сдержался и лишь поблагодарил королеву.        — Ворон прилетел два дня назад, — скорбно произнес десница, отводя Дейенерис в сторону. — Мы отправили гонца к Ройсу, его войска к тому времени еще не достигли Перешейка.        — Пошлите нового гонца, прикажите им возвращаться, — отрезала королева отстраненно и холодно. — Мы и так потеряли слишком многих, а они идут на верную смерть. Где остальные лорды Долины? Я не вижу их знамен.        Рассеянный взгляд Дейенерис пролетел по пестрому, но непривычно затихшему лагерю. Скорбь и отчаянье пеленой опустились на лица вестеросцев, дотракийцев и даже Безупречных. Сколько же из них сбегут этой же ночью?  Тирион замялся, и Дени резко взглянула на него, призывая к ответу.        — Остальные ушли, Ваша Милость. Лорд-протектор увел войска к столице, объяснив это тем, что…        — Что он струсил? Поджал хвост и решился на измену?! — окончила королева, слишком опустошенная для того, чтобы злиться. — Мы обсудим все завтра, милорд. А сейчас прикажите всем готовиться к обороне. Скоро нам предстоит новая битва.        Тирион понял. Ему Дейенерис все еще могла доверять, как себе. После разговора она поднялась в покои, где разместили Джона, и села у его постели, как и тогда, в Последнем Очаге.        Король бредил. Все его тело покрылось крупной испариной, рана в плече ужасала, хоть и мейстер уже зашил ее и наложил повязку, пахнущую чем-то мерзким. Дейенерис вдруг вспомнила загноившийся порез на коже Дрого, и то варево, которым лечила его мейега, и страх вновь наполнил ее.        — Он будет жить? — тихо спросила она облысевшего, но бойкого старика. Берен Толхарт, опустивший голову на свои ладони, поднял на нее полные слез и ужаса глаза, а после перевел их на мейстера, начав всхлипывать.        — Да, Ваша Милость… — отозвался старик, разводя руками. — То, что он жив до сих пор, уже говорит о многом.        «Если ты лжешь, то сгоришь», — мысленно ответила Дени, ужаснувшись бесстрастности собственных мыслей. Она не могла потерять Джона, ее короля и отца ребенка, которого носила под сердцем. В последнем королева уже не сомневалась, ощущая тошноту по утрам. Ее груди набухли, и живот только-только становился заметен. Прошло около четырех месяцев с их первой ночи в Последнем Очаге… она не ошибалась.               Дни плыли мимо темные и тревожные. Метели мели все чаще, и тьма сгущалась все сильнее.        — Долгая Ночь, — невесело усмехался Тирион. Никто уже не надеялся победить мертвецов. Все просто ждали конца. Кроме солдат на Перешейке собралось множество крестьян, вооружённых чем попало, и совсем зелёных испуганных мальчишек, мечтающих прослыть героями.       Сир Джорах шел на поправку быстрее, но был все еще слаб. Джон пришел в себя через три дня, и лорд Берен тут же прибежал сообщить об этом Дени. Бросив все, королева торопливо поднялась в Привратную башню, распахнув дверь в его покои.       Мейстер был там, о чем-то спрашивая короля, но замолчал, стоило ему увидеть ее в дверях.              

Jon

             У него были тяжёлые сновидения. В лихорадке Джон видел, как спускается в крипту, отодвигает надгробную плиту, и костлявая рука матери намертво хватает его за горло. Мертвецы вскрывали его живот, доставая внутренности, и вынутое ими бьющееся сердце мгновенно превращалось в камень. Ему снился Бран и его голова, летящая красным следом по белому снегу. В другом сне он встречался с Роббом и отцом.Лорд, одетый по северной моде, с волчьей головой выше шеи ходил по Винтерфеллу и командовал солдатами, каждый из которых был мёртв. Этот кошмар не прекращался. Джон бился в агонии, кричал что есть сил, но ему становилось только хуже. Температура сжигала его в те мгновения, когда он понимал, что вот-вот придёт в себя, и Сноу оказывался в новом сне вновь.        Когда он очнулся, не зная, сколько дней и ночей был не в себе, то обнаружил себя не среди мёртвых, но среди живых в щедро обогретой комнате на широкой постели. На его лбу лежала влажная, успевшая нагреться тряпица, всё тело болело так, будто на каждом его сантиметре зияли раны — он сразу обнаружил, что не может вздохнуть глубоко, а за столом в комнате сидел старичок, орудующий пером на пергаменте.        — Я полагаю, что это верно… да, верно, — сам с собой тихо рассуждал он, погружая перо в чернильницу.        — Где я? — слабо спросил мужчина и мейстер, встрепенувшись, тут же поднялся.        — Боги, — выдохнул он. — На Перешейке, Ваше Величество, — нервно продолжил лекарь и побежал к двери, спешно открыв ту. Кто-то охранял покои — мейстер немедленно оповестил их о чём-то, прежде чем вернуться к Джону, присев возле него на стул. С трудом Сноу пытался восстановить воспоминания о том, что происходило до того, как он потерял себя, но на ум не приходило ничего доброго.       «Я потерял Винтерфелл. Потерял Арью и Брана».       –Меня зовут мейстер Сиборт, я служу дому Толхартов, — представился старик. — Как вы себя чувствуете? Не хотите макового молока? — сменяя тряпицу на лбу Старка, заботливо поинтересовался он.         — Где королева? — не ответив на его вопрос, парировал Джон.        — Я велел сообщить Её Светлости о том, что Вы пришли в себя… — поняв, что этого недостаточно, мейстер добавил: — Она в здравии.        И тут же распахнувшаяся дверь это подтвердила. Стояла ночь, судя по тому, что Джон видел за окном покоев, но Дейенерис явилась к нему собранная, будто на день. Её лицо выражало крайнюю обеспокоенность. Джон попытался встать, но мейстер тут же остановил его — впрочем, не только он. Сжав зубы, Сноу сам послушно лёг как прежде — плечо не позволяло сдвинуться с места.       — Ваша Светлость, король Джон ещё слишком слаб, — предостерёг мейстер, посмотрев на иноземную захватчицу почти с извинениями. — Если вы позволите, я дам макового молока, — попросил он уже у неё.       — Не нужно, — ответил Джон, хотя маковое молоко могло бы помочь заставить Дейенерис уйти. Вспомнив о том, что произошло, он не желал сейчас никого видеть — и её тоже.        Дени не сводила с него взгляда, почти перестав замечать суетящегося Сиборта. Станет ли Джон винить ее в том, что случилось с его сестрой? Как бы там ни было, теперь у них одна скорбь на двоих. И один народ. И война, которую уже никто не надеялся выиграть.       Как и опасалась королева, простые солдаты бежали от мертвецов, побросав щиты и сорвав знамёна, что так и остались лежать, втоптанные в снег и грязь. Пьянила ли врага победа? Могут ли эти ледяные чудовища чувствовать радость?       — Оставьте нас, — тихо попросила королева старика, и он, неуверенно обернувшись к постели короля, склонил голову и шаркающей походкой протиснулся за дверь. Взгляд Дейенерис был таким, что всем, кто находился в покоях и видел его, становилось ясно, что она переживает из-за Джона не только лишь как за союзника, но это было последним, о чем думал Сноу.       Дени вздохнула, подойдя к нему и сев на край кровати. Затаив дыхание, слушая ее, Джон глядел перед собой. Им обоим было стыдно.        — Лорд Берен не спал с тех пор, как мы прилетели, сидел около тебя, — произнесла королева, опустив взгляд на свои сцепленные на коленях руки. — В лагере паника, Джон. Никто уже не верит в то, что даже дикий огонь способен помочь. Мы убили восставшего Визериона, но… — голос ее подвёл, и всё-таки Дени совладала с собой. — Но теперь остаётся лишь надеяться, что Рейегаль сгорел, и все не было напрасным. Мне жаль твоего брата, — она нашла в себе силы повернуться, найдя его влажную горячую ладонь своей. Заикнуться о судьбе Арьи у неё не хватило сил.       — Это я обрек их всех на смерть. Мне стоило погибнуть там, — неутешительно произнес король, когда Дейенерис договорила. Сомнений в этом у него не было — он поверил Брану и остался, осознавая весь риск, позволил быть с ним Арье, погубил Безупречных королевы, северян, одичалых, Сэма, своего оруженосца Лютера и многих других, кто не покинул Винтерфелл из-за него.       Как он будет смотреть в глаза тем, кто оказался в безопасном месте, оставив на Севере своих мужей, отцов и сыновей? Его спасали из рук Короля Ночи, но оставили Арью и Джендри, которые были в шаге от того, чтобы улететь. Сколько погибло из-за того, что он был важнее для Дени?        — Ты лишь хотел попытаться защитить свой дом. Мы не должны были разделять армию, — ответила она, желая утешить его. Ей было невыносимо видеть Джона таким сломанным. Она знала — ему было хуже всех, на нем лежал непосильный груз ответственности за произошедшее, и Дени была уверена: многие станут винить короля в падении Винтерфелла. — Не смей говорить, что должен был погибнуть! Ты все ещё король Севера, ты все ещё их лидер, который нужен им сейчас, как никогда. Людям нужно во что-то верить, и они верят в тебя.       Королева замолчала, прикусив губу, и покачала головой, резко взглянув в лицо Старка:       — Мы должны были или уйти все вместе, или все вместе остаться. Лорд Ройс развернул свои войска обратно, они ушли не так далеко. Остальные лорды Долины уехали вместе со своим Протектором.       — Ты должна знать кое-что, — почувствовав прикосновение руки Дени к своей, Джон не отреагировал на это, а только глядел в сторону.  — Это я позволил им пройти через Стену.       Королева, будто не желала его слышать. Она не осознавала, что Джон не корит себя на пустом месте, а сознается в страшном преступлении против всего человечества.       — Не вини себя в том, что так сложились обстоятельства. Если бы тот паренёк не подул в рог, все было бы… Но что сделано, то сделано, — в недоумении ответила Дейенерис, крепче сжав его пальцы уже обеими ладонями, но Джон выпутался из оков, отложив свою руку. Королева напрягалась. Она выпрямилась, глядя на него со все нарастающей тревогой, и скорбная нежность на ее лице постепенно начала сменяться настороженностью.       — Ты не понимаешь, о чем говоришь. Никто не станет объединяться вокруг меня, — проговорил Джон, на мгновение, встретившись с ней взглядом, но удерживать его было невыносимо.– Ты не простишь меня за то, что я сделал. Я сам никогда не прощу себя за это.        Ее король. Ее возлюбленный. Слова его, словно ударили ее наотмашь.       — О чем ты? — только и смогла спросить Дени. Северянин выдохнул, насколько смог. Плечо будто проломили вновь, боль была явной, хоть рану и заштопали. Говорить было сложно, его голос не отличался бодростью.        — В Цитадели Сэм отыскал древние записи о том, что для падения Стены необходимы несколько условий: рог разбудит руны, дракон разрушит лед, а древовидец… должен стать проводником, — во рту пересохло, но Джон заставлял себя говорить. Сил держать в себе это у него больше не осталось. После того, что случилось, ему больше нельзя было молчать.       –Бран и Мира пришли из-за Стены, когда я находился в Черном Замке. Он оказался в Вестеросе по моей вине и стал первой печатью.       Истина ошеломила. Настолько, что дыхание поначалу оставило королеву. Ее фиалковые глаза широко раскрылись, отражая сильное смятение, постепенно перерастающее в… гнев? Ярость? Обиду? Холодное осознание, порождающее ненависть.       — Ты впустил древовидца в страну, зная, чем это грозит? — переспросила она бесцветным тоном, поднимаясь с постели, словно во сне; настолько медленными были ее движения. — Ты выбрал жизнь своего брата, вместо жизней всех людей?       Выбор был сложен, Дейенерис понимала это какой-то частью своего разума, гадая, что бы выбрала она сама, но как ни гадай — цена не станет равной. Она отвернулась к окну, за которым было темно, и бушевала метель. Теперь там всегда было темно…       — И каково это? Предать все то, что сам так желал защитить? Променять столько судеб ради одной, уже заведомо обреченной? — пламя разгоралось в ее груди.       Бешеный огонь, стихия, способная уничтожить все на своём пути.       «Ты ведь не хочешь разбудить Дракона?» — прозвучал в голове голос Визериса, и Дейенерис обернулась к мужчине, все ещё лежавшему на постели среди мехов. В ее взгляде не осталось ничего от прежней теплоты. Девочка Дени упала без чувств, а на ее место встала та, которую прозвали Матерью Драконов. Королева, столько лет вершащая правосудие и воздававшая врагам по их заслугам.       — Какое наказание ты бы сам назначил себе? За своё предательство ты не достоин даже казни. А ведь я поверила тебе, Джон. Ведь я пошла за тобой, встала на защиту твоей земли, пожертвовав жизнью моих детей и моих людей, а ты просто плюнул мне в лицо, растоптав мое доверие, — она говорила спокойно и властно, но взгляд был отрешённым, почти стеклянным, когда правая ее рука сама собой потянулась к только-только заметному животу.       Ком опустился в горло Джона. Он думал, что испытает облегчение, выдав эту тайну, но стало только хуже. Дейенерис не могла отреагировать иначе на его слова. Да, он должен быть казнен. Возможно, даже желал этого. Но его смерть не решит беду, которой он позволил прийти на свои земли. Сноу никогда еще не видел королеву такой яростной. В ее глазах, будто что-то потухло, и кровь отлила от щек.       — Ты растоптал мою любовь. А ведь я была готова на многое ради тебя. Ведь я ношу под сердцем твоего ребёнка. — Дени замолчала, отказавшись смотреть в лицо северянина, а после добавила: — Если боги спасут нас, и он все же родится, я сделаю все, чтобы он не узнал, каким предателем был его отец.       Джон поневоле взглянул на скрытый платьем живот королевы, на который та положила свою руку. Дени говорила ему, что не способна иметь детей, и он обрадовался бы новости даже сейчас, но вина уничтожала его. Он не хотел породить бастарда, но хуже всего было породить ребенка предателя, которому будет стыдно рассказать о его отце.       — Я казнил бы того, кто это совершил, — только и сказал Джон. — Я считал, что нам удастся сдержать стену, и Брану не придется умирать. Он обещал свою помощь…       Ты — королева и вправе решать мою судьбу.              

