— Привет, Нат… — виновато выдавил Стив, глядя, как Наташа медленно и аккуратно откладывает свой телефон в сторону, так же неторопливо встаёт и идёт к нему. Он закрыл дверь за своей спиной и прислонился к ней, сгорбившись. Посмотрел на Наташу снова и понял вдруг, что та не расстроена — она в ярости.
— Ты, мерзкий самовлюблённый мальчишка, — начала она, шипя, и впечатала свой указательный палец ему в грудь, словно собиралась продырявить. — Какого чёрта ты творишь? Когда твоя мама позвонила мне после полуночи и сказала, что ты не отвечаешь на звонки, знаешь, что с нами всеми тут было?
Стив медленно сморгнул и вздохнул. Чёрт. Конечно, он вовсе не думал об этом, даже с утра последнее, о чём он вспомнил — это телефон, забытый в кармане куртки.
— Особенно после того, как ты за целую неделю не ответил ни на один мой звонок, а на смс отвечал вялым стандартным набором фраз? Представляешь, что я успела себе надумать? После всех этих чёртовых происшествий?
Стиву стало очень-очень хреново. Оказывается, давать себе мысленные пинки и получать их в реальности — это очень разные вещи. Конечно, он был виноват, — груз вины давил на плечи так, что дышать было трудно, — и Стив не собирался отнекиваться; но, чёрт, когда он вёл себя так, как вёл, он просто… не мог по-другому.
— Нат, прости… я… — он не знал, что можно сказать в ответ. Поэтому очень удивился, когда сверлящее нажатие пальца на грудную клетку вдруг ослабло, после чего Наташа, издав странный короткий звук, крепко обняла его и прижалась лицом к плечу:
— Господи, Карандаш, какой же ты дурак, дурак, дурак! И как хорошо, что ты в порядке. Как же это хорошо, знал бы ты.
Стив стоял, боясь шелохнуться. Но потом осмелел и тоже стиснул Наташу повыше талии, вдыхая свежий запах медных волос. Его отпускала тяжесть, упавшая на плечи несколько минут назад, и он почувствовал это сладкое, тёплое чувство в груди — когда ты нужен кому-то, когда о тебе так искренне беспокоятся, несмотря на то, насколько как мудак ты себя вёл. Это неправильно, конечно, и Стив решил, что сделал важные выводы, но… от ощущения было не скрыться, каким бы эгоистичным оно ни было. И он даже улыбнулся, закрыв глаза:
— Спасибо, Наташа. Спасибо, что тебе не всё равно.
— Придурок, — донеслось до него гнусавое, сказанное в ткань рубашки. После чего Нат цепко ущипнула его под рёбрами, и Стив пискнул и подпрыгнул:
— Ай!
— Заслужил.
— Твоя правда, — вздохнул Стив.
Наташа отошла от него и вернулась на кровать, подхватывая телефон и начиная что-то быстро в нём набирать.
— Пишу твоей маме, что ты прибыл в точку сбора и ожидаешь вечерней трёпки.
Стив невесело фыркнул. А потом тихо и очень серьёзно спросил:
— Она очень переживала?
Наташа подняла на него тяжёлый взгляд и долго смотрела.
— Как ты думаешь, Стив? Ты не вернулся ночевать домой и не отвечал на звонки. Она держалась молодцом, но утром, когда я приехала нести вахту и ждать твоего возвращения, глаза её были заплаканными.
Стив шумно выдохнул.
— Чёрт, вот же чёрт… Я так облажался, Нат, я так…
— Я жду подробностей, — Наташа закончила набирать и снова откинула телефон в сторону на мягком покрывале. — Что ты натворил и где шлялся всю ночь? И что это была за неделя игнора?
— Я… — начал Стив и осёкся. — Может, позавтракаем чем-нибудь и выпьем кофе? А то я холодный не люблю, — сказал он и улыбнулся. И вдруг осознал, что невольно повторил чужие слова, и это было так странно. Улыбка стекла с его лица.
— Что?
— М?..
— У тебя сейчас такое странное выражение лица, — пожала плечами Нат. — Ты нормально себя чувствуешь?
— Да, — кивнул Стив. — Почти. Пойдём?
