Зелёная трава

      Стив был уверен, что справится со всем. Ведь ни разу ещё не случалось, чтобы не справлялся?       Да, он серьёзно вляпался. Да, он не особенно гордился собой, но если бы поступил иначе — вообще перестал бы себя уважать. Да, чёрт возьми, он всё понимал — Баки был прав. Но другое развитие событий виделось Стиву фальшивым и притянутым за уши.       Он подумал вдруг, что если бы не Баки, то до сих пор сидел бы в участке, а мама и сёстры приходили к нему, смотрели бы наверняка с жалостью и непониманием и говорили, что «на залог пока нет нужной суммы». А что бы он делал без залога, который внёс за него Баки? Правильно. Сидел бы там и дальше, и все, включая директора и чёрт знает кого ещё, были бы в курсе его приключений. А он бы ждал, подаст этот говнюк жалобу на него или нет. Или обойдётся обычным штрафом за неподобающее поведение в общественном месте от копов. Он сидел бы там без возможности рисовать, без интернета, любимой музыки и нормальной еды. И, наверное, он этого заслуживал.       Но Стив искренне считал, что тот мудак тоже заслуживал того, что получил. Иногда даже намерения достаточно, чтобы получить по роже — или отсидеть неделю в отстойнике, например. Стив считал, что некоторые современные законы всерьёз работают во вред обычным людям.       Но вообще проблема была не только в близком знакомстве с полицейским участком. Во-первых, он постоянно был как кабель под напряжением — вздрагивал от каждого вибро своего телефона, надолго задумывался, уходил в себя на ровном месте и в результате заслужил от ничего не понимающей матери справедливый вопрос:       — Стиви, всё в порядке? Ты сам не свой.       Он только кивнул, вяло улыбнулся и ушёл в свою комнату. Не было ни единой мысли о том, стоит ли говорить маме о произошедшем, и если говорить — то что? Он чувствовал себя подвешенным на ниточке, и эту ниточку мотало из стороны в сторону, гляди, как бы совсем не оборвалась — премерзкое ощущение бессилия. И внезапные приступы астмы настигли его ещё дважды за несколько дней — очень часто по сравнению с предыдущим отрезком ремиссии.       Он звонил и писал Баки — и тот был для него словно успокоительное. Он не делал ничего особенного, просто говорил и писал о чём-то совершенно отвлечённом, а порой недвусмысленно флиртовал, отчего у Стива помимо воли всё начинало гореть внутри. Вечером перед сном он вспоминал не только, как его кулаки в кровь разбивают чужое красивое лицо в том переулке. Каждый раз он вспоминал, как Баки трогал его, как скользил ладонями по коже и как… взял в рот и отсосал ему, словно иначе и быть не могло. И каждый раз воспоминание гарантировало ему стояк, с которым не было ни сил, ни желания разбираться. Он просто читал материалы по учёбе, едва ли вникая в текст, и дожидался, когда проблема уйдёт сама собой, чтобы попытаться заснуть. И ни разу у него не получилось быстро.       А самым неприятным в этой стрессовой ситуации стало то, что он совершенно не хотел рисовать — очень сильно нервничал. Настолько, что даже в колледже заслужил несколько замечаний за невнимательность и плохую прорисовку деталей в работах.       Голова была пуста и гулка, девственно-бела. Ни одного образа, ни одной толковой идеи. Цвета присыпались серым сигаретным пеплом, перестали радовать глаз. Даже рисуя с натуры, он постоянно отвлекался на мысли «а что, если бы» и не мог погрузиться в процесс достаточно, чтобы нарисовать что-то лучше рабочего минимума.       Хорошо, что хотя бы руки быстро зажили, и он вообще мог держать в пальцах уголь и карандаш — а всё благодаря заботе своего парня.       Вдобавок его очень сильно поколебал разговор с Наташей в понедельник. Он не думал, что предположение Баки окажется настолько верным даже с её точки зрения. Нат долго смотрела на него, после чего покачала головой и вздохнула. Она сказала примерно следующее:       — Тебе не нужно было лезть, Стив. Это не та ситуация, как чуть не случилась со мной, если бы ты не вмешался. Я уверена, что твоей сестре просто нужно было немного времени, чтобы опомниться. Она бы провернула свою месть изящнее, по-женски, чтобы ударить по самому больному, по самолюбию — Стив, она ведь твоя сестра, неужели ты в ней сомневаешься? Но ты не дал ей этого сделать, вломился со своей помощью, как медведь в улей. И теперь ты в полном дерьме.       — Спасибо за поддержку, — Стиву на миг стало так хреново, что он едва не разрыдался посреди столовой.       