Зелёная трава

      Стиву очень нравилось в кабинете у миссис Фриды Летс. Отчасти потому, наверное, что он крайне редко посещал его. Отчасти потому, что это было одно из самых уютных мест на земле, где ему довелось побывать. Словно небольшую, но чрезмерно укомплектованную библиотеку совместили с арт-музеем, где безумный смотритель перепутал эпохи и стили и развесил картины по стенам в сумбурном беспорядке. Моне тут соседствовал с Боттичелли, а Айвазовский — с «Купанием красного коня» и ранним Ван Гогом. Заключительный штрих, потрясающий шик добавляла этому просторному и одновременно захламлённому помещению небольшая кофе-машина, спрятавшаяся в углу на небольшом столике у стеклянной балконной двери.       Здесь пахло всем тем, что Стив так любил. Книжной пылью, кофе и едва уловимо — масляными красками. Возможно, в шкафу за спиной что-то усердно читающей миссис Летс ждали своей участи не до конца просохшие работы младших курсов.       Она ему нравилась. Когда Стив только прочитал «Поттера», первое, что он подумал, что миссис Летс — реальное воплощение Минервы Макгонагалл. Высокая и худощавая, полуседая, в модных очках на лесочной оправе и всегда при строго скрученных в причёску волосах, она заставила его сесть на мягкий диванчик и ждать, пока освободится, всего лишь движением пальца — даже не оторвалась от своих чрезвычайно важных бумаг. И Стив послушался. У него даже и мысли не возникло в голове, чтобы противиться воле миссис Летс. И сейчас его от трепета и волнения ожидания выговора спасало только то, что он впервые за чёрт знает какое время, может, даже впервые в жизни, чувствовал, что сделал что-то, что должен был — согласно своим внутренним желаниям, в гармонии с собой. Чувство это эйфорической теплотой растекалось по телу словно из лёгких при каждом вдохе, и ждать своей участи было ничуть не страшно. Даже любопытно. Тем более в такой приятной обстановке.       Правда, в какой-то момент Стив подумал, что миссис Летс нагнетает. Заставляет его ждать, чтобы он подумал о своём поведении, к примеру, а сама занимается делами, которые не требуют столь скорого решения. Но стоило только присмотреться к ней, как Стив отмёл эту мысль. На высоком благородном лбу изгибом бархана залегла задумчивая складка. На секунду Стив представил миссис Летс в другом антураже и одежде. Обязательно с богатым парчовым тюрбаном на голове и тяжёлой длинной нитью жемчуга, дважды обёрнутой вокруг длинной тонкой шеи. В неброском восточном одеянии на фоне пёстрых шерстяных ковров. Стив сам не мог бы сказать, почему в его голову пришли именно такие картины. Может, мягкий, чуть золотистый цвет кожи поспособствовал этому, или то, как миссис Летс щурила свои прозрачные глаза за стеклами очков. Или её руки с длинными тонкими узловатыми пальцами, на которых странным образом соседствовали перстни с крупными полудрагоценными камнями в оригинальных и простых оправах. Стив понял, что его собственные руки чешутся достать из сумки свой скетч и потихоньку зарисовать её — смотря на оригинал и рисуя ту, что видел в своей голове. Словно сказочник-волшебник, меняющий реальность чернилами и карандашом.       — Мистер Роджерс? — услышал он вдруг и очнулся, вытаскивая руку, так и не нащупавшую скетчбук, из сумки.       Фрида Летс смотрела на него, положив очки в невидимой оправе аккуратно и ровно перед собой. Она казалась усталой, и Стив еле поборол в себе желание предложить ей кофе в её же кабинете. Прямой и нечитаемый взгляд не сулил ничего хорошего. Впрочем, и плохого не обещал. Стив прокашлялся и сказал:       — Я на выпускном году обучения, мэм. Мы давно знакомы. Можно просто Стив.       Тень улыбки коснулась уголка её широкого рта. Она вздохнула чуть глубже и постучала по столу костлявым длинным пальцем, ненадолго уводя взгляд в сторону.       — Стив. Хорошо, — мягко и задумчиво сказала она, глядя в окно. После чего посмотрела ему в глаза и спросила: — И что прикажете делать с вашей выходкой? Расценивать как акт протеста? Я, конечно, понимаю, что вы с Натали очень дружны. Но это не повод вести себя столь вызывающе в колледже. Тем более, что никаких чрезвычайных мер за их возмутительное поведение я не приняла — всё ещё надеюсь на…       — Простите, мэм, — проговорил Стив, хмурясь, не пытаясь перебить, но и промолчать не в силах: — Вы думаете, я… Потому что Нат?..       — А зачем же ещё тебе делать столь эпатажные вещи ещё и на виду у половины колледжа? — удивлённо спросила миссис Летс. — Мне придётся принести извинения мистеру Барнсу за поведение своих нахальных учеников. Будет очень воспитанно с твоей стороны сделать то же самое.       Стив тихо, едва слышно рассмеялся, тут же закрывая рот рукой — потому что и без того серый и усталый взгляд Фриды Летс заледенел до прозрачности.       — И что же в этом смешного, дорогой Стив? Не прояснишь?       — Дело в том, что, — Стив тронул нос, успокаивая новый приступ смеха, — мэм, простите, но вы неправильно всё поняли. Баки, хм… мистер Барнс, он не был против. Вроде как.       Он сказал это и медленно поднял глаза, чтобы встретиться с взглядом напротив. В глазах миссисс Летс отражалось понимание, и от этого светлая радужка словно становилась ярче и темнее. Она чуть склонила голову набок и прищурилась; затем нашла очки слепым, неосознанным движением, сунула кончик дужки в рот и прикусила его.       — То есть… Ты и мистер Барнс…       — Мы вроде как вместе, — договорил Стив и, понимая, что сделал для погребения себя всё, что мог, принялся ждать, пока разверзнется что-нибудь — или небо над головой, чтобы метать молнии, или пол под ногами — чтобы опалить пятки адским огнём. Однако ничего из этого не торопилось происходить. Только директор миссис Летс смотрела пристально и изучающе.       — Неожиданно. И давно?       Стив искренне задумался и начал припоминать.       — По всему выходит, что около месяца.       — Почему же только сейчас ты решился так бурно и публично проявить чувства? Совпадение?       Стив тяжело вздохнул.       — Миссис Летс. Если моя выходка хоть как-то отвлечёт внимание от истории с Наташей, я буду только рад. Но я не думал об этом заранее. Хотите — верьте, хотите — нет. Всё случилось само собой по велению третьей силы. Я возвращался с ланча и просто понял, что не могу пройти мимо него. Можете считать, что меня прорвало. Такое бывает с творческими людьми.       Стив сказал и только потом понял, что это прозвучало несколько грубовато: миссис Летс была отличным теоретиком и историком искусства, но никакого особенного таланта к живописи, скульптуре, дизайну или чертежам с конструированием у неё не было. Что никак не уменьшало её профессиональных качеств в теоретической сфере. Однако, Стив посчитал должным извиниться.       — Простите меня. Я хотел сказать…       — То есть, ты утверждаешь, что всё произошло само собой? — перебила директор, никак не отреагировав на его оговорку и извинения.       — Я был на подъёме, — согласно кивнул Стив. — Я сейчас много рисую. Чувства меня вдохновляют.       — Точно с таким же успехом чувства могут привести к творческому кризису, так что не рассчитывай на них всерьёз, это слишком ненадёжная опора, — устало ответила миссис Летс, словно спуская часть напряжения и позволяя своей спине немного расслабиться. — И что мне с вами всеми делать? — она снова тихо вздохнула, вдруг надела очки на переносицу и посмотрела на него сквозь стёкла, которые искажали её глаза ближе к краю линзы. — Вроде осень, не весна. А у вас пора любви.       Стив опустил подбородок вниз и принялся рассматривать трещинки на тёмном деревянном столе. Высветленная чёлка свесилась вниз, закрывая лицо, и Стив был рад этому — он никак не мог перестать улыбаться и чувствовал себя от этого несколько глупо.       Директор подумала ещё немного, постучала пальцем по столу и размеренно, строго произнесла:       — Прошу вас впредь воздержаться от тесных физических контактов и публичной демонстрации нежных чувств на территории школы «Парсонс». Ты меня понял? Я не собираюсь читать тебе нотации, но хочу, чтобы в моём заведении дети учились, а не думали о том, как бы уединиться друг с другом. Мы договорились?       Стив кивнул. Конечно, требование было логично и знакомо. Всё своё время учёбы в «Парсонс» до встречи с Баки он провёл именно так — каждую свободную минуту читал записанные лекции, учебники или рисовал. А сейчас… словно увидел жизнь в красках, просто додумавшись стереть с пыльного заляпанного стекла слой грязи рукавом. И те ослепили его. И наполнили жизнь теплом и новым потрясающим до глубины смыслом. Он всего этого не сказал, конечно. Но даже думать об этом было приятно.       — Надеюсь, что это не повторится. Иначе в Лондон на зимний интенсив полетите не вы, а кто-нибудь другой. Мне придется снять вашу кандидатуру с рассмотрения из-за грубого нарушения устава колледжа.       Стив ошарашенно моргнул, ничего не понимая.       — Лондон?       — Именно. Сегодня днем пришёл факс от наших партнеров из Королевского Колледжа Искусств. Если ты слышал, это один из лучших университетов искусств, у них несколько масштабных площадок и корпусов в Лондоне. Это серьёзное заведение с мировым именем. В первой половине января там будут проходить интенсивные творческие курсы по нескольким направлениям. Для лучших представителей колледжей-партнёров существует льготная программа по обмену студентами. Мы в состоянии отправить туда нескольких человек, не сделав дыру в бюджете. Ты сможешь взять с собой пару своих картин и показать их широкой публике. Также нужно будет посещать все творческие встречи и занятия по выбранному из их списка направлению, в идеале — вести онлайн-дневник в «Фэйсбуке» и «Инстаграмме» для всех желающих наблюдать за происходящим отсюда. Это ещё и немалая реклама для тебя как художника. После фестиваля вернёшься сюда обновлённым и подтянувшим свою специализацию.       Информация лилась из неё, медленно заползая в уши, но осознать всё никак не выходило. Зимние интенсивы в Лондоне. В Лондоне! Да он в жизни дальше пригорода Нью-Йорка не уезжал. По крайней мере, в одиночку и в сознательном возрасте. Но, чёрт, это же такая… возможность? Шанс?       Сердце взволнованно колотилось в груди, но разогнанная им кровь не помогала думать лучше — он чувствовал себя, словно стал замершим оттиском на фотокарточке. Сейчас должен был выпрыгнуть кто-то с фотоаппаратом, обсыпать конфетти, ослепить мощной вспышкой и прокричать: «Бинго, чувак! Тебе наконец крупно повезло!» Те нелепые фото с удивленными лицами.       Он не чувствовал радости. Недоумение и неверие — пожалуй. Он был так шокирован, что не знал, о чём в первую очередь спросить директора. Она ничуть не помогала — сидела напротив и смотрела на него мягким, неуловимо изменившимся взглядом. Словно давала время очухаться.       — М-м… это очень круто, — наконец, выдавил из себя Стив.       — Не торопись, — кивнула миссис Летс. — Я понимаю, что ошарашила тебя. Подумай сам, обсуди эту возможность с семьёй. Принимающая сторона берёт на себя все расходы, связанные с размещением и нахождением на их территории. Мы оплатим перелёт. Он, конечно, довольно долгий, но, Стив, — она вдруг подбадривающе улыбнулась, тепло и доверительно: — Такие возможности появляются не часто. Я очень долго обрабатывала моих коллег из Лондонского Университета. Несколько лет бесплодных попыток, и вот результат. Я бы хотела, чтобы от курса Изящных Искусств поехал именно ты. Я отправлю туда самых толковых ребят, чтобы они углубили свои знания и расширили творческий взгляд, по-другому увидели реальность. Чтобы имя нашей школы писали потом в ваших биографиях, и мы могли гордиться этим.       Стив слушал. Понимал. И все равно не мог подобрать нужных слов. Первичное ошеломление перетекало в недоверчивое любопытство, в предположение, что это какая-то ошибка, но нет — Фрида Летс сидела так близко, напротив него, и ждала хоть какой-нибудь реакции.       Он шумно выдохнул.       — Правда, я даже не знаю, что сказать. Я шёл к вам, ожидая взбучки, а тут…       — Просто скажи спасибо, — она чуть приподняла уголок широкого рта. — И освободи уже мой кабинет, мне нужно доделать кое-какие дела. В понедельник я вывешу на информационном стенде утверждённые списки.       Стив, слушаясь, встал и подхватил свою сумку. Тело вело себя, словно деревянное — двигалось едва-едва. С большим усилием он улыбнулся, попрощался и вышел из директорского кабинета.       В себя он пришёл только на улице, на свежем прохладном воздухе, поравнявшись с решёткой ворот; с удивлением обнаружив, что как-то умудрился натянуть на голову шапку и всунуть руки в рукава куртки-флоры. Торопливо застегнув замок под самое горло, он оглянулся. Баки нигде не было видно. И хотя первое, что он хотел сделать — это вывалить на него всё, что с ним сейчас произошло, он подумал, что это к лучшему. И побрёл в сторону сабвея, чтобы добраться до дома пораньше. Удивительно, но с каждым шагом и с каждым вдохом состояние эйфорического шока отпускало его, и он всё больше уверялся, что это какая-то нелепица. Такого просто не могло случиться, не с ним. И отчего-то эти мысли успокаивали, возвращали его привычное внутреннее состояние, когда жизнь тяжела, но при этом совершенно понятна и привычна, и чтобы как-то держаться на плаву, надо или пахать, не разгибаясь, или… хм, рисовать картины Говарду Старку. И разве стоило от неё ожидать каких-то милостей?       