Зелёная трава

Слэш
NC-17
Завершён
1359
автор
Эйк бета
Размер:
1 002 страницы, 77 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
1359 Нравится 1498 Отзывы 475 В сборник Скачать

22------------

Настройки текста
      И если ещё вчера Стив задумался бы надолго и скорее всего не ответил, то сегодня, прокравшись в свою комнату по тёмной и уже давно уснувшей квартире, он не сомневался ни секунды: пропал, с потрохами пропал. И чувство это, которое начиналось как неявная тянущая боль, доставлявшая непонятную сладость, карамельным привкусом оседавшую на языке, оформилось очень тёплым и осязаемым желанием. Желанием всего. Видеть Баки. Говорить с ним. Прикасаться. Чувствовать запах. Быть рядом. Смотреть. Смотреть. Смотреть.       На этом фантазию Стива, свалившегося пылающим лицом в подушку и разметавшегося по кровати, коротило. Он отлично представлял, как всё бывает дальше в теории. Но просто не мог представить достаточно откровенно, чтобы они с Баки…       — Да что же это… — простонал Стив и, приподняв худые бёдра, пролез рукой к ширинке штанов, чтобы освободить пуговицу и расстегнуть ремень. В итоге он его неуклюжими рывками вытянул из шлевок и откинул нахрен — пряжка так давила на эрекцию, что даже в расстёгнутом виде лучше не становилось — и тот глухо упал на пол, звякнув железом. Стив поморщился. Грёбаные тощие стены, чёртова корректность, принуждавшая его быть тихим. Видит бог, «тихим» — это не про него. Как только появится возможность перестать загоняться, как только он осознает, что никого это не смутит, видит бог — он будет орать во всю силу своих лёгких.       Без ремня стало лучше. Только долбило, мягко и настойчиво, по вискам, в груди и паху. Стив лежал, чувствуя себя пьяным и возбуждённым от встречи и глинтвейна, разгорячённым после близости Баки, словно ощущал весь ток крови внутри себя, каждую венку, артерию и капилляр — будто видел перед глазами карту своего тела, и кровь двигалась там, как по транспортным путям и развязкам, медленно и очень лениво. Стив чувствовал её тягучесть и жар. Чувствовал, как она приливает к паху, и там пульсирует — навязчиво, не отделаться от этого ощущения, и никак не успокоиться. Как он только до дома добрался? Баки ему весь разум вынес своим прощальным поцелуем — странным и очень целомудренным, в уголок губ, от которого Стиву захотелось ещё, и ещё, но Баки почему-то не дал, зачем-то отошёл на шаг и, вытянув руку, потёр своим большим пальцем с грубоватой натруженной кожей то место — куда только что поцеловал. Потёр, словно хотел стереть след от помады или перманентную метку. Словно хотел уже закончить, но так и не мог перестать трогать его — вот что Стив думал, стоя там, ошарашенный, у станции метро. Вокруг шагали люди — разве было ему хоть какое-то дело до них? Он хотел Баки — сейчас, здесь, и чтобы целоваться как тогда, у колледжа, чтобы с языком и мокро — почему Баки не дал ему? Ведь, наверное, у него на лице это желание было написано? Яркими светодиодными буквами? Но нет. Они попрощались так мило, даже по-дружески. И Стива бы всё устроило, если бы он не оказался влюблённым настолько — насколько и сам не подозревал. Если бы не хотел ещё — ещё хоть чего-нибудь — так сильно. Это было невыносимо. И сладко, и больно, и дышать отчего-то выходило с трудом, в тяжёлом, сорванном ритме.       Стив не мог обижаться долго. Он не дурак, конечно. Всё правильно. Не дело целоваться с таким мелким мальчишкой, как он, посреди многолюдной ночной улицы у одного из центральных метро. Мало ли что. Баки всё правильно сделал.       Тем сильнее хотелось вывести его за эту грань — за грань, где он делал всё правильно, вдумчиво перебирая варианты. Если Стив не мог ни черта соображать — почему Баки мог? Это нечестно, так нечестно.       