Зелёная трава

      Стив добрался до дома только после десяти. Его до сих пор слегка потряхивало — внутри. Мысли в голове бродили по кругу, запинались и терялись, и Стив не мог припомнить, чтобы раньше он хоть на кого-то реагировал подобным образом. Так странно... Он почти переборол желание глупо улыбаться, но всё равно чувствовал себя каким-то наполненным какой-то лёгкостью, новой энергией. Словно его парус, обессиленно повисший, встряхнулся и вновь раздулся от резкого порыва ветра. И ощущение пустоты внутри, что не проходило последние дни после выставки, не то чтобы совсем исчезло, но словно потеряло всю свою серьёзность и остроту. Стив чувствовал себя взвинченным и растревоженным, и не знал, что же ему со всем этим делать.       На кухне Марго стояла перед мойкой и занималась оставшейся после ужина посудой. Мама сидела за столом, допивала чай с молоком и что-то читала. Они обе обратили на него внимание и тепло поздоровались. Стив заметил стоящую на столе тарелку с его ужином, трогательно прикрытую салфеткой. Его ждали, о нём заботились. И это было именно той каплей, которой недоставало, чтобы он наконец-то расслабился и почувствовал себя дома. Он сел за стол, устало вытянув руки на столешнице.       Марго домыла посуду, и проходя мимо, вдруг взъерошила ему волосы. Это было так неожиданно, что Стив вздрогнул.       — Что это с тобой? — он недоверчиво улыбнулся. Мама ласково смотрела на них из-за кружки с чаем. Марго наклонилась и поцеловала его в макушку, после чего развернулась и пошла. Ответила она уже на ходу, не оборачиваясь:       — Мне кажется, я тебя неделю не видела. Соскучилась, наверное.       Стив едва не уронил челюсть на стол. Происходило что-то странное.       — Она сдала на высший балл свой школьный проект, — шёпотом сказала мама, когда Марго скрылась за углом коридора. — Очень собой гордится. А ещё у неё появился мальчик, — мама улыбнулась. — Сегодня проводил её до дома, и мы познакомились. Высокий и симпатичный, зовут Крис.       Стив вздохнул. Вот так. Даже у его младшей сестрёнки, у холодной и порой сварливой Марго появился парень. А он, старший брат, образец для подражания, надежда и опора их семьи, до сих пор в этом плане девственен и чист, как была Луна, пока на неё не ступила нога человека. Как же сейчас всё быстро и просто у детей происходит. Он на самом деле был ошарашен, когда случайно набрёл в интернете на опрос «Во сколько вы впервые занялись сексом». Подавляющее число ответов приходилось на возраст от двенадцати до четырнадцати лет, и… это было страшно. Он не хотел такого для своих сестёр, потому что не считал, что эти шебутные девчонки готовы хотя бы для поцелуев. Поцелуи — он, неопытный, почему-то знал это совершенно точно — разжигали что-то внутри тела, раскаляли его, и если ты был ещё недостаточно прочным, чтобы выдержать накал, то мог сломаться. Наделать много ошибок. Или, наоборот, стать зависимым от этого рода удовольствий, похерив все остальные сферы своей жизни. Стив сидел, смотрел, как мама пьёт чай, и внутренне желал не слышать эту фразу «у неё появился мальчик» ещё минимум лет пять для Марго и лет десять — для Элис. Тогда, возможно, он был бы спокоен. И то не факт. Пообщавшись с Наташей и узнав, какой обузой для девушки иногда может быть привлекательная внешность, и переняв этот её немного циничный и усталый взгляд на мир, он стал совсем по-другому относиться к отношениям между мужчиной и женщиной. И хотя положительных примеров перед его глазами тоже хватало, Стив уяснил: если девушка красива, почти со стопроцентной вероятностью она рано или поздно будет объектом домогательств, если ни чего похуже. И это было отвратительно. Особенно потому, что сёстры у него были красавицы. Смесь ирландских и итальянских кровей сделала своё дело, и светловолосая Элис-Элизабет и брюнетка Королева Марго уже сейчас притягивали к себе взгляды. Стив знал, что они вырастут настоящими красавицами. И у них больше не было отца, чтобы защитить их от всего дерьма мира. И, чёрт, даже если он не должен был, он всё равно чувствовал на своих плечах груз этой ответственности. Как и за маленькую, тонкую да звонкую маму: если бы он узнал, что какой-нибудь мудак действовал по отношению к ней неуважительно… Он бы выбил из него всю дурь, видит Бог. Но с мамой ему очень повезло — у неё была тяжёлая рука и доброе сердце. Обычно Господь ограждает таких людей, как она, от встреч с мудаками. Жаль, что, словно для равновесия, испытаний он отмеряет больше.       