Daenerys

             «Три измены должна ты пережить», — говорила ей Мирри Маз Дуур. Одну из-за крови, вторую из-за золота, а третью… Дени опустила веки, но не всхлипнула. Не позволила себе. Из-за любви, да. Из-за любви, но не к ней, а к брату, к семье. Любви, которой ей не удалось познать ни в детстве, ни сейчас. Она снова вспомнила смерть Визериса, о которой не жалела. Ее брат был жесток и малодушен, он продал ее ради собственной короны, только замаячившей вдалеке призрачным светом. А Джон… Джон ради брата обменял королевство, которое сама Дейенерис всю жизнь мечтала возвратить.       И она будет бороться за это до своего последнего вздоха. Слова о ребёнке, растущем в ее чреве, отдались болью в темных глазах Старка. Он понурил взгляд, и его слова Дени посчитала разумными.       Она была готова отдать приказ и свершить правосудие, открыв перед всеми правду. На миг ей представилось яркое пламя Дрогона, обдавшее Джона, то, как он горит, а вместе с ним сгорает и ее любовь. Королева была готова. Кивнуть, выйти из комнаты и отдать приказ, но девочка внутри, сотрясающаяся в жутких рыданиях, умоляла ее остановиться.       — Нет, — отрезала она на полпути к двери. Сама не заметила, как порывисто направилась прочь исполнить задуманное. Дени застыла среди комнаты, но не обернулась.       «Если я обернусь, я пропала».       А она пропадала множество раз, глядя в его глаза. Она любила его. Любила, вопреки всему, и эта любовь испепеляла ее сердце.       — Я сохраню все то, что ты сейчас сказал в тайне до конца войны. Ты начал это, и не думай, что сможешь так легко умереть.       Королева не терпела мягких решений. Она выносила своим врагам смертельные приговоры, которые исполняла тут же. Мог ли Джон рассчитывать на ее милосердие? Нет.       Даже то, что они любили друг друга, и она носила его ребенка, едва ли могло искупить ту боль, которую он нанес стране. Сам Джон, а вовсе не мертвецы, стал для Вестероса палачом.        Но она хотела, чтобы он продолжал жить. Драконья королева не назначила ему наказания, о котором все еще боялась пожалеть. Сомнения подстерегали ее. Все было сложнее, чем казалось. Если люди узнают о его предательстве, то никто не поверит, что она ничего об этом не ведала. Она носила его ребёнка, она оставила ему титул Короля Севера, ее отправят на эшафот следом за ним. И никакая сила не сможет удержать разъяренное королевство, для которого сама Дейенерис Таргариен все ещё была иноземной захватчицей, если от этого королевства что-то останется. Лучше растить дитя героя, чем выродка того, кто предал все человечество.       Решительно направившись к двери, Дени распахнула ее, увидев застывшего поодаль лорда Толхарта, разговаривающего с мейстером.       «Неужели они все слышали?».       — Разве вы не должны быть рядом с сиром Джорахом? — спросила она раздраженно, и тут до неё донёсся едва слышный голос Старка из-за спины:       — Если они придут сейчас, мы не сумеем дать отпор. Тебе нужно бежать в Вольные города.       Мейстер, поклонившись, засеменил вниз по крутой лестнице, и Толхарт, не желая попасться под горячую руку, пошёл следом за ним.       — Мы не сумеем дать отпор ни сейчас, ни потом, ни когда-либо ещё, — процедила королева, осматривая пустой коридор старой башни. Ее обшарпанные, поросшие мхом стены. — Но я лучше приму бой, чем снова отправлюсь в скитания туда, куда была изгнана ещё младенцем!        Слезы защипали глаза. Ярость душила, и ноги сами несли ее прочь от Джона, от Привратной Башни и от смертельной обиды.              

Jon

             Улучшение наступило не меньше, чем через неделю после того, как Джон очнулся. Мейстер поначалу пытался развлекать его беседами, но, поняв, что молодой король не словоохотлив, лишь сидел рядом за своим столом и целыми днями скрипел пером. Он что-то постоянно записывал. Иногда Сноу задавался вопросом, что именно, но не желал расспрашивать. Какая разница что, если вскоре они все сгинут со свету? Но отсутствие собеседника заставляло его всё время вспоминать о том, кого оставил в Винтерфелле и больше всего об Арье и Бране, представляя как они встретятся вновь уже в виде чудовищ… О том, что происходит в замке, он не спрашивал тоже. Всё, что было нужно, ему рассказывали Тирион Ланнистер и Давос, регулярно навещавшие короля.       Карлик Ланнистер с тех пор приходил чаще всех. Лишь через него Джон и мог воздействовать на Дейенерис. Он просил Беса убедить её в необходимости уехать подальше от Севера. Тирион соглашался с ним, но они всё ещё оставались на месте и Долгая Ночь не заканчивалась.       Ходить король начал раньше, чем предсказывал мейстер. Несколько дней он заставлял себя выпрямляться и, спуская ноги с постели, пытаться подняться, но ему это не удавалось. Всё тело Джона напоминало истерзанный соломенный манекен для рекрутов: чуть пониже левой ключицы в нём была дыра, ноющая и днём, и ночью (хотя теперь делать отличия между ними почти не удавалось), раненный мечом Иного бок превратился в сплошной синяк, и только ногу мейстеру удавалось быстро восстановить с помощью мазей.        Он ковылял по лестнице башни, в которой его поселили, опираясь на длинную палку, туго обвязанный в груди для верности, и подолгу стоял, из окна наблюдая за тем, что происходит во дворе. Дейенерис часто ходила по нему в окружении своей охраны, но у короля больше не появлялась. Одним признанием он разрушил всё, что было между ними, и теперь корил себя за это, хоть и понимал необходимость сознаться в том, что сделал. Если бы северянин знал, что она ждёт ребёнка, то не рассказал бы ничего. Ему, скорее всего, не суждено родиться, но сама возможность его появления заставляла короля бояться за Таргариен больше обычного. Он словно чувствовал, что что-то грядет и его ужасные предсказания подтвердились.              

Daenerys

             Через неделю после возвращения тех, кому удалось покинуть Винтерфелл, вернулись остатки армии лорда Ройса. Его самого привезли на хлипкой телеге, запряженной взмыленным мулом. Лорд Джон был все еще в своих бронзовых доспехах, к которым прилипла грязь и кровь.        — Эти твари застали нас врасплох, они там повсюду, — тяжело дыша, рассказывал перепуганный до смерти стюард. — Весь лес ими кишит. А те, кого они убивают, сразу же восстают такими же. Мы едва удрали, боясь, что наш лорд тоже станет…        Казалось, все, кто слышал эти слова, с опаской покосились на телегу с покойным лордом Ройсом. Из его многочисленного войска удалось достигнуть Перешейка трём сотням, не более. И половину провизии они потеряли. Мало кто станет заботиться о телегах с припасами, когда мертвецы наступают на пятки. С юга еще шли обозы со скудным продовольствием. Речные Земли значительно выгорели во время Войны Пяти Королей.       Вся надежда оставалась на Простор, Дорн и Запад, а телеги оттуда могут подоспеть гораздо позже, чем за людьми на Перешейке придет синеглазая смерть.        Тирион пребывал в растерянности, как и все прочие командиры. Дотракийцы бранились, жаждали боя, но все, кто уже видел врага, мечтали бежать от него подальше. И бежали.        По словам беглецов, мертвецы заполнили Север и находились в трех-четырех днях пути до Перешейка, но шли ли они организованной армией, как и прежде или же разбрелись по окрестностям?        Дени, окрепший сир Джорах, сир Давос и лорд Мандерли, Тирион Ланнистер, Бронзовый Кулак и остальные командиры бесконечно обсуждали планы обороны Рва Кейлин, хотя в успешность этого уже не верил никто. Орудия, заряженные Диким Огнем, ставились по всему периметру. Ослабевший Дрогон кружил над лагерем и протяжно ревел, питаясь павшими лошадьми, львоящерами и скотом.        Дейенерис приставила к покойному лорду Ройсу охрану из дотракийцев, хотя многие солдаты требовали его сжечь. Погребальные костры горели часто: люди слабели от голода, холода и страха. Особенно тяжело было старикам и крестьянам.        Мортон Уэйнвуд просил королеву отдать ему тело, чтобы сопроводить его в Рунстоун для похорон, но Дени не позволяла.        «Те, кто падал от рук мертвецов, восставали снова».        Жуткая истина подтвердилась. Седой и огромный рыцарь восстал, и Ракхаго налетел на него с аракхом, снеся мертвецу голову, а другой дотракиеец тут же бросил факел в продолжающее метаться тело, вспыхнувшее пламенем. Упырь снес несколько котлов, поджег шатры в лагере прежде, чем затих.        Но тот случай еще больше омрачил общее настроение. Солдаты, теряя надежду, начали паниковать пуще прежнего. В обоих лагерях поползли слухи о древних легендах. Все чаще средь толпы звучало имя Азора Ахая, сперва шепотом, но со временем все громче.        Людям нужно было верить во что-то, и, видя слабость своих лидеров, они отчаянно цеплялись за полумертвые легенды.        «Нисса-Нисса».        Дейенерис тоже слышала эту историю, рассказанную Красными Жрецами в Вольных Городах. Печальная повесть о герое, убившем свою возлюбленную ради спасения человечества.        Старый мейстер леди Толхарт считал это лишь глупыми суевериями, но мейстер дома Дарри же, напротив, настаивал, что Азор Ахай действительно существовал, хотя тому, будто легендарный меч Светозарный был отлит в крови Ниссы-Ниссы не было научных объяснений.        Тем не менее, солдаты верили, напряженно ожидая нападения упырей, и страх толкал их на безумие.        Однажды, когда Дейенерис в окружении Бронзового Кулака и Ракхаго ходила меж шатров, на нее напали.        Сталь блеснула в свете костров, и она увидела перед собой огромного мужчину, обнаженного по пояс. Его глаза горели неистовым фанатичным блеском, и в руке он сжимал длинный меч, совсем новый по виду.        –Нисса-Нисса возродилась вновь и должна умереть! — провозгласил он, бросившись на нее, но Ракхаго заслонил королеву собой, а Безупречный ловко пронзил нападавшего копьем. Сжав зубы от боли, солдат рухнул на колени, выронив клинок и зажав обеими ладонями рану. Но к потрясению Дени он был далеко не один. Толпа обступила их со всех сторон. Это были, в основном, оборванные крестьяне, среди которых стояли и мелкие лорды, и межевые рыцари, и наемники. Их лица слились в одно: злобное и мрачное.        — Она должна умереть, и тогда мертвецы исчезнут!        Ракхаго обнажил аракх, громко прокричав на дотракийском призыв остальным. Услышавшие это дотракийцы уже бежали к ним, и толпа, окружившая королеву, бросилась вся разом. Дени едва удержалась на ногах, оступившись и чуть не упав на колено. Им удалось ранить молодого табунщика, но Ракхаго распорол аракхом живот одному, и змеистые внутренности с паром и кровью повалились на снег. Бронзовый Кулак убил двоих прежде, чем подоспела помощь.        Испуганные мятежники тотчас же побросали мечи, подняв руки. Они умоляли о милосердии, но милосердия не последовало. Когда все было кончено, тела сбросили в яму и подожгли.        Руки Дейнерис дрожали. Она с трудом осознавала, что произошло, быстрыми шагами дойдя до Детской Башни, где располагались ее временные покои. На нее и раньше покушались. С самого детства кто-то хотел отнять ее жизнь, но отчего-то случившееся сегодня ранило сильнее всего.        Семеро дотракийцев провожали королеву до самого входа в башню, и остались стоять у дверей, держа ладони на рукояти аракхов.        Войдя в темную маленькую горницу, Дени съежилась, обняв себя руками. Она должна быть сильной, должна сохранять веру в себя, хоть это и было тяжело.        Слухи о том, что случилось, прокатились по Перешейку, подобно цунами. Не успела она прийти в себя, как в дверь настойчиво постучали.        — Войдите, — тихо ответила королева, выпрямив спину и часто заморгав. Она не ждала никого, не хотела никого видеть, но когда раздался стук, в ней пробудилась мимолетная надежда на то, что это Джон. Она не видела его с тех пор, как он очнулся… с тех пор, как он сознался в своем предательстве. Но знала от Тириона и сира Давоса, что королю Севера стало намного лучше.        Тряхнув головой, Дени отогнала все мысли, сделавшие только больнее. Она оставила ему жизнь, хотя он достоин мучительной смерти. Она не могла изгнать его. Она сохранила его тайну, не сказав о ней никому. Но любить его… больше не могла.        –Кхалиси? — позвал сир Джорах за ее спиной, и королева обернулась, глядя на своего Старого Медведя потухшими глазами. Он тоже был сломан в душе. Мормонт все еще сильно хромал, хоть рана на ноге и не была такой серьезной, какой казалась поначалу. Лицо вдоль скулы рассек порез, но он уже покрылся коркой.        — Я слышал, что произошло, — выдохнул он, глядя на нее с заботой и тревогой. — Я должен был быть рядом с Вами.        — Все обошлось, — ответила она, расстегнув пряжку своей шубы, которая упала на пол. Дени все еще лихорадило, и Мормонт, наверняка, это заметил. Едва прикрыв за собой дверь, он тяжело преодолел расстояние между ними, взяв ее сцепленные вместе ладони в свои, и поднес их к губам, чтобы согреть.        — Это ни к чему, — покачала она головой, отступив на шаг и отняв свои руки. Она села на нерасплавленную постель, устремив перед собой потерянный взгляд. И сир Джорах сел рядом с ней.        — Я скорблю о Рейегале и о Визерионе… — начал он, и Дейенерис медленно выдохнула, подняв глаза к потолку. Слезы подбирались к глазам, и она не сумела сдержать их.        — Перестань!        –Я тоже потерял кузину, которую не смог защитить. Просто позвольте мне разделить Ваше горе. Позвольте мне быть с Вами, как и в момент их рождения. Позвольте утешить Вас…        «Я не нуждаюсь в утешении», — хотела сказать она, но поняла, что это ложь. Дени нуждалась. Она вновь подумала о Джоне, об отце своего ребенка, о том, в чьем утешении она по-настоящему нуждалась, хоть и поклялась себе забыть его имя навсегда.        — Мне жаль леди Лианну… — вздохнула королева.       — Я все еще люблю Вас, кхалиси…        Послышалось над самым ухом, и кисловатое дыхание сира Джораха обожгло ее щеку. Она повернула голову, чтобы запротестовать, но Медведь вдруг обнял ее, и его жесткие губы впились в ее рот несдержанным болезненным поцелуем, и в этот же миг Дейенерис, изо всех сил упираясь в могучую грудь Мормонта, чтобы оттолкнуть его, отдаленно услышала еще один стук в дверь, а после ее надсадный скрип.        Сир Джорах, нехотя оторвавшись от нее, поднял голову, и взгляд его стал настороженным и враждебным.        Дени немедленно обернулась, увидев застывшего у дверей Старка, и сердце ее дрогнуло.        — Прошу прощения, я не думал, что помешаю, — нервно сглотнув слюну, сквозь зубы процедил Сноу. Сразу после того, как Давос принес ему весть о нападении, Джон пересилил себя и пошёл к ней. Охраняемая пуще обычного башня встретила его холодными взглядами дотракийцев, провожающих фигуру короля.       «Они слышали о том, что произошло в Винтерфелле» — понял Старк. Едва ли он заслуживал одобрения с их стороны, после того, что сделал, но он справлялся с этими нападками, как и всегда, и тут…       Ревность и гнев обожгли его, он почувствовал себя обманутым. В его голове не нашлось ни одного достойного повода для Дени оказаться в объятьях Мормонта.       «Рядом с королевой всегда найдутся те, кто желает ее утешить».       — Вы не помешали, милорд, — громко ответила королева, вставая с постели и ощущая, как краска приливает к щекам, но Джон, развернувшись, вышел обратно, с хлопком закрывая за собой двери.       Дейенерис заставила себя оставаться спокойной, хотя порывистое желание броситься следом за Старком едва не сорвало ее с места. Ненависть и обида боролись с ее любовью, но та все равно неотвратимо их побеждала.        Ее полный огня и раздражения взгляд метнулся к потупившемуся Мормонту. Своим уходом король разрушил все сомнения в глазах видевшего его реакцию Джораха.       — Значит, слухи о вас и короле Севера были правдой… — выдавил он с болью, но Дени не собиралась смягчать удар.        — Я не думаю, что тебя это касается, сир! — вспылила она, наотмашь ударив его по щеке. — И с чего ты взял, что можешь целовать меня?! С чего ты взял, что можешь?!        Он поймал ее повторно занесенную руку, но тут же отпустил, отступив на шаг и склонив голову.        — Я люблю тебя, Дейенерис, — повторил он в который раз. — Люблю так, как никогда не полюбит никто другой. Ты молода и увлеклась, я уже видел такое. В Миэрине ты была увлечена тем наемником, сейчас обратила свой прекрасный взор на мальчишку Старка, но все это не имеет значения…        Дейенерис снова ударила его.        — Убирайся прочь, пока я не позвала стражу! — негодование и гнев разрывали ее изнутри. — Убирайся и запомни то, что я говорила тебе уже тысячу раз. Я не хочу тебя, Джорах! Я не люблю тебя! Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое!              

