Зелёная трава

      Стив стоял и смотрел в окно вагона метро. За стеклом то проносилась темнота, изредка моргающая огнями ламп, то пейзажи рождественского Нью-Йорка, казавшегося сейчас Стиву ленивым и разнежившимся. Немудрено. Даже в вагоне посреди бела дня было вовсе немноголюдно в день Рождества. Он смотрел за окно бездумно, в голове было потрясающе пусто. Но ощущение это было приятным. Именно благодаря своей отрешённости и отражающейся в стекле собственной неконтролируемой улыбочке Стив отследил другое своё чувство. Странное, на грани рефлекса или наития, когда тебе кажется, словно ты оставил дома что-то важное. Тревожный тремор внутри, словно что-то не на месте. Ключи, быть может, или телефон? Или бумажник?       Стив коротко хмыкнул сам себе и закрыл глаза, чувствуя, как его глупая улыбка становится шире. Нет, дело было точно не в бумажнике или ключах. Он оставил нечто более важное. Самое ценное, что сейчас было. В груди чувствовалось настоящее тепло, и при этом словно чуть саднило, тянуло верёвочкой туда, откуда он так торопливо убегал, спеша на смену. Это называется «ноет»? Или это называется «ты втрескался по самые помидоры, Стив Роджерс, и берегись теперь, не будет тебе покоя»?       Это было волшебно и одновременно с этим пугающе, как чувство к Баки росло и ширилось, становилось физически ощутимо сильнее. Оно было как прибывающая вода. Не как необузданная волна, которая рушит всё на своём пути, оставляя вывороченные деревья, дома и поднятые вертикально куски асфальта. Нет, оно прибывало медленно — и неотвратимо. Почти незаметно, если не отмечать прежний уровень каждый день. Оно прибывало, топя под собой всё остальное, что было важным в жизни Стива, пока не скрыло даже самые высокие верхушки, и напитало всё собой до той степени, что, казалось, он теперь не может думать и видеть мир, если не через эту призму. Все ощущения и мысли так или иначе были окрашены присутствием Баки. И Стив, жмурясь от этих чувств и резко ударившего по глазам солнца, когда электричка вынырнула из подземной части сабвэя, в который раз понял, что ухнул в эту мутную, тёплую воду рыбкой, не раздумывая. Наверное, надо было не так, наверное, это плохая идея, так безоглядно отдаваться чувствам и желаниям. Но он чувствовал тепло в груди и внизу живота, чувствовал, как его член приподнялся просто оттого, что он думал о Баки, и у него, с его телом и душой такого никогда в жизни не происходило: чтобы чувствовать себя таким живым и таким наэлектризованным, словно был готов одной своей энергией обогреть целый город.       Стив вздохнул и открыл глаза, впитывая каждую деталь городского пейзажа, высвеченную контровым светом вечернего солнца. Так красиво, словно розово-золотой мёд вылили в игрушечный снежный шар вместо воды, на миниатюрные макеты зданий и редкий снег внутри, и поэтому всё стало походить на застывшие в янтаре Рождественские декорации. Его организм вёл себя, словно он пубертатный подросток, и если он не прошёл через это в своё время лет пять или шесть назад, то что тут поделаешь — должен пройти сейчас. Он собирался вернуться к Баки сегодня же ночью, и собирался снова заниматься сексом. Мысли об этом не были ясными и оформленными. Но постоянно натянутая струна желания низко дребезжала на самой грани сознания. И Стив не мог отделаться от этого звона, чувствуя румянец на щеках, полутвёрдый член и чуть болезненное тянущее чувство в заднице. И он совершенно не знал, как от этого всего вернуться в реальность. И надо ли.       В Старбаксе, уже переодевшись и накинув на себя длинный фартук бариста, Стив вышел в зал и неожиданно увидел Нат. Кофейня работала, хоть посетителей почти не было. Поэтому Стив, заметив чуть ссутулившуюся знакомую фигурку за дальним столиком у окна, махнул напарнице Кэтрин, предупреждая, что отойдёт. Он присел рядом с Наташей на минутку.       — Привет, Нат. Какими ты тут?..       — Привет, и, чёрт тебя возьми, только не кричи, — прошипела Наташа в ответ, поднимая глаза и вымучивая улыбку. Она выглядела как всегда отлично, если не считать лёгких кругов под глазами и чуть зеленоватого оттенка светлой кожи. Спала она сегодня явно немного, если спала вообще.       — Весёлая ночка? — почему-то Стива очень обрадовала возможность немного позлорадствовать. Обычно, перепадало ему. А тут такой случай.       — Кто бы говорил, мистер девственник, — чуть скривилась Наташа, помешивая трубочкой свой едва тронутый латте. — Или уже нет? — и она прицельно стрельнула в Стива глазами, улыбаясь так, как только она умела: половинкой рта, чуть выгнув бровь и глядя при этом глаза в глаза настойчиво и бесстыдно. Стив невольно почувствовал, как румянец заползает на щёки. Наташе не требовались слова: — О, Господи! Свершилось! Хвала Иисусу и Баки Барнсу, — излишне взволнованно выдала она, за что и поплатилась, видимо, новым приступом головной боли — скривилась и потёрла висок. — Слушай, недевственник, я за вас безумно рада, но… у вас тут нет ничего от головной боли? Я не думала, что это так мерзко, ждала, что вот-вот пройдёт, а оно всё не проходит.       — Сейчас, спрошу у Кэт. Сиди тут, — Стив поднялся, чтобы отправиться по поручению: Наташе было невозможно не сочувствовать. Её золотистая кожа словно позеленела ещё больше в последние секунды.       — Верь мне, не сбегу, даже если захочу.       