Марго и Элис уже ушли на занятия, и квартира была в их полном распоряжении. Стив только тогда увидел, что на небольших электронных часах в кухне всего начало десятого. Он торопливо сунул два кусочка батона в тостер, щёлкнул клавишей электрического чайника и полез в холодильник за яйцами и беконом, купленным на распродаже в мясной лавке за углом — у больших пачек подходил к концу срок хранения. Стив придумал, как его продлить, вскрыл упаковки и разделил на маленькие порции. А после заморозил. Это было очень удобно для завтрака, и он даже немного гордился своей бытовой изворотливостью. Достал порцию, пожарил с яйцами — отлично, вкусно и очень экономно.
Наташа в это время сидела рядом со столом за его спиной и почти беззвучно жевала жвачку.
— Нальёшь кофе? — спросил Стив, когда чайник громко зашипел и выключился. Наташа не в первый раз была у него и вполне сносно ориентировалась у них на кухне. Стив поглядывал, как она накладывает в большие белые чашки от IKEA — он ведь уже упоминал распродажи, так ведь? — по две чайные ложки недорогого сублимированного «Nesсafe» — ох уж эти чёртовы красные ценники в ближайшем «Волмарте»! Сколько денег они им сэкономили, — и заливает его кипятком, оставляя чётко вымеренное благодаря частой практике место под молоко. Им повезло друг с другом — они любили одну и ту же крепость, одинаковое количество сахара и молока. Это немного сближает, когда понимаешь, что человек рядом с тобой чувствует на языке то же самое, что и ты.
Стив как раз дожаривал ароматную яичницу, тосты давно приготовились, и он был весьма рад, что ему не нужно начинать каяться в своём тупизме прямо сейчас. Отсрочка с одной стороны давала возможность немного свободнее вздохнуть, с другой — висела на шее неподъёмным якорем. Они уже приступили к завтраку в тишине и под многозначительным взглядом Наташи — мол, ты всё равно мне выложишь всё, но пока можешь поесть спокойно — когда Стив неожиданно подумал, что вообще может прийти в голову Нат, когда он упомянет Баки. Ночь в доме взрослого мужчины, который, ко всему, тащил его бессознательную тушку к себе домой, раздевал, поил водой и кормил завтраком… А потом послал.
Стив чуть не подавился куском бекона и закашлялся. И всё же яичница — это куда круче тостов с «Нутеллой», подумал он. Хотя, хм-м, было сладко и очень вкусно. Почему-то скидок на шоколадную пасту Стив никогда не заставал, а потому и не покупал, считая излишеством.
Когда они пили кофе, он всё же решился:
— Прости за то, что неделю не выходил на связь. Ты тут ни при чём, Нат, я вёл себя как последний…
— Говнюк, — подсказала Наташа, прихлёбывая из кружки и тут же облизывая с верхней губы светло-коричневую пенку.
— Да, спасибо, — кивнул Стив и улыбнулся. — Тот провал выбил меня из колеи, и я просто не мог ни с кем общаться, тем более, боялся, что ты начнёшь говорить обо всём этом, и… А как объяснить тебе, я не знал. Я до сих пор не понимаю, что чувствую, и что мне теперь делать. Это сложно. Но я не собирался устраивать никаких показательных акций и делать глупости, правда. Это вышло… случайно.
И Стив начал рассказывать, как спонтанно принял приглашение Баки, — глядя, как округляются глаза Нат порой, и изгибаются аккуратные брови, — как попал в тот самый клуб. Умолчал только о таблетке — он никогда в жизни не принимал ничего, и не курил даже: не позволяла астма. И, насколько он знал Наташу, та тоже не практиковала. Он не понимал, что на него нашло, и просто не был готов к её взгляду. Не хотел, чтобы она окончательно разочаровалась в нём. И поэтому просто рассказал, что набрался вдрызг, и Баки пришлось нести его к себе домой. На этом месте не выдержала Наташа и, извинившись, прервала его, смотря на редкость серьёзным взглядом.
— Стив...
— Да, Нат. Да, это было тупо.
— Ты его едва знаешь. А что, если бы он…
— Нат, — прервал её Стив и взял за руку, легонько сжимая белые пальцы с множеством разноцветных пластмассовых колец. — Я уже подумал об этом. Идея была тупой. Очень тупой. Всё это могло плохо кончиться…
— Очень плохо, — Наташа устало потёрла виски, одновременно качая головой. — Ты придурок. Пойти с едва знакомым парнем в клуб для геев и напиться там до бессознанки. Ты словно сам напрашивался на неприятности. И знаешь, Стив, слава Богу, что пронесло.