Стив со стоном сжал себя через плотную джинсовую ткань, больно царапая палец о жёсткие зубья ширинки. Сжал без поблажек, до остро-приторной боли. После чего выдернул из-под себя руку и заставил тело подняться, принять вертикальное положение.       После глинтвейна и недопоцелуя, после общества Баки горела кожа, где он её касался — случайно или намеренно; горело всё внутри, словно, как рассказывал кто-то из стариков в приюте, он замахнул медицинского спирта; и голова взрывалась, как неистово желающий распуститься бутон.       Ему нужно было прокрасться в душ и как следует приласкать себя, быстро и даже грубо, потому что терпеть это не было никаких сил. Наплевав на слышимость, наплевав на поздний час. Он понимал, хотел этого. Но ничего не делал.       Стив с силой потёр затылок, только сильнее расчесав о коротко бритые волоски зудящую правую ладонь, которой так хотел забраться себе в бельё. Поморщился, глубоко вдохнул и выдохнул — и встал на ноги. Стянул с себя джинсовые штаны, скинул свитер, оставшись только в боксерах и майке. И уже в таком непотребном виде выбрал с развёрнутой на письменном столе ветоши подсохшие кисти, сунул их себе в рот, на манер как собаки держат в зубах кости, и отправился к занавешенному мольберту — дорисовывать вторую картину для Старка. Он знал, что торопиться некуда, что времени у него два вагона, и Говард никуда не гонит. Денег пока тоже хватало. Но это колошматящее изнутри неудовлетворённое чувство требовало выхода, и лучшим вариантом было — прорисовать до тех пор, пока его не срубит от бессилия. Фактически — вырисовать своё желание в красках, оставить в полутонах и запрятать в тени. Стив знал, почему Говарда так трогают его картины. Нет, он, конечно, в таком состоянии садился рисовать впервые. Но он чувствовал это внутри себя — необследованный мирно спящий вулкан, к которому пока никто не притрагивался. И то, как сильно он любил свои картины — все до единой — это отражалось на каждом холсте. Он заряжал их собой, своим духом. И насколько было тщедушным и хрупким его тело — настолько же, Стив чувствовал интуитивно, возвышался над ним его внутренний мир. Только поэтому, наверное, его и хватало на всё. Только поэтому он ещё и держался на плаву, несмотря ни на что; а ещё из врождённой своей ирландской упёртости.       Через кисть или грифель, через истончающийся цилиндр угля он отдавал картине часть себя — не жадничая и не брезгуя. Отдавал, с каждым разом замечая, что всё не кончается, а на месте отданного возникает что-то более отзывчивое, более глубокое. Когда он заметил это впервые — тогда же подумал, что отдавать себя — на самом деле не означает ущерб. И далеко не всегда связано с потерями. Вот только открытием своим не стал делиться, даже с Наташей. Во-первых, сомневался в своей объективности и пригодности открытия для других людей. Во-вторых, чувствовалось оно каким-то слишком личным, и Стив даже немного стеснялся своего свойства находиться во взаимовыгодном симбиозе с собственными картинами. Словно с ним что-то было не так.       Так он и уснул — едва поднявшись с высокого табурета после нескольких часов торопливой мазни и два шага шагнув в сторону кровати, развалившись поверх одеяла поперёк. Он рисовал ночной город. То, как закат на западе, позади засвеченных скелетов высоток, остывал, темнел, краски из кровавых становились холодными, синими, пока не выливались звёздной чернотой — точь-в-точь как блики в зрачках Баки, когда он смотрел на него на прощание.       За окном рассветало, но Стив даже не посмотрел на часы, ориентируясь только на светлеющее небо за неплотно задёрнутой занавеской. Он чувствовал, что спать ему осталось катастрофически мало, и лучше было бы вообще не ложиться. Но веки, тяжёлые, как свинец, закрывались сами собой, а сознание ускользало. Последние мазки на холст он положил в почти невменяемом состоянии. Чувствуя себя совершенно выдохшимся, обессиленным и пустым. Успокоенным.       