Наверное, Нат это поняла и тут же схватила за руку, сжимая в своей, наклонилась ближе и горячо зашептала:       — Стив, Стиви, послушай. Я отлично понимаю, что ты поступил по совести и не мог по-другому. Но что будет, если он на тебя всё-таки подаст? Слушание? Адвокаты? Ты хоть представляешь, как это будет? Твоя мама просто с ума сойдёт. А ты сам? А учёба? — Стив увидел, как по её щеке скатилась прозрачная маленькая слезинка, и только тогда понял, какие воспалённые, с красными капиллярами у Наташи глаза. Они растеряли весь свой янтарный блеск и теперь стали неопределённо-болотными. Она очень за него переживала. Все за него переживали, словно ему собственных переживаний было мало. Словно это могло хоть как-то помочь.       Они тогда не пришли ни к чему конкретному. Просто выговорили друг другу всё, что думали, и на этом разошлись — напряжённо и взволнованно. Стив очень любил Наташу и понимал, что она говорит эти острые слова из-за того, что он ей не менее дорог. Но смириться с болью внутри всегда тяжело. Хотелось покоя и тишины, и чтобы ни о чём не нужно было думать, и зудящая перетянутая леска внутри уже наконец успокоилась, перестала резать всё внутри на части.       Наконец, к среде он почувствовал себя издёрганным и слабым настолько, что не смог пойти в колледж. Заглянувшей с утра матери сказал, что отменили первую лекцию — и после засунул голову под подушку, чтобы унять стыд и не напрягать никого собственным тихим поскуливанием. Он обессилел и был за шаг до того, чтобы первым звонить этому сукиному сыну и спрашивать, какого чёрта он тянет. Определённость, какая бы она ни была, всё одно не будет убивать его так медленно и безжалостно, как ожидание непонятно чего. Поскорее бы она уже наступила. С такими мыслями он снова уснул, погружаясь в беспокойный, вязкий сон.       Из маятной дремоты его выдернул телефонный звонок. Он ответил и услышал в трубке голос Баки. Одновременно Стиву и полегчало, и подурнело. Баки обычно звонил по вечерам после работы, но за окном светило солнце, и это значило, что что-то случилось.       — Стиви? — спросил он мягко, вызывая ответный отклик тепла даже в таком состоянии. А Стив был в отвратительном состоянии на самом деле.       — Я тут. Слушаю тебя.       — Хм, — Баки на несколько мгновений замялся, но продолжил: — Со мной вышел на связь его адвокат.       — Почему с тобой? — удивился Стив, ощущая накатывающую изнутри дрожь. Он почему-то был уверен, что звонить будут матери — ведь сержант так и сказал — и ждал этого со страхом, каждый раз приглядываясь к ней внимательнее.       — У меня есть некоторые связи, которыми я воспользовался, забирая тебя. Теперь я твой поручитель.       — Вот как, — тихо сказал Стив. Конечно, он был безумно благодарен Баки за всё. Вот только это «всё» уже давно перешагнуло все мыслимые и не очень рамки. И Стива это напрягало. Во-первых, по-мужски. Он хотел сам решать свои проблемы таким способом, который был ему доступен. Баки… он слишком добр. А Стив терпеть не мог ходить в должниках. И каждый поступок Баки, выходящий за привычные рамки, повисал на его собственной шее неподъёмным камнем. Сейчас Стив чувствовал, что его совсем пригнуло к земле, и поднять голову нет никакой возможности.       — Мы долго говорили с ним, я объяснил ситуацию с нашей стороны, — продолжил Баки, не почувствовав напряженности в его голосе. — Припугнул, что если будет иск, то от нас он тоже будет, а может, и не один — наверняка, если правильно поспрашивать, вскроется, что твоя сестра не первая, кого парнишка пытался принудить к сексу. А это уже серьёзное пятно на репутации всей семьи. И как я понял, это была правильная болевая точка и хорошая тактика. Парень метит в университет после школы, и ему не нужны такие пятна на прошлом. Они решили подумать, но перезвонили мне уже через полчаса после первого разговора.       Стив поражённо вдохнул и скомкал покрывало на своей груди. Он точно не собирался втягивать в это сестру. Но Баки он не сказал об этом — был уверен, что тот сам понимал. Не мог не понимать. Значит, блефовал?       — И что сказали?       — Что не станут подавать иск.       Повисло оглушающее молчание. Стив ощутил вдруг, что если Баки не скажет ещё хоть что-нибудь, то либо у него сердце вырвется из-за рёбер и разлетится ошмётками по комнате, либо лопнут барабанные перепонки — напряжение стало невыносимым.       — Говори. Чего они хотят? Они ведь не могли просто взять — и отказаться после всего…       «… после всего, что я сделал», — хотел сказать Стив, но не смог. Словно ему перекрыли воздух. Стив услышал, как Баки медленно выдохнул в трубку.       — Они согласны на полную оплату медицинских счетов — парню потребовалась пластика носа после твоих кулаков. И ещё установили сумму возмещения материального ущерба.       