***
— Прикрой глаза. Отлично. Ничего не буду рисовать сверх меры, только тушь и немного подведу, чтобы лицо не потерялось, хорошо? — Да. Да, Стив, конечно. Питер доверчиво сидел перед ним, полуголый, и нервно барабанил пальцами по коленям. Стив фыркнул и продолжил тянуть ровную стрелку по веку в сторону виска. Питер был настолько воодушевлён, что, казалось, согласился бы даже на маску Нефертити на своём лице. Но, конечно, мысль пошутить проскочила — и тут же забылась. Стив сам начинал дрожать от невольного участия во всём этом. И это было непозволительно — особенно, когда пытаешься сделать две одинаково ровных стрелки на веках. Закончив, он подправил кое-что спонжем, взял тушь и в несколько взмахов щёточки придал почти бесцветным на кончиках, рыжеватым ресницам Питера длину и крутой изгиб. Он впервые был так близко к чужому лицу, когда этот кто-то не был Марго или Нат, он видел все несовершенства его кожи и мог ощущать её же юношескую гладкость пальцами, и чувствовал при этом только одно — большую ответственность за создаваемый мэйкап и громадное воодушевление. — Губы. Нет, не надо их собирать для поцелуя, придурок, — Стив уже откровенно смеялся, в то время как Питер выглядел недоуменно. — Расслабь и чуть приоткрой. Вот так. Замри, — он добавил к общему образу помаду, по оттенку близкую к фуксии, оставил пару мазков блёсток на веках — и решил, что Питер выглядит охуенно. Именно так. И испытывал по этому поводу гордость. — Теперь парик? — с надеждой спросил Питер, и Стив кивнул. До парика они додумались не сразу, но когда эта мысль посетила Стива, он вообще перестал волноваться на тему, нормально ли молодому парню, который учится в колледже, танцевать в гей-клубе на сцене полуголым. В парике и при макияже он и сам не узнал бы Питера. — Только закрепи как следует. Я буду головой мотать как пропеллер. Стив фыркнул и взялся за маленькие невидимки, намереваясь утыкать ими голову Питера на манер ёжика. Чтобы парик держался намертво. Это важно — чтобы от танца не отвлекало ничего. Когда он закончил, они замерли на несколько мгновений: Питер перед ним на банкетке, вглядываясь в своё отражение в зеркале, а он за его плечом, точно так же критически оценивая дело рук своих, и оставаясь вполне довольным. — Пять минут, — кто-то без стука приоткрыл дверь, сказал это и точно так же исчез, Стив не успел даже разглядеть, так был занят рассматриванием Питера, который выглядел как дива. Ни больше, ни меньше. — Ну, как? — Питер звучал, словно не был уверен до конца. Это требовалось изменить. — Ты чертовски горячо выглядишь, — признался Стив и ободряюще улыбнулся. — Спасибо, — Питера отпустило, он на секунду расслабился. — Я тебе должен, Стив. Серьёзно, ты теперь от меня не отделаешься. А сейчас иди в зал. Я переоденусь. Хочу, чтобы осталась интрига. Стив фыркнул и, потрепав по плечу, пожелал удачи. Он чувствовал себя так круто сейчас, словно был пьяным, словно не весил ничего и почти летал — и это при том, что он несколько часов перед этим бегал по переполненному залу с подносом и был как пони в мыле. Это приподнятое одухотворение захватило его, и он невольно переносил его на Питера, искренне радуясь, что они так странно — и счастливо — познакомились сегодня. Закрыв дверь гримёрки, он поспешил в зал. Народу стало немного меньше, не все дождались пресловутой вишенки. И если всего час назад Стив мечтал поскорее закончить со всем и сбежать с Баки домой, то сейчас он разрывался на части, насколько переживал — и предвкушал появление Питера. Он нашёл достаточно укромное место неподалёку от бодигарда, с которого хорошо просматривалась сцена, и принялся ждать. Эти минуты, в которые ещё ничего не предвещало заключительного номера, тянулись ленивым киселём. Парни и несколько пар девушек танцевали, но уже не так отвязно и бодро, как в начале вечера. Все были пьяны — кто совсем немного, а кто более ощутимо. Но Стив видел, что каждый из этих людей расслаблен и, вполне возможно, счастлив сейчас. И в этом всём была и его заслуга тоже. — Вот ты где, — раздался над ухом голос Баки, и Стив, блаженно прикрывая глаза, вжался спиной в его торс — тёплую и твёрдую опору его уставшему, измученному разным движняком последних дней телу. Баки обхватил его руками, ненавязчиво прижимая к себе, и они начали медленно покачиваться под весьма активный трек, который люто миксовал Клинт. Стив о современной музыке и модных тенденциях не знал почти