Дай мне шанс стать красивой песней, И позволь мне в твои уста. Влиться с болью, давай, живи с ней, Без нее слишком жизнь проста. Oh Wonder – Technicolour Beat Sia – Unstoppable Sia – The Greatest Loïc Nottet – Mirror
***
«Вспомни же, ведь изначально ты пришел для того, Чтоб утащить меня туда, в ту самую густую бездну. И моё сердце тогда так дрожало, наверное, оттого, Что ты смотрел на меня и шептал: "Сейчас исчезну"».
***
Чимина всегда раздражали эти грёбаные преувеличенные отношения парочек. Это «Называй меня любимой», «Не смотри на меня по утрам, я не накрашена», «Я толстая?», «Нет? Ты врешь!», «Худая? То есть тебе важно, толстая я или нет?» Эти истерики… он был не раз свидетелем их и не раз был их эпицентром. Да, у него были отношения, но… от этих они отличались, наверное, лишь тем, что он должен был регулярно делать своей второй половинке комплименты, держать её за руку и дарить подарки. Вообще-то, он никогда не чувствовал никакой любви к кому-то из них. По его мнению, любовь — это, просто-напросто, взаимное пользование, с извлечением из этого выгоды. Каждый берет из другого человека то, что ему нужно. И вообще-то, похуй всем на любовь до гроба, все ведь знают, что её не существует. Но существует этот человек, и, если тебе что-то нужно… ты можешь взять это, а если он не может тебе этого дать… то, конечно же, это всё, конец «любви», слёзы и сцены разлуки. Поэтому Чимин подумал, что этот блондин - это идеальный выбор. Изначально выбрать того, кто не любит тебя и кого не любишь ты… в этом намного больше искренности, нежели в этой лицемерной любви. Вообще-то Чимин романтик. Но… с утратой самого любимого и родного человека в мире всё живое из него куда-то делось, он выпит теми демонами, всеми тенями и голосами, что слышал. Выпит, и если раньше боролся, удивлялся и боялся быть сожранный ими, то сейчас… ему плевать. И ему даже кажется, что он уже прошел все стадии принятия неизбежного, эти чёртовы пять пунктов тупого списка, составленного психологами.Грёбаное отрицание.
«Он не мог умереть. Он не мог… нет, это был не он. Чонгук всегда будет рядом, это невозможно, как и то, что он видит каких-то невидимых более никому существ, которые при одном взгляде на него тают и рассыпаются в ужасающем вопле. На самом деле это сон. Страшный и нелепый. Или же это его ад. На самом деле это он, Чимин, умер, попал в ад, а Чонгук жив. Выполняет свой план правильно, не так, как сероволосый».
Грёбаный гнев. «Ненависть к машинам. Ненависть к родителям Чонгука за то, что недодали ему, и к себе за то, что не уберег. Ненависть ко всему миру, за то, что рядом нет чёрноволосого парня, вечеров, наполненных смыслом, и улыбок. Нет… Его, действительно, нет. И правдиво лишь то, что это действительно ад Пак Чимина. Персональный. С созданными ради него людьми, демонами, домами, машинам. Всё это для него. Чтобы он ненавидел это с каждой секундой всё больше. В одиночестве».
Грёбаный торг. «Я готов на всё… готов изобрести машину времени, хотя никогда не дружил с физикой. Готов любыми способами заставить время повернуться вспять и укрыть Чонгука от этого. Оказаться на его месте. Я готов продать душу дьяволу, только бы вернуть его. Что угодно… может быть, можно что-то изменить?»
Гребная депрессия. «Может, покажется, что это стиль жизни Чимина, но... с каждым днём всё больнее. Он был рожден с суицидальными наклонностями, ещё в детстве стоял на балконе, глядя, как мама развешивала бельё и, глядя вниз, думал о том, что можно спрыгнуть. Тогда он, конечно же, не понимал, зачем. Просто это казалось… интересным. Но… когда вырос и оказался в том доме, пустом доме, смотрел вниз и всё так же думал о прыжке. Только в этот раз всё было осознанно. Нужно прыгнуть, потому что больно жить… Так он думал до появления в его жизни Чонгука. И так же думает и после того, как из его жизни, пусть и не добровольно, ушел последний любящий и необходимый человек. Невольно вспоминаются руки на его пайте, которые так сильно цепляются за материю, хотят проникнуть внутрь, прямо под слой кожи, до костей, дотронуться до души. Чонгук был тем, кто не боялся испачкаться, потому что наивно полагал, что Чимин самый чистый человек, которого он только видел. Чимин, на самом деле, специально вспоминает те изогнутые в грустной дуге брови друга и последний взгляд… его, перепачканные в крови руки, шея… губы. Это всё слишком. И Чимин, видящий миллионы смертей демонов… но эта, сломала его. Вывела из строя механизм его души. Пак никогда не забудет этого взгляда, в котором было так много слов и мольбы. Всё то, чего Чонгук не успел сказать при жизни, что собирался произнести, но… чёрт».
