Зелёная трава

      Стив вздрогнул, когда напротив отодвинули стул, и за его столик в столовой присела Наташа. Он вяло ей улыбнулся.       — Привет.       — Ого, Карандаш, — она тут же наклонилась над столом, всматриваясь в его лицо. — У кого-то была отвязная Хэллоуинская ночь. Ну, судя по твоему виду.       А потом бровь её медленно изогнулась, и взгляд стал поражённым. Она тихо присвистнула.       — Да ну? — сказала Наташа тихо и предвкушающе улыбнулась. — Мне нужны подробности. Все самые грязные подробности твоего вечера. Иначе я от тебя не отстану.       Стив, как бы хреново себя ни чувствовал, смутился. Тон Нат не оставлял лазеек, меж тем, ничего такого особенного вчера не произошло. Он поковырял ложкой в своём супе и на секунду закусил губу.       — Ничего не было такого, о чём ты уже подумала. Я просто вообще не спал сегодня — всю ночь рисовал. Давно на меня не накатывало так. Почти закончил картину.       Наташа изумилась ещё больше. Она знала отлично, насколько скрупулёзно подходил Стив к своему творчеству и как долго носился с каждой работой. Ему было несвойственно потратить ночь под тусклым светом лампы на рисование почти вслепую, полностью отдавшись накрывшему вдохновению, смешивая дикие оттенки, накладывая цветовые пятна, рисуя не техникой, а самой душой. Когда Стив понял, что давно рассвело, и он должен умыться и позавтракать, чтобы успеть на пару, он не сразу смог остановиться и отложить кисти и палитру, заляпанную маслом. Его руки дрожали, глаза чувствовались воспалёнными и сухими, а дыхание было тяжёлым. Он открыл окно в комнате, провонявшей растворителем, и высунул голову в холодный сырой воздух, приходя в себя. Словно глотнул ледяной воды: в глазах прояснилось, продрало горло, и студёный воздух полился в нос и рот, прочищая голову, заставляя дрожать и покрываться мурашками от холода. Стив не злоупотреблял. Ему хватило меньше минуты, чтобы немного освежиться и почувствовать новый день. Почувствовать вокруг привычный мир и движение времени. Потому что буквально пять минут назад его не было в этой реальности — он был где-то очень далеко и глубоко и вообще не понял, куда делись шесть часов ночи, которые он провёл за своим мольбертом.       На картину он не смотрел. Отчасти немного боялся, что увидит там совсем не то, что чувствовал — и разочаруется. Он был слишком вымотан и опустошён, чтобы выдержать ещё и это. Не сейчас.       Он накинул на полотно холста старую простынь, чтобы та не касалась ещё не просохшего масла, и отправился в ванную приводить себя в порядок. Он слышал, как дверью спальни тихо хлопнула мама и отправилась в сторону кухни — её шаги он не спутал бы ни с чьими другими.       Его ночь была совершенно точно полным отрывом в Хэллоуин. Возможно, это из-за истончившейся грани между мирами его так долбануло потусторонней энергией. А может, это всё из-за… Баки.       Стив почувствовал внутри мягкий укол — то странное чувство, когда больно, но при этом послевкусие у боли какое-то ненормально сладкое и тягучее.       — Ты здесь вообще? — хмыкнула Наташа и принялась за свой обед. — Выглядишь, словно в облаках витаешь. Ты не влюбился, часом?       Стив закатил глаза, а затем серьёзно глянул на неё — весело жующую салат со шпинатом. Он не был влюблён совершенно точно. Но он чувствовал, как балансирует на тонкой грани, и струна под ним звенит. Возможно, именно отголосок этого ощущения отдавался в солнечном сплетении глухой сладкой тяжестью, болью, тягучей, как карамель. Словно можно было бы зачерпнуть её ложкой у него внутри и прямо через кожу вытянуть наружу.       