Стив тяжело вздохнул. Не было печали, завела Марго парня. Теперь она вряд ли захочет ждать Элис после своих занятий, чтобы вместе поехать домой на школьном автобусе. Засада.       — Не дуйся, — сказала мама. — Всё будет нормально, я уверена. Лучше помой руки и принимайся за ужин, пока не остыл совсем. Сегодня у нас картофель «Айдахо».       И правда. Вот что это был за запах: паприка и оливковое масло.       Пока он ел, чувствовал, что мама нет-нет, да и смотрела на него. Внутри всё так же немного потряхивало, и есть, уставившись на золотисто-оранжеватые ломтики картошки и зелёные листики петрушки в тарелке было спасением. Он не был уверен, хотел ли сейчас о чём-то говорить с мамой, не знал, почему она так изучающе на него смотрит, и немного тосковал по временам, когда всё у него было просто, понятно и предсказуемо. Никаких парней и девушек на личном фронте, куча работы и картина, над которой он трудился благодаря Наташе и Говарду Старку. Сейчас словно весь мир перевернулся с ног на голову, и Стив совершенно не мог никак отыскать точку опоры в этом новом пространстве.       — Что с тобой, милый? — тихо спросила мама, когда он почти доел. — Ты всё ещё переживаешь насчёт выставки?       Повисло молчание. Стив кое-как прожевал и проглотил картошку, прежде чем помотать головой:       — Не переживаю. Точнее, конечно переживаю, но… это не главная причина уже.       Вот теперь мамино лицо изменилось — из мягкого и нежно-терпеливого выражение стало озабоченным. Между бровями на бледной коже залегла тонкая складка.       — Что происходит, Стиви? У тебя неприятности?       Стив вздохнул. Вышло немного более раздражённо, чем ему бы хотелось. Мама точно ни в чём не виновата, да и он не был готов говорить о том хаосе, что сейчас пытался упорядочить внутри себя.       — Не совсем. Самая главная неприятность месяца случилась, когда я провалился на выставке. Потом я, правда, снова дал жару и напился в незнакомом клубе, и друзьям пришлось тащить меня к себе, потому что, ну, если бы ты меня увидела таким…       — О, не делай из меня зверя, — строго ответила мама. — Я бы дала тебе выспаться сначала и напоила водой. И уж потом бы…       Стиву вдруг словно ваты в уши наложили. Баки… он же точно так и сделал. Словно родитель. Словно…       Стив сглотнул. Мамин голос опять стал более отчётливым:       — Мне даже немного жаль, что я пропустила этот момент. Но хорошо, что ты был в окружении друзей.       Стив снова прогнал скопившуюся вязкую слюну. Рассеянно кивнул. И вдруг заговорил.       — Просто… есть кое-кто, кому я, кажется, нравлюсь, — выговорил он и замолчал, возя вилкой по золотистым разводам масла на тарелке.       — Боже, милый… — выдохнула мама. Это было даже немного смешно: ему девятнадцать, и впервые у них разговор зашёл о его личной жизни. Даже про Нат мама никогда не спрашивала — по ним было видно сразу, что никакая они не пара. А до Нат у Стива с девочками было глухо, как при нырке на глубину. Ему вечно было некогда и неинтересно тратить на них своё время. Девочек он не интересовал в той же, если не большей мере: мелкий, белобрысый и очень худенький, он никогда не был похож на принца на белом коне из диснеевских мультфильмов. Может, проблема была в том, что из-за малого веса его гормоны запаздывали, и развивался он медленнее своих сверстников — так маме сказал однажды его терапевт доктор Сэмюэль на плановом приёме. В тот раз он спрашивал про утренние эрекции, Стиву