Грёбаное принятие. Грёбаное принятие неизбежной участи… согласие с тем, что ты просто кусок мяса, который ждёт, когда его поджарит на сковороде жизнь. Нелепо. Но… истина. Хотя… Чимин никогда не примет того факта, что приходится существовать без Чонгука. Улыбаться и что-то делать, забивать на дрожь в руках, думать о том, что Чон хотел бы, что бы он сделал… и делать именно так. Сероволосый, конечно, знал, что то, что между ними с Намджуном — это не чувства, а бред какой-то. Но он, вообще-то, до сих пор не мог понять, почему Ким согласился. Это же так глупо, так отчаянно… но, сейчас, идя рядом с высокорослым парнем, Чимин чувствовал себя как-то спокойно. Мог позволить себе засунуть руки в карманы и не сжимать ладони в кулаках. Просто идти по ночной мгле с красным от холода носом и выдыхать пар изо рта. Им даже не нужно было говорить… можно было просто молчать и всё равно думать, что, о да, это мой парень, отлично. Вчера, как только он попрощались с Намджуном, Чимин, идя к крыльцу своего дома, чувствовал на спине его провожающий взгляд. Пак даже не подумал о том, что это нечто похожее на чувства… Намджун стоит и не уходит, пока сероволосый не войдет в дом, чтобы убедиться, что всё хорошо, что он добрался в целости и сохранности, это было, правда, похоже на что-то милое, душевное, но… если бы не сюжет этого взгляда, который следил за Паком лишь из привычки и ради того, чтобы его добычу, с которой он играется, как кот с мышкой, не перехватил кто-то другой. Чимин тогда был слишком задумчив и обеспокоен, поспешил сразу же поставить галочку, чтобы если что, то у него был парень. Он выполнил ещё один пункт плана. А сейчас идти рядом с Намджуном на расстоянии вытянутой руки и просто молчать… «Да-да, конечно, мы пара». Ночной клуб не лучшее место для первого свидания, но всё это было согласованно, поэтому парни оказываются в толпе, зовущейся очередью, что ведёт к железной двери, возле которой стоят два шкафа, один из них пропускает людей, а другой смотрит по сторонам. Вообще-то, Чимин такие места никогда не любил, был там всего один раз и тогда остался очень недоволен, потому что он всё время наблюдал за танцующим в толпе людей Чонгуком, и дело вообще не в этом. Чёрноволосый очень красиво двигался в такт музыке, и всё бы было хорошо, может, даже отлично. Чимин улыбался, наблюдая за другом, сидя за барной стойкой, но, когда Чон дурачился, показывая сероволосому разные движения, он случайно задел какого-то парня рукой, из-за чего тот пролил на себя содержимое бокала. И, о да, конечно же, завязалась драка. Пока Чимин добежал до того места, Чонгуку успели разбить нос и… вообще-то Чон был рад, он даже улыбался кровавым ртом, когда Чимин закидывал его, пьяного, на плечо, утаскивая оттуда, потому что он жил, в полном смысле этого слова. И… из-за этого Чимин сейчас не сдался, он помнит того Чонгука, такого сорви голову парня, просто радующегося жизни, просто любящего её. И, несмотря на все проблемы и неудачи, Чонгук всегда был жизнерадостным. Так контрастно выглядели они с Чимином: вечно веселый и вечно хмурый. Чимин и живет-то сейчас ради того, чтобы помнить такого Чонгука до конца… оживлять его в своих воспоминаниях, говорить его фразами и смотреть на мир с его точки зрения. «Живём один раз, Чимин. Перестань хмурить брови. Жизнь подарит тебе морщины и боль, а всё остальное возьми от нее сам», — часто говорил чёрноволосый Чимину. Очередь проходит быстро и всё так же в молчании… за сегодня они не сказали друг другу ни слова, потому что... не знали, как? Что должны говорить друг другу люди, которые стали парой? И хоть каждый из них решил не подстраиваться под эти стандарты чувств и отношений, всё рано, незамеченно для самих себя, думали о том, как лучше себя повести, неустанно повторяя про себя, что это твой парень, чтобы не забыть, что это не обычный прохожий. Намджун же замечает в толпе какого-то демона, который не так мелок, как все остальные, но не в сравнение с ним не идет. Он сидит в какой-то блондиночке, но Намджун видит его истинный облик, как и Чимин. Демон смотрит на Намджуна, а потом на сероволосого, и в его взгляде слишком много вопросов и заинтересованности. Отчего блондин быстро приобнимает Чимина за плечи