Стив невольно поёжился и кивнул.
— Мне повезло, — выговорил он, стараясь поскорее отделаться от мерзких картин всего того, что могло с ним произойти, если бы рядом был не Баки, или если бы Баки оказался совсем не таким, каким его чувствовал Стив.
— Ты ведь помнишь, — голос немного изменил Наташе, и она запила заминку глотком остывшего кофе, — как мы познакомились?
— Боже, Нат, — Стив очень не хотел вспоминать тот день, но уж очень часто возвращался к нему и к их разговору в мыслях сегодня.
— Я просто хотела сказать: не смей рассчитывать на то, что кто-то поможет, что кто-то будет тебя спасать так, как ты помог и спас меня тогда. Ладно? Вбей в свою умную голову: ты сам должен избегать опасных ситуаций! И сам должен уметь постоять за себя! Когда я научилась той паре приёмов, что ты показал, я почувствовала себя намного комфортнее и увереннее. Хотя, ты и сам знаешь — я не нарывалась. Что бы моя мама ни говорила по этому поводу.
Стив медленно кивнул. Тот их разговор так и крутился в голове.
«Почему ты не кричала, чёрт возьми?»
«Посмотри на меня. Думаешь, я не пыталась?» — и Стив разглядел ссадины в уголках рта Наташи. Ей на самом деле заткнули чем-то рот перед тем, как обездвижить в четыре руки. Третий парень как раз расстёгивал ширинку, когда Стив, с минуту до этого метавшийся по коридору тёмного художественного колледжа, где совсем недавно закончились его курсы по рисованию тела с натуры, и где Наташа подрабатывала натурщицей, вдруг затарабанил что есть сил в дверь и закричал, что вызвал копов. Он был уверен, что не справится с тремя парнями выше его на голову. Он был уверен, что они могут забить его до полусмерти, а после всё равно добраться до несчастной девушки, блузка которой была уже разорвана и обнажала торчащую над чашечками лифчика грудь, а на скуле наливался синяк. И единственное, что он придумал — это спугнуть их. Его палец на самом деле дрожал над клавишей вызова, на экране светился набранный „911“. Но он не был уверен, что успеет.
Они оставили её в покое, пообещав им с Наташей верную смерть, если они хоть словом об этом обмолвятся. Конечно, попытка изнасилования — это не так страшно, как свершившееся преступление. И всё же Стив был уверен, что их надо наказать. Мало ли таких девушек, как Наташа, которые вынуждены работать на сомнительных работах в забегаловках, к примеру, и терпеть наглые лапы на себе каждый вечер, и такое отношение, словно каждый из этих козлов имеет право тебя трогать, имеет право на что угодно только потому, что тебе было не из чего выбирать при поиске работы. И это скверно, так скверно!
Тогда, в туалете колледжа, куда Стив отвёл её, чтобы она могла умыться и привести себя в порядок, Наташа сказала: «Спасибо, что вмешался. Правда. Не знаю, смогла бы я это пережить.» Стив взъярился, его отпускала адреналиновая встряска. Он говорил что-то про полицию, про заявление, про то, что таких ушлёпков надо наказывать. После чего Наташа его огорошила: «Мало кто из жертв изнасилования идёт к копам, парень». И когда Стив, удивлённый, наивно спросил, почему, Наташа объяснила: «Ты ведь художник, так? А значит, у тебя хорошая фантазия. Так представь, что кто-то заставил тебя, скрутил и попользовался твоим телом. Против твоей воли, под твои сопли и слёзы — часто это даже больше заводит всяких мудаков. Тебе сделали больно, до крови, тебя запачкали, кончили внутрь, осквернили. Что ты будешь делать, оденешься и тут же побежишь в полицию?» Стив завис, в красках представляя описанное, и ему сделалось дурно. Наташа наконец кое-как запахнула блузку, и стоя перед зеркалом и стирая остатки туши под глазами, продолжила: «Нет. Ты поплетёшься домой зализывать раны. Будешь долго мыться, сдирая кожу мочалкой, в надежде избавиться от этого отвратительного ощущения чужих грязных рук на теле. Потом сдашь анализы, молясь, чтобы тебя ничем не заразили. И выпьешь