Решив, что ему лучше отвлечься и не углубляться в размышления, он сунул в уши вакуумные таблетки и включил на айфоне «Sing» группы, которую уже давно не выбирал странный рандом его плеера. Закрыл глаза, чуть покачивая головой в такт, и облокотился о стеклянную дверь вагона, отдаваясь ощущению скорости, с которой поезд сабвея нёс его под землёй.       На самом деле, Стив немного стыдился той умиротворяющей радости, которую неизменно ощущал, возвращаясь в пустую квартиру. Он обожал свою семью, но порой тишина и одиночество — это именно то, что торкало и расслабляло намного лучше алкоголя. От алкоголя клонило в сон, желание растечься по горизонтальной поверхности доминировало над остальными. Тишина пустой квартиры словно нашёптывала: «Действуй!» Вот только за что именно хвататься первым, он не знал. Решил немного полежать на кровати в позе морской звезды и подумать. Стив научился ценить эти короткие моменты.       Сестра, выглянувшая из дверного проёма «женской спальни», как последнее время он окрестил их комнату, страшно его напугала.       — Стив?       — Марго? Чтоб тебя… — сердце мгновенно разогналось до скачки с препятствиями, он оперся рукой о стену и другой показал ей кулак: — Зачем пугаешь?       Она улыбнулась без малейшей тени вины и подняла зажатые в руке наушники:       — Мне показалось, что я услышала шум, вот и выглянула. А это ты свою неподъёмную сумку на пол бухнул.       Стив знал, что спорить с Марго бесполезно. Так что занялся своим дыханием, чтобы успокоить и равномерно распределить в своём теле выплеск адреналина.       — Обедала?       — В школе ещё.       — А где Элис?       — Пятница, — протянула Марго, медленно уплывая обратно за угол спальни. — У неё танцы. Мама сегодня забирает. Ты, кстати, неожиданно рано.       Конечно, рано, подумал Стив, всего лишь шесть и за окном ещё серо, а не темно.       — У тебя были планы? — он изогнул бровь, заглядывая внутрь комнаты. Сестра уже укладывалась обратно на свою кровать и почти надела наушники.       — Ты о чём? Стив сделал задумчивое лицо и выдал вдруг:       — М-м, Крис?       И попал в точку — лицо Марго неуловимо оживилось, напиталось возмущением, и глаза округлились.       — Ничего подобного, придурок! Я бы не привела его сюда.       Стив смотрел на сестру какое-то время, сверля взглядом, а потом миролюбиво вздохнул:       — Я знаю.       После чего зачем-то вошёл и направился к её кровати, осторожно сел рядом, расправив чуть скомканный плед.       — Не против?       Марго вяло усмехнулась.       — Обычно сначала спрашивают, и только потом садятся.       Стив фыркнул, пристально глядя в каре-зелёные — как у отца — глаза. Марго не выдержала и тоже улыбнулась. Стив вдруг поймал это редкое ощущение, ускользающее, неверное, что они на одной волне, что они понимают друг друга, и им даже не нужно для этого много говорить. Это глубокое и тёплое родственное чувство, когда простые действия красноречивее любых слов. И только через несколько мгновений понял — она ведь тоже влюблена. Этот блеск в глазах, постоянная музыка в наушниках, задумчивые улыбки в пространство — она ведь просто бултыхается в своих чувствах, точно так же, как и он. Это осознание немного пришибло его. Надо же. Нужно было дожить до девятнадцати, чтобы влюбиться и впервые ощутить близость духа с собственной младшей сестрой. Умозаключение показалось ему столь комичным, что он едва не заржал в голос, поспешив закрыть лицо руками, и мелко затрясся.       — Ну что ты? — уныло протянула сестра. — Пришёл ржать? Так иди к себе.       Стив замотал головой. Ему просто нужна была минутка. Хорошо, полминутки. Он в порядке.       — Что слушаешь? — спросил он, ещё улыбаясь.       — Кемиклов. Хим. Всего понемногу, — пожала она плечами. Делая вид, словно это совсем не важно. Нашла, кого обманывать. Такие совпадения казались Стиву не иначе, как знаками откуда-то с изнанки их мира.       