Говард Старк никогда не опаздывал на деловые встречи. Стив понял это с первого дня, как у них появились совместные дела. Он был страшно серьёзен и педантичен в вопросах, касавшихся его интересов. И мог показаться расслабленным богатеньким папиным сыночком вне этой сферы — очень качественное преображение, надо сказать.       Стив протискивался среди студентов в узком проходе кофейни к столику, за которым Говард сидел, помешивая что-то в небольшой чашке и поглядывая на дорогие наручные часы — к сожалению, Стив педантичностью в вопросах опозданий не отличался. Он заранее чувствовал себя неловко, но, в конце концов, это Говарду неймётся, так почему он должен переживать?       Но все опасения были зря — едва завидев его, тот помахал рукой и внешне очень оживился: взгляд посветлел, расправилась напряжённая складка на лбу, и губы мягко изогнулись в приветственной улыбке. Говард на самом деле был рад его видеть, и у Стива от осознания немного потеплело на душе.       — Отлично, что ты пришёл, Стив. Я думал, что ты не захочешь встречаться после того… инцидента, — закончил он после заминки, и Стив, уже присаживаясь на диванчик напротив, нахмурился, вспоминая — о чём он? И только тогда до него дошло.       — Хм, да… — он задумчиво потёр лоб, после чего всё же протянул руку и приветственно сжал тёплую ладонь Говарда. — Ситуация стрёмная, но, я думаю, вам и без моего «фи» досталось. Всем.       У Говарда едва заметно дёрнулся краешек губ.       — Досталось — это слабо сказано. Не знаю, как отец пронюхал. Миссис Летс сказала, что никому не сообщала из родителей. Но дома меня отчитали впервые как никогда. А, чёрт с ним… — он вздохнул и поднял на Стива виноватый взгляд. — Я, конечно, отличился. У меня просто крышу сорвало, но это не оправдание. Нат такая, что, знаешь, под кожей искрит, когда её вижу. Такая живая, простая, настоящая. Такая жаркая. Понимаешь, у меня мысли не было никогда — вот так с Пегги… Она бы не позволила. Посмотрела бы как на извращенца. Но, чёрт, нам только двадцать, какого вокруг так много условностей? Какого их так много в наших головах? Нат же просто загорелась и растеклась в моих руках. Просто поплыла по течению. А я так её подставил. Если бы можно было заплатить деньги, чтобы стереть тот эпизод из памяти всех, кто оказался в курсе, я бы сделал это. Но, к сожалению, это невозможно. Мне правда жаль, что так вышло.       Стив молчал.       — Зачем ты рассказываешь мне это? — негромко спросил он, нервно трепля край картонного меню. Они не были с Говардом такими уж близкими друзьями, чтобы говорить о столь интимных вещах.       — Нат… не берёт трубку и избегает меня в колледже. Я не могу поговорить с ней; но понимаю, заканчивать что бы то ни было таким вот образом — совершенно отвратительно и недостойно человека моего положения и воспитания. Я хотел поговорить с ней. Хотел сделать что-нибудь, чтобы искупить вину. Но она не позволяет мне.       Стив едва слышно досадливо фыркнул.       — Наверное, она думает, что не все вещи можно исправить и простить, что бы ты ни предложил взамен. А может, ей просто нужно время, чтобы отойти. Прости, Говард, если это будет резко, но мне кажется, тебе лучше позаботиться о Пегги. Она точно ничем не заслужила произошедшего.       Говард потупился, его прекрасный ровный лоб пошёл едва заметными морщинами. Он задумчиво, словно на автомате, потёр левую скулу, будто та саднила. Он выглядел как человек, которого произошедший конфуз ранил, разворошил что-то внутри.       — Я так виноват перед ней, — произнёс он с досадой. — Мы уже поговорили. Но такие ляпы не исправить словами, ты прав. Только время и поступки как-то сгладят остроту. Я очень привязан к Пегги, мы дружим с тринадцати. Но я не о ней сейчас. Стив, я пойму, если Нат не захочет общаться больше. Но она важна для меня. Пожалуйста, если сможешь — передай ей, мне жаль, что я не сдержался и подвёл её. Я не забуду проведённое с ней время. Оно всё как прыжок с тарзанкой, ни с кем другим у меня такого не было. И… предложение работы всё ещё в силе, пускай она подумает как следует, не отказывается сгоряча. Ничего сверх требований к должности, объясни ей, я не маньяк и не идиот, чтобы принуждать её к чему-то, чего она не хочет. Она совсем скоро выпустится отличным специалистом, и я нуждаюсь в таких людях рядом с собой.       Стив кивнул, переводя взгляд со своих костлявых пальцев на Говарда:       — Я передам. Не обещаю, что это что-то поменяет, но я передам. Может, тебе стоит написать ей что-то типа послания? Я прослежу, чтобы она прочитала, а не выкинула, как только поймёт, что это и от кого.       Говард просветлел лицом, и его напряжённая спина расслабилась, отчего поза утратила остроту и натянутость. Улыбнулся искренне:       — Я напишу. Спасибо, Стив. Заказывай, что хочешь — я угощаю. Серьёзно, не хмурься. Это не благотворительность. Мне приятно твоё общество и ничего не стоит немного порадовать тебя.       — Тогда я возьму шоколадный торт и самую большую кружку орехово-ирисного латте, — не глядя в меню, не сводя с Говарда взгляда, отрапортовал Стив. И только потом улыбнулся и тоже расслабился.       — Покажешь мне то, что нарисовал? — в нетерпении спросил Говард, когда принесли заказ. Вот она, смена приоритетов и умение переключаться в действии — решив одну проблему, Старк тут же принимался за другую, что его интересовала, и уже не показывал беспокойства о первой. Стив искренне восхищался этим свойством. Потому что переживания и мысли в его голове напоминали тот самый непонятный ком, когда он доставал из машинки после цикла стирки свой запас носков на месяц. Требовало поистине стоической выдержки и силы воли — разобрать их по парам после сушки. Иногда Стив забивал и просто надевал разные, на вопросы Нат отвечая, что для хипстеров это самая мода. Та понятливо едко фыркала в ответ.       — Конечно, — Стив кивнул и полез в телефон. Он отснял свои ещё не оформленные до конца картины с разных ракурсов и в разном освещении. Конечно, это совсем не то, что смотреть на них вживую. Но для ознакомления и примерного представления должно было сойти.       Он просто протянул свой телефон Говарду — всё равно в его галерее снимков не было ничего сверхличного. Отснятые у Нат лекции, которые он проспал, иногда — какие-то пейзажные или бытовые зарисовки. Он никогда не снимал того, за что ему было бы стыдно — просто не было желания. Но сейчас, буквально на секунду, пока ещё держал айфон на весу, он лихорадочно вспоминал — не фотографировал ли он Баки. По всему выходило, что нет. Он даже ни разу не вспомнил о телефоне, пока был с ним. Что уж там, нужно быть честнее с собой. Он вообще ни о чём не вспоминал, пока Баки находился так непростительно близко к нему. Стопроцентное погружение.       Стив видел, как меняется лицо Говарда, когда он стал листать фото с его картинами. Ноздри затрепетали, словно запахло его любимым фисташковым пудингом — однажды Стиву пришлось услышать признание в этой маленькой слабости. Говард не моргал, его расширенные зрачки блестели из-под коротких, но густых и чёрных ресниц. Он кусал губу и молчал. Стив не выдержал напряжения — у него внутри всё похолодело. Вполне могло статься, что Говарду эта его мазня не зайдёт. Он рисовал в какой-то наркотической спешке, в эйфории, словно находясь в гоне. Это не меняло его отношения к своим картинам, но почему-то больно было именно сейчас не угодить…       — С тобой происходит что-то, — негромко проговорил Говард, снова листая фотографии вперёд-назад и пристально вглядываясь в них. — Твои прежние картины, они словно прорастали вглубь. Эти не такие. Эти