таблетку, чтобы точно не залететь от этого уёбка — если ты, конечно, девушка. И только после, если ты достаточно сильная личность, чтобы заявить о случившемся и вынести шумиху вокруг этого постыдного события, в котором ты, чёрт, совершенно не виноват — только тогда ты пойдёшь к копам. Но это будет бесполезно.» Стив тогда так выразительно глянул на её отражение в зеркале, что Наташа даже слабо улыбнулась. «Дурачок, — сказала она. — Ты уже смыл с себя все улики. И никакая в мире экспертиза не найдёт доказательств, чтобы засадить этих сволочей за решётку. Впрочем, может помочь видеозапись с камеры наблюдения. Но, как видишь, — Наташа пожала плечами, — насильники тоже знают об этом и выбирают места поукромнее.» Они стояли посреди мужского туалета в колледже искусств, и, кажется, кроме них и охранника внизу тут никого уже не было. Курсы начинались в восемь и часто продолжались до десяти. Стив заканчивал школу и собирался поступать в «Парсонс», и даже представить не мог, что станет свидетелем чего-то подобного. «Откуда ты всё это знаешь?» — выдавил он, не особенно думая, насколько это было неделикатно. Наташа не ответила. Она хмурилась, разглядывая в зеркале кровоподтёк на губе и капельку крови на своём воротничке. Стив подумал вдруг, что она была красивой даже такой, с растрёпанными волосами и с заплаканным лицом. «Есть влажная салфетка?» Стив, конечно, начал рыться в своём бездонном рюкзаке. Чего там только не было! Сегодня он как раз проходил мимо художественного магазина, и там была распродажа. Он купил альбом и кучу разных карандашей — те заканчивались особенно быстро. Всё внутреннее пространство сумки было забито этими связками. Руки у него дрожали, и салфетка никак не находилась. «Дай-ка я сама», — не выдержала Наташа, заглянула внутрь и… коротко, высоко рассмеялась. «Ты что, ограбил канцелярский магазин? Куда тебе столько карандашей?» Стив насупился — он не собирался оправдываться и рассказывать историю своей нужды. Наташа улыбнулась теплее и сказала, доставая наконец тощую упаковку салфеток: «Боже, ты сам похож на карандаш. Такой же тонкий. И откуда в тебе столько смелости?» Стив съязвил тогда что-то про «у меня внутри гранит», и постепенно, незаметно тягостная атмосфера развеялась. Стив настоял и проводил Наташу до дома, после чего провожал каждый раз, когда они встречались на курсах. Они сблизились, как могут сблизиться только люди, связанные одной на двоих печальной тайной. И Стив был очень рад, узнав, что Наташа тоже поступает в «Парсонс» на факультет стратегии дизайна. Неприятная история их знакомства осталась в прошлом, а вот чёртово прозвище прилипло намертво.
— Что ты молчишь? — не сдавалась Наташа. — Пообещай мне. Чтобы больше не творил такой отъявленной херни!
Стив чуть улыбнулся:
— Не буду. Правда, Нат.
Кофе совсем остыл, но они мужественно допили остатки — не выливать же в раковину.
— Так что твой Барнс? — спросила вдруг Наташа. — Он поступил очень благородно.
— Да, — кивнул Стив, вертя в руках пустую кружку. — А потом выставил меня, сказав, что не хочет повторения. Я так накосячил…
— О каком это повторении он говорил? — тут же уцепилась Наташа.
Стив пожал плечами:
— Ну, не знаю. Я так понял, что он больше не хочет меня видеть.
Наташа хмыкнула.
— А ты, значит, хочешь?
Стив отчего-то вспыхнул. Нахлынули воспоминания о захламлённой уютной комнате наверху, о запахе свежесваренного кофе, о Баки в этих заношенных джинсовых шортах и об этом ощущении спокойствия, когда просто находишься рядом с ним. Сразу стало тепло и одновременно неловко, словно Стиву приглянулось что-то чужое, что вообще не предназначалось ему. Это было как подсматривать в окна на Рождество: видеть богатый стол, горящую огнями ёлку, кучу подарков под ней, чувствовать это тепло между людьми и видеть их улыбки — и тут же понимать, что всё это не имеет к тебе никакого отношения.