Он посмотрел на сестру, осознавая, как она выросла, какой стала красавицей и, наверняка, умницей. И какой-то парень ошивался рядом с ней, а он его даже не видел.       — Он хорошо к тебе относится? — спросил вдруг.       Марго уставилась на него во все глаза.       — Вроде. Мне особо не с чем сравнивать.       — Это просто чувствуется, — ответил он. — Тебе хорошо с ним?       Он понял, что смущает её, потому щёки Марго стали розоветь, а взгляд она отвела.       — Нормально. Он… симпатичный. Высокий. Мы гуляем после школы, когда есть свободное время. Разговариваем. Ничего особенного.       — Держитесь за руки? Поцелуи?       Марго посмотрела на него говорящим ярким взглядом, поджав губы, и Стив понял — ничего больше не скажет. Она права. Это походило на допрос. А он всего лишь хотел поговорить на общую для них тему. Вздохнул и почесал затылок — там за правым ухом под дужкой оправы порой зудела кожа, словно от местной аллергии.       — Я не упрекаю тебя ничуть, — признался он. — У меня самого намного большие проблемы.       — С чего вдруг? — недоверчиво спросила Марго. Но любопытство явно перевешивало недоверчивость.       — Ты слышала, я обещал маме пригласить на День Благодарения свою девушку?       — Она отказалась? — чуть нахмурилась сестра.       — Я ещё не приглашал, — мотнул головой Стив. — И проблема не в этом. Ты ведь умеешь хранить тайны?       Марго уверенно кивнула. Он и так знал ответ. И если Стив хоть немного умел читать сестру по глазам, сейчас в её голове уже проносились десятки сценариев, что же не так с девушкой её брата. Беременна? Горбата? Странная? Стив только усмехнулся.       — Фишка в том, что моя девушка — парень. В смысле, это просто парень. Бойфренд…       Марго мелодично, по-мальчишески присвистнула.       — Мама знает?       — Откуда?       — То есть, ты хочешь устроить ей сюрприз? — Марго удивленно подняла свои темные брови. — Это жестоко.       Стив молчал. У него была такая малодушная мысль, но он знал, что не поступит так.       — Думаешь, нужно сказать?       — Обязательно, — горячо ответила она, вдруг касаясь его руки пальцами и обхватывая запястье. — Ты должен рассказать ей. Это не та штука, из которой получится приятный сюрприз. Мама не оценит.       Стив глубоко вздохнул. Уселся поудобнее и привалился спиной к стене.       — Ты очень просто приняла.       — Наверное, в глубине души догадывалась.       Стив нахмурился, взглядом требуя объяснений.       — Ну, — Марго задрала глаза наверх, словно задумалась. — Стив, тебе девятнадцать. И ни одной девушки. Я понимаю мамину радость, теперь, возможно, немного преждевременную…       Он не удержался и толкнул её коленкой в бок — совсем легко, но Марго подбросило — она боялась щекотки и тычков под рёбра.       — Сейчас это нормально. В моём классе есть несколько ребят, которые встречаются и с девочками, и с мальчиками. Над ними насмехаются и шутят ничуть не больше, чем над другими. Так что для меня это не странно. Хотя, признаюсь, интересно. Пожалуй, я теперь буду постоянно думать об этом, пока не увижу его.       Стив осознал медленно, но когда дошло, очень смутился. Наверняка, Марго порой такими вот выпадами мстила за их бурное детство. Они делили игрушки и дрались друг с другом так же горячо, как потом плакали в крепких объятиях и утешали друг друга, когда перепадало от отца за шум. Средним детям всегда сложнее: сначала им достается от старших, а едва подрастают и думают, что вот теперь они на коне, как рождается малявка. И если старший ребенок уже умеет вовремя исчезать с поля боя, то среднему теперь достается от этой мелочи, которая, чтоб её, тоже претендует на любовь и ласку, и общие игрушки. Жизнь в постоянной борьбе за место под солнцем закаляла, как ничто другое, Стив был в этом уверен. Поэтому выносил тараканов Марго стоически, насколько позволяла воля и выдержка.       — Он тебе понравится, — зачем-то сказал Стив.       — Надеюсь, — хмыкнула Марго.       Стив уже встал и хотел уйти в свою комнату, чтобы все-таки переодеться и принять душ, пока нет мамы с Элис, но остановился у дверного косяка и спросил с улыбкой:       — Хим? Серьезно? Они ведь уже древность, хоть и концентрированный секс. Я думал, ты слушаешь что-то вроде Ланы дель Рей.       