и прижимает к себе, показывая этим жестом чужаку, что это его территория и его улов, отчего «блондиночка» усмехается и отворачивается. Чимин напрягается от непривычного ощущения чьей-то руки на плечах. От Намджуна пахнет кофе и сигаретами. — Расслабься, малыш, ты же мой парень, — делает юноша акцент на слове "мой". — И я могу делать это, — хмыкает блондин и проводит длинными пальцами лежащей на плечах Чимина руки по его скуле. — Не называй меня так, — отзывается сероволосый. — Почему, малыш? — довольно хмыкает юноша, а Чимин хочет послать его нахуй или оттолкнуть, но не успевает ничего сделать из-за того что приходит их очередь, и они оказываются перед накаченным и высоким охранником, который пристально смотрит на Чимина каким-то оценивающим, какой он всегда ненавидел, взглядом. — Встань к стене, ноги на ширине плеч, — командует громила, и Чимин послушно делает то, что сказал охранник, откидывая руку Намджуна, который наблюдает за ним пристально, ловит каждую эмоцию и каждое плавное движение. Потому что он уже заметил: походка у сероволосого слишком прекрасная, модельная и, ещё лучше, плавная и изящная. У него у самого грубые движения, грубые и неловкие, нелепые и неповоротливые, а Чимин… Чимин изящен, и глупо это отрицать. С первого взгляда он просто обычая серая мышь, но… Ким осознал недавно, что его можно понять, если просто молча понаблюдать за ним, да, это сложно, потому что в нем столько страниц, да и он невероятно непредсказуем, но… это в его же интересах: узнать о нём всё и проникнуть не то чтобы в его голову, не то чтобы в его нутро… проникнуть даже в его кости. Пак упирается руками в холодную каменную стену и смотрит в пол, расставляет ноги на ширине плеч и дожидается, когда охранник перестанет водить возле него металлоискателем. — Сколько тебе лет? — спрашивает второй охранник, глядя на Чимина пристально. А Намджун не выдерживает и прыскает, подходит к мужчинам и хватает одного охранника за плечо. — Всё в порядке, он со мной, — убедительно говорит парень, глядя прямо в глаза охраннику. Тот моментально выравнивается, коротко кивает и пропускает их за спину, в то время как второй уже открывает тяжелую железную дверь. Чимин сразу улавливает первые ритмы и биты, слышащиеся пока что откуда-то издалека, входит в длинный коридор первым, у стен которого с разных сторон стоят люди, целующиеся парочки, и те, которые делают это особенно страстно, будоражат сознание сероволосого. — Ну что, малыш? — издевается Намджун и сам не замечает, что слишком много улыбается, но… рядом с Чимином иначе нельзя, он весь такой милый, плюшевый мишка, но ведёт себя так грозно и… то, как он старается быть другим... от этого он выглядит как маленькая девочка, надевшая огромные туфли мамы, она хочет казаться взрослой, но ничто не изменит того факта, что она маленькая девочка. Чимин хочет казаться грубым, он показывает себя с самой худшей стороны, но… Доминус точно понял… он мало чего понял о Чимине, но одно из того, что стало первым открытием — Чимин притворяется. Намджун впервые видит чистое притворство... это не то чёрное, лицемерное притворство, не такое грязное и мерзкое, как у всех, как у него самого… Притворство Чимина, как бы иронично это не звучало, без фальши, оно, просто-напросто, обречённое, как и сам его обладатель. Это то же самое, что при знакомстве маленький мальчик представится под другим именем. Чимин пытается казаться иным, но остается собою. Пытается убежать куда-то, но забывает, что всюду берет с собой себя. Чимин несильно ударяет блондина кулаком в бок и отрывается вперед, идет по длинному коридору и всё ближе приближается к мерцающему в синих и красных тонах залу, откуда гремит музыка. Толпы мокрых танцующих тел, полуголые девушки и пьяные парни. Чимину никогда не нравились такие места... — Добро пожаловать в дом пошлости, разврата, алкоголя, наркоты и секса, — хмыкает блондин, нагоняя юношу, когда они выходят в зал, полный танцующих влажных тел. Запах алкоголя ударяет в нос, в помещении стоит дым от сигарет, на красных диванах у стеночек сидят парни и девушки, курят кальян, выпуская изо рта клубни дыма, пронизывающего не прокуренные лёгкие Чимина. А Намджун просто осматривает уже знакомое