Jon

      Джон ощущал в себе какую-то неугомонную ревность мальчишки. Разум твердил ему, что Дейенерис больше не его, она не желала, чтобы их ребёнок знал отца, и он больше не имел на неё даже тех прав, что она сама позволяла королю без ведома богов и людей. Но Сноу всё равно считал Дени своей. Покинув покои, из которых за ним никто не выбежал, он спускался по лестнице Детской башни, с упоением вдохнув свежего воздуха, как только оказался во дворе.       Ему хотелось выпить чего-нибудь крепкого, и Тирион Ланнистер мог бы оказаться в этом лучшим союзником даже в такие невыносимые времена, когда эля на Перешейке не хватало, но вместо этого Джон пошёл к Давосу. Он позволил себе слишком долго оставаться в стороне от того, что творится в гарнизоне — пришло время вернуться в строй ради Дени и их ребёнка, ради Арьи и Сэма, ради Брана…        Его военный совет теперь значительно поредел. Сноу приказал собрать лордов Севера и одичалых, которые подчинялись ему, в гарнизоне у Рва Кейлин и пришёл к ним, еле как сумев облачиться в шубу из серого волка. Замок был некрасив и тёмен. Даже звёзд не было на черном небе, погруженном в Долгую Ночь, и поэтому тусклые свечи освещали шатёр.       Лорды, ещё недавно переговаривающиеся между собой, заняли свои места у стола, завидев Давоса. Их лица выражали плохо скрываемое возмущение. Никто не приветствовал его, даже Берен Толхарт, когда Джон появился. Он и не ждал этого, зная, что-то, что он устроил в Винтерфелле, было преступлением. Удивлением было узнать, что после него лорды всё ещё готовы служить Старкам, а не Таргариен.        — Спасибо, что откликнулись на моё приглашение, — начал Джон, заняв своё место у стола. — После того, что случилось, я не надеялся на то, что снова вас увижу.       — Вы верно думаете. За то, что случилось в Винтерфелле, вы несёте ответственность, — заявил лорд Флинт, в абсолютной тишине холодно смотря в лицо королю. За подобные речи, не будь они правдивы, можно было казнить.       — Север потерял многие дома в той битве. Дом Мормонт лишился своей маленькой леди, а всё потому что она поверила вам и осталась, как и Нед Амбер. Как и Элис Карстарк. — Продолжил он. Сноу выжидающе глядел на него, стиснув зубы, но только лорд Флинт закончил, как слово взял Луковый Рыцарь.       — В том, что произошло в Винтерфелле, нет вины короля Севера, — громко предупредил Давос, отчаянно обманывая их, дабы умерить панику. — Он и другие остались, чтобы прикрыть отступление тех, кто не успел покинуть Винтерфелл.       Такая версия была разумна. Джон был с ней согласен. Но пока его десница говорил, он вдруг нашёл взглядом лорда Рида, смотрящего на него, и не смог больше отвести глаз, понимая, что соврать в этот раз ему не удастся. Обоих детей Хоуленда больше нет. Дочь, — бойкая девчушка по имени Мира — подруга Брана — погибла в Винтерфелле. Как он может лгать её отцу в том, что они не знали, будто смерть придёт за ними раньше, чем все войска достигнут Перешейка?       — Я тоже потерял многих в той битве, милорды, — скорбно заговорил Джон, оглядывая присутствующих в шатре. Он не стал лгать и решил двигаться по наитию. — Погибли моя сестра Арья, брат Брандон, мой лучший друг, и множество других хороших людей, которые были для меня больше, чем просто товарищами. Я видел, как мертвецы выходили из семейного склепа, и в их числе были те, кого я считал своей семьёй. Будь моя воля пережить это второй раз, я остался бы рядом с ними, как мне и следовало бы. Но я всё ещё жив, и значит должен бороться. Как и мы все.       Вокруг поселилась тишина. Некоторые лорды опустили взгляд. Лорд Флинт все ещё с вызовом смотрел на короля — он это заслужил.       — В одном Его Величество прав: вместе противостоять мертвецам будет легче, чем в одиночку, — первым высказался лорд Мандерли, переглянувшись с лордами и обернувшись к Джону. — Так зачем вы собрали нас?       Сноу был благодарен ему за этот вопрос. Немного расслабившись, он справился о состоянии войск и достаточности провизии каждого из лордов. На долю Севера приходилось куда меньше людей, чем южан. Многие из них остались вместе с ним в Винтерфелле и погибли. Эти земли всё ещё принадлежали Северу, но все они ощущали себя как в гостях, питаясь из обозов королевы и видя кругом чудных людей с длинными косами, говорящих на чужом им языке и ведущих себя, словно дома. Но Давос выяснил, что среди тех, кто был казнён днём за нападение на Дейенерис, были и северяне, и Джон потребовал ответов, что за настроения гуляют в лагере и кто их источник.        — Ходят слухи о вас и королеве Дейенерис… Солдаты вспоминают ту детскую страшилку и думают, что вы и она — это Нисса-Нисса и Азор Ахай, — признался смелый командир дома Норри с редкой рыжеватой бородой.        — В страхе не нужен весомый повод, чтобы сочинить свою версию истории, — вторил Хорнвуд.        — Тогда собственный страх убьёт нас раньше, чем мертвецы, — заявил Джон. — Мне нужно знать обо всём, что происходит в лагере. Найдите среди своих солдат тех, кто будет говорить больше остальных и убедите их докладывать вам все.       Тем самым он собственноручно создавал шпионов, но времена требовали этого. Лорды согласились с королём и разошлись, но Джон остановил лорда Рида для разговора.       — Я сочувствую вашей утрате, милорд, — только и сказал Сноу, посмотрев в печальные глаза Рида. — Мира заслуживала лучшего.       — Мне не сказали, как она погибла, — медленно кивнув, принимая соболезнования, промолвил лорд Сероводья. Никто не сказал, потому что не знал, где была девочка во время сражения. Сноу же знал это наверняка.       — Она и мой брат Бран были вместе до конца. Она защищала его… — Джон не мог преуменьшать роль Миры в жизни его семьи, поэтому сказал, как есть.       — Риды всегда были верными пособниками Старков, — уголками губ болезненно улыбнулся Хоуленд и попросил разрешения идти. Джон позволил ему это.       — Полагаю, теперь нам понадобятся свои люди не только среди солдат, но и среди лордов, — высказался Давос, когда они остались одни, глядя на спину Джона, так и оставшегося стоять у входа после того, как Рид ушёл. — Лорду Мандерли удалось усмирить их пыл, но наедине у него это может не получиться.       — Это уже неважно, — ответил ему Джон и поспешил ретироваться из шатра, выйдя на улицу и подставив лицо свежему снегу. Он всё ещё был слаб для того, чтобы бродить по замку целый день. Его грудь отнималась так, что казалось, рана вскрылась вновь, но он не желал подниматься в свои покои. Ноги понесли северянина в сторону, совершенно отличную от башни, в которой его содержали. Он не знал, верно ли это и сумеет ли он, но поднялся в Детскую башню, охраняемую дотракийцами, и вновь постучал в двери. Сердце Джона бешено билось. Он дожидался разрешения, чтобы не повторять своей дневной ошибки, внутренне остерегаясь того, что Джорах Мормонт всё ещё рядом с Дени и, получив позволение, неспешно открыл дверь, выглядывая из-за неё.       Мормонта не было, а королева, причёсываясь ко сну, отложила гребень и обернулась к гостю. Красивая и бледная, должно быть, она теряла силы в этом месте, населённом всеобщим ужасом, вынужденная быть здесь лидером.        Она молчала и Джон тоже, взглянув друг на друга лишь раз. Стеснение чувствовалось в её обманчиво равнодушных глазах.        — Я пришёл убедиться, что ты в порядке, — наконец, произнёс мужчина. Грозная мысль, что Мормонт достаточно в этом убедился, передёрнула короля изнутри, но он не позволил ей поглотить себя. Сноу неуверенно мялся в дверях, дожидаясь ответа Дени. Он знал, что сама она не пошла бы к нему с извинениями. Она в них не нуждалась. Но Джон был не столь стойким. Давно ли?               