ничего и просто позволил себе не думать, прикрыть глаза и довериться рукам и теплу Баки. Тот мог бы положить подбородок ему на макушку — их разница в росте буквально располагала к этому, и Стив бы даже простил его. Но Баки не сделал так. Он наклонился и вжался в его волосы губами, а потом повернул голову и мягко прилёг щекой, не позволяя себе давить на Стива. Это было так тепло и так невозможно заботливо, что Стив ощутил прибывающую под веками влагу. И не позволил ей пролиться — поморгал глазами, глубоко вдохнув, и стал свидетелем того, как скудный свет в зале приглушается до темноты, и несколько софитов пускают свои лучи на ещё пока пустую сцену впереди. Вот он, момент истины. Господи. — У тебя сердце сейчас выпрыгнет, — с тихим, необидным смешком сказал Баки над ухом. — Волнуешься? — Конечно, — прошептал в ответ Стив. — Словно это мне танцевать, а не ему. Я же втравил его во всё это. — И думаю, Питер счастлив. Он упрашивал Сэма не первый год, так что ты его крёстная фея. — Лучше бы ты не говорил мне этого, — Стив вздохнул, ощущая, как тяжесть ответственности за его вклад в эту выходку возрастает в геометрической прогрессии. — Не заморачивайся. Просто смотри. Начинается, — Стив почувствовал, как Баки кивнул в сторону сцены, и понял, что за собственным шушуканием в окружающем шуме пропустил, как Питера объявили. Он даже не слышал, как Клинт его представил! Так или иначе, алая штора занавеса колыхнулась, и под милую, словно смутно знакомую ретро-песню на сцену вывалился — он сделал это неловко, задом, — Питер. Он совершенно неожиданно был одет в строгий костюм и шляпу, а в руках держал зонтик. Его лицо выражало крайнее удивление, и зал ответил подбадривающими выкриками и смехом, а в груди Стива что-то до боли сжалось. И сжималось сильнее до тех пор, пока Питер не начал двигаться под эту песню — чёрт, кто это, Фрэнк Синатра? Или кто-то совсем другой? Как он вообще додумался танцевать под это? И всё же Питер владел своим телом в совершенстве. Если в самом начале он чуть зажимался, то спустя несколько па он выглядел счастливым и раскованным, и даже умудрялся стрелять глазами в зал — хотя Стив был уверен, что из-за света софитов ничего не видит. — Ого, — задумчиво произнёс Баки, когда Питер отбил лакированными туфлями потрясающую чечётку, не уставая при этом артистично жонглировать зонтиком — тот словно тянул его куда-то, а потом возвращался обратно, и Питер прижимал его к себе. Это выглядело мило и очень профессионально. Однако, по мнению Стива, совсем не подходило к сцене в гей-клубе. Видимо, так считал не он один. Начались выкрики из зала, и несколько бодигардов направились к особо ретивым. — Эй, малыш! Какого цвета твои трусики? — Хотя бы пиджак сними! — Брюки тебе не жмут? Невольно Стив сжал кулаки, чувствуя, как Баки сильнее притягивает его к себе. Но тут Питер внезапно замер посередине сцены с опущенной головой, музыка резко поменялась, и в современных ритмах Стив с замиранием сердца узнал дорогую сердцу «Амбреллу» Рианны. Он не ожидал этой перемены, и поэтому едва не пропустил момент, когда, вдруг резко расставив ноги на ширину плеч, Питер поднял взгляд, окинув им зал — и взгляд этот зажигал, это был совсем другой персонаж, от мимолётного контакта глаза в глаза с которым Стива пробила мелкая дрожь по позвоночнику. Питер чётким, отработанным движением снял шляпу — и кинул её в зал, вызвав взрыв визгов. Встряхнул волосами, и хотя Стив знал, что это парик, не мог отделаться от мысли, как же Питеру сейчас шло это тёмное каре. В это время на сцене творилось невообразимое. Питер профессиональными рывками освободился от строгого костюма, который оказался всего лишь стриптизёрской бутафорией на липучках, и Стив зажмурился, думая о том, что Сэм их уроет. Вместе, заживо. Но за спиной напрягся и глубоко вдохнул Баки, после чего Стив расслышал поражённое: — Охренеть Питер отжигает. И это заставило его открыть глаза — распахнуть их широко-широко, — и после этого он уже не мог пропустить ничего из номера Питера. Он был вызывающе-хорош в чулках, обтягивающих чёрных шортиках с белым кружевом вокруг бедра и в чёрном топе, открывающем совершенные плечи и гладкую белую спину, усеянную веснушками. Питер двигался выверено-профессионально и при этом очень горячо, едва балансируя на тоненькой грани между «эротика» и «порно», и Стив был искренне поражён: ведь заподозрить эту сторону артистичности в простом, невинном даже