Зелёная трава

      Давно, когда Марго только родилась, а Элис-Элизабет не было даже в проекте, Стив страшно боялся темноты. Его гиперподвижная нервная система, взбудораженная за долгий день, и красочное воображение играли с ним дурную шутку. Он никак не мог заснуть, потому что боялся даже смотреть в угол комнаты, где, как Стив был уверен, кто-то страшный сидел и смотрел на него из темноты. Конечно, когда он звал маму, и та включала свет в коридоре, проблема разрешалась сама собой. Кто-то страшный оказывался просто-напросто комом сваленной на спинку стула одежды, а иглы на его спине всего лишь острыми листами растения на полу. Это было бы смешно, если бы Стив на самом деле не верил в то, что этот кто-то просто отлично маскируется.       Но сейчас Стив, давно уже не ребёнок, всё так же лежал на кровати и с ощущением подступающей к горлу паники всматривался в темноту. Сейчас он отчётливо мог бы сказать, что дело не в выдуманных чудовищах, контурами проступающих в сумраке. Дело в том, что темнота оголяла его, запутавшегося и потерянного, перед самим собой. Один на один, и больше ничего. Глазу не за что было зацепиться, чтобы отвлечься от прыгающих, хаотичных мыслей. Тишина уснувшей квартиры давила на уши. И теперь, как бы он ни пытался разглядеть старых добрых чудовищных знакомцев по углам, ни черта не выходило: стул с комом брошенной на него одежды оставался стулом, как и неровные тубусы, прислоненные к стене у шкафа. Поэтому он волей-неволей глядел внутрь себя, и то, что он там находил, раздражало его ещё больше.       Он даже не разделся. Он провёл в кровати ночь с того самого вечера и ещё день до темноты, он даже не вышел к столу, когда мама, почувствовавшая себя значительно лучше с утра, решила встать и приготовить завтрак. Где-то глубоко внутри ему хотелось, как Форесту Гампу, вскочить и побежать. Неважно куда, просто двигаться вперёд и не останавливаться в надежде, что это сосущее недоумение под сердцем рассосётся само собой. Но он только лежал на кровати и мечтал, чтобы матрас поглотил его и переварил, не оставляя реальному миру ничего. Потому что он ни черта не знал, какого чёрта произошло и что ему теперь делать. Случившееся в пятницу вечером казалось ему чем-то неизбывным, окончательным, фатальным. Словно протянутый между ним и Баки мостик сломался, обломки с коротким всплеском упали в реку где-то далеко внизу, и вода поглотила их. Не починить. Да и что их связывало?       Оказалось, Баки может прекрасно распоряжаться своими вечерами и без его участия. Оказалось, с ним могут флиртовать другие парни, и чтоб Стиву провалиться на месте, если Баки это не нравилось. Как же сильно он разозлился, когда увидел это. До грёбаной неконтролируемой черноты перед глазами. А он сам? Что он натворил? Почему не смог просто взять — и выложить как есть на душе? Про Старка, про свои мысли насчёт денег, про то, что он хочет заработать эти деньги, и его совсем не волнует, что Старк при этом стоит у окна совсем голый. Просто вывалить всё, что его мучает, и пускай Баки сам разгребает, отделяет важное от неважного, зёрна от плевел. Почему он не поступил так? Почему ему казалось таким важным охранять эту тайну? Он ведь даже представить не мог, что Баки каким-то образом узнает. Он просто хотел промотать этот эпизод и шагнуть вместе с Баки в их счастливое будущее. Так какого чёрта не получилось? Почему у него ничего не вышло? И… что теперь?       Баки обрывал ему телефон весь вчерашний вечер и несколько раз позвонил до обеда, но Стив не реагировал на звонки. Наташа тоже звонила несколько раз, потом написала: «Ты чёртов придурок, Стивен Грант Роджерс», и больше его не беспокоила. Она называла его полным именем только когда была страшно разъярена, и даже если бы пришёл в себя, Стив не решился бы сейчас перезванивать ей.       Баки просто перестал звонить. И когда телефон, лежавший на кровати под пальцами, наконец, затих надолго, Стива разорвали в клочья два противоречивых чувства: облегчение и устрашающее предположение, что всё, конец. Конец. Господи.       