Зелёная трава

      Стив ждал хоть какого-нибудь звука, слова, хоть чего-нибудь, но было так тихо, что он отчётливо слышал, как взволнованно бьётся у него в груди сердце. Возможно, мама тоже слышала это — и когда он всё же открыл глаза и посмотрел на неё, она медленно моргнула и сказала:       — Я налью ещё чаю, пожалуй. Ты не против?       Стив озадаченно нахмурил бровь и едва пожал плечами. Реакция мамы сбила с толку, но она правда неторопливо встала, шоркнув стулом по паркету, и, чуть прихрамывая, отправилась к чайнику со своей пустой кружкой — когда только успела допить?       Она ничего не говорила, в её движениях не было напряжённости, и Стив даже расслабился, наблюдая за тем, как она накладывает заварку в маленькое стальное ситечко и кладёт его в кружку. Поэтому задумался и вздрогнул, когда она всё же начала говорить — негромко, каким-то необычным, приглушённым тоном.       — Ты знаешь, когда я думала над тем, что у тебя до сих пор не было девушки, я ободряла себя мыслями о том, что ты со своей привычкой не говорить о чём-то поверхностном просто не доносишь до семьи эту информацию — а значит, ни одна из них, если кто и был, не украла твоё сердце. Я думала так, пока однажды не наткнулась на передачу. Она была очень познавательной, в ней обсуждались права однополых пар, обсуждалось принятие закона о возможности регистрировать брак по всей стране, а не только в отдельных штатах. Стиви, мальчик мой, я никогда не страдала предрассудками или беспочвенными осуждениями — ты знаешь, насколько свободны мои взгляды, несмотря на то, что я протестантка. Но я человек другой эпохи, и для меня это было очень любопытно и даже странно: одно дело изредка встречать такие пары на улице, другое — видеть передачу по федеральному телеканалу. Я была очень удивлена. А потом меня вдруг посетила мысль — а ведь никто не исключал этот вариант. И задумалась про тебя, и… отмахнулась, потому что очень уж непривычно было думать о твоей личной жизни в таком ключе. Дико. И вот ты влюбился. Нет, не вскидывайся, глупо отрицать очевидное. Это первый раз, когда я вижу тебя такого, первый раз, когда я понимаю, почему твои губы такие искусанные, а глаза — светятся. Ты словно спал, а сейчас проснулся, и неужели я, родившая тебя, проводившая бок о бок с тобой каждый день, все ночи твоих болезней, плечом к плечу — все твои неудачи и победы, пропустила бы это? Я так обрадовалась, мне хотелось поскорее увидеть человека, который открыл тебе твоё сердце. Я чувствовала, что что-то не так — о, милый, не так, как я себе напредставляла. Что-то не складывалось, и я никак не могла понять, что именно. Что-то смущало меня. Тяжелые пакеты, которые ты бы умер нести сам. Ночёвки у Наташи — в начале года ты всего раз оставался у неё на ночь. Внезапное исчезновение без предупреждения. Обычно так не бывает в начале — сейчас девочки, конечно, уже не тех нравов, но я недоумевала, что происходит. И вот ты открыл мне глаза на моё заблуждение, — она, наконец, вытащила из большой красной чашки ситечко и отложила его обратно на маленькое блюдце, где оно и лежало. Добавила ровно три кусочка сахара и медленно перемешала, глядя на то, как от этого расходятся по чайной глади круги. Стив, замерев, ждал продолжения. Он едва дышал, и во рту у него всё пересохло. — Удивлена ли я? — спросила мама, поднимая на него взгляд. — И да, и нет. Я в смешанных чувствах. И пока не знаю, как мне реагировать. Дай мне время, милый, ладно? Привыкнуть к этой мысли. И, уверена, я смогу искренне поздравить тебя. Вас. Ты пригласил его на День благодарения? Моё предложение в силе, имей в виду.       — Д-да, — Стив сглотнул, чувствуя, как язык плохо слушается его от волнения. — Он сказал, что придёт, только если я расскажу тебе всё.       Мама мягко улыбнулась, и на её лицо словно вернулось живое, настоящее выражение.       — Мне нравится этот подход. А ты, наверняка, хотел дотянуть до последнего?       Стив почувствовал, как кровь кинулась к ушам. Мама вдруг качнулась, отходя от кухонного гарнитура, и приблизилась. Нежно положила свою маленькую руку ему на макушку и наклонила к себе, укладывая на живот, под холмики невысоких грудей.       — Мой глупый мальчик, ты сам ещё не можешь привыкнуть и поверить, что это происходит с тобой, да? Тебе тоже нужно время. Я не хотела на тебя давить. Но я рада, что ты признался. С каждым таким поступком ты всё больше становишься мужчиной. Поэтому мне так непросто. Когда ты почувствуешь, что прошёл путь становления до конца, ты уйдёшь из этого дома, потому что большие мальчики, ставшие мужчинами, не могут вечно оставаться под крылом у мамы. Под крылом у кого бы то ни было. И мне немного страшно, когда я думаю об этом. Я горжусь тобой. И мне не терпится с ним познакомиться. Посмотреть, кого ты выбрал. Он хороший?       — Очень, — тихо ответил Стив, чувствуя, как мамина ладонь расслабляюще треплет по волосам — ласково и легко. — Он очень хороший.       Наверное, мама улыбнулась, но он не видел. Было что-то очень глубинное, подсознательное — прижиматься к её животу и принимать ласку, не глядя в глаза. Встречаться взглядами сейчас было неуютно и беспокойно. Но прикосновения говорили, что она не бросает. Не отказывается. Не отрицает. И этого хватило с лихвой, чтобы прийти в себя и немного успокоиться. Выдохнуть.       — А сейчас я пойду, почитаю у себя, пока девочки не вернулись. Полчаса блаженной тишины.       Она отпустила его и, поправив растрепавшиеся волосы, погладила по щеке. Стив каждый раз удивлялся, как её маленькая сухая ладонь могла быть и сильной, тяжёлой, как карающая длань, и мягкой, тёплой, дарящей ласку.       Потом мама взяла с собой забытую кружку с чаем и вышла из кухни, а Стив ещё какое-то время сидел, чувствуя, что в голове словно разворошённый муравейник из мыслей, вот только сконцентрироваться ни на одной не получалось. Он признался. Господи Иисусе, он сделал это. И он жив, и его не прокляли до седьмого колена — а мама точно знала кое-что из древних кельтских обрядов, такие вещи передавались в их семье от женщины к женщине через века, и даже если Элис и Марго были урождёнными американками, их дочери всё равно будут знать их — так прорастают ирландские корни, любила говорить мама, — сквозь время и расстояние. Сколько бы поколений ни разделяло их с бабушкой и дедушкой, сколько миль и океанов.       