Может, и банально, Может-таки, да. Мы с тобой, печально, Больше никогда. Мы с тобой забито, Не смотря в глаза. Что было убито, Сдохнет навсегда. Больше никогда мы, Чувствами горя. Не забудем шрамы, Выпустив моря.
Twenty One Pilots – Stressed Out Our Last Night – Sunrise Natasha Blume – Black Sea ZAYN & Taylor Swift – I Don't Wanna Live Forever
***
«Потому что ты создал во мне себе подобных демонов, Что не бояться смерти, а бояться лишь тебя потерять. И, знаешь, они такие добрые, вопреки всем законам, Я точно знаю, что, в отличие от людей, могу им доверять».
***
— Куда ты постоянно меня тащишь? — не понимает Чимин, идя за Намджуном, вернее… рядом с ним. Идёт рядом с ним... он уже так привык к этому. Ему пришлось надеть наряд, купленный ему Кимом две недели назад. С ним интересно. Очень. С ним… непредсказуемо. С ним… как-то приятно и легко дышится. К примеру, недавно они исполнили ещё один пункт плана и прыгнули с парашютом. Чимину показалось, что эти ощущения он уже где-то испытывал, словно он уже парил в воздухе, и это не из-за снов, в которых он падает и разбивается насмерть. Он был точно убежден, что чувствовал это в жизни… но не знал, что был поднят над землёю Доминусом. Который даже во время полёта с парашютом всё контролировал и… если бы вдруг парашют Чимина не раскрылся, Намджун бы дал крыльям вырваться из его лопаток и подхватил бы сероволосого прямо у самой земли. Надоело оправдываться и искать себе оправдания.«Я хочу спасти его, потому что он нужен мне».
«Нет, это не то, о чем вы подумали».
«Нужен, не потому что мне с ним хорошо».
«Не потому что я хочу целовать его и вдыхать запах его серых волос».
«Нужен, не потому что я привязался к нему».
«Чушь… я ведь не умею».
«Он нужен мне, потому что я хочу добиться своих целей».
«Нужен для всего самого грязного».
— Меньше вопросов, — хмыкает Джун, когда они доходят до небоскрёба. Чимин осматривает его и, когда задирает голову… вот так, стоя у его подножья, такой ничтожный… ему кажется, что он падает. Небоскреб ли или же сам парень? Падает и рушится на мелкие кусочки. У Чимина так было всегда, с самого детства. И… всё он оправдывал тем, что небо не для него, он слишком низок по сущности своей, по своей грязной натуре… и даже небоскрёбы рушатся рядом с ним. Ему нельзя оказываться так близко к нему. Это очень глупо, да, наверное, но, он был точно и достоверно убежден собою же в том, что он самое грязное существо в мире. Намного грязнее всех тех увиденных им демонов, пачкавших его стены и пол, скапывающих мазутой с потолка. Чимин убедил себя в том, что притягивает себе подобных тварей, но с ним им никогда не сравниться. Это очень больно: думать так. Решать для себя такое. Ставить на себе крест. Очень больно быть Пак Чимином, потому что всё рядом с ним ломается и умирает. — Пойдём, — идет ко входу в небоскреб Ким, когда у него наконец получается оторвать глаза от кадыка, врезающегося в кожу на прекрасной шее Чимина. И кажется, что он сейчас распорет это невероятное горло и… айщ, Джун надеется, что не бросится спасать Пака. С ним определенно что-то не так в последнее время. Чимин уже не спрашивает и просто направляется за парнем. Они проходят большой и роскошный холл и подходят к лифту, у которого стоит еще несколько людей. А потом они оказываются в лифте одни. И у Чимина перед глазами всплывают все те картинки из фильмов… страстные поцелуи в лифте и остановка… выключенный свет и жаркий секс. Он всегда хотел заняться чем-то подобным… в лифте, да, именно. Не похоже на него, да? Ведь он выглядит не так... но внешность обманчива, это уже пора уяснить. И за этими губами