помещение поверхностным взглядом. Чимину в нос ударяет резкий запах алкоголя, а вокруг шеи обвивается горький дым и проникает прямо в лёгкие, в помещении стоит туман от сигарет. Пак пробегает взглядом по красным диванам по бокам стен и останавливает взгляд на каком-то парне, который вдыхает дым. « — Ну, Чимин-а~, — протягивает чёрноволосый, — ну, давай, попробуем? Ну, пожалуйста! — хнычет он и тянет того за руку как маленький ребёнок, который просит маму о том, чтобы та что-то ему купила, и тащит туда, чтоба показать. — Ну же, — просит Чонгук. — В жизни ведь нужно попробовать всё, — тычет он на кальян, стоящий на столе. — Чимин, не будь занудой! — хнычет юноша. — Блять, Чонгук, делай, что хочешь, — не выдерживая натиска со стороны друга, сокрушается сероволосый и закатывает глаза, когда Чонгук довольно лыбится и тянет его за собой к кальяну. Когда Чимин делает первую в своей жизни затяжку, чувствует какой-то странный привкус горького винограда во рту. Чимин не любил курить и не любил сигаретный дым, ему не нравилось это и он не понимал, что другие находят в этом. Но, он почему-то всё равно продолжает подносить трубку кальяна к губам, принятую из рук чёрноволосого друга, призывающего его попробовать снова и снова. Дым сразу же опаляет и словно зачинает в его глотке пожар. Чимин морщится и выдыхает, словно выплевывает дым изо рта, который оставляет за собой горько-сладкое послевкусие пустоты. Чёрноволосый лишь смеется, забирая кальян. — Ты делаешь это неправильно, нужно не просто набрать дыма в рот, нужно пропустить его в себя, пропустить в самые лёгкие и почувствовать, как дым касается стеночек гортани, — говорит Чонгук и, забирая из рук друга трубку, глубоко затягивается и выдыхает клубни пара изо рта в потолок с удовлетворенным видом и снова предает трубку в руки сероволосого. — Какого хера ты умеешь это делать, Чон Чонгук? — щурится Пак, а когда пытается делать так, как советует друг, пытается вобрать в рот как можно больше дыма, но только делает, что давится им и, чувствуя, как горло дерет, кашляет. Ему не нравилось курить». Чёртовы воспоминания. От них никуда не убежать, от них, словно от резкой напасти мигрени, Чимин зависает на месте и смотрит на огромный кальян, стоящий на низком столике, который жадно курит какой-то парень. — Хочешь покурить? — пытается угадать Намджун, прослеживая взгляд юноши. На что сероволосый, не думая ни секунды, уверенно кивает, сам не зная зачем. Просто хочет ощутить эту горечь ещё… решить, что вот, они с Чонгуком снова сидят в этом тупом клубе, но Чимин не чувствует себя не в своей тарелке, везде, где есть Чонгук, Паку ловко. И вот… Чонгук делает затяжку так сильно, что втягивает щёки, и… Словно всё, как тогда... Словно нет никакой боли и потери, словно всё хорошо, он просто снова будет смотреть на Чонгука, как тот делает жадную затяжку и так же жадно курит. Изголодавшийся парнишка... Пак всегда получал больше удовольствия, когда наблюдал, как Чонгук вдыхал эту гадость… юноша умел сделать это так, словно… в этой затяжке смысл всего его существования. Чимин не любил курить, но он любил смотреть, как курят, у Гука это получалось особенно искусно, словно он курильщик со стажем. Словно последнее, что у него осталось в мире, — эта затяжка, и он вкладывает в нее всего себя, смотрит на Чимина такими пронзительными глазами и убивает его… эти моменты всегда были так трепетны для сероволосого, он даже позволял сделать Чону на две затяжки больше только ради этого… только, чтобы запомнить этот взгляд. Ему не нравилось курить, и он не понимал, что находят в этом все люди… но… это было тогда, а сейчас, когда он усаживается на мягкий диванчик оббитый красным шелком и наблюдал, как Намджун становится на место кальянщика и переворачивает тлеющие угольки на фольге. — Знаешь, смотрю на твои губы… — говорит Намджун, поднимая глаза, — и думаю о спелой и сочной вишне, — хмыкает Ким, садится рядом с парнем и протягивает ему трубочку кальяна с надетым на нее фильтром со вкусом сладкой вишни. Чимин ничего не отвечает, не знает, должен ли, это место такое пошлое и развратное, даже свет настроен в таких тонах, что, падая на лицо Намджуна, вырисовывает в нем похоть. И от всего этого Чимину и