— Я должен извиниться перед ним, — вдруг твёрдо сказал Стив. — Не могу всё это просто так оставить. Он столько сделал для меня, а я…
— Разве ты уже не извинился?
Стив нахмурился и мотнул головой:
— Только словами. Это ничего не значит. Я должен как-то изменить это. Терпеть не могу, когда думают обо мне плохо, когда представляют меня тем, кем я не являюсь.
Наташа какое-то время внимательно смотрела на него, ничего не говоря. И вдруг спросила:
— Зачем это тебе? Кажется, ты был не в восторге от него. Ну, помнишь?.. Грязные волосы, поношенная форма, небритость…
— Какая разница, какой он? — вдруг вспыхнул Стив. — Это не имеет значения! Он помог мне, когда я сильно накосячил — я должен сделать что-то для него. Понимаешь?
Наташа снова посмотрела на него совершенно нечитаемым взглядом, Стив не мог его понять. Какой-то изучающий? Пронизывающий ? Затем по её губам скользнула улыбка, и она кивнула:
— Тогда извинись. И будь убедительным.
***
Вечером того же дня Стив, прогуляв две субботние пары, приготовил обильный и вкусный ужин: запёк курицу, приготовил салат из свежих овощей и сварил булгур. Он готовился к возвращению сестёр и мамы, и знал, что это немного смягчит её. Он уже домывал посуду, когда щёлкнул замок и в прихожей послышались шаги. Это была мама — сегодня у неё смена закончилась раньше, а впереди был выходной. Стив подскочил к ней, и не дожидаясь слов, крепко обнял.
— Прости, что не позвонил, я поступил плохо, очень плохо! Прости меня! Мам... — он прижался ещё крепче к её промокшему от дождя плащу, не заботясь о том, что его футболка тут же насквозь пропиталась влагой. Наконец её руки тоже дрогнули, и мама обняла его в ответ.
— Стивен Грант Роджерс, — сказала она строго, отодвигая его от себя и заглядывая в глаза. — Если ты ещё раз устроишь что-то подобное, поверь, я не посмотрю, что тебе уже девятнадцать, и ты почти полностью обеспечиваешь семью едой — выпорю отцовским армейским ремнём. Уяснил?
— Так точно, мэм, — Стив горячо закивал и поцеловал влажную щёку — то ли из-за дождя на улице, то ли ещё из-за чего.
— Смотрю, ты готовился? — усмехнулась мама, когда Стив помог ей раздеться и пропустил вперёд, в кухню. Он лукаво улыбнулся: хитрил он редко, но жизненно важные точки, куда иногда надо надавить, чтобы получить желаемое, или как сегодня — чтобы ему скостили часть грехов, — знал и порой использовал это в своих целях. — Ладно. Не могу сказать, что я прощаю; кажется, я поседела сегодня ночью не меньше, чем на четверть.
— У тебя прекрасный цвет волос, — нашёлся Стив. Мама рассмеялась и ушла в ванную мыть руки. Стив чувствовал, что тучи, которые он физически ощущал над собой весь день после ухода Нат, потихоньку рассеялись. А ещё у него созрел план.
Он едва пережил воскресенье, целиком убив его на уборку и общую стирку, не уставая требовать посильной помощи от сестёр, пока мама на кухне готовила вкусный суп к обеду. Предвкушение накатывало на него волнами — и тогда мурашки бегали по коже. Он даже звонил Наташе и советовался, на что получил смех в трубку и насмешливое: «Роджерс, ты словно не извиняться, а ухаживать собираешься!» Стив совершенно точно не собирался, но мысль тяжело осела у него в голове и теперь ворочалась внутри, и к дрожи от предвкушения почему-то добавилась аритмия. Его ведь поймут правильно? Он просто хочет всё исправить, ни больше, ни меньше. Разве можно расценить его идею как-то ещё?
Утро понедельника далось тяжело из-за недосыпа, — ночью Стив ворочался и думал, разглядывая трещинки на тёмном потолке, — и весь день прошёл в странном мареве и нервозности ожидания вечера. Они с Нат несколько раз сталкивались в колледже и даже пообедали вместе. Пока они сидели за столиком у окна, Стив, не осознавая этого, вытягивал шею, пытаясь высмотреть, как Баки внизу сгребает опавшие листья в кучи и заталкивает их в мусорные мешки. Он понял, что делает, только когда Наташа со смехом сказала, что он себе «все глаза сотрёт».