Чай в его кружке совсем остыл, и он решил не допивать его. На него накатило странное состояние, в котором он прежде не пребывал. И Стив долго не мог понять, что это. Он прошёл мимо открытой двери в спальню — оттуда тёплым жёлтым пятном лился на пол свет от торшера, под которым читала мама. Уединившись в своей комнате, он упал на кровать. После чего достал телефон и первым делом набрал сообщение для Баки:       «Я признался. И я жив».       Тот ответил почти сразу, не прошло и минуты. Много скобочек — настолько Баки был рад. И всего два слова:       «Это победа».       А потом вдогонку ещё одно:       «Ты мой герой».       Стив закатил глаза, расплываясь в улыбке. Набрал: «Придурок», но потом стёр. Приложил телефон ребром к губам, раздумывая, и не стал больше ничего писать. Он вдруг понял, что это скребло внутри. Волнение, поднявшееся на новую ступень: теперь он, чёрт возьми, волновался за то, как мама отреагирует, когда увидит Баки. Не парня-одногодку, а состоявшегося взрослого мужчину. Господи, это будет эпический провал. А что скажут девчонки? Ведь Элис ещё вообще не в курсе, что к чему. И как ей объяснить? И надо ли? Или просто поставить перед фактом, и пускай сама выгребает? Господи, сколько вопросов, и как ему со всеми разобраться, как не свалять дурака, не затупить в самый неподходящий момент? Он не знал, правда, не знал. Он уткнулся в подушку и замычал — протяжно, утробно. Нет, это не паника. Не разочарование в реальности. Просто чёртов путь, как сказала мама. Грёбаный путь, который нужно пройти, и никто не сделает это за него. Он отвратительно неудобный, бугристый и острый, словно с одной стороны отвесная стена, а с другой — обрыв; но другого просто нет. И надо собраться, собраться и идти уже дальше. Хватит грызть подушку, она-то тут при чём.       И всё же хорошо, что он признался. Потому что единственное, в чём Стив теперь был уверен — что он не собирается ничего скрывать. И будет отстаивать свои взгляды и свои чувства. Словами, делами, кулаками, если понадобится. Потому что ещё ни разу не случалось, чтобы его кто-то переупрямил. Даже из-под палки. Стив Роджерс не отступал от своего. Особенно когда считал что-то именно своим.       Стив полежал ещё немного, просто внутренне наблюдая за тем, как волнение переплавляется в уверенность. Будь что будет, но он будет делать, как считает правильным. Как чувствует правильным. Он уже пытался подстраиваться под окружающих. Разве это помогло ему хоть в чём-то? Решило какие-то проблемы? Сделало жизнь проще? Ни в коей мере. Только раз за разом вгоняло в депрессию, а сейчас он словно выбрался из-под завалов давно рухнувшего дома. Так легко плечам. И всё же любопытно — что теперь? Как?       — А вот как, — сказал он сам себе. Поднялся — сначала сел на кровати. А потом и вовсе встал. Потянулся, вслушиваясь, как привычно тихо похрустывает что-то в суставах. Покрутил кистями рук. Подхватил с расстеленной на столе ветоши свои кисти и сел к картине. Закат над городом, который почему-то оказался рассветом. Солнце поднимается над горизонтом — не садится, вот что сказал Говард. Оно вырывает у тьмы сначала самые верхушки. Медленно, неуклонно поднимается выше, делая небо светлее, а тьму ночи — прозрачнее. Звёзды боятся света и уходят, их красоты становится немного жаль. Зато появляется тепло — жёлтое, розовое, оранжево-голубое, как оттенки перистых облаков. Всему нужно время, чтобы проявиться в полную силу. И Стив, вдруг отчётливо понимая, что нужно сделать, чтобы картина стала цельной, наполненной, взялся прорисовывать небо. Тот момент на самой границе чернильной темноты, как свет борется с тьмой и побеждает.       В четверг у Наташи всё было готово для приватной вечеринки: нарезка из сыра, ваза с фруктами, из которой сбоку свисала сочная виноградная гроздь, и три бутылки красного вина, ещё прохладные, только из холодильника. Никакой еды — Наташа явно собиралась напиться, тем более в свете того, что пить в клубе в субботу Стив не рекомендовал — во избежание неприятностей. Она была так рада узнать, что у Стива получилось добиться того, что их занесли в список приглашённых на особую субботнюю программу, что очень долго прыгала вокруг Стива, а потом чуть не задушила его в не по-девичьи крепких объятиях.       — Да что там такого-то, что ты такая взбудораженная? — спросил он, потирая шею.       — Ты шутишь? Стив, ты шутишь? Ты точно по мальчикам? Ты хоть видел, какие у них задницы? А тела? Торсы, Господи, как у Аполлонов. Все блестят от масла, и мышцы играют на каждое движение. А какие у них руки? Ты вообще видел, какие у них руки? А как двигаются, боже, я таких мужиков никогда толком и не видела, только когда натуру рисовали, помнишь, я взяла себе дополнительный курс, чтобы вместе ходить? Парень был неплох.       — Неплох, — кивнул Стив. — У Бобби было хорошее тело, рельефное. И прекрасно ложилось на бумагу.       — И всё? Всё, что ты можешь сказать? — раскрасневшаяся Наташа упала задницей на диван и, пытаясь отдышаться, продолжила мучить его вопросами: — Ты понимаешь, вообще, насколько они хороши?       Стив тоже сел рядом, пожал плечами — ему серьёзно было фиолетово. До последних пор. А после всего, что он испытал… Что ж, надо быть откровенным, он не смотрел на других парней. Его интересовал только Баки и только то, что касалось его, что было у него. Возможно, он зациклился, но не испытывал никаких угрызений совести по этому поводу.       — Честно, мне всё равно. Конечно, они хороши. Я же художник, странно было бы отрицать красоту тела. Но это ведь не повод, хм-м…       — Лезть к ним в трусы? — помогла Наташа с мыслью.       — Определённо, — хмыкнул Стив. На что Нат смешно сморщила нос, выдав ему:       — Ты отвратительно моногамен для мужика. Но мне это только на руку, так что…       Стив не вынес этого убийственного выражения лица и рассмеялся. Следом за ним захихикала Наташа. Они уже допивали первую бутылку полусухого и почти ничего не съели, так что да, им уже было хорошо. И они собирались сегодня напиться допьяна и забить на утренние пятничные лекции — к чёрту, раз в году можно.       