Но… он просто не мог ответить. Не мог слышать его голос в трубке, не знал, что говорить. Яростная злость сменялась обжигающим чувством стыда, и так снова, и снова, и снова. Без передышки. И на каком бы витке Стив ни находился, всё, о чём он мог думать, — что он всё просрал. Не сказать, что у него было очень уж много в собственности, но у него был Баки, его Баки, тёплый, надёжный, заботливый, сексуальный до дрожи и слабости в коленях, его Баки, которому было достаточно просто посмотреть, чтобы у Стива горели уши и начинало ныть в паху. И теперь этого не осталось. Он сам всё собственноручно угробил.       Стив тихонько завыл и свернулся калачиком, подтянув колени к подбородку. Он впервые в жизни столкнулся с такой ситуацией. Он злился на Баки и на себя страшно, и любое движение тела отдавалось болью в голове, как если бы мысли могли болеть. Он немного очухался только когда почувствовал, как его осторожно гладят по плечу. Он открыл глаза. Марго. И как только она зашла так тихо?       — Ну что ты, Стиви? — спросила она едва слышно. — Долго ещё будешь тут умирать? Уже двенадцать, я спать ложусь. Мама с Элис давно спят. С мамой всё в порядке, она уже идёт на поправку.       Он не смог ответить. Наверное, он отвратительный сын, раз за весь день едва ли вспоминал про больную маму. Да и Марго была ни при чём, и он хотел бы выдавить из себя хоть что-нибудь, но не вышло. Язык словно прилип к нёбу, и губы было не разодрать, спеклись. Марго вздохнула, и в темноте комнаты её вдох был почти осязаемым — легчайшим касанием воздуха на его щеке. Она погладила его по плечу и по голове, совсем мягко, приглаживая растрёпанные волосы и за одним — такие же растрёпанные мысли.       — Мне Баки звонил, — сказала она вдруг как ни в чём не бывало, и Стив замер, переставая дышать. — Спросил, как мы, и всё ли с тобой в порядке, потому что ты не отвечал на звонки. Мы обменялись номерами тогда, — она явно говорила про тот единственный ужин на День Благодарения.       У Стива перехватило горло. От того, что Баки беспокоится. От того, что он, чёрт, звонил его сестре, пока он сам истаивал от обиды в соседней комнате… После секунды волнения дурное сердце забилось так быстро, и захотелось вызвериться, крикнуть в лицо: «И что ты ему сказала? Какого хрена, Марго?»       — Он был очень расстроен. Мне показалось так, — Марго остановилась, словно раздумывая, говорить или нет, и всё же продолжила: — Я сказала, что ты не в себе и не выходил из комнаты со вчерашнего дня. Но ты будешь в порядке. Ты ведь будешь? — она наклонилась ещё чуть ниже, пытаясь заглянуть в глаза, и её волосы, тёмные, как у отца, и такие же жёсткие, свесились вниз по скулам. Стив прикрыл веки и сильнее стиснул зубы. Он придурок, в этом нет сомнений. Но он даже не подумал о том, что за него можно беспокоиться. Что он вообще-то сбежал в ночь и пропал, не отвечая на звонки. Что он… чёрт, что он оставил Нат в клубе и ничего не сказал ей… потому что он так сильно злился на Баки. Злился на себя. И думать ни о чём больше в этот момент не мог. А Баки в это время… Чёрт, чёрт, чёрт…       — Я пойду спать, — Марго распрямилась и едва слышно зевнула в кулак. — Разбирайтесь с этими вашими страстями поскорее, ладно? Доброй ночи, Стиви.       Она легонько поцеловала его в висок и встала с кровати. Стив даже не почувствовал её касания — в мозгу зародилась внезапная и совершенно дикая мысль. Она дрожала и звенела, как мошка в паутине, а он по-паучьи подбирался всё ближе и ближе, боясь, что упустит. Мысль эта не была чем-то конкретным. Просто едва оформленное оболочкой из страхов дикое желание увидеть Баки. Увидеть, зацепиться взглядами и выговориться ему, наконец. Даже если в последний раз. Даже если Баки не захочет слушать — он всё равно скажет ему всё. Без Баки… Стив вдруг осознал это колющим ударом под рёбра, утекающей в вечность секундой, и даже думать стало так страшно, что от мыслей парализовало. Он ведь не успел толком даже распробовать. Он не успел даже привыкнуть ко всему этому: что он впервые влюблён, что встречается с парнем, который так сильно ему нравится, что он уже даже сексом занимался. Эти поцелуи, объятия, жаркий шёпот, забота, желание постоянно касаться и встречаться взглядами — это было его, всё его, и какого чёрта он с этим делает? Какого?       