Daenerys

             Она не знала, как написать письмо Миссандее. Строчки не складывались. Несколько раз Дени выводила на пергаменте ровные буквы, но каждая попытка оканчивалась отправлением письма в камин. В конце концов, королева просто сдалась, отложив перо и закрыв ладонями лицо.       — Нужно успокоиться, — твердила она себе. Ради тех, кто пришёл в эти холодные земли из-за неё, и кто готов за неё умереть. Дотракийцы презирают слабость, и кхал, упавший с коня — уже не кхал.       Расправив плечи, Дейенерис Таргариен поднялась из-за небольшого стола. Она отослала служанок, предложенных ей лордом Мандерли, приказав им бежать на юг. Чем меньше в лагере было тех, кто сможет стать для упырей лёгкой добычей, тем больше шансов сократить армию Короля Ночи.       Чудовище не выходило у неё из головы, его синие мертвые глаза прожигали насквозь даже во снах. Сражаться с мертвецами бесполезно, когда каждый убитый ими живой восстаёт в их рядах. Должен быть другой способ, но какой, если Короля Ночи не тронул ни огонь дракона, ни стрелы из обсидиана, выпущенные Мирой Рид?       Дени умылась остывшей водой, самостоятельно справившись с верхним платьем, и, накинув на плечи халат, села у старого зеркала и принялась распускать волосы. Старая легенда о герое, мече и женщине, в чьём сердце он был закалён, мучила ее не меньше.        В дверь снова постучали, на этот раз робко. Королева вздохнула, даже не пытаясь гадать, кто мог снова потревожить ее, и отозвалась, приглашая гостя войти. Ее сердце подпрыгнуло, стоило ей обернуться и встретиться взглядом с Ним, пусть и на краткий миг.       «Ты вернулся…» — пронеслось в голове, и королева, страшась выдать чувства, снова отвернулась к зеркалу. Пальцы вдруг перестали слушаться, путаясь в серебряных прядях.       Молчание затянулось, а после Джон все же его нарушил, и Дени ответила ровно и незамедлительно:       — Я в порядке, — прозвучало фальшиво. Королева врала ему так, будто позабыла, как близко Джон знал ее. Нет, она не была в порядке. Дейенерис изо всех сил пыталась делать вид, будто ничего не произошло, но это давалось все сложнее. Ее телу не успели навредить, но, точно как и он, она думала о том, есть ли в словах отчаявшегося народа правда, только Джон уже слышал эти слова, прозвучавшие зловещим пророчеством, в устах Брана. Об этом он ни за что ей не расскажет — довольно того, в чем король уже успел сознаться.        Между ними снова поселилось молчание. Джон неловко стоял в дверях, глядя на что угодно, но только не на неё. Он ждал чего-то… ждал ее слов, и Дени было, что ему сказать, но язык не поворачивался. Будь она обычной женщиной, все бы, наверняка, повернулось иначе, но она — королева.       Поднимаясь в башню, Сноу представлял, как, переломив себя, обсудит с ней все, что происходит на Перешейке, но явившись сюда, все никак не мог продолжить разговор.       Возможно потому, что даже не видел глаз королевы, а лишь ее отражение в зеркале — она старалась не замечать его, будто Сноу был пустым местом. По праву, да, но… Злясь на собственную натуру, Волк решил откланяться, уже собираясь уйти, но тут Дени не выдержала, окликнув его. Девочка, все ещё живущая в ней, победила Королеву.       — Ты ведь знаешь о том, что произошло. И том, что все это из-за легенды, которой нас пугали ещё в детстве, — она резко поднялась, прямая, словно копьё, сделав три решительных шага к мужчине. Ее глаза упрямо изучали его лицо: Любимое и ненавистное, одновременно. — Ты веришь в неё?       — Теперь мы все не знаем, во что верить, — застыв, ответил ей Старк, с трудом глядя в лицо приближающейся к нему женщины. Дени и саму одолевали сомнения в том, что она делает. Джон видел это по ее красивым и грустным глазам, обращенным к нему.        — И все же, — настояла Дейенерис, ее лицо выражало вызов. — Ты веришь в то, что я должна умереть? Принести себя в жертву ради спасения человечества? Исполнить пророчество…? — слова прозвучали вслух ещё ужаснее, чем в голове. Дени с трудом вспоминала легенду, она понимала, что все это может значить для них, но отказывалась верить. Отказывалась верить в то, что весь ее путь, ее долгая дорога в родные края должна закончиться вот так. Но в то же время в ней расцветала темная, страшная решимость. Всю свою жизнь Дейенерис стремилась помогать людям: защищала слабых, спасала беззащитных, воздавала по справедливости. Но могла ли она принять клинок в сердце ради своего народа?       — Нет, я не верю, — откликнулся мужчина, соврав, но врал успешно, голос Джона был тверд. — Теперь мы будем говорить с тобой вот так? — следом негромко спросил Старк.       — А как бы ты говорил со мной, зная, что я предала твоё доверие и обрекла нас всех на смерть? — ответила она устало и хладнокровно. Он смотрел на неё с нежностью и печалью, как и всегда, и ее сердце едва не растаяло. — А теперь я ещё и узнаю, что должна умереть от твоей руки, и об этом говорит какое-то нелепое пророчество!       Джон не отвел взгляда, услышав ее ответ, даже когда Дени напомнила о его преступлении. Он промолчал об этом, но ответил на то, чего она так желала:       — Если мы будем полагаться на все, о чем говорят пророчества, то осталось нам недолго. Ты не хочешь уходить отсюда, но это не значит, что надежда потеряна. У нас все еще есть план, — Джон смотрел на Дейенерис как человек, которому эти мысли и помогают держаться на ногах. Зная о его ранениях, это действительно было так.        — Я не хочу слышать, что ты думаешь о том, чтобы принести себя в жертву. Ты отвечаешь не только за себя, — королева прекрасно знала, что он имел в виду.       — Люди теряют надежду и готовы зацепиться за любую соломинку, лишь бы спастись. Я не думаю, что покушение станет последним, — произнесла Дени рассудительно, обращаясь ни то к Джону, ни то к себе самой. — У нас есть план, но никто уже не верит в его успех, — продолжала она, промолчав на последние слова Старка и опустив взгляд к своему животу. Ребёнок. Она желала этого ребёнка больше всего на свете, но суждено ли ей когда-нибудь увидеть его?       Воспользовавшись ее замешательством, Джон самовольно прошёл в покои и налил вина в ее кубок, сделав пару жадных глотков. Слуги приносили королеве вино, но оно так и остывало нетронутым.       «Будут еще». Да, они могли не сомневаться, что сегодняшнее нападение лишь первое. Дени невзлюбили одичалые еще когда она прибыла в Восточный Дозор, а теперь теряли веру и южане с северянами. В следующий раз нападавших будет больше.        Проводив короля задумчивым взглядом, Дейнерис закрыла дверь, повернувшись к мужчине и скрестив руки на животе.       — Я боюсь за него, — призналась она, нехотя. — Особенно теперь, когда у меня не осталось сомнений.       Отсутствие лунной крови и дурнота по утрам, которую она чувствовала еще в Винтерфелле, были знакомы ей с той поры, когда она была кхалиси и носила под сердцем Рейего — жеребца, которому предвещали покорение мира, но ему не суждено было даже родиться. Дени дала себе слово, что больше никому не позволит отнять у неё счастье материнства. Настоящего материнства.       — Я не позволю никому навредить моему ребёнку, — уверенно заявила королева. — Даже если мне придётся воевать с собственными людьми, а не только с мертвецами.       Она не сможет воевать, если будет вынуждена прятаться и опасаться ножа в спину. Но только ли от солдат можно ожидать подвоха? Что, если высокие лорды решат воспользоваться поводом свергнуть иноземную королеву с престола? Или это будут те, кому она доверяет больше всего? Дени помнила ту безнадёжность, которую ощущала в Миэрине, прячась в Великой Пирамиде, пока Сыны Гарпии хозяйничали в городе, убивая ее детей. Тогда она была слаба, не способна управлять своими драконами, а сейчас… сейчас у неё остался только Дрогон.       — Нужно усилить твою стражу, — выдал очевидность мужчина.  — Я сказал лордам Севера… — «от которого уже почти ничего не осталось» подумал Джон. Дейенерис в очередной раз с сомнением взглянула на Волка. Она не верила его северянам, не возлюбившим ее сразу, она даже не была уверена, что до сих пор доверяет самому Джону особенно после его предательства. От этой мысли Дени стиснула зубы и промолчала, лишь коротко кивнув.       –… принять меры для того, чтобы мы узнавали о том, что говорят люди первыми. То же нужно сделать и с остальными, — поделился Старк своими мыслями, замолчав, и вновь неосознанно взглянув на ее живот, когда Дени заговорила о ребенке.       Их ребенке. Он знал это, потому что иначе она не выпалила бы это ему. Он ей верил и знал, что ни с кем другим Дени не была. До сих пор Джон не мог понять, как у них вышло… У мертвеца, вернувшегося к жизни, и бесплодной королевы. Это все было так не вовремя, и все же Сноу мечтал стать отцом и не думал, что его мечта сможет сбыться.       Ему хотелось бы радоваться этой новости вместе с ней, сказать, что он защитит их, но происшествие с ее советником все омрачало.       — Сир Джорах знает о ребенке? — только и спросил Джон, взглянув на королеву. За день в делах он откинул мысли о них, но вспомнил вновь, и они отозвались в нем болью.        При упоминании о Мормонте, Дени снова ощутила волну гнева, а вместе с тем и непонимание. Королева нахмурилась:       — Почему он должен знать? — и тут до неё дошло. Так быстро, что она нервно хохотнула, всплеснув руками. Неужели Джон думает, что отцом ее ребёнка может быть Джорах? Королева не придавала их утреннему поцелую с Мормонтом такого же значения, как Сноу. Она не собиралась говорить об этом с Джоном, не намеривалась что-то объяснять, но подозрение в том, что она делила постель с Мормонтом, переходило все границы. — Вот, значит, во что тебе хотелось бы верить?       — После того, что я увидел сегодня, я не мог не спросить, — произнес мужчина, и в его голосе против его воли прозвучал укор. Едва ли он действительно винил ее в произошедшем. Если не он, то рядом должен был оказаться кто-то другой, кто смог бы позаботиться о королеве, и все же обида сжигала короля. Он не ожидал, что замена найдется так скоро. Мормонт был рядом с ней уже давно, но Дени не давала ему шанса, хотя его привязанность была очевидна всем. Может быть, он воспользовался ее слабостью для того, чтобы улучшить свое положение? Джону хотелось верить, что она не поддалась.        — Значит, он теперь с тобой? — узнал северянин.       Ревность. Дени видела ее в глазах Джона, которые он то отводил, то устремлял прямо в неё так, словно пытался прожечь в ней дыру. Дрого никогда не ревновал ее, зная, что она всецело принадлежит ему. Кхал просто убил бы соперника на месте, а Даарио… Даарио всегда посмеивался над чувствами Джораха, не придавая им особого значения. И Дени позволила себе забыть на миг, что нравы Вольных Городов гораздо более свободные, чем в Вестеросе. Люди здесь были другими. И Джон был совершенно не похож на Даарио, который не претендовал на неё, а лишь грел постель, и это его устраивало.       — Что? — в недоумении спросила Дейенерис. — Нет!       Мысль о том, что все могло быть так, как предположил Джон, заставила ее сморщиться и отвернуться, хотя негодование и гнев вспыхнули в ее груди. За кого этот Северянин ее принимает? За легкодоступную дурочку, готовую лечь с каждым из своих приближенных?!       — Сир Джорах делал множество попыток поцеловать меня, но в моем сердце ему никогда не было места! — произнесла она с обидой, сев на кровать и снова взглянув на стоящего у стола Старка. — Но ты не можешь упрекать меня в этом! Ты вообще не должен был видеть этого! И приходить сюда! Зачем ты пришёл, Джон? Как ты вообще мог сомневаться в том, что этот ребёнок… — усталость и слабость накатили на неё, и Дени снова отвернулась, не желая, чтобы он видел выступившие на ее глазах слезы. — Уходи, оставь меня.       Джон опустил глаза, дослушав королеву, но не думал следовать ее приказу уйти. Хромая, он пошел от стола к ней. Его фигура за сидящей на постели Дени отразилась в ее длинном зеркале. Сноу лишь мельком заметил это.        Отвернувшаяся от него девушка молчала, даже когда он сел на кровать рядом с ней, но не выражала протеста. Ее маленькие руки лежали на коленях, прикрытых тканью халата. Джон опустил на них взгляд и неспешно накрыл тыльную сторону ее правой ладони своей здоровой рукой, поглаживая кожу, как успокаивающе гладила и она, когда пришла к нему в покои после его пробуждения на Перешейке. Дени подняла на него взгляд, и Сноу нерешительно ей ответил.        — Давно ты поняла, что…? — тихо спросил мужчина. Возможно, Дени ждала того, что он начнет извиняться и каяться, но какой в этом смысл? Себе он навредил не меньше других в Вестеросе, желая сберечь брата, но теперь потерявшего и его, и Арью, всех близких друзей и соратников. Не найти таких слов, чтобы извиняться за это было уместным.        Поведя плечом, королева отдернула руку (последний шанс сохранить гордость), хотя поглаживания мужских пальцев волновали ее больше, чем Дени могла признаться даже себе.       «Как ты мог подумать, что Джорах или кто-то другой способен заменить тебя?», — вновь задалась она, но ее лицо не отразило этих мыслей. Вместо этого Дейенерис снова опустила голову, взглянув на свой живот.       — Ещё в Винтерфелле, — ровно и спокойно ответила она. — Ещё до моего отъезда. Но сомнений у меня не осталось уже на Перешейке. Драконы волновались… Рейегаль постоянно рвался на Север, и меня терзали дурные сны. Поэтому я и полетела обратно, не дожидаясь прибытия отставшего отряда. Боюсь представить, что было бы, останься я здесь.       Там, в Винтерфелле полегло много хороших людей. Серый Червь, о котором она так и не смогла написать Миссандее, маленькая Лианна Мормонт… ее Рейегаль. Дейенерис прикрыла глаза, разгоняя мрачные воспоминания. Скорбь сжимала сердце, но какой толк скорбеть по павшим, когда война ещё далеко не закончена?       «Король Ночи убил бы меня» — мысленно продолжил за Дени Джон, не зная, кто послал ей спасительное предчувствие атаки. Его воспоминания о битве спутались, стали туманны, но он хорошо помнил, как оказался возле того горящего дерева, видя перед собой две фигуры — Иного и Брана, как и отец лишившегося головы. Должно быть, Король Ночи убил бы его, если не Пес… Хотя тому даже не пришлось отбивать Старка. Джон вдруг понял, что ему не хотелось сейчас об этом думать.        — Я говорил, что та ведьма ошибалась, — только и ответил Сноу, улыбнувшись уголками губ. Пожалуй, впервые за все время на Перешейке. Получилось скверно.       «Ведьма ошибалась… или просто действие ее чар за Узким Морем потеряло силу». Морщинистое лицо мейеги предстало перед мысленным взором королевы, ее горящие волосы и пение, перешедшее в дикий крик. Первая измена и жертва, принесенная ради рождения драконов.       Джон больше не делал попыток до нее дотронуться, но все еще удерживая на себе взгляд девушки, вдруг заявил:        — Вы нужны мне, — Дейенерис знала, кого он имел в виду. Подумав, Джон повторил предложение, которое уже делал раньше.  — Я хочу, чтобы мы обвенчались.       Слова заставили ее губы дрогнуть в печальной усмешке.       «Ты тоже мне нужен», — кричала внутри неё девочка, жаждущая любви, но королева оставалась непреклонна.       «Предатель, предатель…» — шипел внутренний голос, но в то же время Дейенерис понимала, что в падении Стены Джон виноват не больше, чем тот мальчишка Крэг, подувший случайно в Рог Зимы, или она сама, приведшая туда своих драконов. И можно было, сколько угодно искать виноватых, теперь это уже ничего не меняло.       «Если я обернусь, мы все пропали…». А Джон уже заплатил сполна за свой поступок, потеряв все, что было ему дорого.       Не отрывая взора от лица мужчины, она медленно подняла руку, касаясь подушечками пальцев его обветренной щеки. Девочка воспользовалась слабостью Королевы, но та все же взяла верх, и Дейенерис осторожно отстранила ладонь, поднявшись с постели и принявшись расхаживать по комнате вперёд-назад, нервно теребя свои запястья.       — У нас нет на это времени, ты же знаешь. Мертвецы могут прибыть в любой момент, и нам совсем ни к чему давать повод лордам возненавидеть нас ещё больше, но… — она остановилась, обреченно глядя на мужчину. Никогда еще внутренние метания Дени не были так заметны для него внешне. Она обещала, что не расскажет их ребенку об отце, если тот родится, убрала свою руку сейчас и все же… — Но когда война закончится, если нам обоим суждено ее пережить, я бы этого хотела. Хотела бы, несмотря на то, что сказала тебе тогда.       Она не желала всего этого, а желала короля даже после того, что он сделал.        Сидя на постели, Джон покачал головой, не соглашаясь с ее решением. Таргариен говорила ему то же самое, когда он просил ее руки впервые, но теперь все слишком изменилось. Каждый раз в битве Джон оказывался на волосок от смерти, как и Дени, но его смерть в следующий раз была более вероятна. В таком состоянии, как сейчас, он не мог сражаться, а если воин не способен сражаться — исход один. Даже если для него все кончится, он желал, чтобы Дейенерис стала его и ребенок родился законным.        — Мы можем попросить обвенчать нас в тайне. Мои родители, Рейегар и Лианна, сделали так до моего рождения, — предложил мужчина. Он не знал, как такое удастся утаить при столь огромном гарнизоне, как на Перешейке, но он всей душой хотел попытаться.        Поднявшись, король подошел к Дени, пристально глядя ей в глаза, и занес здоровую руку над ее щекой, погладив ее. Кожа была теплой и гладкой, приятной наощупь. Его ладонь была совсем не такой. Дейенерис замешкалась, не зная, что ответить, но не отстранилась, наслаждаясь его касанием и осознавая то, что у них на пути больше ничего не стоит.       «Какая разница, какой надушенный аристократ будет сидеть рядом с тобой за столом», — были последние слова Даарио, и Дейенерис встретила их смехом. Тогда она не задумывалась всерьез о замужестве, желая покорить Вестерос своей силой. Ей не нужен был трон, добытый путем династического брака. Ей не нужен был и брак, ведь она не могла иметь детей и продолжать род Таргариенов. Думала, что не могла. Тирион редко, но осмеливался заговаривать с ней о том, кто станет наследовать ей после ее смерти, если она погибнет от случайной стрелы. Десница боялся, что тогда королевство, выстроенное на костях и пепле, снова погрузится в хаос и многолетнюю войну меж великими домами за трон и власть.       Но все это было задолго до того, как Джон Старк — красивый и упрямый король отделившегося Севера — прислал в Королевскую Гавань живого мертвеца, навсегда перевернув представления Дейенерис о ближайшем будущем страны, а позже и о ее собственной жизни. Больше всего на свете она боялась, что Джон отнимет ее престол, и как бы ей не было больно, она была готова отдать его другой женщине — той, что способна подарить дому Таргариенов и Железному Трону кровного наследника, пусть и выросшего на независимом Севере. Но боги ниспослали ее чреву собственное дитя… благословили ли или жестоко пошутили? За этого ребенка она заплатила жизнью Визериона… только смертью можно выкупить жизнь.        Ей не придется делить постель с каким-то «надушенным аристократом», как делила ее с Хиздаром, и мечтать при этом о том, кого действительно любила. Боги, если они и существуют, подарили ей еще один шанс на счастье, пусть и перед лицом неотвратимой смертельной угрозы.        — У нас нет времени, да, но ты — моя королева, — продолжил Джон, ожидая ее ответа.       — Да, — тихо согласилась она, встретившись с ним взглядом, а после сама прильнула к его губам, накрывая их несдержанным долгим поцелуем.              