***
Стив, притопывая, стоял у бетонной колонны ограждения, на которой висела табличка: «Школа искусств и дизайна Парсонс». Вокруг стремительно темнело, фонари зажигались оранжевым светом. Только сейчас Стив заметил, что ветки окружающих колледж клёнов стали совсем голыми, и теперь висели на фоне неба, словно неровная паутина. Его трясло.
Баки, поправляя небольшой рюкзак на своём плече, прошёл мимо, даже не заметив его. Стив собрал все своё мужество и окликнул:
— Баки!
Тот обернулся удивлённо.
— О... А я и не заметил тебя.
Стив неловко улыбнулся. Он уже замёрз, пока ждал, когда Баки закончит перетаскивать мешки с листьями к месту для мусора, откуда их завтра должна забрать спецмашина. Баки подошёл к нему, и Стив посчитал, что это хороший знак.
— Что ты тут делаешь? Колледж уже закрылся.
— Я… э-э-э… — голос изменил Стиву, когда он понял всю нелепость ситуации: последние припозднившиеся студенты и преподаватели, случайные прохожие, и он — со стаканчиками «Старбакс» и пончиками наперевес объясняется с их газонокосильщиком. Он почувствовал, как горят уши, и становятся, судя по ощущениям, тёмно-малиновыми под полями шляпы. — Это тебе, — Стив протянул Баки кофе и пончики. Тот, гад такой, не взял. Смотрел удивлённо и хлопал глазами, словно происходило что-то невозможное.
— Что это?
— Кофе. И пончики. Если честно, я думал о хорошем виски, но, учитывая обстоятельства, решил, что это плохая идея, — Стив перевёл дыхание: — Слушай, прости, что тогда всё так вышло. Я очень раскаиваюсь.
Баки медленно моргнул, и лицо его в этот момент было такое потрясённое, что лицо Стива против его воли озарила неуверенная улыбка. А Баки вдруг низко рассмеялся, совсем необидно, и взгляд его сделался тёплым и очень глубоким в тени от ресниц.
— Ты серьёзно? Извиняешься?
Стив кивнул как можно увереннее. Он уже не чувствовал в «конверсах» свой левый мизинец, но мужественно ждал развязки.
— Я даже предположить не мог, что тот вечер закончится так позорно для меня. Прости.
Баки, больше ничего не говоря, только мягко улыбаясь, подошёл ещё ближе, и Стив вдруг ясно почувствовал этот терпкий запах, по которому, оказывается, успел соскучиться. Здоровый запах человека, который весь день трудился и ещё не успел принять душ. Он, кажется, даже качнулся вперёд, чтобы почувствовать лучше и прикрыл глаза, как вдруг из его рук забрали коробку с пончиками, а подставка для стаканов полегчала — Баки забрал свой кофе.
— Что ж, — сказал он, — извинения приняты. Прогуляемся?
Стив мысленно завопил: «Аллилуйя!»
Неловко улыбнувшись в ответ, он выкинул в урну картонную подставку и принялся греть озябшие пальцы о тёплый стакан. Они зашагали вместе, почти плечом к плечу, в сторону парка, где Стив подрабатывал портретами и шаржами. Где рисовал Баки.
Баки шёл рядом, чуть раскачиваясь корпусом при ходьбе, и потягивал кофе — Стив решил рискнуть и заказал сладкий сливочный тыквенный латте, пока ещё не прошёл сезон. Баки издавал хлюпающие звуки, когда отпивал, и наконец сказал:
— Хм-м… Странно, но вкусно. Пожалуй, мне нравится.
Стив улыбнулся и отпил из своего стаканчика, почувствовав тот же самый вкус. Он не знал, что должен сказать в ответ, и хотел просто вот так идти рядом. И, чёрт, не мог не улыбаться. Он чувствовал себя немного глупо и при этом очень правильно. Его план сработал, и возможно, теперь у него будет шанс доказать, что вовсе он не расклеившийся из-за первой серьёзной неудачи подросток, ушедший в долгую страдательную депрессию по этому поводу, и не парень с суицидальными наклонностями, и не мудак, который не ценит доброты. Почему-то это было важно.