скрывается горячий и влажный язык… Чёрт. Почему Чимин подумал об этом именно сейчас? Когда рядом стоит блондин, опершись о стенку лифта напротив него и смотрящий на него какими-то блестящими глазами. Слишком пожирающими и раздевающими. Слишком похотливыми и... от этого ли или же сам по себе взгляд Чимина становится подобным. Как и то, во что мы верим, становится нашим миром, так и то... на что мы смотрим, становится нашей кратковременной мечтой. Непреодолимой жаждой... не испив из-за которой того, что так желанно, можно умереть. Как человеку в пустыне, лишенному воды. Чимин кусает губы, потому что очень хочет, чтобы кто-то поцеловал его… сам он никогда не сможет сделать первый шаг для чего-то такого смелого… Но по губам словно бегут мурашки и вонзаются иголочки, словно пробегает холод, хотя... губы... кто-то когда-нибудь чувствовал в них холод? Они всегда горячи и теплы, а Чимин чувствует холод везде и впервые хочет от него избавиться путем приобретения Намджуна, потому что он очень теплый. — Ты кусаешь губы, — зачем-то говорит очевидные вещи блондин, в то время как на дисплее над дверью лифта меняется цифра за цифрой… девять, тринадцать… ещё долго ехать и… — Это возбуждает, — хмыкает Джун. Блондин всегда поражал своей прямолинейностью и... Чимину нравилось это. Он ненавидел лицемерие. Только вот... ненависть к чему-либо, к сожалению, не лишает нас этого навсегда. — Ммм, — протягивает сероволосый. — Так… сделай что-то, — хмыкает юноша, смело… почти, не так смело, как если бы он впился в губы блондина, обхватив его скулы руками… но, всё ведь и так понятно. — Что? — строит из себя дурачка юноша, потому что вдруг понял, что хотел бы услышать от Чимина, чего он хочет. Пак поглядывает на дисплей с опаской, как на самого злейшего и сурового врага, не подозревая, что его истинный враг стоит напротив... не подозревая, что своего истинного врага он так яро жаждет поцеловать. — Сколько в этом доме этажей? — спрашивает он. — 201, — хмыкает парень, а Чимин наблюдает за сменяющейся «41». Очень сложно делать первые шаги. Чимин не знает, почему ему так хочется, в отличие от Намджуна, ему нечем себя оправдать. У сероволосого не было никаких планов на блондина, который ворвался в его жизнь так неожиданно и… с ним стало легко дышать, а ком, царапающий горло, как-то уменьшился в размерах. Хотя, если копнуть глубже... общение парней изначально переполнено корыстью. Чимин предложил им встречаться из-за того, что ему нужно было выполнить план, но… согласитесь, это намного лучше и намного более безобидно, чем жажда Доминуса погубить сероволосого парня и выпить всего его, всю его душу до конца. Пак, несмотря на изначальную цель быть с Джуном, не притворялся… никогда и ни разу. Он посылал Намджуна, когда тот его раздражал, и вот сейчас… просто хочет его поцеловать. Просто так. Да, он никогда не верил в то, что просто так ничего не бывает.. потому что жил он просто так... и очень много всяких вещей сотворились просто так. И вот сейчас он просто так хочет впиться в эти губы. Конечно. Пак ещё успеет, ведь они только на половине пути… лифт, кажется, должен был быть скоростным, но он так медленно и тяжело поднимается вверх, словно время замедляется, останавливается, и это конец… последние минуты жизни… Или просто не хочет поднимать кого-то подобного Пак Чимину к небу... не хочет роднить их с ним, слишком грязно и... но, в любом случае, словно им осталось лишь одно мгновение. Последний глоток воздуха... И, только об этом подумав, Чимин срывается с места и, вдавливая блондина в стену своим телом, толкает его руками и поворачивает за подбородок