Jon

             Болота были губительны для всего живого. Деревья здесь изгибались под неестественными углами, кругом виднелись коряги. Мутная вода местами пузырилась и блестела от света факела, который держал Давос. Джон сидел рядом, пытаясь понять, как лодочник, которого назначил им лорд Рид, способен ориентироваться средь каналов. Не будь его, они все заблудились бы здесь. «Заблудятся и мертвецы, когда придут» — понадеялся Джон, решив, что ему не стоит думать о них сейчас, и перевел задумчивый взгляд на Давоса, тут же встретившего его.       — Надеюсь, лорд Хоуленд не утопит королеву в этих болотах, — заявил десница, оглянувшись назад на пузырящуюся воду. Король опасливо взглянул на худого, но сильного мужчину, орудующего веслом. Не стоило им распространяться о том, кто прибудет вместе с ними на другой лодке на остров, где располагалась ива, у которой лорд Сероводья молился Старым Богам, но Рид не стал бы давать в распоряжение короля кого попало. — Я слышал, что здесь водятся львоящеры, — прибавил Давос.       — Тогда ему придётся отбивать от них всех нас, — заметил Джон, имея в виду лодочника. Давос, несмотря на подарок Джендри, вложенный в его ножны, не был способен им пользоваться, а Джон до сих пор не оправился от ранений. Длинный Коготь так же висел на его поясе, но скорее из порядка, нежели необходимости. У них с Дейенерис не было специальных подготовлений к свадебной церемонии. Невеста должна была прибыть в своём старом платье, а жених в камзоле и шубе, добытых для него после болезни. Никто не должен был знать о том, что произойдёт здесь — главным было обеспечить таинство и выбрать для хранения этой тайны верных людей. Несмотря на долгую службу королеве, ДжорахМормонт не удостоился доверия молодожёнов. Дени поведала о своём намерении связать свою жизнь с Королём Севера одному Тириону, а Джон сказал Давосу и попросил лорда Хоуленда организовать церемонию в месте, где они могли бы пожениться по обычаям северян. Сноу спросил у него о таком месте лишь для уверенности, поскольку не знал, что вблизи Перешейка есть Богорощи, но внезапно Рид открыл ему своё тайное место для преклонения. Джон ещё не видел его, но ему было всё равно где сделать то, что они задумали. Для всего мира сейчас они были в гостях у лорда Рида для того, чтобы осмотреть Сероводье для разработки стратегии обороны, но лишь четверо знали правду.       — Я никогда не бывал на свадебных церемониях северян, — признался Тирион, заговорив с Джоном об этом в один из вечеров в его башне, после того как Дени созналась ему в своём намерении. — Значит, Ланнистер будет играть роль посаженного отца Таргариен? — эта роль вызывала в нём плохо скрываемую иронию.       — Она сама так решила, — пожал плечами Старк.       — Джорах Мормонт знает её с детства, но, учитывая обстоятельства, это понятное решение, — согласился карлик, наливая себе ещё вина.              Больше они с Давосом не говорили, пытаясь разглядеть в округе хоть что-то, что могло помочь им ориентироваться на местности. Лодочник двигал по каналам уверенно, и грести ему стало легче — они переплыли застойную воду, как вдруг тут же прижались к берегу. В нём не было ничего примечательного, из-за множества коряг и деревьев казалось, нет даже самого острова, но мужчина уверенно спустился в воду, намочив сапоги и велел сделать то же самое королю с его десницей. Пока лодочник подтягивал лодку, они прошли прямо, обнаруживая, как скоро их сапоги зашагали по земле, поднимающейся вверх горкой. Меж веток на острове пряталась узкая тропинка, ведущая наверх, и Джон, отвлекаясь на всё ещё напоминающую о себе ногу, осторожно пошёл по ней к самому дереву. Оно было совсем непохожим на то, что Джон привык видеть. Высокое и широкое, его ствол всё же не был белым, а листья красными, и только лицо, вырезанное на стволе, говорило о его природе. Дейенерис и Тирион уже были здесь и лорд Хоуленд тоже. С тех пор, как они виделись в Винтерфелле после захвата его у Болтонов, лорд похудел и осунулся, а его хмурое лицо посерело ещё сильнее. Повлияли и вести о смерти его дочери. Помня об этом, Джон остерегался просить Рида о помощи, но, когда всё же попросил, не услышал ни упрёков, ни отказа, которого мог ожидать от других. Тирион заметил их первым, а следом увидела и королева, оглянувшаяся на своего жениха. Джон встретился с ней взглядом, но вынужден был держать лицо.       — Как вам болота? — скупо поинтересовался Рид.       — Ваши лодочники могли бы стать отличными контрабандистами, — ответил Давос. Лорд Хоуленд криво улыбнулся, но ничего ему не ответил. Дозор-в-Сероводье прячется всю жизнь, ускользая ото всех, кто желает его поймать. Ни одному контрабандисту не удавалось делать то же на протяжении веков.              