раздались вширь, им тесно в их рамках. И знаешь, от этого впечатление только сильнее. Энергетика. Вот эта, «Капли дождя», да уж, с названиями у тебя не очень, — дружески усмехнулся он, — такие цвета интересные. Ты словно специально старался уйти в нехарактерные зелёные оттенки, чтобы размыть границы, и это может быть что угодно. Лужа на асфальте. Или пруд в парке Мак Каррена. Или даже северное сияние. Такие потрясающе-неаккуратные, честные мазки. А «Закат над городом» видится мне наоборот рассветом. Понимаю, это мои тараканы. Но я вижу, вот здесь, — он ткнул пальцем в тёмную часть картины, — город умирает. А там, где свет, он возрождается. Именно в этой последовательности. От чёрного неба к солнцу. Не наоборот. Хм… Невероятно, Роджерс. Ты нарисовал это за неделю?       — За полторы, если быть точным, — польщённо выдохнул Стив. Ему редко говорили что-то его ровесники. Дух соперничества не давал возможности объективно оценивать чужие работы, даже если они затрагивали что-то внутри. Стив намеревался стать лучшим. И каждый раз уговаривал себя, что ему нахрен не нужно мнение сокурсников. Оказалось, очень даже нужно. Хотя Говард и учился на веб-дизайнера и параллельно конструктора, и к живописи не имел никакого отношения.       — Ты крут, парень, — Говард шумно выдохнул и протянул телефон обратно. — Теперь я хочу их ещё больше. Знаешь, кажется, я твой фанат. Мне уже хочется пойти и заняться чем-нибудь полезным, а ведь я ещё не повесил их в своём будущем кабинете, — Говард красиво, бархатно рассмеялся. Стив чуть не подавился своим сладким пряным латте. Сегодня он чувствовал Старка совсем иначе. Без какой-то классовой отчуждённости, близким и вполне живым человеком с приземлёнными и понятными проблемами. Это завораживало. Некстати он подумал, что было бы, если бы Старк на самом деле был заинтересован. Если бы захотел его завоевать. Стоило признаться — у него бы получилось. И дело даже не в яркой внешности или деньгах. Прямо сейчас смотреть на него, открытого и искреннего, было очень приятно.       Почувствовав совсем некстати разлившееся тепло в груди, Стив осознал, чем занимается — разглядыванием, любованием даже. Словно примерял Говарда к себе. Зачем? — он не мог бы ответить. Конечно, он не собирался, просто иногда угнаться за мыслями было почти нереально, они побеждали в скорости и размножались делением в геометрической прогрессии. Мимолётное допущение, богатая фантазия. Стиву стало стыдно и жарко. Наверняка это был побочный эффект той тёмной стороны, что Баки будил в нём.       Стив залпом допил остатки латте и сунул в рот последний большой кусок торта, уставившись на свои руки. Он не собирался пялиться на Говарда и, тем более, думать о нём в таком ключе. Зубы вязли в густом слое шоколада, и наверняка он выглядел комично с раздутыми щеками, медленно пережёвывающий и явно покрасневший.       — Как думаешь, когда дорисуешь? — Говард пил свой американо — уже третий по счёту — и, казалось, совсем не обратил внимания на то, что Стив ведёт себя странно.       Осталось только пожать плечами — он не мог говорить с набитым ртом. Старк снова рассмеялся в ответ. Улыбка так и осталась на его лице, яркая, белоснежная, настоящая.       — Кажется, я тебя смутил своими дифирамбами. Не бери в голову, Стив. Я ведь тоже вряд ли объективен. Но, быть может, пройдёт много лет, и эти твои картины станут общественным достоянием и будут стоить десятки или сотни тысяч. Так что в каком-то роде я просто удачно инвестирую. Лично мне нравится смотреть под таким углом.       Стив закатил глаза.       — Говард, ты портишь всё волшебство момента.       — Я понял, — улыбнулся тот.       — И… спасибо за кофе, но мне пора. У меня ещё две пары сегодня.       — Не смею задерживать, — вежливо ответил Говард и вдруг задорно, по-мальчишечьи улыбнулся. — Сотри шоколад вот тут, — и он показал сбоку и снизу от губы.       