У Стива похолодели кончики пальцев.       — Сколько?       — В сумме около двух тысяч баксов, — сказал Баки и замолчал. Стив слушал его размеренное дыхание, и только этот повторяющийся звук удержал его от истерики. — Эй, не переживай. У нас есть ещё пара недель, мы что-нибудь придумаем.       — Я сам, — вдруг ответил Стив с сипом. Это было важно, заставить уже его прекратить. — Слышишь, Бак? Я сам заплачу. Не лезь больше в это. У меня есть деньги, а ты и так слишком много…       Стив не договорил — у него снова начался приступ астмы. Он потянулся к выдвижному ящику тумбы, где лежал баллончик-ингалятор. Нормально вдохнуть всё никак не получалось. Как кульминация всей этой истории, что держала за глотку и не давала нормально жить: он, распластанный по кровати, трясущейся рукой тянущийся к спасительному баллончику. И каждый раз одни и те же мысли: а если не поможет? Я умру? Что будет, если это не поможет?       — Эй, детка, как ты там? Стиви? — голос Баки стал слишком встревоженным, и Стиву внезапно показалось милым, как из его уст прозвучало это дурацкое «детка». Он ориентировался на его звучание как на свет маяка, чтобы справиться с приступом.       Наконец, он нажал на баллончик и вдохнул лекарство, откидываясь обратно на подушку, чтобы слушать голос Баки. Хотелось что-то ответить, но он мог только дышать, ощущая, как отпускает спазм, и лёгкие наполняются живительным воздухом. Страх после приступа и сознание того, что давивший на него всё это время пресс исчез куда-то, разогнало сердце до бешеной скачки. Он не мог поверить. Просто не мог поверить в то, что обошлось. В этот раз обошлось. Твою же… Неужели его оставят в покое со всем этим дерьмом? Баки правда это имел в виду, ему не почудилось?       Он вдохнул полной грудью раз и ещё раз, медленно и с осязаемым удовольствием, ожидая встретить сопротивление — но его не было. Отпустило. Стив не верил, отдача от осознания была так сильна, что он едва держал руку с телефоном у уха, чувствуя, как успокаивается сердечный ритм и перестаёт нервно дрожать всё тело.       Всё хорошо. Теперь всё будет хорошо.       — Мне лучше, — сказал он, когда смог говорить. Хотя на самом деле хотел полежать и молча поразглядывать свой белый потолок. — Не переживай. Уже всё.       — Ты чертовски меня пугаешь, — всё так же взволнованно ответил Баки.       — Не думал, что ты из пугливых, — сострил Стив из последних сил. Его начало клонить в сон — нервная система явно решила, что ему уже хватит на сегодня переживаний. На миг стало мерзко: всё снова упиралось в золотого тельца. Он презирал человеческую жадность и желание всё превращать в деньги, даже несовершённое преступление. Современные люди привыкли всё продавать и покупать, не исключая собственную честь и достоинство, доброе имя, даже если оно таковым не было. Всему была своя эквивалентная цена. Стив ничего не мог с этим сделать, и лишь немного успокаивала мысль, что большая часть нужной суммы у него на руках, пусть и определённая им для других целей — пусть подавятся. Он тоже платит свою цену — платит и делает выводы.       — Я не из пугливых, — подтвердил Баки. — Но за тебя переживаю. Не могу это контролировать.       Стив прикрыл глаза. Улыбаться не было сил, но он всё равно чувствовал тепло.       — Нужно будет встретиться с их адвокатом лично — чтобы передать деньги и подписать бумаги. Они должны отказаться от всех обвинений в твою сторону.       — Когда?       — Думаю, не раньше декабря. Нужно будет обсудить где и как, когда свяжемся в следующий раз, — сказал Баки и замолчал. А потом вдруг: — Мне нравится это в тебе.       Стив непонимающе нахмурил брови. Баки вздохнул, и Стив подумал, как было бы приятно, коснись этот тёплый щекотный выдох его щеки.       — То, как ты, будучи только подростком, страдающим астмой и не знаю, чем ещё, остаёшься себе верен. Как поступаешь по-мужски, а потом огребаешь за свою убеждённость. И снова выбираешься, цепляешься изо всех сил. Ты чудо природы.       Стив фыркнул и прикрыл глаза, чувствуя, как уголки губ против воли разъезжаются в стороны. Каждое слово Баки протекало внутрь и лечило каждую деформацию и трещину — словно заливало эпоксидной смолой. Ничего никуда не девалось волшебным образом — вся боль и страх оставались с ним до конца. И вместе с тем теряли всю свою опасность: края оставались на месте и не расползались больше, крепко сцепленные и зафиксированные. Стив так остро ощутил чужое присутствие рядом, что перевернулся на бок и подгрёб свободной рукой под бок собственную подушку. Хотелось обнять Баки, прижаться к нему и уснуть так — но за неимением его хоть что-то.       — Спасибо… я…       Баки хмыкнул в трубку и вдруг резко перевёл тему:       — Завтра всё в силе? Во сколько приходить?       Завтра? Что?       И только тогда Стив вспомнил, что завтра четверг, День благодарения. Твою же мать…       — Я совсем забыл.       — Всё отменяется?       — С ума сошёл? — вспыхнул Стив. Снова поднялось улёгшееся было волнение, и сердце ускоренно загоняло по телу кровь, прогоняя сонливость. — Всё как договаривались, жёлтые и белые хризантемы и тыквенный пирог с тебя. Справишься?       — Уж как-нибудь, — Баки снова улыбался. — Когда мне приходить?       Стив ненадолго задумался, не веря, что чуть не забыл про такой важный день. Впрочем, в свете последних событий немудрено.       — Встретимся после колледжа и придём вместе? — предложил он, размышляя, нормально ли это будет выглядеть.       — Хорошо. Тогда… до завтра?       — До завтра, Бак. И спасибо огромное.       На кончике языка щекоталось ещё что-то важное, не сказанное, но Стив только нажал на отбой и откинул телефон подальше на кровати, думая, что испытания ещё не закончились. Когда всё в его жизни устаканится и станет размеренным, он залезет в кровать и не вылезет оттуда, пока не почувствует в себе достаточно сил для новых сражений. Чёрт возьми, он всё-таки не железный.

***

      Аромат печёной индейки и пряностей встретил их ещё на лестнице, и Стив честно и голодно потянул его носом. Он мог с уверенностью утверждать, что его мама готовит лучшую индейку ко Дню благодарения, если брать его знакомых. Она получалась сочной и румяной, с очень мягким мясом.       Баки стоял рядом, вооружившись букетом праздничных хризантем: Баки был сосредоточен и молчалив, а букет огромен — и это говорило само за себя о том, насколько важным было для него сегодняшнее знакомство, как сильно он хотел понравиться.       И хотя Стив тоже волновался, он не сомневался в том, что Баки придется по душе его женщинам. Как бы не отобрали. Впрочем, сегодня он был готов уступить.       — Звоню?       — Звони.       — Точно? Всё нормально?       Баки в ответ посмотрел на него и чуть приподнял бровь. Стив вздохнул и нажал на кнопку дверного звонка.       Дверь открыли так быстро, словно только их и ждали. Встречала мама, но поодаль за её спиной маячили обе макушки: светловолосая Элис и тёмно-каштановая Марго.       Она открыла дверь и отступила назад, в прихожую, сжав губы в линию и глядя на Баки в упор. Что-то было не так. В её глазах, в странном негостеприимном поведении, совсем ей не свойственном. Молчание затягивалось.       Баки шагнул вперёд через порог, растерявшись и не зная, что ему делать, и протянул вперёд букет, словно тот был неким заградительным щитом. Стив посмотрел на него, на маму, и…       — Ч-чёрт, — выругался себе под нос. Он так привык к Баки, что совсем забыл предупредить, что Баки старше. Намного старше. Он вынырнул из-за его спины, пытаясь разрулить ситуацию: — Мама, это Баки. Знакомьтесь. Баки, моя мама, миссис Роджерс.       И только тогда уголки её губ, едва не достигшие отрицательной отметки, чуть дёрнулись кверху. Стив не стал вдаваться в размышления, чего ей это стоило. Дань это вежливости или что-нибудь ещё. Ему было ужасно стыдно перед обоими, и если бы мог, он бы открутил немного назад, сделал бы всё, как нужно. Сердце в груди стучало, как бешеное. Он вовсе не хотел, чтобы из-за него такой важный вечер пошёл насмарку. Но время движется только вперёд, не позволяя нам ретушировать собственные промахи.       — Можно просто Сара, — наконец сказала мама, едва заметно кивая и принимая протянутый букет. Она смотрела на Баки пристально и въедливо, словно пыталась запомнить намертво с одного раза. — Очень красивые цветы, спасибо. Пойду, поставлю их в вазу. А вы пока проходите.       Она повернулась спиной и ушла в сторону кухни — и Стив всем своим существом понял, что ей нужно несколько минут, чтобы прийти в себя. Чёрт-чёрт-чёрт, ну почему он такой осёл? И Баки явно не в восторге, стоял и словно не знал, стоило ли ему раздеваться.       — Это Марго, — Стив чуть выдохнул, когда прочитал на лице сестры искреннее одобрение и интерес, — и Элис.       С Элис оказалось сложнее. Она разглядывала Баки с похожим настороженным любопытством, и было ясно как день, что вскоре его завалят градом совершенно неудобных вопросов — уж такой была Элис.       Зато Баки очень удивил. Он скинул ему на руки свою дутую куртку, шагнул к сёстрам и каждой — Стив обалдел — галантно поцеловал руку, приветливо улыбаясь и спрашивая, как у них дела.       