Незаметно пришло время дарить подарки. Орхидею Стив вручил с порога — пластиковый магазинный горшок в другом, большом и ярком, из качественной толстой пластмассы. Толстые мясистые листья и три длинных ветви, усыпанные раскрывающимися цветами. Наташа никогда не говорила про орхидеи — ей нравились цветы попроще, только ни в коем случае не розы. Но он приучил её, даря уже третий горшок подряд, по счёту лет, что они были знакомы. Просто потому, что считал букеты глупым расточительством, а орхидеи любил за потрясающее количество цветов и форм. Они были восхитительны, и у Наташи им было хорошо — они часто и обильно цвели, радуя глаз — и то и дело попадая в её инстаграм во всех ракурсах. Второй и основной подарок до сих пор лежал в коробочке в кармане его куртки-флоры. Стив посчитал, что сейчас самое время, и отправился за ним. В гостиной громко трещал каким-то ток-шоу телевизор. Перед ним на диване сидели, хрустя поп-корном, мистер и миссис Кроули — в отличие от матери, Наташа взяла в свою американскую жизнь фамилию бабушки, чуть изменив окончание. Стив был рад, что они сидят спиной к нему, и всё же в тот момент, когда он уже достал коробочку и шёл по коридору обратно, мистер Кроули обернулся и посмотрел на него с непонятной, нечитаемой эмоцией.       — Я заказал вам пиццы. Вместо торта. Пожрёте хоть. А то сейчас напьётесь своего вина, а потом что с вами делать? Так что ждите, скоро привезут.       Стив только кивнул — и сбежал в комнату Нат, крепко притворяя за собой дверь.       — Боже, — только и выдохнул он, оседая обратно на диванчик рядом с Нат.       — Мать? — понятливо спросила она. Стив помотал головой. — Ясно, отчим. Что это?       — Это? Подарок, что же ещё. Открывай.       Наташа замолчала, заглядывая ему в глаза.       — Ты знаешь, что не стоило. Мне достаточно, что ты рядом. И что ты празднуешь тут, со мной, так, как я этого хочу. И меня не трогают — именно из-за тебя. Не треплют нервы, не пытаются вправить мозги. Я просто сижу с тобой на диване, смеюсь и пью вино — и мне больше ничего не надо, понимаешь?       — Понимаю, — серьёзно сказал Стив. — Ты всё-таки открывай.       Наташа посмотрела на него ещё какое-то время, после чего подцепила ногтем и стала разрывать бумагу на коробке. Там, внутри, не было ничего особенного — и было особенное всё для неё. Нат убрала крышку и долго смотрела на содержимое, красиво уложенное на белом бархате.       — Стив, — надломленно прошептала она, и замолчала.       Он лепил их всего две ночи — и не до утра, часов до трёх. Даже высыпаться умудрился. Комплект из серёг-гвоздиков, маленькой броши и кулона на тёмном вощёном шнуре в серебряной фурнитуре. Божьи коровки. Возможно, подарок был по-детски наивным, и Стив не считал себя мастером по полимерной глине — но и он кое-что умел. Знал, как надо. Что сделать, чтобы добиться реалистичности, как превратить в настоящих, лаково блестящих крылышками. Он очень старался — и у него вышло, судя по тому, как Наташа смотрела на них, боясь прикоснуться пальцем. Однажды они были в магазине на распродажах, и Наташа отвлеклась на ювелирный отдел — за стеклом лежал набор в виде божьих коровок, эмаль на серебре. Он был дорогим, но дело даже не в цене. Дело в том, что он создал их своими руками — вот этими вот пальцами катал, мял, совмещал самые мелкие детали. Щурился и горбился под настольной лампой. Он потратил своё время на них, и своё тепло. Наташа понимала это. И она оценила. Надела на шею кулон с самой крупной божьей коровкой, прицепила на футболку брошь. Сняла свои тонкие гвоздики, сунув их в карман джинсовых шорт, и не глядя, на ощупь надела серьги. Невероятно, но довольно инфантильный набор очень ей шёл. Добавлял чего-то оттенку лица, каплю чистой, несмешанной краски — словно прямо из тюбика.       Наташа потянулась и поцеловала его; наверное, хотела в щёку, но вышло в губы, коротко и сухо.       — Прости, — улыбнулась она. — Не удержалась. Это лучшее, что мне дарили за двадцать лет. Правда. Даже прошлогодний свитер от тебя обошли.       — Здорово, что тебе понравилось, — Стив немного удивился, чувствуя, что смущён. Словно что-то нависло над ними на секунду всего, непривычное и напряжённое, но тут же испарилось. Наташа налила им ещё вина, и вечер вернулся в нужное русло. А когда в комнату без стука миссис Кроули занесла три пиццы, жизнь вообще наладилась. Они уже успели выпить две бутылки на голодный желудок и совсем опьянеть. Долго смеялись и дурачились, играя в приставку нинтэндо в «Марио». Наташа, несмотря на внушительную дозу алкоголя, неизменно уделывала его, оставляя в дураках и с чувством раздавая привезённые из России «щелбаны». Пицца влезла в них только наполовину, после чего их сморило прямо так — на маленьком диване с приставками в руке.       Стив проснулся глубокой ночью, как ему показалось. Медленно вытянул руку из-под Наташиной головы и достал телефон. Оказалось, всего одиннадцать. Он ещё успевал на сабвей.       — Пожалуйста, не уходи, — сказала вдруг Нат, комкая ткань его рубашки в пальцах. Она сонно жмурилась от света экрана, и Стив погасил его.       — Мне надо…       — Нет, Стив. Я знаю, что завтра они сожрут мне весь мозг, но сегодня, пока ты тут, ко мне никто не станет заходить. Ты ведь знаешь, они терпеть не могут гостей. И если бы я не прибиралась сегодня, ты бы увидел, какой тут обычно свинарник. Пожалуйста…       Стив не мог отказать, даже если бы это было принципиально для него. Не тогда, когда Наташа просила так. Искренне, даже надломлено. Он был рад, что они лежат в темноте, и не нужно видеть глаза друг друга. Наташа, сжавшаяся в комочек, грела его левый бок.       — Хорошо, — сказал он. — Выспимся — и на учёбу?       — Отличный план, Карандаш.       Тишина и темнота убаюкивали, но сон никак не шёл. Стиву показалось, что прошло очень много времени, поэтому тихий голос Нат зазвучал неожиданно:       — Я хочу уехать отсюда. Не из Нью-Йорка, нет, а отсюда, от мамы с отчимом. Как только у меня появится достаточно денег, чтобы платить за аренду и при этом не жить в клоповнике — я съеду сразу же. Уже давно бы…       Стив понимал. У него всё было по-другому в семье. Но он чувствовал эту нездоровую атмосферу, словно чужой в своём же доме: Наташе было тяжело. Её не понимали и не принимали ни единого её начинания. Каждое из них обсуждалось в самом негативном свете и осуждалось. Мать до сих пор злилась на неё, что она смогла устроить себе учёбу, нашла гранты и спонсоров, чтобы им не пришлось ни цента вкладывать в дочь. Она хотела, чтобы Наташа работала и приносила деньги, а не траты. Поэтому Нат стала аутсайдером после поступления и барахталась сама, как могла. Ей нужно было поскорее выбираться отсюда. Выбираться — и начинать жить свободно, так, как она этого заслуживала.       — У тебя будет отличная квартирка, — сказал он вдруг.       — И круглая кровать.       — Боже, — Стив усмехнулся в темноту. — Нафиг тебе круглая кровать?       — Просто хочется, — ответила Наташа. — И кухню с красным фасадом. И белоснежный кожаный диван в холле. Я не знаю, почему именно так. Это спонтанно выходит.       И тут до Стива дошло.       — Ты ведь… уже нарисовала её? Вычертила?       Наташа ответила не сразу.       — Конечно, нарисовала. А где я, ты думаешь, скрываюсь от всего этого дерьма?       Стив вздохнул.       — Значит, мы найдём её. Рано или поздно.       — Лучше рано, — фыркнула Наташа невесело. — Давай спать.       И они уснули вот так, даже не в обнимку, а просто притёршись друг к другу, инстинктивно ища защиты и тепла. И никто их больше не беспокоил.