Daenerys

             Лорд Рид предоставил ей собственную лодку. Вместе с ним и Тирионом Ланнистером они покинули Ров Кейлин рано утром и поплыли по занесенным снегом, но не замерзшим болотам на юго-восток. Было по-прежнему темно и холодно, но от болот поднимался густой удушливый пар. Трясины булькали, хлюпали и вздыхали, густые переплетения ив и камыша, казалось, смыкались впереди и за спиной.       Лорд Перешейка сам управлял узкой маленькой лодкой, умело орудуя длинным веслом. Он молчал большую часть пути, как и Дейенерис, думающая о том, правильно ли она поступает. Сердце подсказывало, что правильно. О своем решении она сказала лишь Тириону, который не оказался слишком удивленным. Десница лишь склонил голову и с ухмылкой указал на то, что война не самое подходящее время для замужества, но быстро замолчал, встретившись с Дени взглядом. Сира Джораха она оставила в неведении. После того поцелуя в ее покоях Дейенерис его почти не видела, хотя волновалась и не хотела делать ему еще больнее своим признанием.       Она была замужем уже дважды, тем не менее оба брака строились на чистой выгоде, и если Дрого ей удалось полюбить всем сердцем, то Хиздара королева была вынуждена терпеть, закрывая глаза и представляя на его месте Даарио во время их редких и дежурных ночей.       Но в этот раз все было совершенно иначе, и Дени снова ощущала себя юной испуганной девочкой, мечтающей о доме с красной дверью, которая все еще жила где-то в ее душе.       — Я слышал, здесь водятся львоящеры и множество ядовитых змей, — сказал вдруг лорд Тирион, глядя на зеленоватую воду канала, в которой плавали сухие раскидистые листья и зеленый мох.       — Болото таит в себе много опасностей, — холодно кивнул лорд Хоуленд, — Но со мной вам ничего не угрожает.       — Хотелось бы верить. Могу представить, какую песню сложат о нашей королеве, если мы все здесь утонем.       Рид пропустил иронию карлика мимо ушей.       Они плыли и плыли по бесконечному мокрому лесу, пока не вышли в русло широкой реки, среди которой меж склонившихся к воде деревьев и кустарников прятался остров. Лодка причалила к твердому берегу так неожиданно, что показалось, будто села на мель. Лорд Хоуленд, все также не говоря ни слова, помог Дени выбраться и подал руку Тириону, заковылявшему вслед за королевой по узкой заросшей тропинке. Несмотря на то, что земля здесь была твердой, он все равно проверял устойчивость почвы перед каждым шагом. Рид же ступал уверенно, сапоги Дейенерис увязали в грязи.       Лорд Сероводья привел их к огромной плакучей иве с вырезанным ликом на переплетении вековых стволов, чьи ветви касались воды. Вокруг уже горели факелы, торчащие из земли, будто кто-то заранее об этом позаботился.       — Здесь мои предки, бывшие когда-то Озерными Королями, приносили свои молитвы Старым Богам, — произнес он, бережно кладя ладонь на гладкую матовую кору. — Сюда же и я сам частенько наведываюсь из Сероводья, чтобы привести в порядок мысли. Это место для меня священно.       — Как и для любого северянина, полагаю, — добавил Тирион серьезно. Ров Кейлин не располагал ни богорощей, ни септой, и люди, как северяне, так и южане, были вынуждены молиться прямо у костров.       — Для моего короля в частности, — ответил Рид. Нельзя было сказать, что он испытывает неприязнь к Ланнистеру или Дени, но держался он с ними отстраненно, хоть и вежливо. Джон как-то говорил ей, что именно этот человек привез в Винтерфелл кости лорда Эддарда, а вместе с ними и тайну происхождения Джона, которую знал из живых только он один. Уже поэтому Дейенерис проникалась уважением к невысокому худощавому лорду, которого можно было принять за мальчишку, если бы ни седина, прорезающая рыжеватые волосы и ни морщины около зеленых глаз. Хранить тайну своего сюзерена и друга на протяжении всей жизни способны далеко не все.       — Его величество скоро прибудет. Белтос привезет его и сира Давоса.       Услышав это, Дейенерис почувствовала странное волнение, и принялась разминать свои по привычке сцепленные на животе пальцы, взглянув на лик, вырезанный в коре.       Порыв ветра заставил крону могучей ивы тревожно зашелестеть.       — Простите, милорд, но я мало что знаю о свадебных традициях вашего края, — призналась королева, на что лорд Рид сухо, но понимающе улыбнулся.       По правде сказать, Дейенерис ничего не смыслила и в обрядах, угодных Семерым, проводимых в септах под пение хора. У северян же хор заменял вой ветра и шелест листьев — истинные голоса богов.       На ее первой свадьбе с кхаломДрого венчания и произнесения обетов не было вовсе, а свадьба с Хиздаром зо Лораком по повелению королевы прошла не совсем так, как того требовали гискарские обычаи.       — Все довольно просто, Ваша Милость, — отозвался Рид, взглянув на нее, а после на Тириона. — Ваш десница, должно быть, уведомлен о том, какие слова требуется произнести.       — Несомненно, — вставил Ланнистер, улыбаясь криво и чуть ли не ехидно. Вот он-то, кажется, точно недолюбливал лорда Перешейка, но с чего бы это?       Вскоре послышавшийся всплеск воды со стороны реки привлек внимание королевы.       Низкорослый, но широкоплечий мужчина в темно-зеленом плаще и коричневом нагруднике показался из-за зарослей первым, а следом за ним на поляну вышли сир Давос и Джон.       Увидев короля, Дени выдохнула сквозь приоткрытые губы охватившее ее волнение, словно то, что должно произойти, было с ней впервые.       Десница Джона тем временем вынул из заплечного мешка два плаща, один из которых — сшитый из черного бархата с красным обрамлением по краям — передал Хоуленду Риду, и тот, подойдя к королеве, попросил разрешения, и Дейенерис повернулась к северянину спиной, позволяя набросить плащ на свои плечи. Серебряную застежку в виде трехглавого дракона она застегнула сама. У нее не имелось роскошного платья, расшитого крупными жемчужинами, точно также, как и ее жених не облачился в красивый дублет. Их свадьба могла бы прогреметь на все семь королевств, но тому уже не суждено было сбыться.       — Плащи не так богато расшиты, Ваша Светлость, швеям ни к чему понимать, для чего они понадобятся, — подхватив мысли королевы, объяснился перед Дени Давос.       — Это неважно, — переглянувшись с Таргариен, возразил Джон и ободряюще улыбнулся ей уголками губ. — Важно лишь то, зачем они нам.       Традиции севера были чужды Таргариен. Джон видел её смущение от того, что происходит, и сердце его стучало в трепете. У него никогда не было свадеб — он не думал, что когда-либо принесёт брачные клятвы перед лицом своих богов, которым прежде клялся служить Ночному Дозору до скончания веков, но вот теперь это происходило, и он ощущал волнение как мальчишка, лишь напряженно повинуясь Давосу, который помог ему надеть плащ Старков. Дейенерис согласно кивнула его словам, в который раз встретившись взглядом с Джоном, который, застегнув пряжку на собственном плаще, направился прямиком к дереву. Медлить было ни к чему. Тирион, подойдя к королеве, взял ее за руку. Сир Давос и лорд Хоуленд остались стоять в стороне, как молчаливые свидетели происходящего. Джон ждал Дени в тусклом мерцании факелов, и ветер играл с темными прядями его волос.       «Он — тоже Дракон» — вдруг подумала она с теплотой. — «И мой сын будет похож на него».       Королева не могла знать, мальчик ли или девочка растет в ее чреве, но отчего-то надеялась на первое. Вестеросу нужен наследник. Сильный и свирепый, как и его родители.       Тирион осторожно повел ее к иве. Его короткопалая рука, лишенная перчатки, была горячей и влажной. Преодолевая волнение, Дейенерис крепче сжала ладонь своего десницы, не сводя взгляда со своего короля.              