его лицо к себе… Ведь Ким тоже, сам не зная, пялился на эти сменяющиеся цифры. Эти парни странные. Да… но… Чимин просто очень сильно хотел его поцеловать. Попробовать, каково это:целовать кого-то самостоятельно, потому что, сколько бы он себя ни помнил... он никогда не делал первый шаг. Пак Чимин умел трахаться. Виртуозно. Но... любви к себе он ни разу не видел. Губы как-то приятно жгло и покалывало. Сероволосый даже думать ни о чем, кроме этого, не мог, язык внутри его рта и… чёрт. Кажется, что это всё, что ему было нужно. Пак не успевает и глазом моргнуть, как Намджун наступает на него, и в следующую секунду уже он сам оказывается прижатым к стене лифта, а потом Намджун подхватывает его под ягодицы и сажает себе на бёдра. Чёрт… как просто, так всё просто, как оказалось. Если ты хочешь кого-то целовать… почему бы просто не сделать этого? Ведь следующая секунда может стать твоей последней. Человеческая жизнь так ломка, и… жаль, что такие порывы смелости не могут быть вечным… жаль, что люди запираются в себе, закрываются от мира и умирают так же… в себе намного раньше умерший внутри тебя человек гниет и разлагается… а ты улыбаешься. И, чёрт, Чимин хотел бы чувствовать это как можно дольше… горячие губы, укусы и эти звуки поцелуя, чувствовать эти руки на его ягодицах, но… всё хорошее слишком быстро кончается. Чимин только успевает сказать себе, что пора разобраться в себе, в их с Джуном отношениях. Что это? Что происходит меду ними и почему он так слишком неожиданно захотел что-то предпринимать... что-то делать и, возможно, даже жить. Эти вечные прогулки с Намджуном, которые он ни разу не называл свиданием. Почему он хочет просто продолжать в том же духе? Ну... как будто у тебя нет никаких проблем и обязательств, нет ничего, что напрягает тебя. Ты можешь ничего не объяснять, а целовать, можешь говорить правду и... никто ничего никому не должен. Правильно ли это всё? Нужно бы разобраться в том, что между ними... нужно бы понять, что в нём. Когда парни выходят из лифта, Чимину хочется затащить Кима обратно и, нажав на первый этаж, просто целоваться с ним, и дальше, гоняя лифт вверх-вниз снова и снова, пока он не сломается, пока они не останутся там в кромешной тьме наедине... на неопределенный срок. Скулы сведет от адреналина, когда они будут раздевать друг друга, ощущать и точно попадать губами в губы. Пока губы не опухнут от поцелуев, пока они не кончат, испачкав стены и… когда сероволосый видит абсолютно пустой этаж, он уже готов притянуть к себе блондина, повалить того прямо на пол и впиться в его губы. Почему они так вкусны, словно патока? Намджун усмехается, ловя на себе блестящие глаза Чимина. Отлично, это именно то настроение, которое нужно Намджуну. Он гордится тем, что ему в который раз удалось зажечь их. Зажечь его. Блондин хватает Пака за запястье и тянет за собой. Уже через некоторое время они оказываются на площадке на открытом воздухе, а перед ними бассейн с прозрачным полом и видно всё то расстояние внизу, которое они проехали на лифте. Город превращается в крошечный, а люди — в невидимые точки. Край бассейна, словно обрыв… словно водопад… подплывешь - и увидишь весь город, который понемногу зажигает свои огни, сбрасывает со своих улиц всех людей и начинает жить. — Поплаваем? — хмыкает юноша, который заранее внушил нужным людям, чтобы именно сегодня и именно в это время здесь не было никого. — Но… холодно же, — удивляется Чимин, наблюдая за тем, как Намджун расстегивает кожаную курточку. — Вода с подогревом, — хмыкает блондин. И бросает кожаную курточку куда-то на пол, у бассейна. И Чимину откровенно