В него все-таки прилетела маленькая мягкая подушка. Стив поймал её, чувствуя, как тревога понемногу отпускает. Сестра тоже улыбалась, хотя уже явно устала от его общества. Стив сказал вдруг, становясь предельно серьёзным:       — Если у тебя когда-нибудь возникнет проблема… какая угодно. Ты можешь прийти ко мне в любое время. И я сделаю все, что могу, чтобы помочь тебе разобраться с ней.       Марго посмотрела на него и так же серьезно ответила:       — Я знаю.       Когда Стив раздевался в своей комнате, пришла смс от Баки.       «Я наконец-то дома. Как же хочется есть. В холодильнике только яйца :(»       «Пожарь их» — с улыбкой набрал Стив и отправил. Ему доставляло странное удовольствие видеть значок того, что Баки печатает ему ответ. Возможно, как и он, полуголый. Или уже колдующий над сковородой. Уставший, еще не вымывшийся и наверняка пахнущий рабочим потом… Стив тяжело сглотнул.       «Яичница хороша с утра. Сейчас я хочу мяса».       «Боюсь, я тут бессилен :D» — набрал Стив, с широкой улыбкой ожидая ответа. — «Я собираюсь в душ. Можем исправить упущение в плане мяса завтра».       Он отправил и откинул телефон на плед, чтобы стянуть с себя джинсовые штаны, сидящие на нем очень плотно.       Ответ пришел, когда он вытряхивался из второй штанины:       «Хочу к тебе в душ».       Стив перечитал его раз пятьдесят, прежде чем смог совладать с собой и выпустить телефон из пальцев. Только для того, чтобы схватить снова и судорожно набрать, путаясь в буквах:       «Мне нравится эта идея».       О, Стив буквально горел, смутно представляя подобную возможность. Дыхание его участилось, он облизнул пересохшие губы. Он ждал с нетерпением, что Баки ответит ему. Тот писал подозрительно долго.       «Не дразни меня на голодный желудок. Это нечестно».       Стив возмутился и начал набирать:       «Это еще кто кого…» — но не успел. Баки прислал ему:       «Черт, горит! Буду ждать тебя завтра, работаю до 16».       «Отлично».       Стив ответил и поставил в конце легкомысленный смайлик. Потом подумал, что это слишком, покачал головой и стёр его.       Но планам не суждено было сбыться: мама вернулась вместе с Элис и потянутой лодыжкой. Нога опухла в голеностопном суставе, и мама еле дошла до дома. О субботнем медленном и вязком дне в обществе парня, от которого у него отключалась способность мыслить, можно было даже не думать. Но Стив не мог не думать. Он сноровисто растирал ногу с противоотечным кремом, пока мама лежала на кровати, а Элис с Марго бегали вокруг с поручениями, и старался не подавать виду, как сильно он разочарован. Как он ждал завтрашнего дня. Он прекрасно умел прятать внутри истинные эмоции, но именно сейчас от этого было противно и больно. Он должен был подменить маму завтра в доме престарелых — и это его объективная реальность, с которой он давно свыкся. Вариантов не было.       Просто не стоило сходить с рельс и срываться вниз с моста, как поезд на полном ходу — вот что он подумал. Нужно быть холоднее и спокойнее. Тогда не придётся разочаровываться.       Стив никому не сказал о возможности поездки в Лондон — сам ещё не до конца в неё верил и решил подождать официальных приказов из колледжа. Растрепать всем, а после лишиться её — о, нет, ему не нужен был такой удар.       Приготовив вместе с девочками быстрый ужин, он поел без особого вкуса, как можно искреннее улыбнулся всем и ушёл к себе, чтобы лечь пораньше. Несколько раз доставал телефон, смотрел на тёмный экран и откладывал в сторону, прежде чем написать.       «Бак, прости, завтра ничего не выйдет. Мама подвернула лодыжку, и я буду заменять её в „Тёплом Приюте“».       «Пускай поскорее поправляется», — пришёл незамедлительный ответ. И ещё: — «Очень жаль, что не увидимся. Я работаю в другом месте. Не знал, как дождаться завтра. Оказывается, ждать придётся дольше».       У Стива медленно, но очень густо потеплело в груди.       «Всего день».       «Целый день», — выделил Баки, и Стив улыбнулся.       «Буду спать. Спокойной ночи».       И этот придурок написал:       «Красивых снов», а после подмигивающий смайл и смайл, где двое страстно целуются. И пошлое бьющееся сердце.       Стив потушил экран и сунул телефон под подушку: отвечать на приятную провокацию не было сил, будильник был заведён на семь, и он должен был поспать. К счастью, измученный организм был с ним солидарен.       