было шестнадцать, и он ещё никогда не чувствовал себя настолько беспомощным и смущенным: рядом сидела мама и делала вид, словно в вопросе нет ничего особенного. Он только и смог выдавить, что у него всё в порядке, хотя, если начистоту, тогда порядка с ним никакого ещё не было. Он наступил намного позже, и тогда же Стив понял, что его гормонам глубоко фиолетово на заморочки полов, и вообще они бессистемно проявляли себя, заставляя реагировать на совершенно нелогичные вещи и краснеть от стыда. Однажды у него возникла эрекция, когда он стоял в очереди в столовой, и пристально рассматривал низкие края белых носочков Кейт Уэшли над её кедами; косточки её голеностопа под бледной кожей и волоски — тонкие, золотистые от солнечного света. Это случилось неожиданно: резкий прилив жара в паху, и Стив пропустил свою очередь и обед, прячась в туалете и успокаивая дыхание, ожидая, когда крепкий стояк пройдёт. Он тогда немного опоздал на следующий урок, но он не прикасался к себе. Не было никакого желания, только ноющий дискомфорт.       И вот теперь он сидел напротив мамы и говорил о Баки. О Баки, который мужчина. О Баки, который намного его старше. Не то чтобы Стив всерьёз когда-нибудь задумывался, насколько его родителям свойственна гомофобия. Очень, очень далёкий от него вопрос. Но сейчас он замер, осознавая, что мама может и не принять всё это. Даже когда, собственно, ничего «этого» ещё и в помине нет. Да и будет ли? Однако факт оставался фактом — Баки ясно дал понять о своём расположении и о том, что не сможет ограничиться одной дружбой.       — А ты? Тебе она нравится?       Вот. Вот оно, начинается.       — Я не знаю. Не уверен. Мне интересно, и меня... — Стив замер, мучительно искусывая нижнюю губу и подбирая слова, — меня вроде как тянет. Но откуда я могу знать, что это, если никогда раньше…       — Стиви, — мягко сказала мама и положила руку на его, заставляя положить вилку и не возить ей по стеклу. — Если тебе признались в симпатии, это совсем не значит, что ты что-то кому-то должен. Ты ведь понимаешь? — мама чуть наклонилась, и Стив понял — заглядывает в глаза. Он посмотрел на неё и кивнул. Чёлка, совсем растрепавшаяся после тяжёлого дня, упала на глаза. Мама потянулась, убрала её за ухо и улыбнулась. — Но ты всегда можешь попробовать, если тебе интересно. Ведь не попробовав — не узнаешь. Это самый простой способ, который, конечно, не относится к потенциально опасным действиям и токсичным веществам.       Стив невесело хмыкнул. Даже дома за столом, беседуя на интимную тему, мама оставалась медицинской сестрой. Стив любил эту её черту, но иногда был бы рад, чтобы она не проявлялась. Он почему-то был уверен, что забота медицинской сестры должна оставаться за порогом дома, а внутри — оставаться только мамина забота. Но они все так уставали, что он уже сам путался порой, кто он сейчас, просто Стив, который очень затрахался вертеться, как белка в колесе, или же ему надо держать осанку, потому что весь колледж смотрит. Им всем приходилось нелегко, все их маски смешались, а некоторые и вовсе наползали друг на друга.       — Это хороший человек, — сказал вдруг Стив, раздумывая. — И если я попробую, а после дам задний ход, это очень его обидит. Я не хотел бы…       — Стив, — мама мягко сжала его ладонь, прерывая словесный поток. — Если рассуждать таким образом, ни одна даже самая счастливая пара сейчас не была бы вместе. Если бы я так тщательно обдумывала предложение твоего отца сходить вместе на танцы — а ты знаешь, с каким скепсисом бабушка относилась к парням итальянских кровей — то… не было бы нашей семьи, да и вас бы не было. Каждые отношения — это риск, что тебе могут причинить боль. Но это и многие возможности. Радости, разделённые двумя близкими людьми, не идут ни в какое сравнение с радостью, что ты получаешь в одиночестве. Ты кипишь, но некому забрать лишнее, некому тебя обнять, и успокоить, и похвалить. Или поддержать, если всё плохо.       — Но есть ты! — горячо возразил Стив, и мама улыбнулась, только улыбка вышла печальной.       — И я буду тут, всегда, сколько бы раз ты ни вернулся ко мне. Ты ничего не потеряешь, если на самом деле хочешь попробовать. Никто не знает сразу, будет ли он влюблён завтра или через неделю. Но, знаешь, всякое случается.       Стив вздохнул. Знала бы мама, что подбадривает его на отношения с парнем. Была бы она тогда столь же убедительной? Или, может, ей и правда это не важно, если Стиву будет хорошо? А ему… будет. Почему-то внезапная уверенность охватила Стива и усмирила его сердцебиение. Будет хорошо просто потому, что каждый раз, если не брать в расчёт последний, нервный и взволнованный, ему было в обществе Баки очень тепло и спокойно. Сохранится ли это ощущение, когда он обнимет его или даже…       Стив моргнул. Дальше вялых предположений в его голове ничего не вырисовывалось. Так вышло, что его первый поцелуй, как и надежду на светлое будущее, украл Говард Старк. И это что-то подняло внутри, что-то включило, затеплило, но фантазировать дальше всё равно не получалось. Он просто не мог себе представить, куда его могут завести отношения, если он возьмёт, придёт и скажет Баки: «Хэй, чувак, я думал и додумался, давай замутим». И что дальше? И будут ли прикосновения Баки и его… хм, поцелуи вызывать тот же приятный отклик?       Стив мотнул головой, понимая, что ответа у него нет. Но от этого только острее играло любопытство.       Мама сидела, мягко поглаживая внутреннюю сторону его ладони пальцем, и внимательно изучала, ловя каждое изменение мимики.       — Пообещай мне, Стив, — попросила она негромко, но так, что он сразу же уставился на неё во все глаза. — Когда ты поймёшь, что влюбился, познакомь нас. Если, конечно, это случится. И не думай о провале. Никто из нас не застрахован от того, чтобы делать ошибки. Мы все тут только учимся, и никто не рождается с идеальным знанием. Уяснил?       Стив кивнул. Он очень устал и хотел только добраться до постели. Эта откровенность-не-до-конца выматывала. А ещё ему нужно было переговорить с Наташей, срочно. Чем быстрее она высмеет всю эту нелепую ситуацию, тем быстрее перейдёт к советам по делу. Потому что Наташа оставалась тем единственным человеком, которому Стив без сомнений мог рассказать о Баки, избегая родовых окончаний и не заменяя «он» на «она», точно так же, как и Наташа могла рассказать ему что угодно о своих похождениях на любовном фронте. Что, впрочем, делала довольно редко. Из чего Стив умозаключал, что с личным у неё так же глухо, как и у него.

***

      Он едва дожил от нетерпения до обеденного перерыва, когда сотни студентов высыпали в коридоры из аудиторий и неровным потоком двинулись к столовой. Почему-то никак не удавалось найти Наташу, хотя цвет её волос всегда в этом помогал. Он уже успел пообедать, и только тогда заметил её в дальнем углу в компании какой-то брюнетки; из-за близорукости не смог понять, кто это был. Поэтому пришлось быстро закинуть в рот остатки домашнего сэндвича и жевать на ходу — он прорывался к Наташе с боем сквозь чужие высокие и плотные тела, и чувствовал себя как в непроходимых джунглях. Он даже на миг подумал, что ему не хватает мачете. Наташа была нужна позарез, и именно сейчас, сию минуту. Он просто не мог молчать, его распирало. И снова потряхивало уже от того, что утром он привычно шёл от метро свою «настраивательную» остановку, и когда увидел за частыми прутьями решётки Баки, который сгребал в кучи вновь нападавшие листья, тело сделало всё за него: он улыбнулся и помахал рукой, получив в ответ такой же приветственный жест. Расстояние было большим, и Стив не остановился, чтобы Баки не пришлось подходить к нему. Он продолжил шагать к дверям колледжа как в тумане, растерянно размышляя над тем, что это вообще сейчас такое было.       — Привет, Стив, — оживлённо воскликнула Наташа. Вторая девушка, брюнетка с правильными чертами лица, тоже улыбнулась и кивнула. Где-то Стив её видел. — Знакомься, Мария Хилл.       — Очень приятно, — девушка протянула руку, и Стива осенило, когда он пожимал длинные прохладные пальцы: та самая, с выставки. Может, вообще заняла его место… В груди медленно разрасталось раздражение.       — Стив Роджерс, — чуть наклонил он голову, тут же отпуская её руку.       — О, — выдохнула она. — Твои картины стоит похвалить.       — Это не обязательно, — выдавил Стив дежурную улыбку, тут же замечая, как Наташа начинает жевать быстрее. Она понимала его без слов. — Они не станут от этого лучше или хуже. А о том, что талантлив, я и так знаю.       Мария выглядела, словно из столовой выкачали воздух. Стив даже подумал, не перегнул ли палку. По его ощущениям — нет. В самый раз. Он был на взводе и имел право немного сбросить пар. — Встретимся на паре? — Наташа улыбнулась Марии и поднялась из-за столика ленивым гибким движением. Словно никуда не торопилась.       Они медленно пошли к выходу, и где-то на полпути до двери Наташа громко прошипела Стиву в ухо:       — Зачем ты ей всё это вывалил? Словно Мария в чём-то виновата. Совсем не держишь себя в руках, какой тебе высший свет богемы!       Стив вздохнул. Нат была кругом права, но вот незадача — усовеститься никак не получалось. Довольная и уверенная в превосходстве над ним Мария нервировала. Они поднялись по чёрной лестнице на балкон, использовавшийся студентами как несанкционированная курилка. На улице никого не было, что неудивительно в такой холод.       Наташа достала губами сигарету из пачки и прикурила от обшарпанной зажигалки.       — И что у тебя случилось, Карандаш? Я, к твоему сведению, едва успела доесть.       — Нат, — Стив взял небольшую паузу и выпалил на одном дыхании: — Я вчера извинился. А он сказал, что мы не сможем быть друзьями, потому что он хочет большего, и он меня обнял, и у него очень тяжёлая рука, и он тёплый, и…       — Так, стоп, — Наташа махнула рукой с сигаретой, тут же убирая её подальше от Стива. — Ты про что?       Стив вздохнул разочарованно — его уверенность растаяла вместе с первой попыткой.       — Баки. Он почти сказал, что я ему нравлюсь. Глупо, да?       Наташа медленно затянулась и выдохнула дым в сторону от Стива.       — Что, так и сказал?       — Ну.. не совсем, — смутился Стив. — Но суть от этого не меняется.       Наташа стояла и курила, задумчиво глядя на сгущающиеся над крышами высоток тучи. Наверное, к вечеру будет дождь, а то и ливень. Стив посмотрел вниз на аккуратные газоны без единого опавшего листа. Баки и правда либо любил свою работу, либо был дотошным аккуратистом; Стив искренне полагал, что всё-таки первое. Молчание не тяготило, но он не ожидал, что Наташа так серьёзно всё воспримет. Даже не постебала его насчёт гейских штучек.       — Странно всё это, Карандаш. Взрослый вроде мужик, на черта ты ему сдался?       — Эй!.. — возмутился Стив.       — Дай мне сказать, — прервала его Наташа, сделав последнюю затяжку и затушив сигарету о перила. На полу стояла пустая жестяная баночка из-под оливок, приспособленная находчивыми студентами под окурки. Поэтому выход на балкон пока ещё не закрыли — негласное разрешение учёного совета. — Может, он тебя просто на секс разводит? Понравился ему юный мальчик — вали и трахай?       — Фу, Романова, — скривился Стив. — Ну что ты вечно так грубо?       — Но с другой стороны, — задумчиво продолжала Наташа, даже не слушая его, — если бы он хотел чего-то плохого, уже сделал бы. Тогда. Но он не сделал.       — Он не сделал, — вяло подтвердил Стив. Слова про то, что Баки хочет от него секса, засели в голове и начали сверлить изнутри, вызывая нездоровый жар и мурашки одновременно.       — И что конкретно он сказал? Предложил встречаться? — уточнила Наташа.       — Нет. Сказал, что однажды может не сдержаться и распустит руки, и меня это обидит, и я убегу, так что дружбы у нас не выйдет, а прикосновений его мне не надо, так он сказал.       Наташа хмыкнула.       — И ты, конечно, ринулся грудью на амбразуру?       