Jon

             Плащ оказался немного велик ему. Прежде, до болезни, Джон был более крепок в плечах, а застежку шили по его прежним меркам, но это не доставляло королю больших неудобств. Подойдя ближе к иве, Волк, застыл в ожидании невесты и ее посаженного отца. Они двигались к древу неспешно, в основном потому, что Ланнистер передвигался чуть медленнее, чем Дени, которая даже не смотрела под собственные ноги, а искала поддержки во взгляде все приближающегося будущего супруга. Волнение отражалось на ее лице, на котором проступил легкий очаровательный румянец. «Прекрасная невеста и ребенок, которого она носит в своем чреве». Мог ли Джон мечтать об этом, когда мерз в Черном Замке под двумя одеялами?       Когда они остановились шагов за семь от него, Джон выдохнул и заговорил первым как того требовалось.       — Кто идет предстать перед божьим ликом? — раздался в тишине его голос. Дени вдруг смутилась, не зная, что следует отвечать, и беспомощно взглянула на Тириона в поисках подсказки. Где-то в стороне кашлянул сир Давос. Ланнистер не отрывал глаз от лика на стволе, словно и не заметив волнения королевы. А потом он заговорил, и Дейенерис почувствовала облегчение.       –Дейенерис из рода Таргариенов, пришла, чтобы выйти замуж, — произнес в ответ Тирион. Он говорил уверенно, но видимо из-за плохого знания традиций, Бес все же ощущал неловкость. Обычно невесты держались за предплечья своих провожатых, но Тирион мог предложить Дени лишь свою руку. Таргариен была невелика ростом, но даже рядом с ней он выглядел, будто ребенок. Джон нечасто по-настоящему замечал его уродство, как сейчас.       — Взрослая и расцветшая женщина, законнорожденная и благородная, она явилась просить благословения богов, — меж тем продолжал карлик. Слова лились заученной речью, как часть обряда, жившего в северных землях много веков. Завороженная моментом, Дени ощущала себя маленькой влюбленной девочкой, не отрывающей нежного взгляда больших фиалковых глаз от мужчины, который любил ее также пылко. Слова Тириона продолжали звучать, наполняя ее сердце и обстановку вокруг магией, не подвластной даже лучшим колдунам мира.       — Кто пришел, чтобы взять ее в жены?       — Я, Джон из рода Старков, — вероятно, Джон должен был назвать свой титул, но не стал этого делать.       — Кто ее отдает? — в ответ узнал он.       — Тирион из рода Ланнистеров. Ее десница, — Тирион взглянул на королеву, словно собираясь сделать откровение и понизил голос, — и… друг.       Королева лишь раз посмотрела на своего преданного десницу, улыбнувшись ему благодарно и ободряюще. Джон знал, что она не станет против такого обозначения. Это правда — Тирион верный друг для них обоих.       Губы десницы дрогнули в ответной улыбке, но он быстро взял себя в руки, закончив заготовленную для него часть речи.       — Дейенерис, берешь ли ты в мужья этого человека?       Она подняла взор с Тириона на Джона, улыбнулась и ответила со всей искренностью:       — Да, беру.       Слова сорвались с губ вместе с трепетным вздохом. В лице Джона отразились ее собственные чувства. Он шагнул к ней, и Ланнистер, не мешкая, соединил их руки, вложив небольшую руку Дени в широкую ладонь жениха. Прикосновение Джона наполнило огнем ее сердце, и она крепче сжала его руку, когда Старк повел ее к дереву и опустился на колени перед морщинистым ликом. Она сделала то же самое, чувствуя коленом влагу и холод земли. Короткая молитва всегда была молчаливой, молодожены проговаривали ее в своей голове, но Джон тихонько шептал ее для Дейенерис, и она кротко повторяла за ним. Когда все окончилось, и они поднялись с земли, оставалось лишь обменяться плащами. Через боль помогая здоровой руке, король подошел к Таргариен сзади, расстегнул застежку с изображением дракона и снял ее плащ Таргариенов. На смену старому плащу пришел плащ Старков, который был на нем. Джон бережно укутал ее серо-белым плащом. Дени даже не успела подумать о том, что значит теперь импровизированное знамя Старков на ее плечах, лишь придерживала застежку рукой, немного сгорбившись под весом одеяния. Подоспевший сир Давос принял из его рук черный плащ Дени, помогая Джону облачиться в него, а затем… Полная трепетной радости, еще только зарождающейся в ее душе, Дени вновь подняла взгляд на мужа, который сразу же овладел ее приоткрытыми губами. Несдержанно, нежно и властно. Он впервые целовал ее, пока на них смотрели все, кто был рядом, но король словно забыл об этом. И она тоже позабыла. «Теперь я твоя», — пронеслось в ее мыслях вместе с пламенем, прокатившимся волной под кожей. — «Тебе удалось обуздать дракона».       Сир Давос, лорд Тирион и лорд Хоуленд — молчаливые свидетели их тайного венчания, будто перестали существовать. Целуя его в ответ так, будто он был спасительным воздухом, а она — тонула, Дени все же с трудом отстранилась.       Церемония закончилась, и Давос первым поздравил молодоженов, когда новоиспеченные Старки оторвались друг от друга.       — Значит, теперь я могу называть вас моей королевой без опасности лишиться статуса десницы Короля Севера? — спросил он Дени и поцеловал ее руку.       — Поздравляю, — кратко вторил ему Тирион, и подойдя, протянул свою ладонь Джону. Сноу охотно пожал ее, широко улыбнувшись. Лорд Рид также был немногословен.       — Идемте, факелы скоро потухнут, — после мягко поторопил он, приглашая молодоженов к лодке. Дейенерис, пораженная тем, что церемония прошла так быстро, перевела взор на лорда Сероводья.       — А нам, пожалуй, стоит вернуться в лагерь, — произнес сир Давос неловко, но лорд Хоуленд покачал головой:       — Для всех вы у меня в гостях обсуждаете военные планы, так пусть будет так, — сказал он, бросив прощальный взгляд на священное дерево и выдернув из земли один из чадящих факелов. Тирион Ланнистер сделал то же самое.       — Тем более Белтос давно нас покинул, вместе со второй лодкой. Он должен был лишь привезти вас сюда, — Хоуленд улыбнулся уголками губ. Никто и не заметил исчезновения слуги, будто растворившегося в зелени и темноте.       — Сероводье не так велико, как замки, в которых всем вам приходилось бывать, но мы всегда рады гостям.       — Мало кто из ныне живущих южан может похвастаться путешествием в плавучую твердыню Озерных Королей, — усмехнулся Тирион, но тут же задумчиво добавил: — Я слышал, много Фреев сгинули в болотах, пытаясь его найти.       — Как и Ланнистеров… — кивнул лорд Хоуленд, глядя на карлика ничего не выражающим взором зеленых глубоких глаз.       — В таком случае, я согласен стать первым Ланнистером, выбравшимся из болот живым, — парировал Десница. Сир Давос и Джон к тому моменту тоже взяли по факелу, а после все направились к лодке Хоуленда Рида. Идя последним с факелом в руках, Сноу, молча, слушал перебранку Рида и Ланнистера, не в первый раз замечая, как холодно два лорда друг к другу относятся. Тириона Ланнистера остерегались многие северяне. За ним шла дурная слава, как об отцеубийце и предателе, и лорд Сероводья придерживался того же мнения. Все свидетели церемонии погрузились в оставшуюся на берегу лодку. Джон помог взобраться в нее Дени и сел рядом. Хоуленд привычным движением помог лодке выбраться с мели и вооружился веслом. Никто не мог помочь ему в этом — Тирион был карликом, Давос беспалым, а Джон все еще не вернул себе здоровье, но Рид помощи и не требовал.       Они снова плыли по многочисленным каналам, похожим один на другой, словно тропы Дотракийского Моря. Вслушиваясь в плеск весла лорда Рида, Дени крепче сжала здоровую руку Джона. Их брак свершился вдали от посторонних глаз, но в лагере им все равно придётся вести себя так, будто они всего лишь союзники. Факелы тухли один за другим, болота вокруг жили своей жизнью, наполняя ночь своей непрерывной музыкой. Рид повел лодку в западном направлении, без устали работая веслом. Джон пытался запомнить путь, но хозяин Сероводья все время сворачивал в проемы между кривыми деревьями, а после и вовсе призвал всех вылезти и дальше пойти пешком.       Хоуленд по-прежнему вел их куда-то, освещая путь факелом. Стало значительно темнее. Джон с трудом мог сказать даже в каком направлении они идут, но помалкивал. Они шли по влажной, но устойчивой почве через едва просматриваемые тропинки.       — Ясно, почему вас так непросто найти, — произнес Джон, нарушив тишину.       — Уже недалеко, — трактовав его слова по-своему, пообещал Рид и он не врал. Вскоре они вышли из леса к новому болоту, в центре которого находилась древняя деревянная усадьба, выстроенная среди воды и окружённая несколькими плавучими островками поменьше, на которых тоже виднелись крыши хижин из веток и травы. Оно совсем не было похоже на пристанище лордов, но Джон тут же решил, что это одно из самых впечатляющих мест, которые ему приходилось видеть. Дени была согласна с ним в этом. Как такой огромный остров был способен менять свое местоположение? А быть может, он никогда и не менял и это все слухи?       — Добро пожаловать в Сероводье, — тихо возвестил Хоуленд Рид.       Глядя на строение издалека, Джон не был уверен, что оно способно вместить их всех, но не выдал своей неуверенности и поджидающая лодка доставила их к плавучему замку.       Их накормили скромным ужином из рыбы и компота из ежевики. Речная рыба была полна костей, но имела нежное мясо, щедро протертое специями. Впрочем, никто из гостей вовсе не был прихотлив ни в крове, ни в еде.       Ужинали они, как прежде, впятером, не считая двух-трёх едва заметных слуг, больше похожих на детей, в небольшом деревянном чертоге, чей пол был устлан камышом. Мужчины обсуждали войну, и королева внимательно слушала.       — Нам понадобится ваша помощь, чтобы грамотно разместить армию, — признался Джон лорду Риду. — И нам самим не помешает узнать местность лучше.       — Я предоставлю вам карты. Они многим помогут, но, чтобы начать хорошо ориентироваться в озерах, требуется время, — согласно заявил Хоуленд.       — Ваши болота глубоки? — задумчиво поинтересовался Давос.       — Хватит для того, чтобы схоронить человека. И не только человека.       — А способно ли это убить их? — спросил Тирион, взглянув на Джона как на единственного, кто бился с упырями достаточно близко.       Сноу покачал головой.       — Некоторые упыри пришли к Восточному Дозору по морю, но болота должны их замедлить, — по правде говоря, Джон опасался не того, что они не погибнут.       — Однако в Восточном Дозоре им удалось заморозить море, — неутешительно заявил он.       — Даже если так, лучше места для нашей атаки придумать сложно, — парировал Луковый Рыцарь.       — Сир Давос прав. Они еще не бывали в таких условиях, как на болотах, — взглянув на десницу, кивнул Старк.       — Пламя Дрогона растопит лед, и тогда большую часть из них затянут трясины, а это самые лучшие естественные укрепления, способные значительно переломить ход битвы, — рассудила Дени, сжимая зубы при воспоминании о своём бессилии в богороще Винтерфелла. «Если я обернусь…».       Ужин закончился быстро, и слуги унесли посуду. Все разошлись ободрёнными в надежде на то, что болото и правда поможет. «Только бы мертвецы не пришли ко Рву Кейлин этой же ночью…» Страшная мысль. Если враг придёт, когда в лагере нет ни короля, ни королевы, половина их армии просто сбежит, а вторая — погибнет и восстанет. Дени ощутила холодный ужас, крадущийся под кожей. Она боялась вернуться в лагерь и обнаружить там лишь пепелище. Поблагодарив хозяина, королева встала из-за стола, и миниатюрная служанка с рыжеватыми тонкими волосами поклонилась им с королем.       — Ара, покажи лорду Тириону и сиру Давосу их комнаты, — сказал лорд Хоуленд. Молодожёнам же отдали совместные покои — маленькие, но уютные, заботливо украшенные свечами. Хоуленд верил в умение своих людей хранить тайны и не видел причин скрывать отношения супругов в первую брачную ночь. «Кому могла принадлежать эта комната? Мире или ее брату?» — невовремя подумал король. Бегло оглядев покои, Джон перевел взгляд на жену, стоящую к нему спиной, как зашла.       Сердце Дени забилось чаще, когда Джон пропустил ее внутрь, и она усмехнулась собственному странному волнению, словно ей предстояло впервые разделить постель с мужчиной. Наверное, она все ещё находилась под властью церемонии. Наконец-то, они могли не прятаться ни от кого, засыпая и просыпаясь в объятиях друг друга.       — Обычно в первую брачную ночь мужа и жену провожают в постель множество женщин и мужчин. Я даже рад, что нам не приходится это запрещать, — изрек Сноу.       — В самом деле? — удивленно изогнув бровь, переспросила Дени, повернувшись к мужу с игривой улыбкой. — Как же мало я знаю об обычаях собственной страны. Может быть, и для самой ночи существует какой-то особенный ритуал, о котором ты ещё мне не рассказывал? — ее щеки тронул румянец, но глаза вспыхнули ярким огнём. Джон усмехнулся в ответ девушке. Ей удалось разрядить обстановку.       – Я никогда не спрашивал, — признался он. – Думаешь, мужья и жены занимаются этим как-то по-другому?       — Если и по-другому, мы этого никогда не узнаем, — засмеялась Дени. Захватившая ее неловкость быстро отступала, уступая место привычному пламени, растекающемуся по венам. Она облизнула внезапно пересохшие губы и ласково добавила:       — Да и ни к чему нам… — ее глаза горели, хоть тема их разговора вовсе не наводила на игривость, хоть они оба понимали, что сейчас она уместна, как никогда. Одно Джон знал наверняка — вряд ли все северяне делали то, что они проделывали друг с другом. По крайней мере, ни в одной пошлой шутке или бахвальстве Сноу никогда не слышал о том, на что была способна Дени. До него у нее были более умелые любовники, которые многому ее научили.       Серый плащ Старков, который был велик королеве, она все ещё придерживала руками на своих плечах. Вспомнив о нем, Дени опустила глаза.       — Я не могу называться Старком и носить твои цвета, ты ведь понимаешь… — произнесла она, но не сняла плащ. — Я — Таргариен и хочу умереть Драконом, — Дени удивлялась сама себе. Будь на месте Джона любой другой лорд, вопрос о сохранении за ней ее собственного имени и герба даже не был бы поднят, как было с Хиздаром зо Лораком. Более того, данное условие стало бы обязательным при заключении брака. Но с Джоном всегда все было иначе… Рядом с ним ей было легче чувствовать себя обычной женщиной, но она таковой не была.       – Да, понимаю, — спокойно ответил мужчина. Сноу не питал иллюзий по поводу того, что Дени готова стать Старком. В глубине души он никогда не представлял ее как Дейенерис Старк. Это имя теперь было ее подлинным именем, и все же совсем ей не подходило.       — Было бы нечестно просить тебя об этом, — согласился он. От дома Старков не осталось никого, кроме него и Сансы, но и от дома Таргариен тоже. Если бы тайна его рождения открылась для всех, и Джон принял ее, они оба должны были бы стать Таргариенами, но как и Дени, Джон не мог представить себя с другим именем.       — К тому же, будет сложно притворяться, если ты начнешь носить мои цвета, — прибавил Сноу. Джон ее понял, разом снимая все напряжение Дени. Она вдруг поймала себя на мысли, что тоже никогда бы не попросила его сменить герб Волков на Дракона, несмотря на имя, данное ему при рождении ее братом и северянкой. Дейенерис кивнула, и слова о притворстве снова вызвали ее улыбку.       — Это и так будет сложно, независимо от цветов, — выдохнула она, не сводя с него глаз, когда мужчина приблизился, чтобы снять с неё плащ и положить тот на стоящий неподалеку стул.       — Я скучала, — голос охрип. Они не были вместе уже больше месяца, а рана Джона и перенаселенные башни Рва Кейлин, где повсюду были глаза и уши, совсем не располагали к близости.       — Я тоже, — сознался король, глядя в глаза Дейенерис напротив, в нынешнем освещении кажущиеся совсем темными. Дейенерис легко поцеловала мужчину, который отныне принадлежал ей пред богами и людьми. Ее руки с осторожностью легли на его плечи, стараясь не доставлять неудобств заживающей ране. Та все еще ныла, мейстер дал ему с собой мази, которая лежала в кармане, но Сноу не хотел просить Дени помочь ему с этим сейчас. Возможно, он сделает это позже, когда они закончат…       Но вдруг Таргариен отстранилась.       — Я хочу, чтобы ты сперва взглянул на меня, — отступив на шаг, королева распустила тесемки плотного платья, все ещё скрывающего ото всех ее только принимающий очертания живот, более заметный в облегающей его нижней сорочке. Дени взяла руку Джона и осторожно положила ее на своё чрево, задержав дыхание. –Прости за то, что сказала тебе в башне... Чем бы ни закончилась для нас война, этот ребёнок будет знать своего отца.       Сквозь сорочку Джон нащупал на её животе небольшую припухлость — свидетельство того, что Дени не ошиблась. Что есть сейчас у этого зарождающегося человека — их будущего сына или дочери? Сердце уже должно было биться.       Переглянувшись с королевой, мужчина улыбнулся.       — Ты не виновата, — успокоил он ее и, переместив руку к талии женщины, быстро нашел ее губы. Клоня ее к постели, он попутно сбросил с себя плащ, и лег рядом с Дени. Его руки блуждали по ее телу, избавленному от сорочки, а после ласкам помогли и губы. Дени смеялась от щекотки его короткой бородой, но вскоре ее вздохи стали предвкушающими. Когда сдерживаться больше не было сил у обоих, Старк овладел Таргариен, и больше, чем теперь, по закону и в постели, они не принадлежали друг другу никогда.              