парнишке с рыжими волосами и выцветшими ресницами было невозможно. Он преобразился — от линии плеч до напряжённых кончиков пальцев — и по возбуждённому гулу вокруг можно было судить, что любой парень из зала хотел бы пойти с ним, куда бы он ни поманил. Этот танец был как гипноз. Стив сглотнул. От последнего движения Питера бёдрами, между которых стоял упёртый в пол зонт, его бросило в жар и ощутимо шевельнулся член. Он почувствовал руки Баки горячим кольцом вокруг себя, и не сразу сообразил, что тот задумал. В кульминации Питер отбросил зонт в сторону и, оказавшись в центре сцены, поднял руки в жесте, словно пытался притянуть руками капли дождя. Его бицепсы были напряжены, Стив невольно вычертил взглядом рельеф чужих рук, который ему никогда не светил, — Питер запрокинул голову и дёрнул кулаки вниз, и вместе с кульминацией в песне и общим накалом номера на его голову вдруг посыпались искрящиеся конфетти. Как дождь или снег повалил точно из облака. Дальше началась полная феерия, и Стив не понимал, чего в номере Питера больше, порнографического неприкрытого секса или чувственной акробатики, но его выгнуло от удовольствия — он, наконец, отвлёкся на такую нужную сейчас горячую ладонь на своём паху и то, как настойчиво Баки гладит его вставший член по ширинке шорт. Запрокинув голову и подставив шею под жёсткие, уверенные прикосновения губ и языка, Стив растёкся по груди Баки, обхватывая его за шею, чтобы не упасть, понимая, что, увы, не досмотрит номер до конца. Питер заслуживал оваций и намного большего, чем сцена в гей-клубе — мысль пронеслась и потерялась в поднимающемся снова отупляющем возбуждении. Стив подмахивал бёдрами, и дышать выходило с хрипом. Он так измаялся, что хотел только одного — кончить. Прямо сейчас. Под рукой Баки. В шорты. Как угодно, лишь бы кончить — и освободиться уже. Он почти не контролировал себя и не понимал, что происходит, куда его тащат — когда Баки потянул его за собой, когда втолкнул за дверь в коридор, ведущий из зала в подсобные помещения. Они даже не успели дойти до раздевалки: Баки вдавил его в ближайший тёмный угол, рухнул на колени и, сдёрнув шорты, взял в рот покрасневший перевозбуждённый член. Стив ощутил мгновенную обернувшую его влажность, жар и такое нужное сейчас скольжение в глубину, что стукнулся затылком о стену, грязно выругался, дёрнулся несколько раз — и кончил, не переставая глубоко долбиться в подставленный рот, нагло притягивая Баки за волосы и не позволяя отстраниться. Тот и не делал никаких попыток — он сосал жадно и грубо, сжимая голые ягодицы в своих горячих ладонях, натягивая себя на член Стива. Он выглядел так, словно мечтал об этом весь вечер, глотал сперму и снова насаживался, облизывая ствол губами и языком, задыхаясь и прикрыв глаза. И так сильно хотелось, чтобы сейчас он посмотрел на него… этим своим голодным взглядом, с губами, растянутыми вокруг члена. Стив чувствовал себя королём всего мира в эту секунду, и ничего не смог поделать с низким, наверное, желанием сжать крепче пальцы в волосах и снова заставить Баки ткнуться носом себе в пах. Словно тот был против. — Иисусе… — выдохнул Стив, когда дар речи вернулся — и был вознаграждён исполнением своей мечты. Баки поднял глаза, тёмные, пьяные, и взгляд его был очень многообещающим. Он до сих пор сосал обмякающий член, и Стив внезапно понял, что это даже не начало. Так, торопливая прелюдия. Оргазм перетряхнул тело и душу, мыслей не осталось. Зато желания бурлили внутри и не находили выхода. — Хочу уйти прямо сейчас, — хрипя, словно не ему сосали, а он, выдал Стив. — Хочу поздравить с премьерой и хочу уйти. Что мне делать? — Ещё поздравишь, — хмыкнул Баки, выпустив изо рта и тут же начиная мягко посасывать опадающий член. Стив понял, что если он сейчас не остановится, то они застрянут тут надолго. Прямо в проходе, в общем коридоре. Стало неловко. Он погладил Баки по голове, выражая благодарность, на какую вообще был способен с телом, оставшимся без костей и с разъезжающимися коленями. И, словно почувствовав его настрой, Баки взял всё в свои руки. Надел на него трусы и шорты, делая это очень аккуратно, и сказал твёрдо — не поспоришь: — Думаю, Питер тут не в последний раз танцует. А сейчас идём домой. С тортом и шампанским ребята справятся и без нас. Что-то вроде вялого, очень вялого протеста трепыхнулось внутри. Но Баки поднялся на ноги и, вмяв в стену и спелёнывая объятием, мучительно-сладко поцеловал, разделяя его, Стива, вкус на двоих. Засасывая нижнюю губу, лаская язык языком, отдавая привкус спермы со своей слюной, свободно текущей в рот Стиву. В только что пустой голове снова начало мутиться, и Стив не выдержал: усилием воли оторвался от губ Баки, упёрся в грудь ладонями и выдохнул ему в лицо: — Пойдём домой. Пожалуйста… Выражение глаз Баки сказало само за себя. Ему не пришлось повторять дважды.***