Стив завис. Иногда некоторые переведённые на английский русские идиомы ставили его в тупик. Но рано или поздно он понимал, что она имела в виду.       — Нет же! — вспыхнул он. А потом поник.       — Боже, — усмехнулась Наташа. — Значит, он либо ас в съёме и охмурении мальчиков вроде тебя, в чём я, конечно, сомневаюсь… либо олух-везунчик, которому подфартило встретиться именно с тобой. Таким же олухом.       Стиву это надоело, и он толкнул Наташу локтем, она ответила тем же, и это было больше похоже на упрямые бодания, чем на борьбу.       — И что ты думаешь делать? — спросила Наташа, когда они успокоились и снова встали рядом, доверительно касаясь друг друга плечами.       — Если бы знал, не стал бы вытаскивать тебя из столовой со скоростью космической ракеты, — огрызнулся Стив. Наташа успокаивающе улыбнулась и погладила его по руке. — Я вообще не представляю, как это всё?.. Поцелуи, объятия. Если он уже предполагает, что захочет этого однажды.       — А ты? — вдруг спросила Нат. Очень неудобный, прямой вопрос. Стив опешил. Об этом он как-то не думал. — Ты бы захотел?       — Откуда я знаю? — пробубнил Стив и совсем скис. — Я плохо представляю себе всю эту романтику.       Наташа прижалась чуть ближе, так, что Стив лучше почувствовал её тепло — нежное и мягкое, но совсем не вызывающее тех необычных ощущений, которые возникали у него рядом с Баки.       — Как бы там ни было, он ведь не требовал от тебя ничего? Не давил, не ставил сроков?       — Только спросил, как долго я собираюсь думать.       — А он милый, — улыбнулась Наташа. — И что ты ответил?       — Сказал, до Хэллоуина…       — Который уже в четверг, — кивнула Нат. — Что ж, у тебя не так много времени, чтобы определиться, интересно ли тебе.       — Мне интересно! — запальчиво вскинулся Стив, но тут же смешался и покраснел. Он хотел вложить другой смысл, потому что, чёрт, ему на самом деле интересен Баки! Да и отношения... У него ведь никогда не было ничего такого. А Баки, наверное, опытный… От этой мысли стало только хуже и жарче — посильнее, чем от двузначности своих слов.       — Значит, скажи ему об этом, — пожала плечами Нат и ободряюще улыбнулась. — Или тебя нужно перед этим успокоить и погладить по головке?       — Отвали, Наталья, — начал отбиваться Стив, когда Наташа принялась обхватывать его руками и обнимать, но, конечно, больше для вида. Эти смешливые объятия не приносили успокоения. Но странным образом придавали уверенности. Наташа смешно и щекотно хихикала куда-то возле правого уха, и Стив подумал вдруг, что последнее время они крайне мало говорили о ней. И почему-то постоянно — о нём. Это было неправильно.       — Как ты? — спросил он серьёзно, чуть отстраняясь и заглядывая в глаза.       — О, ты вспомнил о воспитании? — съехидничала Наташа. Но потом улыбнулась мягче и ответила: — Я в порядке. Старк предложил мне место его личного ассистента после окончания. Меньше, чем через год. Охрененный соцпакет и отличная зарплата. Ты ведь понимаешь, что никто не берёт на такие должности выпускников, пускай даже самых лучших.       Стив, кажется, потерял дар речи. Он открыл и закрыл рот, так и не сумев ничего сказать.       — Он не осмелился подойти лично. Но Мария передала его предложение и сказала, что он уже долго следит за моими успехами и крайне заинтересован, — Наташа усмехнулась и отвернулась, показывая свой точёный профиль.       — Секс? — тихо спросил Стив.       — Думаю, да. Иначе зачем ему это всё? Думаю, я выпущусь неплохим специалистом. Но всё же опыт есть опыт… Видимо, он хочет компенсировать его недостаток в другой сфере, где у меня опыта хватает.       Наташа дёрнула плечом, и Стив замер, размышляя.       — И что ты? Думаешь согласиться? Зачем тебе это? Это ведь…       — Как торговать собой? — зло усмехнулась Наташа.       — Я не говорил этого!       — Но ведь подумал, — смягчилась Наташа. — И был прав. Но ведь это шанс. И опять же, у меня слишком мало вариантов. Или подниматься с самого низа, медленно и мучительно. Или решиться и рвануть звезду с неба. Может, у меня что-то не в порядке с моралью, Карандаш, но меня совсем не напрягает трахаться с ним — он правда неплох, да и мне самой надо. Я больше думаю не о своём положении, а…       — … что скажут все остальные, — подхватил и закончил за неё Стив. Наташа кивнула.       — Репутация.       — И Пегги, — вспомнил вдруг он. — Она тебя живьём съест.       — Не думаю, — пожала плечами Наташа. — Говард, может, и бабник, но крайне твёрд насчёт всего, что касается его бизнеса. Он не позволит выжить меня, если я буду полезна компании. А я собираюсь быть очень полезной.       Стив посмотрел на подругу внимательно: жёстко распрямлённая спина, уверенная осанка и чуть вздёрнутый подбородок. И взгляд, цепкий и даже жёсткий, вдаль, на сети голых веток клёнов. Он знал, что Наташа может добиться всего, чего только пожелает, она не отличалась болезненной нравственностью, чтобы выбирать только самые правильные и долгие пути. Она бы не стала нарушать закон, конечно. Но разве секс с боссом по собственному желанию является нарушением?       Всё это было сложно. Стив грязно выругался про себя. Какого, блядь, чёрта взрослая жизнь такая сложная?       — Пойдём внутрь? — спросила Наташа. — Холодает. И будет дождь — у меня перед дождём нос всегда чешется, — и она нагнулась и демонстративно потёрлась кончиком носа о плечо Стива.

***

      Дождь, ледяной и холодный, стоящий за порогом и за каждым окном мутной серой шипящей стеной, испортил вечер вторника и всю первую половину среды. Он даже ночью не стихал, раздражающе тарабаня тяжёлыми каплями по жестяному подоконнику. Стив плохо спал последние дни — всё размышлял о себе, о Наташе. И никак не мог остановиться, запретить голове думать. А наутро чувствовал себя уставшим, точно совсем не спал.       В среду нежданно-негаданно на него в коридоре налетел Говард, и как-то странно плотоядно улыбнувшись, взял его за локоть и потащил в ближайшую свободную аудиторию.       — Боже, Стив, ну ты и горазд прятаться, — сказал он, успокаивая дыхание. Стив тоже тяжело дышал. — Я тебя уже вторую неделю пытаюсь тут выловить.       Стив неловко усмехнулся.       — Я не очень хотел общества, — ответил он, скидывая с плеча чужие пальцы. — Зачем я тебе?       Говард снова широко, победно улыбнулся:       — У меня к тебе деловое предложение. Может, ты нарисуешь ещё пару картин для оформления кабинета? Я знаю, что отцу нравится импрессионизм. Может часами любоваться. Можно не только пейзаж, но и обнажённое тело, — закончил Говард, а Стив ничего не мог ответить. Он нахмурился и впился в Старка взглядом. Что это такое сейчас было? Проявление жалости, кормление бедных с руки? И откуда он вообще узнал о его нужде? Или надеялся вот так поближе подкатить к Наташе? Это напрягало. Стив остро прищурился.       — С чего такие щедрые предложения?       Говард нетерпеливо выдохнул:       — До чего же ты упрямый, — почти простонал он. — Мне на самом деле нравится, как ты рисуешь. Могу я хоть раз в жизни обставить рабочее место, как мне нравится? Я заплачу по пятьсот долларов за полотно.       Боже, целых пятьсот… Стив уже прикинул в уме полную сумму и сюжеты, и это были огромные деньги. Верхом тупости станет упустить заказ.       — Может, ты хочешь какой-то определённый оттенок? — пошёл на попятную Стив. — Чтобы у всех картин был общий тон, к примеру?        Старк задумался.       — Пускай будет больше в жёлтый и салатовый. Мне они нравятся. Бодрят и настраивают на работу.       Стив кивнул, неторопливо провёл по волосам пятернёй и спросил:       — Это всё? Если да, то я в деле. Чёрт с тобой.       — Вот и отлично, — улыбнулся Говард, протягивая свою руку: — По рукам?       Стив крепко пожал его ладонь.       Ему даже стало чуточку легче и теплее, когда он осознал, что у него снова есть работа. Что снова нужно ради чего-то рисовать. Даже пальцы покалывало от предвкушения.