самому хочется отдаться этой атмосфере. Пак делает первую затяжку, не такую глубокую, как делал это Чонгук, но пропускает дым в лёгкие, хочется кашлять. Кажется, что дым царапает его глотку ногтями, но юноша приказывает себе не делать этого, поэтому проглатывает горький дым в контрасте со сладко-кислой вишней. Это нечто, это сводит с ума и заставляет сделать ещё одну затяжку. Чимину никогда не нравилось курить, но это было тогда... сейчас он хочет вдыхать этот горький и мягкий дым вместо воздуха. Чёрт… он другой, это ломает его, переделывает, даже кости… становятся другими. Намджун смотрит на эти пухлые губки, обхватывающие белую насадку, и по коже пробегают мурашки. И даже сейчас он строит в голове всякие планы и заговоры. Ведь это отлично, что Пак не отталкивает, это отлично, что у Намджуна всё больше шансов проникнуть в парня, как скользкая змея, проползти по душе, оставляя после себя холодный отпечаток. Только вот... нужно привязать этого парня к себе. Но как сделать это? Как привязать к себе человека, который вырос на свободе? Сын ветров и холодов… Даже Доминусу кажется это слишком сложным, хотя он никогда не думал о чём-то, как о неподвластном ему. Он был самоуверен и именно из-за этого добивался всего, чего только хотел. Но… изначально рядом с Чимином юноша чувствовал себя странно. И не в плане того, что он понимал, что вот он, перед ним собственной персоной убийца демонов, который в силах уничтожить его, испепелить… но на руку играет лишь то, что, видимо, он об этом даже не подозревает... Дело совершенно не в этом. Что-то другое… рядом с Чимином в блондине просыпается так много всего… и сказать, что он ничего к нему не чувствует, — солгать. Нет, Намджуну нужен Чимин. Он чувствует к нему привязанность, чувствует ненависть и печаль. Её рядом с Чимином невозможно не ощутить. Чимин ею пропитан. Он в ней был рожден. Но… более всего Намджун ощущает к нему влечение и жажду. Человеческо-демоническую. Облизывать его пухлые губы, и, хоть у самого они тоже такие, но… почему-то хочется облизывать именно губы Чимина. Они кажутся такими вкусным, особенно, когда красные от ветра, с мелким трещинками. Спелая вишня… или нет, черешня. Джун берет из рук, прикрывшего на миг глаза, парня трубку кальяна и делает сразу пару глубоких затяжек, пуская кольца дыма в лицо сероволосого, который даже от одной затяжки почувствовал себя так легко и расслабленно. Словно в этом месте другая жизнь с другими проблемами и ценностями, целям. Словно он спустился в низший мир, далёкий от технического прогресса и чего-то человеческого. Туда, где нет страданий по кому-то, нет печали, а только дым, алкоголь, наслаждение и услада в сексе. Он словно спустился в бездну, в другое измерение, спустился туда, где не нужно ничего человеческого, где другие ценности, морали и принципы, где другие законы и где не нужно чувствовать боль, где нет её. Есть разврат, есть пошлость, похоть, есть стоны и тонны алкоголя, клубы выдохнутого из ртов дыма. Как оказалось, так он вкуснее — из чужого рта. Где есть всё самое грязное, потому что там не нужно думать о проблемах высшего мира, где можно просто ни о чём не думать и ничего не чувствовать. Где Чимину нравится, вот так вот. И именно с Намджуном хорошо. Потому что он вписывается в эту атмосферу. Словно он король этой бездны. И всё просто, раньше ему не нравилось здесь, потому что он не нуждался в этом месте. Раньше не любил курить из-за того, что не нуждался в этом, потому что он был счастлив. Даже не подозревая об этом, Чимин был счастлив. Ему не нравились клубы, потому что он не нуждался в этом, не нуждался в том, чтобы напиться до потери памяти, чтобы просто забыться. Не нуждался в угаре... Ненавидел курить, потому что не было той боли, не существовало ещё той горечи внутри, отчего дым казался бы чем-то сладким, как мёд. Чем-то снимающим боль. Все рано или поздно спускаются ниже. Блондин делает ещё одну затяжку и притягивает Чимина к себе за затылок, впиваясь в его волосы пальцам и сжимая их в кулаке, приближает его лицо к своему и прикасается к его губам своими раскалёнными, словно это угли, а не пухлые и приятные губы, медленно выдыхает в чужой рот, который Чимин послушно приоткрывает, языком отбирает