***

      С Баки договорились встретиться уже в клубе: сначала Стив хотел, чтобы они приехали вместе, но Баки сказал, что не работает в субботу и будет помогать Сэму с какой-то вышедшей из строя техникой. Стив чуть не обиделся на него, но быстро понял, что так на самом деле лучше. Идти втроём в гей-клуб было бы очень неловко. Да и как бы это выглядело? Отец семейства и его выводок несовершеннолетних извращенцев? Стива перекосило, то ли от застрявшего внутри хохота, то ли от ужаса — на фантазию он никогда не жаловался.       Наташа вся светилась любопытством и предвкушением. Оделась в кожу — обтягивающие чёрные штаны, высокие полусапоги на шнуровке и кожаная куртка с шикарным воротником из искусственного меха. Стив подозревал, что под ней у Нат что-нибудь с лихим декольте, а это означало, что она намеревалась выглядеть сегодня сногсшибательно. Это было забавно, учитывая специфику клуба. Но Нат это, очевидно, не смущало — она всё расспрашивала, расспрашивала, что и как, словно Стив помнил хоть что-нибудь из своего первого неудачного похода туда. Он даже названия не помнил и чуть не расхохотался посреди улицы, когда увидел мерцающий в сумерках силуэт и буквы «Розовая пантера».       Стив впервые стоял перед дверью клуба в столь специфической очереди, где Наташа была единственной настоящей девушкой. И это очень будоражило, заставляя предвкушать и волноваться. Тихо, сдавленно доносящиеся из-за двери и стен басы музыки впитывались телом сквозь кожу, разносились кровотоком по венам и попадали в самое сердце: оно начинало трепетать в едином ритме; и пульс отдавался уже в животе и висках. Он искренне обрадовался и выдохнул, когда на входе здоровенный детина с лихими усами сверился со списком и без вопросов пропустил их внутрь.       Протолкавшись сквозь вереницу разгорячённых полуодетых тел и едва вступив под приглушённый свет огней танцплощадки, Нат негромко взвизгнула и снова повисла на его тонкой шее. Хорошо, что ненадолго. Стив был искренне рад тому, что Наташа чувствовала себя здесь как рыба в воде, пожирая глазами каждого полуголого официанта, разогревающих публику мальчиков в подвешенных клетках на цепях, что терялись в тёмной высоте потолочных конструкций, и просто сидящих и даже ласкающихся по углам парней. Он сам не ощущал щенячьего восторга первого посещения, только нарастающее волнение: в голове словно стоял мощный фильтр. Он скользил глазами по обнажённым задницам, влажно блестящим торсам и едва прикрытым тангами членам без остановки, пытаясь выискать Баки. Баки, Баки, Баки — вот что билось в его голове. И если ему вдруг стало душно и жарко в этой атмосфере — это не странно. Тут все были едва одетые, а они только с улицы и в куртках. Он вовремя подхватил Наташу, уже утекающую в сторону волнующегося моря мужских тел на танцплощадке, под руку и потащил её к бару. Он надеялся встретить там Сэма и увидеть Баки, а если нет — то хотя бы узнать, где он. Ведь он обещал их встретить.       Сэм оказался за стойкой бара.       — А вот и вы, — его крупные белые зубы в контрасте с пухлыми губами и тёмной кожей притягивали взгляд намертво, а улыбка и добрый взгляд обезоруживали. — И как зовут прекрасную именинницу?       Наташа искренне улыбнулась и без какого-либо кокетства протянула руку над стойкой.       — Наташа. Спасибо, что устроил эту возможность. Я первый раз в таком месте, и мне очень, просто до радуги из задницы всё тут нравится! — выпалила она, не переставая улыбаться — и не забирая своей белой ладошки из хвата крепких тёмных пальцев. Стив, смотря на это, кашлянул и принялся освобождаться от шарфа и верхней одежды.       — А где Баки?       — О, он, кажется, ещё возится с последней колонкой. Она у нас недавно падала, и там что-то отвалилось внутри. Я сам не разбираюсь. А Баки сказал, что починит. У нас ведь шоу через полчаса. Так что присаживайтесь, сейчас я вам чего-нибудь налью. Сегодня буянить не будете?       Наташа громко фыркнула, прижмуривая глаза. Она скинула свою кожанку на руки Стиву и — как он и думал — осталась в обтягивающей чёрной водолазке с серьёзным вырезом на груди: размер декольте завораживал даже его. На молочно-белой коже покоилась божья коровка на толстом вощёном шнурке.       — Если этот мелкий что-то учудил тут в прошлый раз, то меня с ним не равняй. Я намного крепче. И у меня вообще-то день рождения.       Стив вздохнул. Сэм негромко рассмеялся и снял два фужера с чашами-зонтиками для первого коктейля.       — Хорошо. Я учту, — сказал он и принялся наполнять шейкер из разных бутылок, то и дело поглядывая на Наташу. Если бы они были сейчас не в гей-клубе, Стив бы подумал, что они откровенно флиртуют.       Он пил что-то — кажется, это называлось «Маргарита» — и смотрел по сторонам, пытаясь углядеть в толпе Баки. Но его не было. Везде чужие лица, чужие тела, чужие объятия. Как бы жарко это ни смотрелось — почему-то не заводило ни капли. Он отвлёкся, допивая второй по счёту коктейль, прислушиваясь к милой болтовне Сэма и Наташи — тот как раз рассказывал, что не владелец, а только присматривает за клубом, пока его хорошие друзья уехали путешествовать по Азии. Уже пять лет прошло, а им всё не надоело, и возвращаться пока они не думали. Это было очень любопытно. Стив уже собирался спросить конкретнее про страны, где друзья Сэма останавливались, когда на его талию вдруг опустились крепкие, тяжёлые руки, а у уха прозвучало будоражащее до костей бархатное «привет». Родной голос, правильная сила, сжимающая его тело, и обволакивающий запах, когда наполовину выветрившийся парфюм мешался с терпким привкусом рабочего пота. Стив прикрыл глаза. Наконец-то, Господи. Он так соскучился. Они едва успевали поздороваться в колледже и несколько дней толком не общались.       