А ещё он волновался и недоумевал. На часах давно было двенадцать, а Баки так и не позвонил. Стив ждал звонка или хоть какой-нибудь весточки с тех самых пор, как вынырнул из картины и вышел на улицу из дома. Весь его день прошёл под эгидой этого ожидания, и только благодаря ему — и бесконечной проверке телефона — он не уснул ни на одной паре. Ожидание держало его в тонусе.       То, что Баки не позвонил, делало боль внутри глубже, а приступы её — реже. Но точнее и прицельнее. Порой от послевкусия у Стива спирало дыхание на несколько секунд, и он сидел, тупо разглядывая оббитые носки своих конверсов, чтобы снова начать дышать нормально.       — У тебя сколько пар ещё? — спросил он у поглядывающей на него с любопытством Нат.       — Две. И в библиотеку надо зайти.       — Отлично. Я сегодня поеду с тобой в Бронкс.       Стив не знал, что правая бровь Наташи настолько пластично умела изгибаться, делая её лицо очень оригинальным и живым. Пришло время для горсти откровений.       — Он живёт там в паре кварталов от твоего дома. Даже идти в ту же сторону, как к тебе. И вчера я пришёл к нему, а он лежал с температурой, весь горячий и больной, и я не смог…       Наташа вздохнула.       — Ты остался и принялся его лечить? — въедливо спросила она. — Что именно ты делал?       Стив замялся. Не понимая, что именно так взволновало Наташу, начал неохотно перечислять:       — Напоил чаем. Пирогом накормил, который принёс с собой. Он даже в туалет вставал с трудом, поэтому я сходил в магазин и купил кое-чего… Лекарства, опять же. Принёс ему телефон с верхнего этажа.       Наташа закрыла лицо рукой. Всего на миг, но Стиву хватило, чтобы запаниковать.       — Стив, — сказала она. И Стив почти проглотил свой язык. — Тебе не кажется, что ты слишком, эм, навязчив?       — Но он же болел! И… у него не было под рукой даже телефона. Я должен был развернуться и уйти?       — Возможно, достаточно было налить чай и принести телефон.       Стив шумно выдохнул и скрестил руки на груди.       — Я так не могу. Это не я. Пусть кто угодно другой делает так, я так делать не собираюсь.       — Эй, эй, не кипятись, — смягчилась Наташа, протягивая над столом руку и поглаживая его по предплечью. — Я вовсе не хочу тебя обидеть, просто я переживаю не меньше твоего. Он взрослый мужик, и как-то до встречи с тобой справлялся со своими проблемами. Тебе не кажется, что тебя вдруг сразу становится слишком много? Знаешь, некоторых это напрягает. Он может, эм… испугаться?       — Чего? — искренне не понял Стив. — Он же сам сказал, что не сдержится и рано или поздно распустит руки.       Наташа невесело хмыкнула.       — Распустить руки — это одно. А принимать заботу от человека, которого почти не знаешь, на своей территории, которую считаешь своей неприкосновенной берлогой… это совсем другое, Стив. Я надеюсь, что ошибаюсь. Но он может подумать, что ты, например, посягаешь на его личное пространство, на его зону комфорта. Пускай не сейчас, но после, когда выздоровеет. Он задумается об этом, и может прийти к выводу, что не нужен ему такой навязчивый юный мальчик.       — Что-то я не видел под его окнами толп других, чтобы он мог выбрать, — пробурчал Стив. Наташа улыбнулась.       — Карандаш, милый. Дурак ты. Не будь эгоистом. Представь, что он припрётся к тебе домой и примется лазать по холодильникам и шкафам, и будет кормить тебя с ложки. Как тебе картинка?       Стив задумался. Картинка была не очень. Но не потому, что он бы не хотел этого. Он очень спокойно бы отнёсся к самоуправству Баки в похожей ситуации, потому что… доверял ему. Но у него дома мама. Сёстры. Нет, это никуда не годится.       — Он совсем один, — сказал Стив в своё оправдание.       