весь дым изо рта юноши и пробегает им по ровному ряду верхних зубов, под пухлой губой, пропахшей табаком и без этого кальяна. Блондин повторяет это ещё несколько раз, довольствуясь тем, что Чимин сам тянется за новой порцией не к кальяну, а к его рту. Черт… Пак совсем другой сейчас… совсем иной, такой горячий, сексуальный, в нем бьётся бунтарский дух. Может, это из-за подведенных глаз, а, может, просто в этом свете всё становится таким? Оказавшись в атмосфере разврата, ты сам хочешь им стать. Здесь сероволосый стал каким-то иным… таким дерзким и соблазнительным. Пак кусает красные обветренные губы, облизывает, искушая своим юрким язычком, о чёрт… Чимин словно… падший ангел и Намджун сейчас, как никогда, чувствует с ним некое родство, хоть он сам никогда ангелом и не был. Сейчас хочется думать о сероволосом не как о добыче, не как о способе достижения своих целей… не хочется думать о нём как-то грязно, потому что… просто хочется расслабиться и делать что-то необдуманное, словно он правда его парень и можно бесконечно целовать его… бесконечно просто наслаждаться теплом его тела, холодного тела, но для Доминуса этот холод и есть тепло. Просто… впервые за всю его долгую жизнь хочется почувствовать себя человеком и понять… понять, своё человеческое нутро через познание Чимина. Долгое пребывание с Чимином опасно, отдается болью в каждой клеточке тела, но почему-то это приносит наслаждение. И… возможно, это тоже из-за долгого пребывания с ним. Чимин, видимо, начинает высасывать его демона, оставит Кима в конечном итоге бесполезным и уязвимым человеком, может, всё так, а, может, и нет. Но монстры тоже хотят почувствовать покой. — Хочешь чего-то выпить? — как-то слишком заинтересованно спрашивает Намджун прямо в губы парня, словно, если тот ответит «нет», то Ким просто останется сидеть на месте. Чимин отрывисто кивает, выдыхая юноше прямо в губы, отчего у того по спине пробегают мурашки. Отбирая из рук своего «парня» кальян, юноша делает затяжку и провожает Кима к барной стойке взглядом, к которой тот пробирается сквозь толпу танцующих влажных тел. И он выделяется среди них всех, а, может, просто в голову Чимину ударил этот дым, отобрав способность здраво мыслить. Хотя, как ни крути, в пьяным или трезвом состоянии Чимин признает то, что Намджун красив. Он идеален, так отлично сложен, всё правильно… И, несмотря на то, что сам он пользовался популярностью у девушек, все равно всегда считал себя уродцем, каким-то бракованным и сломанным, не таким, как все нормальные люди… поэтому он и удивился, что блондин согласился стать его парнем. Они, наверное, нелепо смотрятся вместе. Чимин, будучи ниже Кима почти на голову, точно смотрится более, чем нелепо. Он уверен, слишком глупо. А Намджун идеален, начиняя от его широких плеч и заканчивая его осанкой. Чимин же горбится, скрывает свои мышцы за слоями одежды и постоянно смотрит в пол, ожидая того момента, когда под ногами разверзнется земля и поглотит его, утащив туда, где воистину ему и место. Они с Намджуном смотрятся вместе нелепо, Чимин думает об этом часто, со вчерашнего для постоянно. Эти пухлые короткие пальцы, что так раздражают, и из-за этого он постоянно носит кофты с длинными, закрывающими ладони рукавами, надевает сто слове одежды из-за того, что ему постоянно холодно, хотя… этот холод он любит. Намджун идеален, словно сошел с глянца, модно одевается и просто вижуал… а он… Это всё странно и нелепо. Но галочка уже стоит. И будет не странно, если Намджун придет и скажет: «Эй, ты вообще видел себя в зеркало? Думаешь, я бы согласился быть с таким, как ты?». Тогда Чимин бы понял всё. Чимин пропускает тот момент, когда Намджун возвращается и, не давая времени Паку переключиться из мыслей в реальность, седлает его бёдра, ещё не подозревая о том, как они шикарны, насколько они сводят с ума, ведь эта мешковатая толстовка на нём… но Ким ловит себя на мысли, что в ней он выглядит слишком ахуенно. Ну… словно вот она была создана и выпущена для того, чтобы он прятал руки в её рукавах… и Чимин выглядит так… хочет казаться хмурым, суровым, грубым, а на самом деле он мил. Мил настолько, что при первом взгляде на него Намджун обезоружен на некую миллисекунду. Намджун