Daenerys

             Дейенерис была счастлива, как никогда. Она все ещё тяжело дышала, серебряные волосы рассыпались по подушкам, припухшие от поцелуев губы чуть заметно вздрагивали. Джон был нежен с ней, как и всегда. Его страсть разгоралась медленнее, и его неторопливые поцелуи едва не довели ее до исступления. Его рана стесняла движения, но так и не смогла им помешать. Прикрыв глаза, королева нашла ладонью руку мужа на простынях, сжав ее влажными пальцами.       – Теперь наш брак можно считать осуществлённым, — произнесла она лениво и засмеялась, немного повернув голову, чтобы взглянуть в лицо Джона. Он тоже улыбался, и лицо его светилось счастьем. Дени вновь не смогла перебороть в себе желание запустить пальцы в его темные волосы и чуть приподнялась на локтях.       — Наверное, утром мне станет казаться, что все это было сном, особенно, когда мы вернёмся в лагерь. Но я бы хотела проживать этот сон снова и снова до того самого момента, пока мы не откроем всем правду.       – Он осуществлен совсем не поэтому, — выдохнул Джон, улыбнувшись, и переплел их вспотевшие пальцы, пробежав взглядом по ее обнаженному телу. Беременность еще не успела изменить королеву так сильно, чтобы это было заметно всем, но он видел перемены. Ее грудь увеличилась, и живот уже едва выпирал.       Дени внимательно наблюдала за любовником. Ей нравилось, как он на неё смотрел. Джон никогда открыто не пожирал ее глазами, как это делал Даарио, но в его взгляде всегда сияло неподдельное восхищение и нежность, которые она так любила.       — Ты становишься еще красивее, — произнес мужчина, подняв взгляд к ее лицу.       — На свете много красивых женщин, — широко улыбаясь, заметила она, даже не думая о том, чтобы прикрыться. — Взять, к примеру, твою кузину леди Сансу, — лицо Дени стало серьезным, а рука плавным движением очертила округлость живота.       – Неужели ты любишь меня только за внешность? — поддразнила она, придвинувшись ближе. Он любил её, и она это чувствовала. Не могла не чувствовать.       Упоминание о Сансе укололо Джона. Его взгляд на мгновение изменился, пока он гадал, почему Дени вспомнила ее. Ему было удобно знать, что Санса далеко и в безопасности — он так и не написал ей ни о судьбе Винтерфелла, ни об Арье и Бране. Тирион сказал, что сам позаботился об этом. Так было лучше. Сноу ответил только на второй вопрос, надеясь, что Дени не уловит в нем стеснения.       – Когда ты начинаешь говорить, о твоей внешности быстро забываешь, — усмехнулся Джон. Дейнерис изогнула бровь, рассмеявшись. Слова мужа ее очень позабавили.       — Знаешь, что-то подобное мне однажды уже заявляли юнкайские вельможи, когда я пришла к стенам их города с армией освобождённых рабов и Безупречных. Они кричали, что я несносна, — беззаботно улыбалась королева, но, когда Джон, несмотря на желание Дени придвинуться ближе к нему, отстранился, поднявшись со своей половины постели, она опустила взгляд. Достав бутылек из кармана своих бридж, мужчина вернулся на кровать, по ходу проговаривая:       – Мейстер Сиборт дал мне мазь для раны. Ты не могла бы? — и показал Дени снадобье. Его плечо все еще было скрыто повязкой, хоть мейстер и утверждал, что Джон идет на поправку. Лекарство было ему необходимо.       Дени задумалась: уместно ли делать вид, будто ничего не случилось, после стольких потерь? Сидеть в тёплых покоях и смеяться, когда за ними всеми скоро придёт синеглазая смерть, о которой так очевидно напоминала рана Джона. В ответ на просьбу Дейенерис лишь кивнула, поднявшись и встав на колени на простынях. Ее пальцы осторожно принялись разматывать бинт, боясь сделать больно, но больше всего Дени боялась увидеть под бинтами гниющую и кишащую червями плоть. «Дрого», — образ кхала воскрес в ее памяти, и сердце отдалось тупой болью. Нет, она не потеряет своего Белого Волка так же, как потеряла Дрого. Сглотнув, королева, сосредоточенно глядя на рану мужа, осторожно отняла пропитавшуюся мазью повязку. Рана выглядела ужасно, несмотря на то, что пока Джон был без сознания, мейстер смог зашить ее с обеих сторон. Сиборт часто повторял, что сухожилия не задеты чудом, иначе бы король навсегда лишился руки. Но несмотря ни на что, края постепенно засыхали, и швы совсем скоро можно будет снять. Испустив облегченный медленный выдох, Дейенерис поднялась с кровати, скрывшись в маленькой тесной ванной, где слуги заботливо оставили подогретую воду, и вернулась оттуда со смоченным в ней полотенцем. Джон наблюдал за ней, изредка морщась, когда она бережно промывала его кожу, а после наносила мазь.       — Я боялась, что ты умрешь от потери крови, — внезапно сказала Дени, завязывая бинт. Она действовала осторожно, ее руки едва касались Джона. Рана была скверная; мужчина сам это знал. Мейстер говорил, что нечасто приходится видеть в живых того, кого насадили на что-либо. Быть может, по этой причине Джону не стоило вообще тревожить рану, но дело было сделано.        — ...оставишь меня, так и не узнав о наследнике, — королева наклонила голову и поцеловала его в плечо, когда закончила.       — Спасибо, — поблагодарил Таргариен северянин. Прежде озорной настрой Дени после обработки ранения сменился, и голос стал грустным. Ему бы сказать, что Джону Сноу везет больше, чем остальным, и переживать не стоило, но король услышал только часть о наследнике — она привлекла его внимание.        — Ты считаешь, что это мальчик? — спросил мужчина, обратно ложась на подушки и подтягивая их выше, к изголовью кровати. Дейенерис отложила таз с водой и мазь на пол и могла лечь в его объятья. Он пригласил ее движением руки. Матери всегда чувствуют такое. Джон помнил, как леди Кейтилин, ожидая Брана, говорила, что у нее будет мальчик, а после твердила то же самое о Риконе.        — Мне бы этого хотелось, — призналась королева, прижавшись щекой к здоровому плечу мужчины. Он крепко обнял ее, и она положила согнутую ногу на его бедро и прикрыла глаза. Когда она была замужем за Дрого, то необъяснимо ощущала, что только-только зарождающаяся жизнь в ее чреве — мальчик. Сын, которого она назвала Рейего, и которого старухи Дош Кхалина окрестили жеребцом, что покроет мир. Девочек же дотракийцы вообще не приветствовали.       — У степных кочевников есть обычай, в ходе которого женщина должна съесть сырое сердце жеребца, чтобы у неё родился сын, — проговорила королева задумчиво и снова усмехнулась. — Я до сих пор явственно чувствую этот вкус, — она сморщилась, ощутив навязчивую тошноту.       — Сырое сердце? И тебе удалось сьесть все? — пораженно спросил Джон. О дотракийцах не зря говорили, как о дикарях. Только дикари могли позволить себе заставлять своих женщин делать такое. Он попытался представить, как Дени приносят все еще бьющееся сердце только что убитого животного, и она, давясь, поедает его под улюлюканье толпы, но не смог.       — До последней крошки, — выдавила королева в ответ, поджав губы. — Мои служанки готовили меня к этому, они приносили мне тёплую кровь, чтобы я привыкла к ее вкусу, — девушка передернула плечами, отгоняя воспоминания. Съедение сырого сердца — не самое худшее из того, что она пережила. Между ними опустилось молчание. Джон гладил ее кожу на обнажённом предплечье, а Дени думала о том пути, который прошла, чтобы вернуться домой. Но ощущала ли она себя в Вестеросе своей?       — Ты думала… — неуверенно начал Сноу. - … над тем, как мы назовем его или ее?       — Я бы хотела назвать сына в честь Рейегара, — сказала Дени с грустью. — Но время доказало мне, что это имя не является счастливым.       — На Стене я думал, что, если у меня появится сын, я назову его Роббом в честь брата… Но теперь я все больше думаю о том, чтобы назвать его Эддардом, — внезапно произнёс Джон, хотя и осознавал, что его идея может так же не прийтись по вкусу Дени, как и её вариант имени для их ребёнка ему. Она привыкла ненавидеть его дядю с рождения.       — Ты знаешь, что он сделал для меня, — добавил мужчина. — Если бы не он, то меня бы ждала судьба других детей Рейегара.       – Визерис называл его одним из Псов Узурпатора. Разве я могу назвать сына в честь человека, поднявшего оружие на моего отца? — ответила Дени, приподнимаясь, чтобы взглянуть в глаза Джону. Ее лицо снова посерьезнело, но слова Волка о роли Эддарда Старка в его жизни пробили брешь в ее возмущении. Многое вставало на свои места, и лорд Эддард Старк, в самом деле, сохранил жизнь последнему сыну Рейегара, но при этом предал лучшего друга.       — В нашем ребёнке течёт кровь Дракона, Джон. Как и в тебе. Кровь Древней Валирии и Эйегона-Завоевателя. Если ты отказался от имени, данном тебе твоей матерью при рождении, то не отказывай в нем нашему сыну!       — Безумный король убил его брата и отца. Любой на его месте поступил бы так же, — запротестовал северянин на слова Дени, прекратив гладить ее кожу. Его раздражало то, как упрямо она продолжает считать своих предков совершенством. Их общих предков, и все же… Он думал об их действиях совсем иначе.       — Твой отец с Рейегаром повинны в исчезновении дома Таргариен, — прибавил Джон. Резкое заявление, но он не жалел, что сказал об этом. На мгновение Сноу затих, но предпринял новую попытку донести свою мысль.       — Я предпочитаю называть нашего сына в честь человека, которого знал сам, а не в честь призраков прошлого.       Дейенерис нечего было ответить на то, в чем Джон обвинял ее отца. Об этом говорили все, но гораздо мягче, в том числе и Тирион, и сир Барристан, служивший королю Эйерису, но все же тон мужчины задел ее за больное. Дени встала с его плеча, сев на простынях, ее волосы рассыпались по спине жидким серебром.       — Не говори так! — властно оборвала королева, резко взглянув в лицо мужа.       — Рейегар не виновен в жестоких поступках нашего отца. Все, кто знал его лично, в один голос твердят, что он был бы лучшим королём для Вестероса, и я верю этим людям, которые доказали свою верность нашему дому, сложив за меня голову. Мой брат любил твою мать и он же дал тебе жизнь! Больше всего я жалею, что родилась слишком поздно, чтобы знать его. Поэтому не смей обвинять его в чём-то в моем присутствии, — бросила она в ответ также резко, а после отвела взор в сторону, прикусив губу.       — Зря мы затеяли этот разговор. Ещё слишком рано думать об имени, лучше нам подумать о том, как победить Короля Ночи.       Джон решил подчиниться. Возможно Дени и права — они слишком рано затеяли этот разговор, и он позволил себе слишком резкие выражения о важных для нее людях. Опустив взгляд, король ничего не ответил Дейенерис, и подал голос лишь когда она решилась заговорить о легенде, занимающей все её мысли.       — Я знаю, что Рейегар был одержим пророчеством об Обещанном Принце, но я никогда всерьёз об этом не задумывалась, пока солдаты в лагере не стали кричать мне: «Нисса-Нисса», пытаясь меня убить. Знаю, мы уже говорили об этом, но это сводит меня с ума.       — Ты не Нисса-Нисса, — твердо произнес Джон, пытаясь уверить этими словами и ее, и себя.       — Нет никакой гарантии, что твоя смерть поможет их одолеть. Я не позволю никому тебе навредить, — король нашел руку поднявшейся Дени на простынях и сжал ее. Дейенерис сглотнула, сжав в ответ ладонь Белого Волка. Безысходность вновь навалилась на неё тяжелым грузом, одурманивая разум тревогой.       — У нас совсем нет гарантий, — согласилась она, до боли в костяшках стискивая его пальцы. — О том, что случилось тысячи лет назад, уже никто не может поведать. Но… если у нас не останется иного выхода, кроме как закалить меч в моей крови, я пойду на это, — в голосе Дени звенела сталь, глаза лучились отчаянной холодной решимостью, когда она в упор посмотрела на Джона. — Я пойду на это ради своего народа и ради тебя, и ради ребёнка, если боги дадут ему увидеть свет. — Ее передернуло. Руки и губы задрожали. Дени не хотела умирать, не хотела сдаваться, но отчаянье с каждым днём давило на неё все сильнее.       — Я этого не сделаю, — решительно осек ее Джон, не внимая ее готовности пожертвовать собой ради всего мира. Речи Дени были безумны. Она напомнила ему Станниса под властью Красной Женщины, но для того, чтобы говорить ужасные речи, королеве не требовалась помощь.       Дени промолчала. Где-то в глубине души она радовалась, что Джон даже не помышляет о подобном исходе для их любви. Он казался испуганным, когда она говорила, и злым после того, как закончила. Он выбрал жизнь брата, несмотря на то, чем это грозило всему привычному миру, но, быть может, в следующий раз Джон будет вынужден поступить иначе? Королева не стала озвучивать эту мысль, и покой в ее душе сменил гнетущую тревогу.       Поняв, что Дени больше не будет сопротивляться, Джон опустил взгляд, не зная стоит ли делиться своими мыслями, но все же решился.       — Меня тоже кое-что беспокоит, — признался Старк. — Знаешь, когда Король Ночи отшвырнул меня на горящее чардрево, он мог закончить дело, но не стал. Мне показалось, что он позволил Псу и Берену Толхарту меня спасти.       Дейенерис видела это своими глазами, но не находила объяснений.       — Возможно, его отвлекли, — предположила королева, не веря, что ледяное чудовище могло просто пощадить Джона.       — Когда Дрогон поднимался над Винтерфеллом, Король Ночи тоже просто стоял и смотрел. У него был шанс покончить с нами и получить нового дракона, — прибавил Сноу. Этому он тоже не находил объяснения. Он был в слабом сознании, когда это происходило, но не мог путать.       — Я больше боюсь, что он и так получил нового дракона… — покачала головой Дени. — Я назвала их в честь моих братьев, и теперь они оба мертвы… Но если ты прав, то что это может значить? Что нужно этому чудовищу от людей? Трон? Власть? Но какую ещё власть можно иметь над упырями, существование которых поддерживает его собственная магия? Чтобы победить врага, нужно знать его мотивы, — так однажды сказал мне один прославленный старый рыцарь. Но как нам узнать мотивы нашего врага?       Вопросы, которые задавала Дени, мучили и его. Джон не знал на них ответов, да и как мог узнать? Торос из Мира мог многое прояснить. Казалось, он знал даже больше, чем Бран, но оба они мертвы. Король шумно выдохнул.       — Это сложно предположить. Некоторые делают плохие вещи без видимых причин, — произнес северянин, отчего-то вспомнив о кровожадной бастарде Болтоне.       — Мы даже не знаем, кем он был до того, как стать Королем Ночи.