Наташа протестующе замотала головой.       — Это он тебе сказал? Или только твои домыслы? Послушай, я не собираюсь тебя отговаривать, потому что ты упёртее барана, я отлично знаю, что это не поможет. Но просто посмотри и с этой стороны, Стив. Хотеть к кому-то прикоснуться или обнять, да даже заняться сексом, это совсем не то же самое, что впустить человека в свою жизнь.       Стиву Наташины слова оказались как холодная вода за шиворот. Он совсем не думал о таком положении дел. И это… было немного обидно. Очень обидно. Он посмотрел на стол и понял, что не допил остатки супа. Взял ложку и медленно докончил свой обед, заев бутербродом с сыром. Наташа смотрела на него обеспокоенно, словно сама была уже не рада, сказав всё это.       — Карандаш… — тихо сказала она. Стив поднял на неё взгляд, полный решимости, которую он чувствовал внутри себя как упругий свёрнутый жгут под сердцем.       — Значит, Нат, — сказал он чётко и негромко, — никаких ему рук и прочего, пока не пустит меня в свою жизнь. Хрена с два. На ничего не означающие объятия я не подписывался. Мне это всё не интересно, — о, эта Наташина бровь… — ну, в смысле, интересно, конечно, — сбился с тона и настроя Стив. — Но не настолько, чтобы это было главным. Я хочу почувствовать, чтобы было всё, как должно быть, по-взрослому. Я не хочу просто… трахаться с ним, — закончил Стив тихо, чтобы никто не услышал кроме Наташи.       Та молчала и смотрела на него, как на ценный археологический экспонат. Золотая диадема Сирийских королей. Затем она вздохнула и улыбнулась.       — Ты неисправимый, — сказала она. А потом помолчала и добавила: — Общаюсь с тобой и, знаешь, словно сама становлюсь чище. Начинаю верить в единорогов и прекрасных девственниц, ждущих принцев на белом коне…       Стив не выдержал и кинул в Наташу маленьким кусочком хлебной корочки. В это время прозвенел первый звонок, оповещавший об окончании ланча, после которого давалось ещё пять минут на зайти в туалет и добраться до нужной аудитории.       Как бы Стив себя ни убеждал, что действует правильно, Наташины слова заронили в него зёрна сомнения, и молчание Баки — Стив в сто первый раз проверил чёрный экран своего айфона и приуныл — только доказывало это. Он не хотел, чтобы Стив вот так вот врывался в его жизнь со своей заботой. А значит, что? Стив усмехнулся с весёлой злостью и подумал, что если ему неуютно — пускай так и скажет. Прямым текстом. Вот тогда Стив поймёт. А всех этих полунамёков и телефонного молчания он не понимает. И не будет он осторожничать. Будет вести себя, как было для него естественно. Иначе какой смысл, в самом начале знакомства притворяться кем-то, кем ты не являешься? Никогда он не был особенно щепетилен, всегда шёл напролом. Значит, и сейчас будет. В конце концов, мама была права: у него есть полное право ошибаться и набивать свои собственные шишки. Или доказать обратное.       Они тряслись с Нат в переполненном вагоне метро — самое время, когда многие офисные работники заканчивали свой рабочий день и разъезжались по окраинам. Впрочем, район Вудсток не был такой уж окраиной. Стив вот только задумался, сколько времени занимало у Баки дойти до дома пешком? И неужели его это не утомляло?       Они доехали до «Мари» и вышли, с радостью вдыхая прелость листвы и запах мокрого асфальта взамен спёртого воздуха вагона. Наташа была непривычно молчалива, словно чувствовала себя неуютно из-за всех сказанных слов. А Стиву просто нравилось молчать. Он опять начинал волноваться, понимая, что снова собрался навестить Баки. И он совсем не хотел это обсуждать.       — Итак, — всё же нарушила тишину Наташа. — Что ты рисуешь? Пейзаж или натюрморт?       