сейчас кажется, что Ким никто иной, как сирена, иди сам дьявол-искуситель, потому что глаз от него оторвать невероятно сложно, то, как он скользит своими длинными пальцами по рубашке и ловко расстегивает пуговицу за пуговицей... Айщ… у Чимина всегда был фетиш на руки, он всегда восхищался руками Чонгука, этим витиеватыми выпирающими венками… всегда считал это чем-то большим, чем произведением искусства. Хотел целовать это у каждого прохожего, у кого видел эти длинные аккуратные пальцы, и это, определенно, болезнь. — Что смотришь? — хмыкает Ким, бросая юноше свою рубашку, а тот быстро реагирует и ловит её… его в нос ударяет этот резкий и вкусный запах одеколона. И… это не так, как у Чонгука, а это самый дорогой и роскошный, самый… и вкусный он не от этого, а потому что тело Намджуна горячее и со своим особым запахом, который изменяет любой парфюм, подстраивая под себя, и создает совершенно иные, новые ароматы. Нечто более сильное, нежели афродизиак. — Раздевайся, — говорит, хотя это звучит скорее, как приказ, и именно от этого ведет. Так властно и требовательно, так… ммм. Чёрт… Чимин почему-то думает о том, что хочет повиноваться… нет, это не работа Намджуна, не его внушение и… нет. Он тут ни при чем. Даже не подозревает об этом. Это всё Чимин. Кажется, изначально рожденный для того, чтобы повиноваться и подчиниться. Для того, чтобы у него был господин. — Я не взял плавки, — говорит Чимин, глядя, как руки Джуна перебираются на бляшку и одним движением снимают ремень, который он не выбрасывает, а сгибает пополам и идет к Чимину, усмехаясь. — Да что ты говоришь, — сверкая глазами, выговаривает блондин и, не выпуская из рук ремня, снимает с себя штаны вместе с трусам. — А что насчет этого? — хмыкает он. Чимин смотрит на тело юноши и молчит. Всё так, как он думал… всё так же идеально, как в одежде: широкие плечи, не слишком ярко выраженный, но прекрасный опрятный пресс, тазобедренные косточки, которые хочется облизать и укусить. Всё слишком идеально,. и Чимин комплексует раздеваться рядом с ним, ведь… он такой неидеальный, такой неправильный. И плевать на то, что он проводит так много времени в спортзале. Плевать, что он и план «подкачаться» выполнил, хотя и так не нужно было. Он навсегда останется для себя таким неприметным и некрасивым, самым обычным и серым Пак Чимином. — Раздевайся, малыш, — хмыкает Намджун, припоминая, как тот бесился, когда он назвал юношу так в первый раз. Но иначе нельзя… он ведь такой… ахуенный. Да, именно. Ахуенный малыш. Но это, конечно же, не то, что можно подумать, услышав, как кто-то назвал кого-то «ахуенным». Просто… Доминус привык называть вещи своими именами. И, если Чимин хорош… почему он должен скрывать этого? А сероволосый действительно хорош. В чём? В… в себе. Его хочется всегда... во всех позах, в любых местах и в любом настроении. Но, помимо этого, есть что-то ещё. Намджун ещё не понял, что это что-то такое, но... пока что неважно. Намджун делает шаг к парню и склоняет голову слегка на бок, закусывает губу и рассматривает лицо Пака. — Будь хорошим мальчиком, ладно? — блондин сам не знает почему, но очень хочется сделать это и его, как всегда, в желаниях не остановить. Если он хочет — он делает. Такова его истина жизни. Поэтому он закидывает на шею Чимина ремень и, вдевая кончик ремешка в бляшку, затягивает. Тянет на себя и видит, как комкается кожа под кожаным ремнем, и ему нравится, как это выглядит. Чимин почему-то никак не возражает. Ему почему-то тоже нравится эта идея, тоже нравится ощущать на своей шее лёгкое удушье и, приоткрывая ротик, глотать воздух пухлыми покусанными