Не раздумывая, Стив повернул голову туда, где было сказано «привет». И тут же ткнулся Баки в гладкую, лишь с намёком на пробивающуюся щетину щёку. Этого было слишком мало. Хотелось целоваться. Он потянулся к Баки, но тот, мягко улыбаясь, только быстро коснулся его губами и отстранился. Он выглядел сегодня как-то по-особенному горячо и сексуально. И Стив бы списал это на чёрную рубаху с закатанным до локтя длинным рукавом и почти обтягивающие джинсы, но потом понял — Баки подвёл глаза. Совсем немного, едва заметно, но Стив-то не мог не понять. И от этого осознания сделалось так жарко, что выпитые им «Маргариты» наперегонки устремились в голову.       — Мои глаза, — громко изрёк Сэм. Наташа рассмеялась.       — Кто бы ворчал, — Баки повёл плечом, как ни в чём не бывало, и неторопливо сел рядом со Стивом на высокий барный стул. — Я же молчу, как ты тут нагло флиртуешь с гостями.       — Это часть моей работы, — возмутился Сэм, впрочем, Стив чувствовал, что эта перепалка — что-то из разряда совершенно привычного для этих двоих.       — Я вижу, когда ты работаешь, — Баки выделил последнее слово, — а когда искренне тащишься.       — Одно другому не мешает, — Сэм усмехнулся и поставил перед Баки полную пинту тёмного пенного пива. По стеклу медленно скатывались капли конденсата, и в приглушённом свете это выглядело так красиво, что Стив залюбовался. — На-ка, хлебни своего любимого и остынь. Что с колонкой?       Баки и правда хлебнул, после чего довольно зажмурился и облизнул с губ оставшиеся клочки пены.       — Пашет. Всё в порядке. Но больше не роняйте.       — Отлично, — Сэм кивнул и вдруг принялся развязывать на своей талии длинный барменский фартук, сзади в разрезе которого то и дело мелькала его полуголая смуглая задница в суперкоротких кожаных шортах. — Я пошёл готовиться к номеру. Оставляю Райли у руля. Сегодня за счёт клуба, — подмигнул он и скрылся за служебной дверью.       Стив плохо понимал, о каком он говорит номере, и в голове уже мягко шумело от «Маргариты». Наташа заметно погрустнела, когда ушёл Сэм, но на его место совсем скоро встал высоченный красавчик с обнажённым торсом и тёмным ёжиком волос на голове. Этого хватило, чтобы она снова оттаяла. Стив видел, как естественно и просто она флиртует — так же, как дышит; у её флирта не было цели. Она словно практиковала подзабытый язык в разговоре с его носителем и сама же ловила кайф от того, как легко у неё выходит. Казалось, из одежды на бармене был только фартук, но Стив поспешил загнать глупое любопытство обратно и посмотрел на Баки. Тот пил пиво, и каждый раз, когда его губы соприкасались со стеклом, а кадык двигался, прогоняя глоток вниз, Стив на миг задерживал дыхание и только смотрел на него во все глаза. Наверное, было глупо выглядеть так влюблённо. Но Баки сидел слишком близко, тесно касаясь коленом его колена, выглядел непривычно великолепно и накрывал своей аурой целиком — и на вредные мысли не оставалось ни капли внимания.       Вдруг вокруг них что-то стало меняться, люди потянулись ближе к сцене и длинному высокому помосту, протянутому от неё к центру зала. Из колонок по всему клубу раздалось шипение, а после — чистый и отчего-то смутно знакомый мужской голос. Он звучал весьма иронично и при этом заводил публику шуточками, предлагая устраиваться поудобнее у сцены и подбодрить артистов аплодисментами. Его слушались — шум хлопков и выкриков даже на миг заглушил звучание колонок.       — Это Клинт, — сказал Баки, наклоняясь к Стиву ближе. — Сегодня он диджействует и отвечает за музыкальное сопровождение. Пойдём поближе, посмотрим шоу?       Стив кивнул. Ухватил Нат под руку, а другой сплёлся с Баки пальцами — и тот повёл их среди посторонних тел одним ему известным маршрутом. Они виляли и петляли, обходя сцену и людей то справа, то слева, пока вдруг не оказались в каком-то месте с явно техническим предназначением и очень близко к помосту.       Именно в этот момент вспыхнул яркий луч прожектора, кулисы распахнулись, и посреди сцены в открытом белом платье в пол возникла… Стив шумно выдохнул от удивления. Это был Сэм, пародирующий Мэрилин Монро с её легкомысленной блондинистой прической и зазывной родинкой на щеке. Его появление встретили оглушающими овациями и игривым свистом, толпа заволновалась, но Сэм — Мэрилин? — не обратил никакого внимания на это, настолько вжившись в образ, что Стив чуть не уронил челюсть. Сэм только двинул плечом — очень пластично и манерно, по-женски — и перед сценой воцарилась тишина. Только Нат справа тихо и восторженно поскуливала: «Боже-боже-боже, что он творит, офиге-еть». Зазвучала известная мелодия «I wanna be loved by you», и Стив растворился в шоу. Перьевое боа ластилось к рукам Сэма послушной кошкой, он двигался так мягко и округло и столь умело пародировал мимику лицом с ярким сценическим макияжем, что у Стива дух захватывало. Высший пилотаж — вот что это было. И ведь нельзя было даже предположить, что он так умеет, когда пару раз видел этого парня вне клуба — тот выглядел очень мужественным, добродушным и уверенным в себе, от его клубной жеманности не оставалось и следа.       — Обалдеть, — выдохнул Стив, когда Сэм, покачивая бёдрами, стал медленно опускаться всё ниже, словно собирался присесть на невидимый стул, и разрез сбоку разъехался, открывая сильные безволосые икры и туфли на адском каблуке.       — Это точно, — хмыкнул Баки. А потом наклонился и зашептал в самое ухо, от чего Стива бросило в жар и дрожь: — Когда-то, лет сто назад, он учился в театральном. Он обожает перевоплощаться. При том, что, — Баки хитро посмотрел ему в глаза, — даже не би. Сэм всегда был только по девочкам, — сказал он и вдруг замер. А потом наклонился ещё ниже и быстро, мокро поцеловал.       — Не отвлекайтесь, — прошипела Наташа с другой стороны.       Точно. Отвлекаться не стоило. Белое боа скользило по тёмным плечам, на руках, которыми Сэм двигал очень изящно, бугрились мышцы, и зал неистовствовал, встречая с восторгом каждое его артистичное «пу-пу-пи-ту». Стив смотрел на это широко распахнутыми глазами, ощущая, как Баки кладёт ему руку на поясницу и мизинцем забирается под пояс. Сквозь тело прошла волна неконтролируемой дрожи — а что он мог поделать, если у него уже стояло, в руках поселился тремор, и в голове проносились картины одна другой жарче? Баки только притянул его к себе ближе за талию, прижимая к своему боку. Он едва ощутимо поглаживал поясницу пальцем, а Стив уже весь расплавился и потёк, хуже воска, честное слово, и было даже немного стыдно — совсем чуть-чуть — но больше сладко. До нытья мышц и предвкушающего зуда под кожей.       