Он быстро сходил до Кэтрин, и на его вопрос напарница только без слов ткнула в сторону аптечки под стойкой. Стив перерыл довольно скудное содержимое ящичка, но вскоре нашёл шипучий анальгетик. Он сносно разбирался в общедоступных лекарствах и всегда был благодарен своему волонтёрству в приюте за специфические знания и умения.       — Вот. Пей медленно, — он поставил перед Наташей стакан с уже растворённой в воде таблеткой. И она не раздумывая променяла на него свой карамельный латте. — Не против? — Стив без зазрения совести пододвинул к себе чужую керамическую кружку и вытащил из неё соломинку со следами губной помады. Он терпеть не мог пить кофе через соломинки. Это было каким-то странным видом извращения.       — Пей уж. В меня всё равно не лезет, — Нат едва шевельнула плечом, разрешая, и снова приложилась к раствору анальгетика, потягивая мелкими глотками. Как вдруг будто опомнилась и присмотрелась к Стиву внимательнее. — А ты какого чёрта такой бодрый? Ничего не болит? Например, задница, или ещё что-нибудь?       Стив даже поперхнулся от такого бесстыдного вопроса. Хотя, это же Наташа. От неё можно было ожидать.       — Не переживай, — он быстро взял себя в руки и даже многообещающе улыбнулся. Не менее нагло. — С моей задницей всё в порядке. О ней прекрасно позаботились.       Наташа скривилась:       — Замолкни, слышать ничего об этом не хочу, — а потом вымученно улыбнулась и вздохнула. — Везёт. А я, кажется, немного переоценила свои силы. Кажется, спала только в сабвее на обратном пути. Знаешь, до нового года собираюсь только спать с перерывами на еду и быстрый секс. Потом можно будет сходить на ещё одну вечеринку и снова спать — до самого отлёта в Лондон. Кстати, тебя искала Хелен. Она ответственное лицо в этой поездке и координирует нашу компанию, а ты так и не принёс список курсов, которые ты хочешь заслушать в Лондоне. Они должны составить расписание для всех нас.       — О, ч-чёрт… — выдохнул Стив и пятернёй впился в свою косую чёлку. — Я совсем об этом забыл.       — Она передала, что готова придушить тебя собственными руками. И сделает это, если ты сегодня не перешлёшь ей список курсов хотя бы на мэйл. Нужно выбрать минимум три, включая один теоретический.       — Да, я…       — Роджерс! — донёсся до него оклик Кэт. Он увидел, что перед стойкой собралась очередь из трёх посетителей, и ей не помешала бы его помощь. — Не хочешь немного поработать?       — Да, прости. Уже иду, — он быстро поднялся, на прощание ласково поцеловал Нат в висок и забрал с собой уже совсем остывший латте, допивая его на ходу. — Созвонимся завтра, хорошо? Побереги себя. Впереди лондонские вечеринки.       Наташа только украдкой показала ему средний палец, но всё же улыбнулась — коротко и искренне, принимая заботу, которая пряталась за его подшучиваниями. Стив не смог не улыбнуться в ответ. И подумал на миг, что он так её любит, так любит, даже с кожей зеленоватого цвета. Любовь вообще распирала его сегодня, рвала на кусочки. С этим нужно было что-то делать.       Напарница ему не нравилась. Она хорошо работала, и это были все её достоинства. Нет, она не лезла к нему и не пыталась свалить часть работы на Стива. Но она показалась ему тем человеком, который на работе только делает свою работу, и даже перекинуться с ней шуточкой или поговорить о чём-то побочном было невозможно. Её механическая работоспособность и умение непрерывно улыбаться посетителям откровенно напрягали, но в какой-то момент Стив напомнил себе, что это всего лишь временное место и он не обязан заводить себе друзей среди напарников или пытаться быть милым, — и расслабился. Просто молчал и работал, отвечая на вопросы, если они были, при этом думая о своём. Тем сильнее он удивился, когда Кэтрин в конце вечера вдруг подошла к нему и предложила поменяться сменами, если он захочет.       — Зачем тебе это? — удивился Стив. Это было странно, что девушка предлагала поработать в канун Нового Года, когда работы будет просто завались, и его, новичка, поставили на это время именно потому, что у него не было возможности отказаться.       Кэтрин коротко выдохнула и сказала:       — Я просто живу рядом с колледжем. И мне в любом случае будет нечего делать вечером тридцать первого. Но ты отработаешь за меня утром, идёт? Я не люблю рано вставать.       Стив задумался. С одной стороны, она имеет все шансы неплохо заработать на чаевых. С другой стороны… Он так устал, что не собирался мелочно подсчитывать каждый полученный или упущенный доллар. И он на самом деле хотел провести долгий приятный вечер с Баки. В руках Баки… Он постарался поймать мысль, которая уводила его в более и более откровенные фантазии.       — Хорошо, Кэт. Это правда очень классное предложение. Тогда я выйду в первую половину дня тридцать первого?       — Да, — она кивнула и тут же потеряла всякий интерес, отвернувшись к своему шкафчику. Ну что за человек.       Стив быстро переоделся, попрощался со всеми и, отметившись, вылетел на улицу. В планах было заскочить домой, поговорить с родными, взять кое-какую одежду с собой и вернуться к Баки. У него уже всё тело зудело от желания вернуться, кожа покрывалась мурашками и предвкушающе сжималась задница. И всё же этот предстоящий разговор снова его напрягал. Умом он понимал, что никто ему ничего не будет запрещать. А с другой стороны, выглядело, словно он дезертировал из дома в Рождественские каникулы. И не было ли это свинством?       