Стив улыбнулся. Знал бы он, что. Точнее, догадки были. Общие очертания картины напоминали ему тот наркотический бред, который являлся ему, пока он ещё был в сознании. Такой вот выверт мозга.       — Ни то, ни другое. Скорее, это просто игра цвета и формы. Знаешь, выброс сознания. Я почти не контролировал это, всё вышло само собой.       — Это… интересно, — Нат выглядела заинтригованной. — Покажешь?       — Конечно. Как закончу, — кивнул Стив. А потом признался: — Думаю, я продам её Старку. Он предложил мне заплатить за мои работы, если они придутся ему по душе. Он хочет украсить свой кабинет.       Если Наташа и замедлила шаг, то всего на миг. Стива вдруг укололо осознание, что Наташе Говард предложил намного, намного больше. По сути, предложение было так заманчиво, что Стив невольно позавидовал. А потом тут же испытал жгучий стыд. Это было совсем не то предложение, которому стоило завидовать. Поэтому он придвинулся к Наташе плотнее и взял её под руку, разрушая успевшую выстроиться между ними тонкую стену отчуждения.       — Знаешь, порой так и вижу его этаким кукловодом. Дёргает за свои ниточки, а мы и рады плясать.       — Ты не права, — вдруг замотал головой Стив. — Он не дёргает за ниточки. Думаю, это как любвеобильность. Особенность характера. Ему нравится давать людям что-нибудь, в идеале, получая от них ещё больше. Но давать — это для него важно. Веление души — быть щедрым, если это возможно. А для Говарда это не проблема. Он неплохой парень, мне кажется. Иначе стал бы он так носиться со мной и… той картиной.       Вспоминать до сих пор было неприятно, но Стив как можно скорее перескочил с этих мыслей на другие. Они подходили к последнему перекрёстку перед домом Баки.       — Ты правда думаешь, что он не так уж и плох? — тихо спросила Наташа, словно не веря.       — Правда. У него свои рамки морали, конечно. Но я не думаю, что он мерзавец. А ты знаешь, всю мерзость я за милю чувствую.       — Только поэтому я отпускаю тебя туда, — многозначительно сказала Наташа, по-особенному выделив это «туда». — Верю в твоё чутьё.       Они перешли дорогу, дождавшись зелёного сигнала, и остановились у того самого магазинчика, где Стив вчера в ночи покупал продукты и лекарства. Наташа взялась за его плечи и легонько встряхнула. Сказала:       — Карандаш. Не слушай меня. Возможно, всё это ерунда, так что просто будь собой. Я желаю тебе удачи.       Стив мягко улыбнулся и кивнул. Отличное напутствие из уст доброго друга — что ещё нужно для уверенности? Его и правда перестало знобить так сильно.       Он мазнул губами наташину холодную щёку, и они разошлись: Наташа дальше по улице, а Стив повернул на тротуар и побрёл к дому Баки. Он думал, что скажет, если Баки спросит, зачем он тут. Ведь он не написал, а значит, ясно дал понять…       Баки открыл после второго стука. И, судя по виду, он только выполз из того места, где сладко спал. К слову, был он ещё более потрёпанным и помятым, но не выглядел таким болезненным, как вчера. И казался настолько мягким и тёплым, что Стив едва удержал себя в руках, чтобы не шагнуть вперёд и не обнять его, уткнувшись носом в грудь.       — Эм… привет, — прохрипел Баки и тут же закашлялся. — Ну и голос у меня. Проходи давай.       Он пропустил Стива мимо себя без вопросов и удивления, словно ждал. Проходя вплотную, Стив с наслаждением вдохнул ставший резковатым запах от его одежды и тела. Он не был противным, только будоражащим. Стив почувствовал, как что-то внутри расслабляется и становится мягче, податливее.       — Ты не позвонил мне, — констатировал он, снимая шляпу и пальто.       — Как? — Баки сдвинул брови. — У меня нет твоего номера.       Они прошли в кухню, к дивану, на котором неопрятной кучей лежал плед. Стив бегло осмотрел стол — его лист со скетчем и номером телефона так и лежал, придавленный сверху жаропонижающим.       — Мне сегодня лучше, температуру уже не чувствую. Но слабость такая, что на ногах дольше пары минут не могу находиться. Так что я решил отоспаться за все утра с ранним подъёмом наперёд, — Баки мягко усмехнулся. — И я несколько раз назвал себя придурком, потому что не взял у тебя номер.       — Я, э… — Стив повернулся к столу спиной и хотел медленно и незаметно стащить оставленный вчера лист, но Баки заметил его манипуляции и тут же заинтересовался:       — И что ты там делаешь? Что это?       — Жаропонижающее.       — А у тебя в руках?       — Это?       — Это.       Стив вздохнул.       — Просто лист с цифрами… с моим номером. Я написал тебе вчера.       — Ну-ка, дай сюда.       Стив не успел — Баки выпростал руку и легко забрал лист скетчбука из его пальцев. Играючи даже.       — Мило. Это я?       Стив смутился, привычно ощущая жар румянца. Этого он и боялся. Сам не знал, что на него нашло вчера.       — Типа того, — выдавил он. И поднял глаза. Баки тепло улыбался ему.       — Стив. Ты очень помог мне вчера. Нет, я не имею в виду… Наверное, я бы и сам как-нибудь справился. Но твоя поддержка. Мне не хватало этого. Ощущения, что кому-то не всё равно. Спасибо.       Стив замер, хлопая ресницами. Баки хвалил его. Он был… не против его присутствия?       — Это было не очень сложно, — смущённо пожал он плечами. — Поправляйся. Ты ел что-нибудь?       Баки помотал головой. Его желудок громко заурчал от разговоров про еду, и Стив хихикнул.       — Тогда я сейчас приготовлю. Я вчера купил кое-что.       — Сколько я тебе должен? — прямо спросил Баки. Стив замер, словно вмёрз в глыбу льда. — Ты ведь ходил в магазин. Опять же, лекарства. Сколько ты потра…       — У меня есть деньги, — чётко и яростно прервал его Стив. — И если я делаю что-то, то только потому, что хочу и могу, а не потому, что надеюсь, будто ты станешь мне что-то возвращать.       — Хорошо. Договорились, — снова улыбнулся Баки. — Мне нравится, что ты говоришь мне об этом. Не сердись.       Стив кивнул и принялся мыть руки прямо в кухонной раковине, чувствуя, как внутри у него ещё немного клокочет. Сегодняшний Баки не был таким безвольным и больным, и от этого напряжение между ними повисло сразу и намертво, и Стив не понимал, что ему с ним делать. Он достал из холодильника курицу и положил её в кастрюлю — ещё вчера облазил шкафчики и приметил подходящую, — наполнил водой и поставил на плиту. Всё это время он чувствовал, как Баки неотрывно следит со своего места на диване за каждым его движением. Иисусе, вчера, когда он спал, было намного легче. А сегодня у него словно спина горела.       Стив взял деревянную лопаточку и приготовился снимать пену, если таковая будет, чувствуя себя весьма глупо — вода ещё даже не собиралась закипать. Он не понял, как Баки сумел так бесшумно подойти сзади. Но он подошёл и… обнял его, фиксируя его руки своими, крепче прижимая к своей широкой груди. Он устроил подбородок у него на макушке, и вдруг уткнулся в волосы носом и шумно вдохнул:       — От тебя пахнет улицей. Дождём. Там был дождь?       Стив окаменел. Он чувствовал, что не может пошевелиться, и только сердце в груди трепыхалось быстро-быстро. Даже язык ему отказал. Он не сразу смог ответить:       — Ночью. Что ты делаешь?       — Ты вчера говорил что-то про руки, — невозмутимо ответил Баки мягким, хрипловатым голосом.       — Я шутил, — беспомощно отозвался Стив, погибая от чужого тепла. Его тысячу лет никто так не обнимал. С тех самых пор, как погиб отец.       — А я не шучу, — ответил Баки ещё тише.       Он взял Стива за запястье и заставил положить лопатку на столешницу рядом с плитой, а руку поднял к своим глазам. Сердце — Стив слышал этот глухой стук вполне отчётливо — свалилось куда-то в пятки.       — Что это означает? — спросил он, пригладив татуировку на запястье большим пальцем. Тёплым и мозолистым. На фоне бледной полупрозрачной кожи Стива он казался слишком реальным и розовым.       — Просто татуировка. Знак цеха. Я ведь художник. Мне она нравится.       — Мне тоже, — Стив услышал улыбку в его голосе и против воли вздрогнул, когда Баки снова погладил пальцем набитые палитру с кистями и карандашами крест-накрест. — У тебя ещё есть?       — Да, — Стив ответил, а после понял, что зря.       — Где?       — На груди. Под сердцем.       Стиву показалось, что Баки сжал его крепче.       — Покажешь как-нибудь, — только и сказал Баки самым невозмутимым голосом. У Стива от этого едва не подкосились ноги. Он был совершенно не готов к таким вот выпадам.       — Для тебя это слишком? То, что я обнимаю тебя? — тихо спросил Баки, снова шуруя носом в его волосах.       — Да, пожалуй, — выдавил Стив и сам услышал, насколько жалко это звучит.       Баки помолчал, и стало слышно, как тихо капает из переполненной тарелки в мойку вода.       — Ты вообще не хочешь, чтобы я тебя трогал, или тебе просто… нужно больше времени?       Стив сглотнул и замер, закрывая глаза. Прислушиваясь к себе. Баки обнимал его, и ощущения были сродни тем, как если бы он прислонился к нагретому камню спиной. Надёжно, уютно и тепло. Стив едва удерживал себя, чтобы в этом объятии не запрокинуть голову и не коснуться затылком его ключицы. Он едва держался, чтобы совсем не улечься на Баки, чтобы доверить себя и своё глупое тело его объятию. Он держался.       — Больше времени, — хриплым шёпотом выдал он, потому что в горле пересохло.       Ему нужно было свыкнуться с этим. Свыкнуться с чувством слабости в теле, с тем, что он так позорно быстро капитулировал перед этими объятиями. Может, он просто изголодался по чужому теплу. Но и к этому нужно было привыкнуть. Сейчас он чувствовал себя куском засохшего дерева — так его парализовало и скрючило от приятных ощущений. Баки этого не заслуживал.       — Чёрт, — ругнулся Баки, ослабляя объятия. — Кажется, мои две минуты прошли. Голова кружится.       Баки отпустил его и отошёл, тяжело осев на диван. Если он второй день почти ничего не ел — не считать же за еду кусок тыквенного пирога? — Стив прекрасно мог понять его состояние.       Действуя, как во сне, он доварил куриную лапшу; налил её в тарелку и поставил с той стороны стола, где, видел, сидит Баки. Бульон вышел потрясающе насыщенным и ароматным, запах витал по всей кухне. Сам он так перенервничал и вымотался эмоционально, что совсем не хотел есть. Посмотрел, как Баки с благодарностью начинает хлебать варево, а сам рухнул на диван, накинул на ноги плед, и… не заметил, как сон сморил его.       Проснулся он от хлопка и звучания голоса… голосов. Приоткрыл глаза и понял, что лежит под жарким пледом, упираясь лбом в кожу дивана, с острой ясностью понимая, где он вообще умудрился уснуть.       — Ну, ты даёшь, старик, — расслышал он знакомый тембр, никак не в состоянии вспомнить, почему голос кажется ему знакомым. — Слава богу, ты живой. Держи, я тебе яблок купил.       Баки усмехнулся и ответил:       — Самое то для больного горла.       — Откуда я знал, что у тебя там больное? Ты сказал, что температура спала. Значит, тебе нужны витамины, чтобы восстанавливаться…       Голоса стали яснее и громче, Баки с его гостем явно дошли до кухни… и Стив изо всех сил постарался не съёжиться под пледом сильнее, чем мог, потому что очень не хотелось себя выдавать.       — Ого, кто это у тебя тут?       — Стив, — просто ответил Баки.       — Стив? Погоди, дай-ка… Я не ошибаюсь? Тот самый Стив? Дружище, он же ещё мальчишка совсем, что он тут?       — Ты можешь не кричать? — осадил гостя Баки тихим голосом и вздохнул. — Он сварил мне суп. И заснул. А вчера купил лекарства.       — Ну и дела, — голос гостя стал удивлённо-ошарашенным, и Стив услышал звук, словно они с Баки сели на стулья. Ему снова было до страшного неловко. — Зачем тебе это, Бак?       В ответ Стив расслышал только тишину и непонятные шорохи.       — Если бы я знал, — сказал тот, наконец, — ответил бы.       Гость звонко цыкнул.       — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Он слишком юн. Он сам не понимает, что происходит.       — Не уверен, — ответил Баки, словно улыбаясь, — что дела обстоят так. Он неплохо соображает, Сэм.       Сэм. Сэ-эм. В голове заворочались мысли, и Стив вдруг вспомнил бармена из клуба, где он принял таблетку. Тот Сэм говорил нарочито манерно, но, может, это была просто деталь образа?       Было неприятно слушать про себя всякое, и Стив зашевелился, а после и вовсе повернулся, сонно моргая, словно только что проснулся.       — Прости. Мы тебя разбудили? — улыбнулся ему Баки. И Сэм. Тот самый. Только не в кожаных шортах и жилетке на голое тело, а в совершенно обычных джинсах и рубашке. Он выглядел обычным парнем, каких Стив видел на улицах сотни. Разве что глаза у него были необычные, добрые, и очень мягкий взгляд. А ещё тёплая улыбка.       — Привет, парень, — сказал он. — Ну и устроил ты нам веселье в тот раз.       — Прости, — хмуро извинился Стив. — У меня не было этого в планах.       Сэм хохотнул.       — А он заноза, — выдал он.       — Ещё какая, — кивнул Баки и улыбнулся сильнее.       Стив, выпутываясь из-под пледа, хотел встать. Вышло только с третьей попытки.       — Куда ты? — спросил его Баки, понимая, что он собирается.       — Мне нужно домой сейчас. Правда, — ответил ему Стив и попытался улыбнуться. Его немного знобило от нервов.       — Мы могли бы попить чая вместе, — предложил Баки.       — В другой раз обязательно.       Он подошёл и протянул руку Сэму, после чего тот крепко её пожал.       — Было приятно снова увидеться, Сэм. И прости за все те неудобства.       — Проехали давно, что вспоминать, — широко улыбнулся Сэм, с силой отвечая на рукопожатие. — Главное, ты сделал выводы.       Стив хмыкнул и кинул быстрый взгляд на Баки. Тот глаз с него не спускал. Стив махнул рукой и принялся надевать верхнюю одежду.       Уже на выходе его перехватил Баки и коротко, но многообещающе обнял.       — Теперь у меня есть твой телефон, — сказал он, показывая зажатый в ладони свёрнутый вчетверо лист бумаги. — И не обращай внимания на Сэма. Вообще он отличный друг и машину водит хорошо.       Стив кивнул, чувствуя, что ещё немного, и он просто взорвётся от близкого и тёплого Баки, от того, что они такие разные и такие одинаковые с ним.       — Я пойду, — сказал он тихо и открыл дверь. — Мне правда нужно домой сегодня. Поправляйся.       Баки кивнул. И Стив ушёл, механически переставляя ноги, отвлечённо отмечая, как хлопает за ним дверь.       Он не успел дойти даже до перекрёстка, как его мёртвый телефон вдруг завибрировал.       Прочитал на экране текст сообщения: «Спасибо, Стиви».       И как бы ни был ошарашен и смятён, всю дорогу до сабвея он пьяно улыбался прохожим и пугал их этой улыбкой.