губами. Что-то странное, невероятное… Что-то, что слов не требует, творится между парнями сейчас. И Пак именно поэтому, не отводя глаз от юноши напротив себя, скидывает с себя чёрную курточку с золотистой нашивкой дракона и тоже снимает вещь за вещью, кидая их к вещам Джуна. А дальше Ким пятится к ступенькам в бассейн и тянет парня на себя, словно ведёт за поводок. Садизма и привычки править и властвовать у Доминуса не отнять. Ведь не зря же он Доминус… господин. Это течёт в его венах, это его пища, его всё. Он поскальзывается на мокрых ступенях и падает в воду, Чимин падает за ним, и, когда они оказываются под водой… поцелуи под водой - это что-то необычное… примерно такое же необычное, как они сами. Намджун не отпускает «поводок» ни на секунду, наматывает его на кулак и целует требовательно, толкая тело Пака к самому дну. И это не только сейчас происходит нечто подобное. Это происходит с того самого момента, как он ворвался в его жизнь с такой дебильной фразой: «Эй, парень, ты в порядке?». И, чёрт, нет, не в порядке. Это же ненормально, так ведь? Совершенно ненормально. Ненормально, что ему нравится то, что делает с ним сейчас Ким. Ненормально то, что он, в общем-то, всегда делает с ним то, что ему захочется. Ему вечность, кажется, не хватало того, чтобы кто-то взял всего его в свои руки, всю его жизнь и плоть. Сжал и… только не выбрасывайте… нет, Чимин создан для того, чтобы его любили, в ответ на это он будет преданно служить. Ведь он ангел. Намджун в этом уверен, сейчас особенно ярко. Кажется, что его волосы светятся под водою. Но то, что творится между ними, просто так словами не описать. Для этого требуется отдельный язык, потому что они сами почти ничего не понимают. Почему делают это так чувственно, словно это не что-то такое, называющееся отношениями без обязательств. Да... но они не оговаривали планы, не оговаривали правила... Они делают то, что хотят. Но то, что хотят они, простыми словами описать не получится.***
— Нужно было волосы высушить, — говорит юноша, наблюдая за тем, как Чимин шмыгает носом и, подходя к нему, застегивает его курточку до самого конца. О, нет... если кому-то вдруг показалось, что этот жест был очень милым и... что Намджун заботился о Паке, то нет... нет, это даже звучит абсурдно. Это просто... просто так. Джун почему-то чувствует что-то странное… на небе больше не видно звёзд, на которые они смотрели, когда в конец обветрили губы и наглотались воды. У Пака на шее даже след от ремня остался, что Намджуну очень нравится, как это выглядит, и, ох, эта нежная светлая и тонкая кожа... Можно делать что угодно, оставлять следы и… потом всё время смотреть на них, любуясь, наслаждаться тем, как они смотрятся на шее парня. Так, как те давние ещё не сошедшие засосы, посиневшие, но… отлично подходящие ему. Джуну нравилось понимать что эти следы оставлены его губами, его руками... им. Ему нравилось присваивать себе то, что кажется достойным. Доминусу не нравилось, как пахло… этот запах напоминал ему дом… именно тот дом, с которым так много плохих воспоминаний. Запах земли и сырости. И, чёрт возьми, лучше бы он не думал об этом всю дорогу до дома, потому что эти тени, преследующие их... блять, почему все не могло пройти хорошо? — Намджун, — останавливается сероволосый на месте и, хватая Кима за ремень, тянет к себе. Потому что он чётко видит, что блондин отбрасывает слишком много теней, и все эти тени складываются в какой-то замысловатый рисунок… нет, Пак не может позволить, чтобы и он тоже погиб от руки демона… почему-то юноша думает сейчас именно об этом. Значит… он стал ему кем-то… значит, ему