От осознания в голове словно лопались щекотно пузырьки шипучки, и перед глазами мерцали звёзды. Подняться было тяжело, особенно так резко. Голова закружилась от голода, слабость подкосила колени. Он охнул сквозь стиснутые зубы, но всё равно выровнял тело на кровати и обхватил себя руками под подмышками, пытаясь удержаться от озноба. Но его трясло всё равно, мелко и противно.       Казалось, Марго ушла вечность назад. Дверь в комнату осталась приоткрытой, и из коридора приятно и чересчур заманчиво тянуло запахом чего-то съестного. Подталкиваемый голодом и своим внезапным и всепоглощающим желанием деятельности, Стив поплёлся на кухню. Там на столе под перевёрнутой стеклянной чашей стояла тарелка. Его тарелка с порцией ужина. Марго постаралась для него. Стив тяжело опустился на стул и вздохнул. Чувствительность возвращалась к его телу, покалывая иголками, и способность двигаться уже не казалась чудом. И он отчётливо понял вдруг, что до утра просто не доживёт.       Лучше прямо сейчас заявиться к Баки и получить от него по максимуму за свою выходку, получить всё, что он заслужил, чем… чем ещё ночь лежать, смотреть в потолок и мучиться: «А что, если?..» Он не выдержит больше. Ему необходимо увидеть Баки, до тремора в руках и загнанно бьющегося сердца.       Стив кое-как доел жаркое, последние ложки заталкивая в себя из чистого упрямства. Потом на автомате вымыл тарелку, схватил парку и валяющийся на полу в комнате рюкзак и очень тихо вышел из квартиры.       Всё время, что он добирался до его дома, Стив повторял про себя на разные лады: «Привет, Баки. Я идиот, я знаю. Мы можем поговорить?» или «Привет, Бак. Я налажал, но ты должен меня выслушать», или ещё пару десятков вариантов чего-то похожего. У Стива тряслись поджилки и сердце колотилось, словно он не стоял у окна в полупустом вагоне сабвея, а бежал весь этот путь ногами по тёмным улицам из Бруклина в Бронкс. И самое смешное, что дальше этой фразы у него даже в голове ни черта не выходило. Ступор, полное бессилие. Он сам не знал, на что надеялся. Может, хотя бы просто попасть внутрь дома, поймать взгляд, а там… а там как-нибудь само собой должна была получиться пламенная речь. Он понимал, что глупо на это надеяться, и всё равно надеялся. Всё равно верил, что его прорвёт на откровения вкупе с извинениями.       Поэтому когда он несколько минут стоял у двери его дома, собираясь с последними силами, жалкий и дрожащий, с сердцем у самого горла, а потом постучал и через минуту даже позвонил несколько раз, а ему никто не открыл, Стив просто офигел. Волнение быстро перешагнуло ступень неуверенности и переросло в яростное: «Какого вообще чёрта, где он?».       Ключ от дома Баки давно висел на общей связке ключей от собственной квартиры, и Стив, раздумывая лишь секунду, открыл дверь. В коридоре и на первом этаже было темно, но Стив сразу увидел и неопрятно скинутую обувь в прихожей, и дутую куртку — Баки был дома. Но не отвечал. Стив задумчиво провёл рукой по шершавой ткани его куртки и даже ткнулся лицом во внутренний подклад, не осознавая до этого, как же он страшно соскучился по нему, по его жёстким, требовательным объятиям, по его запаху. Стив с сожалением выпутался из ткани и побрёл к лестнице на второй этаж. Заглянул в кухню-столовую больше по привычке. Внутри было серо, и сильно пахло осевшим на все поверхности табачным дымом, ощутимо, едко, намного сильнее, чем раньше. Незавешенное окно пропускало свет огней с улицы. На столе стояла почти пустая бутылка и стакан, рядом переполненная окурками стеклянная пепельница. Стив должен бы пройти мимо, наверх по лестнице в комнату Баки, но он зачем-то подошёл и принюхался к горлышку. Виски. Такой же запах, как от пойла, что давным-давно пил отец, когда приезжал в увольнительную.       