Марго рассмеялась, а Элис смутилась, поскорее сбежав на кухню.       — А ты ничего, — отличилась Марго, снова оглядывая Баки с головы до пят. Стив закатил глаза, а Баки фыркнул. Но ведь и правда, сегодня от Баки было глаз не оторвать. Чёрные узкие брюки и тёмно-синяя рубашка с длинным рукавом, освобождённые от пуговицы ключицы, гладковыбритая челюсть и чистые волосы, собранные в нарочито-небрежный пучок, — Стив сам не знал, куда себя деть, лишь бы не глазеть на него каждую секунду. Он выглядел невероятно сексуально и при этом вполне по этикету. И Стив просто не понимал, насколько нормально чувствовать тяжесть внизу живота просто потому, что он рядом и так потрясающе выглядит. И пахнет…       — У твоего брата хороший вкус, — ответил Баки с улыбкой; Стив только и сделал, что вздохнул и повесил их куртки на крючки в прихожей.       — Поговорите тут минутку, я схожу на кухню, — попросил он и взволнованно метнулся туда, где шумела вода.       Тут уже всё было готово к ужину. Чуть покачивался над празднично накрытым столом широкий абажур. На скатерти стояла чаша с овощным салатом, длинные белые и золотые свечи и легкие закуски. Элис неторопливо раскладывала приборы возле тарелок и делала вид, что ничего не понимает. Стив медленно вдохнул и выдохнул — и подошёл к маме. Она как раз заканчивала набирать воду в вазу. Стив шмыгнул носом, чувствуя, как от волос тянет знакомым родным парфюмом, и обнял её со спины, тут же зашептав:       — Я не сказал тебе. Прости. Я совсем забыл об этом, я должен был предупредить тебя.       — Ты меня не бережёшь, — ответила мама, и её голос оказался на удивление спокойным, лишь с намеком на холод. — Подай цветы. Очень красивые хризантемы, давно таких не видела.       Она бережно поставила длинные стебли в вазу и расправила соцветия. Вышло пышно и очень нарядно. Дары поздней осени — или ранней зимы?       — На сколько он старше? — мама, наконец, задала самый важный вопрос, от которого бы Стив был не прочь побегать ещё несколько месяцев. Она развернулась к нему, и Стив понял, насколько она напряжена — жёсткие плечи и руки, стиснутые в замок на животе. И скупо смятые губы. Она смотрела не в глаза — намного глубже, до печёнок холодом добирала, и Стив сообразил, в каком она бешенстве на самом деле.       Стив вздохнул и посмотрел в мамины кристально-голубые глаза, замечая воспалённые капилляры. Самый кончик носа тоже оказался припухшим и покрасневшим, словно мама его тёрла.       — На пятнадцать, — ответил он наконец.       Краешек маминой губы нервно дёрнулся, Стив замер, ожидая чего угодно, но бури не последовало.       — Я в небольшом шоке, — ответила мама тихо и собрано, укоряюще опустив бровь и буквально прокалывая взглядом насквозь, — но я не собираюсь портить нам всем праздник.       Стив едва заметно выдохнул.       — Но это не значит, что вечером я не устрою тебе серьёзный разнос, Стив Грант Роджерс.       Оставалось только покаянно кивнуть. Что он ещё мог сделать? До обещанного разноса ещё дожить надо.       В этот момент на кухню вошли Баки и Марго, и Стив развернулся к ним, растягивая одеревеневшие губы в улыбке. У него от перенесённого стресса заходилось сердце, но он был по-настоящему счастлив видеть Баки у себя дома в окружении самых дорогих и близких людей. И даже собственный косяк и мамин настрой не смогли совсем выбить почву из-под его ног.       — Я могу чем-нибудь помочь? — спросил Баки, и мама кивнула — Стив видел, как она смиряется с ситуацией и пытается переключиться.       — Нужно достать индейку из духовки, она тяжёлая и горячая, — и порезать её. Обычно это делал Стив, но…       — Сегодня я уступлю, — с готовностью согласился Стив.       — Где я могу вымыть руки?       — Я покажу, — он подхватил Баки под руку и потянул его в коридор в сторону ванной.       Как только они оказались внутри, Стив закрыл дверь и прислонился к стиральной машинке, тяжело дыша, и стёк по её боку на корточки. Баки уставился на него сверху вниз вопросительно.       — Я придурок, Бак.       — Ты не сказал ей?       — Сказал, — Стив поморщился, сминая пальцами уложенные волосы. — Но забыл упомянуть, что ты старше. Она явно ожидала кого-то типа моих однокурсников.       — Надеюсь, я не сильно разочаровал? — Баки криво улыбнулся, и Стив понял, что ему непросто держать лицо. А ведь им так хотелось, чтобы всё прошло гладко. Но гладко у Стива не получалось никогда, пора бы привыкнуть.       — Нет, что ты. Не разочаровал, — покривил он душой. Он просто не мог и не хотел расстраивать Баки, он тут вообще ни при чём, он самый невероятный мужик, которого он только мог встретить. А мама… она должна привыкнуть. — Она просто не ожидала. Я уверен, ты очаруешь её так же, как Марго. Сестра уже с тебя глаз не сводит. Возможно, маме понадобится больше времени.       Баки хмыкнул и повернулся лицом к раковине, принялся мыть руки, и Стив поднялся на ноги, привычно усаживаясь на стиральную машинку сверху. Баки вытерся мягким полотенцем, развернулся к нему и вдруг шагнул вперёд, прижимаясь собой — и прижимая его сильнее к машинке, нависая сверху.       — Твоя мама точит на меня зуб, и я её понимаю, — прошептал он в ухо, и Стив ощутил нервирующую слабость в коленях. Баки невероятно пах каким-то парфюмом, и Стив чувствовал этот запах впервые, он очень ему шёл. Будоражил что-то внутри, хотя Стив и без этого был как пришпиленная на четыре иглы бабочка. — Ты такой вкусный, и я по тебе соскучился невероятно, — сказал он хрипло, царапая зубами ухо. От слов и голоса по телу пробежала короткая волна дрожи, Стив ткнулся губами в чужую шею — тёплую, мягкую, прямо в бьющуюся жилку. Баки обнял его и притёрся, словно хотел пометить запахом, хотел насовсем впечатать в свое тело. Когда воздуха стало не хватать, он чуть отодвинулся, чтобы посмотреть в глаза, на губы, снова в глаза — и поцеловал.       Стив не смог удержаться — коротко и тихо простонал, отпуская себя. Баки держал его, прижимая к себе и отрезая пути для манёвров. Они стояли в их маленькой ванной, и за спиной Баки он видел собственное отражение в зеркале: блестящие глаза и красные уши, встрёпанная чёлка и почему-то приглашающе разведённые колени, между которых так удобно Баки устроился. Оказывается, Стив держался за его бок одной рукой, сминая между пальцев выглаженную рубашку. И было во всей их позе что-то, отчего у Стива закружилась голова и потемнело перед глазами. Баки снова поцеловал его, проскальзывая между губ языком, настойчиво и мягко, сильнее стискивая в объятиях — и Стив почувствовал его влажный язык внутри рта, у него уже стояло до боли, он ничего не мог поделать со своим желанием и реакцией. Он хотел, очень сильно хотел Баки. И совершенно не мог ни о чём другом думать.       Раздался негромкий стук в дверь.       — Стив? — спросила Марго по ту сторону. — Мама звала к столу. Пора резать индейку.       Баки тут же отпрянул, лишая собственного вкуса и тепла. Он смотрел вниз, на ширинку Стива, словно раздумывая, и тяжело дышал. А потом чуть сдвинул налившийся член под тканью, и стало не так заметно, насколько Стив не умеет себя контролировать.       — Мама бдит, — выдохнул Стив, чтобы сказать хоть что-то. Отрываться от Баки совершенно не хотелось, и при этом он вспомнил, где они и зачем они собрались сегодня. Нельзя было себя так вести.       — И правильно делает, — кивнул Баки, вытирая пальцем собственную слюну сбоку от его губ. — Видит Бог, удержаться невозможно.       Они вышли, и началось что-то невероятное, что-то, чего Стив определённо не ожидал. Баки словно переключил передачу внутри себя и из обычного домашнего диванного парня вдруг превратился в галантного дамского угодника. Стив даже не сумел отследить, когда именно это произошло: вот он ещё Баки, что зажал его в ванной и бесстыдно целовал, и вот он уже легко справляется с прихватками и тяжёлым подносом, точно и аккуратно перекладывает индейку на блюдо и нарезает её тонкими ломтями так, словно учился у шеф-повара в ресторане. При этом он умудрялся шутить и нахваливать мамины кулинарные таланты, и Стив честно перестал понимать, что происходит— только завороженно наблюдал за происходящим.        — У тебя губы малиновые, — насмешливо прошептала Марго на ухо, пока Стив расставлял бокалы под вино. — И прекрати так пялиться. Еще разобьёшь что-нибудь.       И Стив правда чуть не уронил последний бокал — но вовремя спохватился и не дал ему свалиться с края стола. Хотелось запомнить, впитать в себя такого Баки — потому что, понимал Стив, он на самом деле ещё очень плохо его знает. Какие ещё способности он таил помимо того, что очаровывал женщин по щелчку пальцев?       Они наконец сели за стол: Баки рядом, напротив — Элис с Марго, а мама во главе стола, — и взялись за руки. Мама внимательно окинула взглядом каждого, чуть натянуто улыбнулась и принялась читать благодарственную молитву:       — Отец Небесный, благодарим тебя за дары, что можем вкушать сегодня с этого праздничного стола…       На самом деле, Стив знал, что слова придуманы мамой давным-давно. Но ритуал этот соблюдался каждый раз, когда они собирались за столом все вместе. И так как это происходило в последнее время всё реже, Стив искренне полюбил эту мамину молитву и чувство единения.       