не безразлично. Он в который раз за сегодня осознает, что им с Джуном нужно серьёзно поговорить, но… это потом, сейчас он почему-то так боится, не за себя, конечно, а за парня… Глупый… какой же он глупый. Слепой котёнок. — Что произошло? — взволнованно заглядывает Джун Паку в глаза и видит там ужас, а, когда оглядывается… то испытывает… то же самое. Потому что, блять. Нет… нет! Это его добыча! Его убийца демонов, который подарит ему вечные неисчерпаемые силы и власть… а эти демоны… он, конечно, знал, что Инвисибилий расскажет всё остальным, но… не было гарантии, что они узнают, кто такой Чимин. Но, вот они, красавцы. Пятеро. Стоят здесь, размахивая своими херовыми крыльями, отчего в глаза сыпется пыль вместе с порывами воздуха и их приходится прищурить. Блять! От этого выть хочется. От осознания всего этого. — Ну, здравствуй, Доминус, — хмыкает один из них с длинными ушами, как у эльфа. А Чимин вздрагивает… снова это имя и… все пять демонов, а, в этом нет сомнения, смотрят они на Намджуна… — Джун… что это значит? Почему он назвал тебя так? — спрашивает юноша, глядя на стоящего возле него блондина и… нет... нет, неужели, быть этого не может. Он бы точно увидел, точно узнал бы, если бы Намджун оказался демоном. А с ним всё не так, с ним спокойно и тихо… чисто и свежо, пахнет вкусными, неведомыми никому ранее цветами. — Что, наконец принял свою человеческую сущность? — смеется какой-то демон, который походит на каменную статую. Потому что его лицо белое, а по щеке пошла трещина, словно он упавший с полки экспонат, но не музея... а какого-то ужасного места. Места, куда не продают билеты и не выписывают приглашения, где точно нет жёлтых наклеек на фотоаппараты, разрешения на съёмку и... Место, куда сложно войти и невозможно выбраться, не став таким же. Сломанным. — Завались, Лаписс, — рычит Доминус. И… Чимина просто накрывает, потому что Джун зовет этого демона, кажется, по имени и… значит, он… он Доминус, тоже демон, тот… чье имя он слышал так часто. Так много раз. — Знаешь… было странно услышать о том, что ты всё ещё жив. Хотя, ничего удивительно в том, что ты, как и твой папаша, оказался здесь, — хмыкает статуя. — Вот только то, что ты нашел некого парня… видящего демонов… весьма похвально, — признает демон и переводит взгляд черных глаз без зрачков на Чимина и, как-то всё странно выходит, потому что точно понятно, куда он смотрит, словно диктует это тебе в голове, словно описывает все свои движения там внутри… но это ничто иное, как самовнушение. — Так он убийца демонов? — спрашивает Нонстрепитус, который оказывается сзади Чимина так тихо, что тот вздрагивает от неожиданности. — Так, может, я просто очень быстро вырву его сердце? — хмыкает он кровожадно и тянется рукой к плечу Чимина, но Доминус перехватывает её, оказываясь рядом с неимоверной скоростью, и выворачивает её до хруста. — Пошли все нахуй, — приказывает блондин, откидывая демона, который некогда был так смел и серьёзно настроен на какие-то действия, к ногам всех остальных. — Ты же понимаешь, что вся бездна знает о нём? — кивая на Чимина, спрашивает Лаписс. — Убьёшь нас всех? — спрашивает с улыбкой демон, и, кажется, от этой безумной улыбки трещина на него веке увеличивается. — Убью, — уверенно выговаривает юноша. Потому что это его добыча. Его Чимин. Во всех смыслах. Его весь. Его плоть и кровь, а вскоре и его душа. — Ты слабеешь, — шепчет на ухо Доминусу появившийся и ставший видимым Инвсибилий, который хватает его сзади за шею и начинает душить. — Я очень злопамятен, — хмыкает демон, а Чимин почему-то мелко подрагивает от всего происходящего. Эти