Стив сцепил зубы. Ему очень, очень не нравилось думать, что Баки сидел тут в одиночестве, пил и курил сигарету за сигаретой из-за него. Почему-то мысль обожгла его злостью на самого себя. Это была какая-то ранимая, болезненная сторона Баки, к которой Стив не был готов. Точнее, он хотел знать Баки со всех его самых потайных, нежных сторон. Но, чёрт, только чтобы он не чувствовал боль из-за него. Только не так. Он ведь не хотел обижать его, совсем не хотел. Он просто… совсем запутался.       Пока он поднимался по лестнице, не скрипнула ни одна ступенька. И дверь в комнату была приглашающе приоткрыта, словно его внутри ждали. Стив не раздумывая отворил её шире и вошёл внутрь, только сейчас стряхивая с плеч рюкзак и тёплую куртку.       Баки был здесь, он спал, разметавшись по кровати звездой, размеренно дыша. Его одежда неопрятной кучей валялась частично на краю кровати, большей частью — на полу. Кучу венчали скомканные белые боксеры. Баки привычно спал совершенно голым, и только спихнутое вбок и на пол одеяло прикрывало краешек его бедра. Всего краешек — от вида любимого обнажённого тела у Стива перехватило дыхание и чуть вспотели ладони под сжатыми в кулаки пальцами.       Покалеченная левая рука, вся перепаханная шрамами от локтя до плеча, рассыпанные спящими чёрными змеями по подушке волосы, замершие под веками зрачки… Баки был таким честным и расслабленным в своём спокойном сне. И таким пьяным, Стив понял по витавшему вокруг запаху. Возможно, мертвецки пьяным.       — Баки? — позвал Стив, не решаясь двигаться с места. Да что там, едва дыша. — Баки.       Тот даже не шелохнулся.       Стив обошёл скинутую одежду и ласково провёл по плечу к локтю по тёплой, такой гладкой коже. По мерно вздымающейся рельефной груди. И, наконец, по колючей скуле и чуть разомкнутым сухим губам. Никакой реакции, Баки спал, как убитый.       И что-то переклинило у Стива в голове. Он резко стянул с себя тёплый джемпер и расстегнул ремень джинсов. Разделся до трусов так быстро, словно сдавал норматив, и только когда остался в белье, его наконец-то снова заколотило от мыслей и вопросов в голове. Стив нахмурился и окинул взглядом комнату. Привычный экзистенциональный бардак. И всё же он переступил через свои скинутые шмотки и подобрал все вещи Баки, встряхивая их и аккуратно развешивая на подлокотнике диванчика. Они едва заметно привычно пахли, и Стив не смог противостоять своему желанию — зарывался лицом в ткань, чтобы принюхаться, каждый раз, как поднимал новую вещь. Только боксеров постыдился, хотя от мысли что-то ёкнуло внутри и рухнуло ощутимым желанием вниз живота. Свои вещи он просто свернул стопкой и положил туда же на диван, рядом.       — Баки, — позвал он снова, и, ничего не получив в ответ, вздохнул и рывком стянул свои трусы тоже, оставаясь таким же голым. А потом осторожно присел на кровать сбоку, там, где было побольше места, и аккуратно лёг, укладывая голову на бицепс, прижимаясь к чужому тёплому боку спиной. Реакции — ноль. Стив мог бы видеть этот ноль у себя перед носом, как на экране монитора. Но Баки лежал там, за спиной, и воображение играло со Стивом дурную шутку. Он натянул сползшее на пол одеяло на себя, часть не глядя закинул за спину на Баки. Прижался плотнее к тёплому боку спиной и задницей, немного поелозил, словно пытаясь устроиться поудобнее. Потом вздохнул и, подумав, перевернулся лицом.       Факт был в том, что все мысли унеслись из головы, едва он увидел настолько близко, как Баки спит. Факт был в том, что у Стива уже стояло, и головкой он едва заметно и очень дразняще касался шершавой от редких волосков кожи на чужом бедре.       Стив лежал и рассматривал Баки в профиль, наблюдая, как ровная линия носа превращается в прихотливо изогнутые губы. Как растут прямо из нежной — кончики пальцев отлично помнили это — кожи неподатливые чёрные щетинки. Решил, что утром они наконец-то выспятся, и Стив, чтоб его, всё объяснит. Извинится. Обстановка более чем располагала, чтобы уладить всё поскорее, и…       Стив понимал, что планировать что-то сейчас бесполезно.       