впивается в его губы, а когда Чимин открывает ротик, то по его гортани катится капля какого-то крепкого напитка, обжигающего горло. Точно такая же капля катится по подбородку Чимина из-за того, что поцелуй слишком тороплив. И, только когда Намджун отстраняется, Пак распознает на языке вкус коньяка. — Ты… — выговаривает юноша, облизывая обветренные губы, которые обжигает алкоголь, щиплет и щекочет. Ах, чёрт... наслаждение, которое доставляет это ощущение... неописуемо. Пак тянется к бутылке в руке всё ещё сидящего на нём блондина, но тот хмыкает и поднимает руку с бутылкой над головой, глядя на Чимина как всегда сверху вниз… и его ведёт от этого. — Открой рот, — то ли просит или же всё-таки приказывает Доминус. И Чимин выполняет то ли просьбу, то ли приказ, задирая голову. И сейчас Намджун чувствует не ехидство и не радость от того, что тот сам отдается в его гаденькие руки на его же растерзание позже, а тому, что… Чимин так покладист и невероятно мягок, покорен, словно пластилин. Из него можно слепить в этот момент что угодно, можно вырезать из него любое оригами, и он не будет противостоять этому. Потому что Чимину впервые за эти месяцы так… спокойно, так хорошо. Доминус склоняет горлышко бутылки над ртом парня и маленькой и тоненькой струйкой льёт коньяк в рот парню свысока, заливает алкоголь прямо в ротик юноше. А потом, не переставая лить, наклоняется к этой струйке и подставляет под нее свой язык, отчего охристая жидкость брызгает Паку в лицо, капает на диван и течет по шее. Чимин только и успевает глотать этот обжигающий и пьянящий напиток. Через несколько минут блондин откладывает опустошенную более, чем на половину бутылку на диван рядом с рукой Чимина и, упираясь руками по разные стороны, нависает над парнем, который проводит языком по своим губам… и, чёрт… эти губы. Намджун и сам является обладателем пухлых губ, но губы Чимина… это спелая вишня, нет... скорее всего, черешня, которая переполнена соком, которая хрустит, когда раскусываешь её, и брызгает, изливаясь в рот. Ммм. Намджун склоняется и проводит кончиком языка по нижней губе сероволосого, невесомо касаясь. Чимин пытается словить его язык губами, но у него не выходит, отчего Намджун усмехается и перемещает одну руку в волосы парня, оттягивая голову назад, на самую спинку дивана. — Не так быстро, — усмехается Ким и скользит языком по подбородку юноши, слизывая все капельки коньяка, прослеживает их следы, спускается по ним, как охотник, по следам ниже… на шею. Обводит круговыми движениями острый, выпирающий кадык и только сейчас вылизывает вкусную шею Чимина. Его надрывное дыхание и высоко поднимающаяся грудь. Черт… как же это ему льстит. Он обычно вызывал такую реакцию от дикого, животного страха. Люди умирали от нехватки воздуха в его присутствие, потому что он приказывал им задыхаться, но сейчас… здесь и сейчас всё иначе. Отрицать то, что Чимин особенный, глупо, ведь он охотник… но он считает его таковым не по фактору того, что он охотник, который в состоянии уничтожить его, испепелить и… нет, дело не в этом. С ним как-то всё иначе. То ли так падает свет, или же это в его глазах правда блеск… блеск, которого Намджун не видел в его потухших и померкших глазах. Честно признаться, Доминус поражен. Он никогда не видел таких стараний. Таких ярких чувств, таких сильных и всепоглощающих. Но, то… как Чимин скорбел о друге, просто… невероятно. Демон часто наблюдал за тем, что случалось с родными убитых им людей, но они переставали плакать очень скоро, многие забывали, а Чимин… он просто перестал жить. Почему так много мыслей в голове рядом с этим парнем? Черт… такого никогда раньше не было… И Намджун сейчас хочет, впервые - так часто прослеживается слово «впервые» рядом с сероволосым - хочет позволить человеческой стороне в себе выбраться, хочет дать ей шанс и понять её через познание Чимина. Чимин настолько светлый, что светом своим ослепляет тьму, заставляя её думать о своей неправоте. Рядом с ним невероятно опасно. Всё тело словно переламывают напополам сотни и тысяч раз. Но ему нравится чувствовать эту боль. Ему хочется чувствовать тепло человеческого тела, хоть Чимин и холодный. Его холод является теплом для Доминуса. Рядом с Чимином