Кровь ещё сильнее ударила по щекам и шее. Стив схватил салфетку-пирамидку со стола и принялся оттирать свой рот. Как он сам не подумал вытереться после торта?       — Теперь отлично, — кивнул Говард и улыбнулся, снова протягивая руку. Стив со вздохом пожал её. — Буду ждать твоих картин. Не затягивай.       — Не буду. До встречи, — Стив отпустил его ладонь и встал, прокладывая себе обратный путь по узкому проходу до дверей из «Старбакса». На улице было свежо, бодрящий ветер кидал в лицо свежую сладковатую морось, и Стив, накинув на голову капюшон, побежал в сторону колледжа. У него внутри снова всё клокотало. Ему срочно надо было что-то сделать с этим.       Баки убирал последние редкие листья с газонов перед главным входом. Стив увидел его заранее, издали, ещё когда нёсся по тротуару, неловко придерживая болтающуюся из стороны в сторону сумку на длинном ремне. У него перехватывало дыхание, слезились от ветра глаза, но, едва он заметил знакомую фигуру, всё стало ясно и понятно. Стив вцепился глазами в размытый силуэт и пошёл туда, к нему, больше не сомневаясь.       Плечи расправились согласно долгой практике, ощущение того, как задирается подбородок, придало сил и решимости. Вокруг хватало зрителей — спешащие в тепло студенты, припаздывающие после ланча преподаватели. Все шли в сторону колледжа, и только редкие фигуры врывались в слаженный поток обратным ходом — у кого-то рабочий день уже закончился.       Стив сошёл с плитки широкого тротуара на газон, по наитию поправляя сумку через плечо, закидывая её назад, чтобы не мешала. Наверняка, на него сейчас пялились все: кроме него и Баки, сгребавшего тощую кучку листьев граблями, на стриженом пожухлом газоне никого не было.       Он не поздоровался — Баки и так увидел его за пару шагов и приветственно улыбнулся. Стив не мог улыбаться — он шёл. И, когда поравнялся с Баки, крепко вцепился в рукава его рабочей куртки, приподнялся на мыски и, закрыв глаза, прижался приоткрытыми губами к его рту. Кожу вокруг тут же закололо от щетины, Баки замер — Стив был счастлив, что не видит выражения его лица. Прошло несколько мучительно долгих секунд, прежде чем Стив решился — и ткнулся в его губы своим языком. Баки вздрогнул. Стив услышал, как где-то рядом с тихим шорохом и звоном упали на траву грабли. Баки шумно выдохнул и вдруг обнял его крепко, прижимая к своему телу и почти отрывая от земли. Открывая рот, наклонил голову набок, чтобы оцарапать щетиной и поцеловать, наконец, так, как Стиву ещё вчера хотелось — влажно, размазывая губами слюну по коже, кусаясь и толкаясь языком как можно глубже.       Стив застонал от того, как быстро всё закончилось — он ещё тянулся к покрасневшим, мокрым губам, а Баки отчего-то отстранился, хотя взгляд у него поплыл, стал таким, какого Стив ещё не видел.       — Стив, Стиви, — хрипло прошептал он, и Стив снова поцеловал его, прихватив нижнюю губу. — Чёрт, что ты делаешь?       — Целую тебя, — таким же тяжёлым шёпотом отозвался Стив. Он не хотел даже думать о том, что там сейчас происходит за его спиной.       — Не уверен, что это нужное время и место, — медленно проговорил Баки, всё так же крепко обнимая, но не позволяя себя целовать. Они неловко тыкались холодными носами, очки у Стива совсем запотели и съехали набок.       — Мне плевать на них. Я не стесняюсь тебя, — возразил Стив и настойчивее потянулся к губам. Его трясло, он горел весь от кончиков пальцев на ногах до затылка, спрятанного в капюшоне. Он хотел ещё. Больше.       — Подожди, подожди, — Баки загнанно дышал, перестал обнимать и заключил его голову в свои широкие ладони, пробравшись под капюшон. Зафиксировал, не давая лизаться. — Я понял тебя. Но ты всё ещё студент колледжа. А я здесь работаю. Понимаешь? Смотри на меня.       