Баки спал без задних ног, пьяный и прокуренный до корней волос, едва слышно дышал, раздувая ноздри, чуть похрапывая на вдохе. От прохладного воздуха в комнате его соски остро топорщились, а член, даже в покое внушительный, лежал чуть набок под густыми паховыми волосами на расслабленной мошонке. Стив глаз не мог отвести от всего этого великолепия. Он чувствовал, как его собственный зуд внизу живота превращается в пожар. А в голове вместо связных мыслей лишь навязчиво стучало и шептало на разные голоса. Шёпот нарастал, заглушая собой буквально все доводы разума.       Стив решился и положил руку Баки на грудь, ровно посередине. Затем осмелел совсем и чуть съехал по рельефной упругой мышце к соску, тут же накрывая его и с немым восторгом приглаживая пальцами.       Почему-то он ждал, что Баки придёт в себя в любую минуту. Почему-то он боялся, что тот не станет даже слушать. Но не трогать его, когда он совсем рядом, расслабленный, и пьяный, и голый, было выше его сил. Стив не сдержался, понимая, что бессмысленно обманывать самого себя, и неторопливо пригладил ладонью тёплую кожу на животе, миновал пупок и, вздрагивая от собственной смелости и действий, обернул пальцы вокруг корня его члена. Ощущение было странным. Определённо, держать эрегированную версию Стиву нравилось больше. Но это был интересный опыт. Чужой член чувствовался совершенно иначе. Такой мягкий, спокойный, с нестерпимо нежной кожей… И, чуть сжав пальцы на секунду, Стиву бы отпустить, но он не сделал этого. Только плотнее притёрся собственным стояком к ноге Баки и, задерживая дыхание от позволенной себе наглости, завел древний как мир ритм: медленно вниз, вверх, вниз, приласкать пальцем, подразнить складочку уздечки, как сам любил, и снова, вверх-вниз, и ещё…       Баки страшно напугал его, когда судорожно выдохнул невнятный полустон и отвернулся лицом в другую сторону. В руке Стива начало медленно, но верно твердеть, и, едва не подпрыгнувший от ожившего Баки, он принялся дрочить увереннее, пока не поймал себя на мысли — этого мало. Так чертовски мало. Он так сильно соскучился, что ни размеры, ни произошедшая ссора не волновали его сейчас хоть сколько-нибудь. Осталось только навязчивое, жаждущее заполнить себя удовлетворением под завязку, желание. Стив и не думал останавливаться, особенно когда его кулак стал едва смыкаться на потвердевшей, горячей плоти. Когда спящий Баки задышал чаще, рванее, и головка в прорези крайней плоти показалась Стиву невероятно большой и влажной.       Он не мог сконцентрироваться ни на одной пролетающей мимо мысли. Он не размышлял о том, что он творит, не фантазировал о своем мнимом господстве над спящим, не чувствовал, что удовлетворяет свои извращённые фантазии — всё было намного проще. Его всего лишь тянуло к Баки так, как если бы тот был промышленным магнитом, а он сам — старой ржавой тачкой. Он не имел ни малейшей возможности сопротивляться этому сбивающему с ног желанию. Он уже не помнил, какого вообще чёрта забыл ночью у Баки дома, в его постели. Он наконец поймал себя на том, что едва успевает сглатывать набегающую слюну. Он хотел его себе в рот до реально начинающейся аритмии. Лизнуть самый кончик, чтобы распробовать. А потом уже впустить между сжатых губ головку, протолкнуть, ощущая её поверхность и вкус, её размеры, заворожённо проверяя, входит ли она в рот, не показалось ли ему в прошлый раз?       