Если Стив и мог что-то рассказать о своих мечтах на тему первого раза, то это было бы в основном неопределённым мычанием вкупе с сжигающим его румянцем. Кажется, когда-то там фигурировала милая девушка, которая полюбит его со всеми его тараканами, с его гневом, несовершенным телом, обострённым чувством справедливости и ненормальной страстью к рисованию. Мечты эти были очень усреднёнными и тривиальными, и он на самом деле не думал о том, как бы хотел, чтобы это произошло, слишком много. А потом в его жизнь ворвался Баки. И линию, когда он сам считал себя девственником, он словно уже давно перешагнул с ним об руку. И если трепет его и охватывал с завидным постоянством, со смущением он не имел ничего общего. Это был трепет, когда всё тело без какого-либо твоего контроля открывается, прогибается, подаётся навстречу человеку, которого хочет. Баки он хотел так сильно, что в моменты, когда способность критически мыслить ненадолго возвращалась к нему, становилось страшно. Вспоминались вычитанные однажды в сети страшилки про СПИД, про латентную угрозу, про то, как на самом деле можно порваться и нажить себе много-много проблем с таким нежным местом, как собственный зад. Все эти ужасы пролетали в голове, вызывая бегущую мимолётно по позвоночнику холодную дрожь — и снова накрывало жадное, душное, едва терпимое возбуждение, желание втиснуться, прижаться к телу Баки кожа к коже, без одежды, чувствовать, как шумно тот дышит, как колотится его сердце в груди, и как волоски на ней щекочут кожу щеки. Чувствовать его дурманящее, подавляющее волю желание — и в ответ хотеть только одного. Отдаться. Совсем. Чтобы наверняка. Чтобы соединиться замком, перемычкой, и чтобы никто не в силах был их разделить. Стив понимал, что влюблённость играет с его разумом злую шутку — понимал абстрактно, отдалённо, не пытаясь анализировать. Совсем не выходило думать и стесняться, когда Баки прижимался всем своим телом, когда не оставлял возможности двигаться, когда кусал и оттягивал губы и тут же до слёз сладко и глубоко целовал, касаясь щёк языком изнутри — словно извинялся. И бесконечно издавал десятки разных звуков: вдохов, хрипов, заглушенных ещё в горле полустонов, непонятных шепотков — Стив не разбирал и половины, оглушённый силой собственного голода, чувствуя только, что это заводит его до белого каления. Он уже был жидким и текучим, вот как он чувствовал себя в руках Баки. Всё, что ему требовалось, это форма. И чтобы его как следует отходили молотом для придания нужных изгибов. Он хотел быть совершенным — и тянулся к этому неосознанно, снова ища губы Баки, хотя собственные горели огнём и болью, исцелованные, искусанные, — но невыносимо хотелось большего. Наверное, они выглядели ненормальными, не дошедшие даже до лестницы, полуодетые, сцепившиеся руками и ногами у первой удобно лёгшей под лопатки Стива стены. Наверное, это было похоже на неловкую, грубую звериную возню. Но Стиву ничего не хотелось сильнее, чем почувствовать собственной кожей член Баки. Прижаться, потереться, обернуть ладонью. Принять собой. От одной мысли об этом у него закатывались глаза и пьяно ехала голова, ноги теряли связь с земным притяжением. Он поймал себя на том, что хнычет — когда Баки, наконец, стянул таки с него куртку и ботинки, уже стоя на коленях и уткнувшись носом в пах. Именно после этого Баки жёстко схватил его за руку и потянул по лестнице наверх, свободной рукой освобождаясь от обмотавшего шею шарфа, и едва Стив ступил на площадку второго этажа, Баки подхватил его под ягодицы и поднял наверх, прижимаясь к животу носом и губами — и так и донёс до комнаты и кровати, куда неожиданно осторожно, почти нежно скинул. Увидев Баки над собой в этот момент, нависающим и таким изголодавшимся, Стив всё же испугался. Сердце, и без того трепыхавшееся как крылья колибри, теперь зашлось в громких нещадных ударах изнутри — так стучат в дверь первого попавшегося дома, когда думают, что убегают от смерти. Страх этот был мимолётным, ненастоящим, каким-то