***

      Половину четверга он провёл на кухне — мама и девочки наводили порядок в квартире. Зато у него было тесто и тыквенная начинка на глубоком щербатом блюдечке, и он обожал этот запах специй, и смех, и тыкву-Джека, скалящего зубы с соседней рабочей поверхности. Он любил внезапный Хэллоуин, который они вовсе не собирались отмечать, если бы не мамина премия из госпиталя. И хотя его время клянчить конфеты осталось далеко позади, он всё равно с трепетом смотрел на ведьминский костюм Элис, и как Марго надевает на себя что-то узкое, облегающее и блестящее. У них были приготовлены мешки для сладостей, атмосфера праздника отчётливо ощущалась запахами в воздухе, и Стив просто гадал: Баки дома сейчас? И как он, потому что сегодня, как Стив ни выглядывал из окна, Баки на улице не увидел.       Мужественно отказавшись от предложения Наташи завалиться на лучшую хэллоуинскую вечеринку всего курса, Стив едва высидел за праздничным столом во время ужина и наскоро помыл посуду после. Он тоже хотел принарядиться, вот только ни черта не выходило: всё как-то странно сидело, или не сочетались цвета… Поэтому он надел то же самое, в чём был в колледже днём, отрезал половину тыквенного пирога и завернул его в фольгу и кухонное полотенце. Попрощался с матерью, пожурил сестёр — у них только начиналось самое интересное, — и вышел в промозглую серую и влажную ночь.       Дом, в котором он был лишь однажды, Стив нашёл сразу. Даже путь в подземке, даже темнота и совсем другой выход на поверхность не запутали его, и очень скоро он стоял на пустынной улице, держа в руках свою потяжелевшую пряно пахнущую ношу.       Наконец собрался с духом и постучал.       Ему не открыли.       Ни когда он постучал ещё раз, ни когда дважды позвонил в дверной звонок. Это было так скверно и обидно, что Стив нахмурился. Его знобило от холодного ветра и волнения. Конечно. Если он сам не на вечеринке, это совсем не мешает другим людям быть где-нибудь сегодня. Ведь Хэллоуин.       И вдруг дверь открылась. Баки стоял там, в тепле своего дома, сонный и помятый, медленно хлопая глазами: растрёпанные волосы, точно вороны гнездо из тёмных ивовых веток сплели на голове, отросшая щетина и непривычный больной блеск зрачков. Он был в тех же потёртых вдоль и поперёк шортах и мятой, очень мягкой на вид растянутой футболке с длинным рукавом. И в вязаных тапочках…        — Э-э, привет, — сказал Стив, поудобнее перехватывая пирог руками.       Баки смотрел на него, словно не в силах сообразить, что происходит. Словно думая, что Стив ему снится.       — Я тут пирог тебе принёс. И… в общем, я обо всём подумал, — твёрдо выпалил он и уставился Баки в глаза. У того на лице медленно сменялись эмоции: сонное непонимание, ошарашенность, удивление и неверие. Лицо словно немного разгладилось и стало светлее:       — Чёрт, проходи давай. Такой холод… — проскрежетал он гнусаво хриплым, простуженным голосом. И Стив всё понял.       И, проходя в тепло его большого дома, он скорее почувствовал, чем осознал: будет крайне трудно отказаться от этого всего. Дело было вовсе не в явной симпатии, не в какой-то влюблённости с первого взгляда. То, с каким доверием Баки поворачивался к нему спиной, какое уютное спокойствие от него исходило, почти ощутимо веяло вместе с теплом от большого сонного тела — все это кружило Стиву голову и делало немного пьяным, да что там, пьяным вдрызг.       Надо было бежать, пока не поздно. Делать ноги, чтобы потом никогда не вспоминать свой позор. Надо отступать и спасаться. Сердце в его груди колотилось, как у мыши, которую долго и изобретательно гонял кот.       Стив услышал, как за спиной негромко хлопнула и защёлкнулась входная дверь.       И остался.