Сейчас было вдвойне приятнее держать Баки и Элис за руки и слушать негромкие, произнесённые от всей души слова. Он знал, что скажет в свою очередь.       — Благодарю за возможность работать, за здоровье и моих любимых деток, — произнесла мама, внимательно оглядывая его и Баки, и только потом девочек.       Дальше шла очередь Марго.       — Благодарю за маму, Стива и Элис, — просто сказала она.       — Благодарю, что познакомил меня с Марией и что получилось подтянуть математику, — смущаясь, произнесла Элис и тут же уставилась на Стива. Он ободряюще улыбнулся сестре и незаметно пожал её пальчики. С математикой у неё и правда не ладилось, а Мария — новая девочка, что перевелась в начале года из другой школы, и они неожиданно крепко сдружились. Раньше у Элис не было близких подруг.       — Благодарю за моих родных, — начал Стив в свою очередь, держа в руках прохладную ладонь Элис и горячую — Баки. — За новых друзей. За несбывшиеся надежды. За Наташу. И Баки, — он почувствовал, как тот сильнее смял его руку своей, и улыбнулся.       Баки тоже улыбнулся ему, наклонив голову вперед, и сказал:       — По традиции, благодарю за жизнь. За руку. За друзей. За крышу над головой. И за Стива.       Мама кивнула им, неловко отпуская руку Баки и зачем-то принимаясь поправлять и без того ровно лежащие приборы возле своей тарелки. Стив, чувствуя себя смущенным и безумно счастливым идиотом, принялся нарезать свой кусок индейки. Будь что будет. Он уже не в силах ничего изменить — только что есть мочи грести к берегу.       Мама на правах хозяйки разложила по тарелкам салат, горячие овощи и полила их пряным соусом. В желудке голодно заурчало.       Они ели и шутили, пока мама вдруг не спросила:       — Чем ты занимаешься, Баки?       Стив перестал жевать, в который раз за сегодня начиная волноваться, и уставился на маму. Та как ни в чем не бывало смотрела на Баки с вежливой улыбкой.       — Я бывший армейский снайпер, — ответил Баки после заминки. Он определённо чувствовал исходившее от неё напряжение. — В одной из разведывательных операций подорвался на мине и едва не потерял руку. Сейчас ветеран. Развлекаюсь тем, что стригу газоны. Мне посоветовал это дело друг, консультант в ветеранском Центре. Чтобы разминать руку и почаще бывать на улице. И я втянулся.       Стив тяжело проглотил пищу и замер. Кажется, все остальные тоже.       — Где воевал? — спросила мама, глядя как-то странно, словно мимо, в собственные воспоминания.       — Ирак, — помедлив, ответил Баки. — Уже много лет прошло. А я все газоны стригу, — он улыбнулся, и мама тоже. — И, что характерно, меня все устраивает, мэм.       Теперь хихикнула Элис, а мама кивнула, оставаясь задумчивой и серьёзной. Больше они эту тему не поднимали — до самого чая и тыквенного пирога, что Баки принес с собой в рюкзаке. Пах он ароматно и сладко, Стив едва удержался, чтобы не съесть кусочек, пока разрезал его на блюде ножом. Баки в это время разливал чай по кружкам, о чем-то тихо переговариваясь с мамой.       — Почему у меня ощущение, что я тебя где-то видела? — расслышал Стив.       — Возможно, в «Тёплом приюте»? Я там стригу газон раз в две недели или убираю снег и листья, в зависимости от сезона. Я помню, что встречал вас там.       Мама задумчиво кивнула. И вдруг ее лицо озарило взволнованное узнавание:       — Ты Джеймс Барнс? Внук того Джеймса Барнса? Точно, и ведь сразу поняла, что видела тебя. Конечно, в спецодежде ты выглядишь несколько иначе. Значит, вы познакомились со Стивом в «Приюте»?       Стив посмотрел на Баки, и тот выглядел, словно уже был не рад своим словам. Кажется, он был бы рад свернуть тот разговор.       — Не совсем. Мы познакомились благодаря случайности на заднем дворе колледжа «Парсонс», — снова проговорил Баки и неловко улыбнулся, будто припоминая подробности. Да уж, было бы что помнить…       — Мам, мы пойдем в комнату, — Марго встала и потянула за собой любопытничающую Элис. — Спасибо, все было невероятно вкусно. Особенно индейка и пирог.       Девочки ушли, и Стив за ними: он обещал Марго показать, как правильно начертить несколько деталей к пятничному школьному занятию. Он надеялся, что это не выглядит, как бегство с поля боя.       А вернувшись минут через пятнадцать, он замер, не дойдя до проема одного шага — и прислонился к стене. Из кухни явно несло свежесваренным кофе, и мама с Баки мирно разговаривали.       — Я понимаю, почему ты нравишься Стиву, глупо отрицать очевидное. Но я не могу понять, зачем тебе нужен он. Неужели не получилось найти кого-то более подходящего? Он ведь всего лишь ребенок. Ты должен понимать, как это выглядит в моих глазах. Как и то, что я не в восторге от ситуации.       Мама спросила достаточно спокойно, и все же тема разговора очевидно напрягала её. Просто она держала эмоции внутри себя. Стив чувствовал это в её голосе, как лакмус чувствует и реагирует на малейшую кислотность или щелок.       Баки ответил не сразу — и Стив многое бы отдал, чтобы увидеть в этот момент его лицо.       — Понимаю, мэм.       — Называй меня Сара, — перебила его мама жёстко, но тут же смягчилась: — Извини. Я не ожидала такой выходки. В первую секунду даже подумала, что это шутка.       — Это не шутка, — Баки вздохнул, скрипнула спинка стула, словно он откинулся на него своей тяжестью. — Сара, у меня нет определенного ответа, и вы можете не верить мне. Но я вляпался по макушку, и теперь не хочу без него. Не могу. Я сам каждый раз спрашиваю себя. Но мои намерения серьезнее, чем можно себе представить. Когда мы встретились, он чуть не прыгнул под работающую газонокосилку, обвиняя меня, что она слишком громко шумит. И тогда я и думать не мог, что все так повернется. Но я не жалею. И вы меня не убедите в обратном.       Стив стоял, подпирая спиной стену и надеясь, что она никуда не испарится. Он не был уверен, что запросто устоит на ногах, исчезни она вдруг. Подслушивать плохо, но порой открывается столько интересного!       — Если ты его обидишь, — негромко и отчетливо произнесла мама, — я тебя из-под земли достану.       Баки тихо усмехнулся:        — Вы с ним очень похожи.       Стив так и не решился зайти на кухню в тот момент и не слышал, о чем ещё они говорили. Сердце своим стуком в ушах заглушало всё остальное. Он вернулся к спальне, где за столом чертила Марго, и ненадолго застрял у раковины в ванной, споласкивая горящее лицо ледяной водой. Лучше ему стало только через несколько минут.       Стив полностью пришел в себя намного позже, уже в кухне, когда неторопливо мыл посуду по просьбе матери, думая обо всем — и ни о чем конкретном. Тепло и покой наконец настигли его, и Стив с готовностью растворился в этом умиротворении.       — Проводишь меня до сабвея? — негромко спросил Баки, подходя со спины. — Уже поздно, мне пора домой.       — Конечно.       Мама вышла попрощаться в коридор и, судя по взгляду и более открытой позе, немного смягчилась. Стив не знал, что именно стало тому причиной — и знать не хотел. Пускай остаётся тайной.       — Я рада, что мы познакомились, — сдержанно улыбнулась она на прощание.       — Я рад больше, мэм. Спасибо за теплый вечер.       — Я до сабвея и обратно, — сказал Стив, перетягивая на себя хоть немного внимания.       На шум открывающейся двери выбежали девочки и замахали руками на прощание.       — Пока, Бак.       — Еще как-нибудь увидимся, — Баки подмигнул, наглухо застегнул молнию на куртке и вышел из квартиры.       Они спускались молча, пока Баки не поймал Стива за руку и вдруг не прижал к себе, начиная целовать прямо в лестничном пролете между этажами. Горячо, мокро и очень настойчиво, так, что у Стива мигом вспотели ладони и поясница, а твердая ступенька закачалась под ногами. Он закрыл глаза от нахлынувшего удовольствия. Баки словно делился пережитым, выплескивая на Стива остаточное волнение. Словно обещал сделать своим. От его объятий и грубоватого поцелуя внутри всё плавилось, билось пульсом в груди, висках и внизу живота, подтверждая наверняка, что так оно и будет.       — Мне понравилась твоя семья, — сказал он тяжело дыша, когда отстранился. Его лицо и потемневшие глаза были так близко, что Стив ничего не видел кроме них. — Ты им тоже, — уверил он.       Баки просто пришёл — и влюбил их в себя своей искренностью и умением держаться, что бы там мама ни думала. Каждое его действие привлекало внимание и заставляло улыбаться — и мама улыбалась. Он ухаживал за ними, сидя за столом, как за истинными леди, легчайше флиртуя и подливая вино, и это выходило у Баки до того естественно и просто, что вызывало искреннее удивление. Особенно в свете того, каким Баки был обычно.       А того, что он будил в нём самом, Стив справедливо опасался и заталкивал каждый раз поглубже, чтобы отсрочить момент истины. Чувство делало ему слишком хорошо и ощутимо больно каждый раз, когда он всматривался в его глубину. Стив его искренне побаивался  — сейчас было не самое подходящее время, чтобы копаться в себе.       Баки улыбнулся мягко и удовлетворённо, словно разглядел что-то в его глазах; чмокнул в нос и потянул за собой на улицу.