изматывающе-сладким, до того, что кожа вся покрылась мурашками: на руках, на шее и животе, полоской из-за сбившейся ткани открытом для взгляда. Баки облизал его, не прикасаясь, и точно увидел, почувствовал этот страх, потому что вдруг заговорил — хрипло и неразборчиво, но всё же. — Не надо, Стиви, не бойся. Только не меня. Я до смерти тебя хочу, никогда со мной не было ничего подобного, голова отключается. Но я не сделаю тебе плохо. Только хорошо. Только очень хорошо. До чего же ты вкусный… — Стив зажмурился от неожиданности и острого приятного чувства, когда Баки широко, тепло лизнул его в шею и вдруг прикусил под ухом, несильно, но ощутимо для того, чтобы вздрогнуть. Баки снова поднялся над ним, разглядывая, словно запоминая, и потянулся за очками, которые и так давно сидели на носу криво. Снял их, осторожно сложил дужки об собственную щёку — и убрал их подальше. — Ты видишь меня без них? — спросил Баки. Стив понял, что голос не слушается, когда хотел ответить — и не вышло. Поэтому только кивнул. Потянулся рукой к лицу, чтобы погладить тёплую гладко выбритую щёку и нажать на ямочку на подбородке. С мстительным удовольствием Стив несколько раз пригладил пальцем нижнюю губу, ставшую алой от его, Стива, зубов. Усмехнулся и облизнул свои губы, надеясь, что вышло обольстительно, а не глупо. Конечно, в серых сумерках середины ночи черты Баки расплывались перед глазами, но ему и этого хватало с избытком. Всегда, когда он хотел секса так сильно и чувствовал, как его ласкают в тесных объятиях, Стив невольно закрывал глаза, обращаясь к ощущениям собственного тела. Тянул их, как кукловод тянет за ниточки, от каждой точки, где они с Баки соприкасались. И открывал глаза только тогда, когда знал, — внешняя картинка подкинет кучу дров в его внутренний пожар. Поэтому он всегда, исключая мгновения, когда кончал, не моргая смотрел, как Баки сосёт ему. Всегда старался сам заглядывать снизу вверх, когда насасывал тяжёлый, твёрдый ствол. И закрывал глаза, когда они целовались, потому что ощущения кожи щёк, губ и влажного языка, запах делали удовольствие более глубоким и горячим в его голове. — Не передумал? Скажи мне сейчас, пока я хоть немного соображаю, — хрипло спросил Баки. Стиву почудилась в этом просьба, почти мольба. Даже если бы передумал, он не чувствовал в себе сил отказать. Но дело было в том, что он не мог передумать. Он хотел чересчур, без оглядки, без единой мысли о том, как это вообще будет. Он хотел секса с Баки, сейчас. Сейчас же. Настоящего, полноценного, взрослого секса с человеком, от которого он то плавился от похоти, то растекался от нежности. Секса со всеми вытекающими последствиями, с ответственностью друг за друга и за всё, что они делают вместе. Он всегда думал о сексе, как о развлечении, которое ему просто не свойственно — как не проходило у него напиться, к примеру, или накуриться травы. Это было не для него, и секс Стив всегда считал чем-то похожим. И только с Баки он если и не прозрел, но как минимум почувствовал всё по-другому. Что-то понял, что-то принял, почувствовал, что это что-то очень важное. И сексуальная жажда его стала чем-то совсем другим, не тем плоским вялым чувством, когда член реагирует на найденную удачную порнушку, о, нет. Это было совсем другое. Такое всеобъемлющее, что Стив просто боялся рассмотреть поближе, найти края. Удовольствие вместе с возбуждением пульсировало в голове и члене с одинаковой частотой. Всё тело его пульсировало, и он на самом деле ждал, когда Баки поймёт это. Потому что сказать ничего не мог. В горле всё свело и пересохло. Вместо слов он, лёжа, начал торопливо расстёгивать свою накинутую поверх рубашку, под которой ещё остался жилет эльфа. Он распахнул полы и, понимая, что Баки смотрит и дышит шумно, как насос, потянулся к пуговице и ширинке на своих джинсах. Приподнял задницу, спустил их, как мог, и остался лежать так, в расстёгнутой рубашке и приспущенных джинсах, открывших обтягивающие эрекцию шорты и край чулок, раскинув в бессилии руки — навалилось ощущение, что на эти нехитрые действия он истратил последние свои силы. — Пожалуйста, Баки, — прошептал он сипло, еле-еле слышно, и сухо сглотнул, чувствуя, что вот-вот заплачет. Баки над ним взвился. Выпрямился, так и оставшись на кровати на коленях. Через голову снял с себя жилет, и так же, через голову, освободился от рубашки. Что-то отчётливо треснуло, видимо, где-то не выдержала