Спустя несколько довольно откровенных движений на публику, номер подошёл к концу. Сэма проводили горячими овациями и выкриками, а он послал самым ярым поклонникам поцелуй, выглянув из-за кулис. Стив хихикнул.       — А теперь небольшие изменения в нашей программе, — снова раздался голос Клинта, и Стив, поискав взглядом место диджея, нашёл его сзади, наверху, на небольшом балкончике, уставленном стойками с аппаратурой. Клинт, которого было плохо видно из-за бьющего в глаза света софитов, словно заметил их и помахал рукой. Стив резко отвернулся. — Сегодня мы празднуем день рождения одной потрясающей — вы сможете убедиться в этом — девушки. Она замечательный друг, а вы знаете, булочки, как это важно для каждого из нас — иметь верного понимающего человека рядом. Детка, прошу, выходи на сцену, и мы вручим тебе твой подарок.       Стив взглянул на Наташу, а та стояла в растерянности, хлопая ресницами и не зная, что делать. Баки спас ситуацию. — Ну, чего же ты ждёшь? — спросил он мягко, оказываясь рядом с Наташей. — Смелее. Пойдём, я провожу тебя на сцену. И ничего не бойся, будет очень круто, обещаю.       Стиву осталось только стоять внизу и смотреть, как Баки, в котором вдруг непонятно откуда взялась ленивая грация и походка от бедра, вывел Нат на помост и вынес для неё красивый стул с кожаным сидением. Она села, а Баки, похлопав её по плечу, спустился вниз, оставляя одну, и Стив подумал, что всё отдал бы, чтобы оказаться сейчас там, рядом, и хоть как-то поддержать.       Оказалось, это было не нужно.       — А сейчас давайте расчехлим наши таланты и споём этой прекрасной огненноволосой бестии её заслуженное поздравление, — прозвучал голос Клинта, и он же первым запел: — С днём рожденья тебя, с днём рожденья тебя, с днём рожденья, сладкая конфетка, с днём рожденья тебя!       Это было удивительно, но ему и правда вторил весь зал. Стив не заметил, когда Баки встал за ним и обхватил руками, прижимая к своему телу. Он смотрел на то, как Наташа в восторге и смущении закрывала себе рот руками, но глаза всё равно блестели — она была в шаге от того, чтобы расплакаться. Наверное, сбывалась её тайная мечта — она сидела на сценическом помосте, как королева, а у её ног пела поздравление толпа сногсшибательных мужиков. Стив не выдержал и фыркнул, а потом тоже принялся подпевать, покачиваясь в такт в руках Баки. Повернул и поднял голову, глядя на его скулу и подбородок, и сказал:       — Спасибо, Бак. Я не ожидал такого размаха. Это… очень круто.       — Это всё идея Сэма. Он сказал, что будет забавно, и девочка оценит.       — Она в восторге, — согласно кивнул Стив. И Баки вдруг обхватил его шею, заставляя ещё чуть сильнее задрать голову. Погладил пальцами напряжённый кадык и горло — и Стив наконец получил свой вязкий, глубокий и очень мокрый поцелуй. Не в силах сдержать рвущиеся наружу чувства, он громко простонал в чужой рот — и с потрясением почувствовал, как Баки вздрагивает от этого, как его тело напрягается, а руки сильнее прижимают к себе. Вокруг гремела очень бойкая кантри-музыка, словно из старого вестерна. Что-то говорил Клинт, толпа визжала и хлопала, но для Стива всё смешалось в один ничего не значащий шум. Он уплыл, и всё, что чувствовал сейчас, это надёжную крепость и жар тела Баки, и его сильный, гладкий язык у себя между губ.       Они, конечно, пропустили самое интересное, потому что когда Стив, пытаясь отдышаться, посмотрел на сцену, перед порозовевшей и совершенно смущённой Наташей танцевал стриптиз парень в ковбойском прикиде. Из прикида на нём, правда, остались уже только сапоги, шляпа и очень обтягивающие стринги. Стив закатил глаза. В этот момент парень встал перед Нат, отчаянно прячущей лицо, в позицию, словно хотел прокатиться на стуле верхом — задницей к залу. Его член, прикрытый обтягивающей тканью, оказался почти у Нат перед глазами, и она закрыла их рукой. Парень не дал — обхватил запястья и со звонким шлепком прижал ладони к своим ягодицам. Стив видел, что Наташа не знала, куда себя деть. Но и отчаянно ловила кайф — тоже. А потом парень почти сел ей на колени — оставаясь, всё же, на весу, — и на самом деле поскакал, очень физиологично двигая бёдрами…       — Иисусе, — выдохнул Стив.       Баки посмеивался — его низкий грудной смех ощущался затылком.       — Да, Дик иногда чересчур откровенен. Но обычно всем нравится.       А потом Дик, если танцора на самом деле так звали, взялся за свои стринги сбоку, дёрнул их в сторону — и остался совершенно нагим, не считая сапог и ковбойской шляпы. В ту же секунду он прикрыл член и яйца свободной рукой, но Стив был уверен — Нат всё успела разглядеть в подробностях. Сложно не сделать этого, когда всё происходит прямо у тебя перед носом.       Дик сделал последний в своей программе круг почёта вокруг стула с Нат, подарил ей свои порванные стринги и, галантно предложив свободную руку, под оглушающие аплодисменты увёл со сцены, передавая с рук на руки Баки.       Едва оказавшись рядом со Стивом, Наташа схватила его за руку и потянула в сторону бара.       — Мне надо выпить. Срочно. Посмотри, я не дымлюсь где-нибудь сзади? Господи, что это сейчас было…       Стив шёл за ней, чувствуя крепкую хватку пальцев на ладони, и смеялся.       — Это был подарок от Сэма, так что все претензии к нему.       — Претензии? Ты шутишь? Да я чуть не кончила.       Они дошли до бара, за стойкой ещё стоял Райли и очень быстро подвинул им по три разноцветных шота.       — Радуга, — просто сказал он и лукаво подмигнул.       Наташа схватила первый и выпила, не задумываясь. Взялась за второй — и Стив отмер, поднял свой шот и составил ей компанию. «Радуга» оказалась очень крепкой, судя по тому, как огненно прокатился алкоголь по языку и пищеводу. Они успели выпить всё до того, как Баки добрался до бара — вместе с Сэмом. У Стива в голове всё плыло и кружилось, вспыхивало разноцветными всполохами огней с танцплощадки. В шоу устроили перерыв, и те, кто хотел танцевать — мог танцевать прямо рядом с помостом, не уходя далеко. Толпа позади Баки и Сэма смешалась в одно тёмное и блестящее пятно. Вместо сердца внутри Стива стучали низкие басы, и внутренности от силы их ударов вздрагивали.       — Спасибо, — Наташа подошла к Сэму и влажно поцеловала в щёку. — Это было очень круто.       Сэм словно смутился, но тут же сверкнул белыми зубами и сказал:       — Без проблем. Давно мы не устраивали дружеских поздравлений, тряхнули стариной. Вы идёте танцевать?       — Ты сегодня не в баре? — искренне удивился Баки.       — Сегодня я сдал его Райли без боя. Хочу немного отдохнуть.       Баки только изогнул бровь, но ничего больше не сказал. Для Стива эта сценка прошла, словно в тумане. Голова немного кружилась, всё тело горело. Он улыбнулся — и обнял Баки, утыкаясь ему в центр рубашки носом.       — Мне надо в туалет, — сказал он.       Баки обнял его крепче.       — Хорошо. Танцуйте, мы скоро вернёмся. Присмотришь за Наташей?       — Я не маленькая! — возмутилась та. — Конечно. Глаз не спущу, — заверил Сэм.       И Стив почувствовал, как его ведут куда-то, проталкиваясь между людьми. В полутёмном коридоре обнимались и целовались незнакомые парни и мужчины, они прижимались друг к другу так же, как Баки прижимал его к себе — и всё же совсем по-другому. Баки чувствовался сейчас ближе, нужнее всех на свете, был необходим. Опьянение внезапно почувствовалось так сильно, что Стив внутренне охнул, ощущая разливающийся внутри жар, словно по венам потёк настоящий огонь. Он двигался, точно плыл по течению. Почему-то на мгновение, когда он запнулся обо что-то и чуть не упал, стало дико смешно. Все реакции были избыточными и немного замедленными, но при этом крайне яркими. Стив давно не чувствовал себя так странно. И так невероятно горячо. Наверное, Баки снова разозлится. А ведь Стив выпил всего ничего.       В туалете он смог самостоятельно отлить, без проблем попадая в писсуар. Перед глазами словно немного шаталась реальность, но Стив прекрасно соображал, может, не быстро, но достаточно ясно — чего нельзя было сказать об управлении телом. Баки ждал его, опершись на длинную общую для четырёх раковин столешницу из искусственного камня.       — Итак, — сказал он, когда Стив застегнул ширинку и оправился. — Что мы имеем? Ты всё же напился.       Стив не удержался и хихикнул.       — Я не специально, — сказал он неторопливо, чтобы не выдать, насколько у него заплетается язык. — Мне на самом деле мало надо. Я не успел поужинать, да и вес у меня смешной…       Стараясь двигаться ровно, он подошёл к раковине рядом с Баки, включил холодную воду и начал умываться. Влажными же руками заправил растрепавшуюся чёлку назад и прополоскал рот. А потом наскоро промокнул руки салфеткой, откинул её и прижался к Баки всем телом, заглядывая в глаза снизу вверх. Он не обращал никакого внимания на других людей вокруг — те порой подходили к писсуарам или раковинам, делали свои дела и точно так же покидали туалет, не обращая на них никакого внимания. Видимо, пара обжимающихся парней не была тут в новинку.       — Что ты делаешь? — негромко спросил Баки, когда понял, наконец — это не случайность. Стив намеренно тёрся об его пах, покачиваясь из стороны в сторону. Он вцепился руками в его чуть мятую чёрную рубашку, а потом осознал, что сейчас под его руками, под тканью — тело Баки, желанное и недостижимое. Он принялся гладить твёрдый живот, будто хотел убрать залёгшую на рубашке складку. Баки был горячим, таким горячим, что опьяневшего Стива совершенно уносило от ощущения того, какой обжигающей была кожа под тканью и его ладонями. Какими упругими, напряжёнными были мышцы.       Он чувствовал себя таким пьяным и так сильно хотел, что не собирался сходить с этого места, пока Баки что-нибудь не сделает с этим. Он не мог терпеть, его уже трясло, и ноющее чрезмерное возбуждение отдавалось болью. — Стив.       И он поднял глаза, встречаясь взглядом с Баки. С тяжёлым, тёмным взглядом, от которого кафель под ногами почему-то стал зыбким и неверным. Стив потянулся выше, вставая на мыски, и, не раздумывая, укусил Баки в шею чуть повыше ключицы. Тот вздрогнул и задышал тяжелее; подбодренный этим Стив сильнее схватился за него руками и, повинуясь непонятному животному инстинкту, принялся широко, влажно вылизывать его шею. На вкус она была как сбрызнутая выдохшимся спиртом соль.       Наконец, Баки прихватил его обеими руками и крепко сжал. Почти больно, словно надеялся привести в чувства. Только не помогло — в ответ Стив снова укусил его, теперь в кожу на стыке шеи и плеча. Втянул её между губ и с чувством засосал, заласкал языком — Стив представлял, как ставятся засосы. Вот только сам делал такое впервые. Получилось потрясающе — живописное красное пятно совсем рядом с расстёгнутым воротом.       — Ты пьян, — сипло выдохнул Баки. — Что ты делаешь? Ты понимаешь?       — Я пьян ровно настолько, чтобы нормально соображать, но при этом забить на всё, — ответил Стив, чувствуя, как трётся своим изнывающим пахом о приподнявшуюся твёрдую ширинку Баки, совершенно балдея от этого ощущения. Баки хотел его. Тоже очень сильно хотел, только опять одергивал и спускал на тормозах. И Стив применил самый действенный из своих теоретических приёмов. Он прижался к Баки грудью и бёдрами, весь, целиком, чтобы тот мог почувствовать его жар и дрожь, и умоляюще простонал: — Пожалуйста… Пожалуйста, Баки. Пожалуйста… Прошу тебя.       Пожалуй, он сам не знал, о чём именно просил. Не знал, но был уверен, что Баки с этим разберётся. Что ему можно довериться. И если тот ещё колебался, крепко сжимая Стива в своих руках, то после сдавленно прошёптанного ему в рубашку «хочу тебя» не выдержал и потащил Стива к самой дальней кабинке.       Всего на миг стало страшно — когда Баки с грохотом захлопнул за ними хлипкую дверь, щёлкнул задвижкой — и буквально напал, накрепко прижимая руками к стене и терзая рот, горячо и ощутимо прикусывая губы. Стив выдохнул — это было то, именно то, чего он хотел. Чтобы Баки сорвало. Чтобы он показал во всей красе, как сильно его хочет. Чтобы дал себе волю — и чтобы Стив захлебнулся в этом. Твёрдая холодная плитка стены под лопатками и затылком, и пожар в глазах Баки, огонь его тела, прижимающего спереди — Стив потерялся в этих контрастных ощущениях и застонал в голос. Баки оторвался от него всего на секунду. Судорожно, глубоко вдохнул.       — Вредный, самоуверенный мальчишка. Что ты со мной делаешь?       