Стив судорожно вдохнул, чувствуя, как кружится голова. Улёгся ниже, почти в ногах, лицом напротив члена, и в нос ударил знакомый вкусный мускусный запах. Перед глазами замерцал серебристый туман. Не в силах больше оттягивать момент, Стив поправил свои очки свободной рукой, кое-как распёрся сбоку от Баки и, наклоняясь ниже, приоткрыл губы, пропуская его в рот. Медленно, ощущая каждый миг, как головка всё больше чувствуется на языке, как ствол растягивает его губы до рези в трещинках по краям. Стив мог бы подобрать много слов, чтобы описать сейчас свое странное, подвешенное, распятое почти положение, но поверх их всех билось только одно слово: чёртово всепоглощающее блаженство. Он медленно обсасывал его головку, крепко зажмурившись, боясь, что потекут слёзы, и испытывал это опрокидывающее чувство распирающего его изнутри блаженства.       Если бы он сам хотел понять, как, за сколько шагов, часов, дней, недель он вообще дошёл до этого жаждущего голода, до этого выворачивающего желания, — не смог бы. В голове было пусто и сладко. Он держал в хвате член Баки, едва покачивая кулаком у корня, даже не задавая темп, а намекая на него, и лизал, посасывал, насаживался глубже, чувствуя, как собственное возбуждение вот-вот перехлестнётся за край даже без стимуляции, от одних только ощущений.       Как вдруг Баки шумно выдохнул, и тут же его тело напряглось, чётко очертились кубики пресса. Стив замер, его натруженный и саднящий рот был занят. Баки сладко, низко простонал, вдруг подкинув бёдра, вталкиваясь ещё сильнее, и рука, неизвестно откуда появившаяся на его затылке, с силой, до боли стиснула в пальцах волосы.       Баки замычал, насаживая его на свой член с почти звериной силой, но так и не проснулся толком, и Стив, онемевший от ужаса, почувствовал, что из глаз всё же полилось. Сквозь слои ваты в ушах он услышал неразборчивое, смазанное:       — Стиф-ф-ф-ф…       А потом Баки проснулся. Его почти подкинуло на кровати, он сел, опираясь руками сзади, ничего не понимающий, а Стив, пользуясь свободой, отшатнулся немного и просто пытался дышать, судорожно втягивая полной грудью воздух ещё и ещё; как это, оказывается, хорошо — просто иметь возможность вдыхать и выдыхать. Сорвано, шумно, быстро, зато дышать. Он где-то потерял свои очки только что, да и плевать на них. Он испугался почти до усрачки, когда Баки схватил и прижал его. Он даже не представлял, сколько силы вообще в этих нежных, чутких пальцах. И он же покривил бы душой, не признавшись, что едва не кончил от этого пугающего ощущения силы.       — Стиви? Ты мне снишься? — непонимающе прохрипел Баки, медленно моргая в серой темноте, пытаясь заправить лезущие в глаза волосы пятернёй назад. Стив, поразмышляв лишь секунду, поймал его ладонь и уверенно, требовательно даже положил её себе на затылок. И снова наклонился, продолжая с того места, где пришлось прерваться. С полной самоотдачей и пониманием, что теперь Баки на самом деле тут, и хотя он почти не направлял движения его головы, но так сладко тянул и перебирал короткие волосы пальцами, что этого хватало. — О, ч-чёрт, твою мать… Ах-х-с-с… — Баки оказался на грани и всё же подкинул бёдра, не в силах сдержаться, когда его накрыло оргазмом, и первые терпко-солёные капли Стив поймал корнем языка, закашлявшись. И, чёрт, Баки тут же сдернул его с члена за волосы, кончая уже на лицо, глаза и щёки и не в состоянии контролировать это, дрожа всем телом. Стив ещё никогда в жизни не чувствовал спермы на своём лице, и это было очень странное ощущение. Он не знал, то ли смеяться ему, то ли плакать, и поэтому просто замер, смакуя ощущение, как Баки до сих пор держит его за вихор.       — Твою мать, — Баки выругался, когда его немного отпустило, и потянулся к Стиву, чтобы собрать свободной ладонью собственную сперму и тут же не раздумывая вытереть её о простыню. И принялся… целовать его. Почти вылизывать, приговаривая: — Какого же чёрта ты творишь? Я ведь мог тебя во сне придушить. Господи, блядь, Стиви…       Но Стив и не слушал толком. Он крепко-накрепко цеплялся за Баки руками, мысленно стеная от того, что в таком сидячем положении их тела ну никак не соприкасались там, где он так хотел, там, где ему не хватало совсем чуть-чуть, чтобы, наконец, его перетряхнуло. Но, видимо, он так многозначительно извивался, что Баки понял и без слов, которых он ни одного не мог из себя выдавить, до сих пор чувствуя саднящими губами размеры чужого члена.       — Иди сюда. Иди… Маленький. Глупый ты мальчишка…       Баки навалился на него сверху, тут же нападая своим ртом, проталкиваясь языком внутрь и начиная жадно пить поцелуй. Но его рука, — аллилуйя, слава всем богам, о, да, господи боже ты мой, — уже нашла его перевозбуждённый стояк, и чтоб Стиву провалиться на месте, если Баки не был грёбаным богом дрочки. Потому что он был, и у Стива совсем снесло крышу, его выкинуло из тела и унесло от ощущений того, как Баки умудрялся почти раздавить его своим весом и при этом держался, так мастерски двигая кулаком, что стёрлись границы тел и сознаний, и всё, что Стива хоть сколько-нибудь беспокоило в это мгновение, было: «Ещё, ещё, да, Баки, ещё немного».       Оргазм снёс его и отправил пинком в темноту.       И когда он пришёл в себя, первое, что он увидел, это чуть размытое встревоженное и заспанное лицо Баки прямо над ним, и пряди, свисающие почти до его носа, отбрасывающие тени, не дающие разглядеть выражение глаз. И почувствовал пальцы, зарывающиеся в его, Стива, волосы снова и снова.       — Ты меня напугал, — тихо, сонно и словно немного устало проговорил Баки и вдруг очень трепетно надел ему на нос очки, возвращая возможность чётко видеть. — Как ты?       Стив не смог ответить, только расплылся в сытой, счастливой улыбке и снова смежил веки. Его сердце стучало ещё слишком быстро, только-только робко нащупывая привычный темп. Всё тело отходило от оглушившего и выкинувшего из сознания оргазма.       — Сейчас у молодёжи так принято решать проблемы? Накидываться на спящих?— снова прозвучал голос Баки, но уже мягче, словно тот чуть улыбался. Стив не мог не отреагировать, приоткрыл глаза — ровно настолько, чтобы увидеть едва изогнувшиеся краешки губ.       — Понятия не имею, — пробормотал он в ответ, пересиливая ощутимую боль в горле и стараясь не обращать внимания на спёкшиеся губы. — Но идея мне нравится.       Баки вздохнул.       — А если серьёзно? Это мы так поговорили? Как ты здесь оказался посреди ночи?       Стив подумал и тоже вздохнул. Было слишком сложно объяснять Баки весь путь, что он прошёл у себя в голове за сутки, озвучивать мысли, казавшиеся такими важными, а сейчас потерявшими всю актуальность, потому что Баки был сейчас здесь, прямо рядом с ним, держал его в объятиях и гладил по волосам. Поэтому Стив нормально открыл глаза, всмотрелся в лицо Баки и сказал как можно отчётливее:       — Прости меня. Я был мудак, серьёзно. Я всё понял. И я просто должен был тебе об этом сказать, поэтому приехал к тебе. И… не удержался.       Баки тихо фыркнул.       — Я думал, тебя ещё неделю не отпустит.       — Ну уж, — Стив отвёл взгляд, осознавая вдруг, что он до сих пор перепачкан в остывающей сперме. — За неделю я бы сам в себе дыру прогрыз. Я не могу так долго мучиться. Мне и суток хватило, если честно.       — Вот как, — Баки кивнул. — И что же именно ты понял?       — Ты включил режим моей мамули? — Стив удивлённо изогнул бровь, и Баки, всего секунду назад смотревший серьёзно и пристально, прыснул.       — Я так и думал. С тобой невозможно говорить серьёзно.       — Ты не прав. — Стив выпутался из объятий, снова подумал про подсыхающую сперму, но решил не заморачиваться и просто укрылся одеялом, устраиваясь на подушке поудобнее, руки подкладывая под голову. — Я боялся тебя потерять страшно. И боялся, что ты не захочешь меня слышать. Но в итоге я понял, что не важно, как ты отреагируешь. Я просто должен сделать, что должен. И впредь делиться с тобой всем. И ждать того же от тебя. И тогда всё будет путём.       — Ч-чёрт, курить хочется жуть, на хрена я вчера столько выкурил, — удручённо прошептал Баки, укладываясь рядом с ним на подушку, а не поперёк кровати, как они были до этого. — И что думаешь, получится у нас?       Стив пожал плечами, смотря в потолок. Повернулся на бок, разглядывая в сумраке комнаты чёткий, красивый профиль.       — А ты как думаешь?       — Я от тебя ничего не скрывал.       