В доме престарелых, как часто или редко Стив ни работал там, он старался не заводить любимчиков — чтобы не привязываться слишком самому и не обнадёживать зря стариков. Но они всё равно появлялись — к примеру, мистер Грэйфс, седой, длинный как палка старик, которого приходилось выкатывать на улицу в кресле-каталке: его ноги отказывали при долгих прогулках, а внутри помещения он передвигался короткими перебежками, опираясь на ходунки. И эти проблемы с непослушанием собственного тела не смогли вытравить из него благодушия и ироничного взгляда на мир — ирония у мистера Грейфса была доброй и очень похожей на обычный юмор. Стив ценил эту способность быть искренне позитивным и улыбчивым — не для того, чтобы не лезли с вопросами и не спрашивали, как здоровье и настроение, отстали наконец; а потому, что это было его сутью: позитив буквально струился изнутри, сочился из этого старика — в словах и взгляде из-под кустистых бровей. Стиву было очень комфортно ухаживать за ним и разговаривать. Ясно, что со сварливым и пессимистичным пожилым человеком в сто раз сложнее найти общий язык — но Стив и не ставил таких целей. Он всего лишь заменял маму и был очень рад, когда тяжёлая работа внезапно превращалась в интересное времяпровождение в приятной компании.       Он выкатил коляску на улицу и пошёл неторопливым шагом по аллее окружавшего приют парка. Земля промёрзла от ночного заморозка и хрустко ложилась под ноги тонкой посеребрённой коркой. Газоны пожухли и выглядели уныло. Именно тут стриг траву Баки в тот раз, когда он почти узнал его. Когда они ещё…       — Мистер Грейфс?       — Да, сынок?       Стив замялся, не зная, будет ли его любопытство уместным.       — Вы помните свою первую любовь?       Старик хохотнул.       — Конечно. Девушка из цветочного магазина. Я месяц ходил мимо и только смотрел на неё через стекло витрины. Потом случайно услышал, что её зовут Грейс. Грейс и Грэйфс, не чудо ли? — он снова громко фыркнул. — Вижу её, как наяву. Тонкую, темноволосую и всю в цветах. Я был так влюблён, что даже пробовал писать стихи, не дай боже кто их найдёт.       — Сколько вам было?       — Хм… одиннадцать или двенадцать, кажется.       Стив поджал губы и шумно выдохнул:       — Очень смешно.       А старик совершенно искренне посмеялся, поворачивая голову и пытаясь поймать взгляд:       — Конечно, смешно. Ты спросил про первую любовь, я и ответил.       Стив нахмурился, формулируя:       — Я имел в виду… чтобы не безответно. Чтобы были чувства с обеих сторон.       — О, — мистер Грейфс задумался. — Тогда, конечно, много позже. Сколько мне лет, ты думаешь, сынок? Я родился в год, когда Штаты уже отбомбили по Хиросиме и Нагасаки. Я горжусь тем фактом, что ещё не присутствовал в мире, когда творилось это безобразие. Во время моей молодости всё было совсем не так, как сейчас у вас, современных юношей. Взяться за руки, приобнять за талию уже было большим шагом. Так что, как ни крути, моей первой — и последней любовью осталась моя жена, пускай ангелы укрывают её на ночь тёплым одеялом. Я был первым у неё и страшно гордился этим фактом. Она никогда не верила, что стала первой девушкой для меня — а я не торопился разубеждать. Сейчас это не модно и считается едва ли не стыдным. Но, я скажу тебе, раньше к девушкам относились трепетнее. Не получалось по-другому. Бывало, посмотришь — и уже хочется на руках нести. Можешь не верить, но я помню первые дни, как мы встретились, особенно ярко. Касания пальцев, каждый долгий взгляд, который до нутра пробирал. Словно было вчера. Хоть и прошла целая жизнь, и Лайла несколько лет как умерла. А я всё помню.       Он замолчал, а Стив не смог продолжить беседу. Тишина не тяготила, совсем тихо поскрипывали колёса кресла-каталки. Он шёл и думал, зачем вообще спросил об этом.       — Отбери у меня память — и я стану другим человеком, — вдруг сказал Грейфс. — Я счастлив, что мне есть, что помнить.       Стив улыбнулся краешками губ.       Уже вечером после смены, поужинав вкуснейшим жульеном и салатом, Стив спрятался от благодарности мамы и всего мира в своей комнате и понял, что больше не может — он хотел Баки. Хотел услышать его. Хотел так, что начинался лёгкий мандраж.       