ткань. Вещи он откидывал на пол, каждый раз возвращаясь к их зрительному объятию, Стив сам не спускал с него глаз. И всё же огладил взглядом по массивному торсу, проследил паутину шрамов на плече и предплечье, тут же отметил, что соски Баки, тёмные и острые, стоят. Баки ругнулся, поправил свой член под ширинкой и первым делом взялся за джинсы Стива. Скатал их с ног, стремительно приникая носом к шортам, к голой коже над их поясом, шумно втягивая воздух и нежно целуя, его выпавшие из пучка прядки щекотно проходились по телу. Стив втянул в себя и без того впалый живот, не сразу понимая, что выставляет под губы и нос Баки собственный твёрдый член. — Ты такой горячий в этом костюме, — захрипел Баки, дразняще прихватывая ствол через ткань, и это было невыносимо, нечестно. Стив снова и снова подкидывал бёдра, ища соприкосновения с его щеками, подбородком, хоть с чем-нибудь. — Такой горячий, что хотелось тебя придушить, когда ты нарисовался в клубе. Или повесить на тебя плакат, что ты мой. Чтобы никто даже не посмел на тебя смотреть или тронуть, потому что любой знает, со мной лучше не шутить о личном. Думал, ты надо мной издеваешься, проверяешь выдержку, пока Сэм не объяснил всё. Я понимаю, что это ненормально, глупо думать о тебе в таком ключе, но я честен. Я думал только тем, что ниже пояса, когда сегодня тебя увидел. Это была самая тяжёлая Рождественская ночь благодаря тебе. И благодаря тебе же самая лучшая. Баки шептал хрипло и дразнил зубами и ртом между слов. Стиву уже хотелось выть, когда Баки, наконец, неожиданно взялся за пояс шорт и стянул их — в какой момент он расстегнул ширинку, Стив даже не понял, не заметил. Он стал голым в том самом месте, что горело сильнее всего, если не считать того, что пряталось за тощей грудью, а по ощущениям, обхватывало пожаром весь мир. Баки расстегнул его жилетку, отправив её полы в стороны, к полам рубашки, и, широко расставив пальцы, провёл шершавой ладонью по груди, цепляя соски, возвращаясь к ним и цепляя снова, пока Стив вдруг не подал голос — и не застонал. В собственной интонации была почти обида — на то, как бездарно Баки растрачивает их время, в которое они могли бы уже трахаться. Невыносимо хотелось поторопить его, и Стив снова дёрнул бёдрами. — Мой Стиви, — выдохнул Баки и, наклонившись, мокро поцеловал сосок, помял его губами, оттянул и вдруг коротко прикусил, прежде чем выпустить. Стив вздрогнул и зашёлся дыханием, сердце выпрыгивало из груди, насколько ошеломляюще-приятной оказалась ласка. — Ты бежишь, торопишь меня, а ведь первый раз всегда останется первым. Я просто хочу, чтобы ты вспоминал о нём с улыбкой и желанием повторить. Стив уже инстинктивно подтянул колени выше, обхватывая Баки по бокам. И всё же рука на изнывающем члене и мошонке, его ладонь, обхватившая яйца и скользнувшая ниже, была неожиданностью. Стив напрягся — и в этот момент Баки начал вылизывать второй сосок, поглаживая его щёку и ухо, то и дело несильно прихватывая шею и, словно спохватываясь, стекая пальцами на плечо. Он мог бы поклясться, что палец, который он почувствовал на сфинктере, был весь влажный, скользкий, но когда Баки успел, — не пытался и понять. Только прикрыл глаза, готовясь. Баки дыханием опалил живот, коротко и жёстко укусил под пупком, за что Стив вцепился пальцами ему в волосы. Баки невыносимо дразнил. Мял, смазывал, разминал — но не пытался вдавить палец внутрь. И даже член не сосал, только облизывал, дышал, трогал кончиком носа — и Стив, наконец, взвыл: — Давай уже! — Я думал, ты дар речи потерял, — фыркнул Баки. Стив тут же сжал пальцами его волосы, надеясь хоть немного отыграться. И уткнул губами в свой каменно стоящий член. Сам не понял как и когда — палец скользнул внутрь тела. А после до него дошло, что их два. Баки сразу начал с двух, потому что Стив мог принять. Потому что он хотел этого, мечтал, тянулся — просто, чёрт, Баки подловил момент, когда он отвлёкся и вышел из себя. Вот же! Ощущения были странные. Непривычные, вокруг пальцев немного тянуло, но и только. Стив ждал боли — и не получил её. И это озадачило. Он сжимался и расслаблялся, пытаясь оценить ущерб и масштабы происходящих с ним изменений. — Если ты будешь так сжимать мои пальцы, я кончу в джинсы, так тебе и не вставив, — прошептал Баки, обессиленно уткнувшись ему в бедро, в кожу над краем чулка, лбом. Он часто дышал, и Стив понял вдруг, насколько Баки тяжело всё это. Он совсем не думал об