Стив потянулся к нему, и перед глазами его реальность плыла и качалась. Тело било крупной дрожью, и всё, чего ему хотелось — чтобы Баки сделал уже что-нибудь, усмирил оглушающее желание. Тот встретил его на середине движения, проскальзывая языком между губ и сминая, трахая рот в поцелуе. Жадном, развязном и настолько собственническом, что Стив охнул. Баки тут же отстранился, приходя в себя.       — Хочу тебя, — сказал он со странной смесью вины и нетерпения. — Так хочу, что ничего не соображаю уже.       Стив молча потянулся к его пряжке. Баки, не разрывая взглядов, наскоро расстегнул его ремень и ширинку, а потом, отстранив чужую руку, справился со своими.       Привычным, до боли естественным движением подхватил Стива под задницу и усадил на свои руки, приподнял пахом к паху, тут же прижимая спиной к стене, выбивая из груди воздух. Стив безотчётно ныл, его трясло. И в тот момент, когда почувствовал, что Баки стягивает бельё и обхватывает его — не только его, а вместе со своим членом — именно тогда он понял, что уже давно на грани, и ему нужно совсем немного.       Баки крепко прижался грудью к Стиву и, удерживая под задницу, ласкал в широкой ладони оба члена — быстро, грубо, именно так, как Стиву хотелось весь вечер. Весь вечер, что он смотрел на Баки и никак не решался дотронуться. Они целовались, как одержимые жаждой падают на землю и пьют родниковую воду: жадно скользя языком по языку, смешивая слюну и кровь из прокушенной в голодной спешке губы. Стив из последних сил держался ногами за его бёдра, руками обвив горячую, влажную от пота шею. Его всё преследовало ощущение, что он размазан катком по асфальту в тонкую незаметную плёнку — таким тяжёлым и обжигающе-горячим был Баки. Они трахались в кабинке туалета, едва не забывая дышать, и как бы это ни было спонтанно и даже грязно, Стив подумал, что мечтал о чём-то таком всю жизнь. Чтобы отдаться, наконец, своим желаниям и чувствам сполна, довериться крепким рукам и ни о чём больше не думать. Только слышать стук сердца напротив, только пить перемешанное сорванное дыхание и толкаться в его ладонь; вглядываться в темноту собственных накрепко зажмуренных глаз, сплёвывать попавшие в рот длинные волосы и снова целоваться, доставая языком так глубоко, как только можно. Вдыхать его терпкий взрослый запах, надолго задерживая его внутри себя, запирая и оставляя в лёгких, не выдыхая до самого последнего, до пляшущей темноты перед глазами. Кончать, наконец, дёргаясь в освобождающем сладком спазме всем телом, и терять последние силы; обмякая, глядеть с восторгом, как он кончает тоже, замирая и глухо, протяжно хрипя. Как разглаживаются в этот момент три глубоких морщины на лбу, и приподнимаются густые тёмные брови. Вот чего Стив хотел так сильно, и что получил, ещё не веря в произошедшее. Сердце грозило выпрыгнуть из горла, а живот до сих пор мягко скручивало отголосками испытанного удовольствия.       Баки вытащил руку, зажатую их телами и перепачканную в общей сперме. Лизнул блестящую кожу, чуть улыбнувшись, и вдруг провёл влажным пальцем по приоткрытым губам Стива. Глаза его в этот момент были как две угольные ямы. Стив терялся в них, и в них же находился спустя непонятное время.       — Наш вкус, — прошептал Баки.       А потом горячо поцеловал, слизывая его и словно проталкивая между губ своим языком глубже. Так, чтобы не было возможности отстраниться. Стив и не хотел. Он подумал, что был согласен на всё, что Баки мог ему дать. И ничто ему не казалось странным, не обрастало лишними вопросами. В крошечной кабинке был он и был Баки. И этого было более чем достаточно, чтобы чувствовать себя совершенно и бесстыдно счастливым.       Баки осторожно спустил его с рук на ноги, вытерся и заправился до того, как Стиву пришло в голову как следует рассмотреть его хозяйство. Он снова затормозил и утешил себя лишь тем, что «не последний раз».       — Ты как? — спросил Баки, когда помог Стиву обтереться и заправиться. Он же снял и наскоро вытер туалетной бумагой съехавшие набок и загрязнившиеся от постоянных соприкосновений с кожей и волосами очки. — Идти сможешь?       Стив глупо и совершенно расслабленно улыбнулся.       — Не уверен.       Баки осторожно надел очки ему на нос и тоже улыбнулся. Мягко, нарочито нежно поцеловал в истерзанные губы.       — Тогда я понесу тебя, если понадобится.       — Вот ещё, — фыркнул Стив. Оттолкнулся от стены и медленно, покачиваясь всем телом, пошёл сам.       Через несколько шагов, когда они вышли из туалета, Баки обнял его за плечи и прижал к себе. Идти сразу стало намного легче.       — Я хотел сказать, что не горжусь тем, что повёлся, — негромко проговорил Баки, наклоняясь ближе, пока они шли по полутёмному коридору; в нём, казалось, даже прибавилось людей. — Но и извиняться не собираюсь, даже если вышло несколько грубо. Тяжело себя контролировать, когда из ушей пар валит, а в штанах стоит колом. Ты этого хотел, и я хотел не меньше. Но в следующий раз, пожалуйста, постарайся довезти своё желание до дома. Поверь на слово, там намного удобнее. И я смогу быть нежнее и никуда не торопиться. Смогу делать всё медленно и долго.       Стива окатила горячая волна от последних слов. Он хмыкнул и прижался щекой к тёплой груди. Было так хорошо и спокойно, что стало клонить в сон.       Наташу и Сэма они не нашли. Райли за барной стойкой передал им сообщение, что «они ушли гулять, и ждать их не нужно». Стив только поразился умению Наташи находить себе кавалеров, чтобы приятно скрасить вечер. Впрочем, Сэм казался отличным парнем. И единственный минус, который, как Стив сейчас думал, скорее плюс, был в том, что Сэм был ощутимо старше. Возможно, ровесник Баки или около того.       Все эти вялые мысли выветрились из головы совсем, когда Баки укутал его в шарф и куртку, и они вышли на ночной морозный ноябрьский воздух. Порыв ветра ворвался в рот, нос и лёгкие, выжигая алкогольные пары изнутри, и Стив, хватая губами воздух, улыбнулся.       — Я закажу такси.       — Зачем? — поинтересовался Стив. — Завтра воскресенье. Я предупредил, что могу не вернуться ночевать. Так что всё нормально.       Баки покачал головой и хмыкнул.       — Всё продумал?       — Просто надеялся, что ты меня не прогонишь. Тут идти до тебя всего ничего. Я правда не хочу домой.       Баки какое-то время смотрел на него, а потом взял за руку, притянул к себе и обнял — сдался, вот что было понятно Стиву по его смеющимся глазам.       — Ты невыносимый.       — Я заноза в твоей крепкой заднице. Берегись.       — Чего беречься, — тяжело вздохнул Баки. — Уже поздно.       Стив подумал, что так оно и есть.