Стив хмурился, пока поднимался по лестнице своего дома. Даже если и было, он не сможет усидеть дома и чинно делать вид, что ему не хочется никуда уходить. Это лицемерие. Но он столько лет подряд был образцовым сыном и братом… Возможно, сейчас пришло время стать ему плохим мальчиком? Он надеялся только, что никто не станет ненавидеть его за это. А с обычными женскими обидами он как-нибудь справится.       Дома совершенно убийственно пахло апельсиновым пирогом. Судя по всему, только-только испечённым — пахло сдобой и сладким цитрусом, он даже ненадолго замер с ключами в руке, привалившись спиной к закрывшейся двери и втягивая в себя этот невероятный запах — аж слюна хлынула на язык, только успевай сглатывать.       — Марго? Девочки, уже вы? — раздался мамин голос с кухни. И сердце отчего-то сжалось, Стив скинул сумку, куртку и обувь и отправился в кухню, сдаваться на милость маминых рук и кусочка пирога. — Ох, Стиви, это ты, — мама и правда чуть удивлённо улыбнулась, тут же раскрывая руки для объятий. — Иди сюда, мой мальчик. С Рождеством.       — С Рождеством, мама, — он тоже крепко, но мягко обнял её. Наивно, по-детски ткнулся носом в волосы: она вся пахла выпечкой, от волос до самых пяток, Стив был уверен в этом. — Где девчонки?       — Ушли к тёте Мэй. У неё сейчас гостит племянник, который, как оказалось, отлично разбирается в математике и прикладных науках. Девочки повадились ходить и просить его помогать, когда что-то не понимают в школьной программе.       Стив чуть не сказал привычное «могли бы у меня спросить», но вовремя вспомнил, что теперь намного реже появляется дома. Да и математика, физика и химия никогда не были его сильными сторонами. Он получал сносные баллы в школе, но никогда не понимал эти дисциплины настолько, чтобы проникнуться и полюбить. Да и смысла не видел — он знал, что будет рисовать в будущем. И решил сконцентрироваться на своей цели и не распыляться.       — Пирог только испекся, ты не занесёшь половину Мэй? И возвращайся. Попьём чай вместе, — попросила мама, отпуская его из объятий.       Стив вспомнил о самом главном, о чём хотел поговорить. И снова ему стало неловко, сердце затрепетало, словно он до сих пор был маленьким мальчишкой, упрашивавшим родителей о чём-то совершенно по его мнению необходимом.       — Мам, я… В общем, я хотел пожить у Баки до Нового года.       Стив сказал это и смотрел в район пояса фартука, где были вышиты на ткани симпатичные разноцветные кексы. Он сам когда-то нашёл и выбрал этот фартук в подарок.       — Хорошо, — после короткого молчания отозвалась мама, и Стив поднял глаза.       — Серьёзно? Вот так просто? — он выдохнул, до сих пор не веря.       Мама коротко выдохнула и принялась развязывать фартук.       — Стив, я не в восторге. Попытайся меня понять. Но что я могу сделать? Приковать тебя к батарее в твоей комнате и никуда не выпускать? Ты большой мальчик. Я волновалась бы даже если бы ты собрался пожить у девушки. Родителей всегда будут волновать такие моменты…       — Я же не навсегда, — вставил Стив.       — Помолчи и дай мне высказаться, — мама посмотрела на него укоризненно и чуть покачала головой. — Ты ещё такой мальчишка. Как вы уживаетесь? Нет, мне нравится Баки. Очень. Он производит впечатление серьёзного и надёжного человека. Он искренен на твой счет — это видно невооружённым глазом. И тут у меня начинаются вопросы. Вы такие разные! Если честно, я просто теряюсь, Стив. Тебе не кажется, что ты торопишься?       Ну вот, теперь ещё и мама туда же. Стив стоял, немного ошарашенный нехарактерной тирадой, и пытался найти ответ в своих мыслях.       — Мам, я не знаю. Откуда я могу знать, я вообще в первый раз влип во всё это. Я загорелся с ним и иначе сейчас не могу. К чему бы это ни привело. Но у нас всё хорошо, правда.       Стив стоял и чувствовал, что должен успокоить, хотя сам был напуган их с Баки скоростью. Этот страх лежал глубоко, и наверняка был знаком каждому. Но свой страх всегда ближе и понятнее, он волнует намного больше. И Стив чувствовал его всегда — лёгкий краешек, самую границу этого страха: а настоящее ли всё это? И правда ли происходит со мной, и не закончится ли вмиг по воле злого случая?       — Ладно, хорошо, — сказала мама после того, как долго стояла и просто смотрела ему в глаза. — Я, кажется, начала забывать, какая сама была в свои девятнадцать. Я должна дать тебе жить своей жизнью, так?       Стив ничего не смог ответить. Ему вдруг мучительно захотелось её обнять, эту маленькую самоотверженную женщину. Пожалуй, единственного человека в мире, которого, скажи она ему безоговорочное «стоп», послушал бы. Был бы разозлён и обижен, но послушался бы — просто потому что любил очень сильно. Потому что знал, как ей с ними непросто. Но он просто стоял и смотрел в её влажные глаза, не в силах поднять руки.       Мама повесила фартук, который до этого мяла в руках, на крючок, и принялась доставать пирог. От открытой духовки дохнуло жаром, и ещё сильнее запахло сдобным апельсиновым паем. Стив наблюдал, как она посыпала его сверху карамельной сахарной пудрой, отрезала половину и переложила на специальную деревянную досточку, протягивая её Стиву.       — Отнеси и возвращайся. Поболтаем в спокойной обстановке, как в старые добрые времена, — мама всё же мягко улыбнулась ему, и хоть улыбка была короткой, в ней Стив нашёл нежность и утешение. И ему сразу стало легче.       