Стив даже не написал предварительно — просто выбрал контакт и нажал на вызов. Баки не отвечал долго, и Стив даже покосился на часы — не так уж и поздно. Всего десять.       — Стив?       Если бы была инъекция, вызывающая неконтролируемое тепло внутри и дрожь по всему телу, и мурашки по коже — то это была она.       — Привет, — глухо сказал он, закрывая глаза. В комнате и без того было темно, но закрыв глаза, он удваивал темноту и мог фантазировать о чём угодно, ныряя в свои мысли. Стив дошёл до кровати и рухнул на неё, усталый, измождённый и очень счастливый. — Я так соскучился, — с комом в горле сказал он.       — Я сильнее, — не остался в долгу Баки. Его голос, тихий и грудной, низкий, отдавался в теле новыми и новыми волнами мурашек. И Стив ни черта не мог с этим поделать — просто лежал и дрожал, думая о том, как не хватает сейчас успокаивающих, тёплых объятий.       — Завтра? — спросил Стив, сглатывая. Голос плохо слушался.       Баки дышал в трубку, размеренно и глубоко.       — Приезжай, как проснёшься.       Стив улыбнулся. Он не сразу заметил, что совсем легко гладит себя — касается свободной рукой одними кончиками пальцев, скользя от живота до груди и обратно. Даже по футболке, ощущение слишком дразнило. Он судорожно выдохнул.       — Стив? — спросил Баки хрипло. — Ты… трогаешь себя?       Стив распахнул глаза.       — С чего ты взял?       Баки на той стороне явно улыбался.       — Ты странно дышишь. Неровно. Очень сексуально. Я не против, если ты…       — Я не трогаю, — тихо возмутился Стив, сжимая телефон в одной и плед — в другой руке. Он совершенно не собирался признаваться Баки, что, чёрт, да. У него была такая мысль. Стыд какой.       — А я трогаю, — просто выдохнул в трубку Баки, и Стива так накрыло, что он убрал телефон от уха и несколько секунд лежал, чувствуя, как бешено колотится сердце. Словно у маленькой глупой пойманной птицы.       Когда он вернул телефон к уху, Баки дышал с присвистом, тяжело, и было невозможно слушать это и никак не реагировать. Стива опалило желанием и ударило им же в область затылка, когда он на самом деле представил, как Баки, лёжа на диване внизу… Или, может, развалившись на своей кровати…       Стив с силой закусил нижнюю губу, заставляя себя перестать. У него и так стояло до боли — смешно сказать, от одного звука чужого возбужденного дыхания.       — Почему ты не отвечал? — сдавленно спросил он.       — Играл, — жарко, прерывисто дыша, ответил Баки. — Давно… на гитаре не…       — Бак, — выдохнул Стив.       — Я здесь, — прошептал он.       Стив задрожал. Ему было так хорошо и одновременно так плохо, что он уже не рад был, что позвонил.       — Скажи это ещё раз, — попросил он, сглатывая по сухому и с силой жмуря глаза. — Повтори.       — Я здесь, Стиви, я так близко, что… что…       Он не закончил, только судорожно выдохнул в трубку. Послышался какой-то шум, после чего Баки произнёс:       — Чёрт. Мне так неловко.       — Просто… молчи, — попросил его Стив, улыбаясь сам себе.       — Я услышал твой голос, и…       — Я знаю, — прошептал Стив. — Дождись меня завтра?       — Обязательно. Обязательно, Стиви.       Баки сказал это так бархатно, ждуще и хрипло, что Стив не выдержал — нажал на отбой, откинул телефон подальше и взялся за член, сжимая так, как обычно никогда не делал. Боль и незамутнённое острое удовольствие, и пара смазанных, неловких движений кистью, чуть задевающих крайней плотью набухшую головку — и он конвульсивно дёрнулся, выгибаясь и кончая куда-то в темноту.       В комнате тут же запахло самым стыдным из всех возможных запахов. Таким тяжёлым, таким однозначным. Его было не спрятать, пока не соберёшь все следы и не смоешь их водой.       Но сейчас Стиву было плевать. Он лежал на своей кровати в майке и приспущенных трусах, размётанный, грязный и обессиленный. Его грудь с лёгким сипом ходила вверх-вниз, качая воздух, на лбу — он чувствовал эту зябкую прохладу даже сквозь прилипшие пряди чёлки — собралась испарина. Мышцы во всём теле мелко остаточно подрагивали, прогоняя отголоски прошедшего спазма. Он всё ещё держал в руке свой член, медленно вянущий, но ещё слишком чувствительный, пульсирующий истомной, приторной сладостью. И это было так хорошо, так нестерпимо приятно.       И вместе с этим очень, очень мало.