Стив едва мог сфокусироваться на чём-то, кроме его губ. Слова доходили до него с каким-то нереальным опозданием. А ещё он, кажется, не чувствовал своих коленей.       Баки устало вздохнул и прижался к его лбу своим, мокрым и холодным. Его бейсболка совсем съехала назад и свалилась с головы, открывая небрежно зачёсанные назад волосы ноябрьской противной мороси. Она осела на них прозрачным мелким бисером. Баки всё грел уши и скулы Стива ладонями, чуть сжимая.       — Слушай. Я не то чтобы дорожу этим местом. У меня много предложений, я давно работаю и хорошо себя зарекомендовал. Но мне нравится здесь, а ты до сих пор учишься. Когда ты выпустишься, я заберу тебя отсюда перед толпой народа, сойдёт?       — На руках? — Стив отозвался не сразу, но ехидно прищурился, глядя на то, как Баки хмыкает.       — Хоть на белом коне, если захочешь.       Конечно, Баки шутил. Стив сам шутил, это была их любимая с Нат игра — брать друг друга на слабо. С Баки она принимала другие масштабы и оттенки, но это было забавно, и Стив фыркнул. А потом рассмеялся, чуть по-другому наклоняя голову, напрашиваясь на то, чтобы Баки погладил его по щеке. Тот и не думал сопротивляться. Стив успел соскучиться по тёплым, шершавым подушечкам его пальцев.       — Ты придурок, — сказал он негромко, не скрывая прорывающуюся в голосе нежность. Совершенно незнакомое его связкам звучание. Словно он флиртовал с Баки у всех на виду.       — От такого же слышу, — не остался в долгу Баки. — За твоей спиной небольшой зал зрителей. Справишься с этим?       Стив прикрыл глаза и вздохнул.       — Как-нибудь.       Баки медленно, нехотя выпустил его лицо из ладоней и отошёл на шаг. Ободряюще улыбнулся. Подобрал бейсболку и надел на голову, поднял грабли. Стив досчитал до трёх и развернулся.       Стараясь не фокусировать взгляд, чему очень способствовали влажные очки, он расправил плечи, сунул озябшие пальцы в карманы и неторопливо побрёл в сторону входа в колледж.       На него смотрели. В основном студенты, знакомые и незнакомые лица. С удивлением, презрением, брезгливостью, ошарашено. Была пара профессоров с чужих курсов — наверное, они не торопились к лекции, потому что она началась минут пять назад. Они все смотрели на него, словно препарировали взглядами.       И Стив, хоть его сердце и судорожно колотилось в груди, а ладони в карманах потели, почувствовал вдруг себя потрясающе — ему было плевать. Сквозь волнение он почти упивался шорохом, который навёл тут за несколько минут. Но он не переживал и не сомневался в своём поступке. Ему просто было совершенно всё равно, что все эти люди подумают о нём. Меньше полугода — меньше полугода, и эти стены забудут его, как забывали всех до него, как позабудут всех, кто будет после. Если только он не прогремит с выпускной работой так, чтобы это запомнилось надолго.       Уже внутри, у пустой лестницы на второй этаж, его остановила раскрасневшаяся Хелен. Словно бежала навстречу из учительской, окнами выходящей на тот самый газон.       — После лекции зайди к миссис Летс. Что ты устроил?       Стив опустил голову и мечтательно улыбнулся. Глянул на неё искоса.       — Отчитает меня?       — Откуда я знаю? Как бы того парня не уволили. Ты ведь несовершеннолетний.       Всего на миг больно кольнуло внутри, но Стив погасил это чувство усилием воли.       — Надеюсь, она не настолько свихнулась на правилах.       — Поаккуратнее с выражениями, — строго попросила Хелен и нахмурилась. — Ты что, под кайфом? Ну-ка, посмотри на меня? Роджерс, чтоб тебя.       Стив поднял на неё глаза и позволил рассмотреть зрачки. Хмыкнул, глядя на недоумевающее лицо Хелен и чувствуя, как больше не давит на плечи осточертелый чужой костюм. Пояснил:       — Я чист. Влюбился просто.       И широко, свободно улыбнулся.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.