демоны отличаются от всех иных… они имеют облик, и… они другие. Он никогда не видел никого подобного и, может, от этого Намджуна не почувствовал, не понял его, приняв за человека, ведь он так на него похож, а оказалось, что… он такой же, как и эти пятеро… и шестой… кажущийся каким-то знакомым. Чёрт… он сейчас не знает, что делать. Совершенно. Бежать ли, срываясь с места, или же кинуться на помощь Джуну, который вырывается и лишь с третьей попытки перекидывает демона, напавшего со спины, через плечо. — Ты слабеешь, не отрицай. Он убивает тебя, — хмыкает Лаписс. — Раньше ты мог справиться со всеми нами сразу, но сейчас… пребывание рядом с убийцей демонов уничтожает демона. От этого нужно убить его, пока он не знает о своих силах, — пытается достучаться до Доминуса демон. А у Чимина комок внутри живота завязывается… убийца демонов? Он… поэтому он видит всех этих тварей? Именно поэтому они рассыпаются, не успев даже добраться до него. А эти… какие-то слишком сильные, умеющие летать и обладающими какими-то силами. Всё это походит более на какой-то глупый сон. Как и вся его жизнь в общем, но Чимин понять не может, почему его так задевают слова о том, что он убивает Намджуна. Пак не знает, что ему делать: злиться ли или… но, с другой стороны, за что и на что, в общем-то, злиться? Но эта ложь… почему Джун не сказал и зачем он оказался рядом с ним? Просто для того, чтобы подружиться с ним? Бред… какой бред. Демоны не водятся с людьми. Он знает не понаслышке. — Я убью вас всех... снова и снова. Мне никогда не надоест, — хмыкает Доминус, откидывая тело Инвисибилия к Нонстрепитусу. Но в следующий момент моментально подпрыгивает на огромное расстояние над землей, и по тому месту, где он некогда стоял, проходится огненный шар, испущенный из ладони демона, в глазах которого горят огоньки пламени. — Игнис, ты всегда торопишься, — корит его статуя. Оглядываясь по сторонам, смотрит, как блондин опускается с другой стороны от сероволосого парня. — Ммм, — протягивает Джун. — Хорошо, — говорит он, бросая на Чимина халатный и безразличный взгляд, чтобы показать всем, что ему плевать на него. Что… он не привязан. Нет, его сердце такое же молчаливое. Оно не бьётся. — Забирайте его, — говорит он, а когда Чимин слышит это его, словно ударяют в живот, но он не показывает этого покачивания, хотя так сильно хочется ухватиться за живот и согнуться пополам, испустив резкий выдох. Нет… не больно, совсем. Почему должно быть больно? Они друг другу чужды. Они не должны умирать друг за друга и не должны спасать друг другу жизнь. Никаких обязательств. Только выгода. Это его «забирайте его» ещё долго отдается в ушах парня эхом, он даже не замечает, как Джун снова подпрыгивает и оказывается на крыше ближайшего двухэтажного дома, а потом сливается с чёрным небом и... исчезает. Нет… всё ведь правильно, Чимин, почему он должен был защищать тебя? На что ты вообще рассчитывал? Что вы сможете стать близки, что вы… что? Чёрт! Чёрт возьми, ответь хотя бы для себя, посчитай в уме, хотя… уже все бесполезно. Можешь перестать пытаться что-то понять. — Вот видишь, — хмыкают демоны и говорят словно хором, в один голос, пробираясь своими холодными и скользкими голосами ему прямо под кожу. — Твой дружок бросил тебя, — а Чимин отчего-то сжимается. Хотя руки всё ещё в кулаках, а на лице никаких эмоций… безразличие, он как никто иной умеет подавить взглядом, и даже могущественным демонам показать, что они ничто. Его спина ссутулена, как всегда. Он убийца демонов? Он может убить и их? Но… это всё как-то в голове не укладывается. Он такой слабый и такой неприметный. Пак