опасно даже не потому что можно умереть. А потому что можно стать хорошим, можно думать о том, что ты чертов мудак, и ты виноват в том, что мир страдает, ты виноват в том, что страдает он. Рядом с Чимином можно опьянеть, даже несмотря на то, что человеческий алкоголь слишком слаб, чтобы взять тебя. — Знаешь, как только увидел тебя, — говорит Намджун, нехотя отрываясь от шеи, на которой он оставил несколько засосов, укусов и вылизал весь алкоголь до капли, добравшись до запаха тела Чимина, до его вкуса. — Я сразу же подумал о том, что твои губы… — выдыхает юноша, а Чимин в сотый раз поражается тому, что его голос звучит, словно внутри него, в голове, в сознании… удивляется тому, что слышит его, несмотря на грохочущую музыку, хотя он говорит полушепотом. — Я сразу подумал о том… что твои губы идеальны для этого. И, знаешь, о чём я мечтал… так мечтал, каждый раз глядя на них, — выговаривает Намджун и слазит с бёдер юноши, подхватывает Чимина под коленки и немного стаскивает с диванчика. Забирается рукой под ремень на джинсах парня и облизывается. — Если я кое-что покажу тебе… попробуешь ли ты повторить такое на мне? — спрашивает юноша, поднимая глаза на Чимина, который не понимает ничего, в голове дурман и туман. Он пьян, да, несомненно. Алкоголь из дорогих и не бьёт по голове битой, а проникает в тебя мягко и осторожно, приятно расслабляет и успокаивает. Чего не скажешь о сердце Пака, которое отчего-то колотится, как бешеное. Рядом с Намджуном в голове приятная пустота. В которой он нуждался так давно… всё это время без Чонгука. Чёрт… впервые, может, и не правильно, но ему хорошо. Он сейчас даже может думать о Чонгуке и не плакать. Просто вспоминать его и… так странно. А ведь рано или поздно раны заживают. Не верится в то, что когда-то он сможет думать о Чонгуке так не в пьяном угаре… а просто, сидя за письменным столом в очках, пересматривая переписки в социальных сетях, улыбаясь и просто воспроизводя всё в голове. Просматривая совместные фотографии и… это всё странно. Но Чимин не чувствует, что такое когда-то произойдет, потому что они встретятся с Чоном скорее. Намджун рывком одной руки расстегивает ремень на джинсах Чимина и, не дожидаясь ответа от парня, бросает его ноги на диван, а сам садится у дивана на колени и облизывает, облизывает, облизывает эти чёртовы губы. Хотя может думать только о губах Пак Чимина, представляя их… ммм. Да. Блондин стягивает с бёдер парня джинсы с трусами и встречается со стояком, который было не видно под мешковатой толстовкой. Он хмыкает и обхватывает член юноши рукой. — Мы же с тобой встречаемся, — усмехается парень, глядя на задравшего голову Пака, который просто ахуел от всего, но он не целка, чтобы ломаться и сопротивляться. Он не откажется от минета, и ему все равно, сколько людей будут его свидетелями… он впервые просто ни о чём не заботится… впервые его не заботит ничьё мнение. Никаких забот. — А твои губы созданы для минета… — говорит Намджун и проводит языком по головке возбужденной плоти Чимина. — Я мечтаю увидеть их на своём члене, — хмыкает он от иронии происходящего… говорит о том, что губы Чимина созданы для того, что сейчас собирается сделать он. — Соси, сука, — приподнимает Чимин бёдра верх. — Если мне понравится, тогда я подумаю над тем, чтобы осчастливить тебя, — говорит он властно, отчего Намджун офигевает: сколько еще сюрпризов таит в себе этот, на первый взгляд неприметный, юноша? Сколько в нем загадок и тайн? Доминусу на миг кажется, Чимин непостижим, и от этого ещё интереснее находиться рядом с ним. И он даже находит себе оправдание. Очередное. «Я рядом потому, что хочу разгадать его. Не убил его из-за интереса и выгоды. Как только сделаю это… он будет моим. Он и сейчас лежит подо мной, тая от моих касаний. Но я хочу быть для него идолом». Намджун хмыкает и вбирает в рот член Чимина, слышит его стон и, кажется, что Пак в этот момент горделиво ебёт его во всех позах… потому что от этого голоса… хочется бросить всё и просто слушать, слушать его всю свою грёбаную, никчёмную и, как оказалось, бесполезную, ведь он не слышал этих стонов, жизнь. Ким вбирает почти целиком и, помогая себе рукой, ускоряет темп, желая довести парня до пика наслаждения.