Тётя Мэй жила на том же этаже, но в противоположном конце коридора. Кажется, она поселилась в этом доме всего несколько лет назад и то ли по доброте душевной, то ли со скуки приняла деятельное участие, когда Роджерсы въезжали в свою квартиру. И это было очень кстати — воистину, то был чёрный и очень тяжёлый период для их семьи. И что-то было в ней такое приятное, располагающее. Она была очень яркой, живой и симпатичной женщиной, они с мамой были ровесницами или около того, Стив не стал бы спрашивать у неё возраст. Но после переезда он не пересекался с ней слишком уж часто, зато с мамой они периодически ходили друг к другу пить кофе и хвастаться кулинарными шедеврами — это Стив знал. Мэй была одинока, по крайней мере, Стив не видел и не слышал ничего о её муже, а спрашивать, естественно, тоже не собирался. Да и ему было в достаточной степени всё равно. Только иногда пролетал в голове вопрос: странно, она же такая классная, почему она одна? — но быстро забывался под грузом других насущных проблем. В таких случаях Стив утешал себя одним и тем же: «это не моё дело».       Он позвонил в дверь, и открыла ему сама Мэй. Разулыбалась, втянула в квартиру и, забрав из рук пирог, сказала заходить. Стив в который раз отметил, что фигура у неё как у девочки. Класс, конечно.       — Сейчас познакомлю тебя с Питером, — донеслось из кухни, потом оттуда появилась тётя Мэй с пирогом в одной руке и тарелками с лежащим поверх них ножом в другой, — помогай, не стой, — она подмигнула и пошла вперёд, в гостиную.       Стив всегда немного робел в её присутствии. Наверное, он в принципе робел в обществе слишком ярких жизнерадостных женщин. Он выровнял выхваченные из её рук тарелки, чуть накренившиеся в сторону, и нож, едва не съехавший на пол, и поплёлся следом. Говоря начистоту, у него не было никакого желания знакомиться с её мозговитым племянником. Хотелось закончить со всеми делами тут и поехать уже к Баки.       Они зашли в небольшой холл, где на длинном угловом диване расслабленно сидела Элис и смотрела какое-то кулинарное шоу. Она даже не сразу заметила его, а за небольшим круглым столом у окна расположилась Марго и какой-то парень спиной к нему. Головы их были наклонены близко друг к другу, и по тому, как тихо он что-то бубнил, и как Марго заинтересованно поправляла свои волосы, закладывая их за ухо и стреляя глазами, интерес тут был не столько в физике или чем там они занимались. Вот же пройдоха.       — Ой, Стив, привет, — сестры искренне обрадовались, увидев его, хотя, казалось, виделись совсем недавно. Ещё вчера. Элис даже подлетела обнять, Марго ограничилась кивком головы и широкой улыбкой.       — Детка, — позвала тётя Мэй. — У нас гости. Прервись на минутку.       И тогда парень обернулся.       — Стив?!       — Питер?!       — Отлично, вы уже знакомы, — Мэй принялась невозмутимо нарезать пирог, а Стив был так ошарашен, что просто вылупился на Питера, которого видел ещё ночью в клубе, и собирался с мыслями.       — Да, мы вместе работали…       — В одном прикольном месте, — закончил за него Питер, делая страшные глаза. Да ладно, он бы и сам не стал говорить, не дурак. Хотя сейчас голова соображала откровенно туго.       — Вот это совпадение, — всё же выдохнул Стив и улыбнулся ему.       — Не то слово, — Питер тоже искренне улыбнулся, и на душе стало ощутимо спокойнее. — Попьёшь чаю с нами?       — Обязательно оставайся, — Мэй пригвоздила его грудь своим тонким пальцем с ярким маникюром. Она была серьёзна, как никогда.       — Я бы с радостью, но мама просила вернуться поскорее. Я задолжал ей чай и разговор, — Стив, извиняясь, двинул плечами. — Так что я пойду. Было здорово увидеться тут, — Стив не мог не улыбаться Питеру и даже жалел, что не взял ночью в клубе его телефон. Он бы с удовольствием спросил в мэссенджере, как так вышло, что они соседи, и он ничего не знал об этом.       — Марго, посмотри тут и тут, я выйду ненадолго, — он встал из-за стола и прошёл мимо Стива, потянув его за собой. — У тебя хорошие сестрички, правда. Весело с ними?       Стив фыркнул, пока они оба завязывали шнурки и приклеивали липучки на обуви:       — Веселее, чем без них, это точно.       Питер странно вздохнул и согласился:       — Уверен, что так.       Уже на выходе до них донеслось громогласное:       — Питер Бенджамин Паркер, если я узнаю, что ты куришь, не сносить тебе головы!       Питер закатил глаза и вытолкал Стива наружу, он только и успел крикнуть из-за двери:       — До свиданья, тётя Мэй!       — Господи Иисусе, — ворчал Питер, пока они шли в сторону квартиры Стива и остановился рядом с лестницей, опираясь на перила. — Мне уже двадцать, а всё одно и то же. Я, кстати, не курю.       — Я помню, — хмыкнул Стив, пристраиваясь рядом. — Так какими ты судьбами здесь, и почему мы раньше не встречались?       — Ну, я вообще-то не живу здесь. Так, заезжаю изредка проведать тётю, или когда у неё что-нибудь ломается. Не смейся, она на самом деле моя родная тётя, — он чуть пихнул Стива локтем и, конечно, получил тычок в обратку. — У меня маленькая квартирка в Форест-Хиллс в Куинсе, осталась в наследство от родителей. Мы с тётей разъехались, как только я поступил в Нью-Йоркский Университет. Она сказала, что теперь мы должны жить каждый своей жизнью. Но ты сам видишь…       А Стив стоял и таращился на него. Нью-Йоркский Университет, вау! Это же… Они бы точно не потянули такое обучение.       — Что?       — Нью-Йоркский Университет это очень круто, — с уважением признался Стив. И этот явно мозговитый парень ночью танцевал перед парой сотен разгорячённых зрителей в гей-клубе… Стиву очень захотелось прикрыть рукой лицо. Обалдеть.       — Мне повезло. Я прошёл по гранту как набравший самый высший балл за САТ в округе. Мне даже стипендию платят, — Питер вроде не хвастался, но звучал и выглядел при этом так забавно, что Стив не удержался и фыркнул:       — Ты крут, парень. И ты серьёзно готов всё бросить, чтобы танцевать?       Питер не ответил сразу. Задумчиво пожал плечами:       — Танцевать мне нравится больше, — а потом встрепенулся, — только ни слова тёте Мэй! Если она узнает, мне, — и он провёл ребром ладони по шее, сделав страшное лицо.       — Почему? — улыбнулся Стив. — Разве это не только твоё дело?       Питер нахмурился.       — Ты не понимаешь. Мы с ней вдвоём остались, и она считает, что я должен нести ответственность за своё будущее. Сказала, что ничем не сможет помочь. А танцы… сам понимаешь. Много людей хорошо танцуют. Но не многие сдают САТ на высший балл и могут выбирать из любых университетов в Нью-Йорке, — он снова улыбнулся и прищурился, глядя в глаза, и на лице его появилось это хитрое выражение, которое не оставляло равнодушным. Стив вздохнул.       — Наверное, я могу понять. И всё же, не бросай танцевать. Ты не просто хорошо танцуешь. Ты танцуешь круто.       — Не брошу, — Питер улыбнулся и положил руку на плечо, чуть сжимая. — Просто не смогу. А ты, — он убрал руку и обе ладони сунул в карманы джинсов, — серьёзно с Баки встречаешься?       Стив не ожидал вопроса и теперь чувствовал растерянность.       — Вроде как да.       — Нет, ты не подумай ничего, это здорово. Баки хороший, я с самого первого раза, как попал в клуб, заметил это. Остальные могли прикрикнуть или смотрели свысока, но не Баки. Он словно наоборот, всегда на твоей стороне. Я просто удивился, увидев вас вместе. Вы так смотритесь, — он мечтательно улыбнулся. — Никогда бы не подумал, что он может быть таким.       — Каким? — тут же спросил совсем заинтригованный Стив. Сердце в груди колотилось часто-часто, и жар чувствовался на ушах и щеках, а обветренные губы совсем пересохли.       — Таким, — Питер усмехнулся, а потом выдернул руки из карманов и изобразил: — Пщ-щ-щ!       Стив засмеялся. Неловкость растеклась теплом от этой демонстрации.       — Он только с тобой такой. Поэтому я удивился. Ну, не потому, что он с тобой, а потому что он вообще так может, — Питер неловко улыбнулся. — Слушай, дай мне свой номер? Будем общаться. Может, ещё где пересечёмся.       — Я хотел то же самое сказать, — Стив выдохнул и достал телефон, старательно не замечая новые сообщения от Баки — просто не сможет оторваться от переписки, если заглянет туда и начнёт отвечать. — Мы скоро в Лондон летим от колледжа. Попали в какую-то международную программу по обмену опытом. Круто? — и только тогда заметил, как округлил глаза Питер. — Что?       — Просто у нас с курса тоже летят трое. Университет пробил нам интенсивы по графическому дизайну и каким-то новым графическим программам. Я не очень в этом шарю, мы занимаемся физикой и прикладной химией, создаём роботизированные механизмы, и последнее время меня жутко парили насчет «внешней эстетики», наверное, поэтому и заслали. Я никогда никуда не летал, представляешь? Интересно.       Стив смотрел на него и качал головой:       — Я уже устал удивляться, — высказал он, наконец. — Вы тоже летите четырнадцатого?       — Нет, вроде шестнадцатого. — Питер взлохматил свои волнистые медные волосы на затылке и выпрямился, отходя от перил и убирая телефон в задний карман. — Я рад, что мы встретились, Стив.       — Я тоже очень рад, — искренне признался Стив. — Пора возвращаться, иначе, — и он тоже провёл ребром ладони по шее, делая страшные глаза. Питер рассмеялся и пошёл в сторону своей квартиры.       — Я тебе напишу, Стив, — сказал он уже у двери.       — Я буду ждать.       — А Марго у тебя умница. Только ленится. Пинай её, пускай занимается лучше. У неё есть все шансы набрать высокий балл.       Стив кивнул, и Питер скрылся за своей дверью. Кажется, оттуда раздался голос тёти Мэй, но потом он сам зашёл в квартиру и больше ничего не слышал. Он знал, что Марго неглупая, но не думал, что у неё есть такие перспективы. Наверное, он и правда слишком забросил их общение. Нужно было это исправлять.       Они сидели с мамой и пили ароматный чай с нежным апельсиновым паем, обсыпанным сахарной ванильной пудрой. Стив искренне наслаждался и ни к чему не обязывающим разговором, и вкусом тающего сдобного бисквита во рту. Ему нужно было ещё отправить Хелен на почту информацию по выбранным курсам и собрать немного вещей для того, чтобы пожить у Баки. И хоть внутри у него звенела натянутая струна в ожидании того, что мама поменяет своё решение или снова начнёт что-нибудь говорить на тему их отношений, его опасения не осуществились. И это было то, почему он так сильно любил свою семью. Потому что мог надеяться, что здесь его попытаются понять и помочь, с чем бы он ни столкнулся.       Мама ушла в свою комнату читать, а Стив сложил несколько вещей поприличнее в рюкзак и сел к ноутбуку, шерстя интернет на тему сайта Лондонского арт-университета. Очень быстро он утоп в огромном море информации насчёт всевозможных интенсивных курсов, которые подходили по датам к их поездке. Глаза разбегались и, касательно изобразительного искусства, Стиву хотелось всё, а не только три. Но он бы не успел это физически — всего две недели в Лондоне. К тому же, все курсы включали в себя теоретическую и практическую часть. Недолго сомневаясь, он взял себе курс современной живописи, затем углубленный курс по импрессионизму, основы иллюстрации, потому что последнее время часто задумывался над тем, где можно применять и продавать свое мастерство, и зачем-то отметил графический дизайн. Да, это была четвёртая позиция, но, в конце концов, больше — не меньше?       