этой стороне — а тут мысль прокатилась по позвоночнику, растекаясь нежностью. Стив привстал на локоть и снова дотянулся до головы Баки рукой, погладил его по волосам. — Давай сделаем это. Скажи мне, что я должен, и я… Я всё сделаю, Бак, — прошептал Стив. — Я хочу тебя внутрь. Я не могу больше ждать. Баки поднял голову и посмотрел ему в глаза. Зрачки его, кажется, заняли всю радужку — таким тёмным был взгляд. И недоуменным. Словно Баки думал, что ему послышалось. Стив только вымученно улыбнулся, чувствуя, как Баки пошевелил внутри пальцами, начиная медленно поворачивать их. — Хорошо. Да, хорошо, — сказал он тихо, не найдя в лице Стива намёка на шутку. Он медленно высвободил свои пальцы — и вот это уже оказалось не слишком приятным, Стив поморщился, — и очень быстро стащил с себя джинсы и плавки. Стив в который раз поразился, насколько у Баки большой, мощный член. Он подходил его телу идеально, но в боевой готовности вызывал дрожь и всякие мысли, от которых Стив отмахнулся. Во рту прибыло слюны. Стив тяжело сглотнул, увидев, как Баки забирается на кровать и устраивается между его разведённых ног, рядом с которыми валялся открытый флакончик со смазкой. Баки взял его ноги под коленями и согнул сильнее, — Стив понятливо перехватил их руками и замер. — Нужно больше смазки, — хрипло сказал Баки, целуя его в бедро. И, вдруг: — Если ты не против, давай не будем снимать чулки? Ты в них такой… — Баки не договорил, только шумно выдохнул. А Стив фыркнул. И вдруг почувствовал, как Баки буквально закладывает в него смазку, щедро обмазывая сфинктер и проталкивая её пальцем внутрь. Он широко распахнул глаза, и от картинки его повело. Руками Баки двигал чётко и неторопливо, но всё, от напряжённой позы между колен до того, какой яркой и мокрой была открывшаяся головка твердо стоящего члена, говорило о том, что он едва сдерживается. Стив втайне мечтал, чтобы он уже не сдержался. И тут же мысленно давал себе оплеуху. Наконец, Баки выпрямился и густо смазал свой член. Стив видел, как по его телу, достигая самого лица, прокатилась приятная судорога. И он опустился на локоть правой руки, очевидно, не доверяя свой вес покалеченной левой. Волосы из совсем растрепавшегося пучка свесились по бокам, щекоча Стиву лицо, и он отчётливо понял — сейчас. Почувствовал, как головка Баки уткнулась в то самое чуть ноющее место внизу. Баки взрезал его собственным взглядом. Стив сухо сглотнул. Его пробила дрожь, и он услышал сказанное жарким, нетерпеливым шёпотом: — Помоги мне, малыш. Я не справлюсь сам. Подержи руками, — Баки прикрыл глаза и нежно, очень интимно потёрся об него носом. У Стива загорелись уши. Он почему-то сразу понял, о чём Баки просил. Просунул руки вниз и, сильнее разведя колени, раскрыл себя, впившись пальцами в ягодицы. — Какой же ты… — Баки, словно внутри него боролись два непонятных Стиву начала, резко опустился ртом на губы, провоцируя на мокрый, сладкий поцелуй — и Стив ощутил, что головка, толкающаяся в тебя, и пальцы — это совсем разные вещи. Больно не было. Просто показалось, что задуманное ими невозможно. Баки чувствовался огромным и горячим. Ещё скользким и твёрдым, только это не особо что-то меняло. Стив зажмурился и зажался. — Эй, — прошептал Баки, ловя взгляд. — Смотри на меня. Стиви. Смотри на меня. Ты сможешь. Мы сможем. Только… пойди мне навстречу. Вытолкни его. Стив широко раскрыл глаза от этих слов. Баки снова толкнулся в него, Стив, не совсем соображая, напрягся, словно надеясь вытолкнуть — и Баки облегчённо всхлипнул. А Стив чуть не заорал от разбившего его вдребезги ощущения. Он уже не держал себя руками — впивался ногтями в бока Баки, надеясь удержаться за него и не сбежать. Было слишком много. Чересчур. — Дыши. Дыши, малыш. И выталкивай. Ещё. Не зажимайся только, — шептал Баки ему в рот. У Стива слезились глаза. И он мог поклясться, что у Баки тоже. Тот продвинулся внутрь ещё немного. Зад тянуло страшно, и ощущение это больше пугало из-за неожиданности, чем отдавало болью. Баки толкнулся ещё — и Стив вдруг почувствовал, как член вошёл в него полностью. Волоски паха коснулись его промежности, подтянувшейся мошонки, и Баки, шумно выдохнув, уронил голову рядом с его головой, мягко поцеловал в плечо. И Стив почувствовал, как освободившейся от собственного члена рукой Баки потянулся к нему, начиная медленно ласкать, насколько их поза это позволяла. Ласка отвлекала от растянутой задницы, Стив повернулся