Чимин. И вот так просто и быстро его жизнь идёт по пизде. Мда уж. — Знаешь, ты ведешь себя хорошо, — хмыкает Лаписс и втягивает руку в бок. — Я обещаю, что, может быть, будет не больно. — Говорит он ехидно, когда ему в руку вкладывают арбалет. — Я попаду тебе прямо в сердце, — выставляет он одну руку ровно, направляя оружие в Чимина. Расстояние меду ними большое, но… никто из них не хочет подходить ближе. Демоны боятся… самого факта, что он убийца демонов, которые вымерли сотни лет назад и жизнь была так хороша, как вдруг... Нет, нужно от него избавиться, его не должно существовать, никакого баланса в природе. — Хотя, может быть, сначала пару стрел в солнечное сплетение, чтобы ты издал хоть звук, чтобы мы навеки запомнили, как кричит и извивается от боли убийца демонов, — смеется статуя и нажимает на курок. Чимин слышит этот звук. Стрела рассекает воздух со свистом, и он готов закрыть глаза раньше времени. Смерть — это ведь то, о чем он так много мечтал. Стрела вонзается в его ногу, над коленом, и Чимин сильно стискивает зубы, но звука не издает, кроме лёгкого шипения. Чем выводит всех демонов, потому что он должен кричать и молить о пощаде, сам смысл… должен делать это, но не делает… и его действий не предугадать. Как бесит. Поэтому Лаписс заправляет арбалет ещё одной стрелой и приподнимает руку, целясь выше. Не мешкая, выстреливает, и Чимин готов к этому… правда, он представлял себе свою смерть не так, далеко не так. Но… Чонгук тоже очень страдал и мучился перед смертью… он обещал себе, что его смерть будет ещё более мучительна. Чимин задерживает дыхание и вздрагивает, но вот только не от очередной стрелы, вонзившейся в него, а от того, что как-то слишком резко и незаметно напротив него оказалась ложбинка между ключицами и этот запах… сводящий с ума, рука на его затылке, мокрых и холодных от ветра волос… Стрела вонзается между лопатками Намджуна, который укутывает сероволосого своими мощными чёрными крыльями и утыкает его холодный нос в свои ключицы. — Привет, малыш, — почему-то выговаривает блондин, усмехаясь. Он, правда, думал… отказаться от всего этого. От власти и… но вернулась его мысль о том, что… с Чимином ахуенно проводить время, и губы у него бордовые, как черешня. На вкус такие же, особенно, когда прокусываешь. Чёрт… что-то с Доминусом определенно не так. То ли Чимин настолько светел, что осветил и его, такого тёмного и грязного, такого неисправимого мудака. Демона. Или же это человек внури него рвёт и мечет, кричит слова отца: «Не обязательно убивать их… мы не должны… мы умеем любить!»Чёрт.
И это слово вертится в голове как Чимина, так и Намджуна. — Думал я брошу тебя? — хрипло шепчет парень, когда его тело содрогается от напора стрел, одна за одной летящих в его спину. А Чимин почему-то чувствует, как его глаза щиплют слёзы. Никто никогда не делал ничего такого для него. А он закрыл его собой. Обнял крыльями и… чёрт. Да плевать! Плевать, кто он, демон или сам сатана. Он его закрыл собою и… это очень сильно рвёт сердце безразличного в обычное время Чимина. Слишком тепло.***
Я не хочу падать, исчезать, Я не хочу падать, исчезать. Я буду хранить свет этого места, Потому что я не хочу падать, исчезать. Я замаскирован И буду лгать, И возьму своё драгоценное время, Раз уж дни потрачены впустую, Пока я стою в очереди И умираю от нетерпения в ожидании исполнения приговора. Я буду пытаться отсрочить то, что ты делаешь с моей жизнью, Но я не хочу идти по твоим следам, Я хочу свой путь. Я умираю и делаю попытки, Но, поверь мне, я в норме. Однако я лгу, Я так далек от нормы. (Twenty One Pilots – Fall Away)