Стив сглотнул, тут же сжимая зубы.       — Я не собирался ничего скрывать. Просто… не знаю, как так вышло. Я боялся, что ты запретишь мне рисовать натуру с другого парня.       — Пф-ф, — Баки издал неопределённый звук. — С чего бы? Откуда такие мысли? Даже если бы ты рисовал чью-то эрекцию в увеличенном размере, кто я такой, чтобы запрещать тебе?       — И ты не сердишься? — искренне удивился Стив, с наслаждением почти физическим встречаясь с Баки взглядами.       — Не сержусь? Шутишь? Я просто в ярости. Но это не значит, что я стал бы тебе хоть что-нибудь запрещать. У тебя есть своя жизнь, я понимаю. И я верю тебе.       Стив задумался ненадолго, переваривая сказанное.       — То есть, ты ревнуешь, но согласен терпеть? — с любопытством спросил он.       — Каждому терпению есть предел, — туманно ответил Баки, а затем выдохнул и кивнул, обхватывая Стива рукой и притягивая к себе ближе, укладывая головой на грудь. — Ты не должен испытывать границы моего терпения. Просто говори мне обо всём без опаски. Какие сложности были рассказать мне об этом парне, с которого ты рисуешь натуру?       Стив замер, слушая, как под ухом под мышцами и рёбрами размеренно сокращается у Баки сердце. Он не сразу решился, но когда заговорил, словно гора с плеч свалилась и рассыпалась трухлявым пеплом.       — Старк не просто парень, — он вздохнул. — Я никогда не рисовал мужскую натуру целенаправленно до него. И… после того, как мы начали встречаться. Я не знал, как всё это будет происходить, сам не знал, смогу ли. И боялся, что ты не поймёшь.       — Но я понял, — тихо и твёрдо сказал Баки.       — Да, — согласился Стив. — Но это ещё не всё, — он снова замялся, а потом ухнул как в омут с головой: — Однажды мы с Нат пришли к Старку на вечеринку. Специальная закрытая вечеринка для участников выставки в Галерее. Мы с тобой едва были знакомы тогда и даже не общались ещё толком. Так вот в тот вечер он… ну, типа подкатывал ко мне.       — Подкатывал? — переспросил Баки со скрываемым напряжением.       — Ну, ему было забавно. А я был такой неопытный и испуганный, что не дал отпора. Или не хотел его давать. Он припёр меня к стеклу, говорил разные смущающие вещи и в итоге поцеловал. И я не оттолкнул его. Это был мой первый раз с парнем. Да что там, вообще первый раз. А потом я узнал, что они переспали с Наташей в тот вечер.       — Тебя это задело?       — Шутишь? Нет. Я никогда не чувствовал влечения к Говарду. Было понятно, что он несерьёзен. Просто… это случилось со мной впервые и… это смутило меня. Я впервые подумал, что, возможно, у меня не клеится с девушками, потому что мне больше нравятся парни…       — О, вот оно что, — Баки задумчиво протянул это и замолчал ненадолго. — Говард Старк открыл твою бисексуальность?       — Возможно, — неохотно подтвердил Стив.       — И ты, наверное, думал, что твоё отношение к его члену будет особенным?       — Я этого боялся, — честно признался Стив. — И я хотел разобраться с этим сам. А лучше всего просто перевернуть эту страницу и поскорее оставить в прошлом. Я в любом случае не собирался ему отказывать, это работа и очень хорошие деньги на кону. И… я правда не думал, что это важно. А теперь понимаю.       — Что понимаешь?       — Чёрт, Баки, — Стив хмыкнул, тыкая его пальцем в тёплый, каменный от сократившихся мышц бок. — Понимаю, что всё важно. Я не дурак.       Они полежали в тишине, и Стив, по-настоящему вымотанный душой и телом, почти засыпал в тепле объятий Баки, прижатый к его телу своим.       — Пожалуйста, говори со мной обо всём, — тихо прошептал Баки в его макушку. — Всегда.       Стива хватило только на краткое «угу». Он безудержно засыпал. Но потом, вспомнив кое-что важное, он решительным рывком выбрался из паутины сна и неразборчиво выдал Баки:       — А ты скажи Пантере, чтобы держал свои лапы при себе, ладно? Ты мой парень.       Баки фыркнул, обдав волосы выдохом, и мягко, но ощутимо тепло приложился губами к макушке, прошептав:       — Договорились. А теперь спи.