и благодарно поцеловал Баки в щёку, уже не впиваясь ногтями в рёбра, а просто обнимая тёплую, рельефную спину. — Как ты? — тихо спросил Баки. — Жив, — фыркнул Стив. А потом добавил: —Ощущение, что у меня в заднице Эмпайр-стейт-билдинг, если честно, но я, кажется, счастлив. Это ни с чем не сравнить. Баки хмыкнул, потянулся за поцелуем — и двинулся в нём. И Стив, думавший было пошутить, сразу забыл все слова. Движение было медленно, короткое, тягучее. И всё же Стиву хватило его, чтобы задохнуться. — Подожди, — зашипел он, снова впиваясь в кожу. — Ещё немного, Бак. Пожалуйста. — Прости. Конечно, прости меня. Полежим так. Они целовались, Стив лениво посасывал язык Баки и прикусывал его сладкую нижнюю губу, чувствуя, что собственный член снова твердеет от его ласк, наливаясь предоргазменной тяжестью. Оторвавшись от зацелованных губ, Стив закрыл глаза и выстонал: — Давай… Медленно… Ба-аки… Обхватив его рукой под шеей и затылком, Баки начал двигаться в нём, настолько аккуратно и медленно, едва выходя, что Стив очень скоро принялся подмахивать, встречая его движение бёдрами. Удовольствие от тесных объятий, общего дыхания и понимания того, что они с Баки, наконец, трахаются по-взрослому, пересиливало и захлёстывало тянущие ощущения в заднице. Член таранил его, судя по ощущениям, до самого желудка, и Стива эта мысль страшно заводила. Наконец, он совсем обнаглел и закинул ноги Баки на задницу, чтобы чувствовать, как мышцы сжимаются на каждом толчке. Баки простонал и — Стив ощутил разницу огнём от самого сфинктера вверх по позвоночнику — начал трахать его быстрее и резче, и Стив впервые почувствовал, что больно. Но вместе с этим почувствовал и удовольствие — совсем другое. Оно вдруг вспухло внутри, потянулось собой к удовольствию, которым был готов вылиться член — и Стив застонал в голос. Кажется, он ругался, говорил что-то грязное, потому что его рот не мог успокоиться и заткнуться; шипел, рычал, просил ещё и изо всех сил сжимал Баки в своих руках. Кажется, Баки кончил первым, шумно выдохнув и замерев, но Стив бросился за ним после нескольких удачных движений по члену — и почувствовал вдруг, что его задница пульсирует болью и удовольствием вместе с тем, как член истекает спермой. Он остался без костей и мозгов, загнанно дышал и не собирался отцепляться от Баки в ближайшую вечность. Его теплая тяжесть давила сверху и она же обещала защиту и покой. Он хотел укрыться ей, завернуться в хриплый нежный шёпот, как укрываются ватным одеялом, — и забыться на бесконечно долгое время. Баки ещё пытался держаться на локте и не придавить его собой, пытался высвободить член — но Стив не позволил. Сильнее обвил руками, ногами впечатал его задницу в себя и прошипел: — Не двигайся. Полежим так. Задница горела пламенем, тянущая боль пульсировала вокруг члена, но для Стива это было равноценно доказательству, что он жив. Что он любит. И что его любят в ответ. Уже сейчас в его больной голове внезапно проросли мысли, как же хорошо будет, когда он привыкнет хоть немного. Когда огромный член Баки будет вызывать откровенное и непреодолимое желание встать перед ним, выставить задницу и раздвинуть руками ягодицы. Он почему-то был уверен, что так и будет. Просто, видимо, не сразу. Его утолённое желание мягко мерцало внутри, готовясь снова разрастись до космических размеров. Он почти заснул, когда Баки снова попытался высвободиться. Стив протестующе застонал и нахмурился. — Я знаю, малыш, знаю, но я должен вытереть и смазать тебя, — зашептал Баки ему в ухо. — Иначе завтра ты меня проклянешь. — Я тебя уже проклинаю, — Стив нахмурился ещё больше, когда мягкий член всё же выскользнул из него, и между ягодиц потекло тёплое. — Это отвратительно. Он слышал, как Баки фыркнул, но открыть глаза уже не было сил. Поэтому с чувством удовлетворённой мести он перевернулся на живот, улегшись на чистую половину кровати, где Баки обычно спал, облапил подушку, подтянул под себя колено и, стараясь не обращать внимание на дикую пульсацию растянутого зада, снова нырнул в ускользающий сон. — Надеюсь, ты говоришь не про секс в целом. У меня, знаешь ли, нежное и ранимое достоинство. Стив подумал, что достоинство у Баки огромное, как таран, и такое же твёрдое. И ничего против этого не имел — фантомное ощущение ещё хранило его размеры внутри лишённого девственности тела, отзываясь сладким ноющим пульсом. Стив сонно улыбнулся, чувствуя баюкающую его нежность.