Оформив всё это в покаянном письме и разложив по пунктам с датами проведения интенсивов и расписанием, Стив отправил его на почту Хелен. И решил, что посидит ещё немного, дождётся от неё подтверждения. Это была и его вина, но она наверняка работала сейчас с их письмами и заявками, несмотря на праздничное время.       Десять минут он бездумно лазал на Тамблере и мог бы зависнуть там намного дольше, потому что случайно, переходя с ссылки на ссылку, нашёл один совершенно потрясающий аккаунт. Художник рисовал в цвете и потрясающе скетчил на совершенно откровенную гейскую тематику. Тело тут же откликнулось на откровенную, на грани с порнографией, эротику. Стив почувствовал, как у него перехватило дыхание. Он сам так долго думал над этим, вытягивал из подсознания за ниточки свои смутно-оформленные желания. Как сильно он тоже хотел нарисовать что-нибудь такое… или вот такое. Стив сглотнул слюну, когда добрался до откровенно нарисованных поз и эрегированных членов. Это было так горячо. И так прекрасно. И сюжеты, отдающие то викторианской эпохой, то явной сказочностью, завораживали, уж насколько Стив считал себя реалистом в творчестве. Внезапно пришло оповещение о новой почте, и Стив, кое-как заставляя голову думать, подписался на художника и закрыл вкладку с Тамблером от греха подальше. В паху от этих ярких живых картин всё ныло.       «Стив Роджерс, ты засранец, — писала ему Хелен, — ещё немного, и я бы написала директору письмо с требованием отстранить тебя от поездки. Но ты успел, можешь выдохнуть. Пожелания твои я учла и внесла в общее расписание нашей делегации. Один вопрос. Ты уверен насчёт графического дизайна? Теоретически, ты должен успеть получить этот курс. Но на практике ничего не могу обещать. Попробую пробить это в администрации. С неуважением, — Стив фыркнул, она серьёзно ради него приписала эту „не“ к стандартно звучащей фразе в конце письма, — Хелен, куратор художественной группы».       Наверное, он мог бы сказать, что Хелен классная. И что в глубине души он не может не проникнуться к ней тёплыми чувствами. Но она была до того во многих мелочах похожа на него самого, что Стив терялся. Потому что он точно не был в восторге от себя и своей некстати проявляющейся вспыльчивости и язвительности. Но Хелен не бросала его, несмотря на всё дерьмо, что получала с его стороны. Хорошо, ладно, наверное, она всё же классная.       Закрыв крышку ноутбука, Стив снова задумался о графическом дизайне. Это было очень интересно, и интерес усугублялся тем, что теоретически, они могли бы получать этот интенсив вместе с Питером. Что, известно, увеличило бы в разы пользу от курса. Они могли бы соревноваться в выполнении практических заданий или помогать друг другу в моменты трудностей. Но проблема того, что прежде Стив очень вяло интересовался графическими редакторами, была намного прозаичнее. И именно о ней он не подумал. Его ноутбук был старым. Он взял его с рук, когда только поступил в колледж, а сейчас он вообще считался ископаемым. Чтобы работать на нём в графических редакторах, не могло идти и речи — он перегреется и наверняка взорвётся ещё на этапе загрузки логотипа программы. В идеале, ему нужен был мак-бук. Но на эту тему он мог не фантазировать в ближайшие полгода — просто не потянет финансово. Поэтому живопись и скетчи оставались доступной нишей, в которой он интенсивно работал и развивался в этот век технологий. Но, если ему удастся попасть на курсы, всё же будет круто. Он прочитал на сайте, что студентам будут обеспечены рабочие места — а это означало, что ему совсем не обязательно было пользоваться на интенсиве своим допотопным ноутбуком.       Собрав вещи и проверив тканевый пенал с карандашами и чернильными ручками для рисования, Стив зашёл в комнату к маме. Время перевалило за десять вечера, и за окном давно стемнело, медленно падали с неба редкие хлопья нежданного Рождественского снега.       — Я побегу, — сказал он, улыбаясь от мирной и уютной картины. Мама сидела в старом кресле под желтоватым светом торшера, и, надев очки и укрывшись плюшевым пледом, что-то читала. Она скрывала это, но Стив не первый раз замечал их — очки для чтения, которые ещё полгода назад были ей не нужны.       — Тебя ждать после Нового Года? — мама отложила книгу на колени и смотрела на него, только самые краешки губ выдавали её желание улыбнуться. — Звони хотя бы, хорошо?       — Обязательно, мам, — Стив подошёл и поцеловал её в лоб, хотя ещё минуту назад не планировал разводить все эти прощания. Не удержался. — Люблю тебя.       — Я тоже тебя люблю, — мамины руки всегда чувствовались особенно тёплыми и мягкими. И её объятия совсем не выглядели так, словно она хочет удержать его.       Стив уходил из их квартиры с улыбкой и, спускаясь в полутьме по ступеням, думал о маме, о девочках, которые до сих пор не вернулись от Мэй, о Питере. И ему было так здорово на душе, потому что он ощущал: с каждым шагом он всё ближе к Баки. Всего полдня, как они не виделись, а у него в груди ныло от ощущения, словно они упустили вечность. И это срочно нужно было исправить.       Он добрался до дома Баки уже в начале двенадцатого. На первом этаже свет в окнах не горел, и только в окне его комнаты на втором теплилось желтоватое свечение. Стив не стал стучать или звонить, просто открыл дверь ключом и удивился, насколько проще это стало делать. Он не задумывался, просто сделал это — и отметил прогресс уже внутри, в тепле, в доме, где пахло уютом и какой-то недавно приготовленной едой. Думать о том, что Баки ждал его и, может быть, даже готовил с мыслями о нем, было до того тепло, что тянуло в груди. Его совсем развозило от таких мыслей, Стив сам себе удивлялся.       Он поднялся по лестнице и заглянул в комнату, откуда слышалась приглушённая музыка. Баки валялся в наушниках на разворошённой кровати в домашних штанах и старой футболке с вытянутым воротом, и чуть подёргивал голой ступнёй в такт музыке, которую слушал. Немного напрягшись, Стив узнал Пинк Флойд. Провод от наушников тянулся куда-то в сторону стойки с допотопной техникой, которую так уважал Баки. Стив не удивился бы, узнав, что он её вернул к жизни от небытия. Внутри, прямо посередине груди было так горячо от вида расслабленного, растрёпанного Баки, с закрытыми глазами слушавшего музыку, что ещё немного, и рёбра расплавились бы, по каплям вытекая из дыры в его груди.       Стив медленно и тихо спустил на пол рюкзак с плеч и подошёл к Баки. Стараясь не дышать, опустился на колени. Наклонился над лицом, любуясь пробившейся щетиной и чуть трепещущими ресницами, и широко улыбнулся, замечая, как уголки губ Баки дрогнули. И тут же прижался ртом, накрывая поцелуем, растекаясь от сильного объятия, которым Баки затащил его на себя, уложил и прижал к животу и груди сильно, тут же огладив и ощупав сзади всё, докуда дотянулись его жадные пальцы. Целуя мягко, глубоко и мокро, не стесняясь языком тереться об язык и прикусывать губы. Баки тоже скучал. Даже полдня, которые они провели друг без друга, сделали их голодными и желающими, и Стив не знал, как это назвать, слишком походило на обоюдное умопомрачение.       Тело предавало Стива. И он только начал понимать, насколько много голода он успел накопить за свою недолгую жизнь. Голода телесного, тактильного, сексуального. Голода, который Баки утолял своими руками и губами сейчас, но Стив горел и плавился, у него тянуло глубоко в заднице и стояло, и в джинсах, прижатым к Баки, это было больно-сладко. Сердце бешеным молотом бухало в груди, лицо полыхало от поцелуев и колючей щетины, словно Баки снимал с него налипшую за день шелуху внешнего мира. Вымешивал его руками на свой лад, в итоге вылепливая для себя совсем другого Стива Роджерса. Такого, которого Стив и сам раньше не знал.       — Подожди, подожди, — Стив кое-как стянул с Баки наушники, уворачиваясь от влажных мягких губ. — Баки, пожалуйста.       — Я ждал тебя раньше, — хрипло сказал Баки, обнимая его лицо ладонями, приглаживая кожу на щеках большими пальцами — так приятно. Его голос всегда был таким, тихим и низким, когда он долго не говорил. — Приготовил картошку с ветчиной и грибами.       У Стива предательски заурчало в животе.       — Я домой заезжал. Нужно было взять кое-какие вещи… — Стив не стал говорить о разговоре с мамой и встрече с Питером. Сейчас было совсем не то настроение. — Я так соскучился…       Баки усмехнулся и снова потянулся к нему губами. Но Стив отстранился.       — М? — в глазах Баки разгорался азартный огонь. — Ты оставишь меня вот с этим сейчас? — и он толкнулся в Стива бёдрами, словно тот не чувствовал его вставший член всё это время.       — Нет, я просто, — Стив сползал с Баки всё активнее, пока тот не отпустил его, чуть нахмурившись. — Я хотел попросить тебя… Сейчас, подожди.       Стив лихорадочно заметался по комнате, нашёл свой рюкзак и подтянул его по полу к креслу в другой части комнаты рядом со столом. Это было отличное с точки зрения стратегии место. И достаточно освещённое настольной лампой. Стив уселся в кресло и уставился на Баки. Тот в ответ, улыбаясь, смотрел на него.       — Ты решил меня подразнить?       Стив улыбнулся шире. Его самого смущала возникшая идея. Это было глупо, особенно после того, что они уже успели вместе натворить. Однако сама ситуация и сексуальное напряжение, натянувшееся между ними, окрашивали всё в особенные тона.       Стив потянулся к рюкзаку, достал свой большой скетчбук и любовно упакованные карандаши с чернилами. Развернул тканевый пенал на столе и разложил скетч на коленях.       Баки закатил глаза.       — Сейчас? Серьёзно?       — Я хочу, чтобы ты снял футболку, — негромко сказал Стив, прикусывая краешек карандаша. Он решил, что не будет отвечать и оправдываться. Это не имело смысла. Его вполне устраивало, каким взглядом одарил его Баки после просьбы. Словно обжёг, если бы след от языка мог обжигать.       Баки хмыкнул, словно ещё не согласился на их маленькую игру, но всё же устроился повыше, отложил наушники на тумбочку у кровати и показательно медленно стянул с себя футболку. Откинул её в сторону. Он лежал на смятых простынях полуголый, с растрёпанными волосами и смотрел на Стива. А Стив в ответ смотрел на него, хотя уже можно было начинать рисовать. Он сам не знал, как далеко хотел зайти, но точно не собирался останавливаться сейчас. Баки в нетерпении закусил губу.       — Штаны тоже, — наконец, сказал Стив. — Только не совсем.       Глаза Баки распахнулись. Он коротко хмыкнул, но всё же послушался, спуская штаны и оставляя их болтаться на щиколотках. Он улёгся, развратно раздвинув колени и выставив на обозрение большой налитой член и мягко свисающую мошонку в кольцах тёмных паховых волос. Такой мощный и такой уязвимый. Такой горячий. Стив сглотнул и, беря себя в руки, начал набрасывать штрихи позы, то и дело возвращаясь глазами от бумаги к Баки, который просто лежал и смотрел на него.       — Ты можешь потрогать себя, — тихо сказал Стив через несколько минут, когда понял, что член Баки не становится спокойнее. Больше того, он капнул смазкой на кожу живота, и в этот момент у Стива замерло сердце и все остальные внутренности, прежде чем он отмер и продолжил рисовать. Он увлёкся так глубоко, как мог, просто отодвинув в сторону то состояние, которое охватило собственное тело. Всё же он был очень упрямым.       — Даже так? — Баки усмехнулся, однако сразу потянулся рукой и сжал член в кулаке. — Ты разрешаешь? — Стив не ответил, продолжая методично наносить контуры нужного положения рук, только губу то и дело кусал до боли, чтобы не терять связь с реальностью. Это именно то, что он хотел. Но он не признается. Ни за что. Баки повернулся на бок, ненадолго меняя позу, потянулся и достал из-под соседней подушки тюбик со смазкой. Не стесняясь, обильно выдавил на ладонь и принялся медленно дрочить, делая член блестящим и скользким. Не спуская со Стива глаз.       Ещё никогда не было так сложно и одновременно интересно скетчить. Это походило на пресловутый охотничий азарт. Стив понимал, что он ограничен во времени. Но он же хотел передать и невероятную расхристанность и откровенность, и атмосферу разворошённой кровати, и то, как Баки смотрел на него, пока трогал себя. Стив не мог отделаться от фантомного ощущения члена Баки в своей руке. Хотелось самому делать это, сжимать и трогать. Хотелось большего. Хотелось сосать — и потом вставить член внутрь себя, едва ли успев смазать. Просто хотелось, жгуче, до дрожи. Но он рисовал, пока Баки медленно дрочил, то открывая влажно блестящую головку, то снова пряча её в кулак, и Стива простреливала дрожь удовольствия от того, как это, наверняка, было приятно.       — Если ты думаешь, что я так всю ночь могу, ты ошибаешься, — хрипло сказал Баки спустя непонятно сколько времени. Стив настолько увлёкся, что перешёл к штриховке. Баки то и дело сбивался на быстрый темп, пока сам не осаживал себя, с глухим стоном пережимая член у самых яиц.       — Ты можешь… кончить, я уже почти всё, — признался Стив. Уши горели огнём. Он водил уже третьим карандашом быстро-быстро, стараясь не упустить ни единой детали. И замер с приоткрытым ртом, когда Баки, не в силах больше отодвигать оргазм, дёргано задвигал кистью и, отваливаясь назад, на подушку, запрокинул голову и кончил длинными залпами себе на грудь. — О чёрт, чёрт, чёрт… — зашептал Стив.       — Не успел? — с хрипловатым смешком спросил Баки, не поднимая головы и тяжело дыша.       — Нет, просто… Когда ты кончаешь… Это надо рисовать отдельно. Это такое, — Стив разлохматил себе волосы и, наконец, перевёл дыхание. — Не передать словами.       Баки поднялся на локтях и пристально посмотрел на него.       — Иди сюда. Хватит на сегодня художеств.       И Стив послушался. У него до сих пор стояло, но он почти не обращал на этот факт внимания. Ему пришлось снять очки и раздеться под немигающим взглядом Баки. После чего тот заставил усесться голой задницей себе на грудь и какое-то время голодно смотрел на член, качающийся перед самыми глазами.       Стив не выдержал и закрыл руками лицо. Оно всё горело, от кончиков ушей до самой шеи.       — Ну уж нет. Смотри, — Баки обхватил запястья и уверенно потянул его за руки, заставляя темноту расступиться. Прижал ладонями к своим широким плечам - гладкому и бугристому, в шрамах. Они оба были прекрасны для Стива. И вот он снова видел это — лицо Баки, губы Баки в каких-то дюймах от головки своего члена. А потом Баки взял его ладонями за задницу, сжал и придвинул ещё ближе, горячо обхватил член губами, начиная грубо сосать. Именно так, как Стив хотел больше всего. Никакой чёртовой нежности. Он просто хотел кончить. Он всхлипывал и подмахивал Баки, словно скакал на лошади. И даже не заметил, как Баки утопил в него сзади смазанные пальцы. Он трахал его спереди и сзади, явно отыгрываясь за рисование с натуры, а у Стива перед глазами стояла пелена, и только ощущение, как внутри вспухает неотвратимое предчувствие близящегося удовольствия, оглушало и доминировало в его мире сейчас. И причиной этого всего был Баки. Только Баки.       — Баки, — Стив жалко проскулил, впившись пальцами в тёплую кожу на плечах, и нагло спустил ему в рот, пока член был где-то глубоко в горле. Он даже не пытался предупредить. Он просто умер, не в силах даже держаться на собственных руках. Баки торопливо и немного болезненно вылизал его, потом уложил рядом и обнял, прижимаясь кожей к коже. Накинул на них сверху одеяло.       — Полежим немного? — он мягко поцеловал в нос и улыбнулся. — Или ты голодный?       — Я теряюсь. Не знаю, чего хочу больше. Спать. Есть. Или ещё раз.       Баки искренне развеселился от этих слов. Обнял крепче, делясь теплом своего горячего тела, ткнулся носом в шею и лизнул кожу за ухом, посылая щекотку. Стив поёжился.       — Тогда немного полежим, потом в душ, ужинать и ещё раз. Или два. Как пойдёт.       Стив лежал, глупо улыбался в потолок и думал, что, на самом деле, сейчас ему ничего не хочется. Вот так, как они лежат, уже предел его мечтаний. Но в то же время понимал, что совсем скоро его тело и душа снова откликнутся на упирающийся в бедро ствол. Он ничего не мог с собой поделать. Баки